Текст книги "Любовь длинною в жизнь (ЛП)"

Автор книги: Калли Харт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

Он издает гортанный звук, когда его руки пробираются по моему голому животу к груди. Каллан скользит пальцами по краю моего лифчика, слегка впиваясь в мою спину, и я изгибаю свое тело, прижимаясь к нему сильнее. Он знает, как прикоснуться ко мне. Знает, как заставить меня жаждать его. На самом деле, прямо сейчас чувствую, как изголодалась по нему.

– Боже, Каллан. Черт, – выдыхаю я.

Каллан встречается со мной взглядом. Его глаза глубокие, темные и тревожные. Он перестает двигаться. Ничего не говорит. Молчание между нами простирается на мили в глубину и в ширину, и кажется, что оно может быть еще дальше, если кто-то из нас позволит это. Каллан бросает на меня взгляд, который испугал бы меня, семнадцатилетнюю.

– Мы столько пережили, – шепчет он. – Ты была моей первой, а я твоим. – Его голос напряжен, сдержан, как будто ему трудно держать себя в руках. – Но мы уже взрослые, Корали. Тогда я любил тебя как подросток. Теперь я планирую любить тебя как мужчина. Ты знаешь, что это значит? Думаешь, сможешь справиться с этим?

Честно говоря, для меня это перебор. Но сейчас я не могу ни отступить, ни отвернуться, даже если бы захотела. Для меня уже слишком поздно. Большую часть времени чувствую себя не в своей тарелке; сейчас разница в том, что я ощущаю себя нормально, находясь не в своей тарелке. Каллан понимает меня. Знаю, что он не позволит мне утонуть, травмироваться, страдать, даже если мне кажется, что это все, чего я заслуживаю.

– Не знаю, – честно отвечаю шепотом. – Не знаю, смогу ли я с этим справиться. Но хочу это выяснить.

Каллан изгибает губы в одну сторону, снова образуя ямочку на щеке.

– Вот она, – тихо говорит он. – Видишь. Ты думаешь, что ты не храбрая, но это так. А храбрость вознаграждается, Синяя птица.

Кэл подхватывает меня на руки, и я прижимаюсь к нему, пока он несет меня к кухонному столу. Одним быстрым движением он сбивает на пол коробки с вещами моей матери. Ругается себе под нос, когда понимает, что только что вывалил содержимое на пол, но это не мешает ему уложить меня поверх истертого дерева.

– Я хочу использовать «Лейку», Синяя птица, – рычит Каллан в изгиб моей шеи, облизывая и целуя мою кожу. Руками зарываюсь в его густые волосы, сжимая пальцы в кулаки и тяну немного сильнее, когда он говорит это. – Ааах. Я хочу показать тебе все, что вижу. Хочу, чтобы ты увидела, какая ты чертовски красивая.

Он проводит большим пальцем по моей нижней губе, прижимая подушечку к нижним зубам, слегка приоткрывая рот. Затем проводит языком по моей нижней губе, зажимая ее между своими собственными зубами и дергая.

– Какого черта мне позволять тебе фотографировать меня? – задыхаюсь я.

– Потому что... очевидно, тебе было все равно, когда я сделал это в последний раз. Если это правда, ты не будешь возражать, если я сфотографирую сейчас. Ты можешь сохранить каждую из них, когда они будут готовы. Ты даже можешь получить негативы.

Он снова кусает меня за губу, так сильно, что я вскрикиваю. Звук моего удовольствия, смешанного с болью, кажется, сводит его с ума. Его руки повсюду, тянут мою одежду, снова находят путь под рубашку, чтобы он мог ущипнуть и перекатывать соски через лифчик. Мое тело отвечает ему, спина выгибается над столом, ноги сгибаются, мышцы бедер сокращаются. Каллан сдвигается так, что оказывается у меня между ног. Он берет меня за бедра и рывком притягивает к себе, так что моя киска крепко прижимается к его эрекции.

– Что скажешь, Синяя птица? Хочешь позировать мне?

