Текст книги "Вкус твоих губ"
Автор книги: Камилла Чилтон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)
Камилла Чилтон
Вкус твоих губ
Аннотация
Шесть лет Атлантический океан разделял их. Они делали карьеру, терпели неудачи и добивались успехов, радовались и печалились. Он в Англии, она в Америке. И вот у них появилась возможность начать с чистого листа. Но кто сказал, что время лечит? Да, оно способно помочь тому, кто нуждается только в смене декораций, кому достаточно лишь наложить повязку или выпить успокоительное. А как быть, если рана не затягивается, если ее ежедневно терзают колючки оскорбленного достоинства? Что делать тому, кто живет долгие годы с занозой в сердце, понимая, что предал, не поддержал, не помог? Излечивает ли время тех, кто не приемлет его анестезию?
OCR amp; SpellCheck: Larisa_F
Чилтон К. Ч61 Вкус твоих губ: Роман/Пер. с англ. С.Н. Самуйлова. – М.: Голден Пресс, 2003. – 320 с. (Серия «Пламя страсти», 03-01)
Оригинал: Chilton Camilla, 2001
ISBN 5-94893-025-4
Переводчик: Самуйлов С.Н.
Глава 1
Как всегда во время ланча, все места в «Касабланке» были заняты, и приходилось отбивать атаки тех самонадеянных гостей, которые в силу беспечности или каких-то других причин не побеспокоились зарезервировать столик заранее и теперь столкнулись с необходимостью стоять в очереди. Но днем у них оставалась хотя бы надежда попасть внутрь. Вечером тех, кто явился без предварительного заказа, просто заворачивали, вежливо объяснив, что «Касабланка» не то место, куда можно забежать в дождливую погоду, чтобы согреться стаканчиком виски и перекусить сандвичем. Впрочем, даже клиенты, предусмотрительно позвонившие в ресторан заранее, нередко простаивали по полчаса, прежде чем перед ними открывалась заветная дверь.
Однако хозяин «Касабланки», похоже, не очень переживал, слыша упреки раздосадованных посетителей. Если уж на то пошло, то ореол труднодоступности только способствовал росту популярности ресторана, а именно это и входило в планы Рона Фримена.
Тем не менее два года назад, когда «Касабланка» стала собирать очереди у своих дверей и Рон понял, что дождался-таки успеха, он стал подумывать о расширении. Ларри Крейг, владелец отеля «Ройял», быстро сообразив, что на гребне успеха ресторана можно поднять и престиж всего комплекса, согласился с его предложением и даже порекомендовал модного архитектора.
В конце концов Рон решил оставить все как есть, в первозданном виде. Газеты и журналы взахлеб писали об уютной атмосфере, умело созданной и заботливо поддерживаемой персоналом ресторана, и Рон предпочел не рисковать своим детищем, которому в огромной степени был обязан всеми достижениями.
Отказавшись от идеи расширения «Касабланки», Рон открыл два новых ресторана – один в Челси, другой на Бонд-стрит [1] [1]Челси – фешенебельный район в западной части Лондона; Бонд-стрит – одна из главных торговых улиц Лондона, известна фешенебельными магазинами, особенно ювелирными. ( Здесь и далее прим. ред .)
[Закрыть]– и, как вскоре выяснилось, не прогадал. Оба заведения уверенно набирали обороты и уже давали солидную прибыль. Но «Каса», как любовно назвали первое творение Рона его друзья, все равно оставалась чем-то особенным. Он не собирался останавливаться и почивать на лаврах, да и капитал требовал вложения, но основную часть времени и почти все уик-энды проводил там, где осталась частичка его сердца.
Бывали дни, когда, вспоминая о том, с чего все начиналось, Рон и сам удивлялся своей удаче. Шесть лет назад он вложил все, что имел, в новое, казавшееся кое-кому бесперспективным дело. Он влез в долги. Зато теперь, после тревог, бессонных ночей и накатывавшего порой отчаяния его бизнес процветал. Неплохо для парня, чьи детские годы прошли в рабочем предместье Ливерпуля. Жаль, родители не дожили, чтобы увидеть все это своими глазами, но Рон знал, что они гордились бы сыном.
