Текст книги "Воспоминания командира батареи. Дивизионная артиллерия в годы Великой Отечественной войны. 1941-1945"

Автор книги: Иван Новохацкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 29 страниц)

Глава 10.
Венгрия

8 октября десантники вышли из боя и походным порядком двинулись по территории Венгрии в направлении города Карцаг. Прошли около 150 километров. Дивизия разворачивается в боевой порядок, готовится к наступлению на город. Прибыл танковый корпус, около сотни танков развернулись и готовятся вместе с нами атаковать противника.

С рассветом поднимаемся в атаку. Наши десантники с криком «ура!» устремляются вперед. Танки с места ведут огонь по врагу. Вскоре передовая цепь вышла к окраине города, заняла первые дома. Противник ожесточенно сопротивляется. Наши танки, очевидно, боятся входить в город, там их маневр ограничен, к тому же из-за каждого угла можно получить гранату или снаряд. Кто-то из танкового начальства, безбожно ругаясь, подгоняет танки вперед. Те неохотно и медленно движутся к городу. Мы вслед за десантниками идем по городской улице. Дома кое-где разрушены, то в одном, то в другом месте вспыхивают ожесточенные схватки с противником. Это обычный бой за город, когда успех зависит от того, кто раньше увидит противника, быстрее и точнее откроет огонь.

Противник не выдерживает нашего натиска и отходит, яростно огрызаясь ружейно-пулеметным огнем. В боях за город Карцаг погиб один из наших командиров орудий Мещерягин. Его орудие было развернуто вблизи важного перекрестка дорог, по которым отходил противник. Расчет вступил в неравное противоборство: одно орудие против целой колонны противника. Орудийный расчет хладнокровно расстреливал гитлеровцев. Когда погиб наводчик, Мещерягин сам встал к панораме и продолжал вести огонь. Вражеская пуля оборвала жизнь героя. Мещерягину посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза.

С 6 по 28 октября наша дивизия в составе войск 2-го Украинского фронта принимала участие в Дебреценской операции, одним из эпизодов которой был бой за город Карцаг. Освободив город, мы продолжали наступление. Наш 2-й дивизион был придан 13-му гвардейскому воздушно-десантному полку, которым командовал Герой Советского Союза подполковник Исхаков.

Командир нашего дивизиона И. Д. Савин и я со своими разведчиками и связистами постоянно находились рядом с командиром полка, а командиры батарей – с командирами батальонов.

13-й полк наступал на венгерский город Каба. Здесь находилась довольно большая железнодорожная станция. Вокруг города поля были засеяны кукурузой, довольно высокой, во всяком случае, выше человеческого роста, даже автомашины полностью скрывались в ее зарослях.

Полк подошел к железнодорожной насыпи, полукругом огибающей город. На рельсах стоял длинный эшелон грузовых вагонов длиной более километра. Хвост эшелона был на нашей стороне, а голова – у противника. Полк в этот день получил пополнение только что призванными в армию солдатами из освобожденных областей Украины и Молдавии. Все они были на фронте впервые, как говорят, необстрелянные, и это для них был первый бой.

Солдаты вырыли небольшие окопы прямо на насыпи, вблизи вагонов. Сзади в 10–15 метрах начиналось кукурузное поле. Неприятель обстреливал железнодорожный состав, и вскоре несколько вагонов загорелось, в них оказались боеприпасы. От огня ящики со снарядами начали взрываться и разлетаться в разные стороны с диким визгом.

Полк был вынужден отойти от насыпи на безопасное расстояние. Вскоре гитлеровцы стали обстреливать полк из пулеметов нескольких бронетранспортеров, которые маневрировали по фронту и создавали для неопытных солдат впечатление, что их здесь много. Кроме того, стрельба велась разрывными пулями. Задевая за кукурузные стебли, пули разрывались позади солдат полка, из-за чего неопытным солдатам казалось, что стреляют вражеские бронетранспортеры в нашем тылу, так как звук разрыва раздавался раньше, чем звук выстрела.

