Текст книги "Суд идет"

Автор книги: Иван Дроздов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

– Странно! Мы летим, а шума двигателей не слышно.

– Тут нет двигателей в обычном нашем понимании. Аппарат использует энергию света. Фотонная энергия! Она не производит шума.

Президент кивал головой; делал вид, что знает, что такое фотонная энергия.

– Если я правильно понимаю, мы набираем высоту? – сказал Путин.

– Да, и довольно быстро. Посмотрите направо – небо проясняется. Это значит, что мы уже в стратосфере и воздуха здесь практически нет. Фотонный аппарат любит среду, где нет сопротивления.

– Фотонная. Понимаю. Очевидно, силы в ней побольше, чем в тепловой или электрической. И только, может быть, атомная…

– Атомная?.. Может быть, – уклончиво согласилась Драгана.

– Но как же она выглядит, эта фотонная энергия? – простодушно спросил президент.

– Использует энергию света. К сожалению, я мало смыслю в этом, но одно слышала от Фёдора: вместо двигателя тут какие-то фотонные платы. Размер невелик, можно даже сказать – миниатюрный, а энергию выделяют большую. И служат долго. Даже очень долго. Один набор с платами толщиной в тетрадный лист установлен на «Пчёлке», а носит её по свету вот уже пятнадцать лет.

– Я слышал об этой энергии, но, признаться, полагал, что рассказывают сказки. А тут вот и сам вижу… даже то, что уже увидел, поражает воображение. Я рад, что новый вид энергии открыл русский человек, и, следовательно, окрытие принадлежит России.

– Я сербка, – сказала Драгана, – училась у вас в Москве в университете. Мы, сербы, ваши братья, а Россия нам мать родная. Мы тоже гордимся, что академик Светов – русский человек.

Драгана искренне верила, что слова её будут приятны русскому президенту: она ни на минуту не сомневалась, что рядом стоит и так просто, дружески беседует с ней сам Путин. Она волновалась от близости такого большого человека, говорила книжно и, как ей казалось, неинтересно. О предупреждении Ивана Ивановича она в эти минуты позабыла и теперь уже совершенно избавилась от подозрений.

Со стороны, где они стояли, далеко-далеко внизу плыл навстречу берег, и на нём точно игрушечные посёлки, порты, города. И по тому, как они быстро плыли, президент мог заключить о большой скорости; так быстро, наверное, не летают реактивные самолёты. И Путин, наклоняясь к Драгане, проговорил:

– Недавно я летал на истребителе – скорость очень большая, но ваша «Пчёлка» летит и того быстрее.

– Я видела, как вы летали: кто-то мне говорил, что ваш истребитель имеет скорость, равную трём звуковым скоростям. «Пчёлка» летает быстрее; может лететь и со скоростью света.

– Скорость света! Так это же триста тысяч километров в секунду!

– Может, и так. Я биолог и в таких вещах мало чего смыслю.

– Но я полагал, что корабль находится недалеко от Русского острова.

– Находился! Но он всё время перемещается. Пойдёмте к пилоту – у него карта, и там маршрут нашего полёта.

Подошли к Уго Чавесу. Тот, повернувшись к Путину, торжественно взмахнул рукой, в которой был зажат пульт с рычажками и кнопками управления. Воскликнул:

– А!.. Президент Путин! Что вы на это скажете? Мы только что покинули юг Америки, а уж позади Вашингтон, Нью-Йорк, и мы шарашим к берегу Гренландии. Будем ужинать у папаши Светова под вечными льдами. У вас там в России, где много мудрецов и умельцев, есть ещё такие машины? А если нет – так чего же вы отпустили от себя старика Светова?

Путин сел в своё кресло, стал разглядывать карту. Красная линия тянулась от Русского острова вдоль восточного побережья Америки, огибала Канаду и уткнулась в южную оконечность ледово-снежного острова Гренландия; там где-то глубоко подо льдом ожидал их мятежный русский корабль «Евпатий Коловрат». Всё это походило на сон. Президент, если он действительно президент, имел от своей тайной разведки информацию о мятежном корабле, но если он двойник Путина, то, отправляясь в столь рискованное путешествие, тоже кое-что прознал о корабле, и теперь мог сравнивать свои познания с той действительностью, свидетелем которой был и он сам.

