Текст книги "Великие химики. Том 2"

Автор книги: К. Манолов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 26 страниц)

Муассан готовился очень тщательно. Чтобы исключить какие-либо неожиданности, он дважды перегнал фтористый водород, тщательно подготовил установку, проверил реактивы. Точно в назначенный час появились члены комиссии. Их было трое – Марселей Бертло, Анри Дебре и Эдмон Фреми. Муассан приступил к работе. Он собрал установку, налил охлаждающую смесь и подключил батарею. Минута, две, три… Установку словно заколдовали – никаких признаков реакции. Анри проверил все еще раз, но фтор не выделялся. Он разобрал установку, взял новые порции исходных веществ и попытался повторить эксперимент. Эта попытка тоже не привела к успеху. «Конец!» – подумал Муассан и беспомощно опустил руки. Ему хотелось провалиться сквозь землю, лишь бы не видеть строгих, недоумевающих взглядов знаменитых ученых – членов комиссии.

– Не волнуйтесь, – прервал замешательство Марселен Бертло. – Всякое случается. Может быть, нечистые реактивы. Иногда на первый взгляд незаметная мелочь неожиданно изменяет весь ход реакции.

– Мы уверены, что произошла какая-то ошибка, – поддержал его профессор Фреми, – и надеемся, что вы ее скоро найдете.

Пожелав успехов в работе, ученые удалились, а Муассан еще долго неподвижно стоял возле своей установки.

«Это фтор мстит мне за то, что я заставил его подчиниться, что все-таки выделил его», – удрученно думал Муассан, невольно наделяя элемент сверхъестественной силой.

Двое суток Анри не смыкал глаз – неудача с показательным опытом не давала ему покоя. Он снова тщательно приготовил все исходные вещества, досконально проверил аппаратуру. Причина стала ясной на третий день. Как и следовало ожидать, она оказалась до смешного простой: количества фторида калия в жидком фтористом водороде было недостаточно для того, чтобы расплав проводил ток. С того дня установка заработала стабильно. На аноде выделялся газообразный фтор» с постоянной скоростью 5 литров в час. Началось кропотливое изучение свойств нового газа.

Успех Муассана был бесспорен. Академия наук присудила ему высшую премию Ла Каз, 10 тысяч франков. В конце того же года Академический совет Высшей фармацевтической школы избрал Анри Муассана профессором токсикологии. В этой должности он был утвержден 30 декабря 1886 года.

Это радостное событие совпало с празднованием Нового года. Дом Муассана на улице Воклен сиял огнями, из Мо приехали родители, гости.

– Дети мои, – сказал Мишель Люган, – я от всего сердца поздравляю вас всех. Мы проводили еще один незабываемый год, который принес столько успехов нашему дорогому Анри. Получение фтора, награда Ла Каз и, наконец, профессура. Я хочу преподнести ему скромный подарок.

Господин Люган вышел в соседнюю комнату и вернулся с небольшой картиной.

– Неужели пейзаж Коро? – не поверил своим глазам Анри.

– Подлинный Коро! – с гордостью подтвердил Люган.

– Но это же целое состояние! – воскликнул Муассан, обнимая тестя. – Настоящее сокровище! – Оа разглядывал картину с восторгом.

– Пусть это будет не последняя картина в вашем доме!

Анри Муассан был страстным любителем живописи[256]256
  Работая в Музее истории естественных наук у Фреми и Дехерена, Муассан познакомился с ботаником Веску и химиком Эттардом. В 1876 г. он в течение года служил в армии в Лилле, где сблизился с врачами Бэкле Середе и Вальтером, которые всю жизнь оставались его верными друзьями. Их интерес к литературе и живописи передался Муассану. Последний даже пробовал себя в литературе, написав пьесу.


[Закрыть]. В гостиной, в спальнях, в рабочем кабинете висело немало картин и гравюр известных художников, но пейзаж Коро! Об этом он мечтал давно, и вот сейчас мечта сбылась.

С наступлением нового, 1887 года у Муассана появились новые обязанности – профессора: теперь он должен был готовиться к лекциям по токсикологии. Это не составляло для него особого труда, но отнимало драгоценное время. Одаренный большими способностями, эрудированный во многих областях химии, фармации и фармакологии, Анри легко справлялся с новыми задачами. Но направления своих научных поисков он не менял, по-прежнему исследования велись в области неорганической химии.

Украшенное изящными рельефными орнаментами здание Высшей фармацевтической школы, расположенное на авеню Де Л'Обсерватуар, было похоже скорее на музей, нежели на учебное заведение. Стены огромного светлого вестибюля были покрыты великолепными росписями, в коридорах и кабинетах висели прекрасные портреты ученых. И вместе с тем условия работы в лабораториях оставляли желать много лучшего: тесные, плохо освещенные помещения, постоянно переполненные лаборантами. В распоряжении Муассана были две лаборатории: одна на втором этаже, где работал он сам и его ассистенты, и другая – на первом, для студентов и лаборантов. Муассан следил за тем, чтобы в лабораториях поддерживался идеальный порядок. Каждую субботу ассистенты и лаборанты проводили генеральную уборку: до блеска натирали паркетные полы, мыли посуду, чистили приборы и установки. Аккуратность и тщательность – таково было правило работы у Муассана.

