Текст книги "Дневник травницы (СИ)"

Автор книги: Канна Шорен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)

Он со скепсисом взял напиток и выпил одним махом, понимая, что спорить бесполезно, добавив в конце лишь: "Гадость". Девушка с улыбкой забрала чашку и мягко положила ему ладонь на лоб, начав читать заклинание глубокого сна, быстро-быстро шепча слова как скороговорку. Мужчина хотел было что-то сказать, но его глаза уже закрылись, и вскоре он уснул глубоким, таким нужным ему сном. Проснётся он в лучшем случае ближе к полудню: организму нужно будет поспать для небольшого восстановления сил. Есения поспешила накрыть мужчину лёгким одеялом, запомнив про себя, что нужно будет сделать ему укол антибиотик, перед тем, как пойти спать. Уборкой заниматься абсолютно не хотелось, поэтому девушка закрыла окно в ванной и вернулась к дневнику.

"Завтра нужно будет связаться с высшим руководством Гильдии, чтобы они помогли найти его семью, и сообщить, что он здесь и всё ещё жив.

У снадобья есть достаточно большой шанс не подействовать на организм. Смерть ему до сих пор грозит, ведь зараза приводит к летальному исходу практически в ста процентах случаев. Будем верить, что всё подействует, и мне не придётся отправлять семье его труп. Да и гибель мужчины грозит мне проверками и долгими разбирательствами. Чем более влиятельные родители и прочие родные, тем дольше мне будут доставлять неудобства. Смерть в нашей профессии, увы, обычное дело, у других членов Гильдии это уже было, у меня – нет.

Утром наконец-то привезут свежее молоко и сливочное масло, которые по договорённости каждую неделю поставляют к моему порогу, получая за это хорошие деньги. Я смогу наконец-то полакомиться вкусной, горячей овсяной кашей с кусочком сливочного масла. Может даже достану из закромов душистый липовый мёд!

А ещё нужно продумать рацион больного. Кормить его сладким и солёным сейчас нельзя, но и пресной едой тоже не желательно. Ещё и мяса у меня не так много, как хотелось бы, и как нужно ему для восстановления. Надеюсь, завтра я смогу попросить кого-нибудь купить несколько килограмм говядины, засоленного сала, кровяной колбасы и, может быть, ещё немного свинины и курятины. Всё это понадобится как ему, так и мне, для восстановления сил. Одни растраты пока с этим "гостем".

Но это всё завтра… До завтра, мой милый дневник."

В конце лишь дописала дату: "Двадцать пятый день месяца Льда" и поспешила закончить последнее перед сном.

Она дважды, меняя воду, прокипятила многоразовый шприц, заблаговременно вымытый под проточной водой, набрала в него антибиотик и аккуратно поставила в вену мужчине. Тот даже не пошевелился, настолько крепко спал. После всего Есения, немного ленясь, оставила шприц в колбе с водой, обещая себе утром всё помыть. Оставалось самое интересное – найти место для сна. На кресле она не хотела спать однозначно, ведь спина к утру прикажет долго жить. Пол тоже был не самым приятными местом для сна. Оставалась только перекрышка, на которую она не забиралась ни разу с лет тринадцати и не была уверена, поместится ли. Но выбора не было от слова "совсем". Её дублёнка отправилась прямиком на печку, а следом ещё и свёрнутое в аккуратный рулон шерстяное платье из сундука. Подкинув несколько дров в печь, Есения не без труда улеглась на перекрышку и практически сразу же погрузилась в тяжёлый, глубокий сон без сновидений.

Глава 7

Проснулась Есения от тихого звона колокольчика и звучного голоса молочника, звавшего её, растягивая гласные в имени на манер какой-то народной песни. Она с улыбкой, почти в полной тьме тихо сползла с печи, потянулась, расправляя затёкшие за время сна мышцы, и поспешила выйти за пределы дома, не забыв на этот раз накинуть шаль и надеть валенки. Иначе вид босой девушки вызовет у бедняги-молочника сердечный приступ – откачивай его потом! Стоило закрыть дверь, как она во всё горло крикнула:

– Доброе утро!

