Текст книги "Димитров. Сын рабочего класса"

Автор книги: Камен Калчев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

В тот же вечер Димитров и Коларов отправились в Берковицу. Прибыли туда ночью. На улицах и площадях горели костры, звучали революционные песни, слышался цокот коней. Из-за города доносились одиночные выстрелы, там противник делал усилия перегруппировать свои силы.

Первой и важнейшей задачей штаба восстания было незамедлительно закрыть противнику пути отхода к Петроханскому перевалу.

Революционный комитет заседал всю ночь под руководством Коларова и Димитрова. Было обсуждено много вопросов: о мобилизации и вооружении народа, о создании повсеместно революционных комитетов; были приняты решения о немедленной конфискации продуктов питания у богачей для революционных дружин и голодающего населения, об организации госпиталей для раненых, об охране банков и продовольственных складов; был издан приказ об аресте подозрительных лиц…

Заседание закончилось на рассвете. Димитров и Коларов остались одни в маленькой комнате, кабинете бывшего начальника почты. В комнате было очень накурено. Димитров открыл окно. Со двора хлынул свежий воздух, донеслись голоса бойцов, патрулирующих улицы.

На лицах обоих следы усталости. Много мыслей занимало их сейчас. Революционный подъем велик, но существует опасность, что он может быть сломлен неожиданным изменением в соотношении сил. Решительное сражение еще впереди. Перехваченная правительственная телеграмма, с которой их только что ознакомили* ясно говорила, что из Софии отправлены войска и самолеты. Необходимо как можно скорее предпринять наступление на окружной Центр – город Братца.

В двери постучали, и в комнату вошел молодой боец с перекинутой через плечо полевой сумкой. Димитров улыбнулся:

– А, берковский курьер…

– Да, это я, товарищ Димитров, я принес вам чай… – И он поставил на стол две солдатские алюминиевые кружки. – Сварили мы там внизу чай, решили послать и вам – погреться…

– Благодарим за заботу. А у вас-то для всех хватит чая?

– Хватит, товарищ Димитров! Целый бак сварили. Пьем и греемся Пейте и вы.

Хлопец лихо щелкнул каблуками, как заправский военный, и вышел. Димитров сказал ему вслед:

– Где взял такую полевую сумку?

– У белогвардейского офицера, товарищ Димитров. Сам его взял в плен. Не какой-нибудь офицер, а из армии Врангеля…

– Да ну?..

– Верно. Тот самый, что бежал от большевиков.

– Недалеко ж он от них убежал… – засмеялся Коларов.

– Бежал, что называется, из огня да в полымя, – подхватил хлопец. – Вот я ему и отплатил за большевиков. А сумка мне очень пригодилась, а то в шапке носил донесения. – Курьер из Бедковицы похлопал ладонью по сумке, болтавшейся у его бедра, и весело выбежал.

Светало. На окнах трепетали первые лучи солнца..

Местные вспышки прокатились по всей стране. Наиболее широкие размеры восстание приняло во Врачанском и Видинском округах – в околиях Фердинандской, Берковской, Ломской, Оряховской, Белослатинской.

Наибольшие бои шли на станции Бойчиновцы и Криводол. В этих боях восставшие разбили первую войсковую часть Шуменского гарнизона. На освобожденной территории была создана рабоче-крестьянская власть, организована сеть революционных комитетов, в которые вошли коммунисты и земледельцы. Народ был охвачен гневом и ненавистью. Мятежная волна была столь неудержима, что во многих местах руководители не сумели ею овладеть и руководить.

Пылали очаги восстаний в Стара-Загорском округе – Казанлыке и Нова-Загоре; в селах Пазарджикской. Ихтиманской, Долнобанской, Разложской околий, в некоторых селах, вокруг Шумена и ряде других мест страны. Всюду, где коммунисты и земледельцы призывали народ к восстанию, народ восставал. И всюду народ шел сплоченно против фашистов. В боях участвовало свыше двадцати тысяч человек. В плен были взяты тысячи солдат, захвачено свыше десяти тысяч ружей, четыре артиллерийских орудия и свыше двадцати тяжелых пулеметов.

