Текст книги "Земные громы
(Повесть)"

Автор книги: Иван Дынин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

Самая главная задача

С первых дней войны лозунг «Больше пушек фронту!» стал девизом всех рабочих и всех отделов завода. Каждый вечер директор докладывал, сколько орудий выпущено. И хотя цифра эта росла, Москва торопила. Формировались новые артиллерийские части, их надо было вооружать. Стало уже правилом, когда орудия из заводских ворот сразу же направлялись в действующую армию, где их с нетерпением ждали бойцы.

Москва не только торопила, она и помогала. Вскоре после разговора Еляна с Ворошиловым на завод прибыл большой строительный отряд. Несколько тысяч человек начали возводить новый корпус, в котором предполагалось разместить два цеха для производства нормалей и противооткатных устройств. Елян приказал поставить прямо на строительной площадке будку, где он порой оставался на ночь.

Прошел месяц, и хотя цехи были недостроены, станки, установленные на фундаменты, уже начали работать. Из-за нехватки противооткатных устройств готовые пушки скапливались на заводском дворе. Елян, измученный бессонницей, с воспаленными глазами, встречал и провожал Грабина одной просьбой:

– Надо думать, Василий Гаврилович.

И Василий Гаврилович целиком отдавался заботам об увеличении количества и качества выпускаемых орудий. Он хорошо понимал, почему Амо Сергеевич в первую очередь обращается к нему. Ведь от его отдела в немалой степени зависели и успехи, и просчеты всего завода. Нередко одна незначительная ошибка могла затормозить дело и, наоборот, удачное решение повышало производительность труда сотен людей.

Однажды теплым осенним днем Грабин решительно вошел в кабинет директора и развернул перед Еляном несколько листов плотной бумаги.

– Что это? – удивился Амо Сергеевич. Обычно главный конструктор не знакомил директора с чертежами.

– Это план модернизации, которую необходимо провести на заводе.

– Сейчас? В такое время?

– Именно сейчас. От нас, Амо Сергеевич, требуют в несколько раз повысить выпуск продукции. Многое мы можем сделать за счет улучшения организации работ. Сыграет роль энтузиазм людей. Но и то, и другое имеет пределы.

– А вы, конечно, отыскали неисчерпаемые резервы?

– Вот именно, неисчерпаемые. – Грабин не уловил иронии в словах Еляна. – Смотрите сюда. Сейчас у нас в производстве находится пять артиллерийских систем. Каждая имеет свой затвор. Мы подумали и решили создать новый затвор, который подойдет ко всем выпускаемым на заводе орудиям. Вот он. – Василий Гаврилович развернул перед директором еще один лист ватмана. – Затвор проще в изготовлении, легче, надежнее.

Елян долго и внимательно рассматривал чертежи, запустив руку в черноту шевелюры. Наконец перевел взгляд на Грабина.

– Удивительно. Почему же сразу мы не додумались до этого?

– Наверное, по той же причине, по которой человек не сразу изобрел автомобиль и самолет.

– Отлично. Надо быстрее изготовить и испытать новый затвор.

– Но это не все, Амо Сергеевич. – Василий Гаврилович, отложив в сторону чертеж, просмотренный директором, аккуратно разложил на столе новый. – По такому же принципу необходимо провести модернизацию других узлов пушек, сделать их проще, технологичнее. Это даст нам экономию и металла, и рабочих рук.

– И сколько же деталей нужно модернизировать?

– Около семидесяти процентов.

Елян так и сел в кресло. У них была одна задача, но разная мера ответственности. Грабин имел дело с чертежами, которые при неудачном решении можно и отложить в долгий ящик и даже сжечь. Директор завода допускать ошибок не мог. Он руководил людьми, отвечал за выпуск каждого изделия. И хотя ему, опытному специалисту, была хорошо понятна выгода, которую несли предложения главного конструктора, он не мог сразу решиться на модернизацию. Как ни обоснованна, как ни продуманна она, трудно надеяться, что намеченное пройдет необходимые инстанции без сучка без задоринки. Переделка каждой детали потребует дополнительных затрат. Потом начнется доводка улучшенных деталей. Все это может повлиять на выпуск продукции, а в условиях военного времени такой просчет может дорого обойтись всем, кто в нем повинен.