Наша необстрелянная пехота начала отходить. Дело осложнялось и тем, что в кукурузе солдат видел ближайших двух-трех соседей, остальные скрывались в плотных зарослях. Создавалось паническое настроение, кто-то в испуге закричал, что немцы сзади, окружают. Солдаты начали быстро отходить назад, а кое-где и бежать. Паника на фронте – очень опасное явление, и если она охватила даже часть солдат, то может быстро перерасти во всеобщее бегство, которое очень трудно остановить. Так было и здесь.

Наш временный НП располагался в канаве шоссейной дороги, позади кукурузного поля. Командир полка Исхаков с маузером в руке и трое офицеров КП встали на пути солдат полка. Видя, что им не справиться с бегущими, Исхаков начал махать руками нам, прося помочь остановить полк. Мы быстро встали на пути отступавшего войска. Хватаем за шиворот подбегавшего, даем ему пару тумаков по шее и заставляем лечь здесь же и окапываться. Исхаков несколько раз выстрелил из маузера, чтобы заставить залечь особенно трусливых. С трудом удалось остановить бегущих в панике. Двух или трех Исхаков вынужден был пристрелить: люди обезумели от страха, орут что есть мочи «Немцы, Немцы!» и не реагируют ни на какие команды. Подоспели еще несколько офицеров и опытных сержантов, вылавливают в кукурузе убежавших, возвращают их в цепь, заставляют окапываться.

Постепенно паника прекратилась, солдаты зарылись в землю, виновато и со стыдом смотрят на нас. Они сидят в окопах, а мы спокойно ходим впереди них, не обращая внимания на пулеметные очереди противника, ведущего огонь на испуг.

Исхаков, не стесняясь в выражениях, разъясняет солдатам обстановку, стыдит трусов. Посланные вперед опытные разведгруппы подбили несколько бронетранспортеров, а один даже захватили исправным и пригнали в полк. К вечеру полк восстановил боевой порядок, заняв свои же окопы вдоль железнодорожной линии. Вагоны продолжали гореть, начали рваться ящики с сигнальными ракетами. Из горящих вагонов вылетали снопы разноцветных ракет – настоящий фейерверк. Пришлось отвести солдат на безопасное удаление. Утром станция и город Каба были полком взяты.

13-й полк получил задачу скрытно совершить рейд в тыл противника и доставить окруженным частям 6-го кавалерийского корпуса боеприпасы и горючее для автомашин. Корпус еще раньше прорвался в район города Хайдусобосло, где был окружен, и вел ожесточенный бой с противником.

1-й батальон 13-го гвардейского воздушно-десантного полка, под командованием майора Белова, умело маневрируя и не ввязываясь в бой с противником, сумел ночью выйти в район окруженного корпуса и привести с собой колонну из более чем 60 автомашин с боеприпасами и горючим. Хорошо помню этот рейд. Обходя населенные пункты, маскируясь в кукурузе, нам удалось успешно решить эту задачу. Кавалеристы обнимали и целовали наших солдат и офицеров за спасение их от верной гибели.

Продолжая вести маневренные бои, мы вскоре взяли крупный промышленный город Венгрии Дебрецен. Преследуя отходящего противника, мы вскоре вышли к реке Тисса. Ширина реки не менее ста метров, довольно глубокая и очень быстрая, она представляла серьезную преграду. Вдоль ее берегов тянулись сплошные дамбы, предохранявшие окружающую местность от наводнений.

13-й полк, который поддерживает наш дивизион, с ходу захватил два плацдарма на противоположном берегу реки. Немцы начали бешеные атаки, пытаясь уничтожить переправившиеся подразделения. Оба плацдарма, небольшие по фронту и в глубину, простреливаются противником ружейно-пулеметным и автоматным огнем. Мы все внимание сосредоточили на противнике и своих подразделениях на плацдарме. Это тем более необходимо, поскольку командиры батарей на той стороне буквально не могут поднять голову и высунуться из окопа для наблюдения за целями и ведения огня. Эту задачу выполняем мы, хотя нас разделяет всего 250–300 метров.

