Текст книги "Воспоминания командира батареи. Дивизионная артиллерия в годы Великой Отечественной войны. 1941-1945"

Автор книги: Иван Новохацкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 29 страниц)

У меня была верховая лошадка, которая стояла здесь же, вблизи блиндажа, в специально вырытом в косогоре загончике. Бедное животное, оно каждый раз встречало меня тоскливым, голодным взглядом. Если нам иногда перепадало по сухарю, то для лошади не давали ничего. Единственным кормом были березовые да осиновые ветки, иногда клочок пожухлой, прошлогодней травы.

Мы берегли нашу лошадку как зеницу ока. Моим солдатам, обессилевшим от постоянного недоедания, было уже не под силу совершать вояжи на нашу кухню, пять километров туда и столько же обратно, хотя все они были не хилого десятка. Лошадка нас выручала. На ней мои солдаты по очереди каждые трое суток ездили к старшине батареи за провизией.

Как-то утром дежурный телефонист доложил, что меня вызывают в штаб полка. Теряюсь в догадках: зачем бы меня, командира взвода, вызывали в штаб полка, где я ни разу не бывал? Попросил телефониста по «солдатскому телеграфу» узнать, в чем дело. Вскоре тот доложил, что меня вызывают за получением награды, ордена Красной Звезды, которым я был награжден в конце прошлого, 1942 года. Приказ есть приказ, и хотя награждают не каждый день и повод, конечно, приятный, но десять километров до штаба и столько же обратно по сплошной воде – удовольствие малоприятное.

Решил ехать на своей лошадке. Пошел доложить командиру батальона о полученном приказании. Тот сообщил мне, что его тоже вызывают и по той же причине. Поздравили друг друга. Комбат предложил ехать вместе, наши штабы располагались недалеко друг от друга. Недалеко от нашего ПНП проходила грейдированная дорога, ровной стрелой прорезавшая лес: в одну сторону – райцентр Поддорье Новгородской области, там противник, в другую сторону – в наш тыл. Едем по обочине дороги, справа глубокий кювет, доверху заполненный талой водой. Многие участки дороги тоже залиты водой. Впереди едет комбат, за ним его коновод, позади я на своей лошадке.

Тишина, пригревает яркое солнце, робко оживает природа, кое-где выглядывает зеленая травка. Едем шагом, наши лошади вряд ли в состоянии перейти на рысь. Да и надо внимательно смотреть вперед под ноги, ведь мы вблизи передовой, и минные поля здесь не редкость, тем более на дороге. Дорога пустынна, никакого движения. Едем, как говорится, копыто в копыто, иногда перебрасываемся словами.

Проехали километра три. Вдруг впереди фонтан воды, грязи, дыма. Я не успел осознать, что произошло, как оказался в глубоком кювете с головой в ледяной воде. Рядом бьется моя лошадка, пытаясь встать на ноги. Хорошо, что я еще успел выдернуть ногу из стремени, а то наглотался бы воды, пока вылез из-под лошади. Ледяная вода успела попасть под одежду, в сапоги.

Впереди в кювете пытается выбраться из-под лошади ординарец комбата. Помог ему встать на ноги. Там же, где ехал комбат, страшная картина: лошадь его разорвана на части, бьется в конвульсиях, и здесь же, в воронке, быстро заполняющейся грязной талой водой, растерзанное тело комбата. Развороченная взрывом нижняя часть его тела перемешалась с окровавленными кусками лошади...

Страшная, тяжелая картина. Запекшиеся губы еле шепчут последние слова: «...Иван... застрели... застрели». Горло сжал комок. Рядом плачет коновод, не знает, что делать. Я предлагаю ему изуродованные останки тела комбата завернуть в плащ-палатку, отвезти в штаб полка и доложить, что комбат прибыл за наградой.

Молча едем по дороге. Теперь я впереди, за мной лошадь коновода, которую он ведет в поводу, на ней в двух плащ-палатках останки комбата... Печальная процессия.

Вскоре наши дороги расходятся. Шоссе осталось в стороне. Еду по низкорослому ельнику, старой вырубке леса. На небольшом пригорке моя лошадь останавливается и ложится на бок, еле успел выскочить из седла. Выбилась из сил. До штаба полка еще километра два. Лошадь моя печальными виноватыми глазами смотрит на меня. Пытаюсь ее погладить и успокоить: она все еще вздрагивает от пережитого.

