Текст книги "Темный выбор (ЛП)"

Автор книги: К. Бузер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)

Майкл

Январь

– Пожалуйста, взбодрись, Майкл. Твое ворчливое лицо отпугивает женщин.

Я пристально смотрю на брата и представляю, каково это – не иметь близнеца, прежде чем указать на очевидное. – У нас одно лицо.

– Но каким-то образом я все равно выгляжу лучше тебя.

У нас одинаковые светло-карие глаза и оливковый оттенок кожи, унаследованные от наших итальянских предков. Я стригу волосы коротко по бокам и длиннее на макушке, в то время как Рафаэль укладывает волосы длиннее, пока концы не завиваются вокруг ушей. Татуировки покрывают его руки и доходят до груди, тогда как у меня огромный рисунок ангельских крыльев, охватывающий всю спину.

Рафаэль хватает пару стопок водки с подноса на столе перед нами. Он протягивает одну мне, но я отмахиваюсь. – Мне это не нужно.

– Нет. Наверное, нет, – настаивает Рафаэль. – Но это поможет тебе быть более хорошим, – он помешивает спиртное у меня перед лицом. Когда я не клюнул на приманку, его лицо стало серьезным. – Я знаю, о чем ты думаешь, брат, но сегодня не об этом.

Нет. Сегодня вечером все о том, как быстрее всего разозлить Майкла, судя по всему. Прямо сейчас это выбор между грохотом музыки, от которой у меня болит голова, ослепляющими стробоскопами и тошнотворным запахом пота, висящим в воздухе.

Если бы не наш тридцать второй день рождения сегодня, меня бы здесь вообще не было. Дни рождения нужно праздновать, а в последнее время мне не хочется этого делать. Прошли месяцы, а я все еще борюсь с новостью, которая чиркнула спичкой и сожгла мою жизнь дотла. Бесплодный.

Это одно-единственное слово отняло у меня не только шанс завести семью. Оно отняло у меня будущее.

Я всегда знал, какой будет моя жизнь. Она была высечена для меня с самого рождения. Как старший сын и наследник Данте ДиАнджело, дона итальянской мафии в Майами, я однажды займу его место во главе Верховного стола; трио преступных семей, которые контролируют все незаконные операции в городе.

Роль, к которой меня готовили и к которой я когда-либо был готов, единственное, что я когда-либо знал. Пока это не произошло.

Все из-за Закона крови.

Закона, который требует, чтобы лидер Верховного стола был женат и имел кровного наследника. Два года назад я выполнил половину этого условия, когда женился на Софии Михайловой, единственном ребенке Сергея Михайлова, лидера русской Братвы. Силовой брак, придуманный нашими отцами, чтобы объединить две семьи Верховного стола. Это сработало бы. Но после первого года нашего брака без детей я начал беспокоиться. А ко второму году я понял, что есть проблема.

Следует отметить, что наши трудности были вызваны не отсутствием усилий. В общем и целом, София красивая женщина. Она высокая, светловолосая и голубоглазая, с телом, за которое большинство женщин платят тысячи. Но секс с Софией никогда не был любовью. Это было необходимым средством для достижения цели.

От одной мысли об этом у меня болит голова, и я хочу почувствовать онемение прямо сейчас.

Я выхватываю стакан у брата и выпиваю алкоголь обратно. Жжение от жидкости в моем горле заканчивается слишком быстро, оставляя меня жаждущим большего. Я быстро опрокидываю еще два стакана один за другим, заставляя себя гадать, сколько алкоголя потребуется, чтобы утопить мои печали. Пять? Может быть, десять? Желая проверить свою теорию, я поднимаю руку, чтобы дать знак нашему официанту принести еще алкоголя.

– Скажи мне, Рафаэль. Что же сегодня вечером? – я смотрю на младшего брата. – Мне нечего праздновать. Завтра я буду таким же бесплодным, как и сегодня. Никакое количество пожеланий на день рождения ничего не изменит.