Успехом он был обязан именно им. Это его мать убедила отца открыть небольшое кафе, когда Рону не исполнилось еще и семи. Он рос на кухне, помогая ей и крутясь под ногами, но уже тогда заметил, как тянулись люди к уюту, вкусной пище, негромкой музыке и возможности пообщаться. В последних классах школы Рон приходил в родительское заведение с друзьями и всегда чувствовал себя комфортно.
Ему не потребовалось много времени, чтобы понять – он хочет создать нечто подобное. Пусть это будет место, куда горожане станут приходить после учебы, после службы в церкви или после работы. Место, где они смогут повеселиться, немного выпить, немного потанцевать и отдохнуть.
Рон начал с того, что поступил в университет, где взялся за изучение бизнеса. Деньги на учебу надо было зарабатывать, и он мыл посуду, подметал полы, разносил заказы. В его планы входило открытие небольшого ресторанчика в Рединге, городе, не избалованном уютными заведениями, но сулившем перспективу.
Однако в одночасье все изменилось. Родители отправились в Кардифф к родственникам отца и попали в аварию. Они погибли, а Рон лишился всего, в том числе и дома. Но даже отчаяние не убило мечту. Бросив университет, чувствуя себя никому не нужным, он уехал в Лондон, чтобы доказать всем, а прежде всего столь несправедливо обошедшейся с ним Судьбе, что несчастье не сломало его и не перечеркнуло его планы.
И Рон не только добился своего, он сделал гораздо больше. За какой-то десяток лет он стал богатым, известным в своей области бизнесменом, влиятельным гражданином.
Сегодня по привычке, ставшей традицией, Рон прохаживался между столиками, пожимая руки и здороваясь с адвокатами и брокерами, составлявшими большую часть постоянной дневной клиентуры. Выслушивая жалобу знакомого судьи, Рон заметил делавшего ему знаки репортера Питера Грин-шоу, внесшего немалый вклад в успех «Касабланки». Извинившись перед судьей, Рон двинулся к столику, за которым расположился Гриншоу.
– Вот уж не ожидал увидеть тебя сегодня, Пит. Вчера мы весь день провели вместе, и я подумал, что ты по горло сыт моим обществом. Каким ветром?
Репортер усмехнулся и хитро посмотрел на владельца ресторана. Глядя на этого человека в строгом темно-синем костюме, с аккуратно причесанными волосами, в которых уже поблескивала седина, посторонний наблюдатель и не догадался бы, что перед ним прожженный газетчик, умеющий добыть нужный материал и уладить любую проблему.
– Как я могу устать от того, кто оплачивает мой ланч?
Питер указал на свободный стул, и Рон с легкой гримасой сел за стол.
– Вообще-то все дело в Ребекке. Она снова попросила меня замолвить за нее словечко.
Рон едва сдержался, чтобы не застонать. Ребекка Синклер работала одно время в той же газете, что и Питер. Потом она ушла на телевидение и, покрутившись в отделе новостей, заполучила в свое распоряжение утреннее ток-шоу. Очевидно, заполнить эфир было совсем уж нечем, если ей понадобился хозяин ресторана.
Рон покачал головой, раздраженный тем, что приходится возвращаться к уже решенному, казалось бы, вопросу.
– Полностью с тобой согласен. – Грин-шоу отпил минеральной воды – до пяти часов он не позволял себе ни капли спиртного. – Просто хотел убедиться, что ты как следует обдумал ее предложение, прежде чем его отвергнуть.
– Я все обдумал, – твердо сказал Рон, стараясь скрыть раздражение.
– Уверен?
– Перестань, Пит. Уж кто-кто, а ты прекрасно знаешь, как я отношусь к появлению на телевидении.
Гриншоу учился когда-то с отцом Рона, так что мужчины действительно знали друг друга очень хорошо.