Что делать? Бросить лошадь нельзя, но и поднять ее на ноги невозможно, бедное животное совсем выбилось из сил.

Посмотрел вокруг, поблизости ни души. Снял седло, повод уздечки привязал к ближайшему деревцу, взвалил седло на плечи и побрел в сторону штаба. Пусть лошадь отдохнет, пока я буду ходить.

С трудом добрался до штаба. Он размещался в одном из домов небольшой деревушки. У дома стояла пожарная качалка (насос), и солдаты почти через каждый час качали воду из-под дома – половодье поднимало пол.

В штабе мне вручили мой первый орден Красной Звезды за прошлые бои, поздравили, налили полкружки водки, полкотелка настоящего горохового супа, дали кусок настоящего хлеба. Такого вкусного супа я не ел ни до, ни после этого, а может быть, мне так показалось с голодухи.

Отдохнув с час, я пошел обратно, к своей лошадке. В кармане шинели было два брикета горохового супа, два брикета пшенной каши да несколько полновесных сухарей, сбоку на ремне во фляжке побулькивала водка – целое состояние!

Вскоре подошел к тому месту, где оставил свою лошадь, бегаю от куста к кусту, но ее нигде не видно. Ошибиться я не мог. Наконец увидел пустую уздечку, привязанную к деревцу, а поблизости хвост – все, что осталось от моей лошади. Вдали, километрах в полутора, видны были орудия батарей нашего полка...

Взвалив на плечи седло и уздечку, побрел я на свой ПНП. День уже клонился к закату. Багровый круг солнца коснулся верхней кромки дальнего леса...

Мои солдаты быстро сварили два котелка горохового супа, разлили по кружкам водку, стоя и молча помянули комбата, а затем мне еще раз пришлось бросать свой орден в кружку. Фронтовая жизнь продолжалась.

Это был мой первый орден, мне шел двадцатый год, и все основные сражения были еще впереди.

Одно отделение моего взвода располагалось вместе со мною вблизи передовой. Мы занимали хороший блиндаж, вырытый в молодом ельнике на возвышенности; говорили, что это бывший партизанский лагерь.

Здесь у меня произошла неприятность. Ночью исчез один мой солдат. Он охранял наш и соседний блиндаж. Наутро появились работники контрразведки «Смерш». Допрашивали меня и моих солдат, выясняя, что собой представлял пропавший солдат. Они осмотрели местность вокруг и пришли к выводу, что солдата взяла ночью вражеская разведгруппа. На земле были видны следы немецких сапог. Хорошо, что не забросали наш блиндаж гранатами. В общем, урок был серьезный. Пришлось усилить охрану, особенно ночью.

Вскоре наш полк был выведен в ближайший тыл, неподалеку от села Малтовица, где полк получил пополнение и переформировался, был укомплектован новой техникой. Неподалеку находился передний край бывшей немецкой обороны, и мы иногда ходили туда, снимали там телефонный кабель и другое имущество. Нередко кто-то подрывался на вражеских минах. Удивлялись мы немецкой обстоятельности, с какой они обустроили свою оборону. Блиндажи были обиты внутри досками, имелись дощатые двухэтажные нары, даже туалет был оборудован по всем правилам. Траншеи на высоком месте были в полный рост, и стены также были укреплены жердями или досками. В полутора километрах от переднего края находился самый настоящий дом отдыха для солдат и везде горы бутылок. Иногда встречались блиндажи, одна из стен которых была выложена из пустых бутылок. На подступах к немецкой обороне в траве нередко встречались трупы наших солдат, погибших в боях. Никто их не хоронил.

Работая командиром взвода связи, я все время просился на артиллерийскую должность. Вскоре моя просьба была удовлетворена. Весной 1943 года меня назначили командиром 2-го огневого взвода батареи. На вооружении батареи находились 76-мм пушки образца 1939 года. Проводили занятия по огневой подготовке и по тактике. Готовились к новым боям.