Она повернула голову направо, к востоку, пытаясь высмотреть хотя бы намёки на солнце, но увидела лишь красноватые полосы, говорящие о скором рассвете. Напротив входа, у боковых ворот, стояла лошадь, запряжённая в большую повозку, забитая небольшими бочками и мешками. Седовласый добродушный на лицо и суховатый старик с пышными бородой и усами сидел на козлах повозки, мягко как-то даже по-отечески улыбаясь Есении, приподняв шляпу, привечая её. Мягко спустившись на землю, он снял одну из бочек и поставил её рядом, на снег.

– Дед Митяй, ну что вы тяжести-то таскаете? – возмутилась девушка, выхватывая из рук старика предназначавшийся ей мешок.

– Да ты что, милая, это не тяжело! – со смехом ответил дедушка и, взяв бочку в руки, зашёл за ограду. – Ого! Это что за красавец? Твой?

– Не мой, – Есения последовала за мужчиной, прижав мешок к груди одной рукой, второй потрепав за холку подошедшего и пытающегося засунуть свой любопытный нос в содержимое мешка коня. – Вы же знаете, у меня тут раненый вояка лежит, с волколаком подрался.

– Ай, ай… – печально покачал головой дед Митяй. – Молодой?

– На пару лет старше меня.

– Совсем молодой, совсем…. Спасёшь?

– Я сделала уже всё, – она как-то неопределённо пожала плечами. – На всё остальное воля Божья.

Старик лишь кивнул и посеменил ко второму, меньшему складу. Есения поспешила его обогнать и открыла туда дверь, зайдя первой. Длинное и достаточно широкое помещение было поделено поперёк на два. В первом, самом большом, лежали продукты и травы, требующие сухого и прохладного хранения. Слева от входа стоял широкий деревянный стеллаж, на полках которого хранились многочисленные мешочки и горшки с крынками, наполненные крупами, специями и редкими, требующими высушивания травами. Под потолком и у правой от входа стены на верёвках сушились различные растения, в том числе и редкий лавр. Напротив входа же была ещё одна дверь, тоже из дерева, но по всей площади и контуру обитая войлоком, за ней – то самое подобие большого холодильника, над которым девушка работала очень долго.

Она подошла ко второй двери и резко открыла её. Пахнуло холодом. Есения поёжилась, но вошла в помещение. Здесь стояло два огромных стеллажа, покрытые лёгким слоем инея, на полках которых стояли лишь большие плоские тарелки, крынки и несколько объёмных кувшинов. А в самом низу, на умощённом камнем полу, аккуратно лежали большие кубы из льда без верхней стенки, которые дополнительно охлаждали помещение; ещё там хранилось то, что требовало заморозки.

Есения быстро, переминаясь с ноги на ногу от холода, вытащила небольшой, буквально в две ладони размером, круглый, как головка сыра, кусок лучшего сливочного масла, что она могла найти в деревне. Свежее, мягкое и ещё как будто пахнущее молоком. Уложив его на одну из больших тарелок, девушка быстро выскочила за дверь, трясясь от холода.

– Да там холоднее, чем на улице! – пробурчала она, забирая у деда Митяя бочку и отдавая ему мешок, а затем снова забегая в "холодильник".

Молоко следовало аккуратно перелить в крынки, что Есения и принялась педантично делать, сконцентрировавшись на том, чтобы не пролить ни капли. Одна за другой наполнялись посудины, молоко медленно перетекало в них. Вскоре бочка опустела, шесть наполненных практически до верху крынок были тщательно закрыты круглыми деревянными крышками, а после окоченевшими от холода пальцами поставлены обратно на полки. Молока хватит от силы дня на четыре, масла на подольше, но Есения не была в этом уверена из-за наличия в доме второго человека. Может, он тоже, как и она, любит густые молочные каши по утрам, кто знает. Девушка поспешила выйти из помещения и тщательно его запереть, дыша на замёрзшие пальцы. Старик забрал у неё бочку и по-отечески покачал головой, сказав лишь:

– Замуж тебе надо, глупая ты девка.

