Текст книги "Дневник травницы (СИ)"

Автор книги: Канна Шорен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)

Глава 1

"Здравствуй, дорогой дневник.

Прошло уже больше двух месяцев со смерти наставницы. И только сейчас я снова готова делиться с тобой всем.

Наставница ушла тихим утром седьмого числа месяца Опавшей листвы. Мы успели проститься, отпустить скопившиеся за годы обиды и последний раз сказать друг другу "прощай". Она – мой последний родной человек в этом мире, она заменила мне погибших больше дюжины лет назад родителей, стала тем, кто дал толчок жить дальше. И теперь я осталась одна в этом доме…

Я практически не помню, как обмывала её, как одевала в лучшие, праздничные одежды, как сообщила в тот же день о смерти в Гильдию Целителей через стеклянный шар связи. Очнулась тогда, когда вечером из соседней деревни приехала Ялика – ученица, что была до меня. Наставница часто ворчала: мол, повадилась она, старая дура, подбирать несчастных сиротинок. Я стала внезапной шалостью судьбы для неё, желавшей сделать Ялику последней ученицей и встретить старость не в заботах об учёбе, а в тишине и спокойствии. А пришлось учить и воспитывать меня.

Ялика, не отличающаяся за время совместной жизни особой теплотой, крепко-крепко обняла меня. Я чувствовала, как она дрожит от горького плача, хлюпая носом и утирая обжигающие слёзы о моё уже и без того мокрое плечо. Мне оставалось лишь мягко похлопывать и гладить её по спине, пытаясь успокоить или хотя бы просто утешить. Наставница стала для нас, сироток, матерью. Настоящей, любящей и при этом строгой. И мы скорбели о ней, как и о когда-то родивших и вскормивших нас матерях. Наставница сделала для нас всё, что могла, даже обеспечила приданым, хоть и не должна была.

Лишь когда Ялика успокоилась, я заметила кое-что. Округлый и уже заметно выступающий под осенней одеждой живот. Ялика, вышедшая замуж в начале этого лета, ждала первенца. Меня в тот момент охватили и радость, и беспокойство. Она была единственным целителем в соседней деревне, никто, кроме меня, живущей в трети дня пути, не мог помочь ей, если что-то пойдёт не так во время родов. Остальные деревни и города были более чем в сутках на лошади галопом. На мой вопрос: мол, а что делать-то будем? Ялика лишь улыбнулась и постаралась заверить меня, что всё будет хорошо, что я успею к ней, если будут проблемы, пусть в карих глазах явно плескалась некоторая озабоченность этим. Срок рождения подойдёт только ближе к середине весны, она рассчитывала на меня в этот период. Я была вынуждена согласиться, но для себя запомнила, что к концу зимы нужно найти свободную быструю лошадь.

К утру восьмого числа пришёл плотник. Ялика с грустью смотрела, как мужчина с мрачным скорбным лицом молча измерял тело наставницы. Этот крепкий пожилой человек помнил наставницу ещё молоденькой девчушкой, переселившейся когда-то в эту деревню в самом начале удушливого лета на замену умершей ранее, весной, травнице. Старшее поколение, заставшее это, уже стали совсем стариками или умерли. Только за этот год ушли трое. И смерть придёт за каждым рано или поздно, так или иначе… Плотник пообещал к вечеру всё сделать в лучшем виде. И обещание своё выполнил.

В день похорон, ранним утром девятого числа, мы заканчивали с последними приготовлениями. Пусть наставницу и хоронили по церковным обычаям, у травников-целителей были свои ритуалы, позволявшие магам спокойно покидать этот свет. Пока я медленно вплетала в седую косу наставницы различные цветы, травы и даже ряд опавших листьев, Ялика из других растений и обязательно веток мирта и лавра плела венок. Мы пели. Слова были на древнем языке, в письменности которого использовались лишь руны, изучаемые только магами. Дословный перевод был утерян за вехой лет, но смысл был понятен. Мы желали любимой матери лёгкой дороги, счастья на том свете, быть любимой да с лёгкой судьбой в следующей жизни. Церковь принимала лишь рай, ад и забвение, но мы, колдуны, принимали и возможность перерождения, а я в это верила и… знала.