– Реклама, сынок, – Питер помахал вилкой, – двигатель прогресса. И не в твоих интересах наживать себе врагов на телевидении.
Рон покачал головой.
– Дело не в этом. Я построил «Касабланку» так, как хотел. И рекламировал ее всегда тоже по-своему. Пока что мой план срабатывал отлично, и причин меняться в чем-то я не вижу.
В рекламе Рон делал упор на кухню и на атмосферу загадочности, окружавшую «Касабланку». Здесь не устраивалось пышных банкетов, сюда не приглашалось телевидение. Никаких шоу, никакой трескотни и мишуры, ничего такого, что могло бы повредить устоявшейся репутации, развеять ту ауру, над созданием которой пришлось столь упорно работать.
Все открытые им рестораны имели успех, и Рон не намеревался отступать от своих принципов, помня слова отца о том, что, если вещь не сломана, не надо ее чинить.
Питер ничего не сказал, только хмыкнул, и занялся салатом. Его привычка не доводить разговор до конца бесила Рона. Вот и сейчас он не сомневался, что старый лис замолчал намеренно, рассчитывая дать собеседнику возможность еще раз поразмыслить над предложением Ребекки.
Одним из вредных побочных эффектов успеха Рона Фримена был его статус полузнаменитости, что неизбежно привлекало к нему таких, как Ребекка. Но, хотя пресса и расписывала хозяина «Касабланки» как одного из самых влиятельных в своей сфере людей, он не собирался поощрять такую чушь. Поэтому, когда Ребекка предложила отснять часть ее ток-шоу на кухне – да еще привлечь к этому шеф-повара Виктора Прескотта! – Рон решительно и твердо произнес «нет». И как бы ни старались Питер или Ребекка, это решение не подлежало пересмотру.
Репортер покончил с салатом, но по-прежнему хранил молчание. И, лишь когда официант убрал пустую тарелку, Гриншоу поднял голову и посмотрел Рону в глаза.
– Ладно, валяй, – проворчал Рон, поднимая руки. За долгие годы знакомства с Питером он понял, что от того невозможно избавиться, пока все не будет высказано и выслушано. – Выкладывай, с чем пришел.
– У тебя расширится клиентура.
– Я доволен той, которая есть сейчас.
– Тогда просто окажи любезность Ребекке.
Рон пригладил волосы, стараясь понять, о чем говорит его друг. Что все это значит?
– Извини?
Питер лишь покачал головой и, надорвав пакетик с сахаром, высыпал «белый яд» в кофе.
Позвякивание ложки в чашке действовало Рону на нервы. Как и молчание собеседника.
– Пит…
– Вот что, сынок, по-моему, тебе следует подумать об этой девочке, – сказал Гриншоу, делая знак официанту. – Особенно с учетом того, как вы расстались.
Раздражение на какое-то время отступило перед злостью, но Рон заставил себя сдержаться. Интересно, что там наболтала Ребекка?…
– Во-первых, мы с ней не встречались. Пообедали пару раз, и только. Это не то, что называют «отношениями». – По правде говоря, они не только обедали, но и переспали. Однако оба знали, что никакого продолжения не последует. – А если бы и встречались, то все равно я не меняю свои взгляды в угоду кому бы то ни было. Ни тебе. Ни Ребекке. И никак иначе.
– Если ты уверен…
К столику подошел официант.
– Я уверен, – сказал Рон.
– Тебе бы это не помешало. В следующую субботу исполняется ровно шесть лет с того дня, как ты открыл «Касабланку». Не юбилей, конечно, но все же… – Гриншоу повернулся к официанту и начал обсуждать десерт.
Рон нахмурился. Он отлично знал, что в следующую субботу у «Касабланки» день рождения. Каждый год при приближении этой даты ему приходилось проходить через ад. Ад воспоминаний о Клэр Уинслоу. Одно неосторожное слово – шлюзы откроются и поток этих воспоминаний подхватит его как щепку и унесет на шесть лет назад, чтобы выбросить потом на пустынный берег одиночества.
