Текст книги "Падшие (ЛП)"

Автор книги: Калли Харт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

– Где ты научилась осматривать периметр?

Она смеется, закрывая глаза.

– А ты как думаешь? «Call of Duty».

Ха! Эта девушка – единственная в своем роде. Я издаю резкий смешок, а затем поворачиваюсь и ухожу. Мой стояк вызывает у меня ох*енную боль, когда ухожу от обнаженного, идеального тела Слоан. Это убивает меня, но когда у тебя нет времени, у тебя нет времени. Кроме того, когда тебе отказано в возможности погрузить свой член в такую девушку, как Слоан, это может сделать ожидание только слаще. Она девушка, которую стоит подождать. Я имею в виду, да ладно. «Call-of-долбаный-Duty»? Я не знаю ни одной девушки на планете, которая играла бы в «Call of Duty». Этот последний маленький лакомый кусочек развлекает меня до тех пор, пока я не выхожу из дома и не вижу, как Лейси строит мне кислую физиономию из своего окна.

– Ты опоздал на девятнадцать секунд, – сообщает она, когда сажусь в машину. Несмотря на то, что переднее сиденье свободно, Лейси, как всегда, сидит сзади.

– Ты никогда не опаздываешь.

– Я много раз опаздывал, Лейси.

Я завожу двигатель, резко втягивая воздух, когда забываю о своей руке, которая обильно кровоточит, и пытаюсь ухватиться за руль. Похоже, мне придется везти нас на склад одной рукой.

Я знаю, Лейси замечает, что у меня кровотечение; она замечает все, но ничего не говорит. Нет, до тех пор, пока не выдает короткое сообщение.

– Ты так влюблен в эту девушку.

Я смотрю на нее в зеркало заднего вида, намереваясь послать ей самый ненавистный взгляд, когда-либо придуманный мужчиной, но вместо этого замечаю дом Слоан, исчезающий за деревьями позади нас. Мой желудок немного сжимается, когда он исчезает из виду.

– Я ее не люблю, – говорю. – Я никого не люблю.

Лейси издает тихий звук смеха из-за моего плеча.

– Конечно же, любишь. Ты любишь меня. И теперь ты любишь Слоан.

Она тихо вздыхает, заканчивая свое возмутительное заявление несколькими рассеянными словами, от которых у меня кружится голова.

– Видишь ли, как только ты откроешь свое сердце одному человеку, Зет... Другим будет намного легче проскользнуть незамеченными.

Глава 4

Зет

Когда мы возвращаемся домой, к входу на склад прикреплена записка.

«Блудный сын вернулся. Приходи, когда будешь готов. Мы убьем откормленного теленка».

Ч.

Понятия не имею, откуда Чарли узнал, что я вернулся, но уверен, что не смогу этого скрыть. Этот ублюдок никогда не проявлял интереса к тому, где я живу, когда переехал из его дома двенадцать лет назад, но если он шпионил за мной, то разумно предположить, что знает о складе уже давно. Годы, я уверен. Срываю записку с двери и захожу внутрь, кипя от злости.

Приходи, когда будешь готов. Да, конечно. Это явно приглашение. Чарли дает мне понять, что готов и ждет меня. Ну, угадай что, мудак? Ты не будешь готов к тому, что я, бл*дь, приду.

Бросаю на пол свою спортивную сумку и ту, что принесла Лейси, и начинаю расхаживать по складу, раздумывая. Я не осознаю, что записка все еще скомкана в моей руке, пока Лейси не забирает ее у меня. Она садится на диван, заворачиваясь в свое любимое одеяло, а потом читает.

– Ты знаешь о блудном сыне? – спрашивает она.

– Да, – продолжаю тяжело шагать. Гр*баный блудный сын. Чарли считает, что он чертовски умен, цитируя Библию. Он знает, что эту отсылку, я с легкостью пойму. Герцогиня, его супруга, всегда была непоколебима в своей вере. Католичка. Она читала мне Библию каждый вечер, когда я поселился у них сопливым ребенком. Она делала это годами, независимо от того, хотел я этого или нет.

– Чарли считает, что ты что-то у него забрал, – говорит Лейси. – Что-то, что требует прощения.

– Что?