Сотрудники обеих лабораторий занимались изучением свойств фтора. В течение нескольких лет были синтезированы я изучены десятки соединений фтора с различными металлами (платиной, барием, стронцием, магнием) и неметаллами (серой, иодом, фосфором и др.). Эти исследования требовали огромных расходов, так как получение фтора проводилось в платиновых сосудах. Но вскоре было установлено, что электролиз успешно протекает не только в платиновом, но и в медном сосуде; кроме того, совершенно сухой фтор не разъедает стекло, его можно хранить даже в склянках.

Первым помощником Муаасана в лаборатории на втором этаже был его ассистент Поль Лебо[257]257
  Поль Лебо [1868 (или 1869) – 1959] – французский химик, профессор токсикологии на фармацевтическом факультете (с 1908 по 1940 г.); автор ряда работ по неорганической химии, открыл совместно с А. Дамиенсом окись фтора.


[Закрыть]. Он руководил работами в лаборатории на первом этаже и был связующим звеном между профессором и лаборантами. Муассан редко беседовал со своими сотрудниками, но всегда был в курсе их дел. Число сотрудников постоянно увеличивалось, так как область исследований непрерывно расширялась.

– Проблема получения фтора решена полностью. Получать и изучать его соединения – это вопрос времени. – Муассан закрыл лабораторный журнал и повернулся к Лебо. – Я уже давно думаю о том, что нам пора переключаться на получение бора.

– Но бор давным-давно получен.

– Да, но только ни один из известных методов не дает совершенно чистого элемента. Дэви получил его в небольшом количестве электролизом расплавленного окисла. Гей-Люссак и Тенар предложили метод получения бора из окиси бора и калия. Девилль и Вёлер усовершенствовали этот метод, но никому из них не удалось выделить бор в чистом виде[258]258
  В элементарном состоянии бор впервые получен в 1808 г. Гей-Люссаком и Тенаром и почти одновременно с ними Г. Дэви (Фигуровский Н. А. Открытие элементов и происхождение их названий. – М.: Наука, 1970, с. 58).


[Закрыть].

– А что вы предлагаете?

– Еще не знаю. Но прежде всего нужно проверить старые методы, изучить продукты реакции, а тогда станет ясно.

Первые же опыты показали, что в полученных веществах содержится всего 70% бора. Остальное составляли примеси? соединений бора (окись, нитрид), непрореагировавшее железо, щелочные металлы. Муассан решил в качестве восстановителя использовать порошкообразный магний, а нагревание проводить в токе водорода. При этих условиях чистота бора достигала 99%[259]259
  Чистый (99,999%-ный) элементарный бор был получен восстановлением хлористого бора водородом при 1200°С. О боре и его соединениях см.: Марковский Л. Я., Жигач А. Ф., Валяшко М. Г. Бор, его соединения и сплавы. – Киев: Изд-во АН УССР, 1960; Казаков Б. И. Блистательный путешественник. – М.: Металлургия, 1981.


[Закрыть].

Необходимость получения высоких температур заставила ученого серьезно задуматься над этой проблемой.

– Печи, сконструированные Девиллем, дают высокую температуру, но это не предел.

– А какие реакции вы предполагаете проводить при таких высоких температурах? – поинтересовался Лебо.

– Если мы сможем повысить температуру, работы у нас будет много. Прежде всего попробуем получить восстановлением магний, кальций, щелочные металлы.

– Сложная проблема. В печи Девилля вдувается кисло – род, и при высокой температуре эти металлы просто сгорят.

– У меня другая идея. Я хочу попытаться использовать, пламя электрической дуги. Если два графитовых электрода подключить к мощному источнику тока, можно получить электрическую дугу, температура которой может превышать 2000°С.

Из какого же материала должна быть печь? При такой температуре все плавится.

– Почти все. Думаю, что окись кальция[260]260
  Температура плавления окиси кальция 2585°С, но уже при 1800°С она начинает размягчаться. – Прим. ред.


[Закрыть] выдержит. Первая печь состояла просто из двух кусков окиси кальция, в которых выдолбили по маленькой ямке. Куски плотно скрепили, а в образовавшуюся полость поместили небольшой графитовый тигель. Над тигелем находились два графитовых электрода. Температура электрической дуги действительно превысила 2000°С.

– Окись кальция должна восстановиться углеродом до металла. – Муассан старательно растирал смесь негашеной извести и углерода. – Будем нагревать в тигле: так легче удалить полученный продукт.