Шесть лет назад все складывалось как нельзя лучше: открытие первого ресторана, присутствие женщины, которую он любил и которая, как ему казалось, любила его. Но все вышло иначе. Он оказался дураком. Кретином, который стоял в этом самом зале с обручальным кольцом в кармане и был уверен, что его мечты – это и ее мечты. Через два дня она улетела в Голливуд с другим мужчиной. Годы прошли, а память все еще хранила тот день.
Как последний идиот, Рон ждал, пока они поженятся, чтобы заняться с ней любовью. Но, очевидно, рыцарское поведение не вызывало восторга у Клэр, и довольно скоро до Рона докатились слухи, а потом он увидел и фотографии в газетах. Она и Рик О'Нил – эта тема пользовалась успехом и освещалась во всех деталях.
Такой поворот событий совершенно выбил Рона из колеи. Но, к счастью, ненадолго.
И все же больше всего его раздражало то, что даже по прошествии шести лет Клэр никак не выходила у него из головы. Он до сих пор не знал, как повел бы себя при встрече с ней – то ли бросился бы навстречу, то ли перешел бы на другую сторону улицы. Мысль о том, что Клэр Уинслоу до сих пор имеет над ним какую-то власть, всерьез беспокоила Рона. И тем не менее дело обстояло именно так. Эта женщина, как говорится, влезла ему под кожу.
– Знаешь, я решил обойтись без десерта, – со вздохом сообщил Питер. – А ты? Решил что-нибудь? Я имею в виду программу Ребекки.
Натянуто улыбаясь, Рон встал из-за стола.
– Я тоже решил. Обойдусь. По-моему, дискуссия закончена.
Он кивнул репортеру и, не задерживаясь возле столиков, направился на кухню, чтобы немного расслабиться и привести мысли в порядок.
Рон не принадлежал к числу людей, склонных жалеть себя, но раз в год допускал исключение.
Остальные пятьдесят одну неделю он целиком сосредотачивался на работе и, в общем, был доволен жизнью. Но несмотря на парад женщин, сопровождавший его статус псевдознаменитости, ему до сих пор не повстречалась такая, которая действовала бы на него так, как Клэр. Одна половина Рона Фримена молилась, чтобы найти кого-то, кто помог бы наконец забыть ее. Другая половина упрямо цеплялась за память о ней, не желая избавляться от засевшей в сердце занозы. К сожалению, вслед за воспоминанием приходила уже знакомая злость. Злость на Клэр за то, как она поступила с ним.
Привычные запахи и звуки, наполнявшие кухню, успокоили Рона и даже подняли настроение: позвякивание кастрюлек и сковород, шипение масла, едкий запах чеснока и лука. Он подошел к шеф-повару.
– Узнаю взгляд, – заметил Виктор. – Это взгляд всегда появляется у тебя за неделю до очередной годовщины открытия «Касабланки».
Губы Рона сами собой сложились в усмешку.
– Думаю, я это заслужил.
– Заслужил что? Право похныкать?
Виктор поднял голову, на секунду оторвавшись от соуса, приготовлением которого всегда занимался лично. За его спиной кипела обычная работа, но время ланча уже подходило к концу и напряжение спадало – заказов становилось меньше.
– Шесть лет назад женщина, которую я любил, отвергла предложение выйти за меня замуж и сообщила, что уезжает в Голливуд. – Рон говорил негромко, чтобы его слышал только Виктор. – Еще через год она связалась с каким-то проходимцем, которого сочла своим героем. Вот почему я полагаю, что вправе раз в год предаться меланхолии.
До того, как Клэр ушла, Рон абсолютно точно знал, как сложится его дальнейшая жизнь. Он собирался поселиться в уютном доме в пригороде Лондона вместе с женой, обзавестись детишками и по воскресеньям соревноваться с Клэр в приготовлении разных вариантов омлета. По уик-эндам они будут ходить в кино, а потом сидеть на террасе или в гостиной, обсуждая увиденный фильм и присматривая за играющими в саду детьми. И, конечно, обедать в «Касабланке» в обществе режиссеров, сценаристов, актеров – всех тех, кто составляет элиту британского кинематографа. А что касается Голливуда, то Рон не раз напоминал Клэр, что ведь и Хичкок приехал туда из Англии.