Похороны прошли в последний, как оказалось, солнечный день осени. Вся деревня собралась в дальнем конце церковного кладбища, дабы проститься с любимой целительницей. Несмотря на то, что церковь недолюбливала магов, на целителей она смотрела сквозь пальцы, разрешая им селиться даже возле монастырей. Священник, худощавый мужчина с добрым лицом, возрастом далеко за четвёртую дюжину, звучно тянул похоронные молитвы, вгоняя окружающих людей в трепетание, доводя до рыданий особо впечатлительных. И даже я, будучи не особо верующей, вздрагивала, покрываясь мурашками, иногда утирая рукавом кафтана непроизвольно катящиеся по щекам слёзы. Не плакала, не стенала, лишь молча смотрела, как в совсем новом гробу мирно лежит такой родной мне человек. Её спокойное морщинистое лицо было слишком бледное, как и губы, застывшие навсегда в лёгкой улыбке, руки сложены на груди, а седые волосы заплетены в аккуратную косу. А ещё кипельно-белое платье и красный передник, вышитый различными геометрическими и этническими узорами, древними рунами и цветами. Наверное, такой я её и запомню.

Когда похороны закончились, я осталась молча стоять у свеженасыпанного холмика. Со временем он уляжется, а вместо деревянного креста непременно будет поставлен камень с выбитыми именем и датами. Пройдут поколения, и люди забудут, что здесь когда-то лежала величайшая целительница мира. Очнулась я лишь тогда, когда моего плеча коснулась ласковая рука Ялики. Она нежно улыбнулась и позвала обратно, домой.

Я держалась молодцом до тех самых пор, пока на следующий день телега проезжавшего мимо деревни торговца не увезла Ялику. Мне предстояло вернуться в пустой дом. Мне предстояло одной разобрать и уничтожить личные вещи наставницы до тринадцатого дня после смерти. И я боялась даже сунуться в дом. Боялась, что разрыдаюсь, стоит только переступить его порог. Но идти мне было некуда. Я вернулась домой… Я выла белугой, как мне сказали позже, два дня и две ночи, изредка прерываясь на болезненный сон. Лежала на деревянном полу, укутавшись в любимый плед и некоторые вещи наставницы, и рыдала, рыдала. Я не помнила себя в эти дни, не помнила, что делала, приходил ли кто к дому или нет, где шлялась и чем питалась всё это время кошка.

Пришла в себя лишь на рассвете третьего дня, тринадцатого числа, когда постучал в окно мальчишка, помощник кузнеца, сообщив, что жёнка его учителя не может никак разродиться уже сутки, хоть и не первые роды: силёнок уже нет. Я, используя последние силы, встала и чуть раздражённо рявкнула ему из-за двери принести мне поленьев на печку из дровницы. Даже погоревать не дадут! Ну что за люди! Малец знал своё дело и мало того, что шустро всё притащил, так ещё и поставил печку топиться. Благодарить словами за такой пустяк не хотелось, поэтому я лишь похлопала его по голове за догадливость. Принесённая из колодца вода с помощью моей магии не перекипела, а лишь нагрелась. С лёгкой улыбкой заметила, как мальчишка покраснел как маковый цвет, когда я, совершенно не стесняясь его, начала раздеваться, а после выскочил из дома. Привыкшая к обществу только женщин, забыла, что кто-то кого-то стесняется. Мыться нужно было быстро, но качественно. Правило целителя номер один: "Всегда будь чист телом, когда лечишь". Где бы ты ни был, у тебя должны быть чистые руки, но сейчас нужно было быть чистой полностью. Мне нужно было встретить нового человека и проводить его в мир.