Анри поместил смесь в тигель, плотно закрыл крышкой и включил ток. В лаборатории слышалось негромкое потрескивание, сквозь щели в печи пробивался ослепительный свет.

Когда нагревание закончилось и печь охладили, в тигле обнаружили лишь серую, твердую, как камень, массу.

– Никакого кальция нет!

– Кальция нет, но нет и окисла. Может быть, образовался карбид? – Муассан раздробил серую массу, взял небольшой кусочек и осторожно положил его в стакан с водой. Казалось, кусочек массы раскален – вода кипела вокруг него. Начали выделяться большие пузыри газа, и по комнате разнесся неприятный запах.

Следующий этап работы Муассана и Лебо был посвящен изучению свойств полученного карбида кальция. Одновременно они провели аналогичные реакции с окислами калия и натрия и получили их карбиды. У Муассана появилась мысль выделить в чистом виде такие тугоплавкие металлы, как молибден, вольфрам и ряд других. Но для этого требовалась значительно более мощная печь. Муассан постоянно совершенствовал конструкцию своей печи, увеличивал ее размеры, повышал температуру. Не найдя больших кусков окиси кальция, он решил изготовить печь из известняка. «Минерал, находящийся вблизи дуги, под действием высокой температуры превратится в окись, и цель будет достигнута», – рассуждал Муассан. Новая печь имела мощность в сто раз большую, чем первая. В ней Маусан смог не только восстановить окислы тугоплавких металлов, но и выплавить сами металлы. Впервые было осуществлено электротермическое получение молибдена и вольфрама.

Электродуговые печи произвели настоящий переворот в технике. Ими заинтересовались прежде всего промышленники. Открылись возможности для проведения в производственных масштабах многих процессов, главным образом металлургических, которые до сих пор считались неосуществимыми. В лабораторию Высшей фармацевтической школы приезжали стажеры из разных стран мира для изучения техники работы с печами Муассана. Здесь работали практиканты из Европы, Америки, Австралии.

12 декабря 1892 года Шарль Фридель[261]261
  Шарль Фридель (1832–1899) – французский химик-органик и минералог, чл.-корр. Петербургской Академии наук (с 1894 г.). Синтезировал множество органических соединений, открыл с американским химиком Джеймсом Массоном Крафтсом (1839–1917) метод синтеза гомологов ароматических углеводородов с помощью безводного хлористого алюминия (реакция Фриделя – Крафтса). Занимался искусственным получением минералов (кварца, рутила, топаза и др.) и явлением пироэлектричества кристаллов. О Фриделе см.: Биографический словарь, ук. соч., т. 2, с. 325; Волков В. А. и др., ук. соч., с. 529–530; Быков Г. В. История органической химии: Открытие, ук. соч., с. 40 и др.


[Закрыть] сделал в Академии наук сообщение о результатах исследования метеорита, найденного в Аризоне. В кусках железа он обнаружил микроскопические вкрапления алмаза. Муассан, избранный год назад действительным членом Академии, слушал доклад с большим вниманием и интересом. Он решил сам провести анализ и убедиться в правильности выводов Фриделя. Муассан достал кусочек метеорита и приступил к исследованию. Он установил, что в железном теле метеорита действительно есть следы алмаза, которым всегда сопутствует графит. И сразу же возникла мысль: «Нельзя ли получать алмазы синтетическим путем?»

Эта идея захватила его, как много лет назад идея выделения фтора. Он досконально изучил всю имевшуюся по этому вопросу литературу и увлек своим новым замыслом сотрудников.

– Сжигая алмаз, Лавуазье доказал, что он состоит из чистого углерода. Позже появилось множество теорий образования этого драгоценного камня. Либих и Вёлер предполагали, например, что образование алмазов происходит при низкой температуре, но проведенные Дебре исследования метеоритов показали, что алмазы получаются при очень высокой температуре и высоком давлении[262]262
  Первое сжигание алмаза произвели флорентийские академики Аверани и Тарджони в 1694 г., затем А. Лавуазье в 1773 г. и русский минералог А. М. Карамышев (см.: Раскин Н. М., Шафрановский И. И. Александр Матвеевич Карамышев. – М. – Л.: Наука, 1975). Химический состав алмаза был установлен в 1797 г. С. Теннантом, который показал, что одинаковые количества алмаза и угля дают при окислении равные количества углекислого газа. В 1814 г. Г. Дэви и М. Фарадей окончательно доказали, что единственным продуктом горения алмаза является СОг (Шафрановский И. И. Алмазы. – Л.—М.: Наука, 1964; Милашев В. А. Алмаз: Легенды и действительность. – 2-е изд., перераб. доп. – Л.: Недра, 1981).


[Закрыть].

– Наши исследования подтверждают теорию Дебре, – заметил Лебо. – В алмазных породах Бразилии и Южной Африки всегда содержится графит, а он образуется при высокой температуре.

