Текст книги "Я - Янис"

Автор книги: Канни Мёллер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

7. «Цирк Варьете»

Но когда она проснулась, ничего не изменилось. Ее семья не вернулась. Три дня Глория оставалась на разоренной стоянке. На третью ночь пришли пьяные люди, забрали вещи из повозок и подожгли остальное. И убили верблюда.

– Они хотели мяса, – сказала Глория. – В то время все голодали.

Глория убежала в лес. Она успела захватить только узелок с одеждой и еще фотографии, которые теперь показывала мне.

Я не знала, что сказать ей в ответ. Поэтому молчала.

– О таком обычно не говорят… – она положила руку на спину коту, совсем рядом с моей рукой.

– Господин Аль ничего не рассказывал о том, откуда пришел. Просто запрыгнул ко мне через окно, – продолжала она. – Может, оно и к лучшему. Знать друг о друге как можно меньше.

– Но о друзьях хочется узнавать больше и больше, – сказала я. – Моим маме с папой тоже пришлось бежать. Иначе папу посадили бы в тюрьму.

Она посмотрела на меня, и глаза у нее заблестели – может быть, от слез.

– Знаешь что, Янис? Когда-нибудь мы с тобой пойдем в настоящий, очень хороший парк развлечений. Там будет карусель и лошади с золотыми гривами – вот бы отвести тебя в такое место! Тиволи в Копенгагене – ты там была?

– Нет. Мне, наверное, пора, – сказала я. – Который час?

– Что скажешь, господин Аль? – спросила она у кота. – Который час, по-твоему?

Кот зевнул.

Тогда я заметила, что в доме не слышно тиканья. Часов не было ни на стене, ни на шкафу. И на руке у Глории не было.

– Не люблю часы, – сказала она. – Но дрозды только что запели, значит, скоро семь.

– Ой, тогда мне пора домой.

– Не забудь перчатки!

Она протянула мне перчатки. Я подняла голову и подумала, что это самая высокая женщина из всех, кого я видела. Интересно, умеет ли она до сих пор ходить по канату, как раньше.

– У тебя есть велосипед, да? – сказала она, когда я подошла к входной двери.

– Да, – ответила я.

– А трюки знаешь?

– Не очень-то.

– Пойдем, – она стала натягивать пальто.

– Сейчас?

– Сейчас.

Я боялась, что во дворе будет народ. Не то чтобы я стыдилась Глории, но появляться с ней на людях совсем не хотелось.

Она встала на лестнице. Ей было, как будто, холодно. Для разогрева я сделала несколько кругов среди луж. Когда я проезжала мимо нее, она махала рукой.

И я начала: прибавила скорость, поднялась на заднее колесо и проехала метров пять, а потом снова опустила переднее. А потом попробовала один трюк, который у меня не очень хорошо получается. Прыгать на заднем колесе вперед маленькими скачками. И самое трудное – развернуться в другую сторону и прыгать обратно, ни разу не опустив переднее колесо.

Я не заметила Адидаса и его придурковатых горилл, которые стояли у соседнего подъезда. Увидела, только когда Глория перестала хлопать и я попробовала проехаться по узкой доске, перекинутой через самую большую лужу. Это было трудно, и не успела я доехать до конца, как Глория ушла – наверное, сильно замерзла, не знаю. Может быть, она ждала трюков поинтереснее.

Тогда Адидас и подослал ту гориллу, что побольше, – Али. Он ухватился за багажник, и я чуть не шлепнулась в воду.

–  Отпусти, обезьяна вонючая! – заорала я.

– Адидас хочет с тобой поговорить, – буркнула горилла.

– Передай, что я с ним разговаривать не хочу!

Но он не отпускал багажник.

Я поняла, что деваться некуда. Пришлось идти.

– Здорово, – ухмыльнулся Адидас. – В цирк пойдешь работать?

– Посмотрим, – ответила я.

– А старуха твоя – что она говорит?

– Какая старуха?

– С которой ты на свидания ходишь.

Я попыталась вырваться вместе с велосипедом, но ничего не вышло.

– Как звать-то старуху?

– Не знаю.

– И что ты там делаешь?

– Ничего.

Горилла ухмыльнулась еще шире.

