Текст книги "Земные громы
(Повесть)"

Автор книги: Иван Дынин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)

Дипломный проект

Учеба в артиллерийской академии давалась Грабину с большим трудом. Были у него и теоретические знания, и навыки. Но в стенах академии ему надо было понять глубинные процессы, происходившие и происходящие в артиллерии, осмыслить общие закономерности, которыми руководствуются создатели различных артиллерийских систем, видеть перспективы развития своего рода войск.

Теорию стрельбы в академии читал Петр Августович Гельвих. В аудиторию он не входил, а влетал стремительным шагом. Раскрывая конспект, успевал рассказать веселую историю, а затем с той же легкостью начинал читать лекцию. Грабин, привыкший подробно записывать материал, пытался на лекциях Гельвиха вести конспект, но из этого ничего не получалось. Мысли преподавателя, вроде понятные, никак не удавалось сформулировать. Отдельные фразы не вязались между собой. Оглядывая зал, Грабин видел, что и другие слушатели, пытавшиеся делать записи, с досадой откладывали карандаши и ручки.

Но и слушать Гельвиха было трудно. Лавина формулировок, цифр и дат обрушивалась на аудиторию, оглушала, поражая своей масштабностью, и очень трудно было отделить главное от второстепенного, ухватиться за основную нить лекции. А между тем, перед каждым слушателем лежал учебник «Теория стрельбы», написанный не кем-нибудь, а самим Петром Августовичем Гельвихом. В книге те же вопросы излагались проще и понятнее.

Лекции Гельвиха вызвали у первокурсников много разговоров и споров. Всем хотелось иметь хороший конспект по теории стрельбы, как по многим другим предметам, чтобы можно было использовать записи, сделанные на лекциях, при подготовке к экзаменам.

На очередном занятии Грабин поднял руку. Волнуясь и краснея, он сбивчиво объяснил, что многие не могут вести конспект. Василий Гаврилович ожидал, что Гельвих, отличавшийся вспыльчивым характером, оборвет его, заставит сесть, а то и прогонит из аудитории, обвинив в нетактичности. Но тот неожиданно расхохотался:

– Не вы, голубчик, первый говорите мне об этом…

Из дальнейшего разговора слушатели поняли, что преподаватель читает лекцию для того, чтобы расширить их кругозор, дать общие представления об изучаемом вопросе, создать, наконец, нужное настроение, вызвать потребность работать самостоятельно. Гельвих не рекомендовал слушателям записывать под диктовку известные истины, воспроизводить те формулы, которые можно найти в учебнике.

– К экзаменам можете готовиться по моей книге, – посоветовал он.

Совершенно иным, чем на лекциях, Грабин увидел Гельвиха во время практических занятий. В поле, где отрабатывались артиллерийские стрельбы, Петр Августович совершенно преображался. Он поселился вместе со слушателями, питался за одним столом с ними, ни в чем не требуя для себя особых условий. У орудий, на наблюдательном пункте был совершенно другой Гельвих. Он прекрасно знал дело и мог очень доступно и просто объяснить любой вопрос. Вот где пригодились карандаши и тетради. Присев на корточки или прислонясь к лафету, Грабин вел конспект, стараясь записать каждое слово преподавателя.

Видя, с каким старанием Василий Гаврилович изучает материал, Гельвих проникся к нему уважением. Во время стрельб он нередко брал его в помощники, давал ему самые ответственные задания, а порой, когда надо было определить, как усвоена тема, обращался к нему:

– Объясните-ка, товарищ Грабин, нам вот такой вопрос…

Вопросы были трудные. Но Василий Гаврилович ни разу не подвел Гельвиха, отвечал всегда толково, со знанием дела.

– Вам легко дается теория, – сказал однажды Гельвих, взяв во время перерыва Грабина под руку. – Советую для дипломного проекта взять тему посложнее. Например, такую: «Влияние вращения земли на полет снаряда». Интереснейшая проблема.

