Текст книги "Навстречу неизведанному"

Автор книги: Иван Глушанков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

В этой оживленной части Петербурга, походившей на предместье, так как центр города был на противоположной стороне Невы, жили только моряки, офицеры флота, рабочие и служащие Адмиралтейства.

Здесь все напоминало о флоте, даже названия улиц: Морская, Галерная и другие. Да и весь Петербург напоминал спущенный со стапелей новый корабль, на котором еще стучал топор мастера, подготавливающего его в большое плавание.

Первые занятия начали с изучения солдатских приемов с мушкетами. Ученики должны были уметь все, что полагалось уметь солдату и матросу.

В 7 часов утра все ученики маршировали под барабан во дворе, затем выделялся суточный наряд из восемнадцати человек и разводился по караулам, остальные шли в классы.

Днем и ночью каждый час вокруг академии «чинился рунд» (обход), а часовой, стоящий на посту у часов, отбивал склянки. В определенное время били «тапту» (зорю). После вечерней «тапты» по двору академии и вокруг нее ходил патруль из шести учеников во главе со старшим. Особое внимание обращалось на поведение учеников и дисциплину. Воспитанникам предписывалось «под страхом наказания» внимательно выполнять все «экзерциции», а во время занятий Петр Первый приказал «для унятия крика и бесчинства выбрать из гвардии отставных добрых солдат и быть им по человеку во всякой каморе (классе – И. Г.), во время учения иметь хлыст в руках; и буде кто из учеников станет безчинствовать, оных бить, несмотря какой бы он фамилии ни был…» За самовольные отлучки предписывалось строгое наказание, вплоть до ссылки на каторгу.

Содержанию обучения в академии Петр. Первый придавал первостепенное значение. Еще до открытия академии он передал Апраксину собственноручный указ и позднее утвердил Адмиралтейский регламент, где определялось: «Во Академии учить наукам: арифметике, геометрии с алгеброй, тригонометрии плоской, навигации плоской, навигации мерка то рекой, навигации круглой, ведению шканечного и навигацкого журнала, астрономии, географии, геодезии, артиллерии, фортификации, шанцам и ретранжаментам (полевой фортификации – И. Г.), апрошам (долговременной фортификации – И. Г.), черчению, толкованию корабельного гола (кораблеведение и корабельная архитектура – И. Г.) такелажным работам, рапирной науке, рисованию, экзерцициям солдатским с мушкетами». [12]12
  Полное собрание законов Российской империи, I т VI № 3937, гл. I, п. 59


[Закрыть]

4. С января 1716 года малообеспеченным воспитанникам выдавали ежемесячно по 1 рублю и для поощрения учебы определили «как в геометрию вступят сверх вышеозначенного давать по полтине на месяц и того по полтора рубля, а когда в другие высшие науки вступят – прибавить, а именно в меркаторской навигации по два рубля с полтиною; в круглой навигации по три рубля человеку на месяц». [13]13
  ЦГАВМФ, ф. 176. оп. 1, д. 100, лл. 70–70 об.


[Закрыть]

5. Вначале определенных сроков пребывания в академии не было, и наиболее способные и старательные оканчивали начальные и «высшие» науки в пять-шесть лет, менее способные – в восемь лет. Для упорядочения этого вопроса Адмиралтейская коллегия обратилась к учителям академии с просьбой сообщить их мнение о том, «в какое определенное им время могли ученики науки произойти?» Профессор Фархварсон и учитель Алфимов определили сроки обучения отдельным предметам: арифметике– год, геометрии – восемь месяцев, тригонометрии плоской – три месяца и так далее, а всего шесть лет и шесть месяцев. Скоро в дирекцию академии и школ пришло указание Адмиралтейств-коллегий, в котором говорилось: ежели кто из учеников академии «в такое время науки не примет, таких отсылать в матросы, чтоб под видом учения время не продолжали и жалования даром не брали».[14]14
  Там же, ф. 212, оп. 1725, д. 25, лл. 78–79.


[Закрыть]

Кто же учил будущих исследователей России? Кто дал им те знания, благодаря которым они с честью выполнили обширные и весьма трудные задания экспедиции по описанию ранее неизвестных мест Сибири?

Полного ответа до настоящего времени не было. Всюду указывалось только, что учили их трое иноземцев и Магницкий, имея нескольких учителей и их помощников – подмастерьев. Последние архивные исследования автора дают ответ на этот вопрос и позволяют несколько подробнее рассказать о жизни академий.