Есения на такие выражения лишь фыркала, как бы говоря: "а что мне в этом замужестве делать?" Но перед дедом Митяем стушевалась, лишь виновато улыбнувшись. Он всегда пытался поучать её, всё журил, мол, послушай меня, глупая ты, замуж надо, остепенишься, женское счастье обретёшь. Есения не верила в это пресловутое "женское счастье", по крайней мере для себя точно ничего в нём не видела. Да и якобы ей нужна "крепкая мужская рука" в доме, вот только всё делали ей за деньги местные или случайно приехавшие мастера и нужды в муже в этом плане не было.

– Сестрицу прошлой осенью замуж выдала – она за нас двоих детишек нарожает, – пошутила девушка. – А моё дело – людей спасать от смерти и хвори, роды принимать, да других целителей растить.

– Дура ты!.. – ворчал по-старчески Митяй, пожёвывая губы.

– Дед Митяй, ну не злись… – Есения улыбнулась ему и, достав из мешочка на поясе серебряную монету, положила ему в свободную ладонь. – Это тебе за молоко с маслом.

– Много, не возьму! – возмутился старик, пытаясь отдать деньги обратно.

– Ну уж нет! – девушка зажала его ладонь в кулак. – Это ещё сверху за то, что выполнишь несколько поручений и вернёшься с ними обратно.

Она видела, как дед хотел было возмутиться, но лишь неспешно пошёл к своей телеге, как будто обдумывая её предложение. Есения последовала за ним и взглядом проследила, как мужчина забрался на козлы, и лишь после услышала ответ:

– Ну? Что надо-то?

– Свинины бы пяток кило, сала солёного, кровянки… – девушка шустро перечислила ему всё, что наметила ещё вчера для возможной покупки.

– Сала да свининки… – дед Митяй потёр шею, как бы очень сильно сомневаясь. – Дочка, я магичить не умею, как ты.

– Зато знаешь, где достать! – Есения умоляюще сложила руки. – Дед Митяй, ты же можешь! Не ври, что нет!

– Эх… – перед мольбами старик не выдержал. – Твоя взяла! Ещё что? Одёжка мож какая?

– Хм…. Да, наверное…. – она невольно задумалась: ходить-то мужчине явно не в чем, пока болеет, да и месяц в одном исподнем таскаться явно не вариант. – Рубаху, пару портков, пяток исподнего, да льняного полотенца большого. И всё как на вашего зятька старшего.

Девушка помнила, как выглядят все жители деревни, от мала до велика, разве что приезжих уже перестала запоминать: слишком часто они менялись. Это приходилось делать для того, чтобы понимать, кому и какая нужна помощь.

– О! Ещё загляни к конюху, пусть пришлёт какого-нибудь мальчишку с конём помогать. И к плотнику, нужны костыли для больного. Надорву живот его таскать на себе! – Есения передала ему крупные пять золотых монет и пару серебряников для мастеров. – Это на всё. Если не хватит – пришлёшь кого за деньгами.

Дед Митяй лишь усмехнулся себе в усы, как бы говоря, что всё выполнит. Он свистнул небольшим хлыстом, проговорив лишь "Но!", и направил лошадь по пологому спуску в деревню, развозить другие заказы и выполнять поручения целительницы.

***

Раненый проснулся только тогда, когда солнечные лучи уже начали освещать и нагревать спину склонившейся над входом в горнило печки Есении, а свежеприготовленная молочная каша из овсяной крупы благоухала всеми возможными аппетитными запахами, заполняя ими комнату. Девушка заметила, что мужчина проснулся не сразу. Она успела отрезать себе большой ломоть ещё свежего пышного белого хлеба, сверху лишь нарезав и уложив несколько больших колец колбасы и кусок сыра, сообразив таким образом аппетитный бутерброд. А следом он был уложен на небольшую чугунную сковороду, укрыт глиняной тарелкой и направлен в печь. Пусть в этом мире не знали о бутербродах, но никто же не мешал девушке их готовить. А если навернуть это всё с горячим молоком… У Есении слюни скопились в уголках рта только от мысли о еде. Вчера из-за занятости и тошноты она смогла в себя запихнуть лишь краюху хлеба да пару кружек воды. И сейчас расстроенный недоеданием организм, а с ним ещё и желудок, требовали, чтобы их покормили. Девушка, конечно, могла несколько дней обходиться только перекусами, но почти весь запас магических сил был исчерпан и это становилось просто невозможно. Нужно было много и хорошо теперь есть, набираться сил и не колдовать ни в коем случае. И только после того, как завтрак был приготовлен и наложен в большую почти плоскую тарелку и всё это поставлено на простенький деревянный поднос, Есения наконец-то заметила, что мужчина проснулся.

