Текст книги "История советской фантастики"

Автор книги: Кац Святославович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

II. КАТАПУЛЬТА НА СОЛОВКАХ (1929 – 1932)

Как известно, Степан Кургузов[4] никогда не состоял ни в действительных членах «Красного Селенита», ни в принятых с испытательным сроком; все его попытки опубликовать свою «Катапульту» в альманахе Величко оказались неудачными (главный редактор «Селены» сочла, и не без оснований на то, рукопись графоманской). И, тем не менее, своим возвышением Кургузов косвенно был обязан Лежневу: ведь именно благодаря его деятельности Сталин всерьез заинтересовался «селенитами» и даже поручил секретарю откладывать для генсека все публикации, так или иначе касающиеся фантастики (в особенности, «лунной» фантастики – другой, впрочем, было немного). Борис Бажанов в своей книге «Я был секретарем Сталина» ядовито замечал по этому поводу: «Начиная с середины 20-х, Сталин необыкновенно увлекся литературой „фантастических писателей“ (так называемых „селенитов“), которых один весьма энергичный молодой человек по фамилии Лежнев не без успеха сплотил в некое подобие ячейки. Обычная „пролетарская“ литература порядком раздражала генсека. И не только потому, что она была скучна безмерно. Любая современная тема, даже раскрытая вполне верноподданически, содержала скрытый подвох. Трезвый взгляд на „достижения“ был, разумеется, невозможен. Но и безудержный оптимизм „производственных“ или „кооперативных“ романов отдавал откровенной фальшью, что было видно со стороны невооруженным взглядом. Литература же фантастическая, в буквальном смысле этого слова, для Совдепии подходила идеально. Ни один „злопыхатель“ не смог бы упрекнуть таких писателей в преувеличениях либо в подтасовках. Эта литература была вся выдумкой, искать в ней меру достоверности и пропаганды было бы действительно глупо. Бригады фантастов можно было безбоязненно отправлять в „творческие командировки“ куда угодно – в Туркестан, на строительство Беломорканала, на Соловки, – и всюду они видели бы не столько реальные мерзости режима, сколько темы для своих убогих „лунных“ романов. К тому же партийная поддержка „селенитов“ ослабляла позиции РАППа, разрушала громогласные уверения тех, будто бы только они „заведуют всей литературой республики“, делала их претензии на лидерство просто смешными...»

На наш взгляд, Бажанов несколько утрирует ход мыслей Сталина. Если согласиться с этими рассуждениями, то вообще непонятно, для чего Сталину потребовалось ждать 1934 года и только тогда закреплять приоритет "литературы мечты и социалистической фантазии" организационно? К тому же в отношении РАППа и "селенитов" Бажанов допустил явный анахронизм: в 1928 году, когда "Красный Селенит" официально прекратил свою деятельность, РАПП только набирал силу. В этом смысле, скорее, надо согласиться с мнением калифорнийского советолога Германа Елисеева, который в своей книге "Советская литература. 1917 – 1934" (1963) отмечал: "Сталин позволял литературным группировкам только отбирать и готовить "человеческий материал", выковывать будущих борцов "культурной революции". Как только необходимые "кадры" были отобраны, Сталин ломал чужие структуры, выметал амбициозных лидеров напрочь, находил послушных – уже для своих структур. Ликвидация весьма влиятельных "Красных Селенитов" как группы была лишь репетицией будущего роспуска РАППа; малоизвестный и бездарный Кургузов естественным путем заступал на место сначала Лежнева, а потом и Авербаха..."

Назвав будущего руководителя Секции фантастов будущего Союза писателей СССР, одного из самых активных деятелей его секретариата в 30-е – 60-е годы, Степана Петровича Кургузова "малоизвестным и бездарным", американский советолог почти не погрешил против истины. И, если первый эпитет оказался преходящим (с начала 30-х любой читатель так или иначе слышал о Кургузове), то второй оспорить гораздо труднее.

