Текст книги "Дневник травницы (СИ)"

Автор книги: Канна Шорен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

Глава 21

«Одиннадцатый день месяца Холодной Метели.

Последние три роженицы благополучно разродились. У одной только была проблема, воды зелёными отошли. Пришлось срочно ускорять отварами роды, отчего ребёнок родился до полного раскрытия. На благо, мать была не первородкой, отчего всё было хорошо, обошлось парой разрывов, что были мною быстро зашиты. Увы, без анестезии, её тут нет.

Но, к сожалению, одна из молоденьких, забеременевшая после свадьбы поздним летом, девчонок пожаловалась на жар уже несколько дней, боли и отсутствие сил. Проверив её с помощью магии, поняла страшную вещь – малыш умер в утробе. Сказав об этом девушке, увидела, как потускнели её глаза. Она была одной из немногих сироток, поздний ребёнок у немолодых родителей, что умерли ещё до становления её девушкой. Все знали, что она мечтала о детях.

Я заставила её выпить отвар, что давала для ускорения родов. Был уже пятый месяц, отчего просто дать другое, для почти безболезненного выкидыша, не представлялось нужным, а операции я здесь никак не смогу провести и элементарно не знаю как точно. Проходила с ней все схватки молча, заранее попросив нервничающих свёкров уйти из дома, не говоря таких ненужных и глупых сейчас слов. Лишь обнимала, делала массаж спины, иногда вытирала пот и слёзы. Она хотела доносить, к лету принести ребёнка в церковь на крещение, а сейчас ей приходилось рожать мёртвого младенца, лишь бы не умереть. Когда столько долгожданный ребёнок, на горе ещё и мальчик, появился на свет, не закричав, мать протянула к нему руки. Она попросила попрощаться.

Умерших в утробе детей не крестили посмертно, нельзя было. Но старые обычаи наказывали первого умершего младенца закопать под сенями, дабы он стал домовым, защитником дома. Я знала, что отец ребёнка пошёл снимать доски с сеней и копать небольшую ямку для своего же ребёнка. Он молча зашёл со скорбным лицом. Совсем молодой парнишка должен разбираться с тем, с чем не каждый взрослый, наученный опытом мужчина справится. Я видела, как он, забрав ребёнка и завернув его в старый материнский передник, заплакал. Тихо так, отвернувшись от зарёванной жены, не всхлипывая, молча утирая немного скупые слёзы. Он вернулся только после того, как сделал всё необходимое. И я увидела первые морщины боли и горя на молодом лице.

Я оставила им необходимые травы для восстановления роженицы и строго наказала после окончания послеродового кровотечения сдерживаться в любовных утехах. А чтобы избежать новой беременности в ближайшие несколько месяцев, ещё и местные противозачаточные пить до конца весны. Искренне буду верить, что во второй раз у них всё получится, а я буду всё реже сообщать плохие новости мамам.

Яромир стал как-то пободрее, уже активно сам передвигается по дому, даже вышел ненадолго к Ворону, с моей помощью одевшись, конечно. Но всё также мрачен, когда разговоры наши заходят о детстве. Мне уже неловко ему рассказывать о нашем тяжёлом, но счастливом детстве. Кажется, это его немного угнетает. Он молчит, конечно, но ему явно было не легко. Начать обучаться в трёхлетнем возрасте столько сложному делу… это перебор даже для этого мира. Вчера он попросил ещё листы, написать отцу письмо. О содержании не знаю и знать не хочу.

Сегодня за боярышником приедет обещанный гонец, он связался со мной ещё прошлым вечером из деревни, где живёт Ялика. Я заранее ягоды разложила чуть подсушиться на деревянные большие подносы и отправила на потолочные балки. Там сухо и тепло, быстро подсохнут, если успели намокнуть в мешке. Мешок я, конечно, выстирала, но отдам боярышник в другом, чистым льняным. Сейчас мне нужно всё упаковать и лишь дожидаться приезда гонца.

Скоро увидимся, дорогой дневник!»