– О… Доброе утро! – она оставила еду на столе. – Как самочувствие? Голова не болит?

– Нет… – произнёс он хрипящим голосом. – Что со мной? Где я?

– Если кратко, то ты очень удачно подрался с волколаком. Он мёртв, а ты пока ещё жив…

Есения начала перечислять, что сделала и как, чтобы у больного не возникло никаких претензий потом, украдкой его рассматривая. Высокий, скорее всего на полторы-две головы выше её. Плечистый и видно, что тренированный. Его можно было назвать красивым. Мужественные и даже немного резкие черты лица, некогда прямой нос был чуть с горбинкой и искривлением(подрался что ли?), синие глубоко посаженные глаза, обрамлённые пушистыми ресницами, которым позавидует любая дева, высокий лоб. Кожа на лице и руках была ещё слегка загорелая, но в целом отличалась сейчас болезненной бледностью. А ещё взлохмаченные и сбитые в непонятный колтун и отдельные пакли тёмно-каштановые волосы, собранные в уже почти полностью распущенный низкий хвост.

– Ты будешь жить и сможешь нормально ходить, если всё будет хорошо. А находишься ты в деревне Соловки, в моём доме, доме целительницы.

– Ты учёбу-то хоть закончила, целительница? – последнее слово мужчина произнёс с особенной издёвкой.

Есения в этот момент поняла, что этот месяц жизнь с ним будет похожа на какой-то цирк с попыткой не дойти до рукоприкладства в многочисленных словесных перепалках. Она со стоном закатила глаза и, недолго пошарив на ближайшей полке, достала массивный, во всю ладонь знак Гильдии. Большой круглый кусок серебра, абсолютно гладкий с тыльной стороны, на лицевой было тщательно вырезано раскидистое дерево. Пусть официально в царстве верили в единого Бога, но остатки от бывшего язычества были везде, почти в каждом аспекте жизни людей, в том числе и на знак Гильдии, напоминающий Древо Жизни.

– Доволен? – она развернула в его сторону знак и, увидев в ответ кивок, убрала его обратно. – А теперь….– села на стул, положив ногу на ногу и скрестив руки на груди. – Откуда ж ты в этих краях взялся, молодец? Как звать-величать тебя?

– Яромиром меня звать, – сказал как отрезал мужчина. – Остальное тебе знать не надо. Вылечи меня и отпусти не позже завтрашней утренней зари.

Есения звонко и заливисто засмеялась, хватаясь за живот, и даже слёзы пошли из глаз. Настолько забавной вещи ей не говорили уже очень давно. Любой, от мала до велика, знали, что приказывать целительнице может только вышестоящая, но никак не попавший к ней больной. Он должен лишь следовать её указаниям и не пререкаться. Даже царь слушался своего личного целителя.

– Ты даже стоять сейчас не сможешь, – всё ещё подхихикивая произнесла она. – А уж о том, чтобы сесть на коня, и речи быть не может! Если, конечно, не хочешь без ноги остаться.

– Моя семья щедро заплатит, если отпустишь меня! – в голосе мужчины уже звучали угрожающие нотки, но девушка даже не прекратила улыбаться.

– Наивный ты дурак, если думаешь, что честь любого продаётся, тем более за деньги, – она встала, взяла с печки кружки: одну с чуть остывшим свежим отваром ивовой коры, а вторую с уже совсем холодным отваром сенны, и неспешно подошла к кровати. – Ты без меня сейчас даже в нужник сходить не сможешь. Так что не думай даже о попытках уйти отсюда до полного выздоровления. В лучшем случае к весне позволю забраться на коня, – протянула ему кружки. – До дна обе.