Должна ли я позволить ему сделать то, что он предлагает? Должна ли позволить себе снова стать уязвимой для него? Отдать ему свое тело – это одно, но позволить ему сфотографировать его – совсем другое. Сейчас я не лгала. На самом деле та фотография меня не беспокоит. Конечно, для меня было бы гораздо лучше, если бы тысячи людей не видели меня избитой и в синяках, но это не был конец света. Я бы легко простила его. Все мои травмы теперь трансформированы во внутренние; они не должны появляться на фотографии, но у меня такое чувство, что Каллан каким-то образом сумеет обнажить их на фото. Его искусство всегда обладает этим качеством. Люди на его портретах кажутся сломленными, окрыленными, восторженными или подавленными. Кто бы ни был субъект, фотография всегда передает его внутреннюю боль или радость почти идеально, независимо от того, выражают ли они себя в изображении или нет.

Каллан немного откидывается назад, сдвигая мою свободную рубашку, чтобы обнажить лифчик. Он опускает правую чашку и начинает водить языком вокруг моего затвердевшего соска, не сводя с меня глаз. Затем медленно обнажает зубы и прикусывает маленький розовый бутон плоти. Боль, которая следует за этим, восхитительно невыносима, но я принимаю ее, преодолевая пик контакта, когда ощущения поднимаются и нарастают во мне.

– Хорошо, – говорю я, закрывая глаза. – Ладно, можешь воспользоваться камерой. Но я все сохраню.

Глаза Каллана полны огня, когда он делает шаг назад, чтобы схватить камеру.

– Сними рубашку, – приказывает он.

Она почти уже снята, высоко задрана, обнажая мою грудь. Я осторожно сажусь, не сводя с него глаз, и стягиваю хлопчатобумажную ткань через голову. Мой лифчик простой и черный, но Каллан жадно смотрит на мою грудь, как будто мои сиськи заключены в самый дорогой, самый сексуальный набор от Victoria’s Secret.

– Откинь голову назад, – говорит он.

Я подчиняюсь, откидывая голову назад так, чтобы мой подбородок был высоко поднят. Эта позиция заставляет меня чувствовать себя уверенно, наполненной желанием. Каллан подносит «Лейку» к лицу и быстро щелкает затвором, издавая глубокий рокочущий звук у основания горла. Похоже, ему нравится то, что он видит.

– Медленно спусти бретельки лифчика с плеч, Синяя птица.

Я делаю то, что он просит.

– Отлично. Вот так. – Каллан быстро делает еще один снимок и кивает. —Ты потрясающая, – говорит он мне. – Самое совершенное создание, которое я когда-либо видел.

Я так привыкла ничего не чувствовать, когда занимаюсь сексом. Так привыкла чувствовать комфортное оцепенение всякий раз, когда Бен прикасается ко мне. Этот пламенеющий огонь, который зажегся, когда Каллан направил на меня объектив своей камеры, стал шоком для меня.

– Теперь твоя юбка, Корали, – говорит он. – Сдвинь ее вверх. Дай мне посмотреть, насколько ты там совершенна. Покажи мне.

Взяв подол юбки в руки, я медленно подтягиваю легкую ткань к бедрам, обнажая плоть дюйм за дюймом, пока Каллан смотрит с выражением чистой похоти на лице. Его глаза темные, напряженные, полны желания. Его руки остаются твердыми, когда он поднимает камеру еще раз, но я могу сказать, что это влияет на него.

– Твои трусики, Корали. Сними их. Мне нужно увидеть тебя.

Проклятье. Мое сердце стучит, как птица, пойманная в клетку, бьется о ребра с пугающей скоростью. Я вне своего тела, над собой, смотрю вниз на сцену внизу, наблюдая за своими руками, когда мои большие пальцы осторожно зацепляются за кружево на бедрах и, дразня, стягивают материал по коже, вниз по ногам. Я не узнаю себя. Никогда в жизни не сделала бы этого ради Бена. Нет на свете другого мужчины, ради которого я бы это сделала. Сбрасываю нижнее белье, жар заливает мои щеки, несомненно окрашивая их в красный цвет.

– Боже, – стонет Каллан. – Откройся. Раздвинь для меня ноги.

