Текст книги "Воспоминания командира батареи. Дивизионная артиллерия в годы Великой Отечественной войны. 1941-1945"

Автор книги: Иван Новохацкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 29 страниц)

Прошло два или три дня, и я получаю приказ возвратиться в свой дивизион и занять НП в районе села Пуканец. Аналогичный приказ получил и командир батальона, который я поддерживал. Очевидно, нас сюда и посылали для обеспечения перехода партизанского отряда. К полудню следующего дня я с батареей был уже в дивизионе.

Батарея заняла огневую позицию возле села, не помню его названия. НП был организован неподалеку от села Пуканец. Оно стояло на самом берегу реки Грон, километрах в пятнадцати от села Теков-Брезница, ниже по течению реки.

С НП хорошо был виден противоположный берег, но саму реку и прибрежный участок видно не было, мешали выступы скал впереди, за которыми горы круто обрывались к реке.

Здесь мы уже воевали с большими удобствами: ночью на НП оставался дежурный офицер, разведчики и связисты с каждой батареи. Остальные же спускались вечером в село и ночевали в домах. А рано утром снова были на НП.

На второй или третий день после моего прибытия на новый НП я был дежурным на наблюдательном пункте ночью. Ночь прошла спокойно, но рано утром, когда еще не взошло солнце и была довольно густая дымка, в блиндаж вбежал разведчик, который дежурил возле приборов наблюдения. Он в волнении закричал: «Немцы!» Я немедленно выскочил из блиндажа, который был рядом с ячейками для наблюдений. Всматриваюсь в ту сторону, куда показывает разведчик. Действительно, метрах в ста пятидесяти движется цепь немецких солдат. Даю команду разведчикам открыть огонь из автоматов по противнику. Сам хватаю стереотрубу, разведчик берет буссоль, связисты второпях отключают телефоны, и мы под прикрытием огня наших разведчиков быстро отходим назад. Мотать линию связи уже нет времени. Немцы на какое-то время были прижаты огнем разведчиков к земле, но теперь уже пришли в себя и открыли сильный огонь по нас.

Три наших автомата (столько разведчиков прикрывали наш отход), конечно, не могли остановить немецкий батальон, и немцы вскоре вновь стали передвигаться вперед, пытаясь нас окружить. Дело в том, что рядом пехоты нашей не было. Считалось, что река и горы надежно обеспечивают этот участок фронта, вот противник и решил нас наказать.

До оставления НП я успел передать обстановку в штаб дивизиона и подать команду на огневую позицию своей батареи «К бою!». На ОП старший офицер батареи, очевидно, по автоматным очередям понял, в чем дело, и приготовился вести огонь прямой наводкой, но боялся попасть по нас, так как видимость была еще плохой.

Вскоре начался налет вражеской авиации на наши боевые порядки. Моя батарея огневую позицию заняла недавно, и противник ее еще не обнаружил, поэтому от бомбежки она не пострадала.

В бой вступила и наша пехота. Прошло часа два, мы отошли примерно с километр. Открыли огонь орудия моей и соседних батарей. Противник вынужден был залечь. Вскоре наша пехота нанесла фланговый контрудар. Завязался огневой бой. Неприятель закрепился на склонах гор и хорошо видел нашу пехоту, наносящую контрудар, поливал ее сильным огнем пулеметов, автоматов и минометов.

Сильный бой кипел весь день. Моя батарея прямой наводкой поддерживала контратаку наших войск, уничтожая огневые точки противника. К концу дня враг был выбит с занятых позиций и отброшен за реку Грон. Как потом стало известно, немцы, прикрываясь плохой видимостью участка реки между селами Теков-Брезница и Пуканец и отсутствием здесь наших войск, ночью переправились через реку и внезапно атаковали нас, пытаясь взять реванш за переход партизанского отряда через линию фронта.

На следующий день к нам на позиции прибыли румынские войска, которым мы и передали свой участок обороны, в том числе и я сдал свой НП румынскому офицеру-артиллеристу. Мы же переместились километров на пятнадцать ниже по течению реки Грон, где должна была начаться наша наступательная операция.

К концу дня, когда уже стемнело, мы заняли боевой порядок на новом направлении. Мой НП был на краю села, на кладбище. Здесь мои разведчики и связисты рядом с могилами вырыли ячейки для наблюдения и установили приборы. Поблизости были НП и других наших батарей и командира нашего дивизиона.