Восстание в стране продолжалось десять дней. От фашистской нечисти была освобождена большая часть Видинского и Врачанского округов. Но силы врага взяли верх. Эшелоны пехоты и артиллерии устремились к главному центру восстания. Двигались они по железным дорогам почти беспрепятственно. Восставшие еще не владели партизанскими методами борьбы…

Наступила последняя ночь. Со стороны Петроханского перевала загрохотали тяжелые дальнобойные орудия. Сначала выстрелы были редки, а затем участились. Вслед за ними по голым вершинам прокатились частые очереди тяжелых пулеметов. Снаряды падали в самом городе Берковица. Среди жителей прошел слух, что наступает большая воинская часть из Софии.

В штабе восстания стало ясно, что борьба обречена, особенно после того, как был взят главный стратегический центр – город Вратца. Огненная петля вокруг районов восстания стала затягиваться.

По горам и пожелтевшим осенним лесам двинулись крестьяне. Отступали они в беспорядке, устремляясь обратно в родные села и хижины. Ядро повстанческих вооруженных сил начало медленный и организованный отход по Стара-Планине к сербской территории.

Правительственные моторизованные войска через Петроханский перевал хлынули на Фердинанд, Берковицу, Вратцу. Фашистские команды, белогвардейцы, пьяные хулиганы и бандиты набросились на селения и малые города. Жгли, грабили, убивали. Несколько дней продолжалась резня. Тяжело пострадали города Фердинанд и Берковица. На берегах Огосты было расстреляно и закопано в песок много мужчин и женщин. Слухи о зверствах распространились далеко за пределы Болгарии.

Первое восстание болгарского народа против фашизма было разгромлено. Оно было подавлено с варварской жестокостью[29]29
  В статье «После восстания», опубликованной 7 ноября 1923 года, Г. Димитров писал:
  «5 тысяч коммунистов, земледельцев и других доблестных сынов народа зверски убиты; 15 тысяч рабочих, крестьян, учителей, священников и других служителей народа из интеллигенции арестованы и подвергнуты бесчеловечным истязаниям и изувечены; тысячи семей разорены и ввергнуты в траур; масса женщин и девушек подвергнута страшному поруганию; множество сел и городов опустошено; вся страна – от Бургаса и Стара-Загоры до Фердинанда и Берковицы – залита кровью и слезами; неописуемые жестокости и бесчинства, каких болгарский народ не переживал в таких масштабах даже в период пятивекового турецкого рабства, – вот краткий, но ужасный и позорный итог варварской мести озверевшей банкирско-спекулянтской и военно-монархистской правящей клики в Болгарии!»


[Закрыть].

Несколько лет спустя Димитров говорил о причинах поражения:

«Я сожалею, что я и моя партия тогда еще не были настоящими большевиками, поэтому мы не смогли успешно организовать и провести это историческое народное восстание с пролетариатом во главе. Наша недостаточно большевистская организация, политика и тактика, отсутствие революционного опыта и в особенности наша оппортунистическая так называемая нейтральная позиция девятого июня, во время военно-фашистского переворота, значительно помогли болгарским народоубийцам и палачам, узурпаторам государственной власти подавить восстание масс».

Восстание разгромлено. Народ отступил, затаив ненависть, ожидая удобного момента для новой борьбы. Димитров и Коларов вместе со своими ближайшими помощниками спаслись. Это вселяло веру в новую победоносную борьбу.

Эта вера глубоко запала в души людей. Ею жили вдовы и сироты, матери и отцы погибших. Она помогала терпеть муки брошенным пожизненно в тюрьмы. Этой верой вдохновлены слова поэта: «Нам сентябрь будет маем! И земля нам будет раем!»

ВЫШЕ ГОЛОВЫ

Голодные, изнуренные, пробирались бойцы по гребню гор Стара-Планины. Лил, не переставая, осенний нудный дождь, горы и леса окутала белесая пелена. Крутые тропы, по которым шел отступавший отряд, стали скользкими, опасными. Пал конь, не выдержав осыпающегося каменистого пути, и люди взяли на себя его груз. Идти сквозь колючий кустарник стало еще тяжелей.

