Текст книги "Высшая жертва (ЛП)"
Автор книги: К. С. Линн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)
Глава 18
Остин
Я потягиваю янтарную жидкость из стакана, который сжимаю в руке, наслаждаясь жжением в горле, переходящим в грудь, пока стою на крыльце и смотрю на свой участок.
Трудно поверить, что еще несколько дней назад я строил планы, как сделать свой дом доступным для инвалидной коляски, чтобы дать Зоуи и ее сестре жизнь, о которой они всегда мечтали, а теперь этот день никогда не наступит, и я не уверен, как с этим смириться.
Я был свидетелем смерти слишком много раз, чтобы это можно было пересчитать, но это – работа пожарного. Мы не можем спасти всех, как бы ни старались.
Я держал на руках жертв автокатастроф, когда они истекали кровью, и обещал, что скажу их близким последние слова. Я вытаскивал обугленное тело ребенка из пепла огненной катастрофы и даже видел, как на моих глазах забирали одного из моих близких. Каждая потеря приносит боль и сожаление, но ничто не причиняет такой боли, как вид любимой женщины, теряющейся от горя, когда на этой неделе мы хоронили ее младшую сестру. Ничто из того, что я говорю или делаю, не может облегчить ее боль, и я чувствую себя чертовски беспомощным.
Сэм и Джейс не отходили от нас ни на шаг до сегодняшнего утра. Их присутствие здесь очень помогает, особенно Сэм. Она смогла дать Зоуи то, чего не смог я. Я стараюсь не придавать этому значения, потому что она знает ее дольше, но признаю, что это отстой. Вся эта гребаная ситуация – отстой.
Как раз, когда я думаю, что хуже уже быть не может, несколько часов назад позвонил Джейк и сказал, что поджигатель нанес новый удар. На этот раз – магазин, в котором остались люди. Большинство выжило, все, кроме одного.
Скрежеща зубами, я делаю последний глоток спиртного, но это не помогает успокоить ярость и беспомощность, которые я чувствую.
– Твою мать! – я махаю рукой назад, бросая пустой стакан в дом и разбивая его вдребезги.
Из-за разрушений из дома выходит Зоуи, ее взгляд падает на осколки стекла, а затем поднимается на меня. Моя вспышка еще больше печалит ее прекрасное лицо, добавляя к этому чувство вины, поселившееся в моей груди.
– Прости, – задыхаюсь я.
Не говоря ни слова, она подходит ко мне и обхватывает руками мою талию. Ее стройная фигура, прижатая к моему жесткому телу, дает небольшую передышку от того ада, в котором мы оказались. Я притягиваю ее к себе, и мне становится немного легче дышать, когда запах ее шампуня проникает в мой мозг.
– Это я прошу прощения, – шепчет она. – Мне так больно, и я тяну тебя за собой.
– Это неправда, – говорю я ей, ненавидя раскаяние в ее голосе.
Она поднимает лицо от моей груди, и страдания в ее глазах почти достаточно, чтобы поставить меня на колени.
– Да, это так, и это нужно прекратить.
Ее тон меняется, выражение лица становится таким, что страх застывает на каждом сантиметре моей кожи.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Я думаю, что мне лучше вернуться к себе домой на некоторое время.
– Нет, – это слово резко срывается с моего языка.
– Послушай, я ценю все, что ты для меня сделал, Остин, но не могу продолжать так поступать с тобой. Ты даже не вернулся на работу с тех пор, как… – она осеклась, не в силах закончить фразу.
– Мне наплевать на все это. Я забочусь только о тебе, об этом вот здесь. – Я обнимаю ее крепче, чтобы донести до нее свою мысль.
– Мне тоже. Вот почему мне нужно это сделать. Мне нужно стать лучше для нас.
При мысли о том, что она может уйти, паника охватывает мою грудь.
– Не делай этого, Зоуи. Не отталкивай меня.
Сожаление темнеет в радужке ее глаз, смешиваясь с затянувшейся болью.
– Я не уйду ни от тебя, ни от нас. Это не прощание. Мне просто нужно время, Остин. Время, чтобы найти выход из этой ситуации. Ты можешь дать мне его? Ты подождешь меня?
Эта мольба заставляет меня проглотить аргумент, который болтается у меня в горле, мой разум и сердце отказываются от этого решения, но моя рука все равно поднимается к ее лицу.
– Я никуда не уйду. Я дам тебе это пространство, Зоуи, но только ненадолго. В конце концов, я приду за тобой.