А Грабин уже развернул очередной чертеж:

– Модернизируя детали, мы заботимся о том, чтобы их можно было использовать для крупносерийного поточного производства и для конвейерной сборки.

– Но для этого придется менять технологию производства.

– Обязательно!

– И как вы мыслите это сделать?

– Наши конструкторы вносят ряд предложений. – Василий Гаврилович развернул следующий лист. – Вот станок «Бютаст». Если использовать его станину на всю длину, на нем можно одновременно обрабатывать две детали, производить нарезку каналов не одного, а двух стволов сразу. Это увеличит производительность почти в два раза, освободит около сорока квадратных метров площади и четырех рабочих.

– Заманчиво. Очень заманчиво.

– Мы подсчитали, что можно увеличить выпуск орудий к маю сорок второго года в десять, а дальше – в двадцать раз.

– Но можем ли мы начинать такую работу без одобрения Наркомата? И не только Наркомата. О выпуске пушек ежедневно докладывают лично Сталину. Решим, Василий Гаврилович, так: все ваши предложения надо обсудить в отделах, получить одобрение партийных органов, а уже после этого будем докладывать в Москву. Если действовать необдуманно, можно загубить хорошую идею…

Разговор был окончен, Грабин собрался уходить, но Елян остановил его:

– Я прошу, Василий Гаврилович, оставить мне на пару дней все ваши чертежи. Хочу подробнее ознакомиться с ними.

Из кабинета директора вышел с облегчением, будто свалил с плеч тяжелый груз. Было уже поздно. Затемненный город спал. Только заводские корпуса жили обычными трудовыми заботами. Тяжело ухали прессы, пересвистывались маневровые паровозы, гудели станки. Решил, не заходя в КБ, отправиться домой.

Но не успел поужинать, как раздался телефонный звонок. Грабин снял трубку и услышал голос директора:

– Вас вызывает Москва. Машину выслали.

Василий Гаврилович вернулся на завод. Елян взволнованно ходил по кабинету.

– Звонил Поскребышев, – пояснил он, – просил быстрее найти вас, Василий Гаврилович.

Он набрал нужный номер и произнес короткую фразу:

– Сейчас с вами будет говорить товарищ Сталин.

Елян передал трубку Грабину. Сталин поздоровался с конструктором и, не ожидая ответа, заговорил о том, что положение на фронте создалось тяжелое, войска нуждаются в оружии.

– Очень прошу вас, сделайте все необходимое и дайте поскорее как можно больше пушек, – сказал Сталин и, помолчав, добавил: – Если для этого потребуется пойти на снижение качества, идите и на это.

– Мы, товарищ Сталин, можем дать без ущерба для качества к концу года в пять раз больше пушек, чем сейчас.

– Это хорошо. Желаю успеха.

Разговор закончился. В телефоне пульсировали короткие гудки, а Грабин все держал трубку возле уха. Только теперь, из разговора со Сталиным, он со всей остротой понял, как нужна на фронте в эти дни каждая пушка. Любая пушка. Так вот почему маршал Кулик отказался от ЗИС-3. Зная о потребностях фронта, он гнал даже саму мысль об улучшении орудий. Все его заботы свелись к заботам о количестве стволов.

Из раздумий Василия Гавриловича вывел голос Еляна:

– А не слишком ли большую цифру вы назвали Сталину? К концу года выпускать в пять раз больше орудий, чем сейчас… А до конца года всего три с половиной месяца. Рискованное, скажу вам, обещание.

– Здесь, Амо Сергеевич, – Грабин показал на чертежи, оставленные им на столе, – все подсчитано и обосновано. Если без раскачки выполнять программу, никакого риска не будет.

Елян вздохнул, бросил в пепельницу докуренную папиросу и сразу же достал новую. Волнуясь, он курил почти непрерывно. Решительно встав из-за стола, директор сказал:

– Отступать нам уже некуда. Будем работать!

На другой день состоялось расширенное техническое совещание отдела главного конструктора. Были приглашены начальники и секретари партийных организаций всех цехов и отделов. Открыв совещание, Елян коротко изложил задачи, стоявшие перед заводом, и предоставил слово Грабину.

Как быть? Рассказать все, о чем говорил Сталин? Но это был откровенный телефонный разговор. О нехватке оружия не писали газеты, не сообщало радио. И не придется ли завтра держать ответ за разглашение секретных сведений? А как еще передать людям ту огромную озабоченность, которая волнует партию и правительство? И Василий Гаврилович со всеми подробностями пересказал то, о чем говорил Сталин.