Видимость была очень плохой. Постоянная густая дымка и туман от реки не давали возможности видеть глубину обороны противника. Мы наблюдали только противоположный берег и деревья, закрывавшие дома села на той стороне. Но другого выбора не было.

Сюда подтянули войска, здесь заранее были оборудованы позиции наших войск. Впервые моя батарея разместилась на подготовленной саперами позиции, с окопами и даже блиндажами. На НП в связи с близостью немцев инженерные работы не проводились, чтобы не привлечь их внимание, поэтому мы сами его оборудовали. Всю ночь на огневую позицию подвозили боеприпасы – никогда раньше такого количества снарядов на батарее не было. Это свидетельствовало о том, что в тылу трудились не разгибая спины. Мы же готовили данные для стрельбы. Кроме того, надо было принять и рассортировать боеприпасы, снять с них осалку и т. д. Утром должна была начаться артиллерийская подготовка, а следом за нею наступление наших войск. Форсирование реки должно было проходить в период артподготовки, поэтому к нам предъявлялись особые требования – ни один снаряд не должен упасть в реку и ударить по своим. А между тем ширина реки менее 100 метров, и передний край противника поблизости от берега. В этом случае обычно говорят, что от артиллеристов требуется ювелирная работа. Это можно понять, если учесть, что нормальное рассеивание снарядов при стрельбе не менее 200 метров, а удар надо наносить по переднему краю противника, который от нашего переднего края ближе 200 метров. Тут есть над чем поработать!

Наступление всегда вызывало и у солдат и у офицеров чувство возбуждения, его ждали и готовили с нетерпением, хотя прекрасно знали, что любая атака всегда сопряжена с большими потерями, чем в обороне. Оборона изнуряла бездеятельностью, если это слово применимо к боевым действиям. Но и здесь хватало работы с избытком, особенно физической. Надо было вырыть многие километры траншей, окопов, блиндажей. И все это делал солдат, да и офицеры, и в основном элементарными средствами – солдатской лопаткой, а зачастую каска и котелок тоже шли в ход.

Вблизи противника, под его огневым воздействием саперной лопаткой не поработаешь. А солдат без окопа чувствует себя беззащитным. Шальная пуля или осколок, не говоря уже о бомбежке или артиллерийском обстреле, могли или убить, или ранить. Это на фронте хорошо понимали, и не надо было никакой команды для окапывания, солдаты сами при любой возможности рыли для себя укрытие. Вместе с тем хорошо знали, что эта работа становится бесполезной, так как рано или поздно начнется наступление и окоп будет не нужен. К тому же в обороне не решалась главная задача: освобождение территории, занятой противником. Это вызывало чувство неудовлетворенности, хотя все понимали, что, прежде чем вести наступление, необходимо иметь для этого силы и средства и нужны были время и оборона, чтобы создать для этого условия.

25 марта 1945 года началось наступление правого крыла 2-го Украинского фронта. Как положено, оно началось мощной артиллерийской подготовкой.

Начавшаяся операция была ограниченной по количеству войск и по целям наступления. В связи с этим количество артиллерии, привлекаемой для его проведения, было относительно небольшим. Поэтому на артиллеристов ложились дополнительные и трудные задачи: надо было восполнить недостаток артиллерии за счет повышения интенсивности артиллерийского огня, то есть каждое орудие должно было выпустить значительно большее количество снарядов, чем при обычном артиллерийском наступлении.

25 марта 1945 года погода стояла пасмурная, видимость была очень плохой. Разведданных об обороне противника было мало, и артиллерия начала артподготовку стрельбой по площадям. Артиллерийские штабы, зная примерное построение обороны противника, разбили ее на отдельные участки, и каждый дивизион получил свой участок на первом и последующих рубежах обороны противника.

Артиллерийская подготовка началась, как обычно, залпом реактивных установок «катюш». Впервые мои артиллеристы вели огонь с максимальным темпом. Я одну за другой подавал команду на огневые позиции, к примеру: «Участок 102. Двадцать четыре снаряда залпом огонь!» Орудийные расчеты с максимально возможной скоростью заряжали орудия и выпускали по 24 снаряда. В артиллерии было принято, что именно это количество снарядов максимально возможно для огневого налета. После такого расхода снарядов нужна была хотя бы минутная пауза, чтобы остыл ствол орудия. Солдаты расчетов в эту паузу обычно холодной водой обливали раскалившийся ствол. Дело в том, что при нагреве ствола вследствие расширения металла ухудшалась точность в стрельбе и увеличивалось рассеивание и отдельные снаряды могли отклониться в ближнюю к нашим войскам сторону и даже попасть по своим, поскольку пехота в период артподготовки выдвигается на рубеж атаки, чтобы одним рывком затем ворваться в окопы противника, в то время как артиллерия перенесет огонь на следующий рубеж. Кроме того, расчетам необходимо восстановить наводку орудия, нарушенную при стрельбе беглым огнем.