– Больше всего нас должны интересовать метеориты, – продолжал Муассан. – Они состоят из железа. А железо растворяет большие количества углерода. Расплавить железо и растворить в нем углерод – задача простая. Но как все это провести под высоким давлением? Нет материала, который бы выдержал высокое давление при температуре 1200°С, необходимой для кристаллизации углерода.

Теперь другой темы для разговоров в лабораториях профессора Муассана не было, все сотрудники были охвачены «алмазной лихорадкой». Но первые опыты разочаровали энтузиастов. Самой продолжительной и скучной была последняя стадия: охлажденный кусок железа приходилось долго кипятить в соляной кислоте до полного растворения. На дне сосуда оставался черный осадок, в котором содержался только графит.

– Необходимо увеличить давление, – настаивал Лебо.

– Попробуем. У меня есть одна мысль, но я не уверен, правильна ли она. – Муассан взял карандаш и склонился над «толом. – Смотрите, Лебо. При охлаждении расплавленное железо увеличивает свой объем, так же как вода при образовании льда. Вы задумывались, почему трескается бутылка, если в пей замерзнет вода? Да потому, что создается высокое давление.

Лебо оживился, он понял идею Муассана.

– Если поместить расплавленное железо в большой стальной сосуд и плотно закрыть его, то создадутся условия для» возникновения очень высокого давления и…

– Нет, – прервал его Муассан, – еще проще. Расплавленное железо нужно быстро, но равномерно охладить. При этом образуется железная корка, которая плотно, как в тисках, зажмет остальную жидкость.

Предположения Муассана подтвердились. Первый опыт дал хорошие результаты: на дне колбы после растворения железа скопилась черная масса. В ней можно было обнаружить микроскопические кристаллики алмазов. Конечно, это были алмазы низкого качества, но все-таки алмазы[263]263
  Первые попытки получить искусственные алмазы из углерода под давлением принадлежат русскому ученому В. Н. Каразину (1823 г.) и французам Каньяр-Латуру и Ганналю (1828 г.). Последующие многочисленные опыты по получению искусственных алмазов описаны Муассаном «1893 г., К..Д. Хрущевым (1852–1912) в 1894 г., Хэннеем в 1880 г., Ч. Парсонсом в 1920 г. и другими. Впервые синтез искусственных алмазов осуществлен в 1954–1955 гг. группой американских ученых (при температуре более 2000ºС и давлении выше 10000 атмосфер). Сейчас во всех развитых странах налажено промышленное получение синтетических алмазов. См.: Рич В. И., Черненко М. Б. Неоконченная история искусственных алмазов. – М.: Наука, 1976.


[Закрыть]. В природе такие разновидности алмазов встречаются, их называют «карбонадо» и применяют только для технических целей. Исследователи работали, не жалея ни времени, ни средств, в надежде получить большие и прозрачные алмазы. «Надо увеличить общую массу. Чем медленнее охлаждается железо, тем благоприятнее будут условия кристаллизации», – решил Муассан.

6 февраля 1892 г. Муассан сделал сообщение в Академии наук о результатах первых опытов. Его сообщение вызвало сенсацию. На следующей же день газеты напечатали имя Муассана, набранное огромными буквами, на первых страницах всех газет. Делались предсказания, подсчитывались доходы. Алмазная лихорадка потрясла мир. Миллионеры беспокоились – промышленное производство алмазов могло принести им банкротство. Те, у кого алмазов не было, стали жить надеждами, что скоро сами начнут получать драгоценные камни. Все это было далеко от истинного положения дел.

А работа в лабораториях продолжалась. Совершенствовали аппаратуру, искали новые методы, увеличивали количества исходных материалов, но результаты не радовали. Получались очень маленькие темные алмазы. Самый большой, почти бесцветный кристаллик был в диаметре меньше миллиметра. Тем не менее его берегли как большую драгоценность и называли «регентит», подобно самому большому алмазу[264]264
  Самый большой из известных алмазов «куллинан» найден в 1905 г. в Южной Африке. До того как его разрезали на 105 частей, он весил 3.106 каратов (621 г), «мел размер 10X5X6 см и был оценен в 9 млн. фунтов стерлингов (Смит А., ук. соч., т. 2, с. 93).


[Закрыть], хранящемуся в Лувре.

Постепенно Муассан вернулся к работе над проблемами, которыми занимался раньше: соединениям фтора, карбидам, тугоплавким металлам. В результате многолетней исследовательской деятельности сотрудников лаборатории накопился огромный фактический материал, который Анри Муассан обобщил в книгах «Фтор и его соединения» и «Электрические печи»[265]265
  Moissan Н. Le Fluor et ses Composes. – Paris, 1900 (2 ed.: Moissan H. Le Fluor. – Paris: Libraire Armand Colin, 1914); Moissan H. Le Four Electrique. – Paris, 1897.