Она кивает головой, золотые кудряшки подпрыгивают вокруг ее лица.

– Да. Отец Слоан объяснил мне это на обратном пути из церковного лагеря. Блудный сын – потребовал свое наследство у отца еще до того, как тот умер. Это было очень грубо, даже тогда. Он взял треть всего, что было у его отца, тот все отдал добровольно. Сын ушел и растратил все, что дал ему отец, и, в конце концов, оказался голодным и одиноким. Он решил вернуться домой и умолять отца сжалиться над ним и позволить ему стать одним из его слуг. Вместо того чтобы злиться на него, он простил сына и пригласил его домой. Было грандиозное празднование, Блудному сыну были предоставлены модные наряды. Он был восстановлен в своем первоначальном положении как сын семьи.

Лейси аккуратно складывает листок бумаги, разглаживая написанные от руки каракули Чарли. Она смотрит на меня снизу вверх.

– Чарли думает, что ты слишком много просил, и теперь он дает тебе понять... если ты вернешься домой и извинишься, все будет забыто.

Я тупо смотрю на Лейси. Когда, черт возьми, она успела стать такой чертовски умной? Не ожидал, что она так много прочтет в записке, хотя именно это Чарли и намеревался передать в своем кратком послании. Эта притча – метафора Божьего всепрощения кающейся души. Только Чарли был достаточно тщеславен, чтобы выдать себя за отца в этой истории. Мудак. И мне ни за что не дадут шикарную гр*баную одежду, если я вернусь к Чарли, когда он меня ждет. Мне перережут горло, можно не сомневаться.

– Ты теперь принадлежишь к пастве пастора Ромеры? – спрашиваю я, снова расхаживая по комнате.

Лейси откидывается на спинку дивана, закатывая глаза.

– Он хороший человек.

– Ему было наплевать на то, что мы нашли его дочь.

Факт, который до сих пор кажется мне чертовски подозрительным. Я ничего не сказал Слоан, но это было бесчувственно.

Лейси пожимает плечами и берет пульт от телевизора.

– Думаю, ему было не все равно. Он просто не мог этого показать.

***

Одиннадцать, бл*дь, тридцать. Одиннадцать тридцать вечера, а Слоан все еще не написала, чтобы я ее забрал. У девчонки либо стальные яйца, либо она самый гордый человек из всех, кого я когда-либо встречал на этой планете. Зная ее, я склоняюсь к варианту – стальные яйца – она была смехотворно, глупо храброй тогда у Хулио, – но это не мешает мне расхаживать по складу, подбирать случайно разбросанное дерьмо Лейси и складывать обратно в почти тоже самое место через некоторое время.

– Ты что, собираешься прибраться? – спрашивает Лейси. Она все еще сидит перед телевизором, постукивая кончиками пальцев по коленям – указательным, средним, безымянным, мизинцем. Мизинец, безымянный палец, средний палец, указательный палец. Все повторяется по кругу. Это одна из ее фишек. Впрочем, за последнее время я вижу это впервые. Механизмом преодоления стресса на основе контроля эмоций она пользуется, когда уже относительно спокойна. Механизмы преодоления стресса, которыми она пользовалась до того, как я уехал в Калифорнию, когда была, не совсем спокойна, были самыми радикальными, – те, включали таблетки и бритвенные лезвия.

– Ничего не могу поделать, если твое дерьмо раскидано повсюду, – рычу я.

Это действительно так; Лейси не самый опрятный человек, которого я когда-либо встречал, но сейчас склад выглядит так, будто внутри него взорвалась бомба. Это во многом связано с тем, что она разгромила его, когда перерезала себе вены пару недель назад, и меня не было здесь, чтобы вызвать уборщиков. Допуск незнакомцев в мой дом – не самая мудрая идея, учитывая, что Чарли в бешенстве. Не удивлюсь, если этот ублюдок уже побывал здесь, обшарил все вокруг в поисках намека на то, где я пропадал, целую неделю. Трудно сказать наверняка, со всем этим хламом вокруг.

– Надень фартук. Тебе пойдет, – говорит Лейси, все еще постукивая, постукивая, постукивая. Она переключает канал, пока я собираю огромную кучу ее одежды и сваливаю ее прямо на нее, сидящую на диване. Прямо ей на голову.