Западная часть Стара-Планины, там, где проходит болгаро-сербская граница, была занята повстанцами. Переход через границу был обеспечен. И все же, когда подошли к последней пяди родной земли, бойцы остановились: что-то ждет там впереди? Взгляды всех обратились к Димитрову и Коларову, как бы ища ответа. Димитров за эти дни похудел, глаза ввалились.

Снизу от подножья гор вился дымок, слышался собачий лай, громкий людской говор. Значит, там небольшое сербское село, где можно заночевать. А спать так хочется! Стоило бойцу присесть, как мгновенно его одолевал сон.

– В этот вечер нам предстоит сдаться сербским властям, – сказал Димитров.

– Безусловно, – ответил Коларов и, поглядев на спящих, добавил: – Как они измучены! Но надо будить.

Димитров отдал команду:

– Пойдем, товарищи!

Через несколько минут бойцы по козьей тропе стали спускаться в долину, где стояло селеньице, погружавшееся в вечерние сумерки.

– Подтянитесь, товарищи, – сказал Димитров, – пусть сербы видят, что идут революционеры… Бодрее шаг!

Бойцы отряхнули пыль с одежды, подтянулись, поправили растрепавшиеся волосы, построились в колонну.

Когда вошли в село, оно уже засыпало. Только кое-где у плетня видны были хлопцы и девушки да слышались веселые голоса. Колонна шла по каменистой улочке медленно и молчаливо. Димитров посматривал, кого бы спросить, где дом кмета. Глаз поймал крестьянского парня.

– Где дом кмета, хлопец?

– Кмета нет в селе, секретарь здесь. А вам зачем? Кто вы?

– Болгары, повстанцы…

Парень отшатнулся. Болгары! Повстанцы! Интересно и страшно.

– Зови тогда секретаря, – сказал Димитров.

Парень мигом исчез в глубине темной улочки.

Болгары присели, молчаливо ждали. Прошло немного времени, как блеснул фонарь, послышалась сербская речь. Бойцы поднялись и вновь построились в колонну. Показалось несколько человек в белых крестьянских домотканых бурках. Впереди – невысокий плотный человек с фонарем и возле него уже знакомый хлопец.

– Это они? – спросил человек с фонарем.

– Да!

– Кто у них главный?

– Я главный, – ответил Димитров и подошел к сербам.

Секретарь поглядел строго и буркнул:

– Что, разбили вас?

Никто ему не ответил. Секретарь поднял фонарь и вгляделся в лица нежданных гостей. Десятки глаз безмерно утомленных людей впились в него.

– Господин секретарь, – обратился Димитров, – мы политические эмигранты и пришли к вам просить защиты и покровительства.

– Не имею ничего против, – ответил секретарь, – но лучше бы вы остались в своих домах как победители. Сколько вас?

– Около пятидесяти человек.

– Да у нас в селе столько и домов-то не найдется. Куда же вас поместить?.. – секретарь задумался, а потом обратился к одному из сельчан: – Не поместить ли их в училище?

– А почему бы и нет…

– Хорошо, пошли! – секретарь кивнул болгарам, и те последовали за ним.

Болгар привели в небольшое школьное здание, и лишь открыли им комнаты, как они повалились спать.

Секретарь оказался очень любезным человеком. Наутро он прибыл со своими людьми, которые принесли четыре больших мешка, полных хлеба, сыра и сушеных плодов. Открыв двери, он спросил:

– Ну, как спали, братья?

– Хорошо, господин секретарь, отоспались, – ответило сразу несколько бодрых голосов.

– Хорош ли отель?

– Отличный! – ответил Димитров.

– Э, всяко в жизни бывает… Поешьте пока, а потом увидим, что дальше с вами делать… То ли повесим вас, то ли заколем… – ответил, улыбаясь, секретарь и, подмигнув пришедшим с ним крестьянам, добавил: – А ну, развязывайте свои мешки, угощайте людей! Чтоб не ругали нас, когда вернутся в Болгарию.

– Об этом и речи быть не может, – возразил Димитров. – Всегда будем вспоминать вас с благодарностью…

– Кто знает… – продолжил секретарь. – Я бывал в Болгарии…

– Когда?