[Закрыть].

Известность Анри Муассана как выдающегося специалиста в области неорганической химии росла с каждым годом. Его лекции привлекали все больше и больше студентов. В конце 1900 года его пригласили в Парижский университет на должность профессора неорганической химии, условия для работы в лаборатории Парижского университета были превосходными.

Иногда в лабораторию к Анри приходили Леони и Луи. Сын уже начинал работать вместе с отцом. Муассан развивал в нем интерес к химии еще с раннего детства, рассказывал мальчику «химические сказки» о чудесных свойствах элементов и их соединений, о трудном, но счастливом пути постижения тайн природы. Теперь, когда Луи подрос, Муассан давал ему самостоятельные задания, которые юноша выполнял с большим интересом. Леони обычно сидела у окна в лаборатории и наблюдала за обоими.

Исследования Муассана получили высокую оценку многих зарубежных научных центров. В 1904 году он был избран почетным членом Петербургской Академии наук, но самую большую награду он получил в 1906 году – Нобелевскую премию по химии[266]266
  Нобелевская премия по химии в 1906 г. была присуждена Муассану «в признание большого объема исследований, получение элемента фтора и введение в лабораторную и промышленную практику электрической печи, названной его именем».


[Закрыть]. Прошло двадцать лет со дня открытия фтора, двадцать лет, посвященных изучению свойств самого агрессивного элемента и его соединений. И вот, Муассан завоевал всемирное признание.

Студенты и друзья Муассана решили торжественно отпраздновать двадцатилетие со дня получения фтора. Торжество состоялось в декабре 1906 г. Зал не вмещал и половины всех желающих присутствовать на празднестве. Гремел студенческий гимн, произносились речи, поздравления. Студенты преподнесли ученому медаль, изготовленную по их эскизам. В ответной речи Муассан сказал: «Нам нельзя останавливаться на достигнутом. Добившись одной цели, мы должны без промедления двигаться к другой, иначе не будет прогресса. Перед человеком всегда должна стоять высокая цель, к которой он будет стремиться! Только тогда он почувствует себя настоящим человеком, только тогда он будет идти вперед!»

ЭМИЛЬ ФИШЕР

(1852–1919)

Макс Фридрих, известный лесоторговец из города Рейта, вышел из экипажа и энергично зашагал к конторе своего тестя Фишера, предпринимателя, знаменитого во всей Рейнской области. Если это было по пути, он всегда заезжал в Эйскирхен, чтобы встретиться с Фишером. Его приводили сюда отнюдь не родственные чувства – он стремился к непрестанному расширению своего дела, ему хотелось посоветоваться с Фишером, человеком весьма предприимчивым.

Сегодняшний визит к тестю имел еще и другую цель, и Фридрих нервничал.

Он постучал в дверь конторы и, не дождавшись разрешения, вошел.

– Добрый день, отец, – поздоровался Фридрих, растирая окоченевшие руки. Он промерз в дороге: ни толстые перчатки, ни меховая шуба не спасали от мороза.

– А, Макс! Откуда это ты в такой холод? – встретил его тесть.

– Ездил договориться о доставке леса. Эйскирхен был мне не по пути, но я решил заехать и повидаться с тобой, чтобы поговорить об Эмиле.

– По-прежнему небрежен? Ничего не изменилось?

– К сожалению, он стал еще хуже. Через мою контору прошло немало служащих, но такого, как Эмиль, еще не было. Нет, это безнадежно – из него ничего не выйдет. Я захватил с собой конторскую книгу, которую я поручил ему вести. Конечно же, это не настоящая конторская книга, я решил, пусть он пока поупражняется. Если бы я доверия ему настоящее дело, я бы уже обанкротился. Вот, изволь посмотреть!

Господин Фишер перелистал несколько страниц, испещренных какими-то каракулями. Макс Фридрих внимательно следил за его лицом.

– Посмотри сюда, – Фридрих указал на уголок страницы.

– Что это?

– Химические формулы. В помещении склада есть небольшая пустующая комнатушка, так он, представь себе, приспособил ее под химическую лабораторию. Купил учебник химии какого-то Штокгарда. Составляет там какие-то смеси, так что из помещения то несутся ужасные запахи, то слышатся взрывы, а раза два он сам выскакивал из лаборатории с опаленными волосами и обожженными руками. Подозреваю, что о» тайком бегает к учителю химии. Одним словом, наш милыйЭмиль занимается чем угодно, только не торговлей.

Старик Фишер вздохнул. Неприятно было слышать ему все это, ведь Эмиль – его единственный сын, наследник всего состояния и, самое главное, продолжатель его дела. Правда, были еще четыре дочери, но две из них уже вышли замуж, две другие тоже, конечно, скоро обзаведутся семьями. Опустеет дом… На кого оставить дело? Глубокие морщины прорезали лоб старого Фишера.