– Эй!

– У тебя есть спальня, Лейси. И шкаф. И куча другой мебели, которую ты можешь использовать для хранения одежды. Используй его. Используй их. Не используй гр*баный пол.

Я в отвратительном настроении. Сначала недвусмысленные намеки Чарли, а теперь это. Она уже должна была написать. Должна была позвонить и умолять меня забрать ее. Чтобы я мог защитить ее. И все же упрямая женщина не издала ни звука. Лейси вылезает из-под своей одежды, бросая в меня пару заляпанных краской джинсов.

– Я приберу свое дерьмо, Зет, когда ты приведешь в порядок свое!

Не знаю, о чем, черт возьми, она говорит; я жил как проклятый монах, пока она не появилась. У меня даже не было телевизора. У меня было достаточно мебели, чтобы где-то хранить запас выдержанного виски и где можно было сесть и пить его, вот и все. Меня это вполне устраивало. Я избаловал Лейси.

– И что это значит?

– Это значит, – говорит она, с трудом поднимаясь с дивана и хватая на ходу свои вещи. – Что ты должен просто перестать расхаживать по этому месту и пойти тр*хнуть ее! А после этого тебе следует лечь пораньше и не будить меня своими причудливыми сексуальными шумами. У меня назначена встреча на утро, и ты, – она тычет в мою грудь указательным пальцем, – должен отвезти меня.

– Что за встреча?

Я точно знаю, что это за встреча – единственное, что делала Лейси последние полгода, пряталась, как бродяга, в моей квартире. Эта встреча включает в себя эту с*ку, Ньюан.

– Не прикидывайся дурачком, неудачник, – рычит Лейс.

Она забавна, когда пытается действовать жестко, но я одобряю эту попытку. Это намного лучше, чем когда она запирается в своей комнате и сидит так тихо, что я думаю, что она на самом деле мертва.

– В десять утра. Я уже договорилась со Слоан о встрече.

– Как? Когда ты с ней разговаривала?

Я задаю вопросы слишком быстро, как какой-то гр*баный школьник, расспрашивающий своих друзей о его гр*баной любви. Мне нужно взять себя в руки.

– Ты не говорила с ней об этом в машине.

Лейси лезет в карман и достает свой телефон. Она бьет меня им прямо между глаз. Я думаю о том, чтобы убить ее.

– Я воспользовалась этим. Она довольно хорошо отвечает. Но сначала тебе нужно написать ей. Ты можешь воспользоваться моим телефоном, если твой сломан.

Она швыряет телефон мне в руку, а затем спешит по коридору в свою комнату, по ходу пиная одежду, которая выпадает из ее кучи, когда она идет.

***

– Привет, чувак, как дела?

– Просто звоню, чтобы сообщить, что нашел Рика.

Я не звонил Слоан. Выбивал дерьмо из своей боксерской груши, ругаясь при каждом ударе, используя дополнительный гнев, чтобы ударить кулаком по изношенной ткани чуть сильнее. Когда я ответил на звонок Майкла, был час ночи.

– Да?

Вытираю пот с лица, чтобы он не попал в глаза.

– Где он был? Что он сказал в свое оправдание?

– Он был разодран в клочья и находился в трех разных мусорных контейнерах в квартале от Диснейленда. И он был не в настроении разговаривать.

Я делаю последний, яростный удар по боксерской груше. Удар сотрясает мою руку, вызывая тревогу в моей голове.

– Бл*дь. Бл*дь.

– Да, босс. Это было очень плохо. И когда я говорю плохо, я имею в виду внутренние органы.

Дерьмо. Да, Рик мне не очень нравился, но я отправил его в Анахайм. Я попросил его подождать меня там. И именно из-за моего глупого признания Хулио отправил туда своих ребят, чтобы выяснить, в чем дело. С таким же успехом я мог бы просто выстрелить ему в голову там, в доках, когда он встретился с теми байкерами. Судя по всему, это была бы куда более приятная кончина.

– Где ты сейчас? – спрашиваю я Майкла.

– Уже в другом месте. Я просто занимаюсь... уборкой.

В другом месте. В моем сумасшедшем сексуальном клубе, как говорит Слоан. Она последняя девушка, которую я тр*хал в четырех стенах этой квартиры; больше никаких встреч там не будет. Это просто нелепая трата моих средств теперь, когда не служит никакой цели. Следует продать ее.

