Текст книги "Командиры мужают в боях"

Автор книги: Иван Исаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)

Противник изменил направление главного удара. От темна до темна в небе висели вражеские самолеты, стоял непрерывный гул артиллерийской канонады. К нам поступали тревожные сведения. Группа полковника Горохова была отрезана от основных сил 62-й армии, Упорные бои шли на «Красном Октябре» и Тракторном заводе.

Нас тоже не оставляли в покое. Мы в свою очередь действовали по принципу: долг платежом красен. Немцы глубоко зарылись в землю. Поэтому возник вопрос: как же их уничтожать? Мы располагали сравнительно незначительными силами, и наступать на хорошо подготовленные позиции было слишком рискованно. И здесь, как и в других сложных ситуациях, нам пришла на помощь инициатива наших бойцов: зародилось снайперское движение. Не знаю, кто именно положил этому начало. Но воины 39-го гвардейского полка считают, что возникло оно в нашей части. Вот при каких обстоятельствах это произошло.

Однажды вечером к Нефедьеву из 3-й роты явился младший политрук Владимир Тимофеевич Тимофеев и доложил, что сегодня Анатолий Чехов убил шестерых фашистов.

– Точно шестерых? Вы уверены? Как вы подсчитываете? – спросил я Тимофеева.

– Если после первого выстрела немец упал и до темноты не поднялся, значит, убит. Таких сегодня шесть было.

– А из чего Чехов стреляет, из автомата или из винтовки? – поинтересовался Ильин.

– Из обычной винтовки. Жаль, нет снайперской. Он ведь курсы снайперов окончил.

На следующий день Тимофей Андреевич Нефедьев побеседовал с Анатолием Ивановичем Чеховым. Тот действительно оказался снайпером. Только окончил не курсы, а проходил подготовку в Центральной школе инструкторов снайперского дела, где в числе его учителей был прославленный ленинградский снайпер, ставший потом Героем Советского Союза, В. Пчелинцев. Мы попросили у майора Долгова винтовку с оптическим прицелом. Начальник вооружения полка дал ее нам. Чехов так и засветился, ему не терпелось начать «охоту».

Вскоре Анатолий обновил оружие, уничтожив за один день одиннадцать фашистов. Как это случилось? Ехала немецкая повозка с какой-то кладью. Чехов убил лошадь. Гитлеровцы, сопровождавшие груз, растерянно оглядывались, пытаясь определить, откуда стреляют. Постояв немного, принялись снимать с повозки мешки. В этот момент один за другим раздались два выстрела, и двое вражеских солдат, придавленные мешками, рухнули на землю. Спустя некоторое время к месту происшествия подошли еще двое, очевидно, поглядеть, в чем тут дело, – и они упали замертво. К концу дня Чехов на том же месте уложил еще семерых.

В те жаркие дни никому из нас не приходило в голову, что такие люди, как Чехов, когда-нибудь войдут в историю, и авторы будущих книг о войне, и кинодокументалисты будут искать и по крохам собирать сведения о них, что каждый штрих фронтовой жизни, в наших глазах обыденный, заурядный, приобретет особое значение. Мы выполняли приказ, стояли насмерть, доступными средствами и силами поддерживали всякую полезную инициативу, стремились распространить ее, но тогда никто из нас, даже если бы и захотел, не имел возможности выяснять подробности, которые так интересуют всех сегодня. Мы гордились Чеховым, было лестно, что этот мастер меткого огня – боец нашего батальона. Имя его стало мелькать на страницах фронтовых и центральных газет. Очерк о Чехове написал Василий Гроссман.

В нем рассказывалось, что 29 марта 1942 года Анатолия вызвали повесткой в военкомат. Он попросился в школу снайперов.

– Вообще я в детстве не стрелял ни из рогатки, ни из чего, жалел бить по живому, – сказал он писателю. – Ну, я, хотя в школе снайперов шел по всем предметам отлично, при первой стрельбе совершенно оскандалился – выбил девять очков из пятидесяти возможных. Лейтенант сделал вывод: «Ничего из вас не выйдет».