Ожесточенные бои идут уже несколько дней, только когда ночью, и то ненадолго, стихает огонь врага, удается переправить с той стороны раненых и перебросить туда другие подразделения и боеприпасы. Местность в районе нашего НП буквально перепахана снарядами и минами, простреливается многослойным ружейно-пулеметным огнем. Нередки налеты вражеской авиации, которая, снижаясь до предельно низких высот, прицельно бомбит наши окопы и обстреливает их из пушек и пулеметов.

Мы перебегаем из одного колена траншеи в другое, прячась за поворотами от пулеметного и пушечного огня вражеской авиации. Обычно в этот момент противник на противоположном берегу переходит в контратаки, и нам надо быть на своем месте, чтобы вовремя открыть заградительный огонь.

В течение двух недель нам не удается сломить сопротивление гитлеровцев, а они не могут сбросить нас с плацдарма. Каждый день с раннего утра и до позднего вечера идут яростные атаки то с нашей стороны, то со стороны врага. Противник сильно укрепил ближайшие села Тиссафюред, Тиссабаболна, превратив их в мощные опорные пункты, и взять их нашим войскам не удается. Мы врылись в дамбу непосредственно у самой воды, внизу бурлит и клокочет неугомонная Тисса. Недавно прошли дожди, вода прибыла, к тому же неподалеку предгорья, и течение здесь довольно сильное.

Каждый новый день неприятель обычно начинает сильным огневым налетом по плацдарму, перепахивает буквально каждый метр земли, кажется, ничто живое не может там уцелеть. Достается и нам, разделяет нас буквально каких-то сто метров, часть снарядов и мин падает на нашем берегу. Особенно трудно приходится, когда прилетает вражеская авиация. Наши истребители связаны боем с немецкими истребителями, а бомбардировщики довольно спокойно и прицельно бомбят наши позиции.

Лежим в окопе и наблюдаем за каждой бомбой. Мы уже привыкли и безошибочно определяем, куда упадет очередная бомба. Если точно по нашим окопам – вскакиваем и пулей перебегаем в другое место, конечно по траншее. Выскочить наружу – не может быть и речи, кругом рвутся бомбы, свистят осколки, пулеметные и пушечные очереди из самолетов, без преувеличения – если ад есть, то в данную минуту он здесь.

Дрожит от взрывов земля, воют диким ревом самолеты и бомбы, немцы снаряжают их специальными вертушками, которые при падении издают душераздирающий звук. А если самолетов десятки, а бомб многие десятки, то можно представить, что творится на земле. Фонтаны воды от бомб, упавших в реку, смешиваются с фонтанами земли на берегу. Ударная волна от разрывающихся вблизи бомб то вжимает в землю и засыпает ею в окопах, то приподнимает от земли и кидает в сторону. Чувствуешь себя беззащитной букашкой в бушующем море огня и дыма. Налет продолжается несколько минут, которые каждый раз кажутся вечностью. И так по нескольку раз в день.

Только окончился очередной налет, еще не успел развеяться дым и пыль, а мы уже внимательно всматриваемся в противоположный берег. Там, как правило, под прикрытием бомбежки начинается очередная атака на позиции наших подразделений. Тем, кто на том берегу, невозможно высунуть, как говорят, нос из окопа – сплошное море огня, дыма, пуль, осколков.

Наша задача – вовремя обнаружить направление очередной вражеской атаки и подать команду на огневые позиции батарей, чтобы открыть заградительный огонь и потом корректировать стрельбу, вносить поправки в прицел и направление стрельбы в соответствии с направлением движения атакующего противника по его боевым порядкам.

Думаю, что и немцам не сладко от нашего огня. Десятки мощных разрывов 122-мм и 76-мм снарядов рвутся в боевых порядках гитлеровцев, поражая осколками и ударной волной вражескую пехоту и танки, по которым ведут огонь орудия, находящиеся на прямой наводке.