– Ладно, когда закончишь, можешь сделать мне одолжение и проехать мимо дома девушки. Убедись, что там все спокойно?

– Конечно.

– Дай мне знать, как только увидишь здание.

Завершаю разговор и заканчиваю с боксерской грушей. Вместо этого я начинаю подтягиваться. Отжимаюсь от скамьи, когда Майкл перезванивает через час.

– Я на месте, босс.

Странно, но как только он это говорит, с меня словно сняли груз. Однако это ощущение невесомости и легкости длится всего пять секунд. Пока Майкл не продолжает.

– Я осмотрел это место, и оно совершенно пустое. Ее здесь нет. Все наглухо закрыто. Нет света. Нет машины. Нет Слоан.

Нет света. Нет машины. Нет Слоан.

Каждое из этих заявлений ощущается как огромный удар в живот.

– Ну и где же она, бл*дь, тогда?

Майкл издает короткий сдавленный звук на другом конце провода. Во всем мире звучало так, как будто этот ублюдок только что рассмеялся.

– Под камнем на крыльце лежала записка, босс. Она никому не адресована, но я уверен, что она для тебя.

– Говори, – выдавливаю я.

Еще один сдавленный кашляющий звук на другом конце провода.

– Здесь сказано: «Поделом тебе, если бы я была мертва, мудак».

Глава 5

Слоан

Пиппа – самый невыносимый человек на планете. Я буквально хочу выстрелить ей в лицо. Вчера вечером, я приехала к ней домой на своей машине, но подумав, решила, что лучше припарковаться где-нибудь недалеко от ее дома, проехав восемь кварталов, припарковалась на подземной парковке, а затем прошла милю под проливным дождем и в полночь появилась на пороге ее дома, промокшая до нитки.

– Усердно ездила верхом и намокла, я смотрю, – сказала она мне.

Это были первые слова, которые она произнесла, увидев меня впервые после того, как в меня стреляли, угрожали, я встретилась с толпой мексиканских бандитов, а затем столкнулась с суровой реальностью, что моя сестра теперь «старушка» президента какого-то мотоциклетного клуба. Полагаю, я не должна ожидать от нее чего-то другого, если честно. Я сказала ей, что сижу на пляже и пью, Май-Тай на Гавайях. Ее мрачное настроение, когда она впустила меня в свою квартиру прошлой ночью, указывало на то, что она была более чем раздражена тем, что я не пригласила ее с собой. Ее настроение, похоже, не улучшилось после хорошего ночного отдыха.

– Полагаю, сегодня утром Лейси будет сопровождать твой добрый друг мистер Мейфер?

Она так яростно помешивает чай, что удивительно, как в чашке осталась хоть капля жидкости.

– Возможно. Именно поэтому я собираюсь убедиться, что меня здесь не будет.

– Да что с тобой такое? Я думала, тебе нравится этот парень? Что случилось со всем этим: что если я не хочу, чтобы кто-то еще…, этим дерьмом, которое ты писала мне две ночи назад?

Конечно, она поднимет этот вопрос. Правда в том, что до тех пор, как Зет увез меня от сестры из больницы, от дома моих родителей и обратно в мою старую жизнь, я хотела...Хотела свою прежнюю жизнь. Все это. Все. Скучная, обыденная рутина: ходить на работу, есть, спать, возвращаться на работу.С трудом могу лгать себе; конечно, я знаю, у меня возникают смехотворно сильные чувства к мужчине, который, несомненно, не может быть для меня ничем, кроме плохих новостей, но на мгновение, всего на пару дней, было бы хорошо почувствовать, что моя самая большая забота в жизни – это расшифровка почерка других врачей, чтобы убедиться, что не ввожу двойную дозу лекарства ни одному из пациентов.

– То, что я не хочу никого другого, не значит, что хочу его, Пип. Во всяком случае, не так, как ты думаешь.

Я запихиваю тост в рот, пытаясь прервать разговор. Однако Пиппа не из тех людей, которые позволяют набитому рту встать на пути конфронтации. И вот что это такое: конфронтация. Просто знаю, что ей уже давно не терпится обсудить это со мной.

