
Текст книги "Суд идет"
Автор книги: Иван Дроздов
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)
Мой вам совет: создайте у себя группы смышлёных ребят, а мы их снабдим аппаратами типа «Пчёлка», обучим летному делу и затем вооружим миниатюрными приборчиками, способными превращать любого человека в исполнителя уже знакомой вам песенки.
Кто ты? Тебя я не зна-а-ю,
Но наша любовь впереди…
Президенты задумались и будто бы приуныли, а капитан удивился такой реакции на его предложение.
– Вы чем-то озабочены, друзья?
– Да, я, наш капитан, недоумеваю, – заговорил Уго Чавес, – вы хотите дать «Пчёлку» каким-то ребятам, но я был бы самым счастливым человеком, заполучив в свои руки такое могущество.
Ахмет Жан пожал плечами:
– Аллах вам судья, но вы забыли обо мне. Да я от зависти умру, если вы свою «Пчёлку» дадите моему другу Чавесу, а про меня забудете.
– Успокойтесь, друзья! Вы, конечно же, получите первыми от меня такой подарок. У нас много «Пчёлок» – три эскадрильи, по десять аппаратов в каждой. А кроме того, у нас есть цех, и в нем мы способны производить разные модификации «Пчёлок». Будут у вас не только аппараты, но и целые эскадрильи этих замечательных машин. Вы ещё не знаете их возможностей. Они способны подниматься в космос и там развивать скорость, равную скорости света. Но мы лишь в опытном порядке выходили на скорости, равные десяти звуковым скоростям. Но и такая скорость практически устраняет для нас проблему пространства и расстояний. Она позволяет завтракать в Америке, обедать в Африке, а ужинать в вашей благословенной стране.
– Слава Аллаху! – воскликнул Ахмет Жан. – Не иначе, как он помогал вам создавать такое чудо! Но скажите, учитель: что за двигатель носит по воздуху этот волшебный корабль? И сколько служит такой двигатель?
– А этот ваш вопрос и является самым главным. Двигателя нет, а есть световые платы: они так малы, что мы их помещаем вовнутрь обшивки аппарата. Они внизу, наверху и по бокам. Электронные сигналы компьютера управляют их энергией. Четырёх миниатюрных плат хватает на сотни лет, и мы ещё не знаем их конечных возможностей. В них и заключается волшебство этих летательных аппаратов; в них же – в энергии фотона, – будущее всего человечества. И залог здоровья нашей планеты; мы, наконец, перестанем выкачивать из её недр нефть, газ и уголь – её кровь, её мышцы, её кислород. На службу человеку поставим божественную силу молекулы и атома.
Драгана испытывала прилив необычайной энергии и восторга от предвкушения полёта на сказочном самолёте, но больше от того, что Фёдор обещал ей подарить свою «Пчёлку» и остаться на её острове для завершения обучения Драганы мастерству пилотирования. Молодая женщина ещё не знала о решении академика подарить самолёты двум президентам, и сознание того, что она одна в целом свете – кроме лётчиков «Евпатия» – станет обладателем совершенно невероятной летательной машины, до краёв переполняло её существо. Она ещё ничего не сказала Фёдору, но втайне решила взять на себя заботу о полном обеспечении «Евпатия» всем необходимым, и это её решение вдруг наполнило её сердце неизъяснимой радостью. Она, наконец, нашла достойное применение деньгам, которые получала от гостиниц; она становится полноправным бойцом в рядах защитников России и всего славянского мира от вселенского жулья, напавшего на Россию и на её несчастную Родину – Югославию.
Академик Светов подарил Уго Чавесу и Ахмет Жану летательные аппараты, выделил каждому пилота-инструктора, и президенты полетели к себе домой.
С Фёдором летели все остальные пассажиры.
Садясь в «Пчёлку», Путин спросил Фёдора:
– Куда вы меня повезёте? И если можно, скажите мне: что вы со мной намереваетесь делать?
– Вы – шпион, и по законам всех государств шпионов судят, а затем… к стенке или пожизненное заключение.
И – после паузы:
– Но вы человек русский и, как мне думается, будете помогать России.