Он на удивление послушно выпил одну за другой, лишь слегка поморщившись от вкуса. Но в его взгляде после Есения заметила недовольство и осуждение, на которое ответила лишь улыбкой. Он потом ей ещё спасибо скажет.

Глава 8

– Мне по нужде надо… – тихо, будто стесняясь, проговорил мужчина спустя достаточно большое количество времени.

Солнце уже было в зените, когда отвар сенны наконец-то подействовал на Яромира. Есения к тому моменту натаскала дров из поленницы и воды на хозяйственные и не только нужды, а ещё приготовила мужчине густой говяжий бульон, добавив туда немного соли и перловки. После суток без еды ослабленный организм почти не может что-то есть, поэтому нужно начинать с малого. Девушка кивнула на слова Яромира и поспешила как можно скорее открыть дверь в ванную комнату. Она подошла к кровати и, взяв севшего на крае мужчину под подмышки и чуть обняв за торс, на выдохе очень сильно напряглась и подняла его. Это было настолько тяжело, что когда он наконец-то встал, щёки Есении походили на алые летние маки, а дыхание сбилось к чертям собачьим. Ей пришлось с минуту стоять, прижав его к себе и переводя дух, уткнувшись ему куда-то в район груди. Было немного странно слушать чужое, быстро бьющееся сердце, заглушающее её собственное. В конце концов, глубоко и часто дыша, периодически задерживая его, девушка смогла успокоиться.

– Ногу левую согни в колене и не опускай, – руководила целительница мужчиной, придерживая его с правого бока одной рукой за талию, а второй за правую руку, про себя отметив существенную разницу в росте. – Опирайся на меня и шагай медленно только одной ногой. Можешь второй рукой опираться на кровать и стены.

Они медленно пошли вперёд, шагая и периодически спотыкаясь из-за разницы в поступи и росте. Пару раз мужчина заваливался, из-за чего Есении приходилось на пределе сил ставить его обратно в подобие вертикального положения, тихо-тихо матерясь себе под нос. На благо, ванная была совсем недалеко и небольшая – три шага в ширину и почти пять в длину. В двух шагах от входа стоял большой деревянный кубической формы нужник лишь с одной дыркой. На внешней стене, ровно напротив двери, было небольшое слюдовое окошко, которое можно было в любой момент открыть. Рядом с "туалетом" на уложенном простыми булыжниками и залитом песчаными цементом меж ними полу стояло небольшое ведро с водой и жбаном, висящем за ручку на самом краю. У самого дальнего от входа угла стояла большая, занимающая треть всего помещения бочка с вечно тёплой водой, рядом, под ещё одним, на этот раз не открывающимся окошком из мутной, почти чёрной слюды расположилась небольшая деревянная круглая ванная, в которой можно было разве что только сидеть, вытянув ноги. И совсем рядом стол небольшой низкий табурет с ушатом на нём и ребристой стиральной доской. Больше ничего. Никаких украшений или чего ещё лишнего.

– Ну… – Есения аккуратно посадила Яромира на нужник и отошла назад. – Я оставлю тебя одного. Если что – зови! – развернулась и хотела было выйти, как остановилась, вспомнив кое-что. – Ах да. Зовут меня Есения. – и вышла, оставив мужчину наедине с собой.

Пока мужчина был занят, она решила наконец-то осмотреть его вещи в поиске чего-то, что сможет рассказать о его семье. Конечно, рыться в личных вещах – та ещё подлость, но нужно было выяснить всё, что можно было. У знатных семей были свои, отдельные знаки, обычно небольшие, из меди, железа, серебра или даже золота. Благодаря им они могли попасть к высшим чинам города, в закрытые заведения или получить информацию и услугу, не доступные обычному люду.