Есения потянулась, разминая затёкшие конечности, и встала со стула с небольшим скрипом. Пододвинув его ближе к месту, где можно было достать до балок, и принялась аккуратно спускать один поднос за другим на пол. Закончив с этим достаточно быстро, нашла в сундуке сшитый когда-то мной небольшой мешок из светлого льна и стала небольшими горсточками, перебирая каждую ягодку, отсеивая самые «некрасивые» и откладывая их в отдельное ведро. Один за другим опустошались подносы, пока мешочек не был заполнен доверху. Оставшееся, это чуть меньше половины того, что было, отправилось в старый мешок, который встал у входа.

До полудня, когда обычно просыпался Яромир, осталось совсем немного времени, отчего девушка поспешила дойти наконец-то до теплицы, где уже вот-вот перезреют или уже перезрели мандрагоры. Туда она быстро дошла по мягкому, выпавшему за ночь снегу, оставив и шаль, и валенки в доме и попутно закинув остатки боярышника в кладовую. Возиться в теплице Есения любила, физический труд умиротворял, освобождал голову от ненужных мыслей.

Первое, что она увидела, это уже созревшие помидоры размером с треть её ладони. Для зимы это прекрасный урожай, который Есения поспешила как можно скорее собрать в небольшую корзинку. Увы, тот самый аромата от них нельзя было и ожидать, они напитывались им от летнего жгучего солнца. Рассматривая кусты помидоров, девушка обнаружила ещё несколько завязей и недозрелых плодов и улыбнулась. Ещё долго будет её тёплый огород радовать урожаем. Но больше всего её интересовала, конечно, мандрагора.

Некоторые корнеплоды уже вылезли слегка или даже наполовину из-под земли, обнажая сморщенную «рожицу». Есения начала с самых вылезших, а самых несозревших оставила на попозже. Дёрнув за ботву, она с лёгкостью вытаскивала мандрагоры одну за другой из насиженных мест, вызывая у них громкое ворчание, и складывала в большую корзину. Да, эти растения здесь были волшебными, имели свой скверный характер, но никогда не кричали и не убивали людей, как это обычно думали. Корни были самым ценным ресурсом, из них изготавливали лекарства от самых серьёзных заболеваний, от бед с желудком до страшных опухолей. Но и ботва, которую обычно выкидывали, шла на противовоспалительные и немного обезболивающие мази. Её растирали до состояния кашицы и так наносили. Можно было даже заморозить и прикладывать к ожогам.

Положив малую корзину в большую, Есения поспешила обратно в дом, обняв тяжёлую плетёнку и держа её у живота. Солнце уже было достаточно высоко, отчего можно было понять, что уже за полдень. Святогор уже заканчивал возится с Вороном, расчёсывая тому аккуратно гриву. Кажется, мальчик с конём подружились за всё время, раз спокойно вели себя. Есения кивнула и улыбнулась их компании, вызвав радостное фырчание у Ворона и улыбку у мальчишки. Яромир уже проснулся, когда девушка, аккуратно за собой закрывая ногой дверь, вошла с огромной корзиной наперевес.

– О, доброе утро! – привычно поздоровалась Есения мимоходом, унося корзину в ванную.

Оставив большую на полу, с маленькой она вернулась обратно и протянула мужчине несколько помидоров.

– Что это? – недоумённо посмотрел он на плоды. – Откуда они посреди зимы?

– Как откуда? Выращиваю в тёплом доме. Там как летом круглый год, вот и помидоры растут.

Яромир принял из рук девушки ягоды, осмотрел их внимательно и в конце концов откусил от одного немного.

– Вкусно! – на его лице возник какой-то поистине детский восторг. – И так можно сделать где угодно? Я про тёплый дом.

– Конечно. Только это очень дорого. Примерно… – Есения на мгновение задумалась, прикидывая примерную цену, всё же камни тепловые она делала сама, а они очень дорогие. – От четырёх с половиной до пяти тысяч золотых монет.

– Это как купить пять десятков жеребят, – перевёл на свой манер Яромир. – Недурно, недурно. Но откуда столько у деревенской травницы денег? Ссуду взяла?