– Да, я человек русский и готов служить России.
– Считайте, что мы договорились. Но помните: малейшее предательство – и вы, как тот генерал, запоёте песенку. Что же до вашей службы и жизни – устраивайтесь по своему желанию, но помните: каждый ваш шаг отслеживает компьютерная система «Евпатия». Мы в вашей жизни ничего не собираемся менять. И никаких заданий вам давать не будем. Если же вы нарушите наш договор и вздумаете нам вредить – у вас ничего не получится. Во-первых, вы никогда не узнаете, где находится наш корабль. Вы и сейчас не смогли бы указать его местоположение. Корабль всё время перемещается, – причём с большой скоростью. Но предположим невозможное: к нам приблизилась вражеская подводная лодка. Её экипаж в одно мгновение превратится в мужской хор и запоёт известную вам песенку. Если же он, всё-таки, каким-то чудом нас обнаружил и выпустил ракеты, они взорвутся в момент вылета и разнесут в клочья свой же корабль. Советую вам всё это хорошенько запомнить.
Двойник Путина сказал:
– Певца из меня вам делать не придётся. Я счастлив, что вливаюсь в ряды русских патриотов.
Сидели за столиком посреди салона. По совету Фёдора Драгана задала машине пункт назначения – усадьба Рауля Кастро, задала режим полёта – совсем нескорый, и с интересом слушала разговор мужчин. Заявление ложного президента её заинтересовало. Спросила резидента:
– Сколько вам платили за вашу работу?
– Десять тысяч долларов в месяц.
– А если я вам дам в два раза больше? И для исполнения обязанностей не потребуется никакой игры. И опасности никакой не будет. А? Что вы скажете?..
Про себя подумала: было бы интересно иметь у себя на службе человека, похожего на президента России. Он и говорит, как Путин, и его походка с отмашкой руки, и манеры… Видно было, он прошёл серьёзную подготовку, и как артист имеет немалые таланты.
– Что вы скажете, Юрий Иванович? Вас так, кажется, зовут?
– Благодарю за доверие, но я уже ангажирован господином Фёдором.
– Но если так… Желаю успеха.
Юрий Иванович повернулся к Фёдору:
– Вы оставили меня на прежнем месте – я чувствительно вам благодарен, но я бы хотел включиться и в активные действия в пользу России. Хотел бы наказать трёх генералов, которым поручено постоянно вредить России, придумывать советы для президента Буша, продвигать войска НАТО к вашим границам. Они по всей Америке искали человека, похожего на Путина. И нашли. Он перед вами, ваш слуга покорный. И моя экспедиция на Русский остров – их рук дело. Я хотел бы примерно наказать этих моих начальников, а ваших врагов.
– Хорошо. Вы нам покажете кабинеты этих начальников, а мы для них что-нибудь придумаем.
– Не надо ничего придумывать, а мы заставим их петь уже знакомую нам песенку. И хорошо бы, если бы вы доверили мне включить рычажок.
– Согласен, а пока мы летим, я покажу вам эти рычажки.
Юрий Иванович воодушевился:
– А вот это будет здорово!
Драгана прибавила скорости, и через несколько минут Пентагон, раскинув свои крылья, как чёрный паук, очутился у них под самолётом. Фёдор хотел было взять в руки пульт управления, но Драгана сама подводила машину в нужное место. И Фёдор сказал:
– Потуши скорость совсем, а вы, Юрий Иванович, укажите окна кабинетов.
Юрий Иванович взял в руки «мобильник» и в знакомой всем путинской манере стал говорить:
– Алоис, это ты? Ну, здравствуй! Я Готлиб. Твоё задание выполнил и хотел бы тебе доложить.
Алоис откинулся на спинку кресла, оглядывал кабинет, таращил во все стороны глаза.
– Алоис, ты меня не узнал? Я Готлиб… тот самый, которого ты частенько называешь поросёнком. На корабле я был и академика Светова видел. Скажу вам по чести, хороший старик, не чета вам. Он знал, кто меня послал, и вот… посоветовал надрать тебе уши.
Генерал озирался:
– Что за чертовщина завелась у меня в кабинете?..