Мальчишка поджидал меня у калитки, пряча краснеющие щёки за опущенным лицом. Несмотря на середину осени, я вышла на улицу с почти мокрыми волосами: некогда было сушить. Едва завидев меня, он припустил по холмику вниз, в сторону реки, проходящей у самого края деревни, где и была кузница. Дорогу до дома ремесленника я знала наизусть, поэтому припустила следом. Стоило перешагнуть порог, как кузнец чуть ли не в ноги кинулся, мол, спасите жену любимую, коль умрёт, не будет и он жить. Я обругала его последними словами, попутно наказав не накликать беду, и выгнала за пределы комнатушки, где женщина из последних сил пыталась вытужить из себя младенца. На моих глазах её наполненное страхом и даже каким-то животным ужасом лицо разгладилось, на нём появилась улыбка. Местные роженицы почему-то верили, что лишь я и моя магия спасали их и малышей от смерти. В ответ я лишь фыркала и открещивалась. Не рассказывать же им правду… Не поверят.

Когда я приняла на руки покрытую слизью и кровью девочку, а её первый крик оповестил родных о благополучном появлении на свет, тогда почувствовала, как дрожат руки. Комочек был трепетно завёрнут в мамин передник и передан отцу. Пусть мужчины всегда и мечтали о сыновьях, но дочери для них были высочайшей радостью и счастьем. Стоило убедиться, что роженице больше ничего не угрожает, а послед благополучно отделился, только тогда я заметила, что все руки и часть живота и груди вымазаны в крови. Кузнец по-доброму улыбнулся, приказав мальчишке помочь мне помыть руки. Дальше запомнила лишь тёплую воду и простое мыло, что скрипело на ладонях чистотой, льняное полотенце, которое матушка кузнеца поднесла мне, да ещё небольшой кошель с тремя серебряниками, да кусок мясного пирога, который мне буквально всучили, услышав урчащий на всю округу живот.

Я рада, что встретившиеся мне на пути крестьяне обходили мимо что-то жующую и льющую горькие слёзы травницу с перемазанным кровью животом. К полудню они уже все знали, что я помогла разродиться жене кузнеца. Я лишь молча разбирала и безжалостно бросала в разведённый за частоколом костёр вещи наставницы. Тогда и решила. Скорбь скорбью, но никто не вернёт мне её… Я, когда-то мечтавшая о семье, поняла, что буду работать на благо этой деревни и так же, как и моя учительница, воспитаю рано или поздно достойных целителей этой земле, этой стране"

Есения отвлеклась на потрескивающий в печке огонь и убрала за ухо выбившуюся из длинной косы непослушную прядь тёмно-русых волос. После её глаза вернулись к написанному тексту и быстро пробежались по нему. Довольная тем, что получилось, она дополнила последнее:

"Я надеюсь, теперь буду всё чаще писать в тебе, мой дорогой дневник. До следующей записи"

И поставила в правом нижнем углу страницы дату: "Двадцать первый день месяца Льда"

Глава 2

"Добрый вечер, милый дневник!

Знаешь, в такие зимние солнечные дни, как сегодня, вспоминаю день моей смерти в прошлой жизни. Глупая до несусветности смерть одного из лучших челюстно-лицевых хирургов города, но не менее трагичная.

Я шла с суток, еле переставляя ноги. Не было времени даже присесть, настолько много людей поступило к нам с этим снегопадом. Погода ещё ранее знатно потешилась над людьми скачками температуры, образовав под свежим снежком иллюзорно толстый слой льда. Люди, не зная об опасности, спокойно шли по дорожкам, поскальзывались, падали и благополучно попадали к нам, в травмпункт при областной больнице. Коллеги всё шутили, мол, надо всем людям выдавать коньки или обувь на шиповке.