Она одаривает меня слабой улыбкой, затем поворачивает голову и прижимается губами к моей ладони.
– Я позабочусь об этом, Хоук.
Я смотрю на ее красивое печальное лицо, наклоняю его к себе, чтобы взять ее губы в свои, желая умолять ее остаться, чтобы она поняла, что вместе мы сильнее. Но вместо этого я даю ей то, о чем она просит. Каким-то образом мне удается отступить и отпустить ее. Это одна из самых трудных вещей, которые я когда-либо делал.
В тот момент, когда она уходит, мой мир погружается во мрак.
Глава 19
Зоуи
Самое трудное в потере любимого человека – это не прощание с ним, а то, как научиться жить без него.
Как жить дальше, если человека, ради которого он жил, больше нет? Крисси была моей целью, все, что я делала, включая владение этим баром, было для нее.
Я оглядываю переполненное заведение, пытаясь найти в нем хоть какое-то подобие нормальной жизни, но все это кажется неправильным, потому что в моей жизни больше нет ничего нормального. Ни без моей младшей сестры, ни без мужчины, которого я люблю.
Проходит неделя с тех пор, как я покинула дом Остина, и каждую секунду жалела об этом. Мы переписываемся каждый день, но этого недостаточно. Правда в том, что он мне нужен. Он мне так нужен, но я не могу продолжать причинять ему боль, как раньше. Я видела поражение на его лице, беспомощность в его глазах. Он не знает, как мне помочь, но и не понимает, что никто и ничто не может этого сделать. Я должна сделать это сама. Проблема в том, что я не знаю, как. Я теряюсь в этом темном месте и не знаю, как найти выход.
Моя рука движется к медальону на шее, в котором хранится прах моей сестры. Я выбрала его в похоронном бюро, когда договаривалась о похоронах. Большинство событий того времени как в тумане, но не это. Выбор этого ожерелья – самый яркий момент, выделяющийся среди остальных. В какой-то мере это помогает мне чувствовать себя ближе к ней, носить ее с собой, куда бы я ни пошла. Ближе к сердцу, где она всегда будет находиться.
Похороны были небольшими. Только мои самые близкие друзья, среди которых были друзья Остина, и несколько медсестер из центра. Пришли даже его родители, но не моя мама.
Гнев пылает во мне, сталкиваясь с горем. Она даже не ответила на звонок. Мне пришлось оставить сообщение. Если между нами и было что-то, что можно было спасти, то теперь это невозможно. Для меня она мертва.
– Эй, леди. Где, черт возьми, моя выпивка?
Раздраженный голос выбивает меня из колеи, и я понимаю, что стою посреди бара, уставившись в пустоту. Я смотрю на клиента, который ждет свой напиток с тех пор, как я отошла от его столика.
– Извините. Сейчас будет.
Он ворчит от досады, пока я подхожу к стойке и ставлю пустой стакан.
– Виски со льдом, – говорю я Фрэнку, избегая его взгляда. Я прекрасно знаю, что там найду, и это не то, с чем я могу сейчас смириться.
Я все равно чувствую его неодобрение, он все время смотрит на меня, пока я беру стакан и насыпаю в него лед.
– Тебе нужно идти домой, милая. Еще слишком рано.
Я качаю головой, говоря ему то же самое, что и с момента своего прихода.
– Я в порядке. Время пришло.
– Кто сказал?
Мои глаза наконец-то поднимаются на него.
– Я. Я больше не хочу быть одна, Фрэнк. – Эмоции бурлят у меня в горле, но мне удается их сглотнуть.
На его лице мелькает понимание, и он кивает.
– Ну ладно, больше я не буду спорить. – Он ставит стакан на мой поднос. – Иди и сделай это, дитя.
Я слабо улыбаюсь, поднимаю поднос и направляюсь к столу, но он выскальзывает у меня из рук и разбивается у моих ног.
– Черт! – опускаюсь на колени, слезы разочарования застилают мне глаза, когда я подбираю крупные куски.
Не плачь, Зоуи. Не здесь. Только не здесь.
Сколько бы раз ни повторяла эту мантру, я не могу себя обмануть. Фрэнк прав. Я не должна быть здесь.
Как только эта мысль появляется, теплая, нежная рука обхватывает мое запястье. Прикосновение, которое я узнаю где угодно.
Сердце замирает, замирает в груди, и я поднимаю голову, чтобы увидеть перед собой Остина, его добрый и терпеливый взгляд укрепляет мое разбитое сердце.
– Время вышло, малышка Зоуи.