– Она тебе вещи дарит? – прокашлялся тот, что поменьше. Зеббе или как там его. Большая горилла Али хрюкнул:

– Ты ей нравишься, видно. Что она тебе дает?

– Морс, – ответила я.

– Но у нее ж еще что-нибудь есть? – Адидас пнул переднее колесо моего велосипеда. Это мне не понравилось – переднее колесо, если погнется, исправить трудно.

–  Отпусти велосипед! – крикнула я. – У нее есть только злобный кот!

– Не ври, – хрюкнул Али.

– Через несколько дней покажешь, что она тебе подарила, – прошипел Адидас. – Поняла?

– Она мне морс дает, вот и все, я же сказала!

– Ну и ведьма! Тогда сама бери. Кольцо с бриллиантом. Или что угодно. Окей?

– Плохо слышишь? – заорала я. – У нее ничего нет!

Если бы не старшая сестра Линуса, после которой Зак воняет духами, все закончилось бы хуже. Адидас, прямо скажем, чувством юмора не славится.

– Вы чего пристаете к мелким? – крикнула сестра Линуса, дернув поводок. Пес чуть не потерял равновесие – в ту секунду он стоял на трех лапах и мочился на дерево.

– Отвянь! – гаркнули адидасовы гориллы. Один рывок – и мне, наконец, удалось освободить велик. Я, как бешеная, понеслась к своему дому. Мне повезло: дверь подъезда открылась прямо передо мной, какой-то ребенок выходил на улицу. Я, наверное, его чуть с ног не сбила. Не успела дверь захлопнуться, как я уже поднималась в лифте на второй этаж. Со скоростью света. Глории бы этот номер понравился. Но главное, что я спаслась. Велосипед отлично вписался на балконе. Но осталось еще кое-что. Мама. Она прислонилась к косяку у входа в кухню, виду нее был сердитый.

– Что дают? – спросила я, изображая самую солнечную улыбку. Мама любит солнце, в этой стране ей всегда холодно, как она говорит.

– Мы уже поели. Где ты была?

– Гуляла здесь, недалеко, – ответила я.

Зак сидел за столом и мрачно жевал.

– Вся ругань мне досталась! – прошипел он, пока мама накладывала мне спагетти и мясной соус.

Что еще рассказать про этот день? Перед сном я лежала и думала. О цирке, который был у родителей Глории. Куда солдаты увели ее маму и папу? Моя мама рассказывала, что случилось с ее братьями. Их отправили в какой-то лагерь, там они были несколько месяцев. Потому что не хотели сражаться против собственного народа. Это было далеко. В той стране, где родились мама и папа. Но я шведка… или как сказать. То есть, я родилась здесь.

– Зак, – я решила проверить, не спит ли он.

– М-м, – наверное, почти уснул.

– Почему солдаты отправляют людей в лагерь?

– Ты о ком?

– О солдатах. Зачем они это делают?

– Потому что им приказывают… Хватит спрашивать!

– Кто приказывает?

– Не знаю. Правительство или самый главный в стране, или, может, начальник полиции.

– Это где угодно может случиться?

– Нет. Здесь не может.

– Точно?

– Да, точно. Я думаю.

– Расскажи, где ты родился. Как там было?

– На кровати… белая простыня… немного крови… мать лежала и стонала, потому что я был такой большо-ой…

– А потом?

– Хлюп! Я и выскочил.

– Ясное дело, но…

–  Вот дурочка!И ты поверила? Никто не помнит, как родился!

– А маму с папой отправили бы в тюрьму, если бы они не бежали сюда?

– Ты слишком много спрашиваешь, хватит уже.

Я слышала, как Зак протяжно зевает в кровати под моей.

– Хорошо, что ты нашла мои перчатки, – пробормотал он. – Без них и мотоцикл заводить нет смысла. А мотоцикл я раздобуду, ты знаешь. Когда мне исполнится шестнадцать. А когда исполнится восемнадцать, поменяю на настоящий «ХД». И уеду.

8. Про «А» и «У»

Казалось, теперь Глория ждет меня по вечерам. Торт покупать каждый раз она, конечно, не могла, но морс у нее был всегда. Иногда красный, малиновый, иногда желтый, апельсиновый. Сама она хрустела своими лимонными карамельками. Как будто только ими и питалась.

