Текст книги "Воспоминания командира батареи. Дивизионная артиллерия в годы Великой Отечественной войны. 1941-1945"

Автор книги: Иван Новохацкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 29 страниц)

Глава 9.
Румыния

Вскоре проходим первую румынскую деревню. С любопытством всматриваемся в постройки и людей: какая она, заграница? Деревня как деревня, мало чем отличается от деревень на Украине, по которой мы прошли многие сотни километров.

Население с любопытством смотрит на нас, не выказывая особой радости, но и враждебности не видно, хотя Румыния воевала против нас на стороне фашистской Германии. Все-таки, по сравнению с украинскими селами, румынские выглядели благополучнее, тут, наверное, немцы меньше грабили, все-таки союзники.

Наши войска свернулись в колонны и продвигались с максимально возможной скоростью вперед. Я, как начальник разведки дивизиона, собрал командиров взводов управления батарей с их разведчиками и организовал что-то вроде передового разъезда, вернее, разведывательную группу. Мы все были верхом на лошадях, поэтому двигались быстрее наших пеших колонн и своих батарей, которые шли на конной тяге в общих колоннах в готовности к немедленному развертыванию и поддержке огнем, если потребует обстановка. Командир нашего дивизиона поставил нам задачу вести разведку противника и своевременно докладывать о нем.

Почти без остановок идем вперед. Ночное время тоже максимально использовалось для движения. Только на четыре – пять часов делался привал, чтобы дать отдохнуть и людям и лошадям, и снова вперед. Иногда по пути нашего движения виднелись где-либо в стороне от дороги отдельно стоящие усадьбы. Местное население говорило, что это дом «бояра», очевидно румынского помещика. Мы, конечно, не проезжали мимо, заглядывали в эти усадьбы – там мог быть и противник, да и подкрепиться и покормить лошадей не мешало. В лучшем случае там находили нескольких работников, очевидно батраков. Сами помещики бежали в города.

Во всех «боярских» усадьбах были большие каменные подвалы, где в больших бочках хранилось виноградное вино. Мы с удовольствием «дегустировали» его, закусывали чем-нибудь и продолжали движение вперед. Наш путь был на юг Румынии, мимо городов Бырлад, Бакэу, которые виднелись в стороне от нашего маршрута, в обход с юга горного массива. Впереди – Бухарест.

Наши войска сплошными колоннами шли по дорогам. Колонны машин с орудиями на прицепе, реактивных установок «катюш», машины с боеприпасами и различными грузами. Здесь же параллельно – конные колонны с орудиями, а также эскадроны конного корпуса генерала Плиева. Пехотные части двигались обычно по обочинам. В стороне от дороги и параллельно ей – танковые колонны.

Дороги были буквально забиты войсками. Все неудержимо рвались вперед. Если наступление развивается успешно, то в войсках возникает какое-то возбужденное морально-психологическое настроение, все спешат вперед, зачастую обгоняя передовые части. Правда, встретив сопротивление, эти лихачи с ходу разворачиваются и с не меньшей поспешностью удирают назад, создавая иногда паническое настроение, особенно в тыловых подразделениях.

Где-то на подступах к Бухаресту противник оказал сопротивление нашим войскам. Наши части развернулись в боевой порядок, в районе села Альбешти завязался упорный бой, длившийся весь день.

Еще утром, часов в десять, командир немецкой дивизии генерал Зельтер выслал к нам парламентеров с предложением о перемирии. Однако условия нашего ультиматума и сдачи в плен его не устроили, бой возобновился с новой силой и продолжался весь день. Противник потерял в этом бою человек 500 убитыми, 56 человек были взяты в плен.

Наша дивизия потеряла здесь убитыми 77 человек, более 150 было ранено. К вечеру противник начал отход.

Я со своими разведчиками пошел вперед, вслед за нашей пехотой. Ближе к полуночи пехота остановилась на отдых, вместе с ней и мы – тут же на поле в небольших, наспех вырытых окопчиках легли отдохнуть.