То немногое самообладание, которое мне удается сохранять весь день, разбивается вдребезги, и я со всхлипом бросаюсь ему на шею. Он выбивает почву у меня из-под ног, охватывая меня любовью и силой, в которых я так нуждаюсь. Я не стыжусь этого, уткнувшись лицом в его шею и прижимаясь к нему всем телом.
– Я забираю ее отсюда, – говорит он Фрэнку.
– Хорошо. Пусть она пока не возвращается. Я все предусмотрел.
Я хочу поблагодарить его, сказать, как сожалею о том, что натворила, но я слишком потеряна в своем горе, чтобы проронить хоть слово.
Остин несет меня к своему грузовику и усаживает внутрь. Пристегивает меня ремнем, наклоняется и прижимается губами к моим. Это нежнейшее прикосновение, но его сила потрясает меня до глубины души, и первый всплеск жизни находит путь в мое мертвое сердце.
Я вцепляюсь в его рубашку обеими руками, притягивая его ближе в тщетной попытке добиться большего. Застонав, он дает мне то, что я хочу, углубляя поцелуй.
Я так много хочу ему сказать. Так много хочется объяснить, но сейчас важно только это. Его рот на моем, вдыхающий любовь в мою душу.
Его губы начинают замедлять свое неумолимое наступление, прежде чем он отстраняется и упирается лбом в мой лоб, его глубокие, темные глаза заземляют меня.
– Пойдем домой.
Домой.
Одно это слово меняет значение минуты. Внезапно, посреди своего собственного отчаяния, я перестаю быть одинокой. Я больше не… потеряна.
По моему кивку он закрывает дверь и забирается в машину с другой стороны. Я наблюдаю в зеркало, как бар исчезает, испытывая чувство облегчения, чем дальше мы едем.
Я прислоняюсь головой к окну, все бессонные ночи давят на меня, и не успеваю я оглянуться, как мы сворачиваем на гравийную дорогу, ведущую к дому Остина. Даже в сильной тишине его присутствие рядом со мной ощущается как компас, указывающий мне путь.
Когда мы подъезжаем к дому, он ставит машину на стоянку, но не глушит ее, и фары освещают его дом перед нами.
Я поворачиваюсь к нему лицом, мои глаза ищут его в темноте.
– Прости, что я ушла. – Извинение похоже на шепот, когда я пытаюсь дать ему объяснение, которого он заслуживает. – Я так привыкла все делать сама, особенно в трудные времена, что решила, это то, что мне нужно сделать, чтобы пройти через это.
– И что, получилось? – спрашивает он.
– Нет, и сейчас я не уверена, в чем заключается ответ, и найду ли я его вообще. – Поражение звучит в моем голосе так же тяжело, как и в моем сердце. – Ничто в моей жизни больше не имеет смысла, Остин. Мне кажется, что я даже не знаю, кто я такая.
Он протягивает руку через консоль, его пальцы касаются моей влажной щеки.
– Ты и я, малышка Зоуи. Мы имеем смысл.
Его ответ захлестывает меня приливом правды, убежденность в его тоне доводит до конца каждое слово. Я склоняюсь к его прикосновению, ища у него утешения.
– Ты прав, и я очень скучала по тебе всю прошлую неделю. Я не хотела уезжать, но мне было страшно. И до сих пор боюсь.
– Чего?
– Того, что причиню тебе боль. Что я никогда не смогу пройти через это. – Я снова смотрю на него, мое дыхание сбивается от волнения. – Как же мне отпустить ее? – вопрос срывается с моих губ со всхлипом.
В его глазах мелькает сочувствие, а большой палец утирает мои текущие слезы.
– Ты не должна. То, что ее больше нет, Зоуи, не означает, что ты должна перестать ее любить. Эта боль, эта утрата, это просто займет время. И не пройдет в одночасье.
Я закрываю глаза, боясь, что эта боль никогда не исчезнет. Все еще кажется таким сырым и свежим, даже спустя столько дней.
– У меня есть кое-что для тебя.
Мои глаза распахиваются от этого заявления.
Отпустив мою щеку, он залезает на заднее сиденье и достает завернутый подарок, кладя его мне на колени.
– Что это? – спрашиваю я, удивленная этим жестом.
– Открой его.
Я тяну за толстую белую ленту, распутываю ее и оттягиваю каждый уголок. От того, что я открываю, у меня перехватывает дыхание. Гладкая черная камера. Одна из лучших на рынке. Я всегда хотела такую камеру, но никогда не могла себе ее позволить.