К 1724 году учебный административный и хозяйственный штат Морской академии вместе с русской и цифирной школами состоял из ста человек. [15]15
  Там же, оп. 1724, д. 29, лл. 86–95, д. 2, лл. 45–49.


[Закрыть] В него входили профессора, учителя, подмастерья (помощники учителей – ассистенты), переводчики, заведующий хозяйством, служители типографии, инструментальные мастера, подлекарь, канцеляристы и другие служители. Большинство из них ранее окончили Московскую навигацкую школу. Переведенный из Москвы профессор Андрей Данилович Фархварсон преподавал математические науки и астрономию, Стефан Гвин, профессор, учил навигации, Федор Дмитриевич Алфимов, учитель, «обучал Евклидовым элементам и главные навигацкие науки преподавал». После учебы в Навигацкой школе Алфимов некоторое время находился на практике за границей. Талантливый ученый, он часто замещал Фархварсона, участвовал в составлении учебных программ, учебников и различных астрономических и математических таблиц.

Иван Богданович Аничков обучал артиллерии, Андрей Борисович Шаховский преподавал фортификацию, Федор Стерлегов – «живописных наук учитель», Федор Михайлович Селиванов и Алексей Иванович Суков являлись «рапириой науки подмастерьями», Александр Данилович Норов – «за подмастерья в живописной науке», Иван Филлипович Смурыгин был учителем русской и цифирной школы при академии, унтер-лейтенант Матвей Дмитриевич Бибиков и сержант Иван Невский обучали военно-инженерным наукам, Федор Полетаев – «переводчик книг, принадлежащих к наукам»– часто выполнял личные задания Петра Первого по переводу английских и голландских книг, Дмитрий Осипович Грозинев являлся переводчиком при академической типографии, Никифор Богданович Полибин был заведующим типографией, Григорий Никифорович Апушкин – инструментальным мастером, Василий Дмитриевич Уразов занимал должность младшего подлекаря, Аким ПетровичДиринев являлся «комиссарчзм для раздачи денежной казны и смотрения за хозяйством академии». «Навигацких наук подмастерьев» было тринадцать человек: Ф. Ф. Угримов, М. М. Кашинцов, И. П. Дьяков, И. Г, Струков, М. Н. Страхов, А. Н. Никифоров,С. И. Полянов, С. В. Муравьев, А. Я. Сытин, С. А. Волков, И. Н. Боборыкин, Н. С. Репьев, И. С. Коптеев. Они являлись основным ядром учителей практической учебы, занимались с учениками не только в классах академии, но и в полевых условиях и на кораблях. Для подготовки будущих учителей, подмастерьев и мастеровых, потребных академии, существовали особые классы по 10–12 человек: «ученики большой астрономии», «рапирные ученики», «геодезии ученики», «типографские ученики», «ученики инструментального дела, паяльного, токарного, ковки меди и других металлов». В этих классах учились по расширенным программам наиболее одаренные слушатели.

В академии обучение велось на значительно более высоком уровне, чем в Навигацкой школе, и было тесно связано с практикой. Этому способствовало большое внимание к академии президента Адмиралтейств-коллегий генерал-адмирала Апраксина и постоянная забота «генерал-директоров» академии – Матвеева, а после него Скорнякова-Писарева.

Старанием последнего в академии была создана своя типография, и это помогло увеличить выпуск печатных отечественных и переводных учебников и других необходимых пособий. Пользовались теми же учебниками, что ив Москве, но позднее появились и новые. Лоцию Балтийского моря с 1721 года начали изучать по переведенному на русский язык учебнику Иогана Монсона «Книга морская» и атласу «размерных карт Варяжского моря», составленному Кононом Зотовым; в 1724 году появился учебник навигации Зотова «Разговор у адмирала с капитаном…», а в 1726 году – его же руководство «О погоне за неприятелем и о побеге от него». Книги Зотова излагали материал ясно и кратко и служили молодым навигаторам хорошим руководством в их практической деятельности. Они были основаны на большом практическом опыте, почерпнутом автором в дальних плаваниях.

Для астрономических исчислений в 1722 и 1723 годах были изданы таблицы восхождения и склонения солнца. В составлении этих таблиц принимали участие учителя Морской академии.