– Чтобы потом разориться на доплате сверху? Нетушки! – девушка поставила всю корзину на колени к мужчине, мол, подержи пока, и приступила к накладыванию завтрака. – Очень долго мы с наставницей деньги собирали, а потом с ранней весны до первых заморозков осенью делали. Больше всего мы отдали стеклодуву, он таких толстых и при этом прозрачных стёкол никогда больше не делал. А тепловые рунные камни все сделала сама.

– А есть то, что ты не умеешь? – Яромира, кажется, уже не удивляло, что эта молодая женщина могла буквально всё.

– Что не умею, за то и плачу, – она забрала помидоры и поставила на их место мягкую рисовую кашу с тыквой и изюмом. – Моё дело – людей лечить да лекарства делать. А для остального есть деревенские.

Они оба услышали ржание сначала неизвестной им лошади, а после и Ворона. Есения поспешила выйти наружу, встретить неизвестного гостя и застыла на выходе из сеней. Это был гонец. Этих нельзя было не отличить от кого-то другого, они повсюду носили тёмно-алые, как спёкшаяся кровь, плащи и большие сумки, куда всё помещалось. Это бы уже начавший стареть жилистый, сухой мужчина, который всё ещё казался крепким и бодрым.

– Приветствую, – он слегка поклонился, опустив голову и приложив руку к груди. – Травница Есения, я так понимаю?

– Всё верно. Прошу пройдите в мой дом, будете добрым гостем, – так было принято встречать дальних путников и гонцов в любом доме, лишь формальность, поэтому Есения так и говорила с мужчиной.

Они прошли в дом, где гонец увидел поглощающего завтрак Яромира. Тот даже отложил еду, приветствуя того крепким рукопожатием. Гость даже просветлел лицом, стоило ему увидеть князя живым и вполне здоровым. Есения на правах хозяйки усадила гонца на стул и поспешила вручить ему кружку с горячим сбитнем, который приготовила поутру, дожидаясь его прибытия.

– Я рад вас видеть в добром здравии, князь.

– Да какое уж тут доброе здравие, – отшутился Яромир. – Хожу с костылями, из дома не выхожу.

Гонец натянуто улыбнулся, как бы поддерживая шутку. Ему явно было неловко из-за нахождения в небольшом доме с достаточно важными людьми, да и ему нужно было по-хорошему уже мчатся обратно, но нарушить гостеприимство – грешно. Есения немного суетилась, упаковывая небольшие гостинцы в дорогу и боярышник в предоставленную сумку. Она также вышла во двор и попросила Святогора накормить и напоить коня гонца. Когда всё было готово, Яромир ещё и вручил письмо для отца, которое гость пообещал вручить лично. Он коротко поклонился князю и неспешно вышел из дома. Следом последовала и Есения, желавшая проводить гостя. Мужчина остановился за калиткой возле ожидавшего его коня и повернулся к девушке.

– Благодарю за гостеприимство, – тоже была лишь формальность. – Царь попросил передать вам это в качестве его сердечной благодарности, – и протянул ей туго набитый кошель, который достал из-за запазухи.

Приняв его в ладони, Есения удивилась его тяжести. Там были монеты и их явно было много. Девушка привязала его на свободный крючок на поясе и кивнула мужчине, как бы принимая дар.

– Передайте мои пожелания доброго здоровья.

Гонец коротко кивнул, вспрыгнул с какой-то поистине молодецкой резвостью на коня и, сказав твёрдое «Но», помчался на коне обратно, в столицу. Есения провожала его взглядом до тех пор, пока он не скрылся из виду, слившись с теменью лесов.

Глава 22

«Здравствуй, дневник.

Если мне когда-нибудь, мой дорогой дневник, сказали бы, что я буду каждый день на протяжении уже недели помогать мужчине, не являющегося родственником, стоять на ногах, крепко обнимая или держа крепко за локти или предплечья, и всё это по часу минимум… Да ни за что бы не поверила!