Однажды вечером, когда было тепло, ей захотелось прогуляться. Сначала я сомневалась. Как объяснишь, что на улице полно врагов. Хотя она, кажется, поняла.

– Можем выйти через подвал, – предложила она.

Я спросила, что она задумала.

– Главное, возьми велосипед.

Недалеко от нас есть старый кирпичный дом. Похоже, что раньше это была фабрика. За домом – асфальтированная площадка.

Когда мы туда пришли, я вскочила на велосипед и немного проехалась. Часть площадки была довольно ровной и гладкой, но дальше шли выбоины. В них скопилась грязная коричневая вода.

– Можно прокатиться? – спросила Глория.

– Конечно. Но осторожнее с выбоинами! Если въехать, то колесо лопнет.

Ноги у нее были слишком длинные.

– Можно поднять сиденье? – спросила она.

– Только гаечным ключом, – ответила я.

– И у нас его нет? – встревожилась она.

Я поискала в карманах. В шутку.

– Ладно, – сказала она и принялась крутить педали.

Ей приходилось раздвигать колени, чтобы они не упирались в руль. Но в результате все получалось. Пальто развевалось, как бурая мантия. Глория позвала господина Аля, и тот вскочил на багажник. Потом Глория стала нарезать круги, довольно быстро. Классно, если учесть колени, руль и выбоины в асфальте. Каким-то удивительным образом она на ходу сняла пальто и кинула мне. На ней были штаны со штрипками на подошвах. Синие. И синий джемпер. Вдруг она пристроила одно колено на седло. Другую ногу вытянула назад. Кот решил, что безопаснее всего спрыгнуть, и я его понимала.

Она держалась за руль, и велосипед катился сам по себе. Мне ужасно понравилось. На асфальте было полно выбоин и трещин – я надеялась, что она тоже это видит.

Номер закончился тем, что велосипед резко вильнул в сторону. Я подбежала к ней. Она неподвижно лежала под великом. Господин Аль тоже подбежал с жалобным мяуканьем.

Я подняла велосипед, Глория медленно встала. Ничего не говоря, она взяла пальто и надела. Застегнула все пуговицы, тяжеловато дыша. Потом достала из кармана карамельку и положила в рот.

– Я слишком длинная. И слишком старая, – произнесла она, наконец.

– Слишком много дыр в асфальте, – сказала я.

– Когда я была маленькая, умела стоять на седле. На одной ноге.

– Разучиться легко. Тренироваться – самое главное. Это и «А», и «У».

Она засмеялась, и я поняла почему. Эта поговорка про «А» и «У» – самая дурацкая в мире. Не понимаю, с чего я вдруг ее вспомнила. Наверное, из-за нашей учительницы, которая все твердит про «А» и «У». «Правильно говорить – это „А“ и „У“…»– повторяет она. – «Вам надо учиться хорошо говорить по-шведски».И «учить уроки – это „А“ и „У“, если хочешь кем-то стать».Но она ни разу не смогла объяснить, почему все заканчивается на «У».

Ф, X, Ц, Ч, Ш, Щ, Ъ, Ы, Ь, Э, Ю, Я – они что, ничего не стоят и потому не считаются?

– Ты ударилась? – спросила я.

– Это ничего, – улыбнулась она.

Хотя вид у нее был потрясенный. Мы присели на лужайку между островков асфальта. Она достала бутылку с морсом, и господин Аль стал лакать из крышечки. Очень здорово: язык так и мелькал, и ни капли мимо. Для нас Глория захватила кофейные чашки. Мы больше не говорили о велосипедных трюках. Весь пикник Глория сидела с мрачным видом.

Когда мы прощались у ее подъезда, она вздохнула.

– Ты не знаешь, где можно купить дешевый велосипед?

– Можешь брать мой, когда я в школе.

– Он слишком маленький. Но все равно спасибо. А может, я слишком длинная.

В эту минуту она закашлялась, и вид у нее стал совсем как у настоящей старухи. Которая даже сама до дома не дойдет.

– Пока, – быстро попрощалась я. Она же не знала про горилл в адидасовской одежде.

Она кивнула, и мне показалось, что наша прогулка как-то грустно закончилась. Но что поделаешь. Господин Аль, по крайней мере, радостно прыгал у ног Глории. Наверное, соскучился по салаке.