Сказал Уго Чавесу:

– Я бы тоже хотел, вот как вы, управлять этой штукой.

– Но если вы летали на истребителе, плавали на подводной лодке, то эту-то малютку…

Чавес показал лежащий у него на ладони пульт:

– …вам освоить ничего не стоит. Тут всё рассчитано на дурака: все процессы управляются автоматикой. Если даже пилот пьяный и без разбора жмёт на все кнопки, «Пчёлка» поступит так, как надо. Она даже остановится в том месте, где положено.

– Я был уверен, – продолжал Путин, – что корабль «Евпатий Коловрат» стоит у берега Русского острова, а он… Там в конце маршрута лёд, и надо полагать, толстый. Как же мы…

– А это уж забота не наша. Уверяю вас: затруднений не будет. Мы ступим на борт корабля, как во дворцовый танцевальный зал.

Так оно и вышло. Пассажиры не заметили, как пролетело время, как неведомая сила перекинула их с юга континента на север. Внизу появилась башня, похожая на высунутый из снега язык. Башня приближалась, росла в размерах… Вот перед ними трап, и Фёдор, приглашая других, нырнул в глубь башни. И вслед за последним пассажиром, а им оказался неторопливый и по-прежнему углублённый в свои думы Ахмет Жан, «язык» втянул в себя «Пчёлку», и башня опустилась вовнутрь корабля.

Академик Светов встретил гостей на капитанском мостике, имеющем круговой обзор и вознесённом высоко над палубой, каковые обыкновенно бывают на больших океанских судах и лайнерах, где находится штурвал и всё необходимое для управления кораблём. Однако на «Евпатии» не было штурвала, а был уютный угол для капитана и столик перед ним, на котором лежали небольшой щит с кнопками и карта.

При появлении гостей капитан поднялся и сказал:

– Рад приветствовать вас на нашем корабле. Впрочем, «Евпатий Коловрат» – это и не корабль в обычном представлении, скорее, это комплекс жилых и технических помещений, научных лабораторий, производственных цехов и мастерских, школ и детских садов; у нас есть научные центры, институты… У нас нет только рынков и базаров – непокорённая территория России. Но я не хотел бы занимать вас скучным рассказом о нашем происхождении. У вас, наверное, будут ко мне вопросы – я с удовольствием на них отвечу.

Рассказ капитана неожиданно прервали дети. Дверь каюты распахнулась и в помещение без шума и сутолоки, нарядные, весёлые, вошли девочки и мальчики дошкольного возраста. Ребят вела воспитательница, девушка в розовом платье лет восемнадцати-двадцати. Семь девочек отделились от своих товарищей и каждому из гостей поднесли по розе. Затем дети встали в три ряда и по взмаху руки своей воспитательницы запели здравицу в честь гостей. А когда исполнили песню, повернулись и так же без шума и характерного для детей гама удалились из каюты.

Президенты и вместе с ними олигарх Феликс впали в состояние, близкое к шоку. Олигарх первым пришёл в себя, – очевидно, потому, что был молод и не отягощён обязательным для всякого важного лица интеллектом. Он приоткрыл рот и, заметно заикаясь, проговорил:

– А-а-а… почему дети? Я ожидал увидеть на корабле матросов, офицеров, а тут – дети?

– Да, у нас много детей. Женщины у нас рано выходят замуж и почти каждый год рожают. У нас нет одиноких женщин, нет сирот, и аборты у нас запрещены приказом капитана. Так что… всё понятно. Отсюда и дети. Матросов же и офицеров у нас нет совсем. Им нечего делать. Корабль управляется автоматически, а порядок поддерживается дежурными.