Я смотрю на Остина, совершенно теряя дар речи.
– Однажды ты сказала мне, что мечтаешь запечатлеть красоту мира через объектив. Ты сказала, что это дает тебе ощущение цели.
Мое сердце замирает, когда он повторяет все слова, которые я сказала ему на нашем первом свидании.
– Ты отложила эти мечты, чтобы любить свою сестру и дать ей все, что могла. Ты сделала это, Зоуи, а теперь твоя очередь. Найди это чувство снова, найди свою цель.
Я смотрю на камеру своей мечты, видя бесконечные возможности, которые могу запечатлеть.
– И пока ты это делаешь, возьми меня с собой. – Его голос возвращает мой взгляд к нему, когда он снова говорит. – Потому что ты нужна мне так же, как и я тебе. Я хочу всего, что связано с любовью к тебе, даже в самые трудные и печальные времена.
От этих прекрасных слов я перепрыгиваю через консоль и оказываюсь в его объятиях.
– Спасибо, – шепчу я, крепко обнимая его. – Огромное тебе спасибо. Не только за эту камеру, но и за то, что ты рядом со мной, а потому что ты прав, ты мне очень нужен. И я могу быть с тобой столько, сколько захочешь.
Его руки обхватывают меня, уверенные и сильные.
– Навсегда, девочка Зоуи. Вот как долго я хочу тебя.
Эта клятва проникает в мое сердце, скрепляя разбитые осколки.
Его губы касаются моей шеи, нежно целуя, а затем поднимаются выше, его горячее дыхание шепчет на чувствительной коже, пока наши рты не становятся единым целым, сливаясь в жарком блаженстве. Наши стоны смешиваются в голодном дыхании между нами, сердца тянутся друг к другу, и мы ищем уединения в этот момент.
– Остин, – вздыхаю я, потянувшись между нами к его ремню. – Ты мне нужен. Пожалуйста, прямо здесь и сейчас.
Из его горла вырывается рык, он руками проникает под мое платье, оттягивая мои трусики в сторону, в то же самое время, когда я освобождаю его от пут джинсов.
– Возьми меня, детка. Возьми меня всего.
Моя рука прижимается к запотевшему окну, оставляя свой след, когда я опускаюсь на него, глубоко и стремительно. Это соединение меняет жизнь, все в моем разбитом мире вдруг встает на свои места, как стопка разбросанных домино, одно за другим находя свое место, как я нахожу свое.
Впервые после смерти сестры я чувствую тепло.
– Ты чувствуешь это, детка? – стонет Остин, впиваясь пальцами в мои бедра и ощупывая кожу. – Вот здесь, здесь твое место.
Он прав, и я никогда не была так уверена в этом, как в этот момент. И знаю без сомнения, что куда бы я ни пошла дальше, с какой бы болью в сердце ни столкнулась, именно к нему я обращусь.
Именно тут я исцелюсь.
Я прижимаюсь лбом к его лбу, и мои отчаянные слезы скатываются на его лицо, когда он дополняет меня так, как никто другой никогда не мог.
– Не останавливайся, – задыхаюсь я. – Пожалуйста, никогда не останавливайся.
В его взгляде горит решимость, обещание отражается во мне еще до того, как он его произносит.
– Никогда, малышка Зоуи. Мы с тобой навсегда.
Любовь обволакивает мое сердце, заставляя его болеть чуть меньше, чем раньше. Несмотря на то, что ничто и никогда не заполнит пустоту от потери сестры, этот человек предлагает мне убежище, которого я больше нигде не найду. Пока у меня есть он, я всегда буду кому-то принадлежать.
С ним я дома.
Глава 20
Остин
Щелчок выводит меня из глубокого сна. Приоткрываю глаза и вижу перед собой ангела. Светловолосая красавица, закутанная в мою белую простыню, с фотоаппаратом в руках, делающая снимки меня. Женщина, по которой я скучал как сумасшедший всю прошлую неделю.
– Что ты делаешь, малышка Зоуи? – мой голос хриплый, сиплый от сна.
Она отводит камеру от лица, открывая голубые глаза, в которых меньше грусти и больше женщины, в которую я влюбился.
– Я заново открыла для себя любовь к фотографии, – говорит она своим мягким, приятным голосом. – Решила начать с самого лучшего вида из всех.
Мой член возбуждается от ее милой улыбки. Взяв ее за бедра, я приподнимаю ее и усаживаю на себя.
– Тогда тебе следовало бы начать с того, чтобы встать перед зеркалом.