– Помнишь, как ты попросила у меня Валиум, и я выписала тебе рецепт? Не задавая вопросов? – тихо спрашивает она.

Такое чувство, что кровь в моих венах превратилась в ледяную воду. Помню ли это? Помню ли я, как сжимала пузырек в кулаке и смотрела на него целый час, прежде чем мне пришлось покинуть свой дом и отправиться путешествовать по Сиэтлу, дома и здания проносились мимо меня как в тумане, когда впервые ехала на встречу с Зетом?

– О, да. Конечно.

Воспоминание выжжено, как клеймо, в моем мозгу. Этот момент изменил меня навсегда. Но Пиппа этого не знает. То есть не должна знать. То, что она упоминает об этом сейчас, кажется, немного приближает ее к цели.

– Почему ты спрашиваешь?

– Потому что тогда я не беспокоилась о тебе, Слоан. Ты просила у меня неофициально лекарства, действительно сильные, вызывающие привыкание, ты вела себя как гр*баный сумасшедший в то время. И все же я не беспокоилась о тебе. Не настолько, чтобы требовать, сказать мне, что происходит в твоей жизни. Ты переживала из-за своей сестры. Мы были командой. Неважно. Я все это знала и не хотела тебе мешать. Так что вместо этого дала тебе рецепт, и больше ни слова об этом не сказала. Но теперь это похоже на… Мне кажется, что этот парень для тебя в десять раз хуже, чем принимать Валиум. Даже если бы ты была зависима, все равно думаю, что этот парень хуже для тебя, чем наркотики.

Чувствую, как кровь отливает от моего лица. Она никогда не говорила со мной так раньше; правда, она всегда была немного жесткой и чересчур заботливой, но серьезно, это первый раз, когда Пиппа говорила со мной, как с идиоткой, которой нельзя принимать собственные решения.

– Что ты хочешь этим сказать? – спрашиваю я.

Пиппа ставит свой чай на кухонный стол, обходит его и берет меня за руки. Ее глаза переполнены беспокойством, а брови нахмурены,

– Я люблю тебя, Слоан. Ты мне как сестра. Знаю, что это не утешает тебя – ты была напугана за свою родную сестру, и это было главным приоритетом для тебя – но ты должна знать, что я всегда буду заботиться о тебе. Этот парень…

Она отрицательно качает головой.

– Этот парень не подарок. Такого парня избегают, как чумы. Сейчас ты этого не делаешь. Я все это уже видела, Слоан. Это влечение, которое чувствуешь, как будто тебя тянет в тень э, и еще,что это, вероятно, очень приятно. Невозможно отрицать тпкое, я думаю. Ты так долго боролась и держалась на плаву, что теперь погружение кажется лучшим возможным вариантом. Но поверь мне, это не так. Подчиниться кому-то вроде него, контролирующему парню, который отказывается позволить кому-либо еще иметь над ним власть, это плохо кончится. Он тебя сломает. Возьмет все, что ты построила, и разрушит, и вернуться из чего-то подобного намного труднее, чем оправиться от обычной зависимости.

Я была спокойна, когда она сказала мне это. Моргнула, может быть, дважды, но в остальном сидела, застыв в немом молчании, пытаясь понять слова, слетающие с ее губ. Я больше не могу сидеть спокойно.

– Ты говоришь, что любишь меня как сестру, Пип?

– Да, – она кивает, и ее глаза блестят, как будто она вот-вот расплачется. – Да люблю, Слоан.

Я сжимаю ее руки, наклоняюсь вперед и чувствую, как мое сердце немного разбивается.

– Тогда почему ты меня вообще не знаешь?

Ее губы и рот приоткрываются, и я знаю, что произойдет дальше. Мы с ней импульсивны. Мы собираемся поссориться. Исход этой ссоры изменит нашу дружбу, может быть, навсегда. Возможно, непоправимо. Она вырывает свои руки из моей хватки.

– Я знаю тебя. Знаю, что ты ...

Брррррррррррррхх.

Роботизированное жужжание ее интеркома заглушает все, что она собиралась мне сказать. У меня начинает болеть челюсть, и я понимаю, что стискиваю зубы. На секунду мы застываем в молчании, глядя друг на друга. Когда жужжание раздается вновь, Пиппа моргает и отводит взгляд, приглаживая рукой свои безупречные волосы.