Не найдя абсолютно ничего в шубе и сапогах, Есения вышла на улицу, в очередной раз забыв надеть обувь. Быстрыми и широкими шагами она подошла к коню, мирно выхаживающему по заснеженному дворику. Осмотрев его и ничего не найдя, девушка заметила, что сидельные сумки сняты. Оглядевшись, увидела их у самого входа в импровизированное стойло. Открывая одну за другой, она нашла запасные штаны, белоснежную рубаху, неожиданно шерстяные вязаные носки, кошель с монетами, немного бумаги, грифель и на самом дне знак из серебра. Девушка развернула его лицевой стороной на себя, но, к сожалению, не узнала, к какому из благородных домов он относится. Это был выгравированный меч с переплетёнными словно змеи вокруг него двумя цветами – вереском и пшеницей. Запихнув знак в один из мешочков на поясе, она потрепала по холке коня и вернулась в дом. Нужно будет завтра по утру связаться с мудрецами Гильдии: может, они подскажут, что это за род.

– Эй… Как тебя там… – раздался приглушённый голос. – Есения!

– Да? – она подошла к двери, не решаясь заходить.

– Я хочу помыться. Как это сделать?

Вместо ответа девушка лишь резко открыла дверь, вызвав у всё ещё сидящего на нужнике мужчины крайнее удивление. Он был абсолютно обнажён, кроме разве что бересты на ноге, забавно смотревшейся на голом теле. Но нагота мало волновала выросшую в деревне Есению. Яромир пытался ладонями как-то прикрыть хотя бы половые органы, но смотрелось это крайне комично. Такой взрослый мужчина, а стесняется какой-то девушки.

– Не волнуйся, меня мало волнуют голые раненые мужчины, – с явной толикой сарказма проговорила девушка.

Она внимательно осмотрела комнату. Если посадит Яромира в ванну, то раны может залить водой, а этого ни в коем случае нельзя допустить. Душа в этом мире не было, сейчас бы очень даже пригодился. Взгляд Есении зацепился за жбан.

– Ну точно! – воскликнула она, изрядно напугав мужчину. – Так уж и быть, помогу тебе помыться, – с ехидством добавила она, по-хозяйски закатав рукава рубахи до локтей.

– Ж-женщина, у тебя есть хоть какой-то стыд!? – возмутился Яромир.

– И стыд, и совесть, всё есть. Ты ещё ранен и болен, не забывай. Если пойдёт кровь или упадёшь без чувств, то вина будет на мне, – освободив табурет от ушата, поставила посреди комнаты, практически вплотную к бочке. – Тебе придётся ещё посидеть здесь. Я жду одного человека, он скоро должен подъехать…

И именно в этот момент Есения услышала тихий звон колокольчика приближающейся телеги и звучный голос деда Митяя, зовущий её. Есения поспешила уйти из комнаты, а следом и за пределы дома, не забыв обуться и оставив мужчину наедине с собой.

– Дочка, всё сделал, – Дед Митяй притормозил у ворот и спустился с козлов. – Конюх своего мальчишку пришлёт скоро, плотник придёт перед вечерней.

– Сам придёт? – девушка начала снимать с повозки предназначавшиеся ей мешки, открывая один за одним и не позволяя старику этого делать.

– Да хто ж его знает! – развёл руками дед Митяй. – Всё самое хорошее купил. Только сало без мясца, прости уж грешного.

– Ой да ладно тебе, дед Митяй! – Есения улыбнулась и взяла все мешки в руки, их было ровно четыре. – А одёжка-то где?

– Привёз, привёз, – старик начал ковыряться в мешках, ища последнюю часть заказа.

Девушка кивнула и поспешила с тяжёлыми покупками к складу. Открывать двери пришлось ногами и локтями, дабы не опускать мешки на землю, несмотря на то, что они слегка оттягивали руки. В конце концов уложив их на пол "холодильника", принялась доставать продукты один за другим. Два больших, по меньшей мере в пару килограмм, куска неплохого свиного сала. Девушка уже представила, как пожарит с ним лежавшую с осени картошку, и слюна невольно собралась во рту. Готовить, как и есть, она на самом деле очень любила, пусть и не всегда удавалось уделить время этому удивительному искусству. Сало отправилось в ледяные кубы, как и вся свинина, которой было по меньшей мере почти четыре килограмма. Туда же ещё отправились две из трёх туш домашней курицы, отличавшейся желтоватой кожей. Говядины было немного, едва ли два кило, поэтому она ушла на полки вместе с оставшейся птицей и связкой из по меньшей мере дюжины кровяных колбасок. Любому другому, незнакомому с укладом жизни людей, было странно, что за всё это Есения отдала такое же количество денег, что и за заморские, тяжело перевозимые сладости, купленные накануне. На дворе зима, скот старались в это время не рубить, ведь в это время был Великий пост. Никто его не покупал почти, поэтому мясо и было в прямом смысле слова на вес золота. Так что с такими запасами Есения считалась зажиточной женщиной. После того, как всё необходимое было сделано, она поспешила вернуться к деду Митяю.