Однако Анатолий не стал расстраиваться, он добавил к дневным часам занятий долгое ночное время… Окончил снайперскую школу отличником и сразу же попросился в часть, хотя его оставляли инструктором…

В Сталинграде Чехов сначала командовал стрелковым отделением… Но вот о нем заговорили, как о метком стрелке, и Анатолий получил снайперскую винтовку. Долго обдумывал он, где ему засесть: в подвале, на первом этаже или укрыться в груде кирпича, выбитого тяжелой фугаской из стены многоэтажного дома. Чехов внимательно осматривал дома, и его взор натыкался на окна с обгоревшими лоскутами занавесок, свисавшую железную арматуру, прогнувшиеся балки межэтажных перекрытий, обломки трельяжей, потускневшие в пламени никелированные остовы кроватей. Видел он и велосипеды, висевшие на уцелевших стенах, поблескивавшие осколки зеленоватых хрустальных рюмок, куски зеркал, порыжевшие и обгоревшие усы финиковых пальм на подоконниках, покоробившиеся куски жести, развеянные дыханием пожара, словно легкие листы бумаги, обнажившиеся из-под земли черные кабели, толстые водопроводные трубы – мышцы и кости города.

Наконец Чехов сделал выбор. Он вошел в парадную дверь высокого дома и по уцелевшей лестнице стал подниматься с этажа на этаж. Местами ступени были разбиты. Анатолий достиг площадки пятого этажа: это было то, что он искал. Наружная стена здесь обвалилась, и отсюда открывался широкий обзор. Прямо и несколько наискосок виднелись здания, влево уходила прямая улица. Дальше, метрах примерно в шестистах, начиналась площадь. Все это было в руках противника. Чехов устроился на лестничной площадке так, чтобы тень от остатка стены падала на него. Винтовку он положил на чугунный узор перил, поглядел вниз, наметил ориентиры…

Вскоре наступила ночь, стрелять было нельзя – вспышка выстрела демаскировала бы снайпера, и он спустился в подвал, где размещалось его отделение.

Проснулся перед рассветом. Не попил, не поел, а лишь налил в баклажку воды, положил в карман несколько сухарей и поднялся на свой пост. Анатолий лежал на холодных камнях лестничной площадки и ждал, Развиднелось. А вскоре взошло и солнце. Только под стеной, где лежал Чехов, стояла холодная серая тень. Спустя некоторое время из-за угла дома вышел гитлеровец с ведром. Потом уже Чехов узнал, что в это время солдаты носят офицерам воду для мытья. Чехов повернул дистанционный маховичок, перекрестье прицела поплыло кверху. Сделав вынос на четыре сантиметра вперед, Анатолий выстрелил. Ведро выпало из рук солдата, и он упал на бок. Через минуту из-за угла появился второй фашист. В руках он держал бинокль. Чехов нажал спусковой крючок. Потом такая же участь постигла третьего. Понаблюдав за передвижениями в стане врага, Чехов определил дорогу, по которой немцы ходили в штаб, расположение склада боеприпасов и пищеблока.

Чтобы не обнаружить себя, во время стрельбы снайпер располагался на фоне белой стены и дуло винтовки не выставлял из укрытия. Поэтому пламя, вырывавшееся из ствола, не было видно.

К концу первого дня «охоты» гитлеровцы уже не ходили, а бегали, к исходу второго – начали ползать.

Дорожка, по которой они носили питьевую воду, стала теперь пустынной.

К вечеру второго дня на боевом счету Анатолия Чехова было уже семнадцать убитых фашистов.

Всю ночь со стороны неприятеля доносились удары кирок и лопат – немцы в мерзлой земле пробивали ход сообщения. На следующее утро Чехов отметил, что противник вырыл две траншеи, подходившие к асфальтированной дороге, видимо намереваясь по ним доставлять боеприпасы. Анатолий заметил в стене дома напротив маленькую амбразурку. Вчера ее не было. Чехов понял: немецкий снайпер. «Гляди», – шепнул Анатолий сержанту, пришедшему вместе с ним, и нажал спусковой крючок. Послышался вскрик, затем топот сапог – это автоматчики унесли сраженного фашиста.