– Это, наверное, Лейси, – говорит она.

– Да, – отвечаю я. – Это она.

Я встаю и беру свое пальто, которое все еще немного влажное после вчерашнего дождя.

– Скажи ей, чтобы она позвонила мне позже, если захочет выпить кофе или еще что-нибудь, ладно?

– Ты не останешься на сеанс?

Я уже у двери, моя ладонь ощущает давление прохладной металлической ручки под ней.

– Не совсем нормально во время лечения пациента присутствие гражданского лица, не так ли?

Пиппа пристально смотрит на меня.

– Она может не заговорить, если тебя не будет.

– Она заговорит. Она договорилась о встрече.

Я нажимаю кнопку доступа на интеркоме, затем открываю ее и спешу вниз по лестнице, прежде чем Лейси – и, вероятно, Зет – успеют подняться на ее этаж в лифте.

***

На мой взгляд, спускаться по лестничным пролетам так же трудно, как и подниматься по ним. Мои бедра и задница убивают меня к тому времени, как я достигаю первого этажа. Свежий воздух обрушивается на меня ледяной стеной, выбивая кислород из легких. Холодно. Гораздо холоднее, чем обычно бывает осенью, но на этот раз ветер отсутствует, оставляя день тихим и спокойным. Я собираюсь пересечь парк, когда мой телефон звонит. Проклятье. Может быть, я ошиблась. Может быть, Лейси не будет говорить, пока, не приду. Не понимаю, почему мое присутствие так важно. Я имею в виду, у нее есть Зет. Он был для нее всем в течение нескольких месяцев. Уже собираюсь ответить на звонок и сказать Пиппе, что Лейси придется довольствоваться ее братом, когда вижу номер.

Это номер другого штата. Я его не узнаю. У меня нет привычки отвечать на звонки с незнакомых номеров, но источник звонка на этот раз заставил меня нарушить правила. Возможно... только возможно…

– Алло?

На другом конце провода повисла пауза, а затем раздался веселый мужской голос:

– Как дела, док?

Меня пронзает дрожь. Сильная, яростная и неприятная.

– Какого черта тебе надо? – требую я.

Прекрасно знаю, кто это – человек, который, как я недавно узнала, женат на моей сестре. Подумала, что, возможно, это Алексис звонит мне, чтобы, не знаю, извиниться за все, через что она заставила меня, маму и папу пройти. Но нет. Это не она, а ее муж, разъезжающий на мотоцикле, покрытый татуировками и самодовольно ухмыляющийся.

– Ну, и тебе привет, прелесть. У тебя идет дождь? Погода вызвала дерьмовое настроение?

– От звука твоего голоса у меня дерьмовое настроение, – парирую в ответ. Я хочу отправиться на север через парк, но не могу. Не могу сосредоточиться ни на чем, кроме как крепко сжимать телефон и напряженно слушать мудака на другом конце провода. Я сажусь на скамейку у входа в парк и начинаю прожигать глазами дыры в бетоне у своих ног.

– Как Лекси? С ней все в порядке?

– Конечно. Ее уже выписали. Мы возвращаемся в Нью-Мексико.

– Ее уже выписали? Ей нужен отдых! Ты не можешь выписать ее из больницы. Она должна быть ...

– Ты думаешь, я хотел, чтобы она торопилась с выпиской, прежде чем будет готова, док? Я не могу приковать девушку к кровати. У нее есть ноги, понимаешь? Она использовала их. Встала и вышла оттуда, прежде чем кто-нибудь узнал об этом. Так что да. Может быть, успокоишь свою задницу.

Ненавижу его тон. Ненавижу то, что мне приходится слушать его.

– Тогда зачем ты звонишь, Ребел?

– Потому что тебе нужно приехать в Нью-Мексико, – отвечает он. – Ты должна убедиться, что ей станет лучше.

В животе оседает тяжесть.

– Ты с ума сошел. Я не могу приехать в Нью-Мексико.

– Почему нет? Дай угадаю. Ты возвращаешься на работу, верно? Люди в больнице нуждаются в тебе?

Я уже собиралась подтвердить это, но теперь засасываю нижнюю губу в рот. В основном, чтобы не ругаться очень громко.