Гости располагались без всякого порядка и разбора; три президента сидели на овальном диванчике у двери и у большого иллюминатора, к стеклу которого прислонилась ночь, и россыпь весёлых мерцающих звезд слабо освещала снежные поля и торчавшие то там, то здесь ледяные столбы и глыбы. Было непонятно и даже совершенно невероятно видение этой дикой полярной картины, явившейся вдруг на смену золотым и горячим пескам Русского острова, находившегося в южных краях американского континента. Президентам чудилось, что перед ними и не иллюминатор, а картина художника, изобразившего уголок Антарктиды или Северного полюса. И президент Уго Чавес, родившийся и выросший в райской горячей стране Венесуэле и никогда не бывавший в северных широтах, с детской непосредственностью и нетерпением спросил:

– Ваша честь, что за чудеса мы видим за окном иллюминатора, и уж наяву ли всё это: там снег и лёд, и, должно быть, дикая стужа. Но ведь мы совсем недавно садились на ваш корабль и это было вблизи солнечной Флориды, а тут вдруг… ледяная пустыня!

– Да, верно. Такова скорость нашего «Евпатия». Корабль почти не знает сопротивления воды: во время движения перед носом корабля создаётся вакуум, он и обеспечивает большую скорость. И это не единственное преимущество фотона перед другими видами энергии.

Капитан говорил просто, душевно, и голос его звучал по-домашнему. Он ничем не выказывал своего особого отношения к высоким персонам: было похоже, что он часто принимает таких гостей, привык к ним и общается с ними так же просто, как и со всеми остальными. Бдительная и чуткая Драгана находила не совсем естественным, что академик ничем не выделял президента России. Ей даже закралась в голову мысль: а вдруг он и не принимает его за настоящего президента? Этого она не хотела и даже в глубине души боялась. Ведь тогда и она будет виновата в том, что состоялась такая подмена.

Капитан сидел в кресле с высокой спинкой: оно по желанию принимало положение, при котором удобно было и подремать. Совершенно седой, с шапкой густых волнистых волос и внушительной, кругло подстриженной бородой, академик имел вид величественный и по-молодому бодрый. Сверкающие синие глаза строго оглядывали гостей и не останавливались на ком-нибудь особенно, и три президента, сидящие перед ним, как школьники, не смели пошевелиться, дабы не вызвать неудовольствия учителя. Портрет президента Лукашенко, висевший над его головой, тоже был под стать капитану, строг и смотрел на гостей с укоризной, и чудилось, вот-вот он сейчас сойдёт с портрета и поднимет над головой кулаки, и словно камни с ясного неба, полетят его слова: «Русские! Что с вами происходит? Вы кинули своих братьев в бывших советских республиках. Там живёт двадцать пять миллионов славян! Предали Белоруссию, Абхазию, Аджарию, Осетию, бросили наше родное Приднестровье! Побойтесь Бога! Очнитесь! За кем пошли вы, кому доверились? Клоун Жириновский – это ваша власть!.. Греф, Чубайс и Кудрин – им вы доверили деньги и сокровища страны? У вас качнулась головка. Вас надо лечить».

Капитан говорил:

– Наверное, об этом вы подумали сейчас, глядя на великого сына русского народа Александра Лукашенко. И вы не ошиблись. Именно такие слова скоро будут бежать по ночам в небе над Москвой, Петербургом и другими городами, поселками и сёлами. Наши ребята из физико-космической лаборатории именно в эти дни заканчивают разработку генерального плана информационной войны – на этот раз нашей войны. С нами такую войну ведут вот уже шестьдесят лет. В руках противника печать и все средства информации. Мы такого оружия не имеем, но здесь, на «Евпатии Коловрате», мы разработали своё оружие. Световое! Обращение Александра Лукашенко будет первой атакой, с которой и начнёт русский народ эту свою войну.

Гости сидели словно каменные, никто не шелохнулся, не проронил ни слова: все понимали, что им судьба уготовила случай первыми услышать объявление войны.

– Вы теперь, – продолжал академик, – понимаете, что заставило нас покинуть Родину и двинуться в бессрочное плавание по морям и океанам нашей планеты. Белоруссия – непокорённая республика русского народа, а «Евпатий Коловрат» – непокорённая территория России. Мы партизаны, и война наша только начинается.

Вдруг за окнами и в самом помещении начал сгущаться сумрак; всё темнее, темнее – наконец, и совсем стало темно. За окнами, точно длинные черви, извивались какие-то существа, в каюту заглянула похожая на камбалу огромная рыба с белыми глазами; из глубины столбиком поднялось нечто похожее на миногу и, озаряя искрами пространство, пыталось носом пробить стекло.