Грабин загорелся. Не один вечер провел он в библиотеке, подбирая нужный материал. Познакомился с трудами Циолковского, изучил работы многих других теоретиков. И тема постепенно начала вырисовываться.

Но когда в академии более конкретно заговорили о дипломных проектах, стало ясно и Грабину, и Гельвиху, что тему придется менять. Руководство было склонно получить в лице будущих выпускников не теоретиков, а практиков, умеющих командовать артиллерийскими подразделениями, организовывать учебные и боевые стрельбы, методически правильно готовить подчиненных.

Хоть и нелегко было расстаться с идеей, которая уже выношена в сердце, Василию Гавриловичу пришлось отказаться от избранной темы. После долгих раздумий он написал на обложке дипломного проекта «Стрельба тяжелых железнодорожных батарей». И снова потянулись бессонные ночи. Обложившись учебниками и конспектами, Грабин делал необходимые расчеты, выписывал сведения о практическом применении артиллерии в бронепоездах. А когда под утро засыпал, видел во сне, как тяжелые дальнобойные пушки, поставленные на рельсы, маневрируя вдоль морского побережья, ведут огонь по неприятельским кораблям.

Занимаясь расчетами дальности стрельбы и площади поражения, Грабин решил обратиться за помощью к Рдултовскому. Имя этого ученого, работавшего преподавателем в академии, было связано с созданием взрывателей и дистанционных трубок. Слушатели буквальна боготворили Владимира Иосифовича. Он был не только теоретиком, но и практиком. Ни одно устройство, созданное им, не испытывалось без его участия. И если по каким-то причинам снаряд не взрывался, он сам, не ведая страха, разбирал его. Всех остальных обязательно просил удалиться на безопасное расстояние. И не было случая, чтобы он не смог выяснить причину.

А в обыденной жизни Рдултовский был тих и даже робок. Говорил медленно, тщательно обдумывая каждую фразу, то и дело извиняясь, боясь причинить собеседнику малейшую неприятность.

Рдултовский встретил Грабина радушно, будто долго ждал его прихода. Усадил, заставил подробно рассказать о своих затруднениях, а когда услышал о том, что Василий Гаврилович вынужден был поменять тему дипломного проекта, не на шутку расстроился:

– Как же, голубчик, можно было менять тему? Это же… Не принято так. Пути, говорят, не будет…

О странностях Рдултовского в академии ходили легенды. Особо подчеркивалось его суеверие, хотя Грабин многому не верил. Рассказывали, например, как однажды, собравшись в Москву по важному вопросу, Владимир Иосифович уже вышел из дому и тут вспомнил, что второпях забыл важные документы. По его убеждению, вернувшись, он обрекал себя на неудачу. А поездка предстояла весьма нужная. И тогда Рдултовский… пошел спиной вперед. Таким способом он поднялся по лестнице, постучал в квартиру, не оборачиваясь, попросил жену принести забытую папку и, облегченно вздохнув, снова вышел из дому.

В Москве Рдултовского ждала радость. Его новая работа над взрывателем получила высокую оценку. Вернулся он в Ленинград окрыленный и всем твердил:

– Хорошо, что я не повернулся спиной, а то не видать бы мне удачи.

Вот и на этот раз Владимира Иосифовича больше всего расстроила вынужденная смена Грабиным избранной темы. Он смотрел на Василия Гавриловича как на человека, накликавшего на себя беду. Вздыхал, сочувствовал. И с большой готовностью выкладывал перед ним материалы, которые могли пригодиться. Были среди них и не известные Грабину книги по артиллерии, и обобщенные Рдултовским результаты практических стрельб из орудий крупного калибра снарядами, снабженными дистанционной трубкой.