– Ты предпочтешь работу своей сестре? Когда ты ей нужна? Опять?

Теперь в голосе Ребела звучит насмешка. Я сильный человек, но мне нужно больше сил для того, чтобы удержаться от крика в трубку.

– Ты же знаешь, что она сказала тебе неправду. Ты же знаешь, что я никогда не делала этого выбора. Алексис не дала мне такой возможности.

– Да, да, я знаю. Но все же... сейчас у тебя есть такая возможность. Она нуждается в тебе. Она слишком горда и слишком унижена, чтобы сказать тебе это, поэтому я говорю тебе. Ты. Должна. Приехать.

Линия обрывается. Я опускаю трубку, чтобы убедиться, что мои уши не обманывают меня, и один взгляд на экран подтверждает, что он только что повесил трубку. Он просто повесил трубку.

Что за...

– Судя по выражению твоего лица, кто-то только что вывел тебя из себя. И на этот раз это был не я. Я только что приехал.

У меня перехватывает дыхание. Этот голос. Его голос. Как, черт возьми, он нашел меня? Я медленно поднимаю голову, и вот он стоит передо мной, засунув руки в карманы, и смотрит... смотрит совершенно безразлично.

– Я думал, что ты позвонишь, – просто говорит он.

– Да. Я знаю. Поэтому и не позвонила. Отсюда и записка. Не хочу видеть тебя сейчас.

Может быть, и говорю ему, что не хочу его видеть, но лгу при этом. Когда я далеко от него, иногда думаю, что это может быть к лучшему. Мои мысли в квартире Пиппы всего пять минут назад тому подтверждение. И все же, когда Зет прямо передо мной, не хочу, чтобы он был где-то еще. Не потому, что этот мужчина мне нужен. Не потому, что он заставляет меня чувствовать себя в безопасности, или что нуждаюсь в его защите. Я сильная и способная, и если бы действительно чувствовала необходимость, просто пошла в полицию. Я хочу, чтобы он был рядом, потому что каждый раз, когда смотрю на этого ублюдка, чувствую, как его руки обнимают меня, а подбородок покоится на моей макушке. Ощущаю, как медленно поднимается и опускается его грудь, когда он дышит, крепко прижимая меня к себе. Я изо всех сил старалась не думать об этом, но все изменилось, когда Зет удерживал меня у Хулио.

Меня тянуло к нему из-за секса. Меня тянуло к нему из-за силы, которую он излучает. Черт возьми, меня всегда тянуло к нему за его высокомерие и абсолютную дерзость, что очень привлекательно. Хотя в глубине души я знаю, что легко могла бы уйти от всего этого. Это было бы отстойно, но могла бы это сделать. Но более слабая сторона этого человека, который кажется таким несокрушимым, является причиной того, что я чувствовала себя разрушенной, падающей, скользящей вниз по какому-то пугающему, безымянному склону. И да, я абсолютная трусиха, потому что у этого склона есть имя; просто слишком напугана, чтобы признать свое поражение. Если бы это было более легкое падение, я чувствовала бы себя так, будто плыву плавно, чудесно, пьяно через все это, как большинство других людей, и я думала, что могла бы получить мягкое погружение на дно, тогда бы меньше волновалась. Но этот вид падения включает в себя удары и царапины, и также раны, слишком глубокие, чтобы их понять. И если быть честной с самой собой, скорее всего, с поврежденным, если не совсем разбитым сердцем.

Бл**********дь.

Он бросает на меня суровый взгляд, но теперь я его знаю. По легкому блеску в его глазах понимаю, что он не уверен на сто процентов, что должен быть здесь.

– Да. Об этом, – рычит он. – Мы с тобой поговорим.

– О, неужели?

 Мне хочется швырнуть в него свой чертов телефон. Знаю, что он видит, как формируется мысль, потому что он с интересом смотрит на телефон, который все еще сжимаю. Как будто ждет, что я действительно сделаю это – он просто ждет, когда устройство полетит в его голову, – и ему любопытно, как все закончится.

– Не возражаешь, если я присяду?

Поднимаю воротник куртки, ерзая по скамейке, прижимаясь всем телом к дальнему концу.