Я медленно передвигалась по тропинке к дому, стараясь лишний раз не поднимать стопы. С утра снова успел растаять тот напорошенный за предыдущие день и ночь снег, превратившись в опасный слой воды на льду. И это всё в середине декабря. Эх… А мне ещё в тот день нужно было в два часа оказаться на вечернем приёме пациентов, но этому не суждено было случиться. На своё несчастье, я поскользнулась и упала в двух шагах от подъезда, под родными балконами. Дома меня ждала престарелая мама, ни мужа, ни детей, к почти тридцатнику не нажила как-то: всё в работе, наверное, поэтому и была одной из лучших. Но сейчас я лишь лежала и смотрела, как падала на меня, в самое лицо, огромная блестящая на зимнем солнце сосулька, что ранее опасно висела у кромки козырька балкона на пятом этаже. Я успела нервно хихикнуть и осознать, насколько глупо поступила, пренебрегая правилами безопасности, прежде чем лёд упал на меня, убив, кажется, на месте, моментально. Да… Правильно говорили, правила безопасности написаны кровью.

Я вспомнила о своей предыдущей жизни не сразу, лишь к девяти почти годам от роду, после двух дней в лихорадке от серьёзного ранения, оставившего на моей спине чудовищный некрасивый шрам. Было очень тяжело принять собственную смерть, перерождение, а в моём случае было именно оно, ведь я действительно снова родилась в этом мире. Я молчала тогда несколько дней, размышляя, пытаясь переварить всё, что кашей застряло у меня в голове. И именно тогда твёрдо решила вернуться в медицину, пусть здесь это было траволечение вместе с целительной магией.

Я знала, что предстоит тернистый, нелёгкий путь. И первое, с чем столкнулась – это практически абсолютная твёрдая упёртость местной травницы, лечившей меня, позже всё-таки ставшей моей наставницей. Целительница Веда ни в какую не хотела меня брать, а Ялика всё посмеивалась, в шутку говоря, что я не стою потраченных сил наставницы. В этом мире, помимо знаний, для излечения человека травник (он же целитель) должен иметь определённый запас магической силы. Обычно дети, склонные к магии, начинали проявлять её к годам пяти-шести, часто пугая бедных родителей до ужаса. Особо верующие раньше пытались даже изгонять из детей "бесов и демонов", пока почти век назад церковь не перестала относить магию к "бесовскому искусству". И… У меня в общепринятые сроки магия не проявилась, что закрывало путь к обучению.

Я ходила каждый день к порогу целительницы и первые часы буквально умоляла, кричала прошения до хрипоты в голосе. Медицина – это то, без чего я не представляла свою жизнь. Подумаешь, не было силы, но мозги, мозги-то были! Веда ни в какую не хотела сдаваться, первое время отвечая на мои мольбы категорическим отказом, а после на пару с Яликой просто игнорируя меня.

Помог один случай.

Мой самый младший брат, которого достали из чрева умирающей матери, был недоношен. Нас, сироток крестьянского дома, приютил у себя, как и было принято, местный батюшка. Его жена пыталась вскормить несчастного младенца, но он упорно не принимал грудь, постоянно плакал, а ещё его вечно лихорадило. Мы, а это я, мой ещё один младший брат, Деян, пяти лет да сестра трёхлетка, Мила, пока ещё снег лежал на полях, лоханями таскали его братцу, в слепой надежде, что это как-то поможет немного остудить младенца. Жар и правда спадал, да только ненадолго. Всё хрупкое тельце ребёнка как будто сопротивлялось нахождению на этом свете.

В тот день я снова пришла ни свет ни заря к порогу целительницы и молча села на ступени, ведущие в сени. Прокричав без малого десять дней, я осталась без голоса, могла говорить лишь шёпотом и то прерывисто. Сидела так до тех пор, пока не увидела бегущего по тропе к домику одного из сыновей священника. Он звал меня и целительницу: малыш за те немногие часы, что я не была рядом, стал совсем плох. Не помню, как добежала до домика рядом с церковью, как отняла младенца у матушки, жены священника. Очнулась спустя неизвестное мне время тогда, когда пришедшая в дом священника Веда уже агрессивно трясла меня за плечи, меня, обливающуюся слезами, умоляющую ребёнка жить, не покидать этот мир и остаться с нами, любящими его родственниками. Она даже пару раз ударила по щекам, приведя в себя наконец-то. Я тогда с испугом посмотрела на женщину, а после ещё в большем страхе посмотрела на младенца, ожидая увидеть в своих руках остывающее тельце брата. Но я увидела мирно сопящего младенца. Не кричащего, не пылающего от жара и криков, а обычного ребёнка в глубоком здоровом сне.