Чехов переключил внимание на траншею. Вражеские солдаты подползали к асфальтированной ленте, перебегали через нее и снова скрывались во рву. Чехов стал стрелять в тот момент, когда они вылезали из укрытия.

На восьмой день Чехов держал под контролем все дороги, которыми пользовались оккупанты.

У Чехова сразу же нашлись последователи, и он терпеливо обучал их искусству меткого выстрела. Об успехах Анатолия Чехова я докладывал командиру полка, и Тимофей Андреевич Нефедьев писал о нем в политдонесениях.

8 октября из штаба дивизии был получен приказ «О развитии снайперского движения». Бойцы восприняли его с энтузиазмом. И их можно было понять.

Гвардейцы учились без промаха бить по одиночным целям, бойницам и амбразурам, уничтожать автоматчиков, пулеметные и орудийные расчеты.

В подразделения стали поступать в нужном количестве снайперские винтовки. «Охотой» увлеклись почти все. Не составил исключения и наш штаб. Нефедьев и сержант Драгунов усовершенствовали треногу под ружье ПТР и задались целью сбить самолет. Такой случай в боевой практике батальона уже был: однажды помощнику командира взвода ПТР старшему сержанту – к сожалению, фамилию его я запамятовал – удалось сбить немецкий бомбардировщик Ю-87. За это он был награжден орденом Отечественной войны II степени.

Мы с Михаилом Ивановичем Ильиным тоже вооружились снайперскими винтовками. Стреляли оба неплохо. Облюбовали площадку в том самом полуразвалившемся доме, где находился наш блиндаж, пристрелялись бронебойно-зажигательными пулями по намеченным целям и в один из солнечных октябрьских дней вышли на «охоту». Ждать пришлось недолго. В поле нашего зрения появились два гитлеровца, один из них в офицерской форме, другой – солдат.

– Ну, Михаил Иванович, – говорю Ильину, – я беру на мушку офицера, а ты – того…

От желания не «промазать» перехватило дыхание. Выстрелили почти одновременно, солдат упал, а офицер побежал. Ильин послал ему вдогонку еще один торопливый выстрел, но фашист благополучно скрылся за углом дома. Так бесславно завершился мой снайперский эксперимент. Я спустился в блиндаж и позвонил Степану Карпенко, чтобы прислали Чехова. Вскоре он пришел.

– Слушай, Анатолий, тут начали фрицы шнырять. – И мы показали ему со своего НП, откуда они появляются.

Чехов полез наверх, а мы с Ильиным спустились вниз, чтобы ненароком не демаскировать нашего снайпера. Выбрать удобную позицию – большое искусство. Анатолий не стал искать защищенное место, а пристроился в проломе стены в глубине лестничной площадки так, что он все видел, а сам был скрыт. Пока мы стояли внизу и разговаривали с Антониной Гладкой (теперь она уже была наводчицей полковой пушки, что стояла на позиции неподалеку от наших блиндажей), раздался выстрел Чехова, звякнула извлеченная гильза и послышался его спокойный голос:

– Есть один, спекся.

С этой позиции Чехов в течение дня уничтожил еще трех фашистов и ушел в свою роту.

Минуло немного времени, и только Чехов подготовил около двадцати отличных стрелков. К ноябрю в дивизии насчитывалось несколько десятков снайперов, на лицевом счету которых было свыше двух тысяч убитых гитлеровских солдат и офицеров. В канун двадцатилетия победы над фашистской Германией, вспоминая о массовом снайперском движении, начало которому положил Чехов, гвардии генерал-полковник А. И. Родимцев подчеркнул, что это была грозная сила, с которой противник не мог не считаться.

У противника тоже появились снайперы. Но мы еще не знали об этом. Наши связные уже привыкли к относительной безопасности и часто перебегали из роты в роту и на НП не по траншеям, а поверху. И вот однажды случилась беда. Из штаба полка пришел молоденький солдат, удивительно похожий на моего младшего брата, погибшего на фронте. Увидев его, я подумал: «Совсем как наш Петя». Он покурил и пошел обратно. И всего-то ему надо было проскочить до берегового откоса по простреливаемой местности метров сорок – пятьдесят. Ходов сообщения мы там еще не успели сделать. Ему бы надо перебежать – и сразу под уклон. А он пошел шагом. Вдруг раздался одиночный выстрел, и он упал. Только цигарка продолжала дымить…

Тот же снайпер сразил политрука 3-й роты Тимофеева.

