Текст книги "Земные громы
(Повесть)"

Автор книги: Иван Дынин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

Глава шестая
ДЛЯ БОЯ, ДЛЯ ПОБЕДЫ

Будни и праздники

Морозным январским утром 1940 года Грабин прошелся по цехам и вернулся в кабинет. В дверь постучали. Первым вошел Ренне. Поздоровался, встал у стола. За ним с таким же торжественно-серьезным видом вошел Муравьев, долго жал своей могучей ручищей руку Василию Гавриловичу. Затем появился Боглевский. Чуть погодя постучал Горшков:

– Разрешите, товарищ военный инженер первого ранга?

– Случилось что-нибудь? – насторожился Грабин.

Была в поведении конструкторов какая-то таинственность.

– А ведь вы, Василий Гаврилович, забыли, какой сегодня день! – Ренне улыбался.

– Так ведь шесть лет прошло, – пробасил Муравьев. – Немудрено и запамятовать.

И Грабин сразу понял, по какому случаю чуть ли не половина конструкторов с утра появились в его кабинете. В такой же морозный январский день все они приехали из Москвы в этот город. Все были и молодые, и неопытные, не имели ни высоких знаний, ни орденов, но каждого из них наполняли большие надежды и планы. Главным вдохновителем этого переезда был Грабин. Он подал идею, он собрал коллектив, и люди пошли за ним, оставив квартиры в столице, отказавшись от предлагаемых должностей.

Что же произошло за эти шесть лет? В круговерти будничных дел Грабин не находил времени, чтобы осмыслить этот вопрос. Да и другие вроде бы не задумывались над ним. Никому раньше не приходило в голову как-то отметить юбилей. Наверное, просто нечего было отмечать. Конструкторское бюро с большим трудом становилось на ноги, каждая новая система рождалась в муках, неудачи следовали одна за другой.

Но за истекшие годы многое изменилось. Молодой завод вышел в число ведущих артиллерийских заводов страны. Коллектив научился не только выпускать орудия, созданные в других городах, но и проектировать свои, превосходящие по тактико-техническим данным лучшие артиллерийские системы. За это время небольшой конструкторский отдел стал многочисленным творческим коллективом.

Рос завод, формировалось КБ, а вместе с ним росли и люди.

Грабин уже не начинающий конструктор, каким он прибыл в город. Он – главный конструктор завода. В 1936 году награжден орденом Ленина, в 1939-м получил орден Красной Звезды.

И Петр Федорович Муравьев уже не тот медлительный, задумчивый работник, которому многое давалось с трудом. За ним уже утвердилось право быть ведущим конструктором всех главных проектов. И Ренне стал умелым, опытным организатором, возглавил отдел. Выросли и Шишкин, и Мещанинов…

Все эти мысли быстро пронеслись в голове Грабина. Он улыбнулся, шутливо поднял руки:

– Сдаюсь, братцы мои. Совсем перестал оглядываться назад. Но не подумайте, что зазнаюсь. За работой стал забывать свою родословную.

Он еще раз пожал руки каждому, а потом пригласил всех сесть.

– Давайте подведем итоги. Что у нас в активе? Что успели сделать?

Стали перечислять созданные системы, вспоминать перипетии, с которыми сталкивались в работе.

– А помните: «Заниматься опытно-конструкторской работой мы не будем. Нам хватает неприятностей и с производством»? – Горшков очень похоже скопировал бывшего директора завода Радкевича. Всех это очень развеселило. Припомнили, как украдкой готовили чертежи, сколько было трудностей с изготовлением опытных образцов.

Большая нагрузка не оставляла Грабину времени для воспоминаний. Он создавал коллектив, но редко анализировал, что сплачивает людей, что заставляет их забывать о личных делах, об отдыхе. Интересная работа? Но ведь далеко не всегда и не всех она удовлетворяет. Чувство долга? Но свой долг можно с успехом выполнять не только в их КБ.