Я обернулась и тут же увидела их. Мой брат был среди этих идиотов. Когда он уже поймет, во что ввязался? И сеструха Линуса там тоже была. В своих штанах с молниями. Молнии были расстегнуты, так что виднелись бедра. В пупке блестело кольцо. И татуировку-скорпион на плече было видно, потому что одета она была в узенькую майку. Мой брат уже два года за ней таскается. Этот дурак все не поймет, что ему ничего не светит.

Он много о себе думает, мой брат. Например, что он нравится Адидасу. Конечно, иногда Адидас дарит ему вещи. Всякие красивые спортивные штуки, все с пометкой из отцовского магазина. Отец меня убьет, если я расскажу, где магазин. Потому что тогда вы туда поедете и будете клянчить, потому что знаете меня. Мой отец – король «Адидаса». У него все права на торговлю в Швеции. На весь импорт. Поэтому он такой занятой…

Никто не верит в эти сказки про импорт и шведские права. Мы с Заком смотрели в городе. Пошли в самый большой магазин «Адидас» и спросили про короля «Адидаса». Нас тут же выгнали, решив, что мы пришли воровать. Это Зак никогда не расскажет Адидасу. Он же не самоубийца.

Большая горилла встал около моего велика, широко расставив ноги. Зеббе держал багажник.

– Ну как, повеселились со старухой? – провонял Адидас. Честное слово, как только он открывает рот, сразу воняет.

Я злобно уставилась на Зака. Он вообще брат мне или кто?

– Ты чего за сеструхой не следишь, Зак? Не пора ли научить ее уважать старших?

Адидас толкнул Зака, так что тот чуть не упал на меня. Сестра Линуса заржала так, что кольцо в пупке подпрыгнуло. Почему никто не вставит в это кольцо цепочку и не уведет ее подальше? Мне бы и дела не было.

– З-зачем ты приходишь к старухе? – выдохнул Зак прямо мне в ухо.

Отвечать мне было некогда.

– Проверь карманы! – приказал Адидас.

С ума сойти, я глазам не верила, но этот размазня послушался! Он рылся в моих карманах, пока я не ударила его в живот. И еще коленом между ног. Я тренировалась, правда, на всякий случай. Ну, знаете, всякие уроды в подъезде и все такое. Но я и не думала, что придется Зака коленкой… А что мне оставалось делать? Я же говорю, он дурак.

Не очень приятно было смотреть, как он побледнел и согнулся пополам.

Адидас прыгал вокруг, как будто ему муравьев в штаны насыпали.

– Она тебя бьет, а ты терпишь? Зак, покажи ей! Пусть она тебя уважает!

Но Зак только стонал. Похоже, я попала куда надо.

Мало того, Адидас ему еще и по челюсти съездил.

Зак еще сильнее побледнел.

Адидас – король идиотов – направился в мою сторону. Наверное, подумал, что я задрожу от страха. И я, конечно, задрожала. Кажется, это было заметно.

– Старших надо уважать, тебе не говорили? – просипел он.

– Ты мне отец, что ли? – отозвалась я. Голос дрожал – так бывает, когда ждешь удара и не знаешь точно, сильный он будет или не очень. Надо было что-то ответить, но не слишком, чтобы не полететь на землю.

– Ты не слышала, что я тебе велел сделать?

Он навалился на руль велика. Адидас насквозь гнилой. От бритого черепа до уродливых башмаков.

– Послезавтра – последний срок, – выплюнул он мне в лицо. – Принесешь побрякушек. Поняла? Твой братец мне задолжал. Придется помогать. Иначе ему это боком выйдет, догоняешь?

Он толкнул руль, и велосипед откатился назад. От неожиданности гориллы отшатнулись назад, чуть не спотыкаясь. Я поймала момент и сбежала. Даже не оглядываясь назад, я знала, что Заку несладко. Но помочь я не могла. Пусть учится разбираться со своими проблемами.

Только перед сном я поняла, что это и моя проблема тоже. За весь вечер Зак не произнес ни слова. Не ответил даже, когда я сказала «спокойной ночи». Я понимала, что он злится за то, что я его коленом. Но он же сам виноват.

Я уже почти заснула, как вдруг в темноте послышался голос Зака.