«Надо снять его во что бы то ни стало», – решили мы.

Эту задачу взял на себя Чехов.

Начался поединок. Фашист караулил Чехова, а Чехов его. Так продолжалось несколько дней. Анатолий спускался вниз хмурый, злой. Этажом выше засел еще один наш мастер огня с противотанковым ружьем. Он подстерегал вражеские машины. Как-то под вечер, когда наверху прогремел выстрел, Чехов вдруг почувствовал, что и в него целятся. Анатолий решил опередить – и… впервые промазал. Гитлеровец ответил – и тоже мимо. Однако пуля, ударившись о стену, рикошетом вошла в грудь Анатолия Чехова. Его привели к нам в блиндаж. Смотрю, плачет, не от боли – от ярости, что не попал.

– Вот что, Анатолий, немедленно в санроту, а потом в медсанбат, надо извлечь пулю.

– Не пойду!

– То есть, как это не пойдешь?!

Чехов стоял на своем. Тогда я велел фельдшеру Птахину оказать помощь Анатолию, а сам позвонил комиссару полка Тимошенко, чтобы тот распорядился переправить Чехова в госпиталь, на противоположный берег Волги.

Когда Анатолия перевязали и он вернулся в блиндаж, я сказал:

– Комиссар полка тебя вызывает, хочет узнать, как все получилось.

– Хорошо, – ответил он, – но пусть моя винтовка останется у вас.

Из штаба части Чехова направили за Волгу. Через две недели он снова появился в батальоне.

– Где винтовка?

– Вот.

Анатолий схватил ее и – в роту. К вечеру на его счету было еще трое фрицев. Наверное, в их числе был и снайпер, так как больше он нас не беспокоил.

«Как же так, – думаю, – слепое ранение, и вдруг вернулся?..»

– Узнай-ка, – говорю Птахину, – выписали его или сбежал.

Тот пришел, доложил:

– А ведь Чехов сбежал из госпиталя.

Тут как раз у него подскочила температура, и он сознался, что операцию ему еще не делали. Пришлось снова переправлять его на левый берег. Вернулся он к нам лишь к концу боев за Сталинград. А меньше чем через год, когда наша дивизия сражалась на Курской дуге, прошел слух, что Анатолий, в то время уже командир взвода автоматчиков, убит.

Но много лет спустя выяснилось: Анатолий Чехов не погиб тогда.

Я узнал об этом только в феврале 1965 года, развернув «Комсомольскую правду». Подобно многим бывшим фронтовикам, я всегда ищу в газетах материалы о героях Великой Отечественной войны. Мой взгляд сразу же остановился на заголовке «Снайпер из легенды». Пробежал глазами первый столбец – и сердце учащенно забилось: жив, жив Анатолий! Буквы запрыгали, потом стали на место, и я прочитал:

«Об этом человеке каждый из нас слышал в детстве. Шла война. Она врывалась в нашу мальчишечью жизнь сводками с фронтов, скупыми солдатскими письмами отцов, слезами матерей. Мы играли – в войну, смотрели кино – про войну, проглатывали книжки – о героях войны.

Среди других запомнился и он, Анатолий Чехов, сверхметкий снайпер, защитник города на Волге, гроза гитлеровцев. Ему не исполнилось тогда и двадцати лет.

Но о нем уже была книжка. Ее написал Василий Гроссман. Напечатанная на газетной бумаге, маленькая, как раз по карману солдатской гимнастерки, с пометкой на обложке: „Из фронтовой жизни“. Она рассказывала о том, как на Мамаевом кургане застенчивый юноша из Казани стал для фашистов самым страшным человеком. Он был одним из первых снайперов фронта… Когда Чехов уничтожил пятьдесят пятого гитлеровца, генерал Родимцев прямо на передовой вручил снайперу орден Красного Знамени.