Улыбка, которую я так люблю, появляется на ее губах. Она не полностью скрывает боль в ее глазах, но это уже начало.
– Хорошо, Хоук.
Легкий момент меняется, когда я протягиваю руку вверх, пальцами касаясь ее щеки.
– Как ты себя чувствуешь сегодня утром?
– Лучше, поскольку проснулась рядом с тобой.
От ее ответа гордость переполняет мою грудь.
– Хорошо, потому что именно так ты будешь просыпаться с этого момента.
Ее бровь изгибается идеальной дугой.
– Ты просишь меня переехать к тебе, Хоук, или просто говоришь мне об этом?
– И то, и другое. – Прежде чем она успевает задать вопрос, я продолжаю. – Последняя неделя без тебя была ужасной, Зоуи. Я хочу, чтобы ты лежала в моей постели каждую ночь. Скажи мне, что ты тоже этого хочешь.
– Хочу, – шепчет она. – Я не хочу ничего больше, чем просыпаться с тобой вот так каждое утро.
– Тогда решено. Мы поедем за твоими вещами сегодня попозже.
– Торопишься, да? – поддразнивает она.
Я пожимаю плечами.
– Просто знаю, чего хочу. Нет смысла откладывать.
Это правда. Я никогда не испытывал желания скрепить свою жизнь с кем-то еще, кроме нее.
Выражение ее лица смягчается.
– Я тоже.
– Хорошо. Теперь, когда мы с этим разобрались… – я переворачиваю ее на спину, вызывая у нее смех, когда устраиваюсь между ее сладких бедер. – Давай перейдем к еще более приятным вещам. – Я хватаюсь рукой за простыню между нами и стягиваю ее с тела Зоуи, опуская свои губы к обнаженной коже ее шеи.
Застонав, она наклоняет голову, пальцами обхватывая мои плечи.
– Мне нравится, что ты к этому идешь, Хоук.
– Просто подожди, детка. Ты еще ничего не видела. – Не успеваю я выполнить это обещание, как раздается стук в дверь. Я поднимаю голову и смотрю в ту сторону. Медленно начинаю планировать гибель того, кто находится по ту сторону.
– Что ты хотел сказать? – говорит она, едва сдерживая смех.
Я рычу и крепко целую ее в губы.
– Оставь эту мысль. – Поднявшись с кровати, я натягиваю джинсы и выхожу, чтобы открыть дверь.
С другой стороны, стоят два моих лучших друга.
– Какого черта вы здесь делаете? – спрашиваю я, не в силах скрыть раздражение по поводу того, что они пришли не вовремя.
– Ну разве ты не «Мистер блядь-жизнерадостность» сегодня утром? – Кэм входит без приглашения, устраиваясь поудобнее на моем кухонном острове. – Как насчет завтрака? Я проголодался.
Я уже собираюсь выставить его за дверь, как вдруг входит Джейк, его плечи напряжены.
– Нам нужно поговорить.
Закрываю дверь и поворачиваюсь к ним обоим, и их мрачные выражения мгновенно приводят меня в состояние боевой готовности.
– Что происходит?
Прежде чем оба успевают ответить, из моей комнаты выходит Зоуи. Она несет свой фотоаппарат и одета в обрезанные джинсовые шорты и розовую майку из той одежды, которую оставила здесь ранее. Несмотря на то, как хорошо она выглядит, мое настроение портится еще больше, когда я понимаю, что мы не будем продолжать с того места, на котором остановились.
– Так вот почему ты так злишься, – говорит Кэм, в его голосе звучит забава, поскольку он, как обычно, говорит без фильтра. – Ты жаждешь красивую женщину. – Спрыгивая с кухонного табурета, он подходит к Зоуи и целует ее в щеку.
Если бы он не был одним из моих лучших друзей, я бы дал ему в морду за то, что он прикоснулся губами к моей девушке.
– Привет, Кэм, – отвечает она, принимая его жест, а затем машет Джейку рукой.
– Как дела, Зоуи?
Она пожимает плечами, но отвечает честно.
– Просто хорошо.
Джейк кивает в знак понимания. Если кто и может понять, что она сейчас переживает, так это он.
– Слушай, мы можем вернуться позже, – говорит он, возвращая свое внимание ко мне. – Надо было сначала позвонить.
– Нет, пожалуйста, оставайтесь. Все в порядке. – Зоуи уверяет его, переводя взгляд на меня. – Делай здесь то, что тебе нужно. А я пойду осмотрю территорию и опробую новую камеру. Встретимся, когда закончишь?