Вскоре полк перешел на новые штаты. Ряд офицеров, в том числе и я, вышли за штат. Мы откомандировывались в резерв фронта. Начальник штаба полка, подписывая командировочное предписание, увидел мою фамилию, вызвал и спросил, почему я не сказал ему, что выведен за штат. Он заявил, что я хорошо показал себя в боях и меня надо было оставить в полку. Но приказ уже подписан. Вместе с другими офицерами мы направились в Едрово, где по-прежнему находился 69-й запасной артполк. Так я второй раз попал сюда.

Дивизион резерва офицерского состава размещался в знакомом мне лесу в больших землянках. Они представляли собой большую квадратную яму: справа и слева земляные нары, покрытые еловым лапником, видавшими виды солдатскими матрасами и подушками, набитыми соломой. Крыша была двухскатная, посредине толстое бревно, на которое ложились жерди, покрытые еловым лапником и засыпанные сверху землей. Вот и все удобства, все остальное в соседних кустах. Умывались у ближайшего болота, где была вырыта яма и всегда стояла вода.

Кормились мы из обычной походной кухни. Пища была самая неприхотливая: суп или щи и каша на второе да чай. Никакой столовой, конечно, не было. Под деревьями из жердей были сооружены примитивные столы и такие же сиденья. Кроме обычной пищи, офицерам выдавали один раз в месяц дополнительный паек: банку консервов (обычно в томатном соусе), пачку печенья, кусок масла или сала, граммов 300–400.

Выдавали всем табак. Помню, выдали ароматный табак «Южный». Я не курил и отдавал его другим. Этот табак сыграл злую шутку. Пачки табака были похожи на пачки чая. Повар у кого-то спросил одну или две пачки чая и положил их в блиндаже на полку, где хранился чай. Рано утром в один из дней, заваривая чай, он вместо чая бросил в котел пачку табака. Мы пили чай молча, потом кто-то сказал, что чай горький. Все зашумели, собрались возле котла. Повар, чуя неладное, длинным черпаком поддел со дна заварку. Она распарилась и напоминала кучу травы. Стало ясно, что это табак. Поругавшись и посмеявшись, разошлись. К вечеру узнали, что повара арестовала военная контрразведка «Смерш». Ему приписали попытку отравить офицеров. Нелепый случай, но судьба этого невинного человека была решена.

В нашей землянке, впрочем как и в других, было несметное число крыс. Доппаек мы клали на центральную балку под потолком. Крысы быстро расправлялись со всем, что было им по зубам. Обычная картина: приходим с обеда, ложимся вздремнуть. Как только все улеглись, крысы в очередь друг за другом заползают на балку, и пошла работа. И тут по еле заметному взмаху руки раздается сразу несколько выстрелов из пистолетов и наганов. Стеклянные банки вдребезги, крысы кубарем падают на пол и разбегаются. Зато через несколько минут прибегает дежурный по полку выяснять, что за стрельба. Но мы уже делаем вид, что крепко спим. Доппайку доставалось и от крыс, и от нашей стрельбы, но крысы, по-моему, серьезного ущерба не несли.

В запасном полку встретился со своими прежними сослуживцами по 69-му ЗАП. Они почти все были на своих местах. Здесь все же не передовая.

В дивизионе резерва я пробыл месяц и получил назначение в 1-ю гвардейскую воздушно-десантную дивизию.

Дивизия находилась на Северо-Западном фронте в районе Старой Руссы. Этому городку в Новгородской области досталось крепко. Его длительное время штурмовали наши войска, он находился в зоне досягаемости не только минометного и артиллерийского, но и пулеметного огня. Вокруг Старой Руссы почти сплошные болота и леса. К моменту моего прибытия в дивизию, лес вокруг города практически был уничтожен артиллерийским и минометным огнем.

Я прибыл в 4-й гвардейский воздушно-десантный полк в середине августа 1943 года. Очередное наступление на Старую Руссу началось 10 августа. На этот раз сюда были брошены несколько воздушно-десантных дивизий, в том числе и наша дивизия.

Бои шли ожесточенные. Десантникам удалось прорвать оборону противника, преодолеть несколько (пять или шесть) рубежей обороны, где все простреливалось перекрестным огнем, а местность была густо заминирована. Подступы к Старой Руссе были укреплены сильнее, чем можно было предполагать. Здесь полегли многие десятки тысяч наших солдат и офицеров, в том числе и десантников.