– Ты должна что-нибудь достать! Хоть ерунду какую-нибудь.

– Чего? Ты о чем?

– Что угодно. У нее должны быть вещи, которые она и не помнит, и не заметит, если ты… ну, ты понимаешь… если они пропадут.

– Ни за что!

– Ты должна. Хоть что-нибудь…

– Я сказала – нет.

– Ну чего ты уперлась?

– Мне нравится Глория, не понимаешь? Она мой друг.

– Это ты не понимаешь. Если бы ты была как все девчонки, то послушалась бы меня. Я твой старший брат.

Я фыркнула и спряталась под одеялом с головой.

9. Про брата, дела у которого плохи (то есть еще хуже, чем он думает)

На следующий день в школе я услышала разговоры о моем брате. Говорили, что он не послушался Адидаса.

На обеде Зак вдруг появился на нашей половине школьного двора. Не то чтобы старшеклассникам запрещено приходить туда, где гуляет шестой класс, но просто так не принято. В школе все разделено. Между всеми, и между парнями и девчонками – тоже. Девчонки стоят по несколько человек и говорят гадости о других. Или красятся в туалете. Парни из пятых и шестых классов чаще всего на футбольной площадке. Я тоже обычно там. На площадке, по крайней мере, что-то происходит, хоть и там бывает скучновато. Одни и те же люди делают одни и те же вещи. Не очень-то весело.

Я увидела, как Зак идет в нашу сторону. Его явно не волновало, что он вот-вот испортит гол. Ему кричали, чтобы отошел в сторону, но он шел прямо ко мне. И на воротах стояла я, так что ситуация получилась деликатная. Не знаю, что он думал – может, что я пропущу гол. Но я не собиралась. Пусть братишка сколько угодно стоит у ворот, набычившись, а гол я не пропущу. И у друзей воровать не буду.

Только когда Зак повернулся ко мне, я заметила. Левый глаз затек. Почти полностью. И не надо мне говорить, что его вдруг ужалила пчела.

Когда наш нападающий оказался у других ворот, я шагнула к Заку. На минуточку можно, подумала я.

– Видишь, – сказал он.

– Чего он на тебя злится? – спросила я так же коротко.

– Есть за что.

– Зачем ты вообще с ним?

– А куда мне переехать, в Бразилию? Он появляется везде, куда я ни пойду!

– Ты его пес: слушайся хозяина! Хорошая собачка! – я передразнила Адидаса.

Зак сделал шаг ко мне, я отступила. Наверное, зря я про собачку – это уже слишком. Но это же правда. Стоит Адидасу свистнуть, как мой брат бежит к нему или ползет по трубе, или что угодно.

– Что вы делаете там по вечерам? – тихо спросила я.

Зак посмотрел на меня. Он весь дрожал.

И тут наши стали кричать на меня, как бешеные. Наши ворота стояли без защиты, нападение приближалось. Я еле успела к воротам и приняла мяч.

Когда я отдышалась и огляделась, Зака уже не было. Как будто жалел, что разболтался.

Вечер тянулся, как жвачка. Развязка наступила, когда Эмма рассказала, что слышала – не знаю, правда это или нет, говорила она, потряхивая конским хвостом, – она слышала, что именно из-за Зака Адидас попался полиции с кучей дорогих спортивных вещей. Шлемов, боксерских перчаток, хоккейных наколенников и прочего.

– Ну и дурак у тебя брат, – издевалась Эмма, хлопая серебристо-голубыми веками. Сегодня она была там. Ну, то есть, в туалете с остальными, на большой перемене. Губы у нее на каждом слове отливали серебром.

– Сначала идет на взлом магазина, а потом все портит! Он совсем больной или как?

– Сама больная! – прошипела я, но она и не думала закрывать рот.

– Так что Зеббе, Али и Адидаса забрали на допрос. В полицейском участке. Может, теперь их отправят в интернат. Для таких как они.

– Для таких как они интернатов не бывает, – сказала я.

– Все равно. Твой брат – идиот, – нудила она, облизывая губы.

– Если уж пошел с ними, так иди, – она кивнула, как будто сказала умную вещь.

Я прекрасно поняла, что дела Зака плохи.