Я знала, что Яромиру будет трудно даже стоять, и была готова к длительному его восстановлению. Трещина, проходящая по всей длине кости – это вам не шутки. Я, конечно, кормила его для ускорения срастания трещины и ран и молочкой самых разных видов, и даже сварила густой холодец из добытой две недели назад говяжьей голени(а находить её было адски тяжело!). Впихивать его, к счастью, не пришлось. Яромир оказался редким любителем этого блюда, поэтому пришлось варить вторую большую порцию, от чего я была искренне зла и одновременно довольна. Холодец у меня никогда не получался, я его за всю жизнь варила от силы раза три, два из которых сейчас. И то, что съеден он был подчистую – комплимент для меня.

Но вот стоять с ним каждый день с излишне тесным контактом… была бы возможность, я бы не делать этого. Объятия с мужчиной сих пор вызывают некоторый страх, пусть и стоически это терплю. Головой-то я понимаю, что это нужно, Яромир мне не навредит, но что делать с этим чувством – без понятия. Придётся терпеть. Никто, кроме меня, не сможет помочь ему пройти физиотерапию, разработать мышцы и вернуться в прежнюю форму. Это мне, выходит, по меньшей мере месяц, а то и два, быть его поддержкой, делать с ним зарядку, ходить с опорой на ногу, учиться преодолевать разные расстояния: от метра и до нескольких километров. Да ну к чёрту…

Я искренне надеюсь, что это завершится как можно быстрее, а не затянется ещё на более долгое время.

Напишу в тебе позже, мой дорогой дневник.

Тридцатый день месяца Холодной Метели»

Есения со вздохом поднялась из-за стола, громко отодвигая стул. За последние… нет, не дни, а полтора месяца, она как будто живёт в каком-то цирке. Её размеренная жизнь закончилась в момент обнаружения Яромира, этого чёртового князька, свалившегося со своими травмами на голову девушки. И сейчас в голову Есении всё чаще приходили мысли о том, чтобы переселить его из своего дома к кому-то другому, а самой просто приходить каждый день для тренировок и передачи лекарств. Но свербящее чувство ответственности и абсолютное нежелание перекладывать её на других людей не давало девушке это сделать.

Яромир не спал и лишь ждал её для очередных тренировок. Он уже стоял, чуть пошатываясь и опираясь на спинку кровати, когда Есения твёрдо притянула его к себе, хватая поперёк торса, помогая принять ровное вертикальное положение. Мужчина отпустил кровать и крепко схватился за её плечи, опираясь на девушку и подняв взгляд и голову куда-то вверх, сжав зубы и выпуская шумно из них воздух. На благо, сил у Есении было предостаточно, чтобы Яромир мог позволить переложить часть своего веса на неё.

– Больно? – тихо спросила девушка.

Она знала ответ. Конечно же, ему больно. Нога не работала нормально больше месяца, отчего мышцы атрофировались. И каждый чёртов день уже неделю начинались с разминания мышц ног. Береста уже была давно снята, а бывшая рана стала мягким розовым шрамом. Если по первости этим занималась Есения, то сейчас это делает Яромир самостоятельно, каждый раз недовольно пыхтя и ворча. Он лучше чувствовал, что и где болит, где стоит нажать посильнее, а где едва пройтись. На удивление, мужчина не жалел себя, разминая конечность до состояния покрасневшей как рак, но всё же её часть у раны он не чувствовал до сих пор. Ни боли, ни какого-либо покалывания не было. Кажется, зараза всё же успела убить некоторую часть нервных окончаний в этой части ноги.

– Адски… – процедил сквозь зубы Яромир.

Есения гладила его по спине, пытаясь как-то утешить, пусть это объективно не помогало ему справится с болью. Она неосознанно подметила, насколько сильно мужчина поменялся за это время. Приехав к ней бравым воякой, сильным, способным даже её поднять если не одной рукой, то двумя точно, сейчас потерял былую форму. Болезнь, даже при хорошем питании, буквально «высасывала» из людей силы. Лоб Есении противно щекотала и немного царапала бородка Яромира, которая за это время сильно отросла из лёгкой щетины в начале. А ещё поменялся запах. Теперь от кожи и одежды пахло розами и немного щёлоком, которым всё стиралось. До этого он пах кожей и конём.