Ближе к рассвету пехота двинулась вперед, следом и мы. Идем по дороге, с трудом преодолевая сон. На какое-то время и я, и мои разведчики уснули на ходу, разбрелись по всей дороге. Я вздрогнул от звука сломанного стебля кукурузы, в которую во сне забрел. Проснулся, вижу, мои разведчики сонные идут кто где. С удивлением увидел впереди в предрассветной мгле свежий окоп на расстоянии буквально 50 метров. Только я успел упасть на землю и крикнуть «Ложись!», как прозвучала пулеметная очередь. Мы наткнулись на боевое охранение противника. Сон сразу же согнало. К счастью, никто из моих разведчиков не пострадал. Даже во сне они без задержки выполнили мою команду «ложись», буквально за какой-то миг до пулеметной очереди.

Отползаем назад по кукурузному полю. Нашей пехоты не видно. Как потом оказалось, она остановилась где-то метров пятьсот сзади, так как солдаты буквально падали и засыпали от усталости. Мы же, задремав на ходу, не заметили этого. Впервые я спал на ходу, оказывается, и такое возможно.

Батальон, с которым мы наступали, развернулся в боевой порядок и вскоре завязал бой с противником. Я по радио сообщил командиру дивизиона обстановку. Наши батареи заняли огневые позиции, поддерживая огнем орудий пехоту. Противник сопротивлялся недолго, вскоре мои разведчики доложили, что он отходит. Пехота поднялась в атаку, вместе с ней двинулись и мы и вскоре вошли в село, где ночевал противник.

В этом бою отличился командир орудия полковой батареи 6-го воздушно-десантного полка старшина К. А. Карачков, вступивший в неравную борьбу с большой группой фашистов. Он огнем орудия уничтожил более 25 гитлеровцев, дело дошло до рукопашной. На него навалились три фашиста, но старшине удалось выйти из этой смертельной схватки победителем, все трое были им уничтожены. Карачкову было присвоено звание Героя Советского Союза.

Продолжая преследование, наша дивизия вышла в район 15 километров севернее Бухареста. Были захвачены большие склады с различным имуществом и продовольствием. Наш старшина нагрузил повозки различными банками, коробками, ящиками с продовольствием. Как потом оказалось, в коробках был дополнительный паек для офицеров немецкой армии: пачка печенья, пластмассовая баночка с мармеладом, пачка сигарет и др. В банках оказался плавленый сыр. Мы поначалу думали, что это мыло, и только потом кто-то попробовал на зуб и понял, что это сыр.

Мои разведчики притащили мне велосипед с моторчиком. Я завел его, сел в седло и помчался вперед. Уехал километров на пятнадцать, дальше дорога расходилась на две стороны. Я остановился и часа три ждал подхода нашей колонны. Велосипед кому-то отдал, пересел на своего верного коня.

Нашей дивизии за отличия в боях на подступах к Бухаресту было присвоено звание «Бухарестская», а всему личному составу была объявлена благодарность Верховного главнокомандующего.

В Бухаресте произошло восстание против фашистского режима Антонеску, на стороне восставших был и король Михай, который в тот момент сыграл положительную роль. Румыния вышла из союза с Германией и объявила ей войну. Сталин наградил Михая только что учрежденным высшим орденом Победы.

Странно было наблюдать, как румынская дивизия, отступавшая перед нашим фронтом, вдруг остановилась, встретила наши войска, вошла в состав войск 2-го Украинского фронта и начала действовать против вчерашнего своего союзника вместе с нашими войсками.

На одной из развилок дорог мы увидели легковую машину, в которой сидел румынский генерал, командир дивизии. Человек двадцать румынских солдат по очереди толкали машину генерала, очевидно, у него в машине не было бензина. Румынские войска действовали по соседству с нашей дивизией почти до конца войны.