Сильно выдохнув, Рафаэль выпивает свой стакан и резко говорит: – Ну ладно. Иди утопи свои печали в бутылках с алкоголем сегодня вечером или найди кусок задницы, чтобы зарыть в него свой злой член. Черт, иди и взорви еще один склад Триады. Мне все равно, что ты решишь, Майкл, но, пожалуйста, сделай что-нибудь другое, а не сиди тут и порти мне хороший кайф.

Любой другой и его язык были бы на земле за то, что так со мной разговаривал. Но сегодня еще и день рождения Рафаэля, и вот я здесь, вымещаю свою злость на брате, когда у него есть все основания быть таким же несчастным, как и я. Чернила еще не высохли на моих документах о разводе, когда папа объявил Рафаэля своим новым наследником – титул, которого он никогда не хотел и не ожидал. Всего пять минут – это все, что разделяет нас в возрасте, но этого достаточно, чтобы я считался старшим.

Можно было бы подумать, что я буду испытывать неприязнь к Рафаэлю за то, что он забрал то, что по праву принадлежало мне с рождения, но это не так, потому что он больше, чем просто мой близнец и брат. Он мой самый близкий доверенный человек и мой лучший друг. Он прикрывает мою спину, а я его. Всегда. Нет никого, кому я доверяю больше, и он разделяет то же чувство.

Я тянусь за еще одной парой стопок и протягиваю одну Рафаэлю в качестве извинения, которое он принимает без комментариев.

Моя головная боль переходит в приятное, онемевшее чувство, когда я подкрепляю свою теорию еще двумя стопками. Я с интересом осматриваю толпу из нашей личной кабинки в задней части клуба. Может быть, мне стоит рассмотреть второе предложение Рафаэля. На переполненном танцполе есть ассортимент красивых женщин, готовых к выбору, как и каждый вечер. Но когда я просматриваю выбор, никто не делает этого за меня. Вместо этого их красота меркнет, пока все, что я вижу, – это блеск пота, покрывающий их тела, пока они продолжают тереться друг о друга, как стая диких животных в течке.

Sinners – всего лишь один из нескольких клубов, принадлежащих моей семье, но это, безусловно, мой любимый. На танцполе или в баре едва ли есть свободный дюйм пространства. Каждая VIP-секция зарезервирована за несколько недель вперед, а столы и отдельные кабинки никогда не пустуют долго. Я доволен тем, как много народу сегодня в клубе. Это хорошо для бизнеса. Как раз то, что мне нравится.

Организованная преступность так долго действовала в тени, но теперь это не работает. В последние годы наша семья сосредоточилась на инвестировании в различные компании, включая строительство, бухгалтерский учет, охранные услуги, а также элитные клубы и казино. Каждый бизнес внешне законен, но также служит прикрытием для отмывания денег и перемещения товаров. Эпоха рэкета закончилась. Никогда еще не было так важно выглядеть настоящим бизнесменом. Завтра я мог бы пройти мимо директора ФБР в костюме-тройке цвета угля, и он бы не взглянул на меня дважды. Что касается правительства, мы ничем не отличаемся от любого другого законопослушного налогоплательщика. По крайней мере, в том, что касается денег, о которых они знают.

Наш кузен Доминик Моретти неторопливо подходит к нашему столику, и тут меня охватывает приятное возбуждение. Симпатичная брюнетка в платье, едва прикрывающем ее соски, висит у него на руке. По виду ее размазанной красной помады, ее слегка взъерошенным волосам и тому, как лямка ее платья свисает с ее плеча, не нужно быть гением, чтобы точно понять, чем они занимались последние двадцать минут.

– Ты присоединишься к нам, Дом? – спрашиваю я, опускаясь обратно на роскошный кожаный диван. Только лучшее для клуба.

Доминик подмигивает мне, прежде чем наклоняется, чтобы прошептать на ухо брюнетке. Что бы он ни сказал, она хихикает, как девчонка-подросток. И, честно говоря, судя по ее виду, она, вероятно, и так едва ли совершеннолетняя.

Она проводит рукой по груди Дома, все ниже и ниже, пока не касается его паха. Я поднимаю бровь в молчаливом одобрении ее смелости. Доминик хватает ее запястье, разворачивает ее, а затем шлепает по заднице. Она визжит, прежде чем снова исчезнуть в толпе. Он плюхается на диван через стол, проводит одной рукой по своим коротким светлым волосам и другой тянется вдоль спинки сиденья.