Мы уже привыкли к такому характеру и напряженности каждого дня боя, и если иногда наступает затишье, то оно вызывает тревогу. Надо глядеть в оба, очевидно, неприятель ведет перегруппировку своих сил для очередной атаки. Необходимо определить намерения противника, доложить об этом своему командиру. Разгадаешь намерения врага, откроешь по нему своевременный и точный огонь, значит, ты на коне, и если противник все же атакует, то уже значительно ослабевший и, наверное, в какой-то степени деморализованный.

Когда стемнеет, под покровом темноты начинается эвакуация раненых с плацдарма, переправа на плацдарм пополнения людьми, боеприпасами, продовольствием. Надо покормить уцелевших, дать соответствующие указания на следующий день боя. Солдатам необходимо привести в порядок оружие, почистить и смазать его, поправить разрушенные участки траншей, отремонтировать перебитые линии связи и еще много и много других задач надо решить, пока немец молчит. Надо, конечно, и отдохнуть, люди ведь не железные, а бои идут уже многие сутки.

За бои на Тиссе в 13-м гвардейском воздушно-десантном полку, который мы поддерживали, трое были удостоены звания Героя Советского Союза: командир полка подполковник Исхаков, который управлял частью с нашего НП, командир роты младший лейтенант М. К. Степанов, пулеметчик А. Абуталимов, который незадолго до этого был отчислен из нашего дивизиона на пополнение 13-го полка, так как не знал русского языка и для службы в артполку был не пригоден. Остальным была объявлена благодарность.

В этих боях на Тиссе только наша дивизия потеряла более тысячи человек, в том числе 268 человек убитыми. Дорогой ценой нам достался этот рубеж.

3 ноября 1944 года наша дивизия сдала соседям свою полосу обороны вместе с плацдармом, совершила 30-километровый марш и приняла участок обороны в районе города Тиссафюред, западнее прежнего участка. Здесь, в составе 57-го стрелкового корпуса 53-й армии мы приняли участие в Будапештской операции. И снова пришлось форсировать Тиссу.

Неделю шли тяжелые бои на небольшом плацдарме, который захватили наши войска на противоположном берегу реки Тисса. Немцы беспрерывно контратакуют наши позиции, пытаясь сбросить нас с плацдарма. Он настолько мал, что простреливается насквозь ружейно-пулеметным огнем. Только 5 ноября за день боя было 12 контратак противника на плацдарме. Порой доходит до рукопашного боя. Гитлеровцы в пьяной атаке лезут на пролом, наши десантники встречают их огнем из автоматов, пулеметов, винтовок, нередко в бой идут ручные гранаты. К сожалению, мы, артиллеристы, тут мало чем можем помочь. Боевые порядки, и наши и противника, близко друг от друга, и если вести огонь непосредственно по атакующим, то можно задеть и своих. Но мы все же ухитряемся вести стрельбу, подтягивая разрывы наших снарядов ближе к месту атаки противника. Разрывы наших снарядов недалеко от нашего НП, и мы, даже в непрерывном грохоте боя, слышим, как над нашей головой с характерным свистящим звуком на конечной части траектории пролетают наши снаряды. Разрывы наших снарядов так близко от нашего НП, что мы непроизвольно втягиваем голову в плечи, хотя за годы войны привыкли к таким звукам.

Там, где контратакует противник, – море огня, пыли и дыма, земля буквально кипит. Адский грохот от разрывов снарядов и мин, визга осколков и свиста пуль, выстрелов орудий и минометов, дикого крика атакующих и обороняющихся – все это слилось в жуткую симфонию жестокого боя. И так с утра до вечера ежедневно вот уже много дней. Только к позднему вечеру утихает грохот боя. Все смертельно устали, стволы орудий, пулеметов, автоматов раскалились от стрельбы, кажется, и сама земля устала.