В темноте раздался спокойный голос академика:

– Мы на глубине семнадцати километров, такая глубина бывает лишь во впадинах и расщелинах – так глубоко не забирается ни один батискаф. Темень здесь близкая к абсолютной.

Капитан замолчал, и с минуту хранилась тишина. Но потом сверху, справа и слева из мрака океанской пучины стала доноситься тихая музыка и кто-то напевал знакомую песню:

«Россия! Россиюшка!.. Ну, вставай, вставай же с колен. У тебя есть ещё силушка!..»

В левой стороне пучины возникают и бегут огненные слова, в правой исчезают. Строки обжигают, у кого от них не затрепещет сердце?

И снова бежит огнём дышащая строка:

«Читай, читай, русский человек, – и запомни, передай другим. Наша слабость в незнании, война идёт информационная, и мы в ней оказались профанами. Со всех экранов прут врали и циники из батальона Сванидзе, молодёжь балдеет от пива, сигарет и наркотиков. На сценах корчатся, свистят и хохочут эстрадные бесы, смехачи Петросяны и Жванецкие. Ложь и разврат в газетах. Это и есть война информационная. На нашей стороне Правда. А она, Правда, ярче солнца, сильнее любого оружия. Так зажжём же мы над русской землёй слово Правды, и пусть пылает оно огнём и испепеляет врага. Смотри, русский человек, читай и помни: хватит сидеть по углам и ждать, пока поможет тебе кто-то другой! Ну, вставай, вставай с колен, Россиюшка! Поднимай свою знаменитую дубину. Настал момент в полную силу проявить наш русский характер. А врагам: чемодан, аэропорт, Америка. Наше дело правое, мы победим!»

Строка пробежала и исчезла. Академик нажал кнопочку «Свет», и мрак морских глубин стал проясняться.

Гости сидели молча – думали каждый о своём.

Академик, поразмыслив и дав гостям прийти в себя, глядя на Путина, заговорил:

– Вам выпала незавидная доля сыграть роль президента России. Не слишком ли тяжела шапка Мономаха?..

Все повернулись к Путину, устремили на него взор, полный тревоги и напряжённого ожидания. Сам же Путин сник, точно его придавили камнем. Вот тут был момент, когда шелуха величия обсыпалась и взору присутствующих предстал человек обыкновенный и маленький. Драгана чуть не вскрикнула от мгновенно происшедшей метаморфозы. А Владимир Иванович Светов, как ни в чем не бывало, продолжал:

– Нами подготовлен обширный сценарий, налажена аппаратура, но мы начнём наступление лишь в том случае, если власть российская не одумается и не прекратит разрушительные реформы. Однако пробные сеансы начнём проводить уже с завтрашнего дня: над городами и сёлами России вспыхнет и побежит строка: «Россия вымирает. Женщины – рожайте! Бог вам поможет!..».

В наш компьютер заложен список российских политиков и чиновников, которые в первую очередь виновны в ухудшении демографии. Восемьсот фамилий! Это наиболее злостные. Завтра же мы будем их наказывать. Поначалу по десять человек в день, а дальше, если они не будут принимать срочные меры, мы эту цифру будем увеличивать.

Капитан посмотрел на Путина. Продолжал:

– Вынужден признаться: в списках есть и фамилия президента России; она, правда, одна из последних, но – есть. Ему дано время одуматься и перейти на сторону народа.

Путин грустно улыбнулся и сказал:

– Нельзя ли узнать, как вы будете нас наказывать?

– Можно. Я охотно вам покажу. В Америке мы уже наказали три десятка лиц, принимавших решение бомбить Югославию. Скоро накажем виновников войны в Ираке. А всего американцев, которым предписано наказание, двадцать восемь тысяч. Мы действуем по принципу: устраните носителя заболевания, и болезнь прекратится. Если вы читали книгу Генри Форда о евреях, то там могли встретить фразу: «Подвергните контролю пятьдесят наиболее богатых еврейских финансистов, которые творят войну для собствен-ных прибылей, – и войны будут упразднены». Вот этих-то полсотни мерзавцев, – а такое число найдётся в каждом большом городе, – мы и должны разоблачать, выводить на чистую воду. А как мы наказываем преступников – смотрите, пожалуйста.