Один налет за другим следовал с минимальными интервалами. Хотя было довольно прохладно – 5 градусов тепла, – солдаты расчетов сняли шинели, а заряжающие – и гимнастерки, и в поте лица, в буквальном смысле слова, работали у орудий. Сплошной грохот выстрелов и разрывов слился в могучий рев артиллерийской канонады.

Под прикрытием огня артиллерии наши десантники начали форсирование реки Грон. Хотя, как я уже говорил, ширина ее не превышала метров ста, но быстрое течение затрудняло форсирование. Все же нашим передовым подразделениям удалось форсировать реку и завязать бои с противником на той стороне.

Передний край, вернее, позиции боевого охранения немцев находились вблизи реки, а исходные позиции нашей пехоты на этой стороне, и расстояние между ними было тоже не более ста метров. Вести массированный огонь по позициям боевого охранения противника было рискованно из-за рассеивания снарядов, которое превышало сто метров. Свои снаряды могли попасть по своим войскам, а это недопустимо.

Задачи по уничтожению огневых точек врага на противоположном берегу имела батальонная и полковая артиллерия пехоты, орудия которой в артиллерийской подготовке не участвовали. Но видимость боя была очень плохая из-за тумана над рекой, к тому же огневые точки гитлеровцев были хорошо зарыты в землю и замаскированы. Полковые и батальонные орудия вели огонь прямой наводкой наугад, по звукам пулеметных очередей противника, и эффективность их огня была невысокой. Поэтому нашей пехоте сразу же пришлось вести ожесточенный бой на той стороне, доходивший часто до рукопашной.

Наступление развивалось трудно и медленно. Удалось захватить лишь небольшой плацдарм. Там было село. Часть села у нас, другая часть у немцев, которые часто контратаковали, стараясь восстановить положение и столкнуть нашу пехоту в реку. У них были танки, а наша пехота танков не имела, моста для них не было, и паром пока что пустить было нельзя – вся река простреливалась пулеметным огнем, минометами и артиллерией врага.

Взаимодействие нашей артиллерии с пехотой было организовано так, что с каждым батальоном находился наш командир батареи, а с полком – командир дивизиона с органами управления: разведчиками, связистами, вычислителями и пр.

Командир нашего дивизиона капитан Савин Иван Дмитриевич с двумя командирами батарей: 5-й – Казимиром Каминским и 6-й – Мартышовым – с разведчиками, радистами, связистами переправились на плацдарм. Мне было приказано находиться на этом берегу и управлять огнем батарей по командам командира дивизиона, которые он должен был передавать через меня. Кроме того, я был обязан в случае гибели тех, кто переправился на плацдарм самостоятельно, принимать решения для ведения огня. Вскоре радиосвязь с командиром дивизиона была налажена. Он начал передавать мне команды, а я их передавал по полевому телефону на огневые позиции.

Ожесточенный бой на той стороне продолжался весь день. Хотя мой НП находился неподалеку от берега реки, на местном кладбище, видимость была очень плохой из-за тумана, к тому же на том берегу сплошной стеной стояли деревья, и увидеть, что там происходит, было практически невозможно.

Только по звукам пулеметных очередей да выстрелам танков противника можно догадаться, что бой идет где-то в центре села. Наши батареи ведут огонь почти без передышки, уже выпустили сотни снарядов, но враг упорно сопротивляется. Одна контратака следует за другой, и наши батареи все время ведут огонь, поддерживая своих десантников. Только к вечеру, когда уже совсем стемнело, наметился некоторый успех.

Под прикрытием ночи неприятель начал отходить. Наша пехота вышла на дальнюю окраину села и там закрепляется. С рассветом противник, конечно, попытается восстановить положение, выбить наши войска из села.