– В Балканскую войну военнопленным. Хорошо вы тогда угостили нас, но и мы не были добрее. Что делать – война!

– Мучили вас там?.. – спросил Димитров.

– Мучить не мучили, но голодно было, – и секретарь вновь обратился к крестьянам: – Да чего же вы ждете, приглашайте людей. А вы, братья, садитесь, отведайте нашего сыра. Не бог весть какой, но лучшего не имеем. Садитесь, не стесняйтесь. Я сам был солдатом, понимаю в этих делах толк…

Бойцы расселись. Секретарь умиленно глядел на изголодавшихся людей.

– Забудется и это плохое время, уйдет, будто его и не было. Чего только не испытала моя голова! Когда были в Болгарии, помню, как один заступался за нас, пленных. Депутатом он был…

– Депутатом?

– Да, депутатом от рабочей партии. Хороший был человек… Георгий Димитров звали его. Приходил к нам, пленным, расспрашивал, как живем, в чем нуждаемся, подбадривал нас. Такие люди редко встречаются…

Болгары затихли, некоторые и есть перестали, уставились на серба.

– А вы лично видели этого Димитрова? – спросил Коларов.

– Я-то? Понятно, видел. И даже разговаривал с ним.

– А если теперь его увидите – узнаете?

– Как не узнать! Это был видный человек, носил длинную черную бороду. Красивый, стройный. Обязательно узнаю, как можно не узнать… Такие люди не забываются.

Все усмехнулись.

– Чему смеетесь! Мне не верите? Думаете, я лгу!

Тогда Димитров поднялся, подошел к сербу и, положив ему руки на плечи, сказал:

– Нет, брат, ты не лжешь!

Серб пристально поглядел ему в лицо, пытаясь припомнить что-то давным-давно минувшее.

– Рабочий депутат, о котором вы только что говорили, стоит перед вами… Вот он, тот самый Георгий Димитров, – сказал Коларов.

– Бог мой! Да неужто правда?

Он еще раз вгляделся в Димитрова и воскликнул:

– Брат Георгий, и я мог тебя не узнать! Прости, если можешь… – и, обняв Димитрова за широкие его плечи, поспешил высказать радость свою. – Как ты изменился, брат Георгий! Где же твоя борода?

– Сбрил.

– И хорошо сделал. Помолодел на десять лет…

Болгары сочувственно смотрели на разволновавшегося человека. А он все говорил:

– Вот, товарищи, гора с горой не сходится, а человек с человеком сойдутся… Когда же это было, когда было…

Перенесясь в ту далекую пору, серб увлеченно рассказывал о своих впечатлениях от Балканской войны, о жизни в Болгарии.

В гостеприимном сербском селе болгары пробыли только один день, а затем через Пирот и Ниш направились в Белград.

Открывался полный неизвестности путь эмиграции. Каждому было ясно, что о скором возвращении на родину и думать нечего. Димитрову и Коларову предстояла еще тяжелая борьба с сербскими властями в защиту многих тысяч болгарских эмигрантов.

По всем более или менее большим городам разбрелись отряды разбитой повстанческой армии. Сначала сербские власти приняли их как пленных, а затем как политических эмигрантов, несмотря на протесты болгарского правительства.

Уладив положение перешедших в Сербию революционных отрядов, Димитров и Коларов отбыли в Вену. Отсюда они послали свое знаменитое открытое письмо болгарскому народу:

«Дорогие товарищи!

После крупных революционных боев, которые пока закончились для народных масс безуспешно, мы были вынуждены вместе со многими другими борцами оставить вашу среду, чтобы продолжать служить великому делу своего народа. Хотя мы временно и находимся далеко от вас, роль, выпавшая на нашу долю в этой борьбе, обязывает нас обратиться к вам с этим открытым письмом. И первыми словами, с которыми мы к вам обращаемся, являются:

«Выше головы! Кровавой местью дрожащему за свою власть белогвардейскому сброду не удастся сломить боевой дух трудовой Болгарии! Поражение научит нас побеждать! Вопреки всему рабоче-крестьянское правительство будет установлено в Болгарии!»