В правом углу кабины возник экран – очень большой: два метра длиной и полтора шириной. На нём появился кабинет, стол и за ним военный с погонами полного генерала. Раздался чёткий, громкий и хорошо поставленный мужской голос – все узнали голос Фёдора Светова:

– Генерал Лонг. Я Вася с Кергелена. Пришло твоё время отвечать за бомбардировку трёх мостов в Югославии и шести жилых зданий.

Генерал вздрогнул и стал боязливо озираться. Потом он поднялся, прошёл на середину кабинета.

– Что за чертовщина! Какой ещё там Вася с Кергелена? Ты кто? Ты где?..

Генерал постепенно приходил в себя; он вспомнил это таинственное и страшное: Вася с Кергелена. Этот Вася снимал со счетов деньги в одном городе и переправлял их в другие города: детям, старикам, солдатам. Этот таинственный и страшный человек, как злой дух, насылал увечья, беды и даже смерть. Генерал взмолился:

– Вася, пощади! Я солдат и вынужден подчиняться. Мне приказал Буш, наш президент. А я?.. Я?.. Дал команду.

– Ну, вот. Дал команду и – мосты разрушены. И, конечно, думал: дело в шляпе. Никто не узнает, и тебя не найдут. Забыл, видно, главный закон юриспруденции: преступление наказуемо. Преступника найдут, возмездие его настигнет. Вот оно и пришло, это самое возмездие. Получай мой музыкальный привет. Только одно условие: садись в своё кресло и – слушай. И запоминай слова песни. Они тебе пригодятся:

 
Кто ты? Тебя я не зна-а-ю,
Но наша любовь впереди.
 
 
Приходи же, друг мой милый,
Поцелуй меня в уста.
И поверь: я тебя до могилы
Не забуду никогда.
 

Вася продолжал:

– Прослушай ещё раз, ещё. Вот так. А теперь давай запоём вместе. Пой, пой! В этом и есть моё возмездие. А будешь сопротивляться – накажу строже. Потеряешь работу и останешься без пенсии. Вот-вот… Так. Хорошо. А теперь пропой один. И погромче – так, чтобы я слышал. У меня здесь на Кергелене, сам знаешь, какая погода: стужа, ветер. Б-р-р…

Генерал пел охотно и теперь уж с энтузиазмом, с удовольствием. Вася куда-то пропал, исчез, а генерал всё пел и пел.

Первая услышала пение генерала его секретарша. Приоткрыла дверь – поёт!.. Странное дело! Генерал никогда не пел на работе, он и вообще не пел никаких песен, и даже не мурлыкал, не напевал про себя. А тут сидит за столом и – поёт. Да громко, будто он на сцене.

Позвала офицеров, приоткрыла дверь – поёт. Первым к нему вошёл заместитель. Он хотя и не полный генерал, но важный и очень строгий. Начальник увидел его и, не поднимаясь с кресла, раскинув руки, запел:

 
Кто ты? Тебя я не зна-а-ю,
Но наша любовь впереди.
 

Заместитель осторожно приблизился к шефу, заглянул ему в глаза, но тот с ясным сознанием и открытым взором карих, повлажневших от радости глаз продолжал:

 
Приходи же, друг мой милый,
Поцелуй меня в уста
И поверь: я тебя до могилы
Не забуду никогда.
 

К генералу подходили другие подчинённые, и их он встречал той же песенкой. И пел, и пел без устали, – и даже будто бы всё больше воодушевляясь, и радуясь, что узнал такую хорошую песенку и теперь может каждого встречать музыкальным приветом.

Заместитель генерала, посовещавшись с другими офицерами, позвонил в Белый Дом. Трубку взял референт – не первый, и, кажется, даже не второй, а третий. Выслушав доклад, тот буркнул:

– Что за бред! Какую чепуху ты мне несёшь, приятель? Какая песня? Почему поёт? У него что – крыша поехала? Так вы врача вызывайте!

– Врача?.. Неловко, неудобно. Тут сразу журналисты набегут.