Его рука тянется вниз, где он обхватывает себя, очертания его эрекции твердеют в его руке. Он сжимает член, и мои руки дергаются, как будто я сама чувствую его – каким напряженным и твердым стало его тело. Я хочу отсосать у него. Облизать его. Дразнить своим ртом. Ощутить его сладость на своем языке. Почувствовать, как его член становится все тверже и тверже, когда он приближается к самому краю. Моя потребность в нем удивляет меня, почти захватывая дух. Я широко раздвигаю ноги, поднимая бедра вверх, чтобы он мог увидеть меня как следует, и Каллан делает глубокий вдох, задерживает воздух в груди, делает три шага ко мне и готовит камеру.

– Я никогда не забывал, – говорит он. – Ты была первой девушкой, к которой я прикоснулся. Первой девушкой, которую я попробовал. Первой девушкой, внутри которой я оказался. Каждая женщина, с которой был с тех пор, была твоей тенью. Они никогда не были так же совершенны. Никогда не хотел изнурять себя, заставляя их кончать моим языком, как собираюсь сделать с тобой. Никогда не хотел чувствовать, как они, кончая, сжимаются вокруг моего члена, выкрикивая мое имя. Никогда не хотел почувствовать, как они кончают, когда я изливаюсь внутри них. Секс всегда был механическим актом. Моего сердца никогда не было в нем, потому что все это время оно было с тобой. – Он уже достаточно близко, чтобы взять меня за руку. Каллан направляет ее вниз, так что я касаюсь себя между ног, мои пальцы влажные и скользкие, и я понимаю, насколько возбуждена. – Я хочу посмотреть, – выдыхает он. – Погладь свой клитор для меня, Корали. Покажи мне, как сильно ты меня хочешь.

Я больше не являюсь собой. Кто-то другой, кто-то гораздо более храбрый и гораздо более сексуально раскрепощенный. Корали Тейлор не из тех девушек, которые мастурбируют на глазах у всех. Она из тех девушек, которые заставляют себя кончать в душе, быстро, эффективно, всегда стараясь дистанцироваться от своей потребности в освобождении. Девушка, которой я являюсь сейчас, эта странная, ненормальная особа, слегка касается кончиками пальцев своей киски, медленно, лениво водя указательным пальцем по клитору, как и велел ей стоящий перед ней красивый мужчина.

Каллан вздыхает, тяжело выдыхая, издает страдальческий, гортанный звук.

– Боже, Корали. Скоро это будет мой язык. Ты даже не представляешь, как хорошо я заставлю тебя себя чувствовать. Заставлю тебя развалиться на части, и когда это случится, не остановлюсь. Буду тр*хать тебя до тех пор, пока ты не забудешь даже свое имя. Я собираюсь тр*хнуть тебя так сильно, что последние двенадцать лет больше не будут иметь значения. Заставлю тебя кончить так сильно на мой член, что ты никогда больше не захочешь быть без меня.

Пока он говорит мне это, быстрее двигаю пальцем по кругу, чувствуя, как мой клитор становится все более набухшим и чувствительным. Я уже дрожу, мое тело дрожит, когда волна за волной удовольствия обрушиваются на меня, заставляя крошечные волоски на затылке вставать дыбом.

– Черт, Каллан. Это... это безумие.

– Сейчас все станет еще безумнее. – Каллан наклоняется очень близко и пригибается. Чертыхаясь, фотографирует мои пальцы, скользящие в киску. – А, к черту все это. – Кэл кладет камеру на кухонный стол, ворча себе под нос. – Я больше не могу ждать. Перестань себя трогать, Корали.

Но уже трудно остановиться. Я так сильно хочу его. Хочу почувствовать его внутри себя. Медленный ожог, покалывающий мое тело, вызывает почти привыкание. Я продолжаю пристально смотреть на него, когда запихиваю пальцы внутрь себя – знаю, что сейчас выгляжу вызывающе, призывая его сделать что-то с моим плохим поведением. Каллан не разочаровывает. Он хватает меня за запястье и заставляет поднять руку. Мои пальцы блестят от моих соков, Каллан смотрит на них и стонет, вибрация идет глубоко из его груди.

– Я так долго ждал этого, Синяя птица. Просыпался в холодном поту бессчетное количество раз, представляя, какова ты на вкус на моем языке. Покажи мне, что я упустил, детка. Накорми меня.