– Работайте, голубчик, я всегда готов оказать помощь, – говорил он и снова сокрушался. – Как же так получилось? Изменить тему – все равно, что вернуться назад…

Но судьба подготовила Грабину еще один сюрприз. Когда вопросы и проблемы стрельбы тяжелых железнодорожных батарей начали выстраиваться в логическую систему, всех слушателей выпускного курса собрали на экстренное совещание. Начальник факультета был краток:

– Знаю, что многие из вас уже начали готовить дипломные проекты. И темы выбраны интересные, нужные. Но перед академией поставлена очень большая и ответственная задача. Вместо теоретических разработок нужно представить ряд проектов артиллерийских систем. Эту работу решено поручить вам. Я принес, – он показал на стопку лежавших перед ним документов, – тактико-технические требования на проектирование орудий. Прошу ознакомиться и выбрать то, что придется по душе.

С этого дня Грабин приступил к разработке третьего варианта своего дипломного проекта. Тема ему выпала трудная. Он должен был спроектировать 152-мм мортиру. Первые дни Василий Гаврилович переживал. Ведь он успел уже дважды проделать немалую работу и – бросать ее… Но стоило ему глубже вникнуть в содержание темы, и стало ясно, что многие вопросы, разработанные им ранее, полностью относятся к его новому проекту. Расчеты внешней баллистики мортиры не заняли много времени. Труднее было с внутренней баллистикой.

Неожиданно для Грабина обозначенные в задании и рассчитываемые им цифры проявили почти непримиримый характер. Они никак не хотели прийти в соответствие, агрессивно отвергая одна другую. Увеличивая дальность стрельбы, надо было увеличить мощность выстрелов. При этом для погашения силы отдачи требовалось делать массивнее многие детали. А в таком виде вес мортиры был тяжелее указанного в тактико-технических требованиях.

Много дней бился Грабин над расчетами, пытаясь примирить враждующие цифры, но из этих попыток ничего не получалось. А главное, что удручало Василия Гавриловича, – орудие оказалось очень тяжелым, оно не отвечало требованиям маневренного боя.

Наступил момент, когда Грабин понял, что по крохам, по килограммам, за счет снижения тактико-технических данных мортиры и доведения прочности ее деталей до нижнего предела– он если и сумеет свести концы с концами, то вряд ли уложится в отведенное для работы время.

Руководитель проекта успокаивал:

– С расчетами поможем.

– Мне поможете, а мортире кто поможет? – спрашивал Грабин то ли его, то ли самого себя. – Она-то не станет лучше от наших манипуляций с цифрами.

– Надеетесь, что вас осенит? – скептически улыбнулся тот. – Скорее «неуд» за проект получите…

– Лучше «неуд», чем плохая мортира.

Профессор Дроздов, главный руководитель проекта, с укоризной посмотрел на Грабина:

– Зачем же горячиться, молодой человек. Искать и изобретать вам никто не запрещает, но и рисковать своей судьбой нельзя. Вами уже многое сделано, поработайте еще недельку, доведите до конца проект, мы его одобрим, а вы продолжайте делать второй вариант.

– Я успею, Николай Федорович, представить новую схему!

Профессор Чернявский, присутствовавший при этом разговоре, вспылил:

– Что за самонадеянная молодежь! У него лишь догадка а голове, а он грозится сделать проект в сокращенный срок. Ставлю не один, а пять вопросительных знаков перед этим несерьезным заявлением.

Чернявский со слов Грабина знал, что у того появилась смелая мысль использовать для обуздания действия энергии отдачи на лафет дульный тормоз. Дело в том, что в момент выстрела пороховые газы с огромной силой отбрасывают ствол назад. Чтобы уменьшить энергию отдачи, приходится увеличивать массу лафета и других частей артиллерийской системы, применять различного рода противооткатные приспособления. Вес орудия возрастает, оно становится громоздким и малоподвижным.

После долгих раздумий Грабин решил использовать в мортире такой же дульный тормоз, какой разработали конструкторы стрелкового оружия. Для этого необходимо было в дульной части ствола сделать по окружности ряд отверстий. Устремляясь в них после прохода снаряда, пороховые газы будут толкать ствол вперед, поглощая почти одну четверть энергии отката.