Веда тогда мне объяснила, что я, так называемый, "поздний маг". Такое бывает, когда магической силы либо немного изначально, её может хватать максимум на повседневную простейшую магию, либо достаточно, но она, можно сказать, "спит" до нужного момента и проявляется благодаря сильному эмоциональному всплеску. Мне повезло, моя магия именно "спала", правда её запас был едва-едва достаточен для работы с сильными целительскими заклинаниями. Поэтому мне для баланса сил и комфортной работы приходится сейчас носить несколько очень дорогих, но эффективных магических украшений, амулетов".

Есения с грустной улыбкой посмотрела на свои руки и подаренные когда-то наставницей кольца, исчерченные древними рунами, позволяющие собирать магию из окружающей природы, на средних пальцах. Рукой девушка нащупала за шиворотом льняной рубахи, а после аккуратно сняла и поднесла к свету от свечи небольшую подвеску из серебра с руной "Обмен", похожую на большую каплю, что была выложена отливающими фиолетовым небольшими сапфирами и достаточно большим рубином по самому центру. Эти два вида камней помогали магам всегда, но особенно они были эффективны в магии, позволяющей поглощать и моментально превращать природную волшебную силу в свою собственную. Есения поспешила надеть подвеску обратно и вернулась к своим записям.

"Брата я тогда спасла, по словам Веды, от стоящей над его головой смерти. Тогда я не поняла, о чём она, но позже, спасая несчастную молодую мамочку от сильного кровотечения при родах, я почувствовала это холодное, пронзающее до самых костей дыхание смерти. Наставница тогда громко и зло прокричала, что не отдаст молодую, будет спасать её жизнь, прогнав тем самым тёмного ангела, а я навсегда запомнила это ужасное чувство. Надеюсь, никогда больше не вспомню, что это такое."

Девушка снова отвлеклась от написания и осмотрела комнату, недовольно поджав бледновато-розовые губы. За все два месяца с момента смерти предыдущей хозяйки дома она так и не сделала, как и хотела, перестановку. Теперь Есения жила одна и нужды во второй кровати не было. Самую старую, уже начавшую разваливаться, она решила отправить на дрова, а перину и подушки безжалостно сжечь во дворе дома, когда придёт весна, дабы не засорять сейчас печку.

"Месяц назад я заказала у плотника большие стеллажи под многочисленные книги. Они уже стояли на полу в огромных и держащихся на честном слове стопках, которые грозились в любой момент рухнуть, да ещё и мешали доставать зелья и колбы. Я всегда хотела кресло-качалку. Пришлось долго объяснять, что мне нужно, но, надеюсь, плотник понял и скоро я увижу результат. Завтра нужно будет зайти к нему и его работникам, попросить сделать у меня перестановку и избавиться от ненужных вещей. Они – честные трудяги, да и не посмеют даже позариться на моё имущество, поэтому оставлю дом открытым, когда уйду.

Завтра с утра ко мне, как обычно, прибежит мальчишка от священника. За день-два до Рождества уже который год подряд, ещё до моего появления в этом доме, батюшка запрашивал за определённую плату цветки камелии и немного душистого вереска. И если второй травы у нас было достаточно круглый год, то вот редкая, растущая на южном склоне, рядом с бьющими из земли горячими источниками и находящейся в четверти суток ходьбы горе, камелия собиралась крайне редко и только для таких моментов. Засушить её заранее не было возможности, да и она теряла необходимый аромат, но на день сохранить свежесть и запах с помощью заклинания заморозки можно было.