Он размашисто прошёлся от стола до двери, и ещё раз, ещё… затем весь сжался, сник, – вспомнил чьи-то рассказы о проделках русского парня с далёкого острова Кергелен. Пролепетал:
– Но, может, ты Вася с Кергелена?
– Какая тебе разница, Вася я или Готлиб, важно другое: ты сильно прокололся, Алоис! Подложил свинью Пентагону и даже самому малохольному Бушу. Твоего ягнёнка Путина изловила советская разведка и доставила к настоящему Путину, а тот позвонил Бушу, и теперь ты можешь вообразить, какая заварится каша. Ты глуп, Алоис, но это ещё полбеды; тебя подозревают в работе на Массад, а Массад, сам знаешь, завязан тугим узлом с разведкой российской. По сути это одно и то же. И там евреи, и там они же. Ты теперь смекаешь, в какую лужу ты вляпался? А?..
И кабинет Алоиса, и сам Алоис, как на телевизионном экране, проектировались на стене затемнённой кабины «Пчёлки». И Драгана, и все пассажиры наблюдали за каждым движением хозяина кабинета. И это было чрезвычайно интересное зрелище. Алоис, генерал со многими звёздами, то поднимался в кресле, то падал и до белизны в пальцах сжимал подлокотники. А то он всей своей массивной тушей вжимался в кресло, лепетал толстыми мокрыми губами:
– Вася, ты где? Здесь, у меня, ты невидимка, чёрт бы тебя побрал! Что ты хочешь со мной сотворить?.. Я слышал, ты чем-то тяжёлым бьёшь по ноге и нога становится ватной. У нас был генерал, которого ты ударил. Он после этого не ходил, а прыгал, как лягушка, и одной ногой как-то звонко шлёпал по паркету. Генерала уволили и запретили показываться в Пентагоне. Вася, пощади! Я молодой, мне ещё далеко до пенсии.
А Готлиб продолжал:
– Ну, ладно: Вася так Вася, а твой агент Готлиб теперь выкладывает русскому президенту все секреты Пентагона. Смекаешь, чем это для тебя пахнет? Но тебя может спасти волшебная песенка. Я сейчас её напою, а ты запоминай.
И запел: «Кто ты? Тебя я не зна-а-ю, но наша любовь впереди…»
Пропел куплеты три раза и сказал:
– Ну, запомнил?.. Хорошо. Теперь ты каждого, кто к тебе заходит, будешь встречать этой песенкой.
И как раз в это время к нему вошёл какой-то важный генерал весь в орденах и звёздах. Шестиконечные знаки и голубые ленты сверкали у него на груди и даже на животе. Генерал сделал три шага и на середине кабинета остановился. Его поразил необычный вид Алоиса. Откинувшись на спинку кресла, развалившись вальяжно, он как-то хитро смотрел на вошедшего и улыбался. А потом тихо, приятным мужским баритоном запел:
Кто ты? Тебя я не зна-а-ю,
Но наша любовь впереди.
Приходи же, друг мой милый,
Поцелуй меня в уста
И поверь: я тебя до могилы
Не забуду никогда.
Вошедший генерал оглянулся: нет ли тут ещё кого, и потом приблизился к хозяину кабинета. А тот сидел, развалившись в кресле, и с прежней идиотской ухмылочкой, покачивая головой, смотрел на начальника.
– Что с тобой, Алоис? Какая тебя муха укусила? И хотел ещё что-то сказать, но тут в кабинет вошла секретарша. И, увидев своего шефа в странной позе и с улыбочкой сумасшедшего человека, отступила назад. Но шеф, устремив на неё безумный взгляд, запел:
Кто ты? Тебя я не зна-а-ю…
И пел, и пел – проникновенно и нежно, голосом влюблённого человека.
Генерал, наклонившись к ней, сказал:
– Позовите врача и двух санитаров.
Медики пришли быстро, и генерал шепнул врачу: «Кажется, спятил. Я давно замечал за ним неладное».