Мои разведчики пригнали красивую двухместную спортивную легковую машину красного цвета, сказали, что взяли в гараже на Бухарестском аэродроме. С шиком едем по шоссе. За рулем кто-то из разведчиков, правда, управляет неуверенно, но другого нет. Машина длинная, сзади, прямо на капоте, устроились еще двое или трое разведчиков, держась за сиденья, на которых расположились мы с шофером. Всем хочется прокатиться, хоть какое-то развлечение во фронтовой жизни, да к тому же никто из нас еще ни разу в жизни не ездил на легковой машине.

Почти до самого вечера катались по дорогам, не уезжая далеко вперед – там можно напороться на противника, мишень заметная, но и назад не едем, там попадемся на глаза начальству и машину отберут, что и случилось к вечеру. Нас увидел командир нашего дивизиона, высадил из машины, пришлось садиться на своих верных лошадок. Примерно через день или два случайно увидел эту машину, на ней уже раскатывал кто-то из приближенных командира дивизии.

Продолжаем быстро продвигаться вперед. Суточный марш 25–30 километров перекрываем в два раза. Это нелегко дается, особенно пехоте, к вечеру солдаты падают от усталости. Выдержать такой темп просто не по силам человеку, но и здесь сработала солдатская смекалка. В каждой роте раздобыли повозки с лошадьми, уложили туда солдатские вещмешки, шинели и прочие тяжести. Солдаты по очереди отдыхают на повозках, и это дает облегчение, а главное – позволяет двигаться с двойной скоростью по сравнению с уставной.

В один из дней, действуя впереди наших войск километрах в пятнадцати, мы догнали довольно большой обоз: повозки, груженные разным имуществом и продовольствием, а также овсом для лошадей, большое количество лошадей, целый табун, не меньше сотни. Сопровождают его румынские солдаты и офицеры.

Как потом стало известно, старшим там был румынский полковник. Нас встретили довольно враждебно, пришлось дать в воздух несколько очередей из автоматов и ручного пулемета, который у нас всегда был с собой. Румыны поняли, что с нами силой не договоришься, хотя их было раза в четыре больше, чем нас, а то и больше. Очевидно, этот обоз отступал вместе с немецкими войсками, не зная, что Румыния капитулировала и объявила войну Германии.

Мы потребовали от румынского полковника безоговорочной капитуляции, и я приказал ему построить всех своих подчиненных. Полковник попытался было что-то возражать, но мы не знали румынского языка, а он и его подчиненные – русского. Пришлось объяснять на солдатском жаргоне.

Мои разведчики быстро разоружили полковника и офицеров и арестовали их. Все солдаты обоза были построены, у них были изъяты оружие и боеприпасы. Кто-то из румынских солдат немного знал русский язык, как оказалось, он был молдаванин. Ему объяснили, что Румыния капитулировала и объявила войну Германии, предложили, чтобы он сообщил об этом всем своим солдатам. Те, узнав о происшедших событиях, весело загудели. Я объяснил нашему «переводчику», чтобы из своих солдат он назначил охрану и ждал подхода наших войск.

Мы потребовали, чтобы нам показали лошадей. Загудели румынские офицеры со своим полковником. Наш «переводчик» сообщил, что лошади – из конюшни короля Румынии и его приближенных. Я сказал что-то вроде: король Михай на нас не обидится. В общем, мы выбрали себе лошадей, которые нам понравились, и двинулись вперед.

Мой фронтовой друг Казимир Каминский предложил мне устроить гонки на своих лошадях, я согласился, и мы помчались наперегонки по булыжной дороге. У Казимира был мощный гнедой жеребец, у меня красивый, стройный, серый в яблоках. На лошадях хорошие английские седла, красивая сбруя.

Мчимся что есть духу, мой жеребец обгоняет соперника и вдруг на полном скаку спотыкается, падает на передние ноги и переворачивается с головы на круп. Я пулей вылетаю из седла и ударяюсь о булыжник так, что на какое-то время теряю сознание. Очнулся, разведчики подняли меня и льют из фляжки воду на голову. С трудом вспомнил, что произошло. Я весь в грязи, спасла меня большая лужа с порядочным слоем густой грязи. В противном случае, очевидно, дело кончилось бы печально.