– Вот, дочка, – протянул он девушке перевязанный простой верёвкой из крапивы свёрток, – Одёжка для хлопца твоего.

– Благодарю, дед Митяй.

Старик улыбнулся во весь оставшийся десяток зубов и, забравшись на козлы, цокнул языком, хлестнув по боку лошади хлыстом. Животинка тронулась, направляя свои уставшие копыта куда-то в сторону леса, туда, где её дом. Дед Митяй с семьёй жили далековато от деревни, но исправно привозили лучшее молоко местным каждое утро, после первой же дойки. За такое трудолюбие их семейство обожали и старались не обижать, даже на свадьбу самой младшей дочки Митяя вся деревня устроила гуляния и подарила на общие деньги крепкую телегу и сильного коня, что считалось очень дорогим подарком.

Есения проводила взглядом сгорбленную фигуру старика и, стоило ему скрыться из вида, поспешила в дом. Развернув свёрток, она нашла сероватую рубаху, пару штанов да исподнее. Большое льняное полотенце оказалось на самом дне, она повесила его на плечо. Теперь было самое интересное – найти мыло. После уборки, как всегда, хрен что найдёшь, даже если убираешься самостоятельно. Выдвинув несколько ящиков, она не нашла там нужного. На лабораторном столе точно не было, как и на книжных полках. Осталось только… Есения заглянула во внутренний склад в доме. Он был чуть меньше ванной комнаты, туда поместилось лишь два закрытых шкафа в углу да совсем крохотный стол рядом со входом, на котором удачно лежало забытое мыло, а в одном из шкафов девушка нашла разрезанную на ровные кружочки люфу, которую использовали как мочалку, жёсткую и неудобную, но хорошо всё очищающую. Целительница в очередной раз пожурила свою несобранность, но поспешила в ванную комнату.

– Ого… – только и смогла произнести она, увидев, что Яромир сам пересел на табуретку, а, судя по его красному лицу, далось ему это с трудом, и закончил он недавно. – Мог бы и меня подождать…

– Не безногий и безрукий, чтобы не справиться с такой мелочью.

Есения лишь пожала плечами, мол, как скажешь, и, положив полотенце в ушат, передала мужчине мыло и люфу. А сама принялась цеплять края юбки за пояс, поднимая её до неприличной по местным меркам высоты, оголяя бёдра до середины. Увидел бы кто посторонний, подумал, что собираются они грешить, но всё было более чем невинно. Девушка, увидев закономерно заинтересованный в её фигуре взгляд Яромира, поспешила предупредительно крайне звонко и хлёстко ударить его по уже поднимающимся к её бёдрам рукам.

– Правило первое в моём доме, – произнесла она с ехидной, отдающей даже злобой улыбочкой, слегка нависнув над мужчиной, насколько позволял рост. – Приставать ко мне нельзя. Иначе мигом сделаю евнухом, а семье твоей скажу, что так и было. Запомнил?

– Моя семья порвёт тебя на кусочки и скормит останки диким животным! – пригрозил ей Яромир, зыркнув на неё потемневшими от злости синими глазами. – Любая была бы рада на твоём месте!

– Но не я, – процедила сквозь зубы Есения, чеканя как монету каждую букву и всё ещё не скрывая своей улыбки. – Правило я установила. Не соблюдёшь – пеняй на себя. И семья, сколь могучей она не была, не защитит тебя, а Гильдия будет на моей стороне.

– Тогда я тебя убью, как доберусь до меча!