Девушка спустя небольшое количество время отошла аккуратно на полшага назад, перемещая руки со спины мужчины на его предплечья, крепко вцепившись в них ближе к локтям. Для Яромира это был сигнал на начало ходьбы. Он неспешно и аккуратно сделал первый шаг вперёд, она – твёрдый и быстрый назад. Каждый день они старались сделать небольшой «круг» по комнате: от кровати к стеллажам, оттуда к столу у большого окна, а затем к входной двери и обратно к кровати. Первые два дня заканчивались всё на стеллажах, последующие три у стола и лишь последние два дня едва доходили до двери.

Шаг за шагом перемещаясь, они медленно дошли сначала до стеллажей. Есения смотрела внимательно на искажающееся болью лицо Яромира и лишь мысленно ему сочувствовала. Ничего поделать с этим могла. Подсаживать на его более сильные обезболивающие, вызывающие никому не нужное привыкание, вплоть до той самой ломки, только чтобы мужчина без боли ходил? Нет, она прекрасно знала о последствиях такого, отчего никогда не решится использовать. Опиоиды хранились отдельно, в закрытой особой руной шкатулке, открыть которую могла лишь Есения и использовала её содержимое только для облегчения боли умирающих от тяжёлых заболеваний. Возле стеллажей они ненадолго остановились. Мужчина переводил сбитое дыхание, а девушка лишь его внимательно разглядывала, подмечая побледневшее лицо и ещё лёгкую испарину.

– Если тебе тяжело, можно не продолжать, попробуем позже или завтра.

– Нет! – твёрдо сказал Яромир, качая головой. – Нужно встать на ноги как можно скорее.

Есения с улыбкой кивнула на его решимость, и они проследовали медленно дальше. Будь в доме или во дворе пресловутые параллельные брусья, дело бы пошло быстрее и без её помощи. Но пока девушка по сути являлась одной большой опорой для мужчины. У стола они не остановились, а стоически дошли до двери. Яромир был совсем бледен и покрыт липким потом, ему тяжело дышалось. Он лишь тихо шипел от боли, ни одного ругательства или просто недовольства не выдавал.

– Ты плохо выглядишь, давай не будешь перетруждаться. Закончить круг можно и завтра.

– Женщина, ты целительница или как? – огрызнулся мужчина.

– Как целительница тебе это и говорю, придурок! – парировала Есения. – Дойдёшь и свалишься от судорог в ногах на несколько дней, а мне лечить тебя!

– Обойдусь. Сам справлюсь!

Он твёрдо убрал свои руки и, мягко оттолкнув не особо сопротивляющуюся девушку, неспешно направился к столь близкой кровати. Его первые шаги без опоры были несмелыми, но твёрдыми, будто он вознамерился сказать ей, мол, я и без тебя могу, смотри! Он смотрел себе под ноги, как бы контролируя их и пытаясь наблюдать за простым для обычных людей действом. Девушка отошла подальше, пропуская и позволяя ему справляться с этим самостоятельно, но при этом готовая в любой момент подбежать и помочь. Её руки от небольшой нервозности и переживаний тряслись. Если что-то пойдёт не так, восстановление ещё больше затянется.

Но Яромир упорно шёл. От двери до кровати восемь шагов Есении, которые для него превратились по меньшей мере в два десятка. Он ни на что не опирался, отчего периодически было явно трудно. Наблюдавшая за ним девушка затаила дыхание, когда он резко дёрнул головой, запрокидывая её наверх. Его либо начало тошнить, либо начала кружиться голова, отчего стало вдвойне страшно за здоровье Яромира. Но он поправил дрожащей рукой отросшие волосы, слегка зачесав их назад и продолжил путь. Когда оставалось всего-ничего, он всё же протянул руки к спинке кровати и схватился за неё. С помощью этой простой опоры сделал последние два шага и сел на перину. Всё, путь окончен! Впервые с начала лечения, он смог закончить этот чёртов «круг», пройдя последнюю часть самостоятельно!