Работа над проектом пошла быстрее. Цифры, ранее непокорные, перестали капризничать, они уже не исключали одна другую, а легко выстраивались в логически оправданную систему. Расчеты так увлекли Грабина, что он даже по выходным дням не отлучался из академии.

Профессор Чернявский, видя такую увлеченность и напористость своего слушателя, начал глубже вникать в существо его работы и неожиданно для Грабина стал оказывать ему помощь. Он уже не ставил пять вопросов о времени выполнения проекта, а все чаще давал Василию Гавриловичу лестные характеристики.

– Надо родиться конструктором, – говорил он, – чтобы вот так оригинально решить сложнейший вопрос.

Еще не все слушатели успели сдать дипломные проекты, а Грабин уже подготовил свою работу. Мортира, спроектированная им, полностью отвечала заданным тактико-техническим требованиям.

– Вместо пяти вопросов ставлю пять пятерок, – заявил Чернявский.

На глазах у Грабина он обмакнул перо в чернильницу-невыливайку и размашисто написал на титульном листе работы: «Представленный слушателем Грабиным В. Г. проект артиллерийской системы выполнен в минимальный срок и являет собой лучшее свидетельство зрелости инженерной мысли…»

Проект был одобрен государственной комиссией, признан лучшей дипломной работой и рекомендован остальным слушателям как образец. Грабина поздравляли товарищи и преподаватели. Сам Рдултовский выбрал момент и похвалил своего слушателя, но при этом предупредил:

– Только не торопите события. Для того чтобы создать орудие, одного таланта мало, надо очень много работать.

Грабин разволновался. Владимир Иосифович для многих слушателей академии был примером. Много говорили о его скромности. Рассказывали, например, такой эпизод. После того как взрыватели, созданные им, были приняты на вооружение, в распоряжение Рдултовского был выделен автомобиль. Он долго отказывался, говорил, что привык ходить пешком, но в конце концов был вынужден согласиться. Водитель, стремясь показать новому хозяину преимущества езды в автомобиле, ехал по Ленинграду довольно лихо. Владимир Иосифович сначала недоуменно вертел головой, вздыхал, потом положил руку на плечо водителя:

– Остановите, пожалуйста.

Тот затормозил.

– Простите, голубчик, – Рдултовский говорил очень любезно, – я вижу, что вы торопитесь, а мне спешить некуда. Так что поезжайте, а я пойду пешком, не буду вас задерживать.

Таких историй о Рдултовском рассказывали много. Но они почему-то не становились предметом насмешек. Слушатели уважали своего преподавателя за глубокие знания, за умение толково изложить материал, за простоту и скромность. И Грабину было приятно получить поздравление от Владимира Иосифовича, выслушать его советы на будущее.

Выпускной вечер состоялся весной 1930 года. Перед этим в академии много говорили о назначениях. Грабину все прочили успех на поприще создания артиллерийских систем. И он действительно получил назначение в конструкторское бюро № 2. Где находится это учреждение, каковы его задачи, каков коллектив? На эти вопросы никто ответить не мог. Но Василий Гаврилович и не стремился узнать место и условия своей будущей работы. Для него весь ее смысл уложился в двух первых словах: «конструкторское бюро». Там делают пушки. И разве имеет значение, под каким номером и где располагается это бюро?

Но в самый последний момент выпускников собрали в актовом зале академии. Выступил комиссар.

– Назначения, полученные вами, – сказал он, – изменяются. Временно, конечно. Вскоре все вы в составе правительственных комиссий разъедетесь по округам. Конкретные задачи получите позже. А сейчас постарайтесь быстрее оформить командировочные предписания и подготовиться к отъезду.

– Какая-то полоса невезения, – сокрушался Грабин. – Три варианта дипломного проекта. Две схемы мортиры. А теперь еще и отмена назначения. Рдултовский с его суеверием не выдержал бы такого непостоянства.

Но, к удивлению Василия Гавриловича, Владимир Иосифович, услышав от него историю с командировкой, не расстроился, не заохал, а неожиданно одобрил:

– Правильно начальство решило. Побывайте в войсках, посмотрите, в чем они нуждаются, тогда будете лучше знать, какие пушки нужны, а какие не надо создавать.