Ему и в голову не приходило, что у нее может быть какой-то иной взгляд на мир.
Конечно, до серьезного разговора о браке дело не доходило, хотя упорство, с которым Рон отказывался от физической близости до свадьбы, означало, что пару раз эта тема все же поднималась. Боже, как же часто ему хотелось уступить желанию и овладеть Клэр! Но… Рон считал ее особенной. Не похожей на других женщин. Единственной. Он хотел – пусть кому-то это покажется глупостью или предрассудком – сначала надеть ей на палец кольцо, а уж потом разделить с ней постель.
Сказать, что Рон был потрясен, когда Клэр бросила его, – значит не сказать ничего. Он стал сомневаться в себе и даже утратил самоконтроль, которым всегда гордился. Потеря уверенности отразилась на бизнесе и привела к нескольким ошибочным решениям, которые существенно сказались на доходах. После этого Рон твердо сказал себе, что больше такой слабости не допустит.
Виктор по-прежнему смотрел на него с грустным выражением на обычно веселом лице.
– Что? – с мягким раздражением спросил Рон.
– Надо двигаться дальше.
Рон сложил руки на груди и прислонился к стене, подыскивая ответ, но ничего стоящего в голову не приходило. Разумеется, Виктор прав, но советы давать легче, чем воплощать их на практике.
Бог свидетель, он отпустил в адрес Клэр достаточно проклятий, особенно в те редкие моменты, когда верх брали горечь, обида и чувство унижения. В такие минуты Рон осыпал ее ругательствами, кричал и бушевал, пока не выпускал весь пар. И что же? Клэр все равно не отпускала его, не уходила из памяти, оставалась частью него.
И как, черт возьми, в такой ситуации двигаться дальше?!
Виктор повернулся к Люси, ставшей недавно помощницей шеф-повара, добавил в ее варево какие-то травы из банки, и Рон ощутил восхитительный аромат.
– Пахнет отлично, – сказал он отчасти для того, чтобы сменить тему, но также и потому, что это было правдой.
– Разумеется. – Красное лицо Виктора расплылось в открыто самодовольной улыбке. – Это же мой рецепт.
Рон обвел взглядом кухню, но мысли снова и снова возвращали его к Клэр.
– Дело в том… – начал он и умолк, сожалея, что открыл рот.
– В чем?
– Ни в чем.
Виктор направился к кладовой, взглядом пригласив Рона следовать за ним.
– Выкладывай, – сказал он, когда они оказались одни. – Что случилось?
– Да я и сам не знаю. Просто… понимаешь, когда я думаю о ней, даже сейчас, через столько лет, то начинаю злиться. Но при этом начинаю спрашивать себя, что же, черт возьми, я сделал не так, в чем надо было поступить иначе.
– Повторяю – тебе надо двигаться дальше.
Рон махнул рукой.
– Знаю, знаю. Но речь не о ней. Я говорю о себе. Не о Клэр, а о своей жизни.
Все действительно было просто – Клэр оставила ему неприятное наследство: сомнение в себе и неуверенность, которое не давало покою.
– Имея дело с женщиной, никогда не задавай себе таких вопросов. Сомнения – путь к могиле. Или, по крайней мере, к психическому расстройству.
Рон усмехнулся.
– Вот как? Что ж, возможно, ты и прав.
– А что касается того, как двигаться дальше… – Виктор достал из кармана сложенный листок и сделал серьезное лицо. – У меня есть на примете один потрясающий повар… Ты бы попробовал ее кремы!
– Ее? – Рон ухмыльнулся. – Перестань, Виктор!
Тот пожал плечами.
– А что? Надо же как-то присматривать за тобой. По-моему, тебе необходимо почаще ходить на свидания.