Каллан не отпускает мою руку. Вместо этого подносит ее ближе ко рту, достаточно близко, чтобы могла согнуть пальцы и потереться подушечкой указательного пальца о его губы. Каллан едва сдерживается. Я вижу напряжение на его лице, осторожно поднося кончик пальца ближе ко рту. Он собирается лизнуть его, кончик языка уже скользит мимо губ, но я отдергиваю пальцы, улыбаясь.

– Черт возьми, Корали. Не играй со мной.

Я даю ему то, что ему нужно. Сжимаю пальцы вместе, позволяя ему взять их в рот, и Каллан сосет их, его тело вибрирует от похоти.

– Этого недостаточно, – шепчет он, проводя зубами по собственным губам. – Мне нужно больше. Мне всегда будет нужно больше. – Он двигается быстро, снова хватая меня за ноги, притягивая ближе, а затем опускается вниз, на колени, обхватывает мои бедра руками и погружает свой язык в мою киску.

Я вскрикиваю, ошеломленная теплом его рта и жаром, который пробегает между моих ног, по всему моему телу, заставляя мои мышцы изгибаться и сокращаться. Каллан снова и снова облизывает меня языком, посылая по моему телу сильные ударные волны, такие мощные и неоспоримые, что даже не знаю, как реагировать. Мои руки и ноги работают без моего ведома, пальцы запутались в его волосах, притягивая его голову самым бесстыдным образом, я обвиваю его ногами, фиксируя на месте.

Интенсивность моей ответной реакции, кажется, подпитывает Каллана. Он берет меня за бедра и погружает свой язык глубже, увеличивая скорость, с которой лижет и сосет мой клитор. Ему нравилось лизать меня, когда мы были подростками, но, кажется, с тех пор он прошел мастер-класс. Такому уровню мастерства он научился без меня. Мне было бы грустно, если бы я не была так безумна в своем удовольствии. Мир как будто просто тает. Каллан хмыкает, его спина выгибается, когда он перемещается. Двумя секундами позже он толкает один из своих пальцев внутрь меня, продолжая свою дикую атаку на мой клитор, и я кричу, моя собственная спина изгибается так сильно, что кажется, будто позвоночник сломается в любой момент. Используя свободную руку, Каллан прижимает ладонь к моей нижней части живота, двигая пальцем внутри меня в манящем движении, и внезапно все углубляется, усиливается, становится почти неуправляемой силой. Я никогда раньше так себя не чувствовала. Это совсем другое. Это странно, удивительно и восхитительно одновременно.

Бездонное, странное давление начинает нарастать между моих ног.

– Каллан! О... боже мой.

Сжимаю ноги вокруг его головы. Каллан смотрит на меня снизу вверх, половина его лица скрыта в тени. Он на секунду перестает двигать языком и говорит, задыхаясь:

– Не волнуйся, Синяя птица. Просто расслабься. Отпусти. Это нормально.

Не знаю, откуда он знает, что я сейчас чувствую, но это далеко не нормально.

– Я чувствую, что собираюсь…

– Ты не описаешься, обещаю. Я просто заставлю тебя кончить, как следует. Но ты сможете сделать это, только если расслабишься. Ты должна мне доверять.

Смущение трепещет где-то на краю моего подсознания, но затем Каллан целенаправленно медленно проводит кончиком языка вверх по моему клитору, давая мне самую порочную ухмылку, делая это, и не могу отличить одну эмоцию от другой. Как будто чувствую все в цвете. Комната приобретает странный оттенок красного, с оттенком пурпурного, когда то же самое странное ощущение возникает снова.

– Вот дерьмо. Бл*дь, Каллан. Я не думаю... я не могу остановиться… – и это происходит. Не могу сдержать волну силы, которая пронзает меня, как электричество. Когда беззвучно кричу, кажется, что мое дыхание высасывают из легких. Я слышу, как где-то ругается Каллан, чувствую, как его пальцы все еще внутри меня, чувствую, как он тр*хает меня ими, пока корчусь и мечусь на кухонном столе.

– Дерьмо. Черт! – Я теряюсь в пустоте. Мои уши словно забиты ватой, приглушены, а где-то в другой комнате раздается отдаленный звон. Мои губы покалывает. Нервные окончания горят и безжалостно щелкают по всему телу. В конце концов мой слух начинает проясняться.

Когда открываю глаза, Каллан нежно целует мои бедра. Он выглядит невероятно довольным собой, и я чувствую себя неловко мокрой. Я пытаюсь сжать ноги вместе, но Каллан снова раздвигает их.

– Не смей, – рычит он. – Это мое.

Каллан медленно облизывает меня, проводя языком по моей киске и внутренней стороне моих ног, нежно покусывая мою кожу, заставляя мое тело подпрыгивать и дергаться.

– Это... нормально? – шепчу я. Горло саднит, как будто кричала несколько часов подряд.

Каллан окидывает загадочным взглядом все мое тело и кивает головой.

– Только если ты действительно хорошо провела время, – говорит он. – Я очень на это надеюсь.

– У меня онемело лицо. Не думаю, что смогу двигаться.

– Потрясающе, – он усмехается, выпрямляясь и устремляя на меня пронизывающий взгляд. – Помнишь, что я сказал, Корали? Я говорил, что хочу почувствовать, как твоя киска сжимается вокруг моего члена. Сейчас мы узнаем, сможешь ли ты справиться со мной. Готова?

Не думаю, что мое тело готово принять еще один такой оргазм, но я, должно быть, жажду наказания. Ловлю себя на том, что киваю.

– Хорошая девочка.

Каллан расстегивает джинсы и сбрасывает их, открывая пару черных боксеров под ними. Они достаточно тугие, и мне не нужно напрягать воображение, чтобы понять, что происходит под натянутой тканью.

– Ты хочешь отсосать у меня, Корали? – спрашивает он. Он снова сжимает свой член, слегка дрожа, когда касается себя.

– Да. Боже, да.

Это все, что ему нужно услышать. Каллан снимает боксеры одним быстрым движением, освобождая свой уже твердый член. Он высвобождается, задевая мышцы его живота, когда Каллан обходит вокруг стола. Я не могу оторвать от него глаз. Когда мы занимались сексом прошлой ночью в его старой спальне, ни один из нас не обращал внимания на детали. Мы были так безумны, отчаянно хотели снова заявить права друг на друга, почувствовать, как другая половина нас встает на свои места, что потратить секунду на то, чтобы оценить тела друг друга, на самом деле не было вариантом. Теперь, когда я лежу практически голая на столе, у меня есть секунда, чтобы полюбоваться видом, и какой это великолепный вид. Каллан безупречен. Мой взгляд скользит по его широким плечам вниз к твердым мышцам, которые выглядят так, как будто вырезаны на его груди и животе. На нем нигде нет ни капли жира. Его бедра и ягодицы такие же подтянутые, как и все остальное, а его член... я не могу оторвать от него взгляд.

Он пропорционален остальной части его тела, хотя и крупный. Намного больше, чем у Бена или любого другого парня, с которым я спала за эти годы. Холодная дрожь пробегает по моей коже, когда думаю о том, как он забрал мою девственность с этой штукой. Тогда мне было больно, да, но я была готова к тому, что он войдет в меня. Это была настоящая боль. Прекрасная боль, которую я лелеяла в то время.

Каллан ухмыляется мне сверху вниз, его руки ловко работают, чтобы снять мою скомканную рубашку и лифчик, освобождая мою грудь должным образом.

– Хочешь фотографию? – спрашивает он. – Могу устроить. Я знаю одного парня.

– Нет. – Я улыбаюсь, но как только отклоняю предложение, почти жалею об этом.

Каллан приподнимает бровь, как будто точно знает, что происходит у меня в голове.

– Если передумаешь...

Я вскрикиваю, когда он подхватывает меня на руки и поднимает со стола, осторожно ставя на ноги. Моя юбка, задранная вокруг талии еще секунду назад, внезапно оказывается на полу, и Каллан присаживается на корточки позади меня, проводя языком по изгибу и выпуклости моего зада. Его сильные руки удерживают меня на месте, пальцы впиваются в плоть моих ягодиц, когда он облизывает и кусает. Жар накатывает на меня, когда Каллан стонет, раздвигая ягодицы, чтобы использовать свой язык на потаенном участке моего тела, к которой еще никто не прикасался. Это потрясающее чувство. Совершенно не то, что я могла себе представить. Падаю вперед, упираясь руками в кухонный стол, тяжело дыша.

– Каллан, о, черт, Каллан, прекрати. Ты мне нужен. Пожалуйста… пожалуйста…

– Где я тебе нужен, Синяя птица? Здесь? – Он скользит пальцем в мою киску, заставляя меня сделать глубокий вдох. – Или здесь. – Он убирает палец и отводит его назад. Палец скользкий от моих соков, но Каллан все же не толкает его в мою задницу. Он водит пальцем по кругу, слегка надавливая, дразня. Никогда не думала, что это будет настолько приятно. Мне никогда не приходило в голову, что я действительно могу сказать ему, что хочу, чтобы он был там.

Каллан смеется, когда я просто вздыхаю в ответ.

– Я хочу тебя у себя во рту, – шепчу я. Он убирает мои волосы с плеч, собирая их в свои руки. Прижимается ко мне сзади, его член впивается в мою задницу, заставляя меня покраснеть.

– Тогда тебе лучше встать на колени, – шепчет он мне на ухо.

Он слегка дергает меня за волосы, не настолько, чтобы причинить боль, но достаточно, чтобы показать, чего он хочет. Я поворачиваюсь и опускаюсь перед ним на колени. Когда беру член в рот, Каллан крепче сжимает мои волосы. Сомневаюсь, что это осознано, но грубость меня заводит. У него потрясающий вкус. Эрекция твердая, кожа гладкая. Я просовываю его глубоко в свое горло, не заботясь о том, что не могу дышать. Чувствую, как он напрягается, становится все тверже и тверже, когда я провожу языком по головке его члена. Это потрясающе. Самое приятное ощущение. Каллан пытается оставаться неподвижным – могу сказать это по тому, как он отпускает волосы и сжимает руки в кулаки по бокам – но в конце концов он начинает толкаться в мой рот, ругаясь каждый раз, когда выскальзывает, а затем снова входит.

Чувствую, как он теряет себя. После того, как он только что заставил меня кончить, кажется невероятным, что я могу заставить его чувствовать себя так. Увеличиваю скорость, открывая рот шире, принимая его глубже, а затем Каллан внезапно оттягивает бедра назад, так что я не могу продолжать.

– Черт. – Он стискивает зубы. – Я больше не могу. Ты заставишь меня кончить.

– В этом и есть смысл. Я хочу попробовать тебя на вкус.

Каллан качает головой из стороны в сторону, гладя член рукой.

– Не в этот раз, Синяя птица. Я собираюсь тр*хнуть тебя прямо сейчас. Я собираюсь жестко тр*хнуть тебя и кончить в тебя. Это тебя устраивает?

Я принимаю противозачаточные средства. Когда я потеряла нашего ребенка, то поклялась, что больше не хочу сильно страдать, с тех пор всегда старалась быть умной. Мысль о том, что Каллан войдет в меня прямо сейчас, такая сильная и возбуждающая. Я киваю, прикусывая нижнюю губу. Каллан наклоняется и перебрасывает меня через плечо, заставляя визжать. Он несет меня в гостиную и кладет прямо на пол. Мебель по-прежнему покрыта пыльными простынями, все по-прежнему завернуто и спрятано, как будто воспоминания об этом месте нужно держать в страхе, пока ничто не будет таким, как прежде. Каллан нависает надо мной, наклоняясь, чтобы поцеловать и укусить в шею.

– Когда мы закончим, Корали, ты признаешь, что хочешь быть со мной. А потом мы вместе с этим разберемся. Мне, бл*дь, все равно как. Ты переедешь в Нью-Йорк, или я перееду в Лос-Анджелес. Для меня это не имеет значения. До тех пор, пока мы не перестанем тратить свое время и не признаем, что нам нужно быть вместе. Согласна?

На нашем пути так много препятствий, так много воды под мостом, что сказать «да» прямо сейчас кажется ложью. Но я так увлечена им, что хочу верить, что у нас есть способ пройти через это. Мне нужно верить, что так или иначе, после всего, мы сможем найти способ наконец-то быть вместе. Страх проносится у меня в голове, но я борюсь, чтобы его отключить. Только не здесь. Не сейчас.

– Хорошо, – говорю я, легонько целуя его в грудь. – Согласна.

Затем Каллан входит меня. Он обнимает меня так крепко, как будто входит в меня в первый раз. Меня переполняют самые горько-сладкие эмоции, когда он прижимается своим лбом к моему, ловя меня в плен своего пристального взгляда, пока занимается со мной любовью. Я держусь за него так, словно от этого зависит моя жизнь. Постепенно наша потребность друг в друге берет верх. Его движения становятся все более и более требовательными, толчки становятся все сильнее и глубже.

Я двигаюсь в унисон с ним, чувствуя, как во мне поднимается оргазм, угрожая снова украсть мои чувства. Каллан обхватывает мое лицо одной рукой, стискивая челюсти.

– Останься со мной, Синяя птица. Останься со мной.

Я держу глаза открытыми, наблюдая, как он яростно тр*хает меня. Каллан – произведение искусства. Недостающая часть меня. Эталон совершенства. Он откидывает голову назад, его губы слегка приоткрываются, и я чувствую, как его член становится невероятно твердым внутри меня. Почти уверена, что такая жесткость на самом деле причиняет ему боль, но он не выказывает никаких признаков дискомфорта, пока врезается в меня снова и снова.

– Скажи мне, – цедит он сквозь зубы. – Скажи, когда кончишь.

Я бы выразилась словами прямо сейчас, но не могу говорить. Стону, кивая головой, показывая ему то, что он, должно быть, видит в моих глазах, когда во мне начинает пульсировать оргазм.

– Черт. – Каллан ускоряет темп, а потом мы вдвоем прижимаемся друг к другу, его лицо утыкается в мою шею, и мы оба кончаем. Я впиваюсь ногтями ему в спину, едва удерживаясь, когда он рычит, взрываясь оргазмом. Его член пульсирует внутри меня, оставаясь твердым, основание все еще трется о мой набухший клитор, когда разваливаюсь на части.

Каллан падает на меня, не в силах больше удерживать свой вес, и мы оба лежим совершенно неподвижно, тяжело дыша, пытаясь отдышаться.

Мы долго молчим. Тяжелое спокойствие окутывает нас, тянет к себе, манит в полузабытье, но ни один из нас не сдается. Каллан гладит меня по волосам так нежно, что на глаза наворачиваются слезы. Спустя долгое время он выходит из меня и ложится рядом, наблюдая за мной, продолжая гладить по голове. Он не должен видеть слезы в моих глазах. Не хочу показаться жалкой. Не хочу быть настолько эмоционально искалеченной тем, что только что произошло, но этого невозможно избежать. Каллан хочет попытаться исправить нашу жизнь прямо сейчас. Он хочет попытаться придумать какой-нибудь план, который позволит нам быть вместе до конца наших дней.

Я нуждаюсь в этом больше, чем мое тело нуждается в кислороде, чтобы выжить, но это не может произойти, пока он не узнает всю правду. Каллан словно читает мои мысли. Когда тихая слеза скатывается по моему лицу, он кладет руку мне под голову и притягивает к себе на грудь. Целует меня в висок и вздыхает.

– Давай, Корали, – шепчет он мне на ухо. – Теперь все зависит от тебя, малышка. Скажи мне то, что должна мне сказать.

Так я и делаю. Сделав глубокий вдох, собираю последние остатки мужества, которые у меня есть, и выкладываю правду.

– Я не просто потеряла ребенка, Каллан. Мой отец... он узнал, что я беременна, и слетел с катушек. Он... он избил меня. Сделал мне больно, мучил меня часами, пока... пока наш ребенок не умер. Это все моя вина, Каллан. Если бы я сказала что-то кому-то раньше, этого бы никогда не произошло. Он умер из-за меня, Каллан. Это моя вина. С таким же успехом я могла бы убить его сама.

Глава 18

Корали

Миткаль.

Прошлое

Мне следовало бы знать, что отец заметит, как округлился мой живот. Но я не ожидала, что он набросится на меня с кулаками. Месяцем раньше, когда я была всего на третьем месяце беременности, все еще довольно плоская и хорошо скрывала свою утреннюю тошноту, моя учительница рисования загнала отца в угол в продуктовом магазине и сказала, что мое последнее задание в ее классе выиграло мне поездку в Нью-Йоркский институт искусств в качестве потенциального стипендиата. Он не мог сказать ей, что не отпустит меня, так как все расходы были оплачены. Каллан только что поступил в Колумбийский университет на факультет фотожурналистики, так что мы оба мечтали о совместной жизни за пределами Порт-Ройала.

Я ждала такси у входной двери, которое должно было отвезти меня в аэропорт, и не заметила, как Малкольм подкрался ко мне по коридору. Он завопил, как баньши, схватив меня сзади, зажимая рукой мой рот, не давая мне издать собственный крик.

– Ты омерзительна, знаешь это? – выплюнул он мне в ухо. – Грязная, лживая маленькая шлюха. Ты ничего не сможешь от меня скрыть, Корали. Будь уверена в этом. – Он ударил меня кулаком в живот, яростно рыча.

Через открытую входную дверь я видела, как желтое такси остановилось у тротуара, готовое увезти меня, но я больше не собиралась ехать в Нью-Йорк. Меня тащили в подвал, и мой отец собирался избить меня до полусмерти.

Теперь вокруг темно. Не знаю, потому ли это, что я все еще в подвале, или потому, что мои веки распухли. Малькольм несколько часов ходил взад-вперед, а я лежала на голой земле, почти без сознания. В конце концов, к счастью, провалилась в темноту. Теперь, когда очнулась и ничего не вижу, не могу точно сказать, здесь ли он все еще или нет, просто лежу молча, выжидая. У меня все болит.

Меньше чем в пятидесяти футах от меня Каллан, вероятно, помогает матери готовить ужин. Или он наверху, в своей комнате, с плотными черными занавесками, задернутыми на окне, полотенцем, подсунутым под дверь, проявляет некоторые из своих негативов. Он, наверное, думает о том, как мы планируем рассказать Джо о ребенке, как только я вернусь из поездки.

Наверху скрипит половица, и я чуть не выпрыгиваю из собственной кожи. Оживает низкий гул телевизора, и меня охватывает облегчение. Его нет здесь со мной. Он наверху, в гостиной, без сомнения, сидит с пивом в своем кресле, как будто ничего не произошло. Напрягаюсь, чтобы открыть глаза. Веки распухли почти до такой степени, что я вообще не могу их открыть, но мне удается приоткрыть их достаточно широко, чтобы разглядеть очертания верстака моего отца в почти кромешной тьме. Мне требуется некоторое время, чтобы подняться, а потом еще больше, чтобы встать на ноги. Острая, стреляющая боль пронзает мой живот, заставляя сгибаться пополам каждый раз, когда появляется новая судорога. Агония захватывает дух. Я считаю шаги, которые делаю, прежде чем, наконец, достигаю нижней ступеньки лестницы, ведущей на первый этаж дома. Там есть выключатель, который я легко нахожу. На секунду я впадаю в панику, предполагая, что отец просто вывернул лампочку из светильника, чтобы наказать меня еще больше, но когда маленькая комната заливается светом, я испытываю облегчение.

То есть до тех пор, пока я не смотрю на себя и не вижу кровь.

Она повсюду, почти черная, пропитывает мои джинсы между ног. На земле в нескольких футах от меня, вероятно, там, где я лежала минуту назад, в грязи скопилось темно-красное пятно, наполовину высохшее, наполовину еще влажное... ее там так много. Подношу руки к лицу, чтобы прикрыть рот, чтобы не закричать от ужаса, но мои руки тоже в крови, кожа в ярко-красных пятнах и липкая, и это последняя капля. Падаю на землю, сгибаюсь и прижимаюсь лбом к прохладной земле, всхлипывая, струйки слюны и соплей стекают по моему лицу. Я обхватываю руками живот, теперь понимая, почему мне так больно.

Ребенок. Ребенка больше нет.

Не знаю, сколько я так пролежала. Через некоторое время боль в животе становится такой сильной, что думаю, что она убьет меня. Я счастлива этим, больше всего на свете мне хочется умереть. Через какое-то время впадаю в забытье. Когда просыпаюсь, бог знает, сколько времени спустя, боль становится еще сильнее, но мое тело начинает чувствовать онемение, как будто мои нервные окончания истощены, неспособные зарегистрировать огромную глубину и ширину боли, которую испытываю.