В ночь с 6 на 7 ноября 1944 года на плацдарм переправились 6-й и 13-й гвардейские воздушно-десантные полки нашей дивизии. Утром 7 ноября дивизия, во взаимодействии с 3-м отдельным штурмовым (штрафным) полком, при поддержке артиллерии дивизии и штурмовой авиации, перешла в решительную атаку, окружила и разгромила противника в районе села Поросло, уничтожив большое количество живой силы и техники противника. Вся местность была буквально усеяна вражескими трупами, но немало полегло здесь и наших солдат и офицеров. Неприятель не выдержал натиска наших войск и начал поспешно отходить. Венгерские солдаты, воевавшие на стороне немцев, стали переходить на нашу сторону и сдаваться в плен.

18 ноября дивизия, действуя на правом фланге будапештской группировки войск 2-го Украинского фронта, овладела большим венгерским селом Кереченд. Оно растянулось на многие километры вдоль шоссейной дороги. Вечером наши десантники закрепились за селом, седлая шоссе. Со мной командиры взводов управления батарей с разведчиками и связистами. Расположились в придорожном кювете. Разведчики вырыли мне небольшой окоп, притащили из деревни перину, завернувшись в которую я и коротал холодную ночь. Наша пехота по другую сторону дороги, тоже в кювете.

Рано утром, когда еще не рассвело, меня позвал командир батальона и предупредил, что через час батальон пойдет в атаку. Впереди – горы Матра и венгерский город Эгер, туда лежит наш путь. Все ясно, надо поднимать командиров взводов, которые здесь же в кювете, зарывшись в такие же перины, как и у меня, сладко спят. Надо приводить батареи в готовность к поддержке огнем атаки батальонов.

На дороге в тумане вижу фигуры заместителя командира нашего полка майора Гордийчука и заместителя командира нашего дивизиона капитана Юрченко. Они стоят на шоссе и о чем-то разговаривают метрах в трех-четырех от меня. Я наклонился над окопом, будя командира взвода 4-й батареи лейтенанта Володю Дыминского. В другом кювете послышалась громкая крепкая ругань, очевидно в батальоне кто-то спросонья. Сразу же со стороны противника прозвучала пулеметная очередь в нашу сторону. Показалось даже, что пулемет где-то рядом, метрах в 50–70. Очевидно, это было боевое охранение немцев. Пули защелкали по камням шоссе, с визгом рикошетируя от них. Меня кто-то толкнул в спину, и я упал в окоп к Дыминскому, благо он был неглубоким. Посмотрел назад: кто же меня толкнул? Но рядом никого не было. Юрченко с тревогой посмотрел в мою сторону и спросил: «Ты живой»? Я ответил: живой. И в этот момент почувствовал тягучую боль в спине. Я был в ватной телогрейке, пальцем нащупал на спине дыру в ватнике, вытащил палец, на нем кровь, понял – ранен. Почувствовал какую-то неприятную слабость в теле. Мои разведчики поняли, в чем дело, подняли меня, поддерживая под руки.

В этот момент появился наш командир дивизиона капитан И. Д. Савин и начал ругать взводных, что я из-за них пострадал. Я попросил не ругать взводных, они ни в чем не виноваты.

Савин дал команду отвести меня в село на ПМП полка (ПМП – передовой медпункт). Разведчики под руки повели меня в село. До боли защемило сердце, неужели отправят в госпиталь и придется расстаться с полком, с которым пройдено столько фронтовых дорог? Очевидно, от наступившей слабости даже заплакал с досады.

В медпункте быстро раздели до пояса, уложили на стол животом и начали ковыряться в ране. Слышу, врач диктует медсестре, которая записывает в журнал мою фамилию и диагноз: «Слепое пулевое ранение в область пятого позвонка». Сделали два неприятных укола от столбняка, перевязали и отправили с разведчиками в конюшню, где лежали другие раненые, ожидавшие дальнейшей отправки в медсанбат дивизии и полевые госпиталя.

