Текст книги "Ядовитые мальчики (ЛП)"

Автор книги: К. Л. Тейлор-Лэйн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 23 страниц)

Я слежу за ней по кампусу цифровыми глазами. Я снова стер эти гребаные видео и фотографии с ней из Интернета, точно так же, как делал раньше, но во второй раз это показалось излишним. Все уже видели их. Но я думал о ее отце, когда делал это.

Брайармур.

Где-то я заглянул поглубже и решил, что мне это нихуя не нравится. И если Поппи когда-нибудь отправят туда обратно, я пойду и заберу ее к чертовой матери обратно.

Хочет ли она разлуки с нами или нет, а я не хочу. Я не хочу этого. Я хочу ее, и все говорят мне дать ей пространство, и я пытаюсь. Я чертовски пытался, но мой мозг просто так не работает. Каждый раз, когда Кинг говорит мне, что это правильно, я думаю о том, чтобы сломать нос моему младшему брату.

Я не могу просто отпустить кого-то.

Мысли о ней заражают меня, я мечтаю трахнуться с ней, чего у меня никогда не было возможности сделать. Помечать ее своим ножом, вырезать свое имя у нее на груди, пока я высасываю кровь из ран. Я представляю, как ее язык пробегает по плоской поверхности моего лезвия, как мой член погружается так глубоко в ее влагалище, что она может чувствовать меня в глубине своей гребаной матки. Я представляю, как она берет лезвие между пальцами и вырезает на мне свое имя.

Я тяжело стону, тыльная сторона моей руки сжимает мой член, твердый и пульсирующий, сочащийся на кончике под тугими штанами. Все мои мысли о ней, о ней, и о ней.

Такое чувство, что я задыхаюсь.

Я вскакиваю на ноги, смотрю на часы – четыре одиннадцать, запускаю руки в свои черные кудри, завивая кончики, но делаю это снова, и снова, и не останавливаюсь. Проверяю время, снова и снова.

Такое чувство, будто я снова был маленьким, до рождения Райдена, когда мама жила со мной одна в нашем трейлере, а мой биологический отец бросил ее, когда мне было всего несколько дней от роду. Я никогда не встречал его, но когда мне было четыре, он сказал маме, что хочет встретиться со мной, сводить меня посмотреть игру.

Я был взволнован, у многих детей в моем парке не было отца, который мог бы их куда-нибудь отвести, но у меня был.

Я мерил шагами переднюю комнату нашего маленького трейлера, всегда чистую, всегда опрятную и пахнущую домашним лавандовым маслом моей мамы, которым она сбрызгивала шторы. Я часами ждал. Кажется, я протоптал дыру в ковре. Но он не пришел.

Я наконец-то встретил его, намного позже в жизни.

Тогда у меня был отец Райдена, он относился ко мне так, словно мы одной крови, и я отношусь к нему так же. Он мой настоящий отец, с ДНК или нет.

Мой донор спермы был куском дерьма, и я больше никогда о нем не вспоминал.

До сих пор нет.

На часах четыре тридцать шесть.

Я щелчком закрываю лезвие, крепко сжимая его в согнутой руке, чувствуя, как нагретый металл впивается в кожу. Я делаю глубокий вдох, разглаживаю рубашку, беру пиджак со спинки стула и просовываю руки в рукава. Я запираю за собой свой офис, направляясь во двор. Я знаю, что ей нравится сидеть там, независимо от погоды. Снег, дождь, чертова молния.

Глупая, безрассудная, зависимая девчонка.

Мои парадные туфли стучат при каждом шаге, когда я спускаюсь по лестнице, руки в карманах, в левой я сжимаю нож. И я думаю о том, как мне хочется лишить жизни эту девушку, о том, как она делает именно это со мной своими призрачными гребаными руками, находясь, кажется, за миллиард миль отсюда.

Душит меня своим гребаным отсутствием.

Я на втором этаже и сейчас бегу, стиснув свою гребаную челюсть так сильно, что у меня закладывает уши. Челюсть хрустит, и я врезаюсь в другое тело, когда огибаю квадратные перила.

Мои руки инстинктивно вылетают из карманов, нож все еще зажат в согнутых пальцах, но я хватаюсь за теплые плечи, прижимая тело к стене, прежде чем понимаю, кто это.

На моей верхней губе появляется оскал, я готов уничтожить нахрен любого жалкого паренька, который только что встал у меня на пути, когда меня внезапно останавливает цвет ее глаз.

Я моргаю. Убеждаюсь, что это не сон. Не галлюцинации из-за огромного стресса от необходимости держаться от нее подальше.

– Флинн? – спрашивает она шепотом, как будто тоже сомневается в реальности прямо сейчас.

Иронично.

«Держись от нее подальше, Флинн, не пугай ее своей сталкерской чушью».

Слова Райдена вспыхивают в моем мозгу, как пузыри масла для жарки, и я улыбаюсь, чувствуя, как мой мозг горит.

– Ангел. – мурлыкаю я. – Ты свалилась ради меня с небес. – мои губы зловеще изгибаются.

Сиреневые глаза – единственное, что я вижу, они вспыхивают серым, затем голубым, ярко-фиолетовый оттенок, словно разветвленная молния, поражающая мое сердце. Ее зрачки большие и темные и зовущие меня к безумию.

Мои руки сжимают ее бицепсы, когда я поднимаю ее, перекидывая через плечо, готовясь к удару ее кулаков по моему позвоночнику, пока продолжаю спускаться по лестнице, наплевав на всех, кто нас видит.

Но ничего не происходит.

Никакой борьбы, никаких потасовок, никаких слов протеста.

Кажется, что ее тело почти теряет все свое напряжение, когда она нависает над моим плечом, мышцы расслабляются.

А затем ее руки поднимаются, обвиваются вокруг моей талии, ее пальцы сплетаются вместе, она крепко прижимается ко мне.

– Я скучал по тебе. – говорю я ей.

В моем мозгу происходит короткое замыкание, когда ее тело обвивается вокруг моего. Охотно.

– Я тоже по тебе скучала. – говорит она, переворачиваясь вниз головой, свисая по всей длине моего позвоночника, уткнувшись лицом в заднюю часть моего бедра.

– Да? – хриплю я, ее слова заражают мой плавящийся мозг, как противоядие.

– Да. – тихо говорит она.

– Что ты делала на лестнице? – спрашиваю я ее, успокаиваясь, замедляя дыхание, потому что она не сопротивляется мне и технически это не похищение.

Я выхожу на лестничную клетку, коридоры пусты. Моя рука крепко держится за ее задницу, другая – за бедра.

– Я шла к тебе. – шепчет она, и всего на секунду я замираю.

Мои шаги замирают, и я моргаю, оглядывая длинный, широкий холл, думая о том, как далеко находится парковка, о месте на самом гребаном заднем дворе, где стоит моя машина.

Я чувствую ее дыхание, как поднимается и опускается ее грудь, глухие удары ее сердца о мою поясницу. Она пахнет гребаными сливочно-масляными тыквами, аромат ее шампуня, она, все в ней опьяняет. И я…

– Почему? – спрашиваю я совершенно неподвижно, не замечая бело-зеленого коридора, закрытых дверей по обе стороны от него, стеклянных окон от пола до потолка в самом конце.

Она извивается в моих объятиях, кровь, вероятно, приливает к ее голове, лицо, вероятно, немного покраснело. Я думаю о ее румянце, о том, как он пробирается вниз по ее горлу, по ее красивой груди, и ее сердце колотится сейчас, от моего молчания, от моего вопроса.

– Я… у нас сегодня сеанс.

– Да, но ты пропустила последние семнадцать. – я думаю обо всех тех минутах, проведенных в моем офисе, наблюдая, как она бродит по коридорам, всегда опустив голову, как будто знала, где установлены все камеры, и избегала их всех.

Она ничего не говорит в ответ, но я чувствую, как учащается ее дыхание, и это побуждает меня двигаться. Закрытый нож впивается в мою ладонь, член упирается в молнию моих штанов. Я смотрю на двери в коридоре, проходя мимо них, не уверенный, что ищу, но мне нужно видеть ее лицо, когда она ответит мне.

Я протискиваюсь в женский туалет, проверяю, пусты ли кабинки, ставя ногу на каждую дверь, прежде чем наклоняюсь, ставя ноги Поппи на белый в крапинку линолеум. Разглаживаю свой путь вверх по ее телу, когда она встает, немного шатаясь на ногах, но я поддерживаю ее. Мои руки крепко сжимают ее талию.

Стоя спиной к двери, я провожу большими пальцами по ее груди, чувствуя выпуклости ребер, когда сжимаю их слишком сильно.

Я смотрю на ее лицо, оценивая его, синяки исчезли, как будто их никогда и не было на ее хорошеньком личике. Желтизна, наконец, сошла с ее кожи. Под глазами у нее мешки, впалые и льдисто-голубые на фоне светлой кожи.

– Почему ты была на лестнице, Поппи? – я спрашиваю снова.

Она опускает голову, переминаясь с ноги на ногу. Поднимает на меня свои красивые безжизненные глаза, удерживая мой взгляд, и я не хочу, чтобы она отводила их.

Мой нож словно чешется, большой палец все еще сжимает его в ладони. По спине у меня струится пот, кровь шумит в ушах.

Я смотрю на ее рот, ее толстые губы потрескались, нижняя сухая и искусанная, и мне хочется вонзить в нее зубы.

Я подхожу к ней, руки сжимаются на ее талии, ноги следуют за ней назад, пока она, спотыкаясь, не возвращается в дальнюю кабинку. Щелкая замком, я разворачиваю нас, прижимая ее спиной к двери. Засов гремит, когда дверь трясется.

Я наклоняю голову, ловя ее взгляд, мой нос касается кончика ее носа. Мои руки соскальзывают с ее талии, вместо этого обхватывая ее голову по обе стороны, заключая ее в клетку.

– Я скучал по тебе. – выдыхаю я, прижимаясь губами к ее рту. – Они держали меня подальше.

Я сглатываю, ловя кончиком языка рассеченную ее нижнюю губу и облизывая свою, ощущая вкус железа.

– Я бы никогда больше не оставил тебя одну.

– Это к лучшему, Флинн. – шепчет она.

Мой кулак с ножом врезается в дверь рядом с ее головой, заставляя весь ряд кабинок содрогнуться за ее спиной, но она не вздрагивает.

– Это, блядь, не к лучшему! – слова, кажется, застревают у меня в горле, ощущая на языке привкус соляной кислоты.

Затем она вздрагивает, моя пустая рука гладит ее по голове.

– Это не то, что лучше всего. – тихо говорю я, глубоко дыша. – Мы, Ангел, вот что лучше всего. Я и ты. – я провожу носом по ее виску, вдыхая ее запах. – Я могу сделать тебя счастливой. – я целую ее в щеку, провожу губами по изгибу кости. – Я могу обеспечить твою безопасность.

Мой рот скользит по ее губам, моя нижняя губа задевает кожу.

– Позволь мне сохранить тебя, Ангел, позволь мне обладать тобой, Поппи.

Ее дыхание громко отдается в гулкой комнате, ее грудь касается моей с каждым вдохом. Я целую ее в щеку, приоткрытым ртом провожу по ее лицу, сначала с одной стороны, потом с другой, не сводя с нее глаз. Она тоже смотрит на меня, не закрывая своих безжизненных глаз. Ее руки прижаты к двери за спиной. Разорванный вырез ее свободной рубашки распахивается, обнажая нежную, бледную плоть изгиба плеча.

Мой язык скользит вниз по ее шее, обводя впадинку у горла. Мои зубы покусывают ее ключицу. Я смотрю на нее, пока мои зубы впиваются в нее, облизывая языком их внутреннюю часть. Я высвобождаю зубы из ее плеча, царапая свежий синяк на ее коже.

– Скажи мне остановиться. – выдыхаю я.

Ее грудь вздымается. Я удерживаю ее взгляд, ее глаза отчаянно мечутся между моими, что-то ища.

– Я никогда не отпущу тебя. – это обещание, я не могу предостеречь ее от себя. – Ты никогда не сможешь уйти от меня, Ангел, я твоя личная болезнь. – я целую ее в губы. – Я проникаю в кости. – выдыхаю я, облизывая ее рот. – От меня нет никакого гребаного лекарства.

Она стонет так, словно этот звук клокочет у нее в горле, отчаянно пытаясь вырваться на свободу, и, клянусь трахом, я чуть не умираю.

Наши губы соприкасаются, отчаянно и нуждаясь, а зубы стукаются. Ее стоны эхом отдаются в моем горле, мой язык у нее во рту, ее руки впиваются в мои плечи. Я хватаюсь за ее юбку, эластичную, обтягивающую трикотажную ткань. Пальцы цепляются за петлю ее мешковатой рубашки, заправленной за высокий эластичный пояс. Я сгибаю колени, наши рты все еще соединены, когда она запускает пальцы в мои кудри, проводя ногтями по голове, прижимая меня к себе, не отпуская.

Я тяжело дышу, задирая ее юбку и выпрямляя колени. Я высвобождаю свое лезвие с щелчком, ее губы сливаются с моими. Она замирает, ее глаза открываются, медленно, очень медленно, взгляд устремляется к ножу в моей руке рядом с ее головой. Яркие лампочки над нами отсвечивают на синей тонированной стали. Она отстраняется, ее губы отрываются от моих. Теперь макушка ее головы на одном уровне с дверью, но она не отпускает мою голову, ее ногти впиваются в кожу на голове.

– Скажи мне, почему ты была на лестнице. – выдыхаю я у ее рта, отстраняясь ровно настолько, чтобы ясно видеть ее лицо.

– Чтобы увидеть тебя. – шепчет она, удерживая мой взгляд, и мое сердце подпрыгивает в груди.

Но она снова опускает взгляд, ее толстая нижняя губа обнажается из-за верхних зубов.

– Зачем? – я наклоняю голову, чуть пригибаясь, чтобы увидеть ее под волосами.

– Причинять себе боль. – шепчет она, не сводя глаз с полоски пространства между нами.

– Поппи. – мой выдох прерывистый, адреналин струится по моим венам, как живая проволока. – Посмотри на меня. – я поднимаю ее лицо, чтобы встретиться со своим, лезвие у ее щеки.

Она не вздрагивает.

– Почему ты хочешь причинить боль, Ангел?

Ее сиреневые глаза мечутся между моими, ее язык ловит мой рот, когда она облизывает губы. Ее пальцы невероятно сильно сжимают мою голову, мне приятно, что она обнимает меня.

– Чтобы чувствовать. – она замолкает, стыд сквозит в сдавленных словах.

– Почему я?

Я думаю о Беннете, о Райдене, Рексе, даже о Линксе – все они могли бы сделать это для нее.

– Потому что я доверяю тебе больше всего. – это прерывистое признание, которое, кажется, пронзает мое сердце. – Потому что с тобой я чувствую себя в безопасности.

Я вздрагиваю, когда она царапает ногтями мою кожу головы, мои глаза то закрываются, то открываются. Моя рука сжимает ее подбородок, нож в опасной близости от ее глаза, но ей все равно, она даже не смотрит на него. Она смотрит только на меня.

– Ты хочешь, чтобы я позаботился о тебе, Ангел?

Она медленно кивает, раз, другой.

Мои пальцы соскальзывают с двери с неприятным скрипом, но никто из нас как будто не слышит этого. Рука опускается к ее бедру, юбка и рубашка высоко задираются между нами. Прижимая лезвие к выступающей кости, я перевожу взгляд с нее на меня.

– Да. – выдыхает она. – Заставь меня почувствовать, Флинн.

Я опускаю лезвие ниже, прижимая острие ножа к ее коже.

– Я могу делать с тобой все, что захочу. – тихо говорю я, опускаю взгляд, рассматривая сиреневое кружево, низко сидящее на ее бедрах, прежде чем снова сосредотачиваюсь на глазах того же цвета. – Я могу порезать тебя, заставить истекать кровью. Укусить тебя, оставить синяк, порезать, трахнуть тебя.

Я прижимаю нож к ее плоти, и образуется маленькая красная линия. Кожа цела.

– Я могу оставить на тебе шрам.

– Да, Флинн. Да.

– Я могу все это сделать. Но, Поппи, я не собираюсь причинять тебе боль, чтобы ты чувствовала себя ничтожеством. Поставить тебя в такое положение, в котором, по твоему мнению, ты должна быть. Наказать тебя за то, за что, по твоему мнению, тебя нужно наказать.

Я вижу это по ее глазам, по тому, как она задается вопросом, могу ли я читать ее гребаные мысли. Я не могу, но, черт возьми, хотел бы это сделать. Я не торопясь прикасаюсь губами к ее губам.

– Но я могу погубить тебя, сохранить и сделать своей.

Она ничего не говорит, слегка хмурясь. Кончик изогнутого лезвия скользит под край ее трусиков, ее сиськи задевают мою грудь при ее тяжелом дыхании, вырывающемся только через нос. Губы плотно сжаты.

– Я не могу сделать это с тобой и отпустить, Поппи. – я прижимаюсь своим лбом к ее лбу.

Наши глаза все еще смотрят друг на друга, но изображение размыто, мы слишком близко, но мы не перестаем смотреть друг другу в глаза.

– Ты отдашь себя мне сейчас, и я сохраню тебя навсегда, Ангел.

Ее дыхание вырывается у нее изо рта, когда она приоткрывает губы. Нижняя дрожит, я чувствую это на своей. Мой язык высовывается, чтобы попробовать ее на вкус, прикоснуться к изжеванной коже, скользнуть языком ей в рот.

– Уступи мне. – я сильнее вонзаю нож в ее таз, так близко к тому, чтобы выпустить кровь при контролируемом давлении, что могу представить красную вмятину на ее бледной коже. – Уступи мне. Останься со мной. Позволь мне заставить тебя чувствовать. Я вижу. Тебя. – я сглатываю. – Будь моей.

Она дрожит, дверь дребезжит у нее за спиной. Ее тяжелое дыхание застывает у меня во рту, и я хочу, черт возьми, съесть ее. Приходится прилагать все усилия, чтобы держаться от нее подальше, ждать, быть терпеливым. Обычно у меня это плохо получается.

– Ты хочешь, чтобы я умолял тебя, Ангел? – я издаю смешок над ее ртом, ее губы раскрываются шире. – Я могу умолять. – шепчу я, прижимаясь кончиком своего носа к ее.

Прижимаюсь ртом к ее щеке, губы возле ее уха, наши щеки вспыхивают:

– Пожалуйста, прекрасный Ангел, пожалуйста, позволь мне поглотить тебя. – я покусываю ее ухо, шепча эти слова.

Ее руки крепче сжимают корни моих волос, мои локоны вьются вокруг ее пальцев. Она резко откидывает мою голову назад, и моя шея изгибается, губы раздвигаются в ухмылке. Мне интересно, что она собирается сказать, но она молчит. Есть только блеск в ее глазах, складка между бровями. Она тяжело дышит, толкая меня на колени. Моя рука соскальзывает с двери, обвивается вокруг ее внешней стороны бедра, когда мои колени ударяются о землю. Нож все еще был прижат к другому ее бедру.

Я смотрю на нее снизу вверх, она на меня сверху вниз. Она колеблется, я вижу это, она хочет этого без всякой связи. То, чего я всегда хотел, до сих пор, до нее. Я не сделаю этого, пока она не уступит мне.

– Ты хочешь, чтобы я прикоснулся к тебе губами? – я спрашиваю ее, стоя у ее ног.

Мои пальцы крепко сжимают ее кожу, оставляя синяки на плоти.

– Ты хочешь, чтобы я умолял тебя, засовывая свой язык в твою нуждающуюся маленькую киску, потому что ты такой грязный ангелочек?

– Да. – наконец выдыхает она, заставляя мою кожу головы болеть, когда она вонзает в нее ногти.

Это делает мой член невероятно твердым.

– После этого ты будешь моей, Ангел. – я не спрашиваю об этом, я утверждаю.

И она прижимает мой рот ближе к своему влагалищу, а я замираю. Только мое дыхание касается влажной ткани между ее бедер.

– Так и будет, или мы остановимся. Я бы никогда никого другого не стал умолять, Поппи. Только моя девочка.

Она часто моргает, ее хмурый взгляд углубляется, ее ногти, как ножи, впиваются в мой гребаный череп.

– Ты собираешься быть моей девушкой, Ангел? – я провожу языком по всей длине ее тела, сквозь кружево трусиков, пробуя ее на вкус со стоном. – Я хочу, черт возьми, изнасиловать тебя. – говорю я ей. – Я хочу, чтобы ты была моей, Поппи. Я буду твоим. Только твоим. – я посасываю ее губы, кружево шершавит у меня во рту. – Уступи мне.

– Хорошо. – шепчет она.

Моя шея выгибается так далеко назад, что я едва могу дышать.

– Хорошо, Флинн. – кивает она, ее губы приоткрыты, блестящие и припухшие от наших поцелуев.

– Плюнь мне в рот. – приказываю я ей. – Я собираюсь съесть тебя так чертовски вкусно, что ты закричишь, когда кончишь мне на язык. – искренне говорю я ей.

На ее щеках расцветает яркий румянец, и она прикусывает губу:

– Плюнь мне в рот, мой грязный гребаный ангел.

Мои губы раздвигаются шире в ожидании, и без дальнейших колебаний ее слюна попадает мне на язык. Мой стон разносится эхом по комнате, и она стонет, сдирая кожу с моей головы ногтями, а мое лезвие рассекает тонкую ткань, разделяющую нас. Я ртом посасываю ее клитор, губы раздвигаются шире, поглощая как можно больше ее плоти. Мой язык находит вход в нее, зубы царапают ее губы, покусывают и посасывают, чувствуя, как она стекает по моему подбородку.