Для чего это всё надо было? У прихожан в маленькой, туго набитой церкви от резкого запаха ладана начинала ужасно болеть голова, а ароматы камелии и вереска хоть немного позволяли пожалеть головы людей.

Но это всё будет завтра. Я к тебе обязательно ещё вернусь, дорогой дневник! До следующей записи."

В правом нижнем углу после текста снова появилась дата: "Двадцать второй день месяца Льда".

Глава 3

"Здравствуй, дорогой дневник!

Сегодня я оставляю запись в тебе достаточно рано, ещё даже не встало позднее зимнее солнце и не прошла утренняя служба. Как и ожидалось, от бытюшки спозаранку пришёл мальчишка с чётким поручением на небольшой записке и мешочком с предоплатой: двумя золотыми монетами. Весь заказ обойдётся священнику в пять золотых, остаток будет ждать меня вечером. Мальчишке я наказала быть у меня после вечерни, а сама начала снаряжаться в дорогу.

До деревьев камелии идти при самом лучшем раскладе пять часов, и, на благо, сегодня как раз ясная погода, снег, если и будет, то только ближе к ночи. Снегоступы прошлым вечером были мною проверены и теперь ждут меня у порога, как и тёплая дублёнка с пуховым платком, а ещё заплечный мешок с едой и горшочком для камелии.

Что ж, дневник, мы встретимся с тобой позже, вечером."

Дописав последние строчки, Есения отошла от стола, собирая последние припасы в дорогу. Пусть она и обещала быть короткой, но всё же нужно готовиться ко всему. В заплечный мешок, сделанный из простого круглого куска ткани, с кожаным шнуром, проведённым через многочисленные дырочки по её краю и служившим замком, а также с одним ремнём, позволяющий носить его на плече, также пошёл моток верёвки, кожаные полосы для снегоступов, набор для шитья, запасные шерстяные носки и небольшой топорик. Девушка знала наизусть дорогу до горячих источников, но ожидать можно было всего.

К ногам медленно подошла и потёрлась о них чёрная кошечка, призывно мяукнув и взглянув своими зелёными глазищами в глаза хозяйки. Эта малышка была фамильяром Есении, появившемся у неё после сдачи экзамена в этом году и официального признания её целителем. Каждый сам выбирал себе животное по вкусу, а у девушки получилось всё как-то удачно и само по себе. В день экзамена, пятнадцатого числа месяца Первых капелей, окотилась в коровнике кошка соседки. И, когда через несколько дней Есения в очередной раз принесла пожилой соседке припарки и лекарства от больных коленей, та самая кошка молча вручила сидящей девушке в ладони котёнка, девочку, мол, забирай, твоё. Но Есения лишь погладила молодую маму и мысленно попросила приглядеть за её будущим фамильяром, а она заберёт, когда придёт время. В месяц Первых гроз на пороге показалась та самая малышка и навсегда поселилась в доме, заняв место на печке.

– Ну что, Ночка, пойдёшь со мной? – на этот вопрос кошка всё равно бы не ответила, она, лишь мяукнув, уселась на пороге и принялась ждать, молча смотря на толстую дверь.

Есения лишь улыбнулась, закрыла дневник с уже наконец высохшими чернилами и спрятала его в ящике стола. Она не боялась, что его найдут и прочитают, ведь весь текст был написан на родном языке из её прошлой жизни. Благодаря длинным тренировкам, смогла вспомнить, как писать, держать теперь уже перо, а не ручку, а также, конечно, правила написания. Разговаривать на этом языке она позволяла себе только с фамильяром. Но всё же Есения не хотела, чтобы хоть кто-то нашёл её записи: это было что-то личное.