– Это была Кэнди, и да, это с буквой «к».

Наш официант возвращается, официально становясь моим любимым человеком этого вечера. Она выстраивает ряд стопок и быстро наполняет каждую лучшей водкой, которую можно купить за деньги. У меня в голове туман, но я думаю, что сейчас я выпью шесть стопок. Еще четыре, и моя теория будет завершена. Может быть, после этого я выпью еще десять. Потому что, черт возьми. Что мне еще терять? Свой рассудок? Это дерьмо уже уходит вместе со всеми моими оставшимися проблемами.

– Она ушла искать еще нескольких друзей, чтобы помочь нам как следует отпраздновать твой день рождения, – продолжает Доминик. – Если только ты не хочешь продолжать выглядеть так, будто кто-то пнул твоего щенка, Майкл?

Он улыбается с ненужным ликованием, которое мне хочется сбить с его лица. Я прищуриваю глаза на самодовольного ублюдка, мой разум представляет именно это. Но я обещал Рафаэлю, что буду вести себя хорошо сегодня вечером, а избиение моего кузена принесет больше проблем, чем пользы.

Доминик отмахивается от убийственного намерения в моих глазах и протягивает мне еще один. – Вот, ты, ворчун-убийца. Я просто пошутил.

Я не решаюсь выпить рюмку, потому что это будет означать, что я ворчу и чувствую себя убийцей. Но черт с ним. Бесполезно отрицать, что я и то, и другое. Я беру рюмку и опрокидываю ее обратно. Еще несколько, и, возможно, эта ночь наконец закончится.

Доминик оглядывается, прежде чем его лицо становится серьезным. Он наклоняется вперед, упираясь локтями в колени. – Я слышал от Энцо. Наши люди на строительной площадке в центре города поймали крысу.

Его слова привлекают мое внимание, прорезая мой затуманенный алкоголем мозг.

– Черт, – ругается Рафаэль себе под нос.

– Триада? – полагаю я.

– Да, – Доминик подает знак официантке, которая протягивает ему пиво, когда она подходит.

– Крыса еще жива? – я быстро протрезвею от мысли заполучить в свои руки гребаного члена Триады.

В течение нескольких недель после моих новостей, изменивших мою жизнь, я бушевал на улицах Майами, подпитываемый чистым, беспрепятственным гневом. Мои жестокие действия заставили наших врагов прятаться от бури, которую я обрушил на их головы. Но пока они съеживались, Триады воспользовались этим, обосновались и с тех пор не приносили ничего, кроме неприятностей. Желанное отвлечение от дерьмового поворота моей жизни, но что теперь? Теперь они просто огромная заноза в заднице.

– Парни его здорово избили, – Доминик делает большой глоток пива. – Но да. Этот ублюдок все еще жив.

Рафаэль усмехается. – Какой замечательный подарок на день рождения, Дом. Тебе не стоило этого делать.

Я вынужден согласиться. – Энцо приведет его сюда?

Доминик кивает, прежде чем посмотреть на часы. – Он должен быть здесь в течение часа.

– С днем рождения, черт возьми, – ухмыляюсь я.

Я подумываю сделать последние два выстрела, готовясь, когда возвращается Кэнди с двумя своими друзьями. Фальшивая блондинка забирает моего брата, забираясь к нему на колени, когда он приглашает ее присоединиться к нему. У той, что ближе всего ко мне, вьющиеся черные волосы, светло-коричневая кожа и соответствующие темные глаза.

– Привет, милый, – воркует она, наклоняясь вперед достаточно, чтобы ее грудь оказалась на уровне моих глаз. – Меня зовут Сахарок.

Сахарок.

Правильно. Конечно. Чего я ожидал от подруги девушки по имени Кэнди?

– Майкл.

– О, я знаю, кто ты, – она застенчиво улыбается, как будто у нее есть секрет, но в моем пьяном тумане она выглядит просто слегка страдающей запором. Как счастливая страдающая запором, если это вообще возможно. Эта мысль заставляет меня усмехнуться.