Мой конь стоит на противоположной стороне кювета, весь дрожит, у него разбиты колени передних ног и голова. Попросил, чтобы солдаты успокоили его и взяли на привязь. У меня сильно болит ушибленные правая нога и рука. Подвели моего верного штабного коня. С помощью ординарца взобрался в седло, не могу правой рукой держать повод уздечки. Потихоньку поехали вперед.

Охота мчаться наперегонки пропала. Доехали до ближайшей деревни, там отдохнули и дождались подхода нашего дивизиона. Наш доктор Вася Лиснянский осмотрел и ощупал мои конечности, сделал заключение, что они целы и боль от ушиба скоро пройдет. «Конский» доктор Шемендюк осмотрел мою трофейную лошадь и сделал заключение, что лошадь когда-то была «посажена на передние ноги», то есть когда-то ее напоили холодной водой сразу после скачек, то есть горячей. Это и привело к тому, что у нее во время скачек ноги не выдерживают и подкашиваются. Внешне это заболевание незаметно и проявляется только во время скачек.

Лошадь подлечили, и она осталась при мне в качестве запасной для спокойной езды. Она была очень стройной и красивой, и, конечно, у какого кавалериста не дрогнет сердце при виде такой лошади. В последующем я иногда гарцевал на ней, вызывая зависть у других. Она была хорошо обучена, особенно эффектным, красивым видам аллюра, и любила прогарцевать и продемонстрировать свои способности. Лошадь была у меня почти до конца войны, затем я, вместе с батареей, передал ее моему преемнику Ивану Кулакову.

Быстро идем вперед на запад. Впереди город Крайова, проходим его поздно вечером, на ночлег останавливаемся где-то за городом. Утром снова вперед, к Дунаю. В один из дней подходим утром к реке. Дунай в этом месте сжат берегами. На нашей стороне к берегу выходят довольно высокие скалы, вертикально обрывающиеся к реке, внизу у самых скал вдоль реки – шоссе. Это место зовется Железными Воротами.

Утром начинаем движение по этой дороге. Слева река, довольно широкая в этом месте, справа вертикально вверх возвышается скалистая гряда. Эти «ворота» тянутся на несколько километров.

Только выехали к берегу, как с противоположной стороны начался пулеметный обстрел нашей колонны. На другом берегу Югославия, там противник, и, хотя до противоположного берега почти километр и вражеские пули щелкают где-то выше, по скалам, все же двигаться под прицелом пулеметов неприятно.

Командир дивизиона приказал развернуть одно орудие и дать несколько выстрелов в сторону пулеметов. Очевидно, взрывы наших снарядов убедили противника в бесполезности обстрела нашей колонны. Во всяком случае, стрельба прекратилась, и мы благополучно миновали Железные Ворота.

Вскоре показался прибрежный город Турну-Северин. Противник с противоположного берега обстреливает из пулеметов и минометов наши войска. Одна из «катюш» развернулась и прямой наводкой дала залп по противоположному берегу. Там поднялось море огня и дыма. Мы благополучно проходим город.

Теперь направление на северо-запад. Вскоре дорога пошла по предгорьям, высоты справа и слева покрыты густым хвойным лесом. Это Южные Карпаты.

Воздушно-десантный полк, который поддерживает наш дивизион, занял оборону по окраинам румынского села. Приказано вперед не двигаться, хотя на этом участке противник сопротивления не оказывает, и вообще его поблизости, очевидно, нет. Несколько дней стоим в обороне, обеспечивая остальным частям дивизии и армии выход в Южные Карпаты. Личный состав хорошо отдохнул, отоспался, привел в порядок себя, оружие, боевую технику, отдохнули лошади.