На этот раз Глория открыла только после пятого сигнала. Я думала, что она снова упрямится и не хочет открывать, хоть и сидит дома. Но вот дверь отворилась. Господин Аль бросился ко мне и стал тереться о ноги, так что джинсы быстро превратились в штаны из кошачьей шерсти.

Глория потащила меня на кухню, лицо у нее было красное.

На кухонном столе лежала открытая газета.

– Смотри! – она ткнула пальцем. – Они называются «Цирк Варьете»! – Глаза сверкали. – И они едут сюда!

– Но это ведь не может быть тот… который из твоего детства?

– Конечно, нет. Но название то же.

Я посмотрела на объявление. Первое представление в нашем районе должно было состояться через два дня.

–  И они будут здесь пять дней! – по ее голосу можно было подумать, что к ней едут родственники.

– Пойдем! – она вытащила меня в прихожую, обулась и надела пальто.

Мы поднялись на лифте на шестой этаж и подошли к чердачной двери. Я не понимала, что мы собираемся делать – наверное, Глория хотела что-то взять. Может быть, я должна была ей помочь. Но она направилась прямо к окошку в потолке. У нее был ключ, но замок не давался. Пришлось хорошенько постараться, чтобы открыть.

Мы осторожно выбрались на крышу. Господин Аль в несколько прыжков оказался у края, и выглядело это опасно. Глория позвала его, но он продолжал гоняться за осенней листвой. Наверное, воображал, что это жирные мыши.

Я не понимала, зачем мы сюда забрались. А потом увидела. Вдали на шоссе виднелся караван вагончиков и грузовиков.

– Видишь? – прошептала она. – Они едут сюда! Они все ближе!

Это был «Цирк Варьете». Еще далеко, но уже можно было разглядеть красные и желтые вагончики. Хоть караван и ехал очень медленно в среднем ряду, все машины сигналили и старались обогнать.

Глория откинула голову назад, волосы развевались на ветру. Вид у нее был слегка дикий, безумный, она сказала:

– Последний вечер! Мы с тобой!

– У меня нет денег, – прошептала я.

– Я откладывала часть пенсии. На непредвиденные расходы. А это и есть непредвиденные расходы. Если ты захочешь пойти со мной.

– Конечно, – сказала я. – Разумеется.

Мы стояли на крыше и смотрели на маленькую часть мира. Непокорные. Непобедимые. Невероятно сильные. Просто невероятные. Вперед в необозримое будущее! На школьном дворе какие-то мелкие гоняли мяч. Я не знала, кто это, но отсюда сверху они казались смешными. Прямо под нами прошел парень с собакой. Может быть, это был Линус с Шавкой. Меня это не волновало. Пусть и не думает, что он меня интересует. Ни капельки.

– Там я живу, – я показала дом напротив. В эту минуту открылось наше окно. В нашей с Заком комнате. Две руки вытряхивали одеяло.

– Это твоя мама? – спросила Глория.

Я кивнула.

– Подумать только, человек тратит силы на вытряхивание одеяла! – возмутилась Глория. – На ее месте я тратила бы каждую минуту на тренировку трюков.

– Каких трюков? – спросила я.

– Цирковых, конечно! Я бы тренировалась, пока не стала лучшей в мире!

– А если бы у тебя были дети? Неужели ты не стала бы вытряхивать их одеяла?

– Дети сами могут это делать.

– Не думаю, что у моей мамы есть цирковой номер, – сказала я.

– Хорошо, что у меня никогда не было детей, – фыркнула Глория.

– Это почему?

– С детьми много хлопот! А я не из тех, кто вытряхивает чужие одеяла.

– Значит, со мной много хлопот?

Она непонимающе посмотрела на меня.

– Почему?

– Потому что я ребенок.

– Ты?

Я кивнула.

– Бедная, – сказала она. – Ничего, это пройдет.

– Я тоже не буду заводить детей, – решительно произнесла я.

– Не зарекайся. Вот встретишь кого-нибудь – и все. Так обычно бывает.

– Нет, сначала надо делать всякие гадости. А я не хочу.

– Ну, может, ты еще передумаешь, – Глория отправилась к вентиляционной трубе, похожей на дымовую. Я пошла за ней, мне не было слышно, что она говорит. Наверное, ей стало неловко. Пришел кот и стал тереться о мои колени: он все-таки не упал с крыши.