Елян и Грабин не думали превращать совещание в митинг. Но неожиданно руку поднял пожилой рабочий Степан Федорович Антонов.

– Это было в гражданскую, – начал он, волнуясь. – Владимир Ильич Ленин обратился тогда к сормовичам с просьбой дать Красной Армии танки. Сормовичи никогда танков не выпускали, но дали слово – сделаем. И сделали! Первый танк назвали «Борец за свободу товарищ Ленин». А сейчас снова партия обращается к нам с призывом: фронту нужны пушки. И мы дадим их, дадим столько, сколько требуется. Но снижать качество орудий не будем. Не по-нашенски это!

Раздались аплодисменты. Елян поднял руку, успокаивая зал:

– Во время обеденного перерыва соберем общезаводской митинг, там будем аплодировать, а сейчас давайте обсудим цифры и сроки, названные главным конструктором.

Совещание затянулось. Выступили почти все начальники отделов и цехов. Уточняли задания. Жаловались на нехватку материалов, на тесноту, на задержку с поставкой деталей. Требовали. Спорили. Но в конце концов все вопросы были согласованы. Прямо с совещания пошли на митинг…

Вечером, когда еще раз в отделе распределяли обязанности между конструкторами, Горшков сказал, ни к кому конкретно не обращаясь:

– Раньше мы отстаивали свое право заниматься чисто конструкторской работой. Теперь наоборот, начинаем подменять и технологов, и производственников.

– Это, Иван Андреевич, временное явление, – ответил ему за всех Грабин. – В данный момент самая главная задача – увеличить производство орудий. И я не советую делить обязанности на «твое» и «мое».

Но, оставшись наедине, Василий Гаврилович никак не мог отделаться от сомнений. Ведь он не постороннее лицо, а руководитель большого коллектива. И каждый свой шаг он должен сверять не только с движениями своей души, со своим пониманием долга, ему необходимо учитывать, как воспринимают его решения подчиненные, как отразятся они на работе конструкторского бюро и всего завода.

Черная ночь

После долгих раздумий и всевозможных согласований директор завода подписал приказ: «…Создавшаяся военная обстановка требует увеличения выпуска пушек. В связи с тем, что прирост мощности завода в дальнейшем будет производиться в весьма ограниченных размерах, увеличение выпуска орудий должно вестись в основном за счет максимального сокращения трудоемкости, конструкторской и технологической модернизации.

В целях проведения модернизации пушек ЗИС-2, Ф-34, Ф-22 УСВ, ЗИС-6 и быстрейшего внедрения усовершенствованных образцов в производство главному конструктору завода В. Г. Грабину приказываю…»

Проект этого приказа Василий Гаврилович готовил сам, сам намечал объем работ и назначал сроки, но когда подписанные директором строки приобрели силу закона, они перестали быть творением его ума, души и таланта, а начали сами руководить им, определяя, что, как и когда он обязан делать.

Борьбу за реконструкцию развернули на широком фронте. Весь заводской коллектив жил обновлением, каждый становился рационализатором и изобретателем. И пушки, не теряя своих тактико-технических качеств, становились совсем не похожими на те, какими были в момент их создания. Так, до модернизации Ф-34 состояла из 801 детали, после проведения переделок их осталось всего 614. Почти вдвое уменьшилось количество изделий из легированной стали, более чем на 600 килограммов снизился расход черных металлов.

Сотрудники отдела главного конструктора пересмотрели около семидесяти наиболее трудоемких технологических процессов и более двухсот операций. На обработке деталей стали шире применяться многошпиндельные станки, сокращалось время на установку и съем обрабатываемых изделий.

Одновременно с модернизацией налаживался выпуск дивизионной пушки ЗИС-3. Сначала Елян и Грабин маскировали процесс ее изготовления. На сборке в цехе ее монтировали без ствола, которым она отличалась от ЗИС-2. Дульный тормоз делали в опытном цехе. Но вскоре, когда первая партия новой дивизионной пушки была подготовлена, чуть ли не весь завод уже знал о необычном эксперименте.

Военный представитель на заводе инженер-полковник И. Ф. Телешов, когда ему предъявили новую пушку, категорически отказался ее принимать. И формально, и по существу он был прав. Орудие не прошло полигонных испытаний у заказчика, не было принято на вооружение. Но Грабин откровенно рассказал Телешову и о неудачной поездке на смотр в Москву, и о разговоре у Кулика, а затем пригласил военпреда на заводской полигон. Показав пушку во время маневрирования и стрельбы, он спросил:

– Скажи, Иван Федорович, нужна такая дивизионка в войсках? Только не криви душой.

– Нужна, – твердо ответил тот.

– Чем она отличается от ЗИС-два? Только тем, что имеет другой ствол и уменьшенный угол возвышения. Согласен, Иван Федорович?

– Согласен.

– Так принимай ее как противотанковую.

Телешов повздыхал, но ничего не ответил. Потом он придирчиво осмотрел ЗИС-3 и опять не сказал ничего определенного. Грабин понимал военпреда. Чтобы принять решение, он должен был доложить о новой продукции своему руководству.

Начальником ГАУ к тому времени стал генерал-полковник артиллерии Н. Д. Яковлев. Человек высокой культуры, опытный специалист, внимательный к людям и отзывчивый, он выгодно отличался от своего предшественника. И Василий Гаврилович втайне надеялся, что доклад Телешова начальнику ГАУ даст положительные результаты. Вряд ли Яковлев согласится, чтобы уже готовые пушки стояли на заводе.

Вскоре эти предположения подтвердились. Военпред не сообщил, с кем он советовался, не объявил никаких решений, просто стал наряду с другими орудиями принимать и ЗИС-3, и самоходную установку. Создалось странное положение. Завод делал пушки, военные представители принимали их, артиллеристы хвалили, а они еще не числились на вооружении.

Но ни Грабину, ни Еляну некогда было заботиться о формальностях. Они, как и все на заводе, работали, не замечая, как день сменяется ночью, а месяц уступает место другому месяцу.

Чем больше давали продукции волжане, тем выше был с них спрос. Росли планы. Расширялась номенклатура выпускаемых изделий. Москва торопила.

Но произошло то, чего Грабин больше всего опасался. Перестройка не давала сиюминутных результатов. Выпуск орудий увеличивался далеко не в таких масштабах, о которых мечтал он и которые значились в теоретических расчетах.

Другие заводы стремительно наращивали производство оружия. Дела завода на фоне их показателей выглядели хуже. А шла война. Все чаще во время ежедневных докладов Москва интересовалась, почему медленно увеличивается выпуск артиллерийских систем. Ни Елян, ни Грабин не могли ответить, что на заводе идет перестройка, что необходимо чуть подождать, пока утрясутся все неувязки переходного периода. Этого «чуть» никто не мог санкционировать. Фронт не мог ждать. И директор вместе с главным конструктором делали все, что было в их силах, стараясь быстрее поставить производство на новые рельсы.

Идея, совсем недавно изложенная на бумаге, быстро воплощалась в жизнь. Люди видели, как важны и необходимы принимаемые руководством меры. Работать становилось легче. Много экономилось металла, электроэнергии и других материалов. Изготовление деталей ускорялось, росла производительность труда. И каждый видел, что в перспективе новая организация труда позволит заводу решать любые задачи быстро, на высоком техническом уровне.

Но задержки на первых порах не прошли бесследно. Заболел Елян, не выдержав чрезмерного напряжения. Все строже были требования в приказах и телеграммах.

Поздней осенью на завод прибыла комиссия ГКО во главе с заместителем председателя Госплана СССР В. В. Кузнецовым.

Елян находился в госпитале. Встречал проверявших и давал им объяснения Олевский. Марк Зиновьевич видел, что москвичи прибыли для того, чтобы разобраться в недостатках, которые мешают заводу выполнять планы. И он не пытался скрыть упущений, но в то же время стремился показать то, что сделано за несколько военных месяцев. Переходя из цеха в цех и давая пояснения, он видел, с каким интересом члены комиссии вникают в вопросы унификации изделий и их модернизации. Все чаще Кузнецов одобрительно кивал головой. А под конец, когда перед ними была полностью раскрыта картина грандиозных переделок, похвалил:

– Вы, товарищи, проделали огромную работу, но не смогли показать ее своему руководству. Поэтому и создалось о вас превратное мнение.