Я киваю.
– Я найду тебя. Далеко не уходи.
Она шуточно отдает мне честь.
– Да, сэр, лейтенант.
Я ворчу, но, по правде говоря, в любой день приму нахальство вместо ее грусти.
Засмеявшись, она целует меня, и Кэм делает вид, что ловит поцелуй, отчего она смеется еще сильнее.
Засранец.
Хотя я не могу отрицать, что мне нравится этот звук, даже если он его вызывает.
Помахав напоследок рукой, она выходит за дверь.
– Полагаю, вы все подлатали, – замечает Кэм, снова распахивая свою ловушку.
– Нечего было латать. Ей просто нужно было время. Я дал ей его, и теперь она вернулась.
– Как скажете, лейтенант, – насмехается он.
Я бросаю на него раздраженный взгляд и поворачиваюсь лицом к Джейку, скрещивая руки на груди.
– Что происходит?
Через несколько секунд энергия в комнате меняется, и я быстро понимаю, что мне это не понравится.
– Кэм вчера узнал кое-что интересное о нашем новичке.
Мое любопытство разгорается, и я снова перевожу взгляд на Кэма, обнаруживая, что все прежнее веселье исчезло с его лица.
– Помнишь ту смену, когда Рубин поменялся с Декланом из-за семейной встречи? – спрашивает он.
Я киваю.
– Так вот, оказывается, никакой семейной встречи не было.
– Откуда ты это знаешь?
– Я столкнулся с Клэем в спортзале вчера вечером, – говорит он, имея в виду старшего брата Рубина. Мы вчетвером вместе заканчивали школу. – Мы заговорили о смерти Деклана и о том, как Рубин справляется с этим. Он сказал, что после пожара был сам не свой, более напряженный, взволнованный, даже замкнутый. Когда я упомянул о том, что из-за перемены смен ему, должно быть, приходится тяжелее, он не понял, о чем я говорю. Не стоит и говорить, что к тому времени, когда я закончил рассказывать, он был в таком же замешательстве, как и я.
Я обдумываю полученную информацию, но чувствую, что что-то не так.
– Зачем Рубину врать? Это бессмысленно.
Кэм пожимает плечами.
– Может быть, ему есть что скрывать.
Это предположение вызывает у меня воспоминания: затылок покалывает, когда я вспоминаю, что он рылся в шкафчике Деклана вскоре после его смерти. Раньше я не придавал этому значения, но, возможно, так оно и было.
Напряжение нарастает, когда я делюсь с ними этой информацией.
– Почему ты ничего не сказал раньше? – спрашивает Джейк.
– Потому что он сказал, что ищет что-то, что одолжил Деклану. Я не думал, что он врет. Мы же говорим о Рубине.
– Я понимаю, – говорит Кэм, – но даже если отбросить все это, я вынужден согласиться с Клэем. Рубин не был самим собой со времен Деклана. Просто посмотри, сколько раз за последний месяц он опаздывал на смену.
Он прав, и это не очень умно с его стороны. Я уже сделал ему предупреждение, в следующий раз это будет Кэп, а когда дело доходит до него, три страйка, и ты вне игры[9]9
Выражение в оригинале «three strikes and you're out», в переводе «три страйка и ты вне игры» – здесь в переносном значение имеется в виду концепция «автоматического наказания»: рецидивист, трижды совершивший какое-либо правонарушение, осуждается «по максимуму», предусмотренному за это преступление, без права на условно-досрочное освобождение – отсылка к «Закону об трёх ошибках».
[Закрыть].
– Не стоит забывать и о том, каким нервным он был, когда шеф появился в тот вечер, – добавляет он, делая еще одно веское замечание. – Он вбежал в участок, как будто его задница горела.
– Может быть, но поджог? – говорю я. – Я просто не представляю себе этого. Он такой… любитель.
– Тут я с тобой согласен, – говорит Джейк. – Но я все равно говорю, что мы должны донести это до Кэпа. Он должен знать, Остин. Сейчас, с эскалацией этих пожаров, мы не можем ничего исключать.
Я тяжело вздохнул и кивнул.
– Мы поговорим с ним в следующую смену.
Последнее, что нам нужно, это еще большее напряжение на станции, но они правы, Кэп должен знать об этом. Я надеюсь, что мы ошибаемся, и всему этому есть очень хорошее объяснение, потому что от одной мысли, что это может быть кто-то из наших, что это может быть кто-то с нашей станции, у меня сводит живот.