Зимой приходилось носить много слоёв одежды. Помимо простой белой льняной рубахи до колен и сарафана тёмно-синего цвета почти до пола из сваленной шерсти, Есения носила где-то добытую редкую вещь – связанные из меха горного козла чулки, плотные и очень тёплые. На поясе она всегда носила крепкий кожаный ремень с многочисленными привязанными к нему небольшими кожаными и тканевыми мешочками. Там были деньги, некоторые травы, бинты и зелья, необходимые для первой помощи, а ещё немного высушенного мяса для встречных животных и Ночки. Сверху надевались тёплая тёмно-коричневая дублёнка из шкуры бурого медведя до самых колен, с достаточно большим капюшоном, окантованным мехом по краю, простые серые валенки да шерстяной платок того же цвета из овчины.

Когда каждый слой одежды был надет, а заплечный мешок не забыт, девушка покинула дом, выпустив кошку и не закрыв дверь до конца. Грабить единственную целительницу на деревню решится только самоубийца, ведь ему впредь будет отказано в спасении не только в этом поселении, но и везде в царстве: Гильдия не оставит обидчика в покое. Но всё же дома для уверенности запирались магической руной, расположение которой знали только те, кто жил в нём.

Есения понадёжней спрятала толстую косу под платок и пошла в сторону деревни с семенящей под ногами кошкой. Домик целительницы находился на небольшом холме, возвышающемся над деревней, которую за последние года уже трудно было называть именно так. Местный князь проложил большой тракт, идущий в том числе и через их поселение. Деревушка стремительно разрасталась, молодое поколение, которое обычно уезжало при первой возможности в город, на заработки, оставалось, заводило свои хозяйства, торговали с часто приезжающими купцами, рожали и растили в сытости детей. Появлялось всё больше лавок, в том числе и с различными простенькими магическими амулетами, крепких и богатых домов, а в центре – полноценная, умощённая булыжником торговая площадь, где каждые выходные, даже в самый лютый мороз, был базарный день. Староста деревни даже лет пять назад расщедрился и с помощью приглашённых из соседнего города мастеров сделал полноценный фонтан с "живой" водой (так называли полную природной магии воду, способную восполнять силы, в том числе и магическую). Что уж говорить о церкви, которую справные работяги смогли сделать ещё краше, привести в порядок пристройки. Постоялых дворов стало аж два, да ещё сверху построили таверну, где подавали местный душистый вересковый мёд и холодное пшеничное пиво. У местного кузнеца не было отбоя от учеников, только сейчас их было трое и ещё двое помощников! Это ещё не учитывая недавно сделанную полноценную канализацию, которую зачаровали специально заказанные маги. Теперь все продукты, так сказать, жизни людей становились хорошим удобрением для местных полей, почти совсем без запаха, а вся жидкость утекала в местную речку, совсем не портя её. Не зря староста ел свой хлеб, ой не зря. Глядишь, через несколько лет будет полноценный город.

Стоило девушке спуститься с холма, как она тут же оказалась встречена нестройным хором десятка голосов, приветствовавших её. Есения лишь вежливо улыбнулась куда-то в толпу и прошла мимо людей. Местные не смели её задерживать: знали, остановишь спешащую колдунью – может и обидеться, да и нужно было готовиться к новому дню. Девушка же целенаправленно шла в самый центр деревни: оттуда было быстрее добраться до мастерской плотника. Ей повезло, в столь раннее утро почти никого на площади не было, поэтому она через пару минут оказалась у приоткрытых дверей мастерской, куда опасливо заглянула.

Пахнуло свежим деревом, опилками и пылью. Есения недолго привыкала к полутьме помещения, увидела несколько брёвен, верстаков и в конце концов разглядела сгорбившего над одним из них человека. Это был старший из учеников плотника, следующим летом уже заканчивающий обучение, крупный молодой мужчина, по сравнению с которым девушка чувствовала себя крохой, несмотря на то, что была достаточно высокая. Однажды он даже пришёл к ней домой, пытался позвать на одно из летних гуляний молодых, да только получил отворот-поворот. Не потому, что парнишка был плох или дурной лицом иль характером. Нет, напротив, за такими, как он, толпами бегали девчонки. Вот только… Есения до ужаса боялась мужчин, особенно молодых. Если со старшим поколением и совсем мальчишками ещё как-то получалось общаться, то вот ровесники вызывали оторопь. Вот и сейчас она не сделала ни шагу внутрь помещения.