– Видно, у мальчика нет способностей к коммерции. Что ж, пусть поступает куда-нибудь учиться, – сказал господин Фишер и тяжело опустился на стул. Единственный сын», единственная надежда и такой удар! Но, видно, такова судьба, ничего не поделаешь. Дай бог, чтобы Эмиль был хорошим человеком…

Это решение, нелегкое для отца, принесло радость сыну. Как только немного потеплело и в саду взошли первые цветы, весны – желтые крокусы, Эмиль собрал багаж и вернулся» Эйскирхен. Но осуществлению заветного, желания помешала» болезнь. Тяжелая простуда дала осложнение на желудок. Эмиль потерял аппетит, худел с каждым днем. Ничего не помогало: ни специальная диета, ни заботливый уход матери, ни продолжительные прогулки с отцом – они часто охотились на зайцев и фазанов. И тогда, несмотря на то что Германия переживала тревожное время, было решено: Эмилю необходимо ехать лечиться на воды.

В начале июля 1870 года Эмиль вместе с матерью уехали в Эмс. Эхо войны между Германией и Францией донеслось в до этого спокойного курортного городка. Два государства оспаривали свое право на Эльзас. После кровопролитной битвы под Седаном исход войны был предрешен: Страсбург отошел к Германии.

Несмотря на лечение, Эмиля продолжал мучить тяжелый катар желудка. Необходимо было постоянное наблюдение медиков, и поэтому Эмиля отправили к дяде-врачу в Кёльн. В лечение активно включилась тетя Матильда, которая по предписанию супруга готовила специальные диетические блюда.

Лечение это было несколько примитивным, но оказалось действенным, и состояние Эмиля постепенно улучшалось. Наконец он поправился и был в состоянии начать учебу в университете. В начале 1871 года он отправился в Бонн – туда, где закончил школу. Прежние хозяева приняли его с распростертыми объятиями, так что он чувствовал себя, как дома.

Учеба давалась Эмилю без особого труда, но Боннский университет разочаровал юношу. Во время летнего семестра Эмиль должен был посещать только лекции. Занятия в лаборатории начинались осенью, поэтому получить место в лаборатории в середине года оказалось совершенно невозможным. Лекции по физике знаменитого Клаузиуса[267]267
  Рудольф Юлиус Эмануэль Клаузиус (1822–1888) – известный немецкий физик; с 1855 г. профессор Высшей технической школы в Цюрихе, иностранный член Петербургской Академии наук с 1878 г. В 1850 г. дал формулировку второго закона термодинамики, ввел понятия энтропии (в 1856 г.) и длины свободного пробега молекул. О Клаузиусе см.: Кудрявцев П. С. Курс истории физики. – 2-е изд., испр., доп. – М.: Просвещение, 1982, с. 231–234; Выдающиеся физики мира, ук. соч., с. 225–230; Храмов Ю. А., ук. соч., с. 134–135.


[Закрыть] показались скучными и сухими; ботаник – профессор Ганштейн[268]268
  Иоганн Ганштейн (1822–1880) – немецкий ботаник, специализировавшийся по анатомии растений; создал теорию «гистогенов». О Ганштейне см.: История биологии с древнейших времен до начала XX века. – М.: Наука, 1972, с. 435–436.


[Закрыть] – уделял внимание в основном систематизации растений, а вопросам физиологии не придавал значения. Единственной привлекательной для Эмиля фигурой в университете был профессор Август Кекуле. Отличный оратор, талантливый теоретик, блестящий экспериментатор, он был к тому же обаятельнейшей личностью, идеалом для студентов. Обожал его и Эмиль. Однако, чтобы попасть в лабораторию Кекуле, нужно было прежде пройти через лабораторию аналитической химии. Поэтому Эмиль ждал с нетерпением зимнего семестра, чтобы начать экспериментальную работу по аналитической химии.

Но здесь его ждали новые разочарования. Метод работы профессора Энгельбаха был тяжелым испытанием для студентов. Уже в первый день Эмиль получил от ассистента профессора колбу с каким-то темно-зеленым раствором.

– Результаты анализа надо сдать не позже чем через неделю, но вам, как начинающему, даю две недели.

– Но я не представляю, как проводить анализ! – Эмиль озадаченно посмотрел на ассистента.

– У вас есть руководство и таблицы Билля! Читайте и работайте самостоятельно!

Практиканты – почти все будущие фармацевты и врачи – не задерживались в лаборатории. Некоторые украдкой выносили растворы, данные им для анализа, и откуда-то возвращались с результатами, которые принимал у них ассистент. Эмиль работал две недели, проштудировал руководство, по нескольку фаз проделал все сложные определения, а когда сообщил результаты ассистенту, тот посмотрел на него с нескрываемым изумлением.