Сахарок воспринимает это как приглашение и садится мне на колени, ее маленькое черное платье достаточно приподнимается, чтобы я мог увидеть, что под ним она голая. Это не большой сюрприз, так как она носит платье, как вторую кожу. Сахарок ловит мой взгляд и наклоняется вперед. – Я слышала, у тебя день рождения, – шепчет она, ее дыхание немного слишком теплое и влажное у моего уха. – Ты загадал желание?

Я отвожу голову от ее рта. – Ни черта, – я не верю в желания, сказки или магию. Это всего лишь фальшивая попытка сделать что-то хорошее из чего-то плохого. Ну, интересный факт. Жизнь жестока. Никакое задувание свечей или загадывание желаний на далёкую звезду никогда этого не изменит.

Сахарок откидывается назад, надув губы. Теперь она просто выглядит грустной, страдающей запором.

– Ни черта?

Я качаю головой.

Она продолжает, когда становится ясно, что мне нечего сказать.

– Ну, это действительно грустно. Такой красивый мужчина, как ты, заслуживает, чтобы все его желания на день рождения сбылись.

Я ни черта не заслуживаю, и, очевидно, большой парень наверху чувствует то же самое. Не то чтобы я был слишком религиозным человеком в эти дни. Мои грехи самые темные, и я сомневаюсь, что такой человек, как я, заслужит достаточно прощения, чтобы обеспечить себе место на небесах. Я уверен, что в аду меня ждет место с моим именем. Вероятно, трон, потому что даже моя душа слишком темна для дьявола.

– Ну, может быть, я смогу хотя бы подбодрить тебя, – губы Сахарок кривятся, и теперь мы снова возвращаемся к счастливому запору.

Черт. Мне нужна еще одна порция.

Я должен сказал это вслух, потому что следующее, что я помню, Сахарок тянется за спину и хватает две стопки. Она протягивает одну мне, и я принимаю её. Она замахивается своим, прежде чем снова наклониться вперед. Я вижу, как приближается поцелуй, даже находясь в состоянии опьянения, и в последнюю секунду поворачиваю голову так, чтобы вместо моих губ она получила мою щеку. Мне не очень нравятся поцелуи. Это кажется слишком интимным и часто дает девушке неправильное представление, когда все, что мне нужно, – это ее рот на моем члене или мой член в ее влагалище.

Она прижимает свои влажные от алкоголя губы к моей щеке, пока одна из ее рук движется, чтобы расстегнуть пуговицы моей рубашки, пока другая возится с пряжкой моего ремня. Она неловко покачивается у меня на коленях, борясь с моей одеждой. Я откидываю голову на подушку дивана, закрываю глаза и вздыхаю, довольствуясь тем, что Сахарок просто берет инициативу в свои руки. Я ведь именинник, верно?

Внезапно волна тепла проносится по моему телу, но это не из-за Сахарка и ее отчаянного скрежета. Нет. Это от чего-то другого. Это как шестое чувство, которое подсказывает тебе, что кто-то наблюдает за тобой.

Я поднимаю голову, открываю глаза и смотрю в самую пленительную пару изумрудно-зеленых глаз. Стробоскопические огни подчеркивают мягкие волны ее рыжих волос, делая пряди похожими на водопад огня, струящийся по ее спине. Ее платье падает с одного плеча, открывая плавный изгиб ее шеи и облегая остальную часть ее тела таким образом, что это невозможно игнорировать. Погрузившись в мелодию, она движется с непринужденной грацией, ее тело становится продолжением мелодии.

Мой взгляд скользит вниз по ее телу, задерживаясь на ее гибкой груди и длинных, подтянутых ногах. Я знаю красивых женщин. Они окружают меня каждый день. Но даже самые великолепные женщины меркнут по сравнению с ней. Она обладает красотой за пределами этого мира, которую я никогда раньше не видел.

Я всегда был так уверен в своих убеждениях. Но видя ее в этот момент, я задаюсь вопросом о каждом из них. Что, возможно, магия, и сказки, и пожелания на день рождения все-таки реальны, потому что передо мной стоит ангел. Посланный с небес, чтобы спасти мою измученную душу от тьмы, которая держит ее в заложниках. Я готов к своему восторгу.