– Эй, позови своего учителя! – пытаясь храбриться, буквально прокричала девушка, удивившись сама тому, как громко это получилось.

Мужчина вздрогнул и обернулся, что-то упало с глухим звуком, а следом раздался и лёгкий звон. Есения поняла, что хорошо так испугала погрузившегося в работу человека, но извиняться не стала, не положено. Ученик плотника кивнул, отряхнул руки от опилок и поспешно скрылся за дверью, ведущей в жилую часть дома.

На благо, плотник уже не спал, хоть и был уже очень пожилым, а старикам требовалось сна чуть меньше, чем годовалым малышам. Кажется, он пытался держаться молодцом до тех пор, пока не передаст бразды управления мастерской одному из учеников. Мужчина чинно поклонился девушке, вызвав у той лишь улыбку. Целителей уважали все, от мала до велика, и Есении нужно было привыкать даже к поклонам. Люди могли ненавидеть и презирать других магов, но не целителей, их, спасавших сотни жизней, останавливающих эпидемии в зачатке, создающих новые лекарства, никто никогда не трогал, а высшая власть порой склонялась перед самыми лучшими из них.

Девушка быстро объяснила, что ей нужно, не забыв отсчитать оставшиеся деньги за их работу: золотую монету и ещё десяток серебряных за то, что в целости и сохранности доставили, установили, а также вытащили и разобрали кровать. Плотник выслушал, кивая седой головой.

– Дом не заперт. До вечерни меня не будет, поспеете? – получив в ответ очередной кивок, Есения добавила: – Если после службы огня в доме не будет… скажи мужикам искать меня по утру на дороге на южный склон.

На этих словах девушка развернулась и направилась прямиком в сторону южного выезда из деревни. Нужно было торопиться. Рассветное солнце уже начало касаться вершин деревьев, и Есения поняла, что вернётся к положенному сроку если только очень сильно поторопится.

***

Есения перешла границу деревни под звон церковных колоколов, сигнализирующих об окончании вечерней службы. Пусть она и успела, но всё же стоило поторопиться домой, поэтому пришлось значительно ускорить шаг, едва не переходя на бег, не забыв натянуть на голову капюшон дублёнки. Дорога, на удачу, обошлась без серьёзных происшествий, разве что кошка, сейчас семенящая рядом, расчихалась от серных испарений горячего источника, да порвалось несколько ремней на снегоступах.

Как и предсказывала девушка, пошёл снег. Медленно, лениво, словно неохотно он опускался пушистыми хлопьями на людей, мощёную площадь, крыши и животных. На торговой площади купцы собирали последние пожитки в ожидании завтрашнего, последнего торгового дня в этом году, редкие магические фонари зажигались с опозданием, освещая своим тусклым, чуть печальным огоньком тёмные углы окружающего пространства. Приезжие, кто не пошёл в церковь, либо шатались по улице, что-то громко обсуждая и хохоча, либо шумели из-за приоткрытой двери таверны, откуда звучала весёлая танцевальная музыка с песнями в исполнении нескольких бардов. Получалось нескладно, порой явно мимо нот, но настолько задорно, что даже обычно равнодушная к подобному Есения улыбнулась и захотела присоединиться к всеобщему веселью, танцевать и петь вместе с людьми. Но обещание заставляло её двигаться вперёд, петляя средь людей и направляясь чётко к холму. Но, оказавшись на вершине, девушка обернулась и посмотрела вниз, на будущий город. Да, она верила, что рано или поздно эта деревня станет небольшим, процветающим городом, возможно даже с окружающей местность стеной, возможно ещё с несколькими постоялыми дворами, конюшнями и тавернами, а может даже на том конце поселится другой целитель. Но сейчас не время даже думать об этом…