В один из дней меня вызвал командир дивизиона и поставил задачу раздобыть продуктов. Все, что можно было закупить в селе, закуплено и съедено. Было ясно, что на месте решить эту задачу нельзя, равно как и в ближайших селах, где стояли наши войска. Базы снабжения остались где-то далеко позади, и рассчитывать на плановое обеспечение не приходилось.

Доложил командиру дивизиона свой план, он вначале начал было возражать, так как план был довольно рискованным. Я предлагал создать группу, человек двадцать верховых и с десяток повозок, и выехать вперед, то есть за линию фронта, в сторону противника. Подумав, командир согласился, понимая, что найти позади что-либо трудно. Такая группа была сформирована. В нее вошли, кроме меня, два командира взводов, лейтенанты Дыминский и Дунаевский, а также разведчики дивизиона и батарей. У нас были автоматы, несколько повозок, у ездовых на повозках карабины и здесь же два ручных пулемета. У всех было по паре гранат.

Во второй половине дня наш отряд отправился вперед. Предупредили свою пехоту, чтобы на обратном пути не приняли нас за противника.

Двигаемся по шоссе. Справа и слева к самой дороге подступает густой хвойный лес. Внимательно смотрим вперед и по сторонам, все-таки мы за линией фронта и могут быть любые неожиданности. Впереди, километрах в двухстах, румынский городок Люгош, к нему мы держим путь.

Вскоре лес расступился, и впереди, примерно в километре, показались окраинные дома города, который больше походил на большую деревню, но вдали, очевидно в центре, виднелось несколько зданий городского типа.

Остановились, залегли, в бинокли внимательно рассматриваем окраины. Прямо перед нами идет довольно широкая и прямая улица, видимо к центру города. Лежим с полчаса, противника не обнаружили, не видно никаких оборонительных сооружений, хотя бы окопов. Но улица пустынна, ни души, а это неприятный признак, какая-то причина удерживает население в домах. Скорее всего, в городе есть противник.

Решаю двигаться вперед, рассчитываю на внезапность. Нас, очевидно, еще не успели обнаружить, а значит, внезапность для нас – шанс. Инструктирую всех: на галопе врываемся по улице в город и, если встретим сопротивление, разворачиваемся на 180 градусов, назад. Пулеметчики должны прикрыть отход.

На полном галопе мчимся по улице. Она на 90 градусов поворачивает вправо. Поворачиваем туда и мы. Впереди, очевидно, центральная площадь, вся она заполнена народом, все повернулись и смотрят в нашу сторону, кто-то размахивает красным флагом.

От неожиданности мы даже испугались: ожидали противника, а здесь огромная толпа мирных жителей, большинство из которых женщины, много детей. Сдерживаем своих разгоряченных скачкой коней. Из толпы выходит высокий седой старик, рядом с ним еще несколько человек, очевидно городское начальство. В руках у старика поднос с хлебом и солью. Толпа возбужденно, приветливо гудит.

Спешиваемся, подходим к старику и его ассистентам. На ломаном русско-румынском языке старик в нашем лице приветствовал вступление в город Красной армии. Как потом оказалось, это был местный староста, хотя он и был одет в простую крестьянскую одежду, в то время как его сопровождающие были одеты по-городскому.

Отведав хлеб-соль, я поблагодарил горожан за теплую встречу и, конечно, первым делом спросил, есть ли в городе немцы. Мне ответили, что немцы ушли из города дня три назад и сейчас здесь нет ни одного вражеского солдата. Отлегло от сердца.

На городской площади ликование, наши солдаты окружены людьми. Угощения, поцелуи, кто-то поет нашу песню «Катюша», отчаянно коверкая слова. Трудно представить, что буквально неделю назад Румыния была союзницей Германии и воевала против нас. Но ведь политика политикой, а здесь простой народ, которому война приносит одни беды.

Ликование было искренним, неподдельным, душевным, мы это хорошо чувствовали. Обычные люди, какими были, в сущности, и мы, лучше и искренней понимают друг друга, чем политики.