Уже прощаясь перед отъездом, он посоветовал Олевскому:

– Вы не стесняйтесь, Марк Зиновьевич, шире пропагандировать свои успехи. На вашем опыте должны учиться другие.

За декабрь 1941 года завод изготовил 1250 пушек. По сравнению с таким же периодом 1940 года их выпуск был увеличен почти в семь раз.

Именно в эти дни на заводе побывал К. Е. Ворошилов. Он придирчиво осматривал готовую продукцию, побывал на полигоне, следил за действиями расчетов, интересовался скорострельностью и мощностью танковых и дивизионных орудий. Грабин давал маршалу подробные пояснения, рассказывал о тех конструкторских изменениях, которые были внесены в технологию изготовления различных деталей, называл, сколько металла и других материалов сэкономлено, как снижены трудозатраты.

Климент Ефремович был буквально поражен масштабами работ, проделанных на заводе.

– Молодцы! – повторял он во время обхода цехов и на встрече с руководителями завода.

А в начале января 1942 года Грабина неожиданно вызвали на заседание Государственного Комитета Обороны. Уверенный, что речь должна идти об опыте ускоренного проектирования и производства артиллерийских систем, Василий Гаврилович начал докладывать о тех новшествах, которые внедрены на заводе. Но по лицам присутствующих он сразу же угадал, что говорит не о том.

– Вы расскажите, почему срываете государственные задания? Почему завод не выполняет плана? – перебил его Сталин.

Василий Гаврилович в волнении не смог перестроиться, начал говорить о трудностях, о том, что Наркомат вооружения и ГАУ не уделяют внимания заводу.

Сталин недовольно поморщился и резко остановил его:

– У вас, товарищ Грабин, конструкторский зуд: вы хотите все менять и менять! И этим не помогаете, а мешаете заводу!

Грабин не мог произнести ни слова. А когда Сталин умолк, растерянно спросил:

– Что же мне делать?

– Работайте, как работали раньше! Без всяких сомнительных экспериментов.

Государственный Комитет Обороны принял решение, обязывающее конструкторское бюро завода восстановить принятую ранее организацию и технологию проектирования и изготовления пушек, наращивая их выпуск.

Машинально, ничего не видя и не слыша, Василий Гаврилович вышел из зала, сел в машину и направился в Наркомат вооружения. До вечера еще было время, а оставаться наедине со своими тяжелыми мыслями было трудно. Но и встречи с работниками Наркомата не принесли облегчения. Каждый интересовался, как прошло заседание в Кремле, какие приняты решения? Грабин отвечал односложно, вздыхая и пожимая плечами. Все понимали, что главный конструктор в чем-то крупно просчитался. Еще не зная сути, люди сочувствовали ему. И это внешнее, лишенное искренности сочувствие, не успокаивало, а еще больше бередило свежую рану.

С наступлением темноты небо вновь озарилось разрывами зенитных снарядов, тревожно вскинулись вверх белые руки прожекторов, по радио прозвучал сигнал воздушной тревоги. Ехать в гостиницу не имело смысла, Грабин спустился в бомбоубежище, где ему отвели даже койку. Обрадовавшись, укрылся с головой, хотел отгородиться от всего, что произошло в этот день, но сон не шел, а картины заседания ГКО стояли перед глазами.

Василий Гаврилович хорошо понимал всю тяжесть создавшейся ситуации. На заседании никто, кроме него, не знал, как далеко зашло на заводе дело с перестройкой производственного процесса. Восстановить прежнее положение стало не легче, чем довести до конца внедрение ускоренного метода. Где же выход? Как выполнить решение ГКО? Круг замкнулся.

Больше всего угнетали Грабина предстоящие встречи на заводе. Долгое время он доказывал необходимость и перспективность нововведений, убеждал Еляна и других руководителей в очевидных выгодах перестройки. А теперь ему самому предстояло разрушить все, что сделано. И он не знал, как объяснить людям, почему надо возвращаться к старому, если новое уже пробило себе дорогу и дает неплохие результаты…

Даже к утру он не мог забыться, только чувствовал непосильную тяжесть в голове. Не было боли, а была пугающая отрешенность от всего происходящего, словно между ним и остальным миром опустился свинцовый занавес.

И вдруг издалека, из-за этого занавеса, до него донесся голос:

– Товарищ генерал, вас к телефону.