В 1717 году в переводе Велима Брюса выходит учебник географии «Книга мировоззрения, или мнение о небесно-земных глобусах» Гюйгенса, излагающий гелиоцентрические теорииТихо Браге и Коперника, а в 1718 и 1719 годах выходят еще; два переводных учебника географии: «География генеральная…» Бернхарда Варениуса и второе издание популярной в то время на Западе книги по географии Иоганна Гюбнера «Земноводного круга краткое описание».

Эти учебники географии просматривал Петр Первый и отобрал их среди многих книг для перевода на русский язык.

Книгу молодого голландского ученого Варениуса перевели во многих странах, в том числе в Англии, где ее редактировал Исаак Ньютон. Идеи этой книги только через полтораста лет были восприняты учеными, но в России с ней познакомились сравнительно рано благодаря прозорливости Петра Первого.

Фортификацию и артиллерию изучали по переводным трудам иностранных инженеров, механику – по книге русского инженера Григория Григорьевича Скорнякова-Писарева «Наука статическая или механика», изданной в 1722 году. Эта книга составлена в форме популярного пособия и чрезвычайно кратко, ясно и доходчиво излагает материал.

Ученики академии пользовались и рукописными руководствами и пособиями, составленными Фархварсоном, Зотовым и другими учителями Морской академии.

Одна из рукописей по навигации, написанная в 1721 году, под названием «Навигация или кораблеплавание плоское и меркаторское… со многих английских и голландских книг» представляет немалый интерес. Этот довольно большой труд – скорее самостоятельное произведение, чем перевод, так как авторского материала здесь гораздо больше по объему, чем переводного, что чувствуется по стилю изложения. Рукопись составлена в принятой тогда форме вопросов и ответов и легко читается.

Переводил и составлял материал штурман Иван Данилович Зимин, который в 1706 году был послан «за море в учение», а помогал ему в этой работе Иван Иванович Шамордин, купеческий приказчик. Будучи в 1722 году по торговым делам в Астрахани, Шамордин представился Петру Первому и просил об определении его в Морскую академию для окончания наук, изученных им «чрез свою охоту». Петр Первый с вниманием относился к таким талантливым самородкам и просьбу Шамор-дина удовлетворил; потом Шамордин долго служил во флоте штурманов.

В академии основой изучения морских наук считалось практическое обучение. Учебный год подразделялся на две части: теоретическое обучение зимой и весной и практика летом и осенью.

С начала навигации до поздней осени учащиеся Морской академии проходили практику на боевых кораблях Балтийского флота и береговых батареях. Некоторых направляли в Адмиралтейство учиться строить корабли. Отдельным группам практикантов поручалась геодезическая съемка районов местности с вычерчиванием карт, причем эти карты шли в правительственные учреждения для руководства в работе, так как недостаток топографских материалов особо чувствовался в таком обширном государстве, как Россия, и поэтому требовались от будущих морских офицеров немалые познания по геодезии.

Ученикам академии, проходившим морскую практику, присваивалось звание «гардемарин» (морской гвардеец), ученикам Московской школы, как правило, – «штурманский ученик». Все гардемарины и штурманские ученики должны были некоторое время отслужить простыми солдатами или матросами. На кораблях они участвовали в постановке парусов и во всех такелажных работах, «дабы всякий знал оную и мог указать во время нужды». Особое значение придавалось умению применять на практике знание навигации и астрономии.

После практики гардемарины проходили аттестацию, где им ставилась оценка, а их было три: «знает», «часть знает», «не знает», по изученным ими специальностям: штурманская, констапельская, солдатские экзерциции, матросская работа, корабельное управление.

Отпуск предоставлялся с 15 июля по 15 августа и в основном только после первого и последнего года обучения, притом только тем, кто не уходил в плавание.

Война со Швецией требовала больших расходов, и деньги на содержание академии отпускались нерегулярно. Помещения были тесными и редко отапливались. Многие ученики проживали в мазанках, нанятых для академического общежития, а часть из них расселялась по частным домам Адмиралтейского острова. В январе 1716 года, проверяя академию, Апраксин приказал часть учеников откомандировать учиться в Московскую навигацкую школу и оставить в академии только 322 человека, причем указывалось, что направлять только малодворных, за которыми числится менее пяти дворов. [16]16
  Морские рукописи. „Записки Гидрографического департамента", ч. X, СПб, 1852, с. 519–574.


[Закрыть]

В последующие годы принимаются в академию только имущие дворяне в количестве 300 человек. Доступ в нее мелкопоместному шляхетству почти закрывается. Но не всегда набиралось установленное количество; вот тогда брали малодворных дворян и солдатских детей.