Подошли ко мне несколько румын, хорошо одетые, и сразу видно, что это не простые горожане. Среди них знакомый уже высокий седой старик. На ломаном русском языке он представляет мне: директор школы, начальник местной полиции, директор магазина и т. д. Со всеми здороваюсь за руку. Спрашиваю у старика, где он учил русский язык. Правда, лексикон его и выговор таковы, что надо еще догадаться, о чем он говорит. Старик отвечает, что во время Первой мировой войны он находился в русском плену и тогда немного научился говорить по-русски, но прошло ведь уже восемнадцать лет и многое, конечно, забылось.

После официальной церемонии знакомства с местной знатью отзываю в сторонку старика и высказываю ему просьбу о покупке продовольствия. Он быстро дает согласие, подзывает кого-то, очевидно из администрации города, и дает ему указание о выделении продуктов.

Подзываю старшину и направляю его за продовольствием. Предупредил, что рассчитываться буду я. Нам уже выдали румынские деньги леи.

Ко мне подходит директор школы и пытается что-то объяснить, куда-то приглашает. Ни я, ни мои офицеры не можем понять его просьбу. Наш румынский лексикон ограничен несколькими фразами бытового уровня, найти общее понятие мы не можем.

Вскоре приводят молодую девушку, которая довольно сносно говорит по-русски. Оказалось, что до войны она два года жила в Кишиневе, и там научилась говорить и понимать русский язык. Она перевела мне, что местное общество приглашает русских офицеров на банкет по случаю вступления Красной армии в город. Я пытаюсь объяснить, что мы только небольшая разведгруппа, а основные войска будут позже, но это их не смущает, впрочем, нас тоже, к тому же мы уже проголодались и подкрепиться совсем нелишне. Конечно, мы не обучены никакому официальному этикету, да и что такое банкет, имеем смутное представление, тем более что уже больше двух с половиной лет на фронте и нам не до этикетов.

Втроем идем к дому директора школы, где, как нам сказали, накрыт праздничный стол. Он неподалеку от того места, где мы «митинговали». В комнате сервирован длинный стол, по нашим фронтовым понятиям – изысканной посудой и утварью. Присутствуют одни мужчины. Кроме уже знакомых нам, здесь местный священник и еще двое-трое других мужчин, по праву хозяина их представляет директор школы.

Он что-то говорит, за ним выступает мэр. Мы внимательно слушаем, хотя ничего не понимаем, но очевидно, они приветствуют Красную армию. Я встаю и держу «ответную речь»: несколько слов благодарности за теплую встречу, в том смысле, что мы рассчитывали напороться на противника, а напоролись на приятное гостеприимство. В общем, обменялись тостами.

Выпили по маленькой рюмочке румынской цуйки – это румынская водка, светло-желтого цвета, градусов 25–30. Рюмочки миниатюрные, на длинных ножках, объемом чуть больше наперстка. Я впервые вижу такие. Мы привыкли пить из солдатской кружки, а чаще всего из консервной банки, и напитки значительно крепче – водку или спирт, а тут цуйка, да еще комариными дозами. Мы-то и держать эти рюмки своими заскорузлыми руками не умеем, но виду не подаем, вроде бы банкеты привычное для нас дело.

Звучат тосты: за Сталина, за Красную армию, за короля Румынии Михая. Наши гостеприимные хозяева разгорячились, а у нас, как говорят, ни в одном глазу. Подзываю одну из девушек, обслуживающих стол, объясняю ей, чтобы она принесла кружку, какой наливает цуйку в графины. Кажется, поняла и вскоре приносит бокал граммов на двести, прошу ее принести еще, сколько есть. Вскоре появляются бокалы.

Мы со взводными наливаем себе по бокалу, произносим тост за присутствующих за столом и дружно, без запинки выпиваем до дна. Румыны, раскрыв рот, с испугом смотрят на нас. Мы с удовольствием закусили и наливаем по второй. Подвыпившие румыны осмелели и решают последовать нашему примеру, увидев, что и после второй мы чувствуем себя не дурно. В общем, начался обмен опытом – как надо пить по-русски. Мы учили местную аристократию своим обычаям.