Прошло двадцать два года. Все это время мы почти ничего не слышали о Чехове. Но вот недавно в Казань приехал Василий Зайцев, Герой Советского Союза, тоже снайпер, участник битвы на Волге. Вместе с ним приехали генерал-лейтенант Г. Сафиуллин, бывший политрук группы бронебойщиков А. Евтифеев, сержант Я. Павлов, генерал-лейтенант Н. Бирюков. В историческом музее города состоялась встреча ветеранов с трудящимися Казани. Затаив дыхание слушали люди рассказ Василия Зайцева о его погибшем друге – снайпере Чехове…

В этот момент с одного из дальних рядов поднялся худощавый, средних лет мужчина и, прихрамывая, пошел к сцене. Это был Анатолий Чехов.

Весь зал так и ахнул. Поняв, что произошло, люди радовались, аплодировали.

– Вот так встреча! – только и мог произнести Зайцев. – Два десятилетия рассказываю всюду, что ты, Анатолий, погиб, а ты вон живехонек!

Так думал не только Василий Зайцев. Свято чтили память о герое в Волгограде. Назвали именем снайпера Чехова улицу, выставили портрет в музее обороны города. Экскурсовод в течение многих лет говорила посетителям, что Чехов отдал свою жизнь за Родину. Бывший командир полка, в котором воевал Чехов, Самчук в книге „Тринадцатая гвардейская“ рассказал о подвиге героя, поместил его портрет. И тоже был уверен, что пишет о погибшем.

Да, чего не бывает в жизни. Жив Чехов. Живет в Казани. Улица 12-я Союзная, дом 18/9, кв. 4. Первый этаж, сугробы до самых окон. Тишина. Маленькая квартира. Невысокий, подвижной, чуть удивленный человек достает папиросу из пачки „Беломора“, выключает радио, рассказывает:

– Почему считали, что я погиб? Трудно сказать. Началось наше наступление. Штаб батальона располагался в одном из полуразрушенных домиков. Накануне меня ранило. Снайперскую винтовку пришлось сдать. Я стал связным при штабе. Слышу: „Добеги до 45-миллиметровых пушек. Скажи, чтобы подтягивали их к передовой“. Побежал. Передал приказ. Когда вернулся, дома уже не было. Прямое попадание снаряда…

Возвращаясь однажды с задания, попал на минное поле. Вот, видите, левая нога стала короче…

От волнения Чехов не может усидеть на месте. Ходит по комнате, в пепельнице прибавляется окурков. Чуть слышно поскрипывает протез – ступню отняли в госпитале в Моршанске. Оттуда в 1944 году он написал матери: „Не беспокойся. Жив. Голова и руки целы. А ногу пришьют…“ Про вражескую пулю, сидевшую у позвоночника, умолчал. Она и сейчас там – память о дуэли с фашистским снайпером.

На родной фабрике его встречали торжественно. На улице останавливали незнакомые люди: „А мы вас в кино видели!“ Книжка Василия Гроссмана ходила по рукам.

Несмотря на ранения, Анатолий снова стал работать в родном цехе. Но через два года врачи сказали: „Вы, молодой человек, свое отработали“.

Стал пенсионером.

Нелегко складывалась послевоенная жизнь Чехова. Донимали раны. За десять лет – двенадцать операций. Пустые длинные дни, бесконечные тревожные ночи. Как жить дальше? Нехитрые заботы по дому, больницы и поликлиники, рыбалка – неужели это все, что ему осталось?

Где-то люди читали книги, в которых рассказывалось о подвигах Чехова. Боевые друзья гордились тем, что им довелось воевать рядом с ним. А сюда, в маленькую квартирку на тихой улице, заглядывали все реже и реже.

В музеях и клубах в дни праздников молодежь жадно слушала участников войны, людей, ценой собственной крови отстоявших будущее страны. В Казань их приглашали из разных городов Союза. Чехову тоже было что рассказать о тех незабываемых днях. Но его никто не приглашал. Только однажды вызвали коротеньким письмом. Он надел протез, сел в трамвай, отправился в другой конец города. Оказалось, им интересовалась Москва. Редакция „Истории Великой Отечественной войны“…

Как-то, пересилив смущение, он отправился в райисполком – попросить отремонтировать квартиру. Ему ответили отказом…

Больше он никуда не обращался.

За прожитыми годами, за неотложными делами будней забывается многое. Но имена людей, в лихую годину отстоявших страну, никогда не исчезнут из памяти народа. Они – эталон мужества, пример для молодого поколения. У них учиться и с них делать жизнь.

Есть у нас писатели и журналисты, посвятившие годы отысканию героев. По следам подвигов идут пионерские отряды. Пока всего этого мало. Сколько еще безвестных героев живет рядом с нами! А мы порой проходим мимо них.

Через две остановки от дома на 12-й Союзной – крупнейшая в городе фабрика кинопленки, с которой комсомолец Анатолий Чехов уходил добровольцем на фронт. В дни сражений комсомольцы предприятия переписывались с героем. Сюда он вернулся после войны. И именно здесь меньше всего знают о Чехове и интересуются им…

На Сталинградском фронте было три знаменитых снайпера. Николай Ильин пал смертью храбрых. Он Герой Советского Союза… Василий Зайцев. Его знает вся страна, и Золотая Звезда Героя по праву увенчала снайпера… И, наконец, Анатолий Чехов – человек, которого долго считали погибшим».

Я прочитал статью еще раз и бросился к телефону. Позвонил бывшему командиру нашего полка Ивану Аникеевичу Самчуку, ныне помощнику директора Института химической физики Академии наук СССР, и бывшему начальнику штаба дивизии генерал-майору Тихону Владимировичу Бельскому, теперь начальнику отдела Военной академии имени М. В. Фрунзе. Мы встретились и решили обратиться с письмом в Татарский обком партии. «Как-то получилось так, – писали мы, – что геройские подвиги Чехова не были достойным образом отмечены. Мы, бывшие его начальники и боевые товарищи, считаем своим долгом просить вас войти в ходатайство перед партией и правительством о присвоении легендарному снайперу 13-й гвардейской стрелковой дивизии гвардии сержанту Чехову Анатолию Ивановичу за проявленные героизм и мужество в боях с немецко-фашистскими захватчиками на Волге и Курской дуге звания Героя Советского Союза».

«…Бывший снайпер Анатолий Чехов должен носить звезду Героя Советского Союза. Он ее заслужил», – писали в «Комсомольскую правду» бывший фронтовик Н. Пискарев из города Гребенка, Полтавской области, А. Смирнов из Московской области и многие другие читатели, взволнованные судьбой Анатолия…

Патриотический почин Чехова и его последователей, развитие массового снайперского движения были конкретным ответом на приказ командующего 62-й армией, который преследовал цель превратить каждый дом в неприступную для врага крепость.

Оборона должна быть активной. Не дать противнику снять с нашего участка ни одного подразделения для переброски в Заводской район, где шли ожесточенные бои, решавшие исход битвы за город, – такую задачу поставило командование 39-му гвардейскому полку.

Роты нашего батальона все лучше обживали свои участки. Мы настолько изучили повадки и привычки гитлеровцев, что теперь уже диктовали им свою волю, и они вынуждены были приспосабливаться к нашему режиму.

Во всех подразделениях дивизии создавались и обучались штурмовые группы. Само название этих групп говорит о той роли, которая им предназначалась в условиях городского боя, – захват отдельных объектов. Мы тоже готовили две штурмовые группы. Им предстояло овладеть домом, что стоял перед 1-й и 3-й ротами и находился в руках врага. Тренировались в своем «тылу» (рядом со штабом, где стоял дом, похожий на занятый немцами).

В ходе этих занятий неожиданно возникло серьезное затруднение; часть вновь прибывшего и, кстати сказать, очень малочисленного пополнения не знала русского языка. Но выход нашли. Политрук пулеметной роты, татарин по национальности, хорошо знал языки народов среднеазиатских республик. Ему, а также солдату 3-й роты Ктумову и сержанту Атаканову пришлось стать переводчиками. С их помощью солдатам было обстоятельно разъяснено, в чем состоит их задача и как лучше ее выполнить. Каждый знал, по какому сигналу что он должен делать. После отработки отдельных элементов начали проводить комплексные занятия.

Но действовать штурмовым группам не пришлось. По тактическим соображениям старших начальников захват намеченного дома был отложен на более позднее время.

Между тем такие же группы 3-го батальона атаковали большой жилой дом и завладели им, полностью уничтожив находившихся там фашистов. Мы искренне обрадовались успеху своих товарищей. Он свидетельствовал о возросшем военном мастерстве командиров и солдат полка. Гитлеровцы оказывали упорное сопротивление нашим соседям. В угловой комнате второго этажа они забаррикадировались и яростно отбивались. Проще всего было бы разрушить этот дом с помощью артиллерии или даже взорвать его, но в нем находились и наши люди. По предложению полкового инженера Бейгула саперы подложили под закрытую дверь небольшие тротиловые шашки и подорвали их. Взрывная волна выбила дверь, свалила нагромождение из матрацев, подушек и мешков. В образовавшийся проем полетели гранаты. Довершили разгром огнеметчики.

1-й батальон продолжал сдерживать ожесточенный натиск врага. Бойцы понимали, что рассчитывать следует только на свои силы – пополнения нам не давали. Случалось, иногда присылали несколько человек, выписанных из госпиталей. А основную массу свежих сил направляли в Заводской район. Гвардейцы воевали с огромным напряжением. Нередко один боец обслуживал ручной или даже станковый пулемет. А то вооружался ручным пулеметом и автоматом и стрелял из них в зависимости от обстановки. В подразделении Степана Карпенко кто-то из минометчиков вел огонь сразу из двух ротных 50-миллиметровых минометов. Он занял огневую позицию прямо посередине проезжей части Нижегородской улицы. Там перед канализационным колодцем лежала опрокинутая полуторка, которую он использовал как «естественное» прикрытие, а сам обосновался в колодце. Неуязвимый для врага герой-минометчик причинил много хлопот и неприятностей противнику, нанося ему ощутимые потери.

Под руководством Александра Гавриловича Потрываева стали более активно действовать и наши полковые разведчики. Их чуть ли не качали на руках, когда, вернувшись из очередного поиска, они приволокли пленного, по своим «габаритам» не уступавшего великану Медведеву. Фашист отчаянно сопротивлялся – бойцы как на грех оказались все небольшого роста. Однако с силачом справились.

Хорошо помогали нам летчики ночных бомбардировщиков. Мы установили с ними тесную связь и обозначали объекты, которые им предстояло бомбить. Услышав знакомое стрекотание моторов над Волгой, гвардейцы пускали ракеты, стараясь направить их точно на цель. Это давало возможность пилотам бросать бомбы именно туда, куда следовало.

Прочное взаимодействие наладилось и с артиллерией, что стояла на противоположном берегу. Нам дали заградительные огни, подвижные и неподвижные. Теперь, если противник наступал, мы пускали серию ракет определенных соцветий, и нас тотчас же поддерживали.

Как и всем комбатам, мне приходилось ломать голову над тем, как надежнее укрыть людей, чтобы даже 100-килограммовые бомбы и тяжелые снаряды не наносили потерь. С нас даже стали спрашивать: «А почему ты сегодня потерял двух человек? Ты же в обороне сидишь!»

Наладилось и снабжение. Находясь в самом пекле, мы не ощущали недостатка в боеприпасах.

Организовать оборону нам помогали работники вышестоящих штабов и политорганов. У нас в батальоне бывали генерал Родимцев, комиссар дивизии Вавилов, командир полка Долгов, помощник начальника штаба полка капитан Мороз, старший политрук Синицын, офицеры из политотдела и штаба дивизии.

Естественно, чаще других к нам приходил командир части. Как-то вечером он вошел в блиндаж неожиданно. Мы все поднялись. Я доложил, что батальон обороняет указанный ему район, потерь за сегодняшний день нет, изменений в поведении противника тоже не наблюдалось.

– Все это хорошо, но давай-ка лучше пройдем по обороне и на месте посмотрим, как и что, – предложил Долгов.

– Есть! – и я начал натягивать ватный бушлат, Нефедьев потянулся за телогрейкой, Ильин, недавно возвратившийся из разведки, пригладил свой белобрысый ежик и нахлобучил на голову ушанку, а Иванников в недоумении стрелял глазами то в меня, то в командира полка.