Они объясняли причины, которые заставили народ подняться на восстание:

«Коммунистическая партия, хотя и сознавала все трудности борьбы и недостатки организации, будучи партией трудового народа, не могла поступить иначе, кроме как поддержать дело народа и в самых трудных условиях вместе с Земледельческим союзом дать пароль к общему действию по всей стране на 23 сентября.

Каков был этот пароль? Весь народ знает, что это было свержение нынешнего узурпаторского, путчистского и насильнического правительства и замена его рабоче-крестьянским правительством».

Дальше Димитров и Коларов писали:

«Дорогие товарищи! Мы вместе с вами боролись за великое народное дело. Ныне мы разбиты. Но борьба не закончена, и окончательная победа ближе, чем думают враги…

Исполненные глубокой веры в наше дело, которое является священным делом народа, мы, все трудящиеся, мужественно перенесем боль и страдания поражения и с еще большей энергией и воодушевлением отдадим себя снова на службу делу народа и не успокоимся до тех пор, пока не победим.

Мы снова соберем и сплотим наши расстроенные и поредевшие ряды. Мы быстро приступим к залечиванию нанесенных нам ран.

Общими усилиями и жертвами мы поможем оставшимся вдовам и сиротам, бедствующим семьям и изгнанным на чужбину товарищам.

Мы не будем распылять свои силы на отдельные террористические действия, помня хорошо, что мы победим только организованной борьбой трудового народа и что самой жестокой местью палачам народа будет свержение белогвардейского правительства и окончательная победа рабоче-крестьянской власти.

Мы в особенности будем хранить и укреплять союз всех трудящихся города и деревни, который в сентябрьских боях был скреплен совместно пролитой кровью тысяч борцов, павших за общее народное дело.

Никакого уныния, никакого отчаяния, никакого малодушия!

Выше головы, славные борцы!

Да здравствует рабоче-крестьянское правительство!

Да здравствует Болгария трудящихся!»

Письмо дошло до Болгарии. Оно прошло из города в город, из села в село, от хижины к хижине, из поселка в поселок. Его читали, переписывали, распространяли. Оно снимало уныние, и люди говорили друг другу:

– Выше головы, славные борцы!

В ЭМИГРАЦИИ

В Вене Димитров и Коларов стали издавать газету «Работнически вестник». Печаталась она в маленькой типографии христианской секты, потому что только там нашелся славянский шрифт; к тому же в этой типографии, затерянной среди венских улиц и принадлежащей религиозной секте, безопаснее было выпускать революционную газету. С помощью тайных курьеров газета нелегально доставлялась в Болгарию.

Весной 1924 года Димитров выехал в Москву, в связи с чем газета прекратила свое существование. (Вышло всего двенадцать номеров.) 8 июля того же года Димитров был избран кандидатом в члены Исполнительного комитета Коммунистического Интернационала, где он развернулся и как политический деятель и как публицист.

Свою международную деятельность Димитров связал с борьбой болгарского народа за освобождение от фашизма. Важнейшим условием успешности этой борьбы являлась большевизация Болгарской коммунистической партии. В июле 1925 года Димитров руководит Московским совещанием партии, где впервые ставится вопрос о большевизации партии.

В январе следующего года Димитров входит в состав временного Центрального Комитета Болгарской коммунистической партии, образованного в Вене согласно решению Московского совещания.

Димитров и Коларов отстаивают большевистскую линию партии против политических карьеристов справа и слева. На партийной конференции в Берлине (8 декабря 1927 года – 15 января 1928 года) Димитров делает доклад «О тактике партии 9 июня и в Сентябрьском антифашистском народном вооруженном восстании 1923 года». Он осуждает тактику 9 июня и ультралевый уклон партии, одобряет тактику Сентябрьского восстания, дает оценку событиям и делает выводы из поражения.

Димитров и Коларов были избраны в Заграничное бюро Болгарской коммунистической партии, которое некоторое время работало в Вене, а потом – в Берлине. Они вели борьбу против левосектантского течения в руководстве Болгарской коммунистической партии. Заслуги их в разгроме троцкизма, который пытался занять руководящую роль в партии, огромны.

Неспокойными, напряженными были годы эмиграции. Над Димитровым висели два смертных приговора. Первый ему был вынесен за участие в Сентябрьском восстании, второй (7 марта 1926 года) – за то, что он, Васил Коларов и другие эмигранты образовали в начале 1924 года Заграничный революционный комитет в Югославии.

Болгарские фашисты посылали своих людей за границу, которым поручалось найти и убить Димитрова.

После сентябрьских событий 1923 года жена Димитрова Любица Ивошевич переехала в Вену. Она облегчала эмигрантскую жизнь Димитрова. Сколько раз она вместе с молодыми эмигрантами болгарами оберегала его жизнь на улицах Вены, о чем Димитров даже и не догадывался! Димитров изменил свой внешний вид: бороду уже не отпускал, носил темные очки, широкополую шляпу. Когда к тому же он поднимал высокий воротник пальто, он делался неузнаваемым.

…Нелегальные квартиры, тайные встречи не делали жизнь легкой в беспечной и веселой Вене. Нелегальная жизнь имела свои законы, предъявляла свои требования, иногда столь необычные, что к ним не сразу и привыкнешь. Вот, к примеру, кафе «Вундерер» на широкой оживленной площади. За зелеными бильярдными столами этого кафе проводили время венские богатые бездельники. Здесь можно было увидеть и Димитрова, элегантно одетого. Здесь он устраивал нелегальные встречи с товарищами по борьбе.

Вот другое кафе, «Грилпарцер». Находилось оно недалеко от железной дороги, по соседству с фабричными трубами индустриальной Вены. И здесь можно было видеть Димитрова, но уже в иной обстановке. Здесь он бывал среди рабочих, одетый так же, как и они, пил с ними пиво, беседовал о заработной плате, безработице и борьбе за лучшую жизнь.

Всюду – на Дунае, в венских кафе, парках, на нелегальных квартирах – неустанно работал Димитров.

А в дни отдыха он отправлялся в любимый им Хайлигенштатер парк, садился напротив памятника Бетховену и весь отдавался своим думам. Он любил прогулки по улицам Вены, подолгу задерживался у памятников Гете, Шиллеру, Моцарту, Гайдну, Баху…

В то время Димитров был уже видным партийным публицистом, автором сотен статей, брошюр, воззваний. Под многими псевдонимами работал он: д-р Шаафсма, д-р Рудольф Гедигер, Виктор, Хельмут… Он боролся не только за свой порабощенный фашизмом народ, но и предупреждал о фашистской опасности народы Европы. «Фашизм не случайное изолированное явление, – писал он. – Он присущ не только странам Юго-Восточной Европы… Он угрожает всей Европе».

Он стремился ознакомить прогрессивную европейскую общественность с борьбой болгарских рабочих и крестьян, рассказать ей о страданиях родного народа. С этой целью он предпринял путешествие по Европе, побывал в Праге, Амстердаме, Париже, Брюсселе, установил личную связь с Роменом Ролланом, Анри Барбюсом, Стефаном Цвейгом, профессором Неедлы.

Он печатал статьи в заграничной рабочей прессе. Разоблачал болгарских фашистов, излагал точку зрения Коммунистического Интернационала по вопросам работы среди рабочих и крестьян, выступал против индивидуального террора и изолированных партизанских действий. Эти статьи через журнал «Инпрекор» доходили до болгарских рабочих и крестьян.

В эти же годы Димитров руководил Балканской коммунистической федерацией и оказал большую помощь балканским коммунистическим партиям.

В 1928 году VI конгресс Коммунистического Интернационала рассмотрел международное положение и указал, что наступил новый период глубоких внутренних противоречий капитализма. Это означало рост классовой борьбы, нарастание опасности новой империалистической войны, войны против Советского Союза.

Миллионы рабочих, сельских бедняков, безработных интеллигентов бродили по городам и селам Европы и Америки, Китая и Японии в поисках работы. Надвигалась новая полоса стачек, голодных походов, революций…

И только одна страна стояла, как остров мира и прогресса. Этой страной был Советский Союз. К нему были обращены взоры людей труда всех континентов. Капиталисты лихорадочно готовились к нападению на Советскую страну. Страны буржуазной демократии превращались в страны фашистской диктатуры: Италия, Греция, Румыния, Польша, Венгрия… Над Европой нависал кошмар полицейщины и грубой военщины.