Врач приблизился к Алоису, но тот, не моргнув глазом и продолжая нежно улыбаться, запел… Однако допеть куплеты не успел: санитары подхватили его под белы ручки и поволокли из кабинета. Но и в этом положении, не успевая перебирать ногами, генерал пел. И только в коридоре перед выходом из здания он несвязно пролепетал последний куплет.
Драгана была в восторге, она захлопала в ладоши, но тут же опомнилась, перебирая пальцами кнопочки и рычажки управления, тихо спросила:
– Нас не слышат?
– Не слышат и не видят. Так что можете смеяться, говорить, что хотите.
Взглянул на Путина, но тот был печален, опустил голову и готов был расплакаться.
– Вам жалко генерала? – спросила Драгана.
– Да. И себя тоже. Этак-то вы и меня… в любой момент.
– Да, и тебя. И любого, кто идёт против России, кто служит дьяволу. Но вы – русский человек, и, я надеюсь, именно в эти минуты твёрдо переходите на нашу сторону. Мы русские, и с нами Бог. Мы воины Христовы, на нашем знамени горят слова: Родина или смерть! А при капитализме пусть живут другие. Воровская жизнь – не наша молитва. Быстрее решайте: с кем вы? С людьми труда и чести или с шайкой жулья.
Помолчав, добавила:
– У нас с тобой, Юрий Иванович, впереди большие дела. Ну!.. Показывайте окна, где расселись два остальных генерала. Пусть и они запоют нашу песенку!
Около часа потратили и на этих ещё генералов.
– А теперь, – кивнул Фёдор Драгане, – берите курс на Русский остров. И скоростёнки немного прибавьте. Я устал, и мне бы хотелось немного расслабиться.
Драгана, установив скорость и пункт назначения, обратилась к Фёдору:
– У меня к вам просьба. Я вас умоляю! Я встану на колени. Дайте и мне возможность отомстить за нашего президента Милошевича! За Югославию! За моих соотечественников, погибших от американских ракет и бомб. Дайте! Научите! Помогите!.. Я вас прошу!
С чувством восхищения и благоговейного восторга смотрел Фёдор на святую и прекрасную женщину. И в эту минуту своего озарения думал о величии славянской души, о нашем извечном стремлении к подвигу во имя жизни на земле – и о том, что не напрасно же Бог одарил наш православный люд своей любовью и покровительством, не зря он призвал нас в лоно православной церкви. Слёзы умиления готовы были брызнуть из его глаз. И чтобы окончательно не показать Драгане свою слабость, он молча протянул ей и волшебный пульт с рычажками и клавишами управления, и маленький пульт, похожий на мобильник, и тихо проговорил:
– Нате, берите – она ваша.
– Кто? – не поняла Драгана.
– «Пчёлка». Моя «Пчёлка». Я её очень любил, но теперь она – ваша.
Драгана, не помня себя от радости, взяла средства управления, благодарила за «Пчёлку» и за то, что он этим своим царским жестом круто изменял всю её жизнь, наполнял её духом борьбы и грядущих побед.
Молодая женщина повернулась к сидящим за круглым столиком Борису и Павлу Неустроеву. Подняла над головой приборы управления, сказала:
– Время и пространство для нас не существуют. И враги повержены!
Борис и Павел не находили слов. Они были растеряны; они знали, что чудеса на свете есть, но скажи им минуту назад, что в их руках окажется такое сокровище, они бы не поверили.
Драгана была на седьмом небе от предвкушаемых сеансов, которыми она угостит многочисленных врагов родной Югославии.
Каждый год она дважды или трижды вылетала в Сербию, встречалась с друзьями, искала с ними пути помощи своей несчастной Родине. В Белграде жил её дядя Савва Станишич, младший сын дедушки. У неё тут был и собственный дом, подаренный ей дедом ещё в пору, когда тот и сам частенько навещал страну своих предков, имел в Белграде и других югославских городах много друзей, болезненно переживал обстановку, которая складывалась в Югославию, пытался остановить распад страны, но силы, разрушавшие мир славян на Балканах, были велики, изощрённо хитры и коварны, – он, несмотря на свои миллиарды долларов, которые у него лежали в американских банках и в банках других стран, несмотря на связи в деловом мире, помочь Белграду не мог.