– Вы это куда? – удивился Долгов. – Такой компанией проверять оборону нельзя. Один шальной снаряд и… Кто даст гарантию, что ничего не случится? Или, может, ваш комбат не знает дорогу в роты?

По тону Долгова нельзя было понять, шутит он или говорит серьезно. Не зная, как реагировать на его слова, мы нерешительно переступали с ноги на ногу.

– Всем оставаться на месте, – уже вполне серьезно сказал командир полка. – Чередуясь, отдыхайте, а мы с Исаковым пойдем. Готов? – обратился он ко мне.

– Как штык!

– Ну тогда веди, штык.

И мы направились сначала в 1-ю и 3-ю роты, а затем во 2-ю.

Каждый ротный показывал, как на его участке оборудованы окопы, пулеметные позиции, секторы обстрела, откуда чаще всего ведет огонь противник. Когда подошли к одному из расчетов пулеметной роты, Самохин уже ожидал нас и сразу начал подробно докладывать Долгову.

Семен Степанович внимательно слушал его и вдруг перебил:

– Почему ты разговариваешь шепотом?

– Так немцы же услышат…

– Мы же дома, – в тон ему ответил Долгов. – Это они пусть шепчутся. Может, твои пулеметы тоже так же тихо стреляют? Или совсем молчат?

– Нет, товарищ гвардии майор! Мы их лупим днем и ночью, – подал голос командир расчета, видимо, обиженный колким замечанием командира полка. – Можете даже посмотреть, сколько у нас сегодня пустых гильз…

– Вот и я думаю, сержант, что нужно лупить их и днем и ночью, чтобы ни одна фашистская сволочь не могла головы поднять до самого своего смертного часа!

– Товарищ гвардии майор, можно спросить?

– Да. Для того и пришел, чтобы посмотреть, как вы воюете, и узнать, что думаете.

– Наступление скоро начнется? Надоело обороняться…

– Что наступление будет, в этом я уверен, а вот когда оно начнется, не знаю. А вы к этому готовы?

– Тренируемся. Вроде получается… Нам бы выбить фрицев вон оттуда, – сержант указал на дом, силуэт которого четко вырисовывался на фоне ночного неба. – Он точь-в-точь такой же, какой мы избрали для занятий. До него каких-нибудь шестьдесят – семьдесят метров…

Не отчаивайтесь, придет время – возьмете его. Письма из дому получаете?

– Получаем, но не все. Мои под оккупацией, в Сумской области…

Дойдем и до Сумской области. – Долгов легонько тронул сержанта за плечо. – Отомстим!.. Ну что ж, гвардейцы, раз вопросов нет, настроение боевое, остается пожелать вам уничтожить как можно больше оккупантов и побывать в Берлине.

По траншее пробрались к Сафронову. Его роту отделяло от противника еще меньшее расстояние, чем пулеметчиков Самохина. Сафронова нашли в окопе, возле него стоял Шепрут, и они о чем-то тихо разговаривали. Я толкнул Сафронова: «Пришел командир полка». Сафронов начал было докладывать, но Долгов прервал его, подал ему руку.

– О чем совещаетесь?

– Да вот слушаем: немцам пожрать принесли, у них языки и развязались.

Мы прислушались. Со стороны неприятеля действительно доносились приглушенные голоса и позвякивание котелков.

– И вы все сразу питаетесь?

– Нет, едим по очереди. Одни кашу уплетают, а другие в окопе стоят, стерегут, поджидают момент, чтоб к фрицу гранаты забросить. Да только это почти невозможно: дом, занятый немцами, стоит к нам глухой торцевой стороной. И ни одного окошка – видите? – куда бы бросить гранату, нет.

Долгов, выслушав командира роты, повернулся ко мне:

– Я прикажу Кузьмину, чтобы он выделил вам две 45-миллиметровые пушки. Ты с ним все согласуй, установи сигналы, и пусть тюкает в этот дом прямой наводкой до тех пор, пока он не завалится. Только смотри, здесь нужна особая точность, а то возьмет чуть-чуть вправо да и влепит в своих.