С одной стороны в конюшне стояли лошади, а с другой стороны на соломе лежали мы. Раненые терпеливо ждут отправки, некоторые здесь уже вторые сутки. Ухаживать практически некому, иногда забежит солдат-санитар, принесет воду или еду и бежит дальше. Бои идут тяжелые, и раненые поступают непрерывным потоком.

Я полежал немного, подумал и решил вернуться в полк. Судя по всему, ранение у меня было не очень серьезное, и перспектива лежать здесь двое-трое суток совсем не радовала. Со мной все время был один из моих разведчиков, который ждал, чтобы узнать, куда меня повезут. Я даю ему задание: сбегать в штаб нашего дивизиона, благо он в этом же селе, на окраине, взять повозку, чтобы мне вернуться в дивизион. Он обрадовался такому моему решению и быстро отправился в штаб дивизиона.

Стонут раненые, некоторые бредят; когда приедет транспорт за ними, никто не знает. Почти каждый день идут дожди, дороги раскисли, и транспорт двигается с большим трудом.

Вскоре прибежал мой разведчик, с ним еще двое. Взяли меня под руки и повели к повозке. Там оказался шикарный фаэтон с кожаным верхом, внутри его – гора подушек и одеял. Вскоре я был в дивизионе.

Ребята в дивизионе встретили меня радостно, конечно, у них был повод «обмыть» мое возвращение. Лечить меня взялся наш «конский» доктор и мой друг еще по Шполе лейтенант Шемендюк. Он заявил, что не доверит нашему дивизионному фельдшеру Васе Лиснянскому лечить своего друга. Увидев его шприцы, предназначенные для лошадей, я заявил протест. Таким шприцем можно заколоть барана. Протест был отклонен, и Шемендюк приступил к делу. Надо отдать справедливость, к своим обязанностям он относился серьезно, и мое лечение проходило успешно.

27 ноября мой день рождения. Мне исполнилось двадцать один год. Погода стояла пасмурная, моросил мелкий дождь, с утра все вокруг потонуло в густом тумане. Не слышно обычных звуков фронта, стихла стрельба, непролазная грязь перекрыла дороги. Вскоре наши взводные, узнав о том, что у меня день рождения, заявились ко мне в хату, где я коротал время, проходя лечение. Они сразу же потянули меня за стол, выставили нехитрую закуску: американскую тушенку, сало, хлеб и т. п. Естественно, на столе появилась бутылка спирта.

Вообще-то я спиртным не увлекался, в какой-то степени был к нему равнодушен. Это иногда вызывало недоумение и даже недовольство тех, кто выпить был не дурак. Пришлось поддержать компанию. Я быстро охмелел и уснул, сказалась слабость после ранения. Взводные же продолжали бражничать.

Они были уже порядком в подпитии и, как всегда в таком положении, потеряли всякий контроль над собой. Выпитого оказалось мало, и они решили идти в гости к пехоте, попить вина, благо его было полно в каменных бункерах у венгров. Неподалеку от огневых позиций одной из наших батарей прямо в скалу был врезан большой каменный бункер, в котором обнаружилось до десятка огромных дубовых бочек с виноградным вином. В каждой такой бочке было, очевидно, не менее тысячи литров вина. Вход в бункер закрывался массивной широкой дверью, которая выходила в сторону нашего тыла, и этот вход был хорошо виден с огневой позиции одной из наших батарей.

Здесь располагался штаб нашего 13-го гвардейского воздушно-десантного полка. Бункер имел несколько отсеков. В дальнем из них находился «кабинет» начальника штаба полка.

Взводные, придя в подвал, прострелили из пистолетов несколько бочек, пробуя на вкус вино. Вино было молодое, кислое, а взводные просто уже не соображали, что творят. Вино тугими фонтанами било из бочек. Одуревшие от выпитого, взводные подставляли свой рот, а потом и голову, смакуя и умываясь хмельным напитком. Вскоре в бункере, откуда писари штаба разбежались после пистолетных выстрелов наших «героев», вина было уже выше щиколотки. Взводные бродили по нему, черпали его шапками, обливая друг друга, потеряв всякий контроль над собой.