– Но это же фантастический результат. Ничего подобного в вашем растворе нет! Как вам удалось открыть никель? Откуда здесь кадмий? И калий? Нужно повторить анализ, господин Фишер. Работайте тщательнее.

Эмиль покраснел, в висках стучало, его охватило отчаяние… А в аудитории Энгельбах продолжал читать свои скучные и монотонные лекции – строгие и педантичные правила и прописи.

Когда на следующий год Эмиль начал работу по количественному анализу, он окончательно разочаровался в химии: анализы проводились классическими методами, примитивными и давно устаревшими.

– Брошу химию и займусь физикой, – решил Эмиль.

– Глупо, – уговаривал его двоюродный брат Эрнст. – Раз уж ты выбрал химию, продолжай. Если тебе не нравится здесь, поезжай в другой университет.

– Если исследования всюду проводятся по таким методам, я не смогу работать. Знаешь…

Эмиль не договорил, раздался стук в дверь, и в комнату вошел другой его двоюродный брат – Отто Фишер[269]269
  Отто Фишер (1852–1932) – немецкий химик, профессор университета в Эрлангсне (1885–1925 гг.), двоюродный брат Э. Фишера, вместе с которым он открыл строение фуксина и синтезировал фенилгидразин; основные труды посвящены синтезу и изучению строения органических красителей. Об О. Фишере см.: Биографический словарь, т. 2, ук. соч., е. 313–314; Волков В. А. и др., ук. соч., с. 518.


[Закрыть].

– Отто? А ты по какому случаю в Бонне? Неужели тебе Берлин не понравился? – вместо приветствия спросил Эмиль.

– Понравился, но я решил попутешествовать. Не могу сидеть на одном месте. Анализы, анализы… Меня тошнит от этих анализов!

– Не говори мне об этом! – махнул рукой Эмиль. – У меня восьмой день фильтруется гидроокись алюминия. Сидишь, сидишь перед воронкой, следишь за этими бесконечными каплями, терпения не хватает! Взял бы штатив да и выкинул в окно вместе с этой проклятой воронкой!

– А почему вы не используете для фильтрования водяной насос, предложенный Бунзеном? В Берлинском университете это давно уже практикуется.

– А здесь ничего подобного и в помине нет. У нас все делается по старинке.

– Говорю тебе, – вмешался Эрнст, – поезжай в другой университет.

– Великолепная идея! – воскликнул Отто. – А что если и я с тобой отправлюсь? Берлин хорош, но ведь не сошелся свет клином на ученьи. Нужно повидать мир.

Лицо Эмиля просветлело.

– Решено! Куда же отправимся?

– Я предлагаю – в Вену, – сказал Отто. – Мне рассказывали об этом городе мною интересного.

– К сожалению, это слишком далеко от Эйскирхена, Отто: Ведь ты же знаешь, у меня больной желудок. Мне всегда нужно быть поближе к нашим. А что ты скажешь о Страсбурге?

Отто на минуту задумался, потом махнул рукой.

– Хорошо! Пусть будет Страсбург!

Осенью 1872 года Эмиль и Отто стали студентами Страсбургского университета. Они сняли квартиру на двоих, и оба приступили к изучению химии. В следующем году приехал Эрнест.

В Страсбурге все было необычным. Даже люди были какими-то необычными. Сказывалось то, что Страсбург долгое время находился в границах Франции – его жители многое переняли из французских обычаев.

Непривычными были и отношения между студентами и профессорами. Братья Фишеры интересовались и медициной, и микробиологией, но больше остальных преподавателей их привлекал профессор химии Адольф фон Байер.

Байер встретил юношей очень тепло. Вскоре он стал приглашать их к себе домой, где было по-домашнему уютно и покойно. Все здесь располагало к дружеским и доверительным разговорам.

Через некоторое время под руководством профессора Байера Эмиль начал работу над докторской диссертацией, посвященной синтезу флуоресцеина[270]270
  Докторская диссертация Фишера была посвящена химии фталеинов (Мусабеков Ю. С, Черняк А. Я., ук. соч., с. 278).


[Закрыть]. Химия теперь уже не казалась ему сухой и скучной наукой, работа под руководством профессора Байера была живой и интересной. Байер не уставал повторять основной принцип работы исследователя: «Природа устроила живые организмы таким образом, что в них создаются сотни веществ. Чтобы распознать их, нужно вначале их изучить, а затем и синтезировать! Только после успешного синтеза ученый может сказать, что довел начатое дело до» конца».

Работа с флуоресцеином продвигалась успешно. Параллельно Эмиль задумал провести и другой синтез, но прежде решил» посоветоваться с профессором Байером:

– Меня заинтересовало восстановление одной из солей диазония, например хлорида фенилдиазония. Будет ли конечный продукт производным гидразина?