Он не пошевелился, хотя видел, что вошедший в бомбоубежище человек с повязкой дежурного обращался к нему.

– Звонят из Кремля, – пояснил тот и добавил: – Из приемной Сталина.

Усталость как рукой сняло. Вскочил и почти бегом вверх по ступенькам бросился в здание Наркомата. Торопливо схватил трубку, уверенный, что услышит голос Поскребышева, но у телефона был сам Сталин. Медленно расставляя слова, он заговорил:

– Вчера мы, видимо, погорячились. На вашем заводе происходят хорошие перемены. Центральный Комитет, Государственный Комитет Обороны и лично я высоко ценим ваши достижения. Поэтому не падайте духом. Спокойно продолжайте начатое дело.

Сердце заколотилось учащенно, мысль заработала лихорадочно, радость вспыхнула и тут же растворилась в вихре возникших забот. Значит, никакого возврата назад! Но верно говорят, что аппетит приходит во время еды. Сразу же возникла идея получить право на выпуск новых пушек. Это помогло бы еще больше увеличить производительность завода. Боясь, что Сталин положит трубку, торопливо начал докладывать:

– Нами создана новая дивизионная пушка ЗИС-три. Она значительно лучше выпускаемой. И в изготовлении дешевле. И легче…

– Конкретнее.

Пришлось подробно перечислить все тактико-технические данные орудия. Сталин не перебивал. Грабину даже показалось, что Сталин не слушает его. Закончив доклад, он настороженно прислушался к легкому треску в телефонном аппарате.

– Хорошо, – сказал наконец Сталин. – Привозите пушку в Кремль. Посмотрим и примем решение.

Вроде бы у Василия Гавриловича были все основания радоваться. Несправедливые обвинения сняты. Получено разрешение продолжить внедрение ускоренных методов проектирования и производства орудий. А на душе неспокойно. Как сложится судьба новой дивизионки? Предстоящий смотр станет для нее решающим. Или она будет принята на вооружение, иди раз и навсегда потеряет право на существование.

В душе Грабин ругал свой максимализм. Он всегда и во всем привык добиваться предельных возможностей. Ведь, кажется, все складывалось очень хорошо. Оставалось поблагодарить Верховного и ехать на завод, продолжать начатое дело. Поддержка была обеспечена. А он добровольно поставил на карту и свою репутацию, и созданную трудом коллектива пушку.

Но вздыхать и сожалеть было поздно. Оставалось действовать и ждать.

Казалось, все неувязки, мешающие работе, устранены. Грабин с новой энергией взялся за дело, готовя дивизионку к показу. А судьба словно торопилась преподнести ему новый удар. В архиве конструктора сохранилась сделанная его рукой запись телефонного разговора со Сталиным. Верховный сам позвонил на завод, сказал, что производственники жалуются на ЗИС-2, они не могут ускорить выпуск этой пушки. Камнем преткновения стал ствол. Много требуется металла, сложна обработка.

Сталин. Товарищ Грабин, нельзя ли ствол 57-миллиметровой противотанковой пушки укоротить на метр – полтора?

Грабин. А чем это вызвано, товарищ Сталин?

Сталин. Я же говорил, она сложна в производстве. И к тому же у нее есть лишняя мощность. Для нее нет соответствующих целей. Все немецкие танки она пробивает насквозь, и снаряд уходит дальше…

Грабин. А кто рекомендует укоротить ствол, товарищ Сталин?

Сталин. Говоров.

Грабин. Он ошибается, товарищ Сталин.

Сталин. Нет… Он хороший артиллерист.

Грабин. Укорачивать ствол пушки нерационально. Она потеряет свои высокие боевые качества. Как противотанковое орудие ее тогда может легче заменить дивизионка, а укороченная ЗИС-2 и дивизионку не заменит, у нее очень слабый фугасный снаряд.

Сталин. Значит, вы не согласны укорачивать ствол?

Грабин. Считаю это нецелесообразным.

Сталин. Тогда придется снять ее с производства.

Решением ГКО производство пушки ЗИС-2 было прекращено. На заводе вышел приказ: «…все незавершенные в производстве стволы собрать, законсервировать и убрать. Всю технологическую обстановку и техническую документацию сохранить, чтобы при возникшей необходимости немедленно развернуть производство 57-мм пушки ЗИС-2…»