Роуз

Январь

Что касается тюрем, Майами – это красиво.

Эта удручающая мысль заставляет меня еще больше скучать по диким, покатым зеленым холмам Ирландии. По крайней мере, в сельской местности Дублина я была свободна среди необъятности природы – густых лесов, бурлящих ручьев и стремительных рек, и зубчатых скал, которые обрываются прямо в океан.

Машина замедляет ход и сворачивает с главной дороги. Охрана едва успевает открыть ворота, как мы проезжаем через них. Как только мы проезжаем через густо обсаженный деревьями и охраняемый въезд, подъездная дорога открывается к тщательно ухоженному зеленому переднему участку собственности. Мы поворачиваем на небольшой поворот, и поместье О'Лири предстает перед нами во всей своей величественной красе.

Двухэтажный особняк огибает круглый участок, чтобы вместить огромный дом. Внутри восемь спален, двенадцать ванных комнат, роскошная кухня, современный тренажерный зал и кинотеатр. На улице поместье может похвастаться бесконечным бассейном с видом на залив Бискейн.

Если Майами – моя тюрьма, то этот дом – моя камера.

Водитель подъезжает к передней части дома и паркуется. Охранник подходит и открывает мою дверь, но я остаюсь прикованной к своему месту. Потому что я знаю, что как только я выйду, реальность возвращения в Майами после десяти лет отсутствия ударит по мне так же сильно, как влажность, которая висит в воздухе даже в январе.

– Мисс О’Лири? – с любопытством спрашивает охранник. – Вам нужна помощь?

Я закрываю глаза, чтобы не закатить их, потому что нет, мне не нужна помощь. Игнорируя его протянутую руку, я выскальзываю из машины и прохожу под каменной аркой, ведущей к входной двери. Как только я смотрю на мраморные ступени, на моем лице расплывается искренняя улыбка, когда я вижу прекрасную женщину лет двадцати пяти, стоящую в открытом дверном проеме. Волны темных волос ниспадают на ее плечи, а ее карие глаза сверкают так же ярко, как и ее улыбка. Я пробегаю последние несколько шагов и встречаю теплые объятия своей старшей сестры.

– Грейс, – я шепчу ее имя, словно мне трудно принять, что я наконец-то держу ее в своих объятиях. Видеозвонки могут облегчить боль только на некоторое время, прежде чем физическая боль станет невыносимой.

– Я так скучала по тебе, – тихо шепчет Грейс мне в волосы, прижимая меня крепче. – Не могу поверить, что снова обнимаю тебя.

– Я тоже скучала по тебе.

Травма от автокатастрофы десять лет назад, в которой погибли наша мать и младший брат, но я осталась жива, оставила в моей душе неизгладимую рану, которая никогда полностью не заживет. Рана, которая некоторое время после того, как я впервые уехала, преследовала меня страхом, что я больше никогда не увижу свою сестру, не говоря уже о том, чтобы держать ее в своих объятиях.

Я испытала то, что все терапевты, к которым я обращалась после аварии, называли чувством вины выжившего. Я знаю, что авария произошла не по моей вине. Я не заставляла другого водителя водить машину пьяным. Я не заставляла его проехать на красный свет. Я не просила его так сильно ударить нашу машину, что она перевернулась несколько раз, из-за чего спасателям было почти невозможно вытащить нас.

Тем не менее, я годами боролась с депрессией. Меня мучили те же ужасные мысли и вопросы.

Почему они должны были умереть?

Зачем забирать Эйдена, которому всего было десять лет, у которого вся остальная жизнь была впереди?

Зачем щадить меня?

Но не жалей мертвых. Жалей живых, верно?

Грейс отстраняется и ослепляет меня своей мегаваттной улыбкой, которую мы оба унаследовали от матери. У нее темные волосы и глаза нашего отца, тогда как я – точная копия нашей матери. Эйден тоже. Рыжие волосы и зеленые глаза, с россыпью веснушек на щеках, которые появляются только после того, как я немного времени проведу на солнце.

– Мне понадобится вся возможная помощь, чтобы организовать эту свадьбу к апрелю.

Да. Причина, по которой я дома после десятилетнего отсутствия.

Свадьба Грейс О'Лири и Коннора Фрейзера.

Наш дядя Джеймс, глава ирландской мафии в Дублине, отправил Коннора помочь нашему отцу после того, как автомобильная авария оставила его без средств к существованию. Он был молод, но опытен и быстро заслужил уважение нашего отца, став его правой рукой за несколько коротких лет.

Его помолвка с Грейс была удивительной, но не совсем неожиданной. Выдав свою старшую дочь замуж за своего самого доверенного человека, он, по сути, обеспечил пожизненную преданность Коннора. А из-за отсутствия прямого наследника мужского пола папа был вынужден сохранить власть в семье. Это был умный ход. Я была бы почти впечатлена, если бы не была так зла на своего отца.

Когда Грейс рассказала мне эту новость и поделилась тем, как она счастлива, я была честно шокирована. Я даже не знала, что ей нравится Коннор, потому что она никогда не говорила о нем, когда мы разговаривали. Вот тогда Грейс поведала мне свой маленький секрет. Когда она вернулась домой из университета, она сильно влюбилась в Коннора. Однажды она сделала ему предложение, выпив слишком много шампанского на каком-то мероприятии. Но, будучи настоящим джентльменом, Коннор быстро пресек это, несмотря на то, что она ему тоже нравилась. Он сказал, что наш отец убьет его, если он хотя бы пальцем ее тронет. Что, честно говоря, было правдой.

– Я в твоем распоряжении, – я делаю движение, чтобы сцепить наши руки. – Используй и оскорбляй меня.

С помощью сестры восемь чемоданов, в которых хранятся последние десять лет моей жизни, распакованы и организованы в моем старом доме детства. Мы проводим день, обсуждая детали свадьбы, включая дегустацию тортов и недавнюю ссору с Коннором по поводу рассадки гостей.

– Теперь, когда ты дома, я могу назначить встречу, чтобы ты просмотрела разные фасоны платьев и подогнала их под себя.

Я беру бутылку воды и сворачиваюсь калачиком на диване в гостиной, примыкающей к моим апартаментам. – Не могу дождаться. Твоя свадьба будет великолепным событием. Я даже видела ее на одном из тех сайтов со сплетнями.

Грейс присоединяется ко мне на диване с преувеличенным фырканьем. – Я знаю. Невероятно, как они заинтересованы в простой свадьбе.

Я фыркаю. – Твоя свадьба совсем не простая. Это событие сезона. Даже притча во языцех!

Грейс игриво толкает меня в плечо, прежде чем мы впадаем в приступ смеха. Энергия меняется, прежде чем она шепчет: – Я очень рада, что ты здесь. Я знаю, что ты не хочешь быть…

– Нет, не хочу, – резко отвечаю я, резче, чем хотела бы.

Грейс опускает глаза в свой стакан, словно все еще чувствует себя ответственной.

– Мне жаль, – меня охватывает волна стыда. Мое разочарование из-за того, что я оказалась в Майами, – это не ее вина. – Я не хотела…

– Тебе не за что извиняться, Роуз, – говорит Грейс, используя мамино прозвище, чтобы утешить нас обоих. – Ты не уехала специально. Папа не оставил тебе выбора. Он может весь день говорить, что это было для твоего образования, но мы все знаем, почему он на самом деле это сделал.

Я зажмуриваюсь, когда воспоминания об аварии накатывают на меня, как волна. Звук скрежета металла, ужасные крики, запах гари…

Рука Грейс на моей руке прорывается сквозь темные мысли, кружащиеся в моем сознании. – Выглядеть как мама – не повод отсылать свою дочь. Он как будто забывает, что ты тоже была в аварии.

– Поверь мне. Он не забыл, – моя сестра никогда не винила меня в аварии, которая унесла жизни нашей матери и брата, потому что у нее есть сострадание, любовь и простой здравый смысл. Папа, с другой стороны, никогда не говорил этого вслух, но в месяцы после аварии я видела эти слова ясно, как день, в его глазах. Если бы дьявол дал ему шанс заключить сделку, он бы не колеблясь обменял мою жизнь на их. В конце концов, чего стоит девушка в великой схеме нашего мира? Эйден был его наследником, а Изабель – его женой. Я всего лишь постоянное напоминание обо всем, что он потерял. Запасная дочь.

– Я помню, как ты была напугана, – Грейс тяжело сглатывает, прежде чем продолжить сдавленным голосом. – Я не хотела, чтобы ты уезжала. Я боролась с папой, но он не хотел меня слушать, – она тянется к моей свободной руке и крепко ее сжимает. Иногда я забываю, что Грейс было всего восемнадцать, когда умерла мама. Она старше, но все еще слишком юна, чтобы потерять свою мать. – Пожалуйста, не пойми это неправильно, но как бы ужасно ни было то, что ты ушла, ты расцвела там, Розалин. Кто знает, что десять лет жизни здесь с папой сделали бы с тем, кем ты стала как личность? Мама гордилась бы той невероятной молодой женщиной, которой ты выросла. Я знаю, что ты такая.

Слова моей сестры заставляют мои глаза гореть от непролитых слез.

– Папа может думать, что он наказывал тебя, когда отсылал тебя, – замечает Грейс. – Но я думаю, что это было лучшее, что он мог для тебя сделать, и он даже не осознает этого.

Слезы текут по нашим лицам, когда мы крепко обнимаем друг друга; две сестры, которые наконец-то нашли дорогу друг к другу.

Коннор ждет у стола, когда мы заходим на ужин позже тем вечером. Он быстро обнимает Грейс за талию и целует ее в макушку. – Привет, красавица.

Второй помощник моего отца больше не тот худой молодой человек, которого я помню. Он пополнел, его грудь и плечи стали шире и более очерченными. Его рыжевато-светлые волосы длиннее, чем были раньше, а растительность на лице отросла, что добавляет ему общего ирландского очарования. Он смотрит на Грейс сверху вниз, как будто она – воздух, которым он дышит, его голубые глаза мерцают любовью. Я впервые вижу их вместе, и ясно как день, что они по-настоящему счастливы. Что-то, что делает меня тоже счастливой.

Положив руку на грудь Коннора, Грейс улыбается ему, прежде чем повернуться ко мне. – Ты помнишь Розалин?

Коннор переключает свое внимание на меня и улыбается. – Конечно, помню. Хорошо, что ты вернулась вовремя к свадьбе.

– Я рада вернуться, – лгунья, лгунья.

Коннор садится рядом с Грейс, а я сажусь напротив нее. Мои глаза невольно скользят к передней части стола, где стул папы остается пустым. Мой желудок скручивается от страха при мысли о том, что я снова окажусь с ним в одной комнате… дышать тем же воздухом. Прежде чем я успеваю еще раз подумать об этом ужасном чувстве, знакомый стук папиных ботинок по кафельному полу раздается снаружи столовой. Разговор за столом затихает, когда Патрик О'Лири шагает в столовую, как глава мафии, которым он и является. Мне хочется опустить глаза, когда он приближается, но за последние десять лет я отрастила позвоночник. Достаточно, чтобы не чувствовать немедленной угрозы от его присутствия.

Патрик садится и приветствует своего будущего зятя. – Коннор, как замечательно, что ты присоединился к нам сегодня вечером, когда мы приветствуем нашу маленькую Розалин.

При моем имени наши глаза встречаются, и я вижу, как его темные глаза меняют болезненную тоску на гнев. Это занимает всего секунду, и я сомневаюсь, что кто-то еще это видит, но это говорит мне достаточно. Грейс права. Его беспокоит, как сильно я была похожа на нашу мать в детстве, и еще больше сейчас, когда стала взрослой женщиной. Мои губы невольно дергаются при этой мысли. Может быть, если я правильно разыграю свои карты, я вернусь на самолете в Ирландию сегодня вечером.

В остальном время не было милосердно к папе. Впервые за десять лет я смотрю на этого мужчину глазами взрослого, а не потерянного ребенка. Его лицо изрезано морщинами, его некогда темные волосы пронизаны сединой. Хотя он все еще крупный мужчина, его осанка отличается от той, которую я помню. Его плечи слегка ссутулились, как будто его спина больше не может выдерживать его вес. Может быть, это просто результат взросления, а может быть, я просто больше не вижу в нем человека, которого стоит бояться.

Я поправляю осанку, садясь выше на своем стуле, выпрямляя спину и расправляя плечи. – Привет, папа.

Папа хмыкает в приветствии, затем наклоняется вперед и набирает еду на свою тарелку с тарелок перед ним. – Надеюсь, твоя поездка домой прошла без происшествий.

Я сопротивляюсь желанию закатить глаза. Мы оба знаем, что персонал держал его в курсе каждой секунды во время моей поездки.

– Да, так и было.

Папа замирает с вилкой в воздухе и смотрит прямо на меня, как будто ждет, что я продолжу.

О, точно. Манеры. Конечно. Как глупо с моей стороны забыть. – Спасибо, что прислал самолет.

Он твердо кивает, а затем указывает вилкой на тарелку с курицей. – Ешь, – его взгляд скользит по моей фигуре, прежде чем он хмурится и перенаправляет вилку на салат. – Похоже, твой дядя позволил тебе слишком много есть, пока ты была у него. Теперь, когда ты дома, тебе придется сесть на диету.

И теперь я сопротивляюсь желанию швырнуть свою тарелку ему в голову. Я не худая, как модель с подиума, но и не страдаю избыточным весом. Я была в школьной команде по кроссу и ездила на лошадях в поместье моего дяди. Я в хорошей форме, со здоровым уровнем мышц, а не жира.

Грейс мягко пинает мою лодыжку под столом, и я встречаюсь с ее умоляющим взглядом. Она смотрит на салатницу, а затем снова на меня, ее молчаливая просьба очевидна. Я делаю глубокий вдох и тянусь за щипцами в салатнице. Она права. Это та битва, в которой не стоит сражаться. Я всегда могу позже прокрасться на кухню и напасть на холодильник в поисках чего-нибудь другого, кроме еды для кроликов.

– Розалин рассказывала мне о соревнованиях по кроссу, где она несколько раз занимала первое место. Все это очень впечатляет, – говорит Грейс непринужденно, и я почти жалею, что она это сделала.

Папа кивает.

– Да, полагаю, так оно и есть, – я сомневаюсь, что он это имеет в виду, поэтому я сижу тихо, ожидая, когда же все-таки что-то случится. – Хотя, я задавался вопросом, не были ли внеклассные занятия причиной того, что твоя сестра не окончила университет с отличием.

И вот оно.

– Я не закончила с отличием, потому что мне было все равно на дурацкую степень по бизнесу, которую ты заставил меня получить, – я понимаю, что это ошибка, как только слова вылетают из моего рта, но мой гнев зудит для драки сегодня вечером. Мое отсутствие, возможно, и закалило меня, но не фильтр для моего рта, чтобы идти вместе с ним. – Ты не послушал меня и не спросил, что я хочу изучать. Я не хочу работать на тебя или семью. Никогда. Я хотела учиться…

Кулак отца стучит по столу, заставляя тарелки дребезжать, а вода выливается из стаканов. Даже Грейс и Коннор замирают. – Ты немедленно прекратишь это отношение, Розалин.

– Какое отношение? Это правда, – бросаю я вызов.

Папа рычит и смотрит на меня двумя темными лужами ярости. Мне следовало бы бояться, но я больше не двенадцатилетняя девочка, отчаянно нуждающаяся в любви или внимании своего отца.

– Я беспокоился, что отправка тебя такой молодой будет ошибкой, – его голос спокоен, слова рассчитаны и точны, когда он говорит медленно, но я знаю, что гнев таится под поверхностью. – Очевидно, я был прав. Ты вернулась эгоистичным, самовлюбленным, неблагодарным ребенком, которая думает, что мир ей что-то должен. Мне следовало выдать тебя замуж, как только тебе исполнилось восемнадцать, а не слушать твоего дядю, который настаивал, чтобы ты училась в университете. Очевидно, это была пустая трата времени и денег.