– Попробуйте, – согласился Байер. – Реакции восстановления уже привели ко многим открытиям. Попробуйте взять цинк и уксусную кислоту.

Эмиль принялся за дело с еще большим увлечением. Легко сказать «цинк и уксусную кислоту», нужно ведь подобрать соответствующие условия, определить концентрации, при которых протекала бы реакция. Он не выходил из лаборатории целыми днями.

Его кузен Отто тем временем занимался исследованием розанилиновых красителей и получил очень интересные результаты.

Однажды, когда Эмиля и Отто не было в лаборатории, зашел Эрнест. Он поздоровался с практикантами и спросил:

– А где же толстяк Фишер?

– У профессора Байера. Подожди его, он вот-вот вернется.

Чтобы в разговорах различать Эмиля и Отто, студенты и даже профессора стали называть Эмиля «толстяк Фишер», так как он был довольно полным, друзья же в лаборатории звали его просто Диком.

Эрнест подошел к рабочему столу Эмиля, облокотился на деревянную подставку и стал внимательно рассматривать сложную стеклянную установку. Вскоре вернулся Эмиль. Он сиял от радости, в руке у него была склянка с желтоватым веществом.

– Удача, Эрнест! Все говорит о том, что синтез фенилгидразина[271]271
  Одним из выдающихся вкладов Фишера в химию углеводов было введение в 1884 г. в лабораторную практику фенилгидразина, который реагирует со многими карбонильными соединениями, давая малорастворимые и хорошо кристаллизующиеся производные. Открытие, синтез и применение фенилгидразина Фишер описал в своей докторской диссертации. Несмотря на то что Фишер в течение 12 лет страдал от последствий токсического действия фенилгидразина, он назвал его своей «первой и самой продолжительной химической привязанностью» (Fischer E. Aus meinem Leben. – Berlin: Springer, 1922).


[Закрыть] получился. Вот здесь его гидрохлорид. Я показал его профессору Байеру, и мы наметили план дальнейших исследований реакционной способности этого вещества.

Эмиль убрал склянку с новым веществом, погасил горелку. Эрнест нетерпеливо следил за ним.

– На сегодня все? Я зашел за тобой, нужно поговорить. Может быть, ты поможешь мне советом.

– Ты это серьезно? Да ведь ты уже ассистент, известный хирург, что могу посоветовать тебе я, студент?

– Можешь, так как дело касается химии. Эмиль снял халат, надел пальто, и они вышли.

– Ты знаешь, что я занимаюсь исследованием анатомических препаратов, – начал Эрнест. – Но, к сожалению, красителей, способных окрашивать ткани, очень мало. Может быть, ты мне предложишь что-нибудь новое? Ведь вы с Отто занимаетесь синтезом красителей.

– Красителей много, но вряд ли найдется что-нибудь лучше эозинов. Я испытал это на собственных руках, вот посмотри: пальцы до сих пор окрашены. Мне приходилось иметь дело с эозинами, когда я занимался синтезом флуоресцеина. Надеюсь, эти красителя тебя устроят.

Совет Эмиля Фишера и в самом деле оказался очень ценным – вскоре эозины стали одними из основных красителей при исследовании анатомических препаратов в медицинских лабораториях. Отныне и навсегда применение эозинов в анатомических исследованиях было связано с именем Эрнеста Фишера, и никто не подозревал, что основная заслуга в этом принадлежит студенту-химику Эмилю Фишеру.

Вскоре Байер получил приглашение из Мюнхена – ему предлагалось занять место профессора химии. К этому времени докторская работа Эмиля уже была готова – он спешил закончить ее, потому что хотел защищать диссертацию здесь, в Страсбурге. Студенческие годы подошли к концу, но для него в будущем не было ничего нового – его по-прежнему ждали исследования.

– Осенью едем в Мюнхен, – предложил брату Эмиль.

– Решено! – согласился Отто. – А чем мы займемся летом?

– Что ты скажешь о Вене? Я давно мечтаю побывать в этом прославленном городе. Кстати, разузнаем, как там обстоят дела в университете, познакомимся с лабораториями.

И сама Вена, и ее жители покорили молодых людей, у них появились здесь новые знакомства, новые друзья. Особенно сблизились они с Зденко Скраупом[272]272
  Зденко Ганс Скрауп (1850–1910) – австрийский химик, профессор Высшей технической школы в Граце (1886–1906 гг.) и университета в Вене (с 1906 г.); в 1880 г. открыл реакцию получения хинолина (реакция Скраупа) нагреванием смеси анилина, глицерина и серной кислоты в присутствии окислителя – нитробензола; изучал алкалоиды, углеводы и белки; в 1901 г. открыл целлюлозу. О Скраупе см.: Биографический словарь, т. 2, ук. соч., с. 223; Волков В. А. и др., ук. соч., с. 465.


[Закрыть], студентом-химиком, который стал их гидом по неповторимо прекрасному городу.