Текст книги "Разум на пути к Истине"
Автор книги: Иван Киреевский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 33 страниц)
И покуда вы будете держать закон в бессилии и самовольно спасать от него невинных, дотоле он будет слаб для виновных и тягостен для народа.
Но примите ваши услужливые руки, оставьте общество ходить без помочей – вы увидите: оно лучше вас найдет средства оградить себя от несправедливостей. Если судьи будут независимы от начальников и зависимы только от законов и мнения окружающего их общества, то собственная выгода их сделает и справедливыми, и неподкупными. Тогда и выборы судей будут другие, тогда не будет надежды на силу покровительства мимо законов; и действия судей будут другого рода, когда они будут отвечать за них перед беспристрастным мнением общества, которое нельзя обмануть и трудно подкупить.
Но вы не можете не вмешиваться; вам стыдно кажется не действовать.
Вы ищете славы покровителей, благодетелей, заступников; вам приятно наслаждаться этою славою, хотя бы то было и на счет общественного блага. Вы знаете, что, действуя таким образом, вы пользуетесь именем благоустроителя отечественного именно потому, что мешаете Отечеству идти к благоустройству. Но вам приятно это незаслуженное имя. И я бы знал, как назвать вас, если бы вы не понимали <л. 35> всего смысла ваших действий. Но вы понимаете его, несмотря на то, действуете.
Но если у вас нет совести, нет любви к Отечеству, нет истинной преданности Царю вашему, о которой вы любите говорить, сбивая тем понятия честных людей, – то неужели собственная выгода ваша не образумит вас? Или вы думаете, что всегда будете начальниками, в чести, в деньгах и в сане? И все дети ваши? И все родные ваши? И все друзья ваши? И все, кого вы любите в Отечестве вашем? Неужели не предполагаете вы, что кому-нибудь из них придется терпеть от слабости законов и мнения общественного и от силы случайного могущества другого начальника? Но, может быть, вы никого не любите дальше своей жизни, а по своей вере считаете свое превосходство над другими достаточным ручательством вашего благополучия? В таком случае хвастайтесь смело своею преданностию Царю и Отечеству, своею любовию к народу, своею ненавистию к несправедливости. Покупайте смело добрую славу и существенные выгоды за вашу добрую совесть: вы платите дешево. Но спешите покупать больше: кто знает, долго ли вам пользоваться этими благами, купленными так выгодно на вашу фальшивую монету. О будущем расчете вы не думаете. И горе вам, когда вспомните.
Впрочем, говоря таким образом, я имею в мыслях людей, понимающих вещи несколько дальше текущей бумаги. <л. 35 об.> Но справедливость требует сказать, что из всех чиновников, действующих беззаконно, они составляют только самую малую часть. Большинство же людей, действующих мимо законов силою какой-нибудь власти или какого-нибудь покровительства власти, не заслуживает моих обвинений, потому что действует не понимая, хотя бы заслуживало обвинения за то, что действует не рассуждая. Не трудно бы было, кажется, понять, какая связь между уважением к законам и – не говорю уже Царем или Отечеством, – но их собственными выгодами. Чтобы нейти законной дорогой, что немножко подальше от цели, они топчут свое собственное поле, где немножко поближе, – и сами же после жалуются на бедность урожая.
<л. 36> Знаменитый Фридрих Второй[43]43
Фридрих II Великий (Friedrich II der Grosse) (1712–1786) – король Пруссии с 1740 г, вошел в историю как родоначальник «просвещенного абсолютизма». В его правление прус, юриспруденция считалась образцовой по добросовестности судей и их независимости от администрации. И.В. Киреевский напоминает известный анекдот о мельнике, не желавшем снести свою мельницу (несмотря на то, что того требовал сам Фридрих II, которому мельница мешала в его новой резиденции Сан-Суси близ Потсдама). Мельник собирался подать жалобу в суд, но король уступил. «Il у a des juges à Berlin («В Берлине есть судьи»)», – сказал он по-французски, узнав о смелости мельника.
[Закрыть], которого несправедливо называют Великим, который, однако же, имел много редких качеств, заслуживающих уважения, радовался и гордился известным процессом, который бедный прусский мельник завел против него, ибо обширным умом своим он ясно видел, что для властителя народного величайшая честь ставить справедливость и законность выше собственного произвола и что народ не может сделать ему более уважения, как почитая его личность столько нераздельною от справедливости и законности, что, действуя законно даже против его прихоти, думает действовать согласно с его волей. А вы уверены, что имеете высокое понятие о Царе своем, когда стараетесь угодить ему, нарушая законы. Вслушайтесь в голос собственного самолюбия и поймите, что такая угодливость оскорбительна для него. Если бы даже и случилось, что он наружно поблагодарит вас за подобное действие, что, впрочем, мне кажется невероятным, – то и в таком случае внутри души его останется чувство обиженного самолюбия. Ваша угодливость, вредная для государства, вредная для доброй славы Царя, рано или поздно не будет полезна и вам.
<1855 год>
Индифферентизм
Из письма к N.
«Не в том важность, – говорите Вы, – буду ли я православный, или римский католик, или протестант, но главное дело – быть христианином. Различие исповеданий принадлежит к школьным вопросам; настоящая существенность заключается в жизни человека».
Но, рассуждая таким образом, Вы забываете, кажется, что только в Божественной истине может быть живительная сила и что, какая бы ни была наружность жизни вне истины существенной, – эта жизнь непременно обманчивая и ложная в самом корню своем. В истории язычества и магометанства Вы найдете много примеров людей с похвальною нравственностью, но разве из этого позволите заключить, что магометанство ведет к спасению или даже что магометанство не мешает спасению человека? Магометане похвальной нравственности вели хорошую жизнь вопреки ложности их учения, а не вследствие этой ложности. Противоречие между правдою их жизни и ложью их убеждений могло быть только вследствие недостатка в них внутренней цельности; этот же недостаток внутренней цельности может быть причиною дурной жизни человека с истинными убеждениями. Из этого, однако же, не вправе мы вывести, чтобы убеждения были вещию совершенно постороннею для жизни. Та жизнь слепая, которая нейдет по убеждениям, а совершается по безотчетным стремлениям, не связанным в единство сознания. Внутренняя темнота такой жизни не позволяет назвать ее нравственною, как бы чиста она ни казалась снаружи. Нравственное достоинство действий заключается не в самом действии, а в намерении: нравственное достоинство намерения определяется только его отношением ко всей цельности самосознания. Потому там, где нет этой цельности, где вместо цельности лежит внутреннее противоречие, – там не может быть и речи о нравственном достоинстве.
Нет качеств в человеческом сердце, которые бы были безусловно добродетельны; самые прекрасные, самые возвышенные движения души: бескорыстная любовь, несокрушимая твердость воли, великодушное самопожертвование, верность слову, геройство самопожертвования – все, чему удивляется человек в человеке, все, что своим ярким появлением возбуждает радостный трепет сочувствия и восторга, – все получает свое настоящее значение от того корня, из которого оно происходит, от того основного побуждения, которое лежит на дне человеческого сердца и определяет всю совокупность его внутреннего бытия.
Это основное побуждение сердца слагается из любви и убеждения. Если убеждение ложно, то и любви не может быть безусловно чистой. Потому те прекрасные качества, которым мы удивляемся и радуемся в язычнике, в магометанине, в неверующем, прекрасны только в отдельности от их нравственного лица. Ибо нравственное лицо – не сочетание тех или других качеств, но живая цельность самобытности.
Но Вы скажете, может быть, что, называя существенностию жизнь человека, а не мнения его, Вы говорите не об язычниках, не о магометанах и не об неверующих, но предполагаете жизнь и убеждения христианские, предполагаете только, что при основании общих христианских убеждений особенные мнения о различных вероисповеданиях не имеют никакого влияния на внутреннее достоинство человеческой нравственности.
Но что такое общие убеждения христианские?
Многие говорят об этих общих убеждениях, но почти каждый понимает их различно. Если общим христианством мы назовем то, что принадлежит всем без исключения сектам, называющим себя христианскими, то у нас из христианства не останется ничего, кроме самого отвлеченного понятия о Божестве, и то будет так неопределенно, что допустит самые противоречащие толкования. Если же мы все секты будем принимать в уважение, но ограничимся только изысканием того, что есть общего между Православием, латинством и протестантством, – то и здесь уже одно различие в толкованиях протестантских догматов приведет нас почти к такому же неопределенному выводу. Ибо где поставим мы границу между Штраусом, Лютером[1]1
Мартин Лютер (Luther) (1483–1546) – нем. религиозный деятель, реформатор Западного христианства. Как идеолог Реформации (начав с критики католицизма – с отрицания власти рим. папы, с осуждения торговли индульгенциями) пришел к выводу о необходимости Причастия под обоими видами, перевода Священного Писания и богослужения на нем. язык. Но вместе с тем Лютер отвергал многие догматы и установления Вселенской Церкви, сохранявшиеся в католичестве: епископство и монашество, поклонение иконам, святым и их мощам, Таинства Миропомазания, Покаяния, Священства, Брака, Елеосвящения (признавая только Таинства Крещения и Причащения). Фактически Лютером было отвергнуто Священное Предание, а единственным источником вероучения было признано Священное Писание, толкование которого стало доступным для каждого верующего. Взглядов Лютера с некоторыми поправками придерживались все сторонники Реформации.
[Закрыть] и Кальвином[2]2
Жан Кальвин (Calvin) (1509–1564) – швейц. религиозный деятель, реформатор. Отличался требованиями строгой нравственности, которую предлагал поддерживать административным надзором. Основой его мировоззрения было «учение о предопределении» – об изначальном предназначении одних людей ко спасению, а других к вечной погибели, исключающее свободу человеческой воли. В отношении к литургии придерживался взглядов Цвингли, отменил для своих последователей двунадесятые праздники. Кальвинизм получил широкое распространение по всей Европе (под именем Реформатской церкви в Германии, гугенотов во Франции, пуритан в Шотландии и Англии).
[Закрыть]? И на каком основании будем мы ставить эту границу? Если же мы ограничимся только теми догматами и толкованиями, которые составляли личные понятия самих основателей реформы – Лютера, Кальвина и Цвинглия[3]3
Ульрих Цвингли (Zwingli) (1484–1531) – швейц. религиозный деятель, реформатор. Его учение расходилось с Лютеровым в отношении к литургии, которой он придавал только символическое значение как воспоминанию об Искупительной Жертве Христа.
[Закрыть], то, не говоря о том, что в современном человечестве мы уже не найдем почти никого, кто бы безусловно и неограниченно разделял эти понятия, – но и самое их различие между собою и в отношении к догматам латинства и Православия так значительно и касается таких существенных вопросов, что не только вера человека, но и существенный смысл его нравственности будут совершенно различны при различии того исповедания, к которому он принадлежит. Общего между ними останется только Книга, только буква Нового Завета – буква, которую каждый будет толковать согласно с особенностью своего исповедания и не согласно с толкованием другого исповедания.
Конечно, Божественность этой Книги может и независимо от принятых догматов вероисповеданий наводить человеческий разум и сердце к познанию существенной истины. Но это познание, эти чувства до тех пор будут шатки, необстоятельны и противоречащи, покуда в согласной соразмерности не сомкнутся в цельный круг нравственных убеждений. Этот сомкнутый круг убеждений, это живое единство веры и составляет собственно веру человека, дающую значение и смысл его жизни, а не та общая и неразвитая неопределенность понятий, из которой могут быть выведены самые разнородные и самые противоречащие толкования.
Различие личности человеческой зависит от личности народной. В одном человеке противоречия мнений могут не мешать правильности внутреннего стремления. Но в народе соотношение догматов и нравственных стремлений – существенно.
Нет сомнения, что православный христианин, и приверженец Латинской церкви, и последователь протестантских учений могут во многом сочувствовать между собою, даже во многом, относящемся до предметов веры. Но это сочувствие их до тех только пор может быть живое, покуда останется неразвитое, т. е. покуда не достигнет до глубины основных убеждений ума и сердца. Там, на дне души, каждый найдет свой внутренний мир, единодушно и тесно соединяющий его с единоверными братьями и отделяющий его несокрушимою стеною от приверженцев других исповеданий, ибо общие выводы каждого исповедания, не только богословские, но и философские и нравственные, совершенно различны так, что самые первые, самые господственные, самые решительные залоги внутренней жизни, те коренные убеждения, где ум и сердце сливаются в одну управляющую силу, – у каждого из них будут особенные и несопроницаемые с другими, разноречащими.
«Важны не школьные определения, систематически обозначающие особенность каждого вероучения; из-за школьных определений я бы не хотел спорить с моими братьями – важны живые убеждения, владеющие душою, для которых эти школьные определения служат отвлеченным выражением».
Правда, что многие, можно сказать даже большая часть людей, повторяют учение своей веры бессознательно, не замечая той связи, которая существует между отвлеченным символом и живою верою. Можно даже, искренно исповедуя одно вероучение, направлением ума и складом души принадлежать к другому, не замечая этого. Скажу более, можно быть по уму христианином, а по сердцу и жизни неверующим или язычником.
Но такие противоречия, происходящие от человеческой слабости, не имеют никакого отношения к достоинству или недостоинству его вероучения.
Где человек согласен сам с собою и последователен в своих убеждениях, там каждому особому вероучению необходимо соответствует особое настроение духа.
«Но какое отношение, – говорите Вы, – может иметь к моей душе отвлеченное выражение такого догмата, о котором мне почти не приходится и думать и которого я даже не понимаю?» Конечно, если Вы не понимаете догмата и даже не думаете о нем, то мудрено предположить, чтобы он имел на Вас непосредственное действие. Но Вы не одни держитесь Вашего вероисповедания. В понятиях Ваших о вере Вы связаны с целым обществом людей, имеющих свой определенный образ мыслей и своих духовных и нравственных руководителей. Эти руководители Ваших единоверующих думают о том догмате, о котором Вы не думаете, и понимают, почему они выражают его так, а не иначе.
Внутренний смысл их совокупных убеждений, если только они имеют влияние на общество, составляет, так сказать, его нравственный воздух, которым сознательно или бессознательно дышит каждый член его. По этой причине и потому, что сердце человеческое большею частию образуется по сочувствию с другими, легко может случиться, что Вы будете иногда чувствовать так, а не иначе, любить то, а не другое только потому, что духовные руководители Вашего общества думают так, а не иначе о том догмате, которого Вы не понимаете и о котором Вы не думаете.
В наше время, когда люди различных вероисповеданий перемешались в общества разнородные, имеющие свой смешанный смысл, свой особенный нравственный воздух, исходящий из интересов земных и независимо от вероучений каждого из членов своих, – весьма затруднительно было бы проследить то влияние, которое имеет каждое вероисповедание на каждого из своих приверженцев в особенности. Но общее действие каждого вероучения на человека вообще очевидно из самых его догматов, особенно при соображении их с настоящим смыслом истории.
Главная черта, которою отличается Православное христианство от исповедания латинского и протестантского вероучения в их влиянии на умственное и нравственное развитие человека, заключается в том, что Православная Церковь строго держится границы между Божественным Откровением и человеческим разумом, что она сохраняет без всякого изменения догматы Откровения, как они существуют от первых времен христианства и утверждены Вселенскими Соборами[4]4
Вселенскими Соборами в истории Церкви называют собрания предстоятелей и епископов всех Поместных Церквей, созывавшиеся для утверждения догматов христианского вероучения и разрешения вопросов церковной дисциплины. Это – единственный законодательный орган Вселенской Церкви, и его постановления обязательны для всех христианских Церквей. Деяния Вселенских Соборов во всем согласны со Священным Писанием, апостольским преданием, вероучением и правилами Вселенской Церкви предшествующих веков. Вселенские Соборы происходили до отделения Римской церкви от Вселенской. Их было семь: I Никейский (325), I Константинопольский (381), Эфесский (431), Халкидонский (451), II Константинопольский (553), III Константинопольский (680–691) и II Никейский (783–787).
[Закрыть], не позволяя руке человеческой касаться их святости или разуму человеческому переиначивать их смысл и выражение сообразно своим временным системам. Но в то же время Православная Церковь не стесняет разум в его естественной деятельности и в его свободном стремлении к отысканию истин, не сообщенных ему Откровением; она не выдает какой-нибудь разумной системы или какого-нибудь правдоподобного воззрения на науку за непогрешимые истины, приписывая им неприкосновенность и святость, одинакую с Божественным Откровением. Латинская церковь, напротив того, не знает твердости этих границ между человеческим разумом и Божественным Откровением. Своему видимому главе или своему поместному собору присвоивает она право вводить новый догмат[5]5
Как своему предстоятелю, папе рим., Католическая церковь присваивает главенство над всеми епископами, так и своим поместным соборам придает значение Вселенских, насчитывая их всего двадцать. Вследствие этого в XI в. Латинская церковь приняла в качестве догмата учение о Fiiioque (исхождении Святаго Духа от Отца и Сына); в 1564 г. объявила себя «матерью и наставницей всех Церквей»; в 1854 г. был провозглашен догмат о непорочном зачатии Девы Марии; в 1870 г. – определение о непогрешимости папы римского. Принятию новых догматов предшествовало их фактическое распространение в Католической церкви. Отличия Католической церкви от Вселенской находим и в учении о спасении, в совершении Таинств Крещения, Причащения, Священства, Брака, Елеосвящения и в церковном календаре.
[Закрыть] в число откровенных и утвержденных Соборами Вселенскими; некоторым системам человеческого разума приписывает исключительное право господства над другими и таким образом если не уничтожает прямо догматы откровенные, то изменяет их смысл, между тем как разум человеческий она ограничивает в свободе его естественной деятельности и стесняет его священное право и обязанность искать сближения истин человеческих с Божественными – естественных с откровенными.
Протестантские вероучения[6]6
Главными особенностями протестантских вероучений являются: 1) признание исключительного авторитета Священного Писания и отрицание Священного Предания; 2) учение об оправдании верой и – в связи с этим – отрицание или ложное истолкование церковных Таинств. Протестантами называются как все участники Реформации XVI века, так и их многочисленные современные последователи.
[Закрыть] основываются на том же уничтожении границы между человеческим разумом и Божественным Откровением, с тою, однако же, разницею от вероучения латинского, что они не возводят какое-либо человеческое воззрение или какое-либо систематическое умозаключение на степень Божественного Откровения, стесняя тем законную деятельность разума; но, напротив, разуму человека дают господство над Божественными догматами, изменяя их или уничтожая сообразно личному разумению человека.
От этих трех главных различий между отношениями Божественного Откровения к человеческому разуму происходят три главные образа деятельности умственных сил человека, а вместе с тем и три главные формы развития его нравственного смысла.
Естественно, что человек, искренно верующий учению Православной Церкви, чем более будет развивать свой разум, тем более будет соглашать его понятия с истинами Божественного Откровения.
Естественно также, что искренний приверженец Латинской церкви должен будет не только подчинить свой разум Божественному Откровению, но вместе и некоторым человеческим системам и отвлеченным умозаключениям, возведенным на степень Божественной неприкосновенности. Потому он необходимо будет принужден сообщать одностороннее развитие движениям своего ума и нравственно обязан заглушать внутреннее сознание истины покорностию слепому авторитету.
Не менее естественно и то, что последователь исповедания протестантского, признавая разум главнейшим основанием истины, будет по мере развития своей образованности все более и более подчинять самую веру свою личному своему разумению, покуда понятия естественного разума не заменят ему всех Преданий Божественного Откровения и Святой Апостольской Церкви.
Где выше разума признается одно чистое Божественное Откровение, которое человек не может переиначивать по своим разумениям, но с которым он может только соглашать свой разум, там, естественно, – чем более будет развиваться образованность, тем более понятия человека или народа будут проникаться учением веры, ибо истина одна и стремление к отысканию этого единства посреди разнообразия познавательных и производительных действий ума есть постоянный закон всякого развития. Но для того чтобы соглашать истины разума с превышающею разум истиною Откровения, нужна двойная деятельность разума. Мало того, чтобы устроивать разумные понятия сообразно положениям веры, избирать соответственные, исключать противные и, таким образом, очищать их от всего противоречащего, – надобно еще самый образ разумной деятельности возвышать до того уровня, на котором разум может сочувствовать вере и где обе области сливаются в одно нераздельное созерцание истины. Такова цель, определяющая направление умственного развития православного христианина, и внутреннее сознание этого искомого края мысленной деятельности постоянно присутствует в каждом движении его разума, дыхании его мысленной жизни…
<1850-е годы>
Письмо к А.И. Кошелеву
Вот это, можно сказать, что поступок истинно-приятельский, любезный друг мой! Написать три письма, не утешаться самодовольно своим превосходством, но написать еще четвертое, чтобы разбудить спящего или откладывающего ленивца, – это такое дело, такой подвиг, который оценить вполне, может быть, могу только я. Впрочем, я виноват не так много, как тебе может казаться. Первое письмо твое было коротенькое, в котором ты только обещал другое, длинное. Этого длинного я дожидался очень долго, а наконец, когда получил его, то увидел, что на него отвечать по почте было бы слишком длинно и слишком много надобно бы было платить за пересылку. Скоро после того я получил твое третье письмо, в то самое время, когда я отправился встречать сына[1]1
Старший сын Киреевских, Василий, видимо, приехал к родителям на летние каникулы.
[Закрыть] в Калугу, где жена моя сделалась больна, а я возвратился если не с болезнию, то по крайней мере с жестокою зубною болью, мучившею меня почти до этого дня.
20 июля. – Меня перервали на целую неделю кое-какие дела и заботы. Спешу возвратиться к начатому письму. Прежде всего скажу тебе, милый друг мой, что теперешнее настроение твоего духа радует меня более, чем я могу выразить[2]2
О восторженном состоянии души А.И. Кошелева, который, следуя советам А.С. Хомякова и И.В. Киреевского, начал читать св. отцов, свидетельствует его письмо к И.С. Аксакову от 8 ноября 1852 г.: «О себе скажу Вам, что я в деревне хорошо занимаюсь. Упиваюсь сочинениями Василия Великого. Теперь я прочел всего Григория Богослова, оканчиваю Василия Великого, многое прочел из творений Златоуста и не знаю, которому из трех святителей дать предпочтение. Все трое горят любовью к Богу и человечеству; все трое действуют и пишут в полной христианской свободе; все трое кротки и строги, смиренны и непреклонны, миролюбивы и воинственны. Святитель Григорий особенно удовлетворяет уму своею ясностью и возвышенностью; святитель Василий обращается прямо к душе и возбуждает в ней любвеобильные чувства; Златоуст действует с особенною силою на волю – хочется улучшаться, действовать, те. христианство переводить в жизнь. Златоуст должен быть Вашим любимым святым отцом, Вам надобно его прочесть от доски до доски. Василий Великий должен особенно нравиться Киреевскому, а Григорий Богослов – Хомякову. Вот как я разделил между вами святых отцов, а себе предоставляю всех троих, ибо я от них в равном восторге.
Много это время я думал и все более и более вижу необходимость разорвать связи с язычеством, те. нашим обществом и нашим общественным бытом, и крепче прилепиться к учению Христову и к образу жизни, с Ним согласному. Все мы называемся христианами, а между тем в жизни, в мыслях и в чувствах немногим чем ушли от язычников. Что такое у нас за религия? Запрятали ее в какой-то угол, там засвечаем
[Закрыть]
Святитель Василий Великий, архиепископ Кесарийский († 379), – Вселенский учитель, отец Церкви, составитель литургии, толкователь Священного Писания. В аскетических творениях свт. Василия Великого содержится богословское и пастырское обоснование монашеского общежития, его обличительные сочинения направлены против арианской ереси.
[Закрыть], Златоуста[4]4
Святитель Иоанн Златоуст; архиепископ Константинопольский († 407), – Вселенский учитель, отец Церкви, составитель литургии. Многочисленные сочинения его посвящены толкованию Священного Писания, утверждению христианской нравственности и догматов Церкви, апологии монашества.
[Закрыть] и Тихона Воронежского[5]5
Святитель Тихон, епископ Воронежский и Елецкий, Задонский чудотворец(† 1783), – прославился строгим монашеским житием, состраданием к бедным, ревностью в искоренении языческих предрассудков и в обращении раскольников, многочисленными духовными писаниями. Среди них наставления монахам и священникам, проповеди и письма, сочинения «Плоть и дух» (1-е изд.: 1784), «Об истинном христианстве» (1-е изд.: 1785), «Сокровище духовное, от мира собираемое» (1777–1779).
[Закрыть], то нет сомнения, что ты прочтешь всех святых отцов, переведенных на славянский язык, ибо на западных языках они искажены, и большею частью в тех именно местах, которые самые существенные для утверждения на прямом пути человека, который стремится к восходу от запада. Но ты спрашиваешь меня, кого читать прежде, кого после, и я должен признаться тебе, что этот простой вопрос меня затруднил. Это чтение, чтобы принести настоящую пользу, должно быть сообразно особому устроению каждого человека. Со мной было так, что прежде, чем я усвоил себе основное и общее, я хватался за высшее, приличное только совершенным и опытным мужам, и признаюсь тебе, что этим самомнением я парализировал свои силы, воспитал в себе именно ту раздвоенность, которой уничтожение составляет главную цель духовного умозрения. Заделывать трещину в построенном здании труднее, чем класть новое. Потому, любезный друг, не мне давать тебе совет, а напротив, тебе следует поддержать меня своим сочувствием или, лучше сказать, тою взаимностию сочувствия, которая удвоивает силы. Из всего нашего круга у тебя мысль и дело ближе всех срослись между собою. Этого именно нам недоставало прежде тебя. Впрочем, именно по этому свойству твоему малейшее уклонение для тебя тем опаснее, как ошибка на войне опаснее ошибки в маневрах. Потому для тебя существеннее всяких книг и всякого мышления – найти святого православного старца, который бы мог быть твоим руководителем, которому ты мог бы сообщать каждую мысль свою и услышать о ней не его мнение, более или менее умное, но суждение святых отцов. Такие старцы, благодаря Бога, еще есть в России, и если ты будешь искать искренно, то найдешь. Они есть и в Москве, только, разумеется, не в белом духовенстве.
Что касается до истории Церкви, то, к сожалению, мы не имеем ни одного удовлетворительного руководства. Иннокентий[6]6
Святитель Иннокентий (Смирнов), епископ Пензенский († 1819), – церковный историк, проф. Императорской Санкт-Петербургской духовной академии, автор двухтомника «Начертание церковной истории от библейских времен до XVIII века…» (1817).
[Закрыть], как ты справедливо заметил, больше годится для справок, чем для чтения, – хотя и для справок он не довольно полон. Флери[7]7
Клод Флери (Fleury) (1640–1723) – фр. католический церковный историк, автор двадцатитомной «Церковной истории» (1691–1720), доведенной до 1414 года.
[Закрыть] многое искажал, как папист, с намерением, а еще больше искажал по незнанию, потому что на Западе даже самые добросовестные ученые не знают истории Православной Церкви, – так она переиначена пристрастными свидетельствами папистов. Неандер[8]8
Иоганн Август Вильгельм Неандер (Neander) (1789–1850) – нем. протестантский церковный историк. Зд. и ниже речь идет о его книгах: 1) «Всеобщая история христианской религии и Церкви» (1841–1845.1 1–5) и 2) «Святой Иоанн Златоуст и Церковь, особенно Восточная, этого времени»(1821–1822. Т. 1–2). См. о нем: Киреевский И.В. Полн. собр. соч.: В 2 т М., 1911. Т 1. С. 136.
[Закрыть] – человек верующий по сердцу, но сбитый с пути в умственных понятиях. Он хочет быть беспристрастным и представляет факты довольно верно, но выводит из них заключения ложные. Впрочем, при поверке его другими он может сообщить настоящие материалы для составления в уме истории Церкви. Гфрёрер[9]9
Август Фридрих Гфрёрер (Gfrörer) (1803–1861) – нем. католический церковный историк, автор «Всеобщей истории Церкви» (1841–1846).
[Закрыть] просто не христианин. Он пишет, кажется, для того только, чтобы отличиться оригинальностью взглядов, – немецкий Полевой[10]10
Николай Алексеевич Полевой (1796–1846) – журналист, писатель и историк. И.В. Киреевский познакомился с Полевым в 1820-е гг., когда тот сблизился с кружком любомудров и был посетителем салона А.П. Елагиной.
В 1825–1834 гг. Н.А.Полевой издавал либеральный журнал «Московский телеграф», в котором печатал лучшие произведения европейской литературы. После запрещения журнала и собственного банкротства был редактором петербургских журналов «Северная пчела», «Сын Отечества», «Русский вестник». Полемизируя с исторической концепцией «Истории государства Российского» Н.М. Карамзина, Н.А. Полевой написал «Историю русского народа» (1829–1833. Т 1–6), вызвавшую резкую критику со стороны почитателей Карамзина.
[Закрыть]. Зато книга его читается легко, умна, красноречива, но сбивчива. Достань еще Мосгейма[11]11
Иоганн Лоренц фон Мосгейм (Mosheim) (1694–1755) – нем. протестантский теолог и проповедник, автор фундаментального труда «Institutiones historiae chhstianae majores» (1-е изд.: 1763).
[Закрыть] – это старинный протестант, который глух на одно ухо, но учен и умен. Его книга своею наружною формою служила образцом для Иннокентия. Краткая ручная книга Haase[12]12
Haase – Карл Август Газе (Hase) (1800–1890) – нем. протестантский теолог и церковный историк, проф. Йенского университета. Его труд «Руководство протестантской полемики против Католической церкви» (1862) был ответом на «Символику…» Мёлера (см. ниже). Зд. говорится о «Церковной истории» (1834).
[Закрыть] также может служить для справок. Тому лет двадцать она была очень любима многими нашими духовными лицами, особенно вышедшими из Петербургской академии, несмотря на то что Гаазе сам человек почти неверующий! Краткая история первых четырех веков Муравьева[13]13
Андрей Николаевич Муравьев(1806–1874) – поэт и духовный писатель. Автор «Путешествия ко святым местам в 1830 году» (1830), в котором описывает свое паломничество в Египет на Святую Землю и в Малую Азию. Впоследствии написал ряд книг по церковной истории и географии, богослужению и апологетике. О церковно-литературном творчестве А.Н.Муравьева благосклонно отзывались свт Филарет (Дроздов) и В.А. Жуковский. Зд. речь идет о двух книгах А.Н. Муравьева: 1) «Первые четыре века христианства»(1840) и 2) «Правда Вселенской Церкви о Римской и прочих патриарших кафедрах»(1841).
[Закрыть] читается легко и для первоначального обозрения довольно удобна. Монографий, разумеется, больше, чем историй. Достань «Афанасия Великого» Mohler'a[14]14
Mohler – Иоганн Адам Мёлер (Moeler [Mohler]) (1796–1838) – нем. католический теолог, специалист в области церковной истории, патристики и церковного права, проф. Тюбингенского университета. Его книга «Символика, или Изложение догматических разногласий католиков и протестантов согласно их вероисповедным сочинениям» (1832) вызвала полемику в западной богословской литературе. Зд. речь идет о его монографии «Афанасий Великийи Церковь его времени»(1827).
[Закрыть], «Иоанна Златоустого» Неандера, «Правду Русской Церкви» Муравьева (книга очень хорошая), «Историю Флорентийского собора»[15]15
Имеется в виду труд И.Н. Остроумова «История Флорентийского собора»(М., 1847).
[Закрыть], которую очень хвалят, но я ее еще не читал.
«Богословие» Макария[16]16
Епископ Винницкий Макарий (Булгаков) († 1882) – богослов и церковный историк, с 1879 г. митр. Московский и Коломенский. Автор фундаментального труда «История Русской Церкви» (1857–1883. Т 1-12). В бытность его преподавателем и ректором (с 1850-го) Императорской Санкт-Петербургской духовной академии составил и издал «Православно-догматическое богословие»(1849–1853. Т. 1–5) – перв. в рус. богословской науке сводный труд по догматике.
[Закрыть] мне известно не вполне, т. е. я знаю его «Введение» и первую часть «Богословия». Второй еще не имею. В первой части есть вещи драгоценные, именно опровержение Filioque, особенно драгоценные по выпискам Зверникава[17]17
Зверникав – Адам Зерникав (Zoernikav) (1652–1692) – богослов, лютеранин, родом из Пруссии, получивший образование в Кёнигсбергском университете. Изучение истории Восточной Церкви возбудило в нем желание перейти в Православие. Он бежал в Малороссию, принял Православие и жил в Чернигове, работая над трудом «Об исхождении Святаго Духа от одного только Отца» (1774–1776; греч. перевод: 1797).
[Закрыть], которого книги достать нельзя, хотя, говорят, она была у нас напечатана. Но «Введение» Макария мне очень не нравится как по сухости школьного слога, так и по некоторым мнениям, несогласным с нашею Церковью, – например, о непогрешимости иерархии, как будто Дух Святый является в иерархии отдельно от совокупности всего христианства. Достань «Богословие» Антония Киевского[18]18
Вероятно, речь идет об учебнике по догматическому богословию (1848), составленном архимандритом Антонием (Амфитеатровым) († 1879), ректором Императорской Киевской духовной академии в 1851–1858 годах.
[Закрыть]. Там язык хуже и тоже много ошибок, но есть и хорошее. Впрочем, если сказать правду, то удовлетворительного «Богословия» у нас нет. Лучшим введением к нему может служить «Духовный алфавит», напечатанный в сочинениях Димитрия Ростовского[19]19
Святитель Димитрий, митрополит Ростовский и Ярославский († 1709), – составитель Четиих Миней, автор богословских, противораскольнических и духовно-нравственных творений. О популярности сочинений свт. Димитрия говорит тот факт, что в 1840-е гг выходило седьмое изд. его трудов (1848–1849. Т 1–5). Кроме предлагаемого И.В.Киреевским «Алфавитадуховного»(1-е изд.: 1710), к догматическим сочинениям свт. Димитрия относится также «Зерцало православного исповедания веры» (1-е изд.: 1804).
[Закрыть] под его именем, и еще проповеди митрополита Филарета[20]20
Святитель Филарет (Дроздов), митрополит Московский и Коломенский († 1867), – выдающийся деятель Православной Церкви, богослов и духовный писатель. На Московскую кафедру поставлен в 1821 г в сане архиепископа (митрополит с 1826 г.). Митр. Филарет всегда заботился о духовном просвещении: в 1823 г. он составил «Христианский катихизис Православной Кафолической Восточной Греко-Российской Церкви», многократно переиздававшийся. По его благословению было переиздано и славян. «Добротолюбие». Его проповеди (под названием «Слова и речи синодального члена Филарета, митрополита Московского» [1844–1845. Ч. 1–3]) пользовались у читателей большой любовью и были переведены на фр. и нем. языки. И.В. Киреевский был лично знаком с митр. Филаретом и глубоко уважал московского архипастыря.
[Закрыть]. Там много бриллиантовых камушков, которые должны лежать в основании Сионской крепости[21]21
Сионом называется южный холм Иерусалима, на котором стояла крепость царя Давида Псалмопевца, а позже был воздвигнут дворец Соломона. Сионом также называют Иерусалимский храм и – иносказательно – Небесную и земную Церковь, как живой храм Бога.
[Закрыть]. Впрочем, мне кажется, что в теперешнее время, когда так запутаны христианские понятия от западных искажений, вросшихся в истинное учение в продолжение тысячелетия и ослепивших не только ум наш, но и сердце, так что мы, даже читая древних святых отцов, подкладываем им собственные понятия и не замечаем того, что не согласно с западным учением, – в наше время, говорю я, всего ближе к цели было бы составить такое введение в «Богословие», в котором бы объяснилось все различие православного учения от римского не только в основных догматах, но и во всех их выводах. Зная это различие, мы читали бы святых отцов с полным сознанием их истинности.
Прощай, милый друг! Спешу окончить, чтобы не заставить тебя еще больше дожидаться моего письма. Жена моя тебе кланяется. Сын кланяется твоему. Мы едем в начале августа в Москву провожать Васю. Если ты будешь в Москве проездом, то авось увидимся.
В сборнике[22]22
Имеется в виду затевавшееся А.И. Кошелевым и И.С. Аксаковым изд. «Московского сборника» (М., 1852).
[Закрыть] нашем, разумеется, я буду участвовать, если только он состоится. Но мне кажется, что ты рассчитывал без хозяина, т. е. без цензора, который, как говорят, марает с плеча, и марает все, но особенно то, где есть мысль, и особенно мысль, которая могла бы быть полезна. Впрочем, попробуй.
10 июля <1851 года>