Я получил приказ командира дивизиона сменить НП и прибыть на окраину освобожденного села. На примитивном пароме из нескольких лодок переправляемся через Грон, и вскоре я занимаю НП на дальней окраине села. Бой затих, слышны только отдельные выстрелы да изредка пулеметные очереди – боевое охранение не дремлет. Под прикрытием темноты на плацдарм переправляются войска, даже удалось перебросить несколько танков.

Ночь прошла относительно спокойно. Утром батальон, который я поддерживаю, поднялся в атаку. Вместе с командиром батальона двинулся и я со своими разведчиками, связистами, радистами.

Противник отходит. Иногда вспыхивает яростная стрельба то в одном, то в другом месте. Очевидно, гитлеровцы не могут оторваться от наших войск, чтобы занять новый рубеж обороны и организовать там систему огня. Мы же знаем, что нельзя ни в коем случае дать противнику такую возможность, иначе придется прорывать его оборону со всеми нежелательными для нас последствиями. Нам это в какой-то мере удается. В течение двоих суток с начала наступления оборона врага была прорвана, и он начал поспешно отходить. Впереди реки Нитра и Ваг. Они текут параллельно реке Грон, и противник, очевидно, будет организовывать оборону здесь.

За форсирование реки Грон и прорыв немецкой обороны полки дивизии были награждены орденами, в том числе и наш полк – 4-й гвардейский артиллерийский – награжден орденом Кутузова 3-й степени, а личному составу была объявлена благодарность Верховного главнокомандующего Сталина.

Наступление наших войск продолжается. Погода слякотная, грязь, часто идут нудные холодные дожди. К ночи подмораживает, одежда отсырела и от холода становится колом. Хорошо, если на ночь удается найти стог соломы или хотя бы какой-нибудь лесок, но чаще всего приходится ночевать в поле. Роем норы, в которых пытаемся хоть как-то согреться. Противник на ночь останавливается в селах, и выбить его вечером практически невозможно нашими поредевшими силами. Несколько танков и бронетранспортеров противника открывают бешеный огонь, не подпуская нас к селу. В темноте обнаружить их очень трудно, тем более что они постоянно меняют позицию.

Наступление мы ведем вдоль гор. Справа от нас, в километре, начинаются Чешские Татры. Мы идем по равнине с предельным для этого времени года темпом. Задача – не дать возможности гитлеровцам оторваться от нас и закрепиться на противоположном берегу реки Нитра. Она шире, чем Грон, и такая же быстрая. Форсировать ее будет нелегко.

Батарея моя все время в движении. Я с разведчиками и связистами впереди, в цепи батальона. Огневые взвода батареи с орудиями следуют километрах в двух позади, в готовности, при необходимости, к развертыванию и ведению огня.

Когда противник не оказывает сопротивления, батальон свертывается в колонну и движется с максимальной скоростью. Моя батарея догоняет нас и идет вслед за батальоном. Приходится почти все время двигаться по проселочным дорогам, а то и по полям, напрямик за батальоном. Грязи – по ступицу колес. Лошади и люди выбиваются из сил, преодолевая поля, да и на дорогах не легче.

Я еду верхом на лошади. У меня красивый крупный жеребец серой масти в яблоках – трофей из королевской конюшни, когда мы наступали по Румынии. Иногда удается двигаться по дороге с твердым покрытием. Мой жеребец, обученный в королевской конюшне, выделывает на асфальте красивые «кренделя», двигается то одним боком, то другим, то идет красивой рысью, выбивая искры копытами, иногда даже виден дымок из-под копыт.

Пехота идет пешком, поэтому батарея делает остановки: надо осмотреть и покормить лошадей, проверить упряжь. Оставив в батальоне командира взвода, я с ординарцем еду к батарее и там делаю свое дело: осматриваю орудия, лошадей, надо и с людьми поговорить.

Население освобожденных чехословацких сел очень радостно нас встречает, иногда перекрывают улицу, задерживают на некоторое время. Возникают стихийные митинги, но чаще всего неподдельная радость местного населения превращается в небольшой веселый праздник.

Каждый житель, особенно молодежь, старается чем-нибудь угостить нас: легкое натуральное виноградное вино, хлеб, сало и другие продукты с удовольствием принимают солдаты, тем более что, когда будет кухня, и будет ли вообще, трудно сказать. В батальоне своя кухня, а у нас одна кухня на весь дивизион, и где она – неизвестно. Вот солдаты и не теряются, лакомясь угощениями благодарных людей. С кормом для лошадей тоже проблем нет.