Вскоре банкет превратился в веселую пирушку. Через некоторое время пришел старшина Буков, докладывает, что повозки загружены продовольствием полностью и что за них насчитали 115 рублей нашими деньгами.

Выхожу на улицу и пытаюсь рассчитаться. Достаю сторублевую купюру – на ней, как известно, написано «десять червонцев» – и несколько десяток, на которых написано «один червонец». Подаю, румын с недоумением смотрит на меня, а я пытаюсь выяснить, в чем дело. Присутствующий здесь староста говорит, что надо 115 рублей, а вы даете 12 (то есть одну сотенную и две десятки). Пытаюсь объяснить, что червонец – это десятка, но на деньгах написано слово «один», и это вызывает недоумение румын. Пытаюсь найти рубль, чтобы доказать, что мы их не обманываем, но такой купюры у меня нет.

Прошу найти девушку из Кишинева, чтобы она подтвердила нашу честность в этой ситуации. Вскоре она приходит, но тоже говорит, что раз написано десять, значит, это десять рублей. Короче говоря, она не помогла, а еще больше осложнила ситуацию. Позвал всех своих солдат и попросил порыться в своих карманах, найти рубль. Вскоре кто-то приносит рубль, показываю его румынам. Они поняли, извиняются, инцидент исчерпан.

Старшина с повозками двинулся в обратную сторону. Идем со старостой в дом «обмыть» сделку. Пирушка в самом разгаре. Картина довольно забавная: Дыминский Володя в обнимку с начальником полиции пытаются петь «Интернационал», Яша Дунаевский в обнимку с попом поют «Катюшу», остальные подпевают, кто одним, кто другим. В общем картина идиллическая.

Стемнело, надо возвращаться назад. На обратном пути устраиваем соревнование – кто кого обгонит. Примчались в свою деревню за полночь. Утром узнаю, что Володя Дыминский потерял по пути свою гимнастерку с документами и орденом. Оказывается, во время скачки он потерял уздечку с головы лошади и не знает, как и где это произошло. Искать ночью некогда, отставать не хочется, а без уздечки нельзя управлять лошадью. Он нашел выход: снял с себя гимнастерку, просунул в нее голову лошади, а рукава использовал как поводья. Но и ее потерял. Днем ее нашли румыны и принесли в целости и сохранности.

Командир дивизиона утром нас отругал, но не злобно, мы ведь выполнили задачу – обеспечили дивизион продовольствием на несколько суток. Мы были молоды, по двадцать лет, и, конечно, бесшабашные.

Прошло несколько дней, и мы получили приказ: вперед. Наш маршрут лежал через знакомый нам городок Люгош. Я нелегально выслал вперед разведчиков, чтобы предупредить местные власти о том, что приближается Красная армия, об этом они просили меня на первой встрече.

Когда наша колонна вступила в город по уже знакомой нам улице, то вся она вдоль дороги была уставлена столами с цуйкой, вином и едой. Каждый хозяин дома вынес все, что мог. Получился своеобразный длинный праздничный стол по обе стороны дороги.

Население доброжелательными возгласами приглашало всех к столу. Привал здесь у нас не предусматривался, но когда голова колонны подошла к центру, там уже ждала официальная делегация горожан с хлебом-солью.

Знакомые нам румыны приветствовали Красную армию. Пришлось останавливать колонну и принимать поздравления. Естественно, наших солдат дважды приглашать не надо было. Все. с удовольствием угощались. Командир дивизиона с улыбкой из-под полы показывает мне кулак, я делаю невинный вид, мол, я тут ни при чем. Он, конечно, догадался, что без моего участия тут не обошлось.

Почти час продолжался непредусмотренный привал, и мы двинулись дальше, с сожалением покидая приветливый городок. До этого и после нас встречали в общем-то почти с безразличным видом. Во всяком случае, подобного не было.