– Это того стоило? – спросила с ухмылкой Есения.

Она взяла небольшую миску с тёплой водой и небольшим кусочком люфы и принялась осторожно вытирать холодный пот с лица Яромира, который предварительно лёг, устало улыбаясь.

– Да, – он мягко коснулся ладоней Есении, вызвав у той удивление и лёгкую дрожь. – Это значит, что я совсем скоро буду ходить нормально, верно?

Девушка аккуратно и с улыбкой освободила свои руки и произнесла лишь короткое:

– Ну точно придурок!

Глава 23

«Здравствуй, дорогой дневник.

Весна в наши южные регионы приходила всегда раньше, чем того нужно было по календарю. Неделю назад налетел тёплый ветер, спровоцировавший начало таяние огромных пластов снега и создавший первый тёмные круги на льду близлежащей реке. Три же дня назад полил дождь. Холодный, мерзкий и стеной. Выйти за пределы дома совсем не хотело, и я в очередной раз пожалела, что не расширила дом и не устроила склад с едой где-нибудь в доме.

Сегодня утром погода поменялась на мелкую, противную морось, часто прекращающуюся. Заходили мужики вместе с главой деревни. В горах сошла огромная сель, сметя за собой широкий и длинный пласт деревьев и дорогу, ведущую в один из ближайших городов. Гонец, прибывший по узкой объездной, сообщил благие вести об отсутствии каких-либо известных жертв, что было невероятной удачей, а также доставивший просьбу о совместном разборе схода. А мужиков нужно было снабдить чем-то от мелких ранений, парой крепких жгутов и бинтов. Я на всё это поворчала, но выдала, взяв с тех обещание по возвращении отправить всех раненных ко мне. Заражение крови мне тут не нужно ни в каком виде и тем более ампутация чьей-то конечности.

Яромир какими-то семимильными шагами принялся выздоравливать. Месяц назад он не мог стоять без моей помощи, а теперь вполне бодро передвигается по дому, правда опираясь на новенькое приспособление – трость. Первое время заваливался с непривычки, а Ночка ещё, негодница какая, вечно под ногами путалась у него, мешая нормально ходить. Я лишь хихикала с его ругательств на кошку, но никак не помогала одному и не отгоняла другую. Яромир также пытается уже помогать мне по хозяйству. До смешного. Пытался со мной за продуктами сходить на склад, в итоге трость утопла в образовавшейся у порога грязи и дальше он не сдвинулся ни на шаг. Теперь упорно забирает в дверях большую часть поклажи и нёс к печке. Отказать в подобном не могла.

Совсем скоро срок родов у Ялики. Единственный конь, которого я чисто теоретически могу взять – это Ворон. Но, конечно же, прежде всего нужно спросить разрешения у Яромира. Искренне буду надеяться, что ничего экстренного с Яликой не случится, и мне не придётся бегом вскакивать на коня и скакать на нём на спасение жизни.

С тобой, дневник, мы встретимся позже.

Двадцатый день месяца Льда»

Есения отложила перо и перевела взгляд на низкое, тяжёлое и угнетающе серое небо за окном, скривившись от него как от лимона. Ненавидела она такую погоду. Ассоциировалась подобная только с чем-то плохим, даже мёртвым. Весна лишь начиналась, отчего каких-то радостных красок не наблюдалось, да и не будет ещё с месяц. Первыми здесь всё всегда приходили крайне холодные и продолжительные дожди, которые могли задержаться в местности и на месяц. Лишь к началу посевного сезона, погода становилась тёплой, по истине весенней. Порой приходила вместо неё даже по-летнему невыносимая жара, но увлажнённая земля не давала будущему урожаю погибнуть, не начав ещё свою жизнь.

Ещё и деревенька будто погрузилась в тишину. До сухой погоды почти замирала торговля и путешествия, отчего доход той же таверны падал по меньшей мере втрое. Передвижение между городами в это время года было редким явлением, никто не хотел утопнуть в грязи, попасть под бурную, вышедшую из берегов, реку, оползень или сель.

– Ненавижу начало весны.