В одном из своих докладов, сделанных в 1929 году, Димитров говорил:

«Борьба против фашизма должна быть тесно связана с борьбой против угрозы войны. Условием успешности этой борьбы является создание, развитие и укрепление общего революционного фронта рабочих, крестьян, угнетенных национальностей и национальных меньшинств».

Ведя борьбу против фашизма на международной арене, Димитров не переставал ни на один момент интересоваться событиями на своей родине.

Что происходило в то время в Болгарии?

В стране свирепствовал необузданный террор. Тюрьмы были переполнены, по улицам и площадям городов бродили безработные, голодные люди. Никто не знал, где заснет, где проснется…

Семью Димитровых постигло новое несчастье: арестовали младшего брата Георгия – Тодора, работника нелегального Центрального Комитета Болгарской коммунистической партии. Арестованный был доставлен в дирекцию полиции «для небольшой справки», откуда уже не вернулся. Напрасны были усилия матери узнать о судьбе сына. Тодор исчез без вести. Он был убит в полиции 5 ноября 1925 года.

Мать Димитровых, бабушка Парашкева, как любовно ее называли окружающие, осталась одна в доме на улице Ополченской, в рабочем квартале. Большая семья рассыпалась: одни пали, другие продолжали борьбу. Живые вели борьбу храбро, и это было единственным утешением одинокой матери…

Перед Димитровым встали долгие годы эмигрантской жизни. Москва, Вена, Берлин, Прага, Варшава… Нелегальные встречи, разговоры, письма, директивы. В этот период напряженной жизни Димитров часто приезжает в Москву отдохнуть, подготовиться к новому наступлению. Но и здесь его не покидают заботы о болгарских делах.

«Дорогой Васил, – пишет он своему другу Василу Коларову, – только что получил из Софии первый номер нашей новой легальной газеты… Линия в общем правильная, тон прекрасен. Кажется мне только, что поспешили открыть борьбу на все стороны. Большая осторожность и такт требуются вначале, пока окрепнет газета и свяжется с массами. Образование комитета для распространения и поддержки рабочей (или трудовой) печати, о котором мы говорили, нужно, по-моему, ускорить…»

Не раз утренняя заря заставала его за письменным столом в московской квартире.

«Из сообщения ТАСС видно, что мы претерпели большой удар в Софии[30]30
  Речь идет об аресте членов и активистов нелегального ЦК БКП во второй половине 1928 года.


[Закрыть], – спешил он высказать свою тревогу, подсказать нужные действия. – Первое, что надо бы сделать сейчас, – это узнать точно, что произошло в Софии, и восстановить связи с находящимися еще на свободе товарищами. Поэтому пошлите туда специального подходящего товарища. Сообщите немедленно и сюда все сведения, которые получите из Софии. Необходимо поднять тревогу в заграничной прессе против нового похода правительства… Не подлежит сомнению, что новое раздувание «коммунистической опасности» и легенды о «московских агентах» происходит с целью психологической и политической подготовки большого удара по независимым профсоюзам, Рабочей партии и левому крылу земледельцев. Важно не оставить партию внутри страны без центра и не допустить паники в нашей среде. Во-вторых, надо развернуть в стране массовые действия против нового похода и в защиту независимых профсоюзов, Рабочей партии и левого крыла земледельцев. Момент очень важный, и от нашей активности и энергичного действия будет во многом зависеть быстрое и успешное преодоление последствий тяжелого удара».

В феврале 1932 года Георгий Димитров тяжело заболел и выехал на лечение в Сухуми. В конце июня он отправился в Берлин. Оттуда он предпринимал поездки в различные города Европы. В августе участвовал в организации. Международного антивоенного конгресса в Амстердаме.

Опасность войны становилась все реальнее. Прогрессивные силы развертывали огромную деятельность, чтобы остановить поджигателей войны. Во главе этой борьбы – Советский Союз, коммунистические партии, за которыми шли миллионы честных миролюбивых людей. Неутомимый Димитров бороздил дороги Европы, воодушевленный великой миссией.

Наступал 1933 год…