– Мне? Да ведь это ты не встречался ни с одной женщиной после Хелен. А у меня их было столько, что и пальцев не хватит.
– Во-первых, – сказал Виктор, когда они вышли из кладовой, – мы говорим не обо мне. Во-вторых, твои встречи с женщинами нельзя назвать свиданиями. Это какие-то… – он щелкнул пальцами, подыскивая нужное слово, – контакты. Сексуальные салки.
Они вошли в комнату для отдыха, и Виктор, налив себе кофе, уселся в кресло у изящного столика. Бывший боксер, успевший добиться немалых успехов на ринге, он казался инородным телом в небольшом, уютно обставленном помещении. Если бы не проблемы с коленом, кто знает, чем бы занимался Виктор сейчас. Но тогда Рон искал бы другого шеф-повара.
– Пытался ли ты понять этих женщин? – спросил Виктор.
Рон попытался придать лицу строгое выражение.
– Мне не очень-то приятно сидеть в комнате отдыха и отвечать на вопросы разыгрывающего из себя психоаналитика шеф-повара, когда в зале еще полно клиентов.
– Значит, тебе это неприятно? – Виктор не спеша поднес к губам чашку и покачал головой. – А вот я не могу работать, пока ты невесть что делаешь из своей жизни.
Рон потер переносицу.
– Ценю твою озабоченность. Но у меня все в порядке. Я не прячусь в темный угол, чтобы проливать там слезы по Клэр. Я вообще почти не думаю о ней…
Виктор хмыкнул.
– …если не считать одной недели в году. И я встречаюсь с женщинами.
– Это несерьезно.
– А ты? Твои отношения серьезны?
– Речь не…
– Не о тебе. Знаю. Слышал. Но, может быть, стоило бы поговорить и о тебе.
– Я расстался с Хелен всего год назад, – возразил Виктор. – И у меня не так уж много свободного времени.
– Туше.
Виктор вздохнул и побарабанил пальцами по столу.
– Ладно. Твоя взяла. Но ответь мне только на один вопрос. – Он посмотрел Рону в глаза и, дождавшись, когда тот кивнет, спросил: – Ты в порядке?
– Конечно, – сказал Рон. – У меня все отлично.
Он не был уверен, так это или нет.
Ребекка Синклер не любила проигрывать. Тем более что ее поражение уже не было тайной для окружающих. Она сидела перед зеркалом, будто палку проглотила, и молча выслушивала причитания продюсера. Крутившаяся рядом веснушчатая девица накладывала Ребекке грим и ловила каждое слово.
Ну разве это не великолепно? Сейчас Ребекка уйдет, а девчонка помчится к телефону, и скоро весь Лондон будет знать, что ведущая ток-шоу вдрызг разругалась с продюсером, так как не смогла договориться с хозяином популярного ресторана Роном Фрименом о съемках в его заведении. Самым унизительным в этом поражении было то, что Ребекка действительно встречалась с Роном прошлым летом, и тем не менее он не пожелал оказать ей небольшую услугу.
Она закрыла глаза и прижала палец к виску. Слезы не раз помогали ей в прошлом, но сейчас были ни к чему.
– Ты вообще слышала хоть что-то из того, что я сказал?!
Раздраженный голос продюсера вторгся в ее мысли, и Ребекка подняла голову – из зеркала на нее смотрели двое: она сама и взбешенный Арчи Маккормик.
– Мне ни к чему выслушивать твои упреки и претензии, дорогой. Я все поняла еще двадцать минут назад, когда ты только открыл рот.
Гримерша вздрогнула, и кисточка, которой она наносила пудру, ткнулась в глаз Ребекки.
– Черт! – взвизгнула теледива. – Ты, убирайся! Живо!
Девица поспешно отступила, боязливо посматривая на Арчи.
– И если скажешь кому-то хоть слово, считай, что тебя здесь нет. – Ребекка мило улыбнулась, зная, что именно эта улыбка принесла ей популярность и позволяла удерживаться на телевидении. – Понятно?