Есения встала из-за стола и принялась мягко ощупывать подвешенные на свисающих с потолочных балок верёвках корни мандрагоры. Их сушили бережно, но крепко обвязывая, стараясь не навредить и тем более не протыкая. Таким образом сохранялись все самые ценные составляющие, а уходила лишь влага. Ботву девушка ранее уже разделила на две неравные части. Примерно треть была растёрта в кашицу, её применяли при больших ожогах и неглубоких царапинах и ранениях. Оставшаяся часть была засушена вниз «головами» и спрятана про запас.

– А кто её любит? – Яромир сам недовольно поморщился, глядя на погоду. – Дядька вечно меня в такую погоду выгонял по полям, холмам и горам бегать с нагруженным заплечным мешком. Первое время всё с кашлем и жаром лежал после такого, а потом привык. Но конец осени и начало весны до сих пор не люблю.

– Ты на него злишься? Ну, за то, что так гонял.

– На дядьку? – мужчина как-то неоднозначно пожал плечами. – Гонял меня как сидорову козу, но всё равно упорно сидел у моей постели, пока я болел.

Есения лишь улыбнулась на его ответ, аккуратно снимая одну из связок с самыми мелкими корнями. Они уже высохли, в отличие от остальных, и теперь нужно было тщательно перевязать тонкой шёлковой бечёвкой, отправить в хлопковый мешок и спрятать в сухом тёплом месте. Она принялась это споро, но при этом внимательно делать за рабочим столом, сосредоточившись на деле.

– Для чего они тебе? – раздался над ухом внезапно голос Яромира.

Он повадился в последнее время наблюдать за работой Есении, интересоваться ею. Ему явно было скучно, но для девушки это было сущим испытанием. Поглощённая своим делом, она совсем ничего не замечала, отчего постоянно вздрагивала, а порой и подскакивала от неожиданного появления Яромира.

– Мандрагора – лекарство от многого. Она очень полезна, если её верно применять. А может стать и ядом в неумелых или злых руках, – спокойно, насколько вообще возможно, объяснила Есения, шумно выдохнув. – И прекрати ко мне подкрадываться, в сотый раз прошу же!

– А я в сотый раз тебе говорю, я не подкрадываюсь! Ты же слышала, как я шумно хожу!

Яромир и правда со своей тростью вызывал много шума, да ещё и громко топал, переставляя раненную ногу. Он ею двигал, но пока слабо и неуверенно, но, по меньшей мере, перестал шипеть при каждом шаге. Массаж и ежедневные тренировки сделали своё дело.

– Ладно, ладно, сдаюсь! – подняла со смехом Есения открытые ладони. – Не слышала тебя, каюсь.

Она сложила последние корешки в мешочек и спрятала его, забравшись на перекрышку, на потолочную балку рядом с печной трубой, досушиваться. От крыши дыхнуло чем-то сырым и холодным, заставив девушку неприятно поёжится и даже, спустившись с печи, накинуть на себя лёгкую, но тёплую шаль из тонкой шерсти.

– Недобрая погода. Не приведи леший, кто-то на тот свет соберётся, – мрачно констатировала она.

***

К вечеру опасения подтвердились. В тишине окружающего мира, нарушаемого лишь редкими скатами снега по крышам, раздался пронзительный женский крик, граничащий с визгом. Есения, аккуратно переливающая ранее сделанный крайне неприятно пахнущий спиртовой настой на когтях волколака в отдельный графин из горного, слегка мутного хрусталя, постаралась сохранить самообладание, но у неё лишь слегка дёрнулась рука. Капля жидкости упала на металлическую поверхность стола и с лёгким шипением испарилась, оставив на поверхности очередное тёмное пятно.

– Да кто там так орёт!? – раздражённо произнесла девушка, одним махом доливая остатки настоя и закупоривая сосуд.