– Ой, напугал ежа голой жопой! – девушка произнесла эти слова со смехом, а после резко отчеканила следующее: – Тогда ты – труп. Никто и никогда не возьмётся тебя лечить, даже если твоя семья спасёт тебя от суда. Ты, твоя семья, твои потомки – все вы станете вечными врагами Гильдии, – снова нацепила улыбку и добавила, – Надеюсь, мы друг друга поняли?

– Да, – чётко ответил Яромир. Казалось, теперь он не желал даже пытаться спорить с целительницей, ведь правда в этой дискуссии была на её стороне.

Она улыбнулась уже мягче и, подойдя к нему со спины и наполнив полный жбан тёплой водой, окатила ею мужчину. Услышав какие-то сдавленные возмущения краем уха, поспешила вылить ещё один поток на голову человека.

***

Спустя некоторое время пахнущий лавандовым мылом от макушки до пят Яромир сидел на кровати в уже свежем исподнем и наблюдал, как Есения меняла ему намокшие от воды бинты на новые. Девушка заметила, как он сильно побледнел, увидев зашитые раны. Даже для неё они смотрелись страшно, поэтому целительница поспешила "успокоить" мужчину:

– Все внутренности целы. Тебя как будто Господь одарил удачей.

– Ты называешь это удачей!? – возмутился мужчина.

– Останутся шрамы, некрасивые, но ты жив, это самое главное, – Есения внимательно осмотрела раны, заметив, что края у них стали значительно светлее: до этого чёрные участки стали едва серыми. Лекарство давало свои плоды, даря надежду на полное выздоровление. – Хорошо, очень хорошо, – констатировала она и принялась заматывать торс мужчины в бинты.

– И что это значит?

– Ты сможешь пережить эту ночь, – она заметила в глазах Яромира явный вопрос. – Волколаки – существа мерзкие и вредные. Они пусть и очищают лес от трупов животных, но сами носят на себе заразу, убивающую человека изнутри за один световой день. И тебя она готова была убить.

До этого бледное лицо мужчины приобрело сероватый оттенок. Есения была уверена, что он ни знал ни йоты того, о чём она сейчас рассказала.

– В сказках и песнях о волколаках говорят лишь половину правды. Никто не говорит, как хитра эта зараза, как она стремится помочь смерти забрать свой урожай…

– Почему? – осипшим голосом пробормотал Яромир.

– Кто знает, – развела руками девушка. – Может, чтобы не пугать люд, а может, чтобы не стремились их вырезать до одного, рискуя жизнями. А вырезать их нельзя, пусть и хочется.

– Ради чего их оставляют в живых?

– Они едят более мерзкую нечисть, что травит воду и землю. Поэтому до сих пор волколаки и ходят по земле.

Повисло густое молчание, прерываемое лишь звуками разматывающейся ткани и тихим сопением фамильяра на печке. Закончив с обмоткой, девушка нагло задрала штанину исподнего, оголяя бедро. Береста отсырела, попутно намочив одежду, что было на руку Есении. Она потянула её за края, аккуратно снимая. Нога, в отличие от прошлой ночи, практически перестала отекать, уменьшившись в полтора раза. Частично размытая водой кровь на полностью пропитанных ею бинтах была застарелой и присохшей, поэтому пришлось использовать тёплую воду, чтобы отделить их от кожи. На краях царапин была небольшая серость от заразы, но в целом раны уже покрылись коркой и смотрелись неплохо. Обмыв ногу и замотав её в бинты, Есения взяла новый кусок заранее приготовленной бересты, размочила её и снова наложила поверх бедра, но на этот раз не туго закрепила его небольшими ремнями из телячьей кожи.

– Вот и всё, – ладонь девушки легла на лоб мужчины, вызвав у того недоумение. – Хм… Горячка возвращается, ночью будет совсем плохо. Как бы карга не вернулась ещё…

Она встала, отряхнула руки о ещё мокрый после купания передник и направилась к печке, где дожидался своего часа бульон. Взяв небольшую, но глубокую миску и ложку, Есения зачерпнула как можно больше гущи, заполнив посудину наполовину, а сверху долила бульон. Это, может, была не самая вкусная еда, но мужчине сейчас нельзя было ничего другого, лишь то, что не навредит желудку и кишечнику, и поможет обходиться без слабительного.