После одного из выстрелов проснулся начальник штаба полка, который спал на столе в дальнем отсеке. Увидев, что в бункере чуть ли не по колено вина, он вышел в соседний отсек и увидел всю нашу пьяную ватагу. Одного за другим он вытолкал их в шею, надавал тумаков каждому и позвонил командиру нашего дивизиона, чтобы тот забрал свою пьяную орду.

Взводные, обиженные «некорректным» приемом в пехоте, с максимально возможной в таком состоянии скоростью побежали на огневую позицию. Командир одного из взводов на бегу подает команду: «Батарея к бою, развернуть орудие вправо» – в сторону бункера! Орудийный расчет, не зная, в чем дело, команду принял за чистую монету – в тумане можно было ожидать от неприятеля любой каверзы.

Звучит команда: «По бункеру, осколочно-фугасной гранатой, прицел 50, наводить в ворота...» Расчет выполняет команду, но командир орудия понял, что лейтенант одурел от выпитого и не соображает, что делает. Он быстро вынул из орудия клин (затвор) и спрятал его. Взводный подает команду «Огонь!». Но выстрела нет. Разъяренный взводный бросается к орудию, но расчет по команде командира орудия скрутил его. Тут приехал командир дивизиона, быстро навел порядок – всех пьяных уложил в повозки и отправил на НП, который располагался в горах на чердаке одного из домов. Здесь в конюшне сгрузили наших «героев», а когда они проснулись, вернее, проспались, командир дивизиона объявил всем им взыскания и отправил на огневую, пригрозив, что, если еще узнает о подобных проказах, «сошлет» виновных в пехоту. Это уже было серьезным предупреждением и, насколько мне известно, больше подобного у нас не наблюдалось.

Так отметили наши «братья взводные» мой день рождения. Мне было неприятно, хотя я непосредственного участия в этих событиях не принимал.

Кончился ноябрь, наступил декабрь. Мы продолжали тяжелые бои в горах Матра. В первых числах декабря дивизия сдала свой рубеж другому соединению и, совершив 100-километровый марш, вышла непосредственно к Будапешту с северной стороны, обойдя гору Матра.

Меня вскоре назначили командиром 4-й батареи, в которой я раньше был командиром взвода.

В районе Будапешта идут сильные бои. Противник, сосредоточив на узком участке крупные силы пехоты и танков, смял нашу оборону южнее города, в районе известного озера Балатон, и устремился к городу. Более недели продолжались тяжелые кровопролитные бои. Враг был остановлен, а затем и разбит. Но потери у нас были большими.

Мы были севернее Будапешта, но и здесь бои носили ожесточенный характер. Полки нашей дивизии неоднократно прорывались в неприятельские тылы, совершали там боевые рейды, принося панику во вражеский стан. Почуяв неладное в своем тылу, противник, как правило, быстро оставлял свои позиции на фронте и откатывался на запад.

Разгромив немецкие войска в районе Будапешта, наши части устремились вперед. Но потери наши были большими. Трехбатальонные полки стали двухбатальонными, личный состав, длительное время находившийся в непрерывных боях, сильно устал. О напряженности боев и их ожесточенном характере говорит и тот факт, что только за два месяца боев в Венгрии у нас в дивизии звание Героя Советского Союза было присвоено 15 бойцам и командирам, тогда как за все предыдущие и последующие бои, то есть более чем за два года боев, этого звания были удостоены лишь 8 человек.

Продолжая вести упорные бои с противником в горах Матра, часто действуя у него в тылу, в отрыве от остальных войск армии, в зимние метели и стужу, особенно ощутимую в горах, к концу декабря 1944 года наша дивизия вышла в долину пограничной с Чехословакией реки Ипель.

Впереди Чехословакия, направление на город Лучинец.