Дальновидным человеком оказался этот на вид чудаковатый преподаватель Рдултовский. Вместе с опытными командирами и специалистами центральных управлений Грабин побывал во многих артиллерийских гарнизонах. Работа была кропотливая. Инспекторы тщательно проверяли наличие и состояние орудий и боеприпасов. Одновременно подразделения демонстрировали боевые возможности артиллерийских систем и подготовку расчетов.

За короткое время Грабин сумел познакомиться с состоянием артиллерии в нескольких военных округах. Теперь уже не по книгам и не по лекциям в стенах академии, а в результате личных наблюдений он знал все характерные особенности орудий, принятых на вооружение, не раз слышал от артиллеристов, в каких пушках они испытывают нужду, какие требования предъявляют к создателям отечественного вооружения.

Судьба шла навстречу Грабину, давая ему возможность испытать свои силы и проверить родившиеся замыслы. Вскоре после командировки он был направлен для работы на научно-исследовательском полигоне, потом ему пришлось принимать участие в испытаниях 76-мм зенитной пушки конструкции Ф. Ф. Лендера, а позже он готовил техническую документацию для эксплуатации 76-мм пушки «Бофорс» шведского производства. И когда, наконец, пришел долгожданный приказ о назначении на должность конструктора, он с благодарностью оглянулся на пройденный путь. У него уже был опыт работы при испытании орудий, с документацией и чертежами, он знал преимущества и недостатки не только своих, но и зарубежных артиллерийских систем.

Глава третья
ТЕРНИСТЫЙ ПУТЬ

Конфликт с Фохтом

Таинственное КБ-2, куда был назначен Грабин, оказалось и впрямь необычной организацией. Оно только наполовину состояло из советских конструкторов. Другую половину представляли специалисты-оружейники, прибывшие из Германии вскоре после заключения Рапалльского договора[1]1
  По Рапалльскому договору о нормализации политических и экономических отношений между РСФСР и Германией, подписанному в 1922 году, получили широкое развитие деловые связи немецких фирм с советскими организациями.


[Закрыть].

– Это же здорово, – говорил Грабин Ивану Горшкову, вместе с которым они занимали комнату в том же общежитии, где размещались немцы. – У них есть чему поучиться. В Германии конструкторское дело организовано четко.

– Они научат, держи карман шире, – неопределенно хмыкал в ответ Горшков.

Первые дни Василий Гаврилович поднимался рано, спешил в бюро. Вахтер Спиридоныч, человек строгий, выговаривал:

– Чего не спится, бегут ни свет ни заря. А толку никакого. Вон немцы, минута в минуту приходят и уходят, а дело у них горит.

– И мы научимся, – бодрился Грабин.

– Научитесь, – крутил ус Спиридоныч, – если с умом учиться будете, а не в рот им заглядывать.

На этот раз Василий Гаврилович, просидевший заполночь над работой, проснулся позже обычного. За окном было уже светло. Испуганно бросил взгляд на часы, потом на кровать Горшкова. Иван уже ушел, часы показывали начало девятого. Если ехать городским транспортом, можно не поспеть к началу рабочего дня. Опаздывать не хотелось. Но вдруг под окном зашумел мотор. Выглянув, Грабин увидел автобус. Он прибыл за немцами, чтобы доставить их в конструкторское бюро. «Вот и отлично, – подумал Василий Гаврилович, – с ними приеду вовремя».

Торопливо одевшись, вышел из дома. В автобусе было несколько немцев, русские почему-то предпочитали ездить городским транспортом. «И напрасно», – подумал Грабин, усаживаясь на свободное место. Немец, сидевший впереди, удивленно оглянулся на него и презрительно скривил губы.

Вошла другая группа пассажиров. Все они с каким-то непонятным осуждением рассматривали Василия Гавриловича, хотя уже не раз встречались с ним в конструкторском бюро. Смутившись под этими взглядами, он начал лихорадочно ощупывать и осматривать себя – все ли пуговицы застегнуты. И в этот момент напротив остановился еще один немец, которого все звали Максом.