– Ну, а я чем могу помочь?.. Докладывать президенту? Он от такого доклада сам запоёт! Вы дайте своему генералу стакан коньяка и отправьте домой. Пусть проспится. А когда проснётся, мы его на ковёр вызовем. Он тут у нас другие песни запоёт.

Офицеры штаба стали накачивать своего начальника коньяком, и тот до того упился, что язык его перестал ворочаться, и только тогда генерал уронил на грудь голову и замолк. Офицеры обрадовались и отвезли его домой, но на следующий день они вошли к своему начальнику – он всплеснул руками и запел громче прежнего:

 
Кто ты? Тебя я не зна-а-ю,
Но наша любовь впереди…
 

Вызвали врачей, и те, выслушав куплеты, покачали головой. Старший из них сказал:

– Да, да – всё ясно. Лучше бы ваш генерал был буйный… Но он – тихий. Такие трудно поддаются лечению.

Дал команду санитарам вести его в машину.

Уго Чавес первым поднялся, подошёл к академику и встал перед ним на колени:

– Учитель! Отец родной! Да вы этим своим оружием спасли мир. Вы Бог! Спасибо вам сердечное от всего многострадального человечества.

К столику капитана подошли и другие пассажиры. Президенты поздравляли Светова, говорили примерно то же самое, что сказал академику восторженный и благородный Уго Чавес. Путин был сдержан и, когда восторги коллег улеглись, заметил:

– Средство ваше сильное, – можно даже сказать, страшное, но применивший его и сам становится преступником.

К нему повернулся Ахмет Жан:

– Это почему же, позвольте вас спросить?

В голосе его звучал металл – почти угроза.

– Вы покалечили человека. Вы его ранили – и тяжело!

К Путину подступился Уго Чавес:

– А ваш друг Буш сеет смерть в Ираке – погубил тысячи своих солдат и ещё больше иракцев. Он, по-вашему, не преступник? А вы, господин президент, разрушили Русскую империю и сейчас уничтожаете по миллиону русских в год – это не преступление?

– Мы никого не уничтожаем.

– Да, вы бомбы на свой народ не бросаете, из автомата Калашникова детей и стариков не убиваете; они сами умирают. Но кто их заставил страдать и умирать от голода и болезней? Кто обрушил на их головы море ядовитой водки? Кто плеснул в души молодёжи мутные потоки попсовой отравы? Не вы ли создали такую жизнь гражданам своей страны?.. И разве не Горбачёв и не Ельцин предали народ и все богатства Русской империи сунули в карман американцам?

– Простите, но это разговор не дипломатический. Мы с вами люди официальные, и я прошу соблюдать этикет.

– Да, российские демократы любят блажить об этикете, о толерантности. А чуть их заденешь, вопят о русском фашизме. Я Бушу публично с высокой трибуны залепил оплеуху. И сделал это сознательно. Хватит сидеть в обороне! Мы переходим в наступление!

Уго повернулся к академику, порывисто обнял его и взмолился:

– Отец родной! Дайте мне в руки эту музыку, и они запоют у меня хором. Я отомщу мерзавцам за все страдания и беды, которые они принесли в мир. Первые, кого бы я заставил петь эти куплеты, – это либералы и демократы, так называемые борцы за права человека! Я бы отучил прохиндеев лезть в политику, а власть бы отдал тем, кто любит свой народ и Родину, кто живёт на своей земле и не лезет в чужую семью со своим уставом. Благодетель! Молю вас! Дайте мне эту волшебную русскую шарманку, и я наведу порядок на нашей планете. Ведь это же чудо – ваша песенка!

Он посмотрел на рычажки и кнопочки.

– Вы создали оружие возмездия!..

Академик прервал Чавеса.

– Да, я создал энергию излучения, мои фотоны способны проникать в любую ткань и доставать её на любом расстоянии, – почти на любом. Но вот участок головного мозга, куда следует направить мои фотоны…

Академик посмотрел в сторону островитян:

– …указали они.

Академик привлёк к себе Бориса Простакова и его супругу Драгану. А Борис тронул за плечо своего друга Павла Неустроева:

– И он… Мы работаем вместе.