Подобно сюжетам большинства последующих романов этого автора, сюжет "Катапульты" был прост, как "Правда" 20-х и, как "Правда" 30-х, кровожаден. Начиналось все с провокаций на польско-советской и румынско-советской границах, причины провокаций объяснялись автором однозначно: "Опять затевали недобитые пилсудчики, науськанные капиталами Англии и Франции, поход против молодой Республики Советов. Опять (? – Р.К.) дым стелился над Бугом, и готовы были белогвардейцы всех мастей использовать любую возможность, чтобы задушить коммунизм..." Сделав такое глубокомысленное вступление, Кургузов переходил к сути дела. Суть состояла в том, что и советская власть не дремлет. В экспериментальной лаборатории профессора Красносельского, расположенной почему-то на Соловецких островах, уже готово оружие "встречного удара" -огромная электрическая катапульта, нацеленная на Луну. В любой момент мощный электрический разряд может.изменить скорость вращения Луны, что немедленно скажется на земных делах. Как только появляются первые намеки на интервенцию, могучие приливные волны затопляют Англию, почти всю Францию и половину Северной Америки. На оставшихся частях суши рабочие и крестьяне берут власть в свои руки. После чего разбушевавшаяся стихия успокаивается (это проф. Красносельский повторно выстрелил из катапульты – уже в противоположную сторону Луны). Такова фабула, всем более-менее знакомая.

Оставим в стороне чудовищное техническое невежество Кургузова (занудно описанное им на двенадцати страницах электрическое устройство в действительности бы потребовало всей мощности Днепрогэса и не смогло бы не только сдвинуть с орбиты Луну, но даже поджечь легкую вражескую авиетку... "Селениты", впрочем, тоже беспечно относились к "научным" деталям – хотя они-то и не рекламировали, как впоследствии сам Кургузов, свои произведения в качестве разновидности "мощного инженерного предвидения"). Не будем касаться нравственного аспекта сюжета (гибель миллионов ни в чем не повинных людей ради торжества "мировой революции" в те годы, увы, многим энтузиастам вселенского "пожара в крови" казалась вполне заурядным делом). Но даже в главном своем, литературном, отношении роман "Катапульта" не выдерживал никакой критики. Мало того, что автор сюжет поворота Луны позаимствовал, конечно же, из зайцевского "Разворота". Он еще и умудрился обворовать Обольянинова, выдав целый ряд рабских заимствований из "Красной Луны" за принципиальный спор с ее автором. Скажем, профессор Красносельский выглядел бледным двойником академика Воронцова, причем помощницу профессора звали не иначе, как Анна Соколова. Кургузов ликвидировал всякие намеки на психологизм, сделав своих персонажей послушными марионетками в простеньком кукольном спектакле. Если мы помним, у героини А.Обольянинова любовь стояла все-таки на первом месте, а помощь "революционным селенитам" – на втором. Степан Кургузов исправил этот досадный просчет. У него Анна, ради торжества идеалов социализма, легко может пожертвовать собственным мужем, Игорем Соколовым. На первых же страницах "Катапульты" Игорь еще выглядит типичным "расслабленным буржуазным интеллигентом", который уговаривает Анну "не спешить применять это грозное оружие... подумать о последствиях". По его словам, "весь цивилизованный мир и так придет к социализму, эволюционным путем, насилие излишне. Красная Армия может стоять на страже завоеваний Октября и без вашей катапульты..."

Сначала Анна, как подобает любящей жене, решает, что ее Игорь добросовестно заблуждается (принципиальный спор супругов занимает всю четвертую и две трети пятой главы). Но затем она – вместе с читателями начинает подозревать недоброе. Читательские подозрения подкрепляет и шестая глава ("В логове обреченных"), которая посвящена совершенно секретному совещанию крупнейших магнатов Англии, Франции, Германии и Соединенных Штатов. Не мудрствуя лукаво, Кургузов дает этим героям очень простые имена: Уинстон Ливерпулл, Леон Буржуа, Ганс Цумтойфель и Генри Рокфорд. Эти четыре карикатуры и ведут себя сообразно своим именам – "жадно сверкают глазами", "потирают подагрические руки", "тупо ворочают толстыми шеями", обнаруживают "хищный оскал неровных мелких зубов" и под конец поручают своему тайному агенту в Советской России "приступить к решительным действиям" и "разрушить секретное оружие большевиков". Само собой разумеется, их агент по кличке "Хамелеон" – и есть Игорь Соколов, в свое время скрывший и от жены, и от ГПУ, что был поручиком в армии Врангеля. За секунду до того, как шпион собирается нажать на кнопку адской машины и разнести лабораторию вместе с катапультой, Анна стреляет в своего мужа. Катапульта уцелела и включена. Восставший рабочий класс Гамбурга, Льежа и предместий Парижа (сам Париж пока еще под водой) приветствует конницу Буденного. Мокрые остатки Польши и Румынии согласны на капитуляцию. Над ратушей Львова поднят красный флаг (случайное и в высшей степени красноречивое пророчество!). Победители поют и танцуют. Господа Ливерпулл, Буржуа, Цумтойфель и Рокфорд пытаются скрыться на импровизированном "Ковчеге" – роскошном дирижабле "Флорида", но натыкаются на шпиль Эмпайр Стейт Билдинг и гибнут в результате взрыва водорода...