Она попыталась выглянуть в окно, высмотреть, кто же нарушил тишину, но увидела лишь мчащуюся к её дому в закатных сумерках одном сарафане и с босыми ногами Любаву. Есения без всяких слов закрыла штофом, крышкой в простонародье, и схватила за горлышко графина с настойкой и поспешила скрыться за дверьми кладовой. Девочка бы не бежала сюда сломя голову, если бы что-то не случилось с её бабушкой, Марией. Пожилой возраст, а женщине, на минуточку, было уже больше восьми десятков, не был равен хорошему здоровью у пахавшего всю жизнь как лошадь человека. Есения поставила графин в закрытый шкаф и бегло оглядела свои запасы. С Марией случилось что-то внезапное, а это мог быть сердечный приступ, инфаркт или, того хуже, инсульт. Если первое можно более или менее стабилизировать отварами или заклинанием, то от последних двух не было спасу.

Схватив поясную сумку, Есения закинула туда связку с несколькими корнями мандрагоры, небольшую бутыль с настоем ландыша и ещё пару видов трав. Открыв один из ящиков, она увидела заветную шкатулку с хранящейся там той самой густой массой и на десяток секунд призадумалась, но в итоге закрыла её, тряхнув головой. Настолько сильное обезболивающее девушка не будет применять без крайней нужды.

Есения поспешила скорее надеть тёплый кафтан на манер мужского и натянуть вытащенные несколькими днями ранее кожаные сапожки, которые носила по ранней весне, как входная дверь отворилась, а на пороге показалась взъерошенная и задыхающаяся от бега Любава.

– Там!.. Там!.. – тараторила, глотая жадно воздух, девочка.

– Всё после! – резко осекла её Есения.

Не запахнув верхнюю одежду, она стремглав выбежала из дома к избе Марии. Любава старалась отставать, хотя вторая пробежка давалась ей уже тяжелее, отчего была постоянно на два-три шага позади. Буквально влетев в дом, Есения увидела лежащую на лавке бледную, точно надетая на ней рубаха, старушку. Она тяжко дышала и явно была в пограничном состоянии сознания. Девушка поспешила скинуть кафтан на ближайшую скамью и поспешно подошла к Марии, мягко тронув её неожиданно ледяные ладони. Женщина приоткрыла глаза и очень натянуто улыбнулась. На благо ровно, отчего вариант с инсультом сразу отпал.

– Я постараюсь вам помочь, только не закрывайте глаза, хорошо? – в ответ короткий кивок.

Есения прикрыла глаза, анализируя с помощью потока магии тело женщины. Через мгновение она испугано отпрянула, немного шокировано. Инфаркт. Точный его вид определить не могла, лишь увидела серьёзные повреждения сердца, характерные для этого диагноза.

– Мне… – несмело начала она. – Мне жаль, вы умираете.

– Значит такова воля Господа… – тихо произнесла Мария, грустно улыбаясь. – Мне лишь жаль, я не увижу правнуков от Любавушки…

Названная девчонка, всё это время стоявшая чуть поодаль, звонко шмыгнула носом и зарыдала, размазывая сопли и слёзы по щекам. Есения подошла к ней и мягко приобняла Любаву за плечи. Сама же она не обращала внимание на собственные слёзы, мирно текущие из уголков её глаз и раздражающие их. Девочка попыталась уцепиться за целительницу, но та лишь мягко подвела её к бабушке, поговорить и попрощаться. Ночь старушка уже не переживёт. Есения лишь подала отвар из корней мандрагоры для обезболивания и успокоения и вышла, оставив их наедине.

Выйдя из избы, девушка наткнулась на толпу людей. У порога ждали обеспокоенные и любопытные соседи, впереди которых стоял бледный от испуга глава деревни. Мало ему сошедшей сели, так ещё и непонятные крики, переполошившие всех.

– Свяжитесь с её родными, пускай всеми правдами и нет приезжают. Сейчас приведите отца Андрия. К утру же позовите плотника, – на эти слова раздалось в толпе лёгкое горькое «ох». – Ночь Мария, увы, не переживёт.

***

Похороны состоялись на рассвете третьего дня. На них пришла почти вся деревня, настолько уважали и любили покойную. На удивление, было пасмурно, но ни капли не пролилось до тех самых пор, пока Есения, облачённая в траур, не перешагнула порог своего дома.