– Да, да – вот они, мои молодые друзья, показали на участок мозга, который легче всего поддаётся воздействию фотонной энергии. И при помощи их мои сыновья рассчитали дозы и силы лучей – такие, чтоб песенку наш клиент запел, но совсем-то с ног не валился. У нас принцип: жизнь человеку даёт Бог, он её и пусть отнимает.

Драгана, между тем, наблюдала за поведением трёх президентов. Они были так взволнованы, что не сидели и не стояли на месте, и друг с другом не разговаривали. Президент Путин держался поближе к академику, внимательно слушал его и как-то так становился, чтоб левый его бок был ближе к говорившему. Мелькнула мысль: там, в левой стороне одежды у него запрятаны приборы; они ведут запись речи, и, может быть даже, где-то в рукаве встроен фиксатор световых объектов, миниатюрный телеприёмник, который недавно в Америке поступил на вооружение агентов ЦРУ. Ей об этом говорил отец. И даже обещал подарить ей этот приёмник.

Проницательная и внимательно наблюдавшая за всем происходящим Драгана подумала: «Да, конечно, этот тип никакой не Путин; не может президент такой большой страны, как Россия, так просто и неожиданно прилететь на её остров, а его рассказ об отказе двигателя вертолёта – конечно же, басня для легковерных. Но если это так, – с тревогой размышляла Драгана, – если он двойник, а никакой не президент – зачем же мы допустили, чтоб академик его принимал, выкладывал секреты?.. И какой бедой может обернуться присутствие шпиона на корабле?.. Может быть, ей стоит дать академику знать, как-нибудь сообщить, предупредить»… Но тут она вспомнила, как Владимир Иванович однажды как бы между прочим обронил: «Наш «Евпатий» неуязвим, мировая техника ещё не имеет средств борьбы с нами». Вспомнив это, она успокоилась и продолжала слушать. Не заметила, как рядом с ней очутился Ахмет Жан. Тихо, на ухо он ей сказал:

– Я счастлив, что русские имеют в своих руках такое оружие.

Слова эти будто услышал Путин. Сказал академику:

– Как я понимаю, вы, господин капитан, патриот России, почему же до сих пор вы не объявитесь в своей стране и не отдадите своей Родине это страшное оружие?..

– Моей Родине? – возвысил голос академик. – Что вы понимаете под словом Родина? Территорию, народ, историю – песни, танцы, Пушкина и Чайковского?.. Или, может быть, в это святое понятие валите и тех ребят, кто по вашей милости расселся в кабинетах Кремля? Да там же Греф, Чубайс, Нургалиев, Зурабов… Там сидит пухлый и сырой Фрадков, неведомо откуда свалившийся в кресло премьера. Ему, что ли, я отдам энергию фотона?.. Да он завтра же переправит её вашему другу Бушу, врагу России и всего человечества. А, может быть, вам лично я вручу тайну своего открытия?.. Да вы тут же побежите к пьяному дурачку Ельцину и будете вместе с ним плясать от радости. Кликнете Гайдара, Шахрая, Бурбулиса, Новодворскую, а там ещё и Елену Бонер, смехача Жванецкого… Учините на радостях пир и тут же сотворите план, как обрушить на голову русского народа силищу моего фотона. Не-е-т, друзья хорошие! Не видать вам моей всесильной энергии. Пока жив, я буду держать энергию фотона в своих руках, а когда умру, она попадёт в руки моих сыновей, и через них потом перейдёт в распоряжение владык…

Он повернулся к Уго Чавесу и Ахмет Жану:

– Вот таких благородных и честных, верных своим народам, любящих Родину. Мы вооружим энергией фотона великого славянского рыцаря Александра Лукашенко, дадим своё оружие всем лидерам – верным сынам своих народов. «Евпатий Коловрат» сплотит вокруг себя прогрессивные, народные режимы, поможет им одолеть «пятую колонну», освободить родную землю от тайной сатанинской силы.

На этой ноте академик закончил свой монолог.

– На сегодня хватит! Будем обедать, а затем отдыхать. Каждому из вас приготовлена каюта.

Академик подошёл к гостям, сказал:

– Пойдёмте, господа!