С дедом Драганом в Белград прилетала его любимица внучка, вначале школьница, затем студентка Московского университета. Она тоже невольно втягивалась в политическую борьбу, но и она со своими молодыми друзьями ничего не добивалась. Но вот теперь она получала в руки оружие и поведёт новую атаку на своих врагов.
Совсем недавно, когда она с мужем и Фёдором Световым прилетела в Белград и только что расположила друзей в апартаментах своего дворца, из Америки пришёл пакет от дедушки Драгана с материалами, объясняющими природу событий, происходящих в Югославии.
Дедушка писал:
Дорогая внучка!
Мой сын, а твой дядюшка Ян, мне сказал: ты совсем перестала заниматься наукой и посвящаешь себя борьбе. Это рискованно, опасно, но я одобряю твой выбор. В жизни человека, как и в жизни народа, бывают времена, когда лопату и мотыгу надо откладывать в сторонку и браться за меч. Теперь как раз такое время. Можно, конечно, сохранить себя, жить в холе и удобствах, но тогда погибнут государство и народ, а без народа какая жизнь? И зачем тогда жить? Без борьбы живёт обыватель. Он уподобляется жвачному животному, которое ничего вокруг себя не видит, кроме корыта. Я всегда смотрел на такого человека с сожалением; я ему сочувствовал, но теперь я таких людей презираю. Жизни без борьбы не бывает. Без борьбы бывает прозябание.
Я тебя благословляю, внученька, но, конечно же, – будь благоразумна, соблюдай осторожность. Ты уже теперь знаешь; я тебе говорил, да ты и сама убедилась: враг у нас один – это сионизм. У еврея бывают пособники, шабес-гои – они тоже наши враги, потому как пропитаны духом жидовства. И всегда, во всех случаях – если к такому человеку присмотришься – за ним стоит еврей. И это говорю тебе не я один. Первый президент Америки Джордж Вашингтон сказал о евреях: «Весьма прискорбно, что ни одно государство, более старое, чем это, не смирило их, как чуму общества и величайших врагов его, присутствием которых «осчастливлена» Америка». А вот что сказала австрийская императрица Мария Терезия: «Впредь ни одному еврею, как бы он ни назывался, не должно даваться права жительства здесь без моего письменного разрешения. Я не знаю более вредной для государства чумы, чем этот народ, вследствие его умения путем обмана, ростовщичества и денежных сделок доводить людей до нищенства и заниматься всеми теми делами, которые вызывают отвращение всякого честного человека. Следовательно, по возможности они будут перемещены и изгнаны отсюда».
Если мыслить категориями истории, то не так уж много времени прошло с тех пор, когда писались или говорились эти слова. Ничего не изменилось во нравах и психологии людей. Верными своей исконной природе остались и евреи. Помни это и умей различать в человеке жида. Еврей не всегда имеет характерное иудейское лицо, он не всегда носит на голове чёрную шапочку и имеет походку Чарли Чаплина, – в человеке надо слышать дух еврея, видеть его и понимать. Ты биолог и лучше меня знаешь: в человеке работает молекула, клетка, кровь. Посмотри, как зеленеет от злости еврей, если ты при нём всего лишь произнесёшь слово еврей. Он тотчас же кричит: националист! Расист! Фашист!.. Секрет тут прост: на воре шапка горит! Недаром я такую пословицу слышал у многих народов, но, прежде всего, это русская пословица, а значит, наша, славянская. Еврей от века и по самой своей глубинной сути расист. В расизме его сила, тайна его выживания и власти над людьми. Он знает свою силу и потому боится, как бы эту природную, органическую для всякого живого существа энергию не разгадал гой и не взял себе на вооружение. Вот тогда еврею будет худо, когда у его врага появится такая же сила, которая от века принадлежит ему. Сила эта неодолима.