– Я не думаю, что ты уйдешь, если скажу «нет», не так ли?

Зет ухмыляется при этом; садится рядом со мно намного ближе, чем я надеялась, учитывая все пространство, которое только что освободила для него.

– Если ты хочешь, чтобы я ушел, Слоан, то уйду. Я не жуткий преследователь. И у меня есть гордость. Есть много вещей, которые мог бы делать сейчас вместо того, чтобы пытаться помириться с тобой.

Да, конечно. У Зета наверняка полно других женщин, которыми он «мог бы заняться прямо сейчас». Меня тошнит от одной мысли об этом.

– Тогда мне не хотелось бы отрывать тебя от них.

– Значит, ты хочешь, чтобы я ушел?

Он наклоняется ко мне, его плечо опускается так, что тело прижимается ко мне. Чувствую его тепло сквозь свою куртку; от его близости мои ладони покалывает от предвкушения. Я хочу дотронуться до него. Хочу чувствовать давление его кожи под моей, но после того, что случилось, когда мы занимались сексом, – он сказал мне не прикасаться – не хочу проходить через это снова. Было больнее, чем мне хотелось бы признать. Я крепче сжимаю телефон в руках.

– Слоан? Все, что тебе нужно сделать, это сказать слово.

 Его голос всегда был низким, но сейчас он опускается до такой октавы, которую я никогда раньше не слышала. Это почти расплавляет мои кости. Он говорит медленно, и я вижу, что Зет действительно имеет в виду – его глаза немигающие, сосредоточенные исключительно на мне, и в них есть напряжение, которое посылает дрожь по всему моему телу.

– Я ... я не ... – как мне это сделать? Как я могу ему сказать? Даже мысль о том, чтобы сделать себя такой уязвимой, заставляет мое сердце колотиться в груди.

– Это просто слова, Слоан. Они никогда никого не убивали. Это действия, которые несут полную ответственность за это. И сейчас мы просто разговариваем.

Боже. Неужели все так просто? С ним? Я делаю глубокий вдох.

– Ладно, хорошо. Я не хочу, чтобы ты уходил, – продолжаю я, прежде чем он успевает открыть рот, чтобы ответить. – Но не мог бы ты, пожалуйста, не быть невыносимо самодовольным мудаком по этому поводу? У меня и так было очень хр*новое утро. Мне это не нужно помимо всего.

К его чести, Зет и глазом не моргнул.

– Я отказываюсь от попыток раскусить тебя, – объявляет он. Это заявление выбивает меня из колеи. Я ожидала чего-то язвительного или властного, а не признания своего поражения. И он пытался раскусить меня? Я думала, что все было совсем наоборот.

– Слишком сложно для тебя, правда?

Я стараюсь сохранять спокойствие, но то, как он смотрит на меня, прямо в меня, заставляет покрыться холодным потом. Зет приподнимает плечо, все еще глядя на меня своими глубокими карими глазами. Они созданы для того, чтобы на неопределенное время удерживать человека в ловушке своей жестокостью, и своей жестокой правдой.

– В значительной степени, – говорит он. – Я все время думаю, что уже все понял, думаю, что могу предвидеть, что будет дальше с тобой, но потом ты доказываешь, что я ошибаюсь. Хотя почти никогда не ошибаюсь в людях.

– Тебя это не раздражает?

– Ты боишься, что наскучишь мне, – просто говорит он.

Как будто он проникает в мой разум и вырывает самый иррациональный, но самый настоящий страх, который там обитает. А потом он просто говорит это, как будто то, что он выложил, так очевидно и не делает меня невероятно уязвимой.

– Нет! Нет, я не ...

– Ложь не является частью нашего разговора, Слоан. Она больше никогда не будет участвовать в наших разговорах. Ты поняла?

Зет задает вопрос не так, чтобы я испугалась. Он спрашивает прямо. Спрашивает меня так, как будто это искренний вопрос, и ему нужно, чтобы я согласилась с ним. Любое притворство, которое могло бы быть между нами, рассеивается, как дым.

– Хорошо. Отлично. Так значит все, да? Это та часть, где мы выкладываем наши карты на стол?

Зет пожимает плечами.

– Только если ты поймешь. Только если ты перестанешь притворяться и будешь, честна со мной.