– Понятно, мисс Синклер.
Девица кивнула и исчезла за дверью, а Ребекка вздохнула и повернулась к Арчи.
Продюсер ухмыльнулся.
– Тебе не откажешь в умении работать с людьми.
– Хватит нести чушь! Я сегодня в плохом настроении, и ты у меня в «черном списке».
Что толку сидеть перед зеркалом и выслушивать жалобы Арчи? – подумала Ребекка. Да, мне не удалось договориться с Фрименом. Неприятно. Досадно. Но не смертельно. Это можно пережить. Тем более что шестая годовщина открытия «Касабланки» не такое уж интересное событие. В конце концов неизвестно, кто проиграл. Появление Рона в моей программе стало бы для него отличной рекламой, не требующей никаких затрат.
– Так почему он отказал? – допытывался Арчи.
– Откуда мне, черт возьми, знать?! – Сказав «нет», Рон преподнес ей неприятный сюрприз, но Ребекка не собиралась признаваться Арчи, насколько сильно отказ ударил по ее самолюбию. – Может, он идиот?
– Вряд ли. Парень поднялся на пустом месте. Шесть лет назад о нем не знал никто, а сейчас его ресторан – одно из самых популярных заведений в Лондоне. Ты видела, кто у него бывает? Министр финансов, директор «Сотбис», ребята с Би-би-си, даже Пол Маккартни. Уже это предполагает наличие здравого смысла, если не ума.
Ребекка закусила губу, удерживаясь от язвительного комментария. Сейчас не время анализировать причины успеха Рона Фримена.
– Чего ты от меня хочешь? Я сделала все, что могла. Он не проявил интереса. Точка. Конец. Пошли дальше. Мир не сошелся клином на «Касабланке».
– Вот как?
Ребекка внимательно посмотрела на Арчи.
– А почему ты зациклился на Роне Фримене? В чем дело? Или я чего-то не знаю?
Арчи покачал головой.
– Я не зациклился. Я намерен сделать о нем передачу. Вот уже несколько лет его ресторан славится отличной кухней, но до сих пор никому не удавалось вырвать у него согласие на съемки внутри заведения. Мы занимаемся тем, что даем людям то, чего они хотят. Нам надо думать о рейтинге. Есть рейтинг – есть работа, в том числе и для тебя, крошка. – Продюсер выразительно похлопал себя по карману. – Так что я думаю и о тебе.
– Послушай, Арчи, интервью интересно только тогда, когда о человеке есть что рассказать. Или когда он может что-то рассказать. Фримен скучен, как посудомоечная машина. – Ребекка знала, что лжет, Рон вовсе не скучен, особенно в постели. Но сейчас ей было не до благородства и прямоты.
– А может быть, тебе просто не хочется возвращаться на поле твоего личного Ватерлоо? – вкрадчиво предположил Арчи.
Этот чертов Маккормик умел задеть за живое – слишком уж хорошо он знал Ребекку.
– Не смеши меня. Мы встречались пару раз, но потом я его списала, – солгала она. – Поверь, Рон Фримен меня совершенно не интересует.
– Так почему ты не можешь сделать о нем передачу?
– Потому что он неинтересен. За ним нет никакой истории.
– Ты уверена?
Вместо ответа она снова повернулась к зеркалу, чтобы закончить грим. Ей не хотелось признавать это, но, возможно, Арчи в чем-то прав. Что, если Рон скрывает что-то? Какую-то тайну? Тогда его упорное нежелание пускать в «Касабланку» прессу и телевидение становится понятным. Что ж, было бы очень неплохо покопаться в его грязном белье и предложить зрителям парочку пикантных фактов.
– Или… может быть, это он списал тебя? Счел неинтересной…
– Перестань, – процедила сквозь зубы Ребекка и, встретившись в зеркале со взглядом Арчи, ослепительно улыбнулась. – Тебе нужна грязь? Хочешь подмочить репутацию этому выскочке? Что ж, грязи я тебе накопаю.