Вот поэтому ищи не только иудея, но и человека своего, умей различать родного от неродного. Неродной ненадёжен, он всегда настороже и при удобном случае подставит тебе ножку. Мы эту особенность в людях хорошо увидели на примере русского человека. Люди нерусские, которых он опекал, учил, защищал и даже кормил, сегодня русских теснят и гонят, стремятся унизить и оскорбить и даже называют рабами, неграми. Вот она кровь, вот она раса, вот что такое расизм. Евреи, как нация, старше нас, у них многотысячный опыт выживания. Вот почему расизм для них – линия жизни, и по той же причине они не желают, чтобы их враг, – а это все неевреи, – избрали эту линию своей.
Как это часто бывает: дети не верят отцам. Они хотят иметь своё мнение и идти своей дорогой. Но хорошо бы при этом помнить мудрое указание Бисмарка: «Чтобы прийти к цели, нужно выбрать верную дорогу». Предыдущие поколения тоже искали верную дорогу. И нередко они нащупывали этот единственно верный для себя путь. Дай тебе Господь силы и мудрость разглядеть этот путь и вовремя ступить на него.
Твой дедушка
В пакете Драгана нашла Обращение французского императора Наполеона Бонапарта к Государственному совету Франции.
Позволю себе привести полностью этот документ. Пусть не думают, что дед Драган, а вместе с ним и автор, одиноки в своих поисках верного пути для наших внуков и правнуков.
Вот что сказал Наполеон:
Они главные возмутители в современном мире. Они стервятники человечества. Они образуют государство внутри государства. Несомненно, они не являются законопослушными гражданами… Зло в них исходит не от отдельных личностей, но от коренной природы сего народа. Деятельность еврейской нации со времён Моисея, в силу всей её предрасположенности, заключалась в ростовщичестве и вымогательстве. Французское правительство не может равнодушно смотреть на то, как низкая, опустившаяся, способная на всякие преступления нация захватывает в своё исключительное владение обе прекрасные провинции старого Эльзаса. Евреев приходится рассматривать как нацию, а не как секту. Это нация в нации. Я бы хотел на определённое время лишить их права выдавать займы под заклад, потому что слишком унизительно для французского народа быть обязанным этой низкой нации. Целые сёла обобраны евреями, они снова ввели рабство; это настоящие стаи воронов. Вред, причиняемый евреями, не происходит от отдельных лиц, но от всего этого народа в целом. Это черви и саранча, опустошающие Францию. Я решил исправить евреев, но я не хочу их иметь больше, чем их есть, в моём государстве. Я делаю всё, чтобы доказать моё презрение к этой подлейшей нации мира. Евреи являются нацией, способной к самым ужасным преступлениям. Я хотел сделать из них нацию граждан, но они не годны ни к чему, кроме торговли подержанным добром. Я был вынужден провозгласить закон против них за их ростовщичество, и крестьяне Эльзаса передали мне свои благодарности.
Философскими учениями жидовского характера не изменишь, для них нужны исключительные, специальные законы.
К жидам относятся с отвращением, но надо признаться, что они действительно отвратительны; их также презирают, но ведь они и достойны презрения.
Наполеон Бонапарт (1769–1821),
Император Франции.
Из обращений к Государственному
совету 30 апреля и 7 мая 1806 года.
В тот же день, когда Драгана с мужем и Фёдором Световым прилетела в Белград, она позвала своих ближайших друзей: Божидара Малошевича и Горислава Вутича. Это были люди разного возраста, бойцы невидимого, но уже сильного, постоянно разрастающегося сопротивления за прежнюю социалистическую Югославию, за возврат отколовшихся от Белграда областей и провинций в лоно прежней, сильной и процветающей страны Балканского полуострова Южной Славии.
Кое-что я об этом уже писал в предыдущем своём романе «Славянский котёл», и поначалу я хотел определить своё настоящее повествование как очередную часть этого романа, но события нашего времени так стремительно летят, перемены наступают так быстро, и они так велики, что мне потребовался новый роман с новыми героями, событиями и обстоятельствами, которые вторгаются в нашу жизнь со скоростью и силою цунами, потрясающими разжиревшую и обнаглевшую Америку.