– Может, тебе покажется, что это романтично… или увлекательно, или…

Она прислонилась к трубе и обхватила ее руками. Мы были довольно высоко, и вид у нее стал немного странный, как будто мечтательный. Как будто она обнимала вовсе не уродливую трубу.

– Может, мне покажется, что мне кто-то нравится, – сказала я, не сводя глаз с Глории. – Пока он не начнет болтать ерунду.

– Ну не все же болтают ерунду?

– Все, – убежденно ответила я.

– Тогда придется влюбиться в немого, – сказала Глория.

– Я вообще не хочу ни в кого влюбляться, и поэтому у меня никогда не будет детей, – сказала я.

Вместо ответа Глория забралась на самый верх трубы, раскинула руки и замерла. Разговор о любви пришлось закончить, чтобы она не потеряла равновесие.

Вскоре она слезла, и я вздохнула с облегчением. Она забралась наверх, чтобы что-то доказать себе. А может быть, просто захотела вдохнуть побольше свежего воздуха.

Цирковой караван все приближался к нашему району.

Мама наконец-то все вытряхнула и закрыла окно.

– Расскажи о своем номере, – попросила я. – Что ты делала раньше. В «Цирке Варьете».

– В другой раз, – сказала она. – Слишком холодно.

Когда мы нашли господина Аля и спустились с крыши, настала пора идти домой.

На маленьком трюмо в прихожей стояла сумка Глории. Она была открыта. Проходя мимо, я заглянула внутрь. Там лежала целая пачка купюр. Я вспомнила заплывший глаз Зака. Если брат попал в передрягу, хочется ему помочь. Чтобы у него больше ничего не опухало. Потому что Адидас говорит про какой-то дурацкий долг. Из кухни доносился голос Глории:

–  Вку-усная салака, правда, господин Аль? Маленький непутевый котишка… вот…

Я засунула руку в сумку и вытащила сотню. Она ничего не заметит. Я быстро спрятала купюру в карман.

Я добралась до нашей прихожей, до кухни и до стола – и вот купюра стала жечь, как огонь. Через ткань, прямо к коже. Ногу жгло и щипало.

Зак еще не пришел домой. Мама, конечно, стала жаловаться, что вечно кого-то из нас нет дома. Что мы никак не можем собраться и спокойно поужинать. Сколько можно повторять?

Ногу жгло и щипало. Я не вытерпела.

– Я скоро приду, – сказала я и выбежала из-за стола.

– Куда ты?

– Забыла кое-что!

Только бы не столкнуться с Заком на лестнице! Если увижу его опухший глаз, могу решить, что самое важное – спасти его от Адидаса.

Зака на лестнице не было. И во дворе тоже. Я нырнула в подъезд Глории. Спустилась по темной лестнице до ее двери. Осторожно приоткрыла почтовую щель. Она слушала магнитофон. В квартире раздавался лошадиный топот. Ни она, ни господин Аль не слышали, что у двери кто-то есть. Я осторожно опустила сотню в щель, чтобы она приземлилась на коврик у двери.

И жечь тут же перестало. Какое облегчение! Какое счастье!

Зак пришел домой поздно. Кроме фингала, к которому я уже почти привыкла, на щеке появился совсем свежий синяк.

– Оставишь окно открытым? – спросил Зак, когда я забралась в постель.

– Ни за что! – я схватила его за рукав. – Ты старше меня, но ничего не понимаешь!

Зак вырвался.

– Ты попадешься полицейским… – ныла я. – А твоя новая куртка «Адидас» – ты не понимаешь, откуда она?

– Ты хочешь, чтобы завтра меня снова избили?

– Ты что, его раб?

На это мой брат ничего не ответил. Он уже вылез в окно.

Если бы у меня осталась сотенная купюра Глории, я отдала бы ее Заку. Я знаю, что они делают по вечерам. Скоро Зак попадется. И поговорить не с кем. Мама упадет в обморок, если узнает.

Перед сном я молилась. Сначала долго не могла вспомнить, как она начинается – про то, что Бог заботится о детях. Может, я не все слова правильно вспомнила, но молилась я о том, чтобы мой брат не попался полиции. И чтобы немного поумнел.