– Штейн зи ауф, – сказал он и выразительно показал, что Грабин должен уступить ему место. И хотя в автобусе было довольно свободно, Василий Гаврилович поднялся и до самого конструкторского бюро стоял в проходе. Лицо горело от стыда. Но никто из немцев не предложил ему сесть, они будто не замечали его.

Придя к себе в рабочую комнату, Грабин застал Горшкова за чертежной доской и сразу же набросился на него:

– Почему не разбудил?

– Так ведь я не слышал, когда ты вернулся, – пояснил Иван, – думал, тебе разрешили прийти в КБ позже. Да ты и не опоздал.

– Лучше бы опоздать, чем так ехать, как я. Ты знаешь, Макс меня заставил стоять всю дорогу.

– А ты сел в автобус?

– Сел.

– Ну, парень, силен. Ты разве не знаешь, что есть специальное указание: наши могут ездить на работу вместе с немцами, но должны стоять в проходе. Потому мы и стараемся не попадать в автобус.

– Да, порядочки…

Этот случай заставил Грабина пристально взглянуть на сотрудников конструкторского бюро. Немцы были во всем на особом положении. Они ходили не в коричневых халатах, как русские, а в белых. Держались надменно. Особенно Фохт, возглавлявший иностранную группу. Высокий, прямой, как доска, он ходил по комнатам, будто командир на парадном смотре. Остановится перед кульманом, но не наклонится, только скосит глаз и не скажет, а словно процедит замечание. Один глаз у него искусственный, но это почти незаметно: в обоих светится одинаковая холодная надменность.

Так же свысока, как на рядовых конструкторов, Фохт смотрит на русского начальника КБ-2 Шнитмана. По своему положению тот должен руководить работой и советских и немецких конструкторов. Но Фохт полностью подавил его своим авторитетом. Дело в том, что Шнитман не был ни артиллеристом, ни конструктором. Работая в торговой организации, он бывал за границей, поэтому кто-то решил, что ему будет легче руководить иностранцами. Но Фохт и его конструкторы с первых дней оценили способности начальника КБ и потому относились к нему иронически, а другие просто его не замечали.

В противоположность Фохту Макс выглядел своим парнем. Он любил поговорить, откровенно критиковал Шнитмана, бросал нелестные реплики в адрес Фохта. Не скрывал он и того, что в первой мировой войне воевал против русских. Пытался даже хвастаться своими подвигами. В доверительном разговоре однажды сообщил Грабину, что состоит в партии национал-социалистов.

Но главное было не во взаимоотношениях, а в самой работе. Немецкие конструкторы занимались делом. Они разрабатывали проекты артиллерийских систем. Русские инженеры были заняты на вспомогательных работах. Чаще всего они помогали копировщикам размножать чертежи. И только в редких случаях Фохт доверял им проектировать отдельные детали, называя это осмысленной деталировкой.

– Чтобы заниматься конструкторской работой, надо выполнить не менее трех тысяч таких заданий, – говорил он.

Сначала Грабин принял его слова как само собой разумеющееся. Да и кто станет оспаривать, что конструктор должен иметь прочные навыки в работе с чертежами. Но вдруг пришла мысль: неужели все немецкие специалисты уже проделали такой объем вспомогательных работ? Ведь для этого требуется около десяти лет. А многим из иностранцев едва перевалило за двадцать. Не с десяти же лет они встали за кульманы. И тем не менее Фохт доверяет им самостоятельную разработку различных узлов и агрегатов. Значит, дело не в опыте, а в том, что Фохт стремится всячески затормозить подготовку советских кадров…

Догадка буквально потрясла Грабина. Он был уверен, что те, кто создавал смешанное конструкторское бюро, заботились прежде всего о том, чтобы оно стало школой для будущих создателей оружия. Внешне все выглядит благополучно. Немцы прислали опытных и знающих специалистов, рядом с ними трудятся наши молодые инженеры. И какую-то пользу от такого общения они, конечно, получают. Но и вред велик. Советские конструкторы стремились уйти из бюро в гражданские организации, их не удовлетворяла роль бессловесных чертежников, они тянулись к самостоятельному творчеству, готовы были создавать что угодно – тракторы, плуги, сеялки, только бы испытать свои возможности.

Надо было что-то делать. Но что? Жаловаться на то, что советские конструкторы вынуждены выполнять вспомогательные работы, бесполезно. Ведь кто-то должен размножать и копировать чертежи, кому-то надо заниматься фохтовской «осмысленной деталировкой». И, конечно, не немцам, более опытным и знающим.

Настораживала, правда, одна деталь. Нередко копировщики скучали без дела, а конструкторы, призванные мыслить масштабно, дерзать и творить, подменяли их. Дело в том, что копировщики организационно были закреплены за каждым отделом. Нагрузка на них распределялась неравномерно. В одном отделе для них работы было много, в другом мало, какое-то время объем копировальных работ возрастал, затем уменьшался.

– А что, если всех копировщиков вывести из состава отделов и объединить? – поделился Грабин своими мыслями с Горшковым.

Иван удивленно пожал плечами:

– Ну, Вася, у тебя и замашки. Не успел прибыть, уже собрался ломать организацию. Зачем тебе это?

– Не мне, а нам.

– Но все молчат.

– А мне молчать нельзя. Я, Иван, член партийного бюро.

Сказал и сам же удивился, как просто найден выход из положения. Раньше он как-то не думал о том, чтобы использовать для решения организационных вопросов партийную организацию. Ведь ни Фохт, ни его подчиненные не имели к ней отношения, а все дела вершили они. Это было ошибкой. КБ-2 – советское учреждение и в нем не могут хозяйничать иностранцы.

Партийное бюро горячо поддержало Грабина. Чувствовалось, что положение с копировщиками беспокоило многих, но все почему-то считали, что менять порядки, установленные Фохтом, нельзя. Ободренный поддержкой, Василий Гаврилович заговорил о положении советских конструкторов в КБ-2. Все притихли. Вопрос оказался сложным. Решено было создать комиссию во главе с Грабиным, которой поручалось сделать подробный анализ деятельности молодых конструкторов.

Итоги просто ошеломили членов комиссии. За два года совместной работы с немцами ни один советский инженер не выполнил самостоятельного конструкторского задания. Лишь в отдельных проектах они перечислялись среди исполнителей, но только на вспомогательных, малозначительных агрегатах и деталях.

Вооружившись данными, Грабин пошел к начальнику КБ-2. Шнитман к этому времени был освобожден от должности. На его место пришел Николай Алексеевич Торбин, выгодно отличавшийся от своего предшественника. Он был хорошим инженером и умелым конструктором.

Выслушав Грабина, Торбин долго расхаживал по кабинету. Василий Гаврилович ждал его решения, но вместо этого Николай Алексеевич сам обратился к нему с вопросом:

– Что будем делать?

Грабин понимал его положение. С Фохтом бороться трудно. Его нельзя ни наказать, ни заставить перестроить свою работу. Он формально выполняет все условия контракта. Любой конфликт с ним может обернуться против начальника КБ.

Хотя в кабинете начальника КБ-2 Грабин не услышал ничего определенного, разговор с Торбиным еще больше убедил его, что нельзя сидеть сложа руки. Он решил действовать. Появилась мысль написать обо всем в газету. Уже подготовил статью, но в последний момент посылать ее в редакцию раздумал. Вопрос весьма узкий, касается отношений с иностранцами, вряд ли статью опубликуют. Решил напечатать материал в стенной газете, которая выпускалась на русском и немецком языках.

Выступление Грабина взбудоражило коллектив. Возле стенгазеты толпились люди в белых и коричневых халатах. Немцы отнеслись к статье с пренебрежением. Русские спорили. Одни горячо поддерживали Грабина, другие не менее горячо осуждали. Обвиняли даже в уклоне, в отсутствии такта. Появился Фохт, скосил единственный глаз, читал долго, застыв среди коридора как изваяние. Отошел молча, по-солдатски печатая шаг.

По тому, как в комнату забегали конструкторы, искоса поглядывая на Грабина, можно было догадаться, что над ним сгущаются тучи. Перед вечером пришел сам Торбин, сообщил:

– Фохт созывает совещание. Приглашает всех нас.

– А какое он имеет право собирать не только своих, но и наших?

– Так заведено было еще до меня, – замялся Торбин.

– Я не пойду.

– И плохо сделаешь. Всем уже объявлено. На совещание придут наши и немцы. Фохт будет оправдывать свою политику, начнет критиковать тебя, а ответить будет некому. Люди решат, что ты испугался.

– Хорошо. Но учтите, Николай Алексеевич, я буду бороться.

– Только без грубости, дорогой, не забывай, что они наши гости, приглашены нами для оказания помощи.

Фохт выступил первым. Он пространно говорил о своих заслугах, подробно обосновал порядки, установленные в КБ-2, назвав их очень разумными и рациональными. Закончив речь, он попросил русских высказать свое мнение. Грабин хотел уже подняться, но его опередил Горшков. Иван был немногословен. Он не спорил, не критиковал, а просто задавал вопросы, которые волновали не только его, но и других инженеров:

– Для того, чтобы выполнить три тысячи мелких чертежей, мне потребуется около десяти лет. Не велик ли срок? И стану ли я дельным конструктором? Не привыкну ли к роли мальчика на побегушках?

Слова Горшкова вызвали оживление в зале. Резко прозвучали возмущенные реплики немцев. Фохт нервно вертел головой. А к столу один за другим выходили русские инженеры. Говорили о том, что способны работать более продуктивно, что знания, полученные в высших учебных заведениях, позволяют им самостоятельно конструировать артиллерийское вооружение. Кто-то бросил прямой упрек в адрес Фохта за его высокомерие и пренебрежение к русским инженерам.

– Все, – Фохт резко хлопнул ладонью по столу, – прошу выйти.

Немцы поднялись по-солдатски быстро. Возмущенно переговариваясь, вышли из зала и наши конструкторы.

– Конечно, они посильнее нас, но ведь и мы не лыком шиты, – задумчиво размышлял Горшков, – правильно я говорю?

– Верно, Иван. Ты историю вспомни. Около сорока лет назад в Петербург приехал Крупп, известный как изобретатель клинового затвора у пушек. Наши повели его в артиллерийский музей. Тот ходил по залу и вдруг от изумления раскрыл рот. На одном из стендов стояла пищаль с клиновым затвором. Русские опередили Круп-па на двести лет.

– Жаль, что не пришло в голову, я бы эту историю рассказал в своем выступлении, – пожалел Горшков.

– Ты бы рассказал Фохту и о том, как в конце прошлого века наша скорострельная трехдюймовка Путиловского завода заняла первое место на конкурсе, опередив концерны «Крупп», «Шнейдер», «Гочкис». Их представители тогда были так огорошены, что попросили еще год на доработку своих систем. Но наша трехдюймовка и через год оказалась лучшей среди них. Так что, дорогой Иван, на немцев надо смотреть через призму истории.

– А вообще-то мы и без того дали Фохту хороший урок.

– Он в долгу не останется.

Грабин будто в воду глядел. На другой день по КБ-2 прошел слух, что Фохт совершенно неожиданно собрал чемоданы и выехал в Германию. Этот демарш вызвал растерянность не только у Торбина, но и у многих конструкторов. Все ждали, какие выводы сделает начальство. Обстановка в бюро напоминала затишье перед бурей. Немцы, оставшиеся без руководителя, притихли. Стенгазету со статьей Грабина сняли. А под вечер его и Ивана Горшкова вызвали в канцелярию и вручили предписание – явиться в Артиллерийское управление за получением нового назначения.