Прежде чем описывать свое прибытие в полк, коротко скажу об истории дивизии, где мне предстояло служить и воевать. В тот период воздушно-десантные соединения действовали как обычные стрелковые дивизии.

Воздушно-десантные войска берут свое начало с предвоенных маневров Киевского военного округа в 1939 году. Тогда был выброшен небольшой десант с самолетов. На маневрах присутствовали иностранные военные атташе, и для них, впрочем, как и для многих из наших командиров, это было полной неожиданностью. К началу Великой Отечественной войны в нашей армии уже было сформировано несколько воздушно-десантных корпусов, каждый из которых состоял из парашютно-десантных бригад, а те, в свою очередь, из батальонов.

Предшественником 1-й гвардейской воздушно-десантной дивизии был 4-й воздушно-десантный корпус. Он дислоцировался в Белорусском военном округе. Командовал корпусом генерал-майор А. Ф. Левашов. С начала войны корпус вел тяжелые бои с немецко-фашистскими захватчиками в составе Западного фронта, которым командовал генерал Павлов, Герой Советского Союза. Он вскоре был снят с должности и расстрелян за потерю управления фронтом, хотя его вины в этом не было.

Вскоре корпус был выведен из боя, сосредоточен в районе города Тейково Горьковской области, где проводил доукомплектование и занимался боевой подготовкой.

К осени 1941 года обстановка на фронтах была исключительно тяжелой. Гитлеровские войска блокировали Ленинград, окружив его со всех сторон. Только через Ладожское озеро поддерживалась связь города со страной. Зимой ледовая дорога получила название Дорога жизни. Враг подошел вплотную к столице нашей родины.

В первых числах декабря 1941 года началось наступление под Москвой. В нем участвовало несколько фронтов, в том числе Калининский и Западный. Противнику был нанесен мощный (по тем временам) удар, и он начал отходить от Москвы на запад.

Чтобы способствовать войскам Западного фронта в развитии наступления, было принято решение на выброску воздушного десанта в тыл противника в район города Вязьма. Воздушный десант был выброшен в район между Вязьмой и Дорогобужем Смоленской области. Десантирование проходило в трудных зимних условиях 27–28 января 1942 года. Воздушно-десантные войска не имели специальных военно-транспортных самолетов, и десантирование проводилось из бомбардировщиков. Вооружен десант был только легким стрелковым оружием. Оторванность от фронта, трудности обеспечения боеприпасами и продовольствием тяжело сказывались на действиях наших частей.

4-й воздушно-десантный корпус генерал-майора Левашова в составе 8, 9 и 214-й воздушно-десантных бригад также был выброшен в указанный район. Десантирование проходило драматично. Командир корпуса был убит еще в самолете до десантирования. Командование корпусом принял начальник штаба полковник А. Ф. Казанкин. Впоследствии десантники рассказывали о тех исключительно трудных и кровопролитных боях в тылу врага. Тем не менее десант выполнил свою задачу. В течение полугода, до июля 1942 года он сковывал крупную группировку вражеских войск в этом районе.

В июне – июле, по приказу фронта, остатки корпуса мелкими группами вышли из окружения в районе города Кирова Калужской области. Вышедший из боя корпус был преобразован в 1-ю гвардейскую воздушно-десантную дивизию. После переформирования дивизия была в 1943 году направлена на Северо-Западный фронт.

В июле – августе 1943 года дивизия приняла участие в боях под Старой Руссой Новгородской области. Здесь началось очередное наступление. Вот сюда я и был назначен на должность командира взвода управления 4-й батареи 2-го дивизиона 4-го гвардейского воздушно-десантного артполка.

В дивизию нас было направленно несколько человек, в том числе и лейтенант Кулаков Иван Яковлевич, ныне полковник в отставке. Мы подружились тогда и сохранили дружбу до настоящего времени. Кроме меня, все остальные, как говорят, пороха не нюхали, впервые попали на фронт, и я, как мог, объяснял им, что и как бывает на войне.

На попутных машинах к вечеру добрались до района расположения дивизии. Вечером в лесу искать свой полк дело трудное, поэтому я предложил переночевать, а утром разыскать полк. Нам попался пустой блиндаж на опушке леса. Пол его был застелен травой. Блиндаж был низким, стоять можно было только на коленях. Фронт жил своей жизнью. Где-то вдали слышалась артиллерийская канонада, по дорогам шли машины, груженные боеприпасами и продовольствием. Все эти фронтовые приметы мне были хорошо известны, поэтому я, улегшись на траву, укрылся полой шинели и быстро уснул.