Мы с максимально возможной скоростью двигались теперь на север, в полосу наступления своего 2-го Украинского фронта. Наша дивизия обеспечивала левый фланг нашего фронта, так как сосед слева – 3-й Украинский фронт – значительно отстал, ликвидируя окруженную кишиневскую группировку вражеских войск. Наш путь лежал к городу Тимишоара. Колонна вошла в него поздно вечером. Это довольно большой город: типично городские постройки, трамвай.

В центре одна из моих повозок задним колесом попала в трамвайную колею, колесо сломалось, ехать стало невозможно, ночью найти другое трудно. Пришлось ночевать. Рядом высокое здание, очевидно гостиница, здесь мы и заночевали.

Утром я отправился на поиски колеса. Не помню где, но колесо нашел. Однако на месте не оказалось моих разведчиков. Вернее, не оказалось Коли Кущенко. Как потом выяснилось, его арестовал комендант города. Вскоре разыскал комендатуру. Во дворе стоит моя повозка, лошади спокойно жуют сено. Спросил у солдата: где мой разведчик с повозки? Он подтвердил, что его арестовал комендант города подполковник Альтшуллер.

Поднимаюсь на второй этаж, навстречу идет подполковник. Обратился к нему, он подтвердил, что он и есть военный комендант города. Я изложил ему свою обстановку и спросил, по какой причине задержан мой солдат с повозкой. Он сказал, что солдат задержан на базаре, где торговал медом и кого-то ударил черпаком. Я попросил отпустить моего солдата, пообещал, что разберусь и накажу его, а сейчас нам надо быстрее догнать свою колонну и выполнять боевую задачу.

Комендант отказался отпустить солдата, а повозку, пожалуйста, забирай. Я, конечно, не мог уехать без Кущенко.

Комендант ушел на железнодорожную станцию, где несколько солдат грузили в вагоны какие-то музыкальные инструменты и другое имущество. Среди них был мой Кущенко, виновато поглядывавший на меня. На все мои просьбы комендант отвечал отказом и потребовал, чтобы я не мешал ему работать. Тогда я заявил ему, что на окраине города (в той стороне слышалась артиллерийская стрельба) располагается штаб нашей дивизии и я вынужден буду ехать туда и доложить командиру дивизии о случившемся, тем более что в дивизии были большие потери в предыдущих боях и каждый солдат на счету.

Я решительно направился к своей повозке. Комендант, помедлив, подал мне знак, чтобы я подошел к нему. Когда я подошел, он уже миролюбиво сказал, чтобы я не горячился: «Давай своих солдат, пусть они помогут погрузить вагоны, и тогда я отпущу Кущенко». Пришлось согласиться. Часа три-четыре все мои разведчики грузили вагоны.

Обстановка была неясная, город находился в прифронтовой полосе, отчетливо была слышна артиллерийская канонада, а иногда и пулеметные очереди, и комендант торопился быстрее выполнить полученный приказ – вывезти музыкальные инструменты, очевидно, какой-то музыкальной школы.

Наконец он отпустил Кущенко, и мы быстро уехали из города в сторону фронта. Кущенко рассказал, как он у одного из жителей узнал, что недалеко от того места, где мы ночевали, находится центральный городской рынок. Кущенко пошел туда в надежде найти там колесо и действительно нашел – снял его с одной из румынских повозок.

Надев колесо на повозку, поехал в сторону базара искать нас. На повозке, кроме другого имущества, находился бочонок меда. Где-то солдаты его раздобыли раньше для себя. Кущенко проявил «находчивость» и начал менять мед на вино. Быстро образовалась очередь. В Румынии вина очень много. Румынию, Венгрию, Чехословакию фронтовики называли «пятым океаном», имея в виду «море вина».

Какой-то еврей попытался пролезть без очереди. Кущенко огрел его черпаком по голове. Тут же на базаре появился и комендант города подполковник Альтшуллер с патрулем. Обиженный еврей, узнав, что Альтшуллер тоже еврей, пожаловался ему. Так Кущенко оказался в комендатуре.