Выполняя приказ Апраксина, в феврале 1716 года 67 учеников Морской академии отправили учиться в Московскую навигацкую школу. В число откомандированных попал и Семен Челюскин. За матерью его было всего три двора.

По нелепой судьбе того времени Челюскин, о котором в последующих веках скажут много добрых слов как о талантливом исследователе Севера, вынужден был покинуть Морскую академию.

Об этом отважном моряке до сих пор было известно довольно мало. Последние архивные исследования автора позволяют рассказать о жизни Челюскина более подробно.

Семен Иванович Челюскин родился в селе Борищево, Перемышельского уезда Калужского наместничества, в семье мелкопоместного дворянина, стряпчего Ивана Родионовича Челюскина.[17]17
  ЦГАВМФ, ф. Адм. канц., д. 100, л. 47.


[Закрыть] Владельцами села, стоявшего на берегу речки Квани, впадающей в реку Оку, были четверо дворян из рода Челюскиных. Во владении стряпчего Ивана Челюскина находился лишь «господский дом» с небольшой усадьбой и три крестьянских двора с проживающими в них восемью крестьянами.

Умер Иван Челюскин рано, оставив после себя вдову и двух сыновей: старшего – Герасима и младшего Семена, будущего мореплавателя. Пока не найдены документы, свидетельствующие о дате рождения Семена Челюскина. Судя по тому, что в 1714 году он был отправлен учиться в Московскую навигацкую школу, на год раньше своих будущих товарищей по экспедиции, он был немногим их старше, а возможно погодок или ровесник. По окончании Московской школы Семен Челюскин получил назначение на корабли Кетлинской эскадры; в 1725 году он находился на фрегате «Св. Яков» штурманским учеником.

В 1716 году часть учеников академии перевели в Москву, и в это же время во многие губернии направили указ о наборе недорослей в Московскую школу. Это было вызвано необходимостью укомплектовать школу, так как за 1715–1716 годы из Москвы в академию убыло 305 человек. Поэтому разосланный указ предписывал до марта 1716 года детям «малопоместных, за кем меньше десяти дворов, быть в учении в Москве в математической школе». [18]18
  ЦГИАЛ, ф. 1343, оп. 32, д. 1235, л. 51; 21


[Закрыть]

23 февраля из Калужской провинции прибыла группа недорослей и среди них Василий Прончищев. Уже на следующий день Леонтий Филиппович Магницкий познакомился со многими новыми учениками, и в том числе – с четырнадцатилетним Василием. Он остался доволен подготовкой мальчика, но был удивлен, что тот не изъявил желания учиться в этой школе, а просил отправить его в Петербургскую академию, где учились трое двоюродных братьев.

Магницкий разъяснил Василию, что в этом году в академию никого не велено отсылать, а что касается выплаты «кормовых денег», он будет ходатайствовать.

В Петербург была отослана составленная писарем «челобитная» с припиской Магницкого, что Василий Прончищев успешно осваивает «начала арифметики» и скоро приступит «во окончание арифметики», а по «скаске ево» дворов за ним нет, а «есть за отцом его», а сколько дворов, не знает. В мае пришел ответ «для ведома учителю Леонтию Магницкому» кормовых денег Василию Прончищеву «не давать для того, что за ним и за отцом его крестьянских дворов он не означил, а как он о крестьянских дворах скажет и ему тогда жалованье будет».[19]19
  ЦГАВМФ, ф. 176, оп. 1, д. 115, л. 39 об..


[Закрыть]

Трудно было на первых порах Василию Прончищеву – отказали в школьном жалованье и, к тому же, он попал всписок учеников, которые не поставлены на квартиры; «своих же дворов у них нет и поставить их негде». Однако Магницкий помог одаренному юноше, и Василий вскоре спокойно занимался в классе, где учился Семен Челюскин. Узнав, что оба из Калужского наместничества, они стали товарищами и потом по общим интересам и стремлениям связали свою жизнь единой судьбой – судьбой первых исследователей Таймыра.

Учился Василий Прончищев старательно, успешно закончил арифметику и геометрию. Третий предмет Московской школы тригонометрию– ему здесь не пришлось изучать. Осенью 1717 года Василия Прончищева и еще двоих из его класса, Петра Чаплина и Степана Малыгина, направили учиться в Морскую академию. Теперь, спустя более полутора лет, у него уже не было прежнего стремления ехать в Петербург, так как в Москве оставались товарищи и любимый учитель Леонтий Филиппович, принявший отцовское участие в судьбе мальчика. Учеба Василия Прончищева в академии началась с изучения тригонометрии. [20]20
  Там же, л. 406 об. – 408 об.


[Закрыть]

Шли годы учебы. В одной группе учились Дмитрий и Харйтон Лаптевы, Алексей Чириков, Василий Прончищев, Степан Малыгин, Алексей Нагаев, Степан Муравьев. Занимались дружно, помогали друг другу, вместе мечтали о морских вояжах и подолгу засиживались за книгами, читая вслух описания неизвестных стран, необычных животных, странных людей и их непонятных обычаев. Так хотелось все это увидеть!

Просматривая географию Гюбнера с ее интересными гравюрами, они всегда обращали внимание на мудрые афоризмы, придуманные русским переводчиком и помещенные на заглавных листах. Так, на титульном листе, где изображался Атлант, державший земной шар, было написано:

«Несу всех носящо, стар сый толь тяжкое бремя».

«Се зря из всяк учися – не трать всуе свое время».

В свободное время воспитанники академии шли смотреть молодую столицу, которая с каждым годом украшалась новыми величественными зданиями и сооружениями. При этом они часто посещали пристани, где стояли иностранные корабли и корабли молодого русского флота, вид их восхищал будущих моряков.

Большой интерес для юношей представляли так называемые «зверовые дворы», а их было два: на Троицкой площади и Хамовой улице, где находились различные звери и птицы, и в том числе слон, доставленный из Персии.

Прогулка по Петербургу обычно заканчивалась осмотром кунсткамеры, где были выставлены диковинные экспонаты: скелет человека громадного роста, собрание минералов, анатомические препараты, археологические находки. Здесь же находился знаменитый глобус, подаренный Петру Первому и привезенный из Киля.

Дружба учеников академии – будущих участников экспедиции – скреплялась не именитостью и богатством, как у многих их товарищей по учебе, а единой любовью к профессии моряка и стремлением к знаниям, полезным для отечественного флота.

Условия жизни учеников и даже преподавателей Морской академии были нелегкими. Часто задерживалась выдача денежного содержания, не хватало средств на питание, одежду.

Директор академии Матвеев в сентябре 1717 года докладывал адмиралу Апраксину: «На содержание академических всяких расходов денег у меня в приходе никаких нет, не токмо вновь прибылых гардемаринов, ни настоящих содержать оных нечем». А из разночинцев, которые математической науке обучаются, продолжает далее Матвеев, «сорок два человека во учение не ходят затем, что стали наги и босы». [21]21
  Там же, ф. 233, оп. 1, д. 142, лл. 38–38 об.


[Закрыть]

Особенно туго приходилось ученикам, принадлежавшим к мелкопоместному дворянству: родители их зачастую не могли оказать достаточную материальную помощь.

Уже на первом году учебы Харитон Лаптев и Семен Челюскин вынуждены были просить назначить им денежное жалование и предоставить жилье за счет академии.

Однако невзгоды они переносили стойко, и эта замечательная черта характера Дмитрия Лаптева, Харитона Лаптева, Василия Прончищева и Семена Челюскина в дальнейшем помогла им преодолеть трудности северных походов и заметно отличала их от многих товарищей по экспедиции.

Наступила весна 1718 г. За прошедшие два с половиной года большинство учеников академии первого набора изучили общие предметы и приступили к освоению «навигацких наук».

Весной направлялись на корабли только те ученики, которые уже начали изучать «навигацкие науки». Когда ученик приступал к практике на кораблях, то с этого года и считалась его служба во флоте.

23 апреля 1718 года в торжественной обстановке зачитали приказ о присвоении звания «гардемарина» ученикам, которые «определены в нынешнюю компанию» на корабли, и о назначении лучших учеников «для обучения других гардемаринов». [22]22
  Там же, ф. 176, оп. 1, д. 100, лл. 140; 142; 133


[Закрыть]

На корабль «Мальбурх» назначили одиннадцать гардемаринов и трех для их обучения, в том числе Харитона Лаптева. На корабль «Москва» – девять гардемаринов и четырех для их обучения, в том числе Дмитрия Лаптева. Оба корабля входили в Котлинскую эскадру. На шняву «Диана», входящую в Ревельскую эскадру, направили гардемарина Василия Прончищева. [23]23
  Там же, ф. 212, оп. 1, д. 63, л. 46


[Закрыть]

Это было самое большое учение. Всего на кораблях находилось триста двадцать четыре ученика и гардемарина академии. Эскадры в течение трех месяцев производили маневры в водах Балтийского моря, Финского и Рижского заливов, а Ревельская эскадра заходила и в Копенгаген.