Утром мы довольно быстро нашли штаб нашего полка. Оформили документы, и я ушел искать свою 4-ю батарею. Это было в середине августа 1943 года. К этому моменту наступление на Старую Руссу уже выдохлось. Прорвав глубоко эшелонированную оборону противника, полки дивизии продвинулись на 8–10 километров и подошли вплотную к городу, но овладеть им не смогли. Потери с нашей стороны были очень большими. Кругом болота, лес весь уничтожен снарядами и минами, всюду завалы от поваленного леса. Технику, в том числе и танки, здесь применять было невозможно. В этом была одна из причин неудачи очередного наступления. Но прорыв обороны противника и продвижение на несколько километров для Северо-Западного фронта было событием значительным.

Командир 4-й батареи находился на своем НП, который располагался у большого поваленного дерева, здесь же был и командир батальона одного из полков, который поддерживал наш дивизион.

Появившись на НП, я остановился возле командира батареи и стал докладывать о своем прибытии на должность. Но он сразу же, дернув меня за полу шинели, крикнул, чтобы я лег, так как где-то недалеко сидит вражеский снайпер и может запросто убить. Опустился на колени, доложил. Чувствую под коленом какую-то упругость, ковырнул сапогом, оказалось, что подо мной тонким слоем земли присыпан убитый. Комбат сказал, что здесь вся местность сплошь усеяна трупами – и нашими и немецкими. Хоронить некогда, да и негде, кругом болота. Поэтому по возможности прикапывали землей, накрывали еловым или сосновым лапником, вот и все почести. В общем, на фронте жизнь человеческая часто обесценивалась. Важно было выполнить задачу, а какой ценой это доставалось, мало кого серьезно беспокоило. А если беспокоило, то лишь в том плане, что пополнение будет не скоро, а задачи надо решать сейчас.

Быстро познакомился со взводом, вернее, с теми, кто был на НП. Взвод управления батареи, которым мне предстояло командовать, состоял из отделений разведки, телефонной связи, радио и вычислителя. Главная задача взвода – разведка противника, обнаружение его огневых средств и определение координат целей, а также обеспечение связью наблюдательного пункта батареи с огневой позицией батареи, которая находилась от НП обычно на два-три километра в тылу. Кроме того, при ведении огня батареей надо было следить за разрывами снарядов и координировать огонь батареи.

Многие, кто хорошо незнаком с военным делом, почему-то считают, что главное в разведке – добыть «языка», то есть взять пленного. В действительности это далеко не так. Взятие «языка» – это хотя в определенной степени романтично, но далеко не главное в разведке. «Язык», даже самый разговорчивый, мог сказать, сколько во взводе или роте пулеметов и другой боевой техники. Но, зная организацию немецкой армии, нетрудно было и самим определить это. А вот где в данный момент находятся на местности эти огневые средства – это уже задача разведки. Здесь нужны были координаты цели. Вот этим-то, то есть обнаружением целей, нанесением их на карту или планшет, определением координат целей и подготовкой исходных данных для стрельбы, и занимались отделения разведки и вычислитель под руководством командира взвода управления (КВУ).

4-я батарея, куда я был назначен, состояла из моего взвода управления и двух огневых взводов, в каждом из которых было по две 76-мм дивизионные пушки ЗИС-3 на конной тяге. Каждую пушку перевозила шестерка лошадей. Батарея стояла на закрытых позициях, удаленных от передовой на три-четыре километра. Противника видели только командир батареи, КВУ и его разведчики. Они и корректировали, а вернее, управляли огнем батареи при стрельбе по целям.

Местность вокруг была болотистой, заросшей кустарником, а если и попадалось более сухое место, то там росли деревья, которые в основном были разбиты снарядами и минами.

С неделю шли бои местного значения, противник упорно оборонялся, ему болота для обороны были выгоднее. Мы не могли применить танки, основную ударную силу при прорыве обороны противника. Войска фронта, в том числе и наша дивизия, не могли вести наступление – большие потери личного состава и острый недостаток боеприпасов, особенно снарядов.