Текст книги "Великие химики. Том 2"

Автор книги: К. Манолов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 26 страниц)

Какие славные это были времена! К Оствальду стремилась талантливая молодежь со всех концов мира. Все работали с энтузиазмом и с любовью к науке. Все эти молодые люди составляли одну большую семью – семью физико-химиков. Их общение не ограничивалось работой в лаборатории, они были неразлучны и во время воскресных экскурсий, и на веселых ночных пирушках. А рождественские праздники! Оствальд никогда не забудет эти милые торжества. Хотя известно, что рождество – праздник семейный и все встречают его обычно в кругу семьи у рождественской елки, студенты решили праздновать в лаборатории университета. Разумеется, Оствальд – патриарх этой большой семьи – должен был быть с ними. Но какое торжество могло обойтись без хлопот Ханхен? Она проявила все свое мастерство и приготовила роскошное угощение.

^{Оствальд в химической лаборатории}

Лаборатория была неузнаваема. Покрытый фильтровальной бумагой, лабораторный стол сверкал безупречной чистотой. В бокалах искрился пунш, приготовленный в большой дистилляционной колбе. Нарядная елка сверкала разноцветными огнями.

Когда Оствальд, сопровождаемый супругой и детьми, вошел в лабораторию, студенты все как один встали и дружно запели. Потом бросились поздравлять своего любимого профессора.

– А сейчас настало время для моего сюрприза, – сказал Оствальд, и глаза его заблестели. – Чтобы этот вечер остался памятным для всех, я решил сделать вам весьма необычный подарок. Я подарю вам несколько часов, которые вы проведете в обществе великих людей, посвятивших свою жизнь науке.

Студенты слушали его, изумленные и радостные. А Оствальд продолжал:

– Сегодня у меня в гостях мои близкие друзья и сотрудники – Уильям Рамзай, Сванте Аррениус и Якоб Генрик Вант-Гофф.

Восторженные возгласы и рукоплескания заглушили его слова. Грета подбежала к двери и широко распахнула ее.

– Прошу вас, друзья, за стол!

В лабораторию вошли Рамзай, Аррениус и Вант-Гофф. Студенты снова запели. Потом начался торжественный ужин. А когда насытились желудки, пришла очередь дать пищу и разуму. Все уселись вокруг елки.

– Предлагаю каждому из наших гостей рассказать что-либо интересное из своей жизни, – сказал Оствальд, усаживаясь поудобнее. – Первым попросим профессора Рамзая.

Рамзай несколько минут смотрел на трепещущее пламя свечей, а затем начал свой рассказ. На чистейшем немецком языке он поведал историю открытия гелия и его выделения из минерала клевеита. Потом настала очередь Вант-Гоффа и Аррениуса. Да, это были подлинные творцы новой науки – физической химии. Слушая, затаив дыхание, рассказы великих ученых, молодые люди втайне мечтали о том времени, когда и они смогут сказать свое слово в науке.

Там, где работал Оствальд, постоянно горел огонь научного поиска. Исследования в Лейпциге получили грандиозный размах. Сразу после переезда из Риги Оствальд продолжил вместе с Аррениусом изменения, связанные с электролитической диссоциацией. Надо было изучить свойства кислот, щелочей, солей, установить закономерности, которым они подчиняются. Отдельные частные проблемы изучали и студенты старших курсов – это были их диссертационные работы. Некоторые вопросы Оствальд решал только сам. Так, например, исследования электропроводности кислот, начатые им еще в Риге, привели к установлению закона разбавления, который позднее стал известен как закон разбавления Оствальда[328]328
  С 1884 по 1888 г. Оствальд опубликовал «Электрохимические исследования», в которых выявил зависимость между скоростями реакций кислотного гидролиза и скоростями, «с которыми части молекул этих же самых кислот осуществляют перенос электричества при гидролизе». В 1885 г. Оствальд открыл закон разбавления и через три года дал его математическую формулировку, а также нашел математическую закономерность, связывающую степень диссоциации электролита с его концентрацией. В 1888–1889 гг. Оствальд определил зависимость константы диссоциации от состава и строения 240 органических кислот; в 1897 г. установил законы титрования слабых кислот и оснований; в 1900 г. вывел уравнение, выразившее зависимость между размером частиц твердого тела и его растворимостью. О работах Оствальда по теории растворов см.: Родный Н. И., Соловьев Ю. И., ук. соч., с. 85–99.


[Закрыть].

Еще более плодотворными были исследования каталитических процессов[329]329
  Н. И. Родный и Ю. И. Соловьев (ук. соч., с. 110–143) выделяют четыре направления в работах Оствальда по катализу: 1) историко-научный анализ; 2) экспериментальные исследования; 3) общие проблемы катализа; 4) биологический катализ. Наиболее полный исторический анализ проблемы катализа содержится в книге Оствальда «Эволюция основных проблем химии» (М., 1909), где он дал классификацию контактных действий: катализ в гомогенных системах, гетерогенный катализ, действие ферментов. С 1909 г. он провел серию исследований по фиксации атмосферного азота и окислению аммиака с целью получения азотной кислоты, а также синтезу аммиака. В 1891 г. Оствальд предложил первое определение катализа, а через 3 года дал современную формулировку этого явления.


[Закрыть]. Случайно, из разговора в министерстве, Оствальд понял, что одной из основных проблем для Германии является проблема селитры. Чилийская селитра была дорога и ее поставки ненадежны, а кроме того, селитра – стратегическое сырье, она необходима для изготовления взрывчатых смесей. Нужно было организовать производство отечественной селитры.

Идея использования воздуха в качестве источника азота уже существовала, но как из свободного азота получить селитру? В первую очередь, требовалось отыскать способ каталитического соединения азота с водородом.

Начались всесторонние исследования. С одной стороны, необходимо было найти подходящие условия и катализатор для получения аммиака единственным и самым простым синтезом – из азота и водорода. С другой, нужно было исследовать возможность окисления аммиака в окись азота. Из окислов получить азотную кислоту и селитру несложно, поэтому задача сводилась к двум основным проблемам – получению аммиака и азотной кислоты.

Если исследования синтеза аммиака шли очень медленно, то проблему окисления аммиака до азотной кислоты удалось решить довольно успешно. Основные опыты проводил Гарри – доктор Эбергард Бауэр, который позже стал зятем Оствальда. Доктор Бауэр (для Оствальда он всегда был просто Гарри) успешно и в короткий срок закончил исследование окисления аммиака. Катализатор – платино-иридиевый сплав – был найден еще во время первых опытов. Впоследствии с помощью концерна «И. Г. Фарбениндустри» контактное окисление аммиака до окислов азота нашло промышленное применение. Германия получила собственную азотную кислоту. Что касается собственной селитры, то синтез аммиака пока не удавалось осуществить.

Тем не менее Оствальд твердо верил, что аммиак можно синтезировать непосредственно из азота и водорода. Это ясно следовало и из значений констант равновесия. Надо было только найти условия, подобрать подходящий катализатор. Некоторые результаты уже были получены. Сотрудники Оствальда пытались даже запатентовать два открытия, но работа с патентной службой не принесла им ничего, кроме неприятностей. Чиновники придирались к каждой мелочи, требовали мнения специалистов различных химических фирм и, наконец, после долгой, но безрезультатной переписки отказали в выдаче патента.

«Оставим миллионы при миллионах», – сказал тогда Оствальд. А тем временем условия синтеза аммиака разрабатывались профессором Фрицем Габером, а затем Карл Бош осуществил промышленное производство аммиака. В Леверкузене в высоких, толстостенных стальных башнях-реакторах проходил тот простой на первый взгляд процесс, который дал не только Германии, но и всему миру аммиак – связанный азот, носитель плодородия.

Однако эти успехи стали возможны лишь благодаря проводимым Оствальдом многосторонним исследованиям каталитических процессов. Явление катализа впервые было охарактеризовано еще Берцелиусом, но более полувека оно не привлекало внимания ученых, пока Оствальд не занялся этим интереснейшим явлением. Достижения Оствальда в этой области были высоко оценены мировой научной общественностью. За заслуги в области катализа в 1909 году ему была присуждена Нобелевская премия по химии.

Не только экспериментальные и теоретические работы Оствальда, но и его литературная деятельность многое дала химии. Она началась еще в Риге, когда он подготовил к печати «Учебник общей химии»[330]330
  Lehrbuch der allgemeinen Chemie. Bd. I–II. Leipzig, 1885–1887.


[Закрыть]. Начав читать курс химии, Оствальд сразу же почувствовал необходимость в новом учебнике. По его мнению, учебник не должен ограничиваться основами науки, он призван быть синтезом всех достижений, а также должен давать направление будущего развития науки. Чтобы написать такой учебник, необходимо было прочитать множество научных журналов, познакомиться с проблемами, поставленными в отдельных научных статьях, и только потом привести в систему безбрежное море фактов и выводов.

Система и порядок… В них нуждается наука. Они должны быть основным началом в работе. И в своей жизни Оствальд следовал строгому распорядку. Утро начиналось с занятий в университете, потом он работал в лаборатории. Здесь обсуждались успехи и неудачи сотрудников, и эти обсуждения происходили публично. Успехи одного давали и другим импульс к работе, поэтому в лаборатории царил дух здорового соревнования. Вечером, если не было других дел, Оствальд работал в своем кабинете: просматривал научные журналы, читал наиболее интересные статьи. Здесь, среди книг, он оставался до поздней ночи.

Второй том «Учебника общей химии» вышел в 1887 году, когда Оствальд уже был профессором в Лейпциге. Потом одна за другой появились и другие его книги[331]331
  Всего Оствальд написал 77 книг, из них 20 вышли в русском переводе (см.: Родный Н. И., Соловьев Ю. И., ук. соч., с. 352–354). В 1904 г. в первой книге о жизни и деятельности Оствальда П. И. Вальден подсчитал, что Оствальдом было написано около 6000 страниц учебников, справочников и других книг, 300 научных статей, около 4000 рефератов и около 900 рецензий на книги.


[Закрыть]: «Руководство и справочник по проведению физико-химических измерений»[332]332
  Leipzig, 1893.


[Закрыть], «Научные основания аналитической химии»[333]333
  Leipzig, 1894; русский перевод: Рига, 1896.


[Закрыть], «Электрохимия»[334]334
  Leipzig, 1895.


[Закрыть], «Основы неорганической химии»[335]335
  Leipzig, 1900 (5-е нем. изд., 1922); русский перевод: М.: 1902; М., 1914.


[Закрыть], «Школа химии»[336]336
  Bd. I–II, Braunschweig, 1903; русский перевод: Одесса; 1907–1909.


[Закрыть] …

Оствальд основал «Журнал физической химии», который начал выходить в Лейпциге с февраля 1887 года[337]337
  С 1887 по 1922 г. вышло 100 томов «Журнала физической химии». Для юбилейного тома Оствальд написал статью «К истории «Журнала физической химии», в которой рассказал, как он организовал подготовку и издание этого журнала (см. Родный Н. И., Соловьев Ю. И., ук. соч., с. 75–85).


[Закрыть]. Первый его номер был посвящен теории электролитической диссоциации. В нем были опубликованы статьи Оствальда, Аррениуса и Вант-Гоффа – троих «ионистов», публично выступивших против устаревших взглядов. Сколько битв выдержали они – журнал и его авторы! Но в конце концов победа нового над старым была одержана. Одни из противников признавали себя побежденными и стали сторонниками «ионистов», другие не смирились с поражением и продолжали оставаться врагами. Они чинили всевозможные препятствия Оствальду в университете, не гнушались иногда и сплетнями и вздорными слухами.

Оствальд досадливо помотал головой, отгоняя неприятные воспоминания. Это уже не касается химии. Он поднял голову и остановил взгляд на «Лесной даче». Его дело продолжит сын Вольфганг, его первые успехи радовали всю семью и больше всех – его, старого Вильгельма Оствальда. Вольфганг работал в новой отрасли химической науки – коллоидной химии.

…Оствальд двинулся дальше. Недалеко от места, где он остановился, в одном из романтических уголков парка, где каменный обрыв боролся с наступлением сорняков, его ожидала следующая табличка – «Философия».

Система и порядок, которые Оствальд внес в химию, часто приводили его к философским обобщениям. Интерес к философии начался еще в Дерпте, когда он работал у профессора Эттингена. Тогда энергия считалась только математическим понятием. Оствальд нередко думал: почему же энергию не считают реальностью? Ведь ее можно измерить, заставить работать, даже «украсть», хотя и нельзя увидеть. Это понимали даже Вольф и Гретхен, которые были тогда еще совсем маленькими. Они часто слышали от отца слово «энергия».

– Почему идут часы? – спрашивал он у детей, объясняя им понятие «энергия».

– Потому что каждую неделю мы их заводим, – отвечал Вольф. – У часов есть пружина, и она приводит в движение стрелки.

– Да, но когда пружина ослабевает, часы не идут, хотя у них по-прежнему есть пружина, – возразил Оствальд. – Значит, не пружина их приводит в движение, а что-то другое, спрятанное в пружине. Это другое и есть энергия. Каждую неделю я завожу часы, то есть снабжаю пружину энергией, которая потом приводит в движение шестеренки, а те в свою очередь – стрелки.

– Но разве может существовать «нечто», что мы не видим? – протестовала белокурая Гретхен.

– Оно не видно, но ощущается. Дай-ка свою руку, Грета. Вот, сейчас я ставлю на нее рейсшину. Ощущаешь что-нибудь? – Грета отрицательно покачала головой. Оствальд поднял рейсшину и легонько ударил ею по руке. – А теперь ощущаешь? Кто причинил тебе боль, рейсшина или я?

– Конечно, ты.

– Ну, не совсем я. Это энергия, которую я передал рейсшине.

Для Оствальда энергия была началом всех начал. И эти новые идеи составляли ту основу, на которой зиждились его философские взгляды[338]338
  О «натурфилософских» исследованиях Оствальда см.: Родный Н. И., Соловьев Ю. И., ук. соч., с. 181–245. Наряду с анализом работ Оствальда этого направления в книге уделено большое внимание методологическим принципам, истокам и судьбам энергетизма, и в особенности критике энергетизма В. И. Лениным и ведущими учеными конца XIX – начала XX вв. К концу жизни Оствальд изменил свое отношение к атомистике и признал победу атомно-молекулярного учения.


[Закрыть]. В 1900 году Оствальд начал читать лекции по натурфилософии. Одновременно с этим он организовал издание нового научного журнала «Летописи натурфилософии».

Считая энергию первоосновой всего сущего, Оствальд выступил против атомно-молекулярной теории с позиций идеализма. Идеи Оствальда, которые он изложил в своей книге «Энергия и ее превращения»[339]339
  Leipzig, 1888; русский перевод: «Русское богатство», 1888, № 7.


[Закрыть], были использованы философами-идеалистами; они начали яростную борьбу против материалистов. Большинство ученых-химиков стояло на материалистических позициях, признавая атомно-молекулярную теорию. Поэтому на Оствальда обрушилась жестокая и справедливая критика со стороны многих известных химиков. Работа в университете стала невозможной.

Оставив университет и переселившись в Гроссботен, Оствальд сделал объектом наблюдения самого себя. Он одновременно выполнял роль экспериментатора и подопытного индивида – у него возникла идея написать книгу о физиологии и психологии ученого. Это был глубочайший психоанализ, исследование его собственного «я», это было откровение тех сложных чувств и переживаний, которые наполняют жизнь ученого. Он живет, как и все другие, переживает обыкновенные человеческие радости, но вместе с тем для него существует второй мир, он намного значительнее и сложнее, – это мир науки, где ученый испытывает эмоции особого рода – радости и огорчения научного поиска[340]340
  С 1905 г. Оствальд уделял значительное внимание вопросам организации научного поиска и анализу творчества ученых. В 1909 г. он издал книгу «Великие люди» (СПб, 1910), в которой провел анализ деятельности шести крупных ученых (Г. Дэви, Ю. Либиха, Ш. Жерара, М. Фарадея, Р. Мейера, Г. Гельмгольца). Двадцатью годами раньше он основал знаменитую серию «Классики точных наук». Его занимали проблемы научных школ, проблемы образования, классификации наук и др. (Родный Н. И. Соловьев Ю. И., ук. соч., с. 246–305).


[Закрыть].

Решение покинуть университет было окончательным, и Оствальд направил просьбу в министерство, чтобы его освободили от обязанностей профессора.

В 1905 г. из Америки поступило предложение об обмене научными работниками. Министерство предложило поехать Оствальду, и он согласился.

Читать лекции в Гарварде! Это было и большой честью, и избавлением от напряженной обстановки, сложившейся в Лейпциге.

Снова начались сборы. В доме закипела работа. Несмотря па то, что было лето, нужно было привести в порядок зимнюю одежду. Ведь они уезжали надолго.

Обычно, уезжая за границу, Оствальд непременно брал с собой кого-нибудь из близких. Но поездка за океан – событие исключительное, и Ханхен, и дети ждали ее с нетерпением. Упаковывая вещи, не забыли и о музыкальных инструментах, скрипках Вольфа и Греты, виолончели Оствальда; рояль для Ханхен было решено купить на месте.

1906 год, Гарвард… Последние лекции прославленного ученого. Когда на следующий год Оствальд вернулся в Лейпциг, министерство удовлетворило его просьбу, и он перебрался в Гроссботен. Здесь было все, о чем он мечтал: кабинет, лаборатория, тишина и самое главное – свобода. Теперь Оствальд мог рационально распределить свои силы, а когда уставал – делал передышку. Самым эффективным способом восстановить силы было для него рисование…

…Следующий сюрприз в саду был посвящен как раз живописи.

Оствальд начал рисовать еще ребенком, с течением времени техника совершенствовалась, тоньше становилось ощущение цвета, и рисование для Оствальда стало жизненной потребностью. Одного дня бродяжничества по окрестностям города с мольбертом и красками, одного дня, насыщенного игрой красок, сочетания которых превращались в великолепные пейзажи, было достаточно, чтобы набраться сил на две недели.

– Когда я рисую, то работает лишь одна половина мозга, другая в это время отдыхает.

Постоянным его спутником во время экскурсий была Грета. Она тоже превосходно рисовала и маслом, и акварелью. Страстью отца и дочери были пейзажи. Часто, завороженные волшебными линиями и красками природы, они брали кисти и пытались запечатлеть на полотне ее неповторимую красоту.

В иные дни Оствальд рисовал особенно вдохновенно. Иногда он приносил со своих этюдов по пять, даже по шесть полотен. Каждая новая картина была радостью не только для него, но и для всей семьи. Даже рабочие, которые были заняты хозяйственными делами, старались найти повод, чтобы войти в кабинет и посмотреть картины профессора.

Как ученый, который всю жизнь посвятил определению различных физических и химических величин, Оствальд не мог смириться с тем, что до сих пор не существует даже простейшей меры идентификации цветов. Какова яркость данного цвета? Как определить сам цвет? Известно, что все оттенки можно получить путем комбинации трех цветов – красного, синего и желтого, но как определить, что данный цвет, например, зеленый? Его можно получить из сочетания желтого и синего, получится либо желто-зеленый, либо сине-зеленый. То же самое и с остальными цветами… Вот еще одна неизведанная область. Когда-то Шеврель делал опыты по определению цветов, но они не удовлетворяли ни Оствальда-художника, ни Оствальда-ученого. Поэтому сейчас, на свободе, он решил заняться систематическим исследованием цвета[341]341
  Проблемой красок и цвета Оствальд начал систематически заниматься с 1915 г. Эти исследования составили его главное увлечение, а результаты, полученные в этой области, он считал вершиной своих достижении, чуть ли пе главным делом своей жизни (Родный Н. И., Соловьев Ю. И., ук. соч., с. 144). В 1921 г. он подытожил свое учение о цвете в большом атласе, состоящем из 2500 цветов. Исследования Оствальда о красках и цвете подробно описаны в ого «Автобиографии» (Ostwald W. F. J. Chora. Educ. 30, 606, 1953).


[Закрыть].

Его лаборатория теперь походила на пестрый ярмарочный павильон. Тонкие ленты фильтровальной бумаги, пропитанные красителями всех цветов радуги и пронумерованные, сохли на штативах, полках, на рамах дверей и окон. Потом цвет каждой ленты сравнивался с цветом других подобных лент, измерялся фотометром.

…Оствальд сунул руку в карман пиджака и нащупал лежащую там стеклянную пластинку. Шкала яркости, его первый успех. Как много опытов нужно было провести, чтобы добиться первых удовлетворительных результатов. Мел оказался недостаточно белым, выяснилось, что сажи образуют смеси, которые легко расслаиваются. Наиболее совершенным оказался белый цвет сульфата бария, который на шкале яркости соответствовал 100 единицам. Но смеси сульфата бария тоже расслаивались. Многочисленные комбинации привели к литопону и франкфуртскому черному. Смеси этих веществ в различных пропорциях давали разные оттенки. Самый светлый – белый – Оствальд обозначил через а, наиболее темные смеси достигали значения t. Последние буквы алфавита соответствовали черным смесям, которые нельзя различить ни глазом, ни путем фотометрического измерения. Оствальд использовал эти смеси, перемешав их с олифой и превратив, таким образом, в масляные краски, для изготовления «шкалы яркости». Он наносил по одной полоске каждой смеси на стеклянную пластинку, а между полосами оставлял небольшое расстояние. Наложив пластинку на краску, цвет которой нужно было определить, он легко определял, к какой степени яркости ближе этот цвет.

Оствальд на память знал номера различных оттенков. Он мог определить цвет и без помощи шкалы, но эта маленькая стеклянная пластинка, которую он сейчас сжимал в руке, доставляла ему необыкновенное удовольствие. Это было еще одно из его достижений – при помощи шкалы приводился в систему порядок определения цвета. Но ему предстояло еще много работы, он мечтал создать специальную шкалу оттенков красок.

…Поглощенный мыслями о красках, Оствальд и сам не заметил, как очутился на солнечной аллее, обсаженной кактусами. Эти странные колючие растения собирали и как бы впитывали солнечную энергию. Именно здесь, в аллее кактусов, Грета поставила табличку «Техника и промышленность». «Умно придумала, – Оствальд улыбнулся. – С техникой и промышленностью всегда нелегко. Но, несмотря на страшные колючки, и эти чудища иногда цветут, и цветы их обладают чудными красками и ароматом. Да, синтез аммиака, например, оказался таким вот колючим кактусом, зато каталитическое окисление аммиака дало азотную кислоту – разве это не один из самых красивых цветов, которые расцвели в саду химической промышленности?».

Между камнями качалась желтая головка запоздалой арники. Оствальд наклонился и осторожно сорвал ее. «Это Ханхен…» – с нежностью подумал он. Возвращаясь с утренней прогулки, он всегда приносил жене какой-нибудь цветок. Если не было цветов, он срывал ветку пихты или просто подбирал красивый лист. Теперь дорожка вела вверх к небольшому, заросшему травой холму, на котором была установлена ветряная турбина.

…Энергия легко превращается из одного вида в другой, и нужно использовать ее рационально. Разве мог Оствальд спокойно смотреть, как впустую тратится энергия ветра? Нет! И он решил использовать ее. Лопасти колеса непрерывно двигались и превращали энергию ветра в электрическую. Эта турбина снабжала электричеством все имение в Гроссботене.

Шум ветряной турбины напоминал веселую песню. Многого уже добилось человечество! И как много еще предстоит сделать!

Оствальд медленно пошел к березовой роще, за которой укрылась вилла «Энергия».

– Идет! Идет! – закричали дети.

Грета и Нелли уже были на террасе возле лаборатории. Сюда собралась и вся семья. Оствальд медленно поднялся по каменной лестнице, подошел к жене и торжественно преподнес ей нежный цветок арники. Начались поздравления, поцелуи… Большая семья Оствальдов уселась за празднично накрытый стол – всего пятнадцать человек.

Завтрак еще не закончился, когда стали приходить первые поздравления. Почтальон привез две огромные пачки писем и телеграмм, которые отнесли в рабочий кабинет Оствальда. Нелегкая работа ждала госпожу Оствальд – разобрать всю эту почту. Потом юбиляр сам прочитает письма – одни бегло, другие внимательно.

Почти все жители Гроссботена пришли поздравить ученого, чье имя было известно всему миру. Они несли корзинки с яйцами, маслом, мукой. Большой салон и столовая превратились в склад подарков. Больше всего было цветов – букеты, горшки, корзинки. Любовь Оствальда к цветам была известна всем, поэтому каждый старался найти самые красивые, самые душистые.

К обеду гости заполнили луг перед виллой. Прямо на траву постелили белые скатерти, и началось пиршество. Тосты, речи, поздравления…

Подарки присылали и по почте. Профессор Икеда из Токио прислал Оствальду старинный поднос, сделанный двести лет назад. В своем письме он сообщал, что шестидесятилетний юбилей Оствальда торжественно отмечается и в Японии. «По всей видимости, празднуется потому, что число 60 – общее кратное числам 10 и 12, которые являются основой десятичной системы, используемой в Европе, и двенадцатичной системы, родина которой – Азия, но которая используется и в Европе, например, при отсчете времени в сутках».

…Гости разошлись лишь к вечеру. Оствальд устало поднялся к себе в спальню. Празднество утомило его.

А утром со своей обычной педантичностью Оствальд уже опять приступил к делу, которое так увлекало его в последнее время, – классификации цветов.

Удовлетворение от успехов в работе, семейные радости, любимая музыка – на все это вскоре надвинулась тень войны, которая принесла столько горя и Германии, и всему миру. Она перенесла вражду между государствами и в научную среду. Но Оствальд не поддался ура-патриотическим настроениям. В частности, он не поставил свою подпись под декларацией немецких ученых, которые отказались от научных степеней, присужденных им в Англии.

«В Англии живут мои друзья и ученики. Они, как и мы, работают для науки, а наука принадлежит всему человечеству». Эта решительная позиция увеличила число врагов Оствальда. В газетах его открыто называли «русским профессором» и сейчас эти слова приобретали особый смысл, потому что там, на его родине, власть в свои руки взяли рабочие и крестьяне. Но Оствальд был выше всяких обид. Он сделал величайшие открытия, он целесообразно и разумно построил свою жизнь в науке, и это помогало ему отрешиться от всего мелочного и суетного. Видимо, именно в эти годы он решил написать автобиографию, которую назвал «Дороги жизни». Он работал над ней три года.

Жизненный путь Оствальда был необычен. На нем не было подъема, апогея и заката. Его путь был непрерывным восходом. Порой он разветвлялся, но каждая ветвь неизменно вела вверх. Все, что писал Оствальд, было написано в порыве вдохновения. И самой большой наградой для него была вера в то, что его книги приносят пользу.

С этой верой он встретил и последние мгновения своей жизни.

…Стоял солнечный день. После спокойного и продолжительного сна Оствальд открыл глаза и уловил озабоченный взгляд хирурга лейпцигской клиники Эрвина Пайра. Рядом были медицинская сестра и Элизабет, которая неотлучно дежурила у его постели.

Надеюсь, вы скоро вернетесь в Гроссботен и сможете продолжить свою работу, – голос доктора Пайра звучал, как всегда, бодро.

– Сколько статей осталось незаконченными, – посетовал Оствальд. – Хорошо, что хоть о корректурах позаботится Гретхен.

– Ваши книги замечательны. Я из них многое почерпнул для себя, – воскликнул доктор Пайр. И для Оствальда не было слов более дорогих, чем те, которые он только что услышал. Он благодарно улыбнулся и закрыл глаза.