С апреля 1716 года гардемаринами называли тех учеников академии, кто был определен для прохождения морской практики, а в конце 1716 года было установлено уже официальное звание и сама должность гардемарина во флоте.

Гардемарины на кораблях ставились в строевом отношении в положение морских солдат, однако, в отличие от простых солдат и матросов, гардемарина требовалось обучать на корабле «навигации, артиллерии и прочего, что офицеру принадлежит будет», как указывалось в морском уставе.

С 1718 по 1724 год гардемарины систематически проходили летнюю морскую практику. Эти семь лет для Лаптевых и Прончищева были не из легких. Жизнь на корабле проходила со многими лишениями, но юные моряки были не случайными людьми во флоте и с упорством преодолевали все препятствия на пути к выбранной профессии.

В эти годы немало дней они провели на верфях, доках и в «чертежных амбарах» Адмиралтейства, где участвовали в проектировании кораблей и в их строительстве.

День спуска корабля на воду всегда обставлялся торжественно и редко обходился без участия Петра Первого. Зачастую он сам командовал этим событием. На это торжество часто приглашали гардемаринов академии. Так было и в один из майских дней 1723 года. [24]24
  Русский архив, 1872, с. 1074


[Закрыть]

Война со Швецией продолжалась, требовались деньги, вооружение, обученные солдаты и специалисты флота.

Уже с 1719 года начали отправлять в действующий военный флот гардемаринов академии, и поэтому, когда утром 3 сентября 1721 года в академию прибыл Апраксин, все подумали, что будет очередная «экзаменация» гардемаринов для назначения их на корабли, «но оказалось, что командующий флотом привез особо радостное сообщение: 30 августа заключен вечный мир с «короною шведскою» и война, продолжавшаяся двадцать один год, закончена.

Апраксин отменил занятия и приказал готовиться к торжественному параду в честь Победы.

В 1721 году в основном закончился период учебы учеников первого набора Морской академии. Большинство, в том числе Харитон Лаптев и Василий Прончищев, окончили академию в звании гардемаринов.

В первые годы по учреждении гардемаринства определенных сроков пребывания в этом звании до производства в очередной чин мичмана установлено не было, но морским уставом было оговорено, что мичман не может быть моложе двадцати лет и что кандидат в мичманы должен прослужить на флоте не менее семи лет.

Производство гардемаринов непосредственно в унтер-лейтенанты было редким, а в лейтенанты просто исключением.

На «экзаменациях» гардемаринов часто присутствовал Петр Первый, и он очень придирчиво относился к решению о присвоении очередного чина, считая, что лучше отправить во флот с тем же чипом хотя бы еще на год или более.

В 1721 году состоялось самое многочисленное при Петре Первом производство гардемаринов. Указом от 2 марта «пожалованы в нижеобъявлеиные чины»: 40 человек – в унтер-лейтенанты, в том числе Степан Малыгин и Алексей Чириков, и 129 человек – в мичманы; среди них были Дмитрий Лаптев, Алексей Нагаев, Семен Лаптев и Петр Головин. [25]25
  ЦГАВМФ, ф. 212, указы, д. 3, лл. 144–146


[Закрыть]

По представлению Адмиралтейств-коллегий 1 мая 1723 года Дмитрию Лаптеву и Алексею Нагаеву за лучшие успехи в морских науках досрочно присвоили унтер-лейтенанта, а с 1726 года Дмитрий Лаптев уже назначается командиром корабля. [26]26
  Там же, оп. 1, д. 31, л. 6


[Закрыть] Василию Прончищеву и Харитону Лаптеву 24 мая 1726 года был присвоен чин мичмана. В этом чине они служили на кораблях Балтийского флота и с 1730 года командовали судами, приписанными к Петербургскому адмиралтейству.[27]27
  Там же, л. 11


[Закрыть]

В это же время Семен Челюскин, будучи подштурманом, проводил на кораблях практику с гардемаринами по описи отдельных участков прибрежных районов Финского залива.