Но они не успели сделать и первого шага, как Путин застонал и стал опускаться на пол. И потерял сознание. Уго Чавес и Ахмет Жан наклонились над ним, но подошедший Фёдор Светов успокоил их:

– Ничего страшного! Я ему в затылок стрельнул дозу лучей Простакова – мы ими лечим больных, – но такую, чтоб он на время потерял сознание, а затем будет спать до утра, и уж потом, после завтрака, я отвезу его на «Пчёлке» в Пентагон и там сдам хозяевам.

Фёдор расстегнул на Путине пуговицы пиджака, вынул из внутренних карманов шпионскую аппаратуру и положил её в свои карманы. Пришёл доктор с санитарами, и они понесли человека, назвавшегося Путиным, в отведённый ему кубрик.

Нельзя сказать, чтобы эпизод сильно поразил гостей академика Светова; по многим едва заметным приметам они видели ненатуральность российского президента, и потому держались от него поодаль, не заговаривали и, если Путин обращался к ним, отвечали коротко и сухо. Теперь же оба президента облегчённо вздохнули и невольно улыбнулись. Их компания сама собой очистилась от инородного элемента, и они теперь намеревались обговорить с академиком Световым волновавшие их вопросы. И как только сели за стол, Уго заговорил первым:

– Вы для нас Отец родной, избираем вас главой Клуба президентов; недавно у нас такой клуб образовался.

Взял за локоть Ахмет Жана:

– Верно я говорю, брат Жан?

– Верно говоришь, верно, Уго. Но я скажу больше. Вы не президент, вы пророк и первый человек у престола Магомета, а мы ваши дети. Моя древняя великая страна готова служить вам и исполнять вашу волю. Что от нас нужно? Деньги? Скажите, какие деньги нужны «Евпатию Коловрату», и я доставлю вам любую сумму. Но, может, вам и вашим людям, а их на корабле, как я слышал, много, – так, может, нужна одежда, еда, посуда, книги, – скажите мне – и у вас будет всё! Аллах даст мне силы, если я буду служить вам.

Его поддержал Уго Чавес:

– Владимир Иванович, родной! Велика и богата моя страна, – у нас к русским исконно добрые, братские чувства, примите и вы нас в лоно своей любви. Пусть слышат наши боги: мы хотим жить с вами одной семьёй. Американцы сильны, они сволокли к себе все богатства мира. А теперь и Россия работает на них. Никто из нас в одиночку не сладит с этим шайтаном: нам нужен союз с Россией, Китаем и Индией. В Москву мы теперь не ездим: там сидят те же американцы. Вся надежда на вас, на непокорённую русскую территорию, на новую энергию, которую вы, как молнию, держите в руках.

Академик слушал президентов, и глаза его торжественно сияли.

– Спасибо, друзья! Считайте, что я вас усыновил. Но предупреждаю: дисциплина в нашей семье будет строгая. Ваших внутренних дел я касаться не стану, но будут у нас и дела общие, – так сказать, мировые. Вот вам мой первый наказ: представьте мне режимы, которые можно назвать народными, национальными. И такие, где извели дух демократов и либералов. Вы должны быть владыками, царями и править без оглядки на внешние силы, – главное, на Америку. Американский дух – это дух растления и маразма, искусственный ядовитый наркотик для главных титульных наций. Этнический коктейль – вот стратегия американцев. Янки всюду смешивают народы, творят Вавилон. История, как известно, знает Вавилон, – и знает так же, что он был разрушен. Разноплемённый сброд стал делать башню и по ней хотел залезть на звёзды, но такая затея оказалась химерой, и люди перестали понимать друг друга, перессорившись, уничтожили Вавилон. Демократы и их пособники либералы не только убивают других, но в затеваемых ими войнах погибают и сами. Кому-то из вас я уже говорил, но позволю себе повториться: жил в России великий человек и ещё более великий учёный Альфред Нобель. Отец у него был швед или норвежец, а мать – русская. Так он сказал: демократия – это власть подонков. А Сталин о механизме выборов такой власти заметил: «Неважно, кто и как голосует, важно, кто считает». Я же к этому добавлю: демократ – это человек, который на белое говорит чёрное и наоборот. А если проще сказать: обманщик.