Уже упомянутый Герман Елисеев, пытаясь понять подоплеку увлечения Сталиным именно этим романом, пишет о "доктринерской ясности изложения всех предполагаемых событий: провокации Антанты, новое оружие, поражение империалистов в войне, восстание народных масс и т.д. Сталин сам любил четкость и последовательность, не терпел так называемой "интеллигентской расплывчатости". Косноязычный малограмотный Кургузов усвоил только азы политграмоты. Читая "Катапульту", Сталин обнаруживал в авторе искреннего начетчика, повторяющего его же, Сталина, тезисы. А поскольку пропагандист и обязан был быть несколько примитивнее, нежели сам генератор идей, генсек жаловал своего alter ego толикой государственных благодеяний..." На наш взгляд, Г.Елисеев абсолютно прав. Добавим лишь, что было еще два обстоятельства, способствовавшие тому, что Кургузов неожиданно для себя оказался под покровительством Сталина. Почему-то мало кто замечал, что одна из любимых фраз генерального секретаря "Кто контролирует Луну, контролирует весь мир" – точная цитата из "Катапульты" (причем, из главы "В логове обреченных", реплика Генри Рокфорда!). Вполне вероятно, что фраза эта дала толчок ко всей космической программе Советской России на полвека вперед – в первую очередь, имеются в виду второй и четвертый лунные" проекты ГИРДа. Кстати сказать, ГИРД обрел официальный статус и был засекречен как раз в 1929-м. "Наивно-материалистический" (термин Гюстава Бодэ) тип восприятия Сталиным произведений литературы и искусства сказался и в том, что вскоре после того, как на стол генсеку легла злополучная "Катапульта", Главное Управление Исправительно-трудовых лагерей ГПУ СССР спешно приняло программу "реконструкции" Соловецкого лагеря особого назначения (СЛОН). Вадим Богуш, переживший Соловки и позднее оказавшийся на Западе, писал в своих мемуарах: "Начиная с 1930-го года, огромная территория, на которой прежде находились хозяйственные постройки лагеря, стала выравниваться по теодолитам и бетонироваться. Заключенные сделали вывод, что здесь будет располагаться секретный полигон, а их самих по окончании работ "актируют" (выражение "отправить на Луну" в ту пору еще не вошло в обиход зэка)..." К счастью для заключенных СЛОНа, на сей раз Сталину не удалось добиться подлинного единства фантастики и реальности, помешала природа: вывод специальных комиссий Наркомата обороны и Наркомата геологии об "опасных карстовых пещерах и пустотах, делающих непригодной территорию Соловецкой трудовой колонии для строительства аэродрома категории "бис" (так в цитируемом документе, взятом из английской монографии "Космонавтика в СССР", именовался будущий космодром – Р.К.)..." спас жизнь десяткам тысяч заключенных. Проект был отложен на некоторое время – но отнюдь не отменен.