Драгана принимала друзей во дворце своего дедушки. В Белград она наезжала часто; здесь жил её дядюшка Савва, профессор, специалист по новейшей истории России; русоволосый, синеглазый, с непросыхающей улыбкой мужчина лет сорока. Драгана была счастлива от сознания, что природа подарила ей таких замечательных дядьёв. Она при этом вспоминала Сергея Есенина. У него тоже было трое дядюшек. О них он писал: «Дядья мои были ребята озорные и отчаянные. Они посадили меня на лошадь и сразу пустили в галоп… Потом меня учили плавать. Один дядя (дядя Саша) брал меня в лодку, отъезжал от берега, снимал с меня бельё и, как щенка, бросал в воду. Я неумело и испуганно плескал руками, и, пока не захлёбывался, он всё кричал: «Эх, стерва! Ну, куда ты годишься?». «Стерва» у него было слово ласкательное».
Но сейчас дядюшки в городе не было, и Драгана одна принимала друзей. Пришли к ней шесть человек; старший по возрасту из них, и он же руководитель недавно созданной молодёжной организации «Партизанская бригада», Божидар Малошевич – почти однофамилец свергнутого демократами и посаженного в тюрьму президента Югославии Милошевича. Божидар был самый талантливый в Югославии карикатурист и публицист. Он недавно в одной из своих статей написал:
«Прости, Россия. Мы, сербы, не можем быть с тобой больше ни в каком союзе, пока ты не начнёшь управлять сама собой, пока не перестанешь торговать своими союзниками, продавая их за гроши и пустые лозунги. Мы не сможем быть с тобой до тех пор, пока ты не освободишься от антиславянских элементов…»
Шумели, галдели – и всё об одном: о выборах в скупщину, а затем и президента. Предлагали разное: кто вывести народ на центральную площадь и устроить там лагерь по типу украинских оранжистов. И писать плакаты, листовки. Другие призывали устроить марш под лозунгом «Сербы идут!» Но больше было предложений начать расписывать заборы, стены домов призывами бойцовского характера. Раздавались голоса: «Хватит сидеть в обороне! Пора переходить в наступление!»
Заговорил с ними Фёдор Светов. Он сказал, что так уж вышло, в информационной войне, которую навязал русским мировой сионизм, все главные орудия в руках противника: радио, газеты, телевидение. Русский народ оказался безоружным и в одночасье потерпел поражение. Но русские не сидят сложа руки: они копят силы для наступления. И для начала составляют списки тех, о которых говорил Генри Форд – главных виновников войны.
Фёдор подробно рассказал о том, что происходит в России. И предложил сербским партизанам также составлять списки главных врагов Югославии. О том же, что собирается делать экипаж «Пчёлки», и о самой «Пчёлке» Фёдор пока умолчал. Он остерёгся раскрывать перед сербскими друзьями свои конкретные планы.
Драгана почуяла сердцем осторожность Фёдора и не обиделась на него. Проводив друзей и условившись с ними об очередной встрече, она предложила Фёдору перейти к делу. Ей не терпелось нанести первый удар по главным разрушителям её Родины, – их-то имена ей были известны.
Сборы были недолги. Орудия борьбы у Фёдора готовы; он в своей лаборатории разрабатывал их много лет и теперь предложил нанести первый удар по скупщине. Как и в России, здешняя дума кишела врагами народа, которые, как и у нас в России, ловко выдавали себя за патриотов. К депутатам скупщины вполне были применимы слова мудреца, который на замечание «Дураков-то и евреев не так много – как же они умудряются быть повсюду?» сказал: «Да, это верно: дураков и евреев не так уж и много, но расставлены они так ловко, что их везде хватает».
Вот по тем, кто «расставлен так ловко», Фёдор и решил нанести свой первый удар.
На боевую операцию полетели Драгана, Борис, Павел и Фёдор. Драгана по заданию Фёдора завесила «Пчёлку» посередине улицы, на которой стояло здание скупщины, – а если по нашему, по-русски – Государственная дума. Над главным входом в здание, на гладком квадрате из розового мрамора, Фёдор, при помощи самолётного компьютера, укрепил фотонную плату, которая тут и «зажгла» портрет спикера думы – лысого толстяка с тремя подбородками и с лоснящейся кожей на круглом мясистом лице. Его звали Лазарь Починок. Злой и коварный был этот человек, и поначалу депутаты его боялись, но как только они прознали о его связях с королями игорного бизнеса и пивными баронами и о наличии у него крупных счетов в швейцарских банках, его перестали бояться. В лицо ему говорили дерзости. Особенно донимал спикера депутат от либералов, нахал с лужёной глоткой Любомир Жирный. Однажды в день рождения спикера Жирный, умевший неплохо рисовать, подарил Лазарю писанный маслом его портрет собственной работы. Все находили портрет неплохим, но только Любомир то ли по небрежности, то ли по злому умыслу изобразил спикера в таком виде, какой бывает у него в момент крайнего раздражения: со склоненной набок головой и приоткрытыми зубами в левом углу рта, спикер обиделся и не хотел брать портрет, но кто-то ему сказал, что портрет шуточный, вроде дружеского шаржа, и Лазарь подарок принял. Вот этот-то портрет и дала Фёдору Драгана. Его и решил вписать Фёдор в центре мраморного квадрата. Увеличенный в десятки раз, спикер с приоткрытыми зубами будет смотреться как чрезвычайно обозлённый, готовый разорвать в клочья каждого, кто к нему приблизится.
Любопытно, что в Сербии среди видных политиков – министров, депутатов, известных журналистов – не было сербов. Вот печальный факт, по которому можно изучать еврея: если уж им удалось протиснуться в коридоры власти, они очень скоро вытеснят, передушат всех чужаков; возле себя иного по крови они не терпят; только свои да наши, – по виду, по духу, по составу крови – свои! Только свои!
Так было в России в 1917 году, после захвата власти большевиками. Все наркомы, все члены ЦК, все редактора и журналисты – только евреи! А если не хватало евреев, Ленин находил латыша, литовца, чеха, поляка… Только бы не русского! И даже татар, долго живущих рядом с русскими, – не надо! И башкир, всегда дружественно настроенных к русским, тоже не надо!.. В результате появилась страшная статистика: в первом советском правительстве Ленина и одного не было русского! В наркомате просвещения у Луначарского – Боже упаси!.. И духа русского не должно быть! А на единственный в Москве театр для детей Луначарский нашёл молоденькую жидовочку Наталью Сац. И так везде, во все щели понатолкали евреев. Именно в те первые годы советской власти, спасаясь от Троцкого-Бронштейна, ставшего главнокомандующим сухопутными и морскими силами русской армии, в Париж приехал отец писателя Куприна, полковник генштаба царской армии. На вокзале его встречали журналисты. Спросили:
– Ну, как там в Петрограде советская власть укрепилась?
– Да, в Петрограде укрепилась.
– А в Москве?
– И в Москве тоже.
– А во всей России?
– На всю Россию у них жидов не хватило.
А примерно в то же время не то с ликованием, не то с плохо скрываемой угрозой английский премьер Уинстон Черчилль говорил:
«Нет надобности преувеличивать роль, сыгранную в создании большевизма и подлинного участия в русской революции, интернациональных евреев-атеистов. Более того, главное вдохновение и движущая сила исходят от еврейских вождей. В советских учреждениях преобладание евреев более чем удивительно. И главная часть в проведении террора, учреждённого Чрезвычайной комиссией по борьбе с контрреволюцией, была осуществлена евреями и в некоторых случаях еврейками. Такая же дьявольская известность была достигнута евреями в период террора, когда Венгрией правил Бела Кун.
Всемирный заговор для ниспровержения культуры и переделки общества на началах остановки прогресса, завистливой злобы и немыслимого равенства продолжал непременно расти. Он был главной пружиной всех подрывных движений XIX-го столетия. Сейчас эта шайка необычных личностей, подонков больших городов Европы и Америки, схватила за волосы и держит в своих руках русский народ. Фактически став безраздельным хозяином громадной империи. Нет нужды преувеличивать роль этих интернациональных и большей частью безбожных евреев в создании большевизма и в проведении русской революции. Их роль несомненно очень велика, вероятно, она значительно перевешивает роль всех остальных».
Из речи в Палате Представителей
5 ноября 1919 года.
Повесив на думе портрет спикера, наши друзья полетели к другим объектам.