Мои большие пальцы раздвигают ее складки, широко растягивая ее, обнажая всю ее для меня, для моего рта. Мои губы сосут ее влажную плоть, земля и терпкая сладость давят на мои вкусовые рецепторы. Мой язык обводит ее по всей длине, кружась вокруг клитора, сильно посасывая, впиваясь зубами в ее плоть.

Я провожу лезвием по ее холмику, царапая, но не разрезая, а затем провожу им вниз к ее клитору, широко раздвигая его пальцами, чтобы видеть каждую частичку ее тела.

Я касаюсь плоской стороной лезвия ее клитора, и она скрипит зубами, стонет, тяжело дыша, но так неподвижно.

– Ты хочешь пролить для меня кровь, Ангел? – я шепчу, слова обдувают ее набухший, красный клитор. – Прямо здесь? – спрашиваю я ее, прижимая к нему острие лезвия. – Ты хочешь, чтобы я высосал твою кровь из этого прелестного маленького клитора, а затем трахнул его своим языком?

– Флинн. – выдыхает она, ее пульс учащается на внутренней стороне бедра под жесткой хваткой моих растопыренных пальцев. – Да. – плачет она. – Пожалуйста.

– О, Ангел, я думал, это я прошу милостыню. – я покалываю ее кожу, смеясь над этими словами.

Едва слышное шипение срывается с ее губ, когда она стонет.

Капелька крови расцветает на ее набухшем клиторе, я посасываю, впитывая ее кровь своим языком, постанывая от ее вкуса. Опьяняющий взгляд, устремленный на меня, опущен вниз, чтобы она могла наблюдать, как я наслаждаюсь.

Удерживая ее взгляд, пока ее бедра дрожат, я втягиваю рукоятку ножа в рот, пропитывая ее вкусом. Она замирает, ее зубы стучат, но она не останавливает меня, когда я обвожу влажной ручкой вокруг ее маленького узкого входа. Ее влагалище сжимается.

Я ввожу в нее рукоятку ножа, медленно поворачивая ее, сжимая лезвие согнутыми пальцами. Лезвие просто рассекает кожу, но я не сосредотачиваюсь на легком уколе, наблюдая, как рукоятка медленно исчезает внутри нее.

– О боже мой, Флинн. – она шепчет это быстро, мое имя срывается с ее распухших губ как призыв и проклятие.

Я смотрю, как ее влагалище сжимается вокруг, когда я начинаю трахать ее медленными, жесткими толчками внутрь и наружу. Звуки, издаваемые ею, неряшливые и такие влажные, как инъекция адреналина прямо в мое сердце.

Мой рот на ее клиторе, ее пальцы теперь навсегда приклеены к моей головке, где она сжимает меня так чертовски крепко. Я стону в ее влажную плоть, прикусывая клитор, и затем она замирает. Все ее тело превращается в камень, пока я продолжаю лизать ее, и дверь ванной открывается, и в туалет входят две пары ног.

Я поднимаю свободную руку, закрываю ее рот, и пальцы впиваются в ее щеки. Губы отрываются от ее влагалища, мой подбородок блестит от нее. Я поднимаю глаза, выдерживаю ее полный паники взгляд и продолжаю трахать ее ножом.

Две девчонки стоят у раковин и болтают о дерьме, которое меня нихуя не волнует. Кровь из моей ладони, сжимающей лезвие, стекает под манжету рубашки, впитываясь в белый хлопок. Киска Поппи сжимается вокруг рукоятки так сильно, что мне трудно удерживать ее такой мокрой от крови рукой, но я продолжаю крутить ее внутри нее. Вцепляюсь зубами в ее клитор, чувствую, как дрожат ее бедра.

Слушаю, как включаются и выключаются краны, открывается и закрывается дверь, когда я сосу ее сильнее.

Моя рука соскальзывает с ее лица, я щупаю ее грудь, щиплю соски, а она выкрикивает мое имя.

– Флинн, Флинн, Флинн.

Ее разрывает оргазм, все ее тело дрожит, глаза зажмуриваются, прежде чем снова открыться. Сиренево-голубые зацепились за мои, когда я медленно провожу пальцами по ее клитору, замедляю толчки своего ножа, пока она спускается со своего кайфа.

Она выглядит как чертов дьявол, когда смотрит на меня сверху вниз, и это сводит меня с ума.

Череп Поппи ударяется о дверь, когда она распахивает ее, все еще держа меня за голову и дергая за волосы. Она тащит меня вверх по своему телу, мой нож вырывается из нее и со звоном падает на пол у меня между ног.

Когда я окровавленной рукой ударяю по двери рядом со своей головой, она, наконец, отпускает мою ее, глубоко вонзая ногти в кожу моего лица, оставляя после себя жгучие следы. Но когда она впивается ногтями в мое горло, наши рты воссоединяются, и ее вкус разливается по всему моему гребаному лицу.

Мы оба возимся с моим ремнем, он со звоном отстегивается, как выстрел, возвещающий о начале гонки. Она обхватывает ладонями мой член, когда отрывает меня от себя, хватая сильно, небрежно и злобно. Скользит ногтями по нижней стороне моего члена, захватывает мою головку, крепко сжимает меня тонкими пальцами.

Я шиплю ей в рот, когда ее зубы впиваются в мой язык, заставляя меня замолчать своим стоном, пробивающимся сквозь мои собственные голосовые связки. И я поднимаю ее ногу на сгиб локтя, моя окровавленная рука проводит по ее влагалищу.

Мы оба опускаем глаза, прерывая поцелуй, соприкасаясь лбами. Мы смотрим на смесь нашей крови, ее влаги, моей слюны. Все это портит ее красивую, идеальную кожу.

Ее рука на моем члене, она дрочит мне жестко, не нежно, причиняя мне боль, и это так приятно. Я стону, наблюдая, как она работает со мной, приближая меня к своему сжимающемуся влагалищу, подстраивая мой член ко входу.

Она подносит мою кровоточащую ладонь к своему лицу и, удерживая мой пристальный взгляд, прячет лицо в моей руке. Проводит языком по порезам на моих пальцах, посасывает кусочек с моей ладони, пачкая ее своей кровью. Она стонет, пробуя меня на вкус, кровь приливает к ее щекам, к кончику носа. Не в силах больше сдерживаться, я врываюсь в нее.

Ее влагалище сжимается вокруг моего члена, засасывая меня глубже. Я поднимаю ее ногу выше. Мы оба стонем, и ее зубы свирепы, когда она раздирает разбитую плоть на моей руке, как будто пытается содрать кожу, обнажить все мои нервы, чтобы уничтожить их.

Наши бедра сталкиваются, шлепаясь, когда я трахаю ее. Моя хватка на ее бедре оставляет синяки, пока она продолжает сосать мою руку, но я хочу, чтобы она попробовала нас обоих. Я вырываю руку из ее хватки, прижимая ее голову спиной к двери, сжимаю ладонь на ее горле. Я провожу кровоточащей рукой по ее телу, по ее одежде, по ее бледной коже и прижимаю пальцы к своему члену там, где он входит в нее и выходит. Понимаю, что это слишком рано, но я все равно делаю это. Ее руки сжимают мои плечи, пока я запускаю два пальца рядом со своим членом.

Рваный хриплый стон вырывается из нее, когда я жестко трахаю ее. Мои яйца напрягаются, жар разливается по позвоночнику, останавливаясь у основания. Огонь разгорается внизу моего живота, когда я вытаскиваю из нее свои пальцы. Кровь и ее влага сияют на них, как благословенное подношение.

– Открой рот. – задыхаясь, требую я.

Ее губы приоткрываются, лицо расслабляется, когда она делает, как я говорю.

Я просовываю пальцы между ее зубами, ее рот смыкается вокруг них, пока я глажу тыльную сторону ее языка. Дотягиваюсь до ее горла, чувствую, как оно сжимается вокруг меня, когда она давится.

– Кончай снова. – это приказ.

Ее стон вибрирует сквозь мои пальцы, ее зубы вонзаются в них, когда я продвигаюсь дальше к ее горлу, костяшками пальцев пытаясь проникнуть внутрь.

– Кончай со мной, Ангел, черт возьми, кончай со мной. Давай сейчас.

Я вырываюсь, когда кончаю. Сперма окрашивает ее, стекает по ее киске, покрывая моим освобождением. Ее влагалище пульсирует, я выгибаюсь назад, плюю на ее клитор, опускаю ее ногу, тянусь обратно к клитору, разминая резкие круги на нем большим пальцем. И она тоже кончает, слюна стекает по моей руке, и ее влага вырывается наружу, соскальзывает по ней, пока я держу ее раскрытой пальцами. Я сильно надавливаю тыльной стороной ладони на ее клитор, наблюдая, как из нее вытекает жидкость.

Она прикусывает мои пальцы, раздирая кожу. Ее язык обводит их, и мы оба стонем. Мои глаза находят ее, кровь и слюна по всему ее лицу.

– Боже, черт, Поппи. – вырываюсь я, задыхаясь.

Моя грудь тяжело вздымается, я высвобождаю пальцы, засовываю их себе в рот, смакуя вкус нас с собственных пальцев, не обращая внимания на то, как щиплет мою рассеченную кожу.

Поппи смотрит на меня, когда я убираю руку из ее влагалища. Ее руки лежат у меня на плечах. Одна движется к моим волосам, и ее пальцы перебирают мои кудри.

– Теперь ты моя. – говорю я ей, и по ее глазам, по ее лицу, залитому моей кровью, вижу, что она не это имела в виду. – Ты не уйдешь от меня. – говорю я, хотя знаю, что она собирается это сделать. – Ты моя, Ангел.

– Я твоя. – шепчет она, и мы оба знаем, что это ложь.

Глава 41

ПОППИ

Наши дни ускоряются и замедляются, поскольку они одновременно тянутся и проносятся мимо всех сразу. Прошло так много времени с тех пор, как я полностью позволила себе быть с Флинном. У меня такое чувство, что у меня все еще его кровь на лице, а рукоятка его ножа в моей киске. Я вспыхиваю от жара, глубже зарываясь под простыни.

Сегодня первый день весенних каникул, и я не поехала домой. Я не явилась на свой рейс, я игнорировала все звонки отца, голосовые сообщения. И я выключила свой телефон после того, как получил сообщение от Линкса.

ЛИНКС

Мне очень жаль.

Кровать Линкса рядом со мной, пустая, холодная, застеленная. Я скучаю по его запаху, его коже, его глазам. Я стону, выталкивая мысли о нем из головы. Подтягиваю простыни ближе к лицу, когда сворачиваюсь под ними калачиком. Интересно, смогла бы я задохнуться вот так. Смогла бы я задушить себя?

Я не уверена, как долго я дремлю, но стук в мою дверь, ее открывание, грохот о стену заставляют меня проснуться так резко, что я сжимаю бедра, чтобы удержать мочу, и пытаюсь выбраться из-под одеял.

– Господи. – упрекает Бонни. – Здесь как в склепе.

Эмма входит следом за ней, закрывая дверь за своей спиной, с дразнящей улыбкой на лице. Я стону, пытаясь сорвать с себя простыни, но Бонни комкает их в руках и бросает на пустую кровать Линкса. Уперев руки в бедра, она оглядывает меня с головы до ног.

– Трахни меня, у нас сегодня полно работы, Эм. – она прищелкивает языком, и я разеваю рот, глядя на Эмму, в то время как Бонни поворачивается ко мне спиной, открывает мой комод и роется в нем.

– Что ты делаешь? – спрашиваю я.

Эмма плюхается на другую кровать, ее щеки раздуваются от веселья, когда она позволяет Бонни ответить.

– Вытаскиваем тебя из этой комнаты. – она оглядывается через плечо.

Ее густые светлые кудри покачиваются при движении головы, голубые глаза блестят, обрамленные густыми ресницами, покрытыми тушью.

– Мы идем. – говорит она как ни в чем не бывало, снова обращая свое внимание на комод.

– Бон…

– С ней бесполезно спорить. – холодно пожимает плечами Эмма, пересекает комнату и раздвигает шторы за моей спиной.

Мои сухие глаза сильно моргают от внезапного яркого света.

– Мы вместе в этом дерьме. – она улыбается мне, наклоняясь надо мной, ее рука касается моей щеки. – Ты выглядишь усталой, милая.

– Я в порядке. – вру я срывающимся голосом.

Эмме тоже нравится трахаться, но не так, как мне. Она делает это ради удовольствия, я делаю это, чтобы забыться.

– Твой телефон выключен. – она обхватывает мою щеку, проводя большим пальцем под глазом.

– Да. – я сглатываю, ее темные глаза видят слишком многое.

Я переминаюсь с ноги на ногу, так что ей приходится отступить, встать на ноги, отвлекая мое внимание на игристую блондинку-маньяка, роющуюся в моих ящиках с одеждой.

– Бон-Бон. – смеюсь я, когда она перекидывает пару рваных джинсов через плечо.

– У тебя нет каких-нибудь коротких платьиц? – она фыркает, запихивая всю мою скомканную одежду обратно в один ящик.