Впрочем, ни сам Кургузов, ни читатели романа, ни литературные критики ни о чем подобном, естественно, не догадывались. К слову сказать, нелицеприятная рецензия на роман успела проскочить в печать только одна-единственная. В ноябрьском номере "Красной нови" за 1928 год Иосиф Бескин опубликовал достаточно резкую статью "Всемирный потоп С.Кургузова (по поводу романа "Катапульта")". В ней, помимо весьма здравых обвинений в научно-техническом невежестве автора ("Само собой разумеется, – замечал критик, – что если бы и впрямь придуманная автором катапульта обладала столь разрушительной силой, то первым бы оказался под водой не Париж, а Ленинград..."), содержались и не менее здравые – хотя и очень осторожные упреки в "чрезмерном количестве жертв", без которых, судя по роману, "тов. Кургузов не мыслит мировой революции". Отстаивая свой взгляд, Бескин упирал на "все возрастающую сознательность пролетариата всех стран", однако это ему не помогло. В марте 1929 года "Правда" помещает на первой полосе статью "Об одной вылазке "Красной нови" и ее последствиях". Статья была без подписи, но только совсем уж недалекий человек не узнал бы руку Сталина. "Товарищ Кургузов написал правильный роман, – говорилось в статье. Правильный идейно, научно и художественно. Роман верен с идейной стороны потому, что ни одна революция не может обойтись без жертв, мировая революция – тем паче. Роман верен с научной точки зрения, ибо научное и военное использование Луны – одна из перспективных задач пролетарского государства. Наконец, роман абсолютно верен с художественной точки зрения, поскольку в условиях победоносного наступления социализма в нашей стране классовая борьба будет все обостряться и, стало быть, такие выродки и двурушники, как Игорь Соколов из романа "Катапульта", должны всемерно разоблачаться нашими мастерами пера..."

Высочайшая директива была мгновенно принята. В апреле того же года только что образованная "Литературная газета" опубликовала статью В.Ермилова "Подвиг Анны Соколовой", где цветистые комплименты в адрес романа Степана Кургузова перемежались со снисходительно-пренебрежительными оценками романа Обольянинова. "Конечно, для своего времени роман "Красная Луна" бывшего графа Обольянинова был полезен и сыграл немалую роль, небрежно замечал Ермилов. – Школьники начальных классов и сейчас могут извлечь из него известную пользу. Однако нельзя забывать, что мы живем уже не в 1921-м, а восемь лет спустя, в эпоху обострения классовой борьбы, активизации врагов и двурушников (таких, как предатель Соколов из романа "Катапульта"), а в перспективе – в эпоху грядущего военного и научного использования Луны. И роман Степана Кургузова потому – волнующе современен, поступок Анны Соколовой исполнен высокого революционного пафоса. Собственно говоря, убивает она не мужа, а шпиона, врага, изменника Родины. Кто осмелится сказать, что она была неправа?.."

И правда – не осмелился никто. Вслед за статьей Ерми-лова появилось еще десяток-полтора публикаций-близнецов (в журналах "Литература и марксизм", "Литературный критик", "Наши достижения", "Молодая гвардия", "ЛОКАФ", "Звезда" и др.), где перепевалось одно и то же – "мировая революция в зеркале литературы", "обреченность буржуазной агентуры", "нерушимость наших рубежей", "Луна как символ научного гения Советской страны", "подвиг Анны" и т.д. Роман "Катапульта" сразу был перепечатан несколькими центральными издательствами, расценившими его как "заказ No 1"; коллекционеры раритетов сегодня считают за честь иметь роскошное подарочное издание "Катапульты" (Москва, Государственное издательство, 1929), отпечатанное всего пятитысячным тиражом, иллюстрированное гравюрами Житомирского (ученика Полякова), с послесловием академика Н.Морозова.

Если верить мемуарам Якова Зелинского, чуткий Авербах сразу же после статьи в "Правде" самолично поехал на Сивцев Вражек к Кургузову – где тот снимал комнату – и немедленно предложил ему: 1) квартиру в центре Москвы и 2) место в центральном правлении РАППа. Квартиру от пролетарских писателей Кургузов согласился принять, членский билет ассоциации, не без колебаний, тоже взял, но вот от руководящей должности в РАПП отказался категорически. Позднее биографы напишут о "скромности молодого литератора" (Б.Левада), о его "желании не ввязываться в окололитературные дрязги, а работать и работать" (С.Нейман) – что, на наш взгляд, совершенно не соответствует действительности; доказательство тому – бойкая и именно "окололитературная" деятельность Кургузова после 1932 года. Скорее всего, автор "Катапульты" уже был кем-то предупрежден, что через год-другой РАПП падет. Видимо, поэтому предложение Авербаха он встретил столь отчужденно. "Казалось, он стремился держаться от руководства РАППа подальше, как от заразных больных", – проницательно отмечал всё тот же Я.Зелинский. Будущее показало, что Кургузов был, в известном смысле, прав: "болезнь" руководящих рапповцев называлась коротко – небытие (большинство из них было расстреляно в 37-38 годах). "Заразиться" этим недугом автора "Катапульты" категорически не устраивало.

Легко представить, что роман "Катапульта" сразу же оброс своими почитателями и последователями. В первую очередь, речь идет о таких литераторах, как Валерий Маркелов, Анатолий Спирин, Михаил Лодочкин, Андрей Румянцев, Владислав Понятовский и проч. Обидное прозвище "подкургузники", похожее на "подгузники" и на "подкулачники" одновременно (которым их наградил желчный Эмиль Левин), этих авторов, похоже, не смущало. Уже в 1930 году все они "выстрелили" по роману на тему Луны, нового секретного оружия и мировой революции. Если даже слабейшие из "селенитов" по крайней мере брали за образец талантливый роман Обольянинова, то "подкургузники" вынуждены были ориентироваться на эстетические и этические нормы, установленные в романе "Катапульта". Соответственно, все их "положительные" герои выходили еще бледнее, чем у Кургузова (по сути, превращались в тени теней учебника политграмоты) , а "отрицательные" обязаны были еще больше прибавлять по части "кривых улыбок", "отвратительных оскалов" и "бегающих глазок" – не говоря уже про "заплывшие сытые рыла".

В этом смысле особенно обескураживают литературные метаморфозы А.Румянцева и В.Понятовского. Оба они начинали в "Селене" вполне приличными рассказами: первый опубликовал "Историю Той Стороны" (1925), второй "Бездну" (1927), однако в качестве "подкургузников" оба совершенно деградировали. "Расплата" А.Румянцева (1930) и "Пропуск на Луну" В.Понятовского (1930) – две ходульные вариации на тему "катапульты", еще более плоско-пропагандистские, чем у самого Кургузова. (Пожалуй, из всех "катапультных", условно говоря, романов советской фантастики произведения этих наиболее приближенных к Кургузову литераторов выглядят особенно беспомощно; очевидно, что будущий руководитель Секции фантастов внимательно отбирал кадры.) У Румянцева новое оружие установлено уже на Луне, и оттуда в любой момент может испепелить любой континент (автор, правда, ограничился только Британскими островами – после того, как "олигархия потопила в крови восстание шахтеров..."; стало ли после такой оказии лучше жить шахтерам неизвестно). У Понятовского "лунный луч" – нечто вроде лазерного – легко определяет "классовую природу" любого из жителей Земли: рабочие и крестьяне от него совершенно не страдают, зато буржуа и капиталисты падают замертво (автор, увы, не прояснил, как же будет воздействовать луч на интеллигентов и прочих совслужащих – очевидно, этот вопрос предполагалось изобретателями оружия как-нибудь "утрясти в рабочем порядке"). Содержание опусов В.Маркелова ("Долгая лунная ночь"), Ан.Спирина ("Взлет") и М.Лодочкина ("Путешествие "ЛК-1") даже упоминать лишний раз не хочется – настолько они художественно беспомощны и политически сервильны. Достаточно сказать, что, например, все "космические снаряды", в которых ученые в романе М.Лодочкина отправлялись на Луну, были названы в честь советских государственных деятелей ("Чичерин", "Рудзутак", "Тухачевский", "Ворошилов", "Сокольников" и др.). Эти неуклюжие реверансы уже в конце 30-х едва не стоили автору лагеря – к счастью для него, в последний момент Кургузов всё-таки замолвил словечко Ежову и дело против очередного "пособника врагов народа" было прекращено, не успев начаться.

Так или иначе, уже в начале 30-х С.Кургузову удалось набрать достаточный вес в писательской среде и сгруппировать вокруг себя сплоченное ядро последователей (в 1932 году его собственная "Секция", еще никак официально не оформленная, уже насчитывала свыше трех десятков писателей). Ему даже удалось – хотя это и потребовало определенной сноровки заручиться поддержкой видных "селенитов", которые после роспуска их объединения и фактического устранения от дел Лежнева остались без видимого прикрытия. Кургузов знал, что многие "селениты" считают его опасным и хитрым интриганом, "селениты" знали, что Кургузов это знает. Однако на некоторое время "сосуществование" всех устраивало: у воспитанников Лежнева были талант и всё еще авторитет среди читателей, у Кургузова была поддержка Сталина и ядро будущей организации, которая должна была стать со временем многочисленной и, в конечном итоге, самой влиятельной. Близился 1934 год Первый Съезд Писателей СССР. В ожидании нового штурма Кургузов крепил единство рядов.