Глядя на товарищей, Василий Гаврилович с душевной теплотой почувствовал, как они все близки ему. Вот они сидят перед ним, как сидели шесть лет назад на местном железнодорожном вокзале, возмущаясь, что никто их не встретил, что не пришла обещанная машина. С неувязок началась их работа на заводе. Но никто не спасовал, не уехал назад, в Москву. Были конфликты, случались ссоры, но внутренние связи не нарушались.

И тут до Грабина сквозь пелену воспоминаний дошли слова, касающиеся лично его. Говорил Константин Константинович Ренне:

– Василий Гаврилович не дает нам остановиться…

Вот она сила, которая все эти годы цементирует коллектив! С какой-то пронзительной ясностью Грабин понял, как он прав, что все эти годы ведет людей за собой, дает им перспективу. И именно эта нацеленность вперед определяет успех.

Почему-то вспомнились детские годы, когда мальчишкой первый раз пришел на мельницу к Федоренко. Насекали жернова. Часа через два руки сделались чужими, молоток и зубило стали непомерно тяжелыми, пот заливал лицо. Он присел на деревянный настил.

– Вставай, – резко окликнул его отец, – не смей раскисать. В работу втянуться надо.

Встал, снова начал крошить камень, через силу поднимал тяжелый молоток, с трудом удерживал зубило. На другой день работать стало полегче…

– Сделано нами много, – сказал Василий Гаврилович. – За это нас благодарит страна. Но давайте сегодня, уж если мы собрались вместе, поговорим о том, что надо сделать – Он взял со стола папку с бумагами. – Вот заявка на создание новой танковой пушки калибра восемьдесят пять миллиметров. А это наметки будущей стосемимиллиметровой. Времени нам отпущено…

– Как всегда, очень мало! – засмеялся Горшков.

– Угадал, Иван Андреевич, – принял шутку Грабин. – Поэтому вместо праздника давайте подумаем, что еще нужно выполнить, чтобы ускорить проектирование и изготовление артиллерийских систем…

Не ограничившись общими словами, Василий Гаврилович дал каждому конкретное задание, назначил время, когда нужно будет доложить свои предложения.

– Прошу учесть, что мы не просто исполнители заказов, спущенных сверху, а исследователи. Каждый должен чувствовать себя не чертежником, а творцом, и на первом месте должно быть не количество выданных листов, а ценность предложенных идей.

Когда стали расходиться, Горшков развел руками:

– Хотели сегодня отдохнуть, а вместо торжественного обеда попали на очередное производственное совещание.

Все засмеялись. А Грабин погасил улыбку, сказал своим обычным сухим, официальным тоном:

– Нам праздновать некогда. Нет на это ни времени, ни особых причин.

К грабинскому характеру его ближайшие помощники уже приноровились. Он не любил лишних эмоций, не расслаблялся сам и не давал расслабиться другим. Когда принималось решение, советовался не только с конструкторами, но и с рабочими в цехах. Зато когда проект был утвержден, а сроки назначены, становился упрямым и несговорчивым. Он не признавал никаких отговорок, не давал никому поблажек.

– Это ходячая соковыжималка, – сказал однажды о нем в сердцах Горшков. – Ни себя, ни других не жалеет.

Напористым Грабин был не только в отношениях с подчиненными. Он и с теми, кто стоял выше, от кого зависело решение проблем, волнующих завод и конструкторское бюро, не был покладист. Свое мнение отстаивал горячо, не заботясь о том, какое впечатление произведет его высказывание. Если считал себя правым, мог дойти до самых высоких инстанций. На заводе стали замечать, что главной чертой его характера с каждым годом становилось упрямство, которое одним нравилось, других раздражало, третьих настраивало против него. Он постоянно с чем-то или с кем-то боролся, что-то отстаивал, доказывал, отвоевывал.

В последние месяцы у Василия Гавриловича было особенно много работы. Помимо создания двух танковых пушек надо было отлаживать технологию тех, которые находились в производстве. Проблемы накладывались одна на другую, завязывались в такие узлы, которые надо было не развязывать, а рубить. И именно в это время Грабин загорелся идеей изменить структуру установившихся на заводе производственных связей. Это было необходимо для того, чтобы узаконить наметившееся сближение конструкторского бюро с технологами и со многими заводскими цехами. Ускоренному созданию новых артиллерийских систем мешала разобщенность заводского организма.

Грабин понимал, что директор завода Амо Сергеевич Елян, опытный хозяйственник и умелый организатор, не сразу согласится с его предложениями. То, что главному конструктору казалось более рациональным, могло насторожить директора. Василий Гаврилович брал за основу теоретические расчеты, опирался на науку, у Еляна на первом месте была практика. И хотя шансов на успех было мало, Грабин решил поговорить с директором. Елян слушал его внимательно, в знак согласия кивал головой, вроде бы одобряя идею. Но когда Грабин умолк, спросил:

– Для начала, значит, объединим отдел главного конструктора и главного технолога?

– Да, начать надо с этого. Назовем новую организацию отделом подготовки производства.

– И кто же конкретно будет входить в него?

– Конструкторы систем, технологи, конструкторы по приспособлениям и инструменту. Затем, конечно, войдут технологические бюро цехов по механической обработке, лаборатории резания, опытный цех…

Елян выслушал его, иронически глянул на собеседника и неожиданно расхохотался, да так заразительно, что Василий Гаврилович сначала смотрел на него с недоумением, а потом засмеялся и сам.

– Ну и аппетит у вас… – Елян сразу перешел на серьезный тон. – Сегодня решили подчинить себе добрую половину завода. Завтра скажете, что нельзя обойтись без снабженцев, без полигона, без испытателей. А зачем тогда директор? Уж лучше прямо скажите: «Амо Сергеевич, вы не умеете руководить, передайте завод мне».

– Да нет, – несколько растерявшись от такой откровенности, ответил Грабин, – я не рвусь руководить, я хочу работать так, чтобы не было никаких помех, хочу усовершенствовать производственный процесс.

– Но ведь на других заводах, например на старейшем Кировском, не объединяют отделы. И как-то справляются со своими задачами.

– А я не намерен «как-то справляться», надо делать все вдвое, втрое быстрее и лучше.

– В этом я вас, Василий Гаврилович, поддерживал и буду поддерживать. А проводить сомнительные эксперименты не будем. Во всяком случае, сейчас. У нас очень напряженный план, и даже ради самой перспективной идеи мы не имеем права рисковать им. Давайте больше не возвращаться к этому вопросу.

Шли дни и недели. Но разговор этот не забывался. Чем сложнее были задачи, тем яснее Грабин видел, как необходимо заводу объединение отделов. Не надо было бы тратить время на всякого рода согласования, увязки и утряски.

В конце июля Василий Гаврилович решил еще раз поговорить с Еляном, воспользоваться подходящим для для этого случаем. Но или не удавалось остаться наедине, или встреча начиналась со взаимных упреков и не располагала к решению важного вопроса.

Но однажды раздался телефонный звонок, и Амо Сергеевич каким-то располагающим, добрым голосом попросил:

– Зайдите, Василий Гаврилович, есть очень хорошая новость.

Спрятав документы в сейф, Грабин поспешил в кабинет директора. «Наверное, пришло решение о серийном производстве Ф-22», – подумал он. Пушка давно прошла полигонные испытания, успешно выдержала экзамен в боях с белофиннами, но с той поры о ней на завод не поступило никаких сведений.

Елян весь светился. Он встал навстречу, долго жал руку:

– Поздравляю, Василий Гаврилович! Постановлением Совета Народных Комиссаров Союза ССР от первого августа вам присвоено воинское звание генерал-майор технических войск!

Он обнял Грабина и по русскому обычаю трижды поцеловал. Сердце Василия Гавриловича радостно забилось. Генерал! Кажется, совсем недавно был в работниках у станичного кулака, вроде бы только вчера разбирал почту в Екатеринодаре, и вот уже он – главный конструктор завода, генерал. Но даже в этот торжественный момент, когда можно было забыть обо всем на свете, он с сожалением подумал: «Придется разговор о слиянии отделов отложить…»

В заботах пролетело еще два месяца. И хотя никаких организационных изменений на заводе не произошло, сама жизнь заставляла работать по-новому. Конструкторы почувствовали вкус к технологии, технологи хорошо поняли, что совместно с конструкторами они быстрее и легче выполнят любую задачу. КБ и цех стального фасонного литья буквально сроднились.

Сложилась необычная ситуация. Директор завода был против объединения отделов, в разговоре с Грабиным не одобрял его идею. А на деле ничем не мешал проводить ее в жизнь. У Василия Гавриловича создалось впечатление, что Амо Сергеевич, зная энергичный и решительный характер главного конструктора, опасается, что при полном одобрении этого начинания, тот начнет слишком резко ломать годами установившиеся отношения между отделами. А это может повлиять на производство в целом.

Все чаще в разговорах с директором Василий Гаврилович слышал успокаивающие нотки. «Не будем торопиться, – говорил Амо Сергеевич, когда Грабин приходил к нему с очередным предложением о совмещении процесса проектирования и изготовления изделий. – Я уже и так не разберу, где у нас КБ, а где отдел главного технолога». Мудрость Еляна, опытного организатора, была понятна. Но Грабину хотелось быстрее увидеть результаты своих нововведений, и он спешил воплощать их в жизнь.

В конце октября Грабин предпринял еще одну попытку убедить Еляна. Более часа, разложив в кабинете директора различные таблицы и графики, он излагал свою точку зрения. Амо Сергеевич слушал с большой заинтересованностью, уточнял цифры, переспрашивал, что-то записывал. Но видно было, что не все он принимает на веру, ко многому относится критически.

– Я, Василий Гаврилович, записал формулировки, изложенные вами. – Елян начал читать: – «Ускоренный метод проектирования». «Унификация конструкции». «Агрегатный принцип». «Параллельная подготовка». За каждой такой фразой – целая программа реформ, для воплощения их в жизнь нужны годы. Правильно я вас понял?

– Совершенно правильно.

– А теперь поставьте себя на мое место. Станьте на время не конструктором, а хозяйственником, руководителем огромного коллектива. И тогда вы поймете, какой масштаб приобретает каждая, вроде бы незначительная, предлагаемая переделка.

– Но ведь это принесет огромную пользу!

– Знаю.

– Рано или поздно нам все равно придется работать по-новому!

– Понимаю.

– Чего же тогда надо?

– Нужен разумный и рациональный подход к делу. Извините, Василий Гаврилович, но вы мне напоминаете жадного мужика, который вдруг увидел гору сахара. Торопясь, он насыпал себе огромный куль. Он думал об одном: чем сахару больше, тем лучше. А поднять куль не смог. Его сосед успел уже дважды сходить домой и обратно, а он все мучился у сахарной горы. Я не хочу уподобляться этому жадному мужику.

Раздался междугородный телефонный звонок. Извинившись, Елян поднял трубку:

– Слушаю вас. Так точно. Товарищ Грабин у меня в кабинете. Понял… Записываю… Спасибо… Обязательно.

Василий Гаврилович замер, вопросительно глядя на Еляна. А тот, положив телефонную трубку на рычаг, сидел, загадочно улыбаясь.

– Не тяните, Амо Сергеевич. Что там?

– Просили до официальной телеграммы не говорить, но не могу не порадовать. Указом Президиума Верховного Совета СССР от двадцать восьмого октября сорокового года вам, Василий Гаврилович, присвоено звание Героя Социалистического Труда.

А через несколько месяцев после этого произошло еще одно радостное событие. Василию Гавриловичу Грабину была присуждена ученая степень доктора технических наук. Затем он получил звание профессора.

История с арифметикой

В начале 1941 года начальник Главного артиллерийского управления Маршал Советского Союза Г. И. Кулик пригласил Грабина в Москву. «Поговорим о проблемах вооружения», – сказал он. И Василий Гаврилович настроился на неофициальную беседу. Но в приемной маршала к назначенному сроку собралось немало приглашенных. Были среди них военачальники, ученые, руководители заводов, конструкторы.

Открыв совещание, Кулик без долгих вступлений сообщил о том, что, по данным разведки, в немецкой армии идет ускоренное перевооружение бронетанковых войск. Значительно увеличивается, в частности, толщина брони. Наши сорокапятки против таких танков будут бессильны. Для борьбы с ними нужны пушки большего калибра и мощности.

– А теперь послушаем товарища Грабина, – неожиданно объявил Кулик.

– Я, Григорий Иванович, не готовился к докладу: не был предупрежден.

– Нам и не надо докладов. Мы же знаем, что ваше КБ уже работает над проектом новой противотанковой пушки. Вот и расскажите, какие у вас планы.

Василий Гаврилович по-военному четко доложил характеристики разрабатываемого орудия. Основное внимание он обратил на мощность пушки, которая будет в четыре раза превосходить сорокапятку. Это позволит пехоте вести эффективный огонь по танкам с самой мощной броней. Обратил внимание присутствующих и на то, что ее вес и габариты увеличиваются незначительно. Она будет маневренной и удобной в эксплуатации.

По ходу выступления в зале слышались даже скептические реплики. Кто-то сказал: «На бумаге орудия всегда легче». Но маршал не обратил никакого внимания на эту фразу. Чувствовалось, что вопрос создания новой мощной системы возник не вдруг и, как догадался сам Грабин, не в арткоме, а выше, может, в Наркомате, а может, в самом ЦК.

Закрывая совещание, Кулик объявил, что решение о создании новой 57-миллиметровой противотанковой пушки можно считать принятым, работа эта поручается заводу, где главным конструктором Грабин.

За шесть лет работы КБ завода не только встало на ноги, оформилось как самостоятельная творческая организация, но и вышло в число ведущих конструкторских коллективов. Все эти годы Грабин настойчиво претворял в жизнь методы ускоренного создания артиллерийских систем. При рождении пушки Ф-22 от начала проектирования до передачи рабочих чертежей в серийное производство прошло два с половиной года. Подобные сроки не могли удовлетворить конструктора. Василий Гаврилович сразу сказал: «При таких темпах наши пушки будут стареть на заводе». И начал искать пути сокращения времени на проектирование, испытание и отработку технологии. Он понимал, что одними, пусть даже правильными, лозунгами и призывами к конструкторам и специалистам всех проблем решить нельзя. Нужно коренным образом перестраивать организацию рабочего процесса.

На первых порах было налажено содружество конструкторов с технологами и производственниками. Удалось совместить отдельные операции. Вместо последовательного, поэтапного хода работ был внедрен единый график. Конструктор уже не закрывался в кабинете. Он советовался с технологом, а часто со слесарем или штамповщиком, вместе решали, каким методом лучше изготовить деталь, как повысить прочность, какой применить материал.

В результате этих новшеств для создания пушки Ф-22 УСВ потребовалось не два с половиной года, а двадцать месяцев. Повысилось и качество работ. Выше стала технологичность литых и штампованных деталей, конструкции отдельных узлов и агрегатов создавались равнопрочными, они получались легче, дешевле, трудоемкость работ снизилась. И новый успех: танковая пушка Ф-34 была создана всего за шесть с половиной месяцев. Все это давало основания надеяться, что и новое орудие будет спроектировано, изготовлено и испытано в сжатые сроки.

Вернувшись на завод, Грабин первым делом зашел к директору:

– Амо Сергеевич, нам поставлена срочная и очень важная задача.

Елян улыбнулся:

– У нас, Василий Гаврилович, все задачи срочные и важные. Что нового в Москве?

Но Грабина трудно было перестроить на другую тему разговора. И директор приготовился слушать. Он хотел дать Грабину возможность отдохнуть с дороги, но с первых слов понял, что из этого ничего не выйдет. Главный конструктор уже жил новыми заботами. Когда были согласованы вопросы о сроках работ и об исполнителях, Елян вдруг спросил:

– В таком случае, может, дадим новой пушке индекс «Г»?

– Нет, нет, нет. Вопрос уже решен, и не будем к нему возвращаться. Пушку делает не один Грабин, а целый завод. И самый верный индекс – ЗИС-два. Ничего другого придумывать не будем.

Работа над созданием новой системы пошла быстро. Сказывался опыт, накопленный конструкторским бюро и всем заводом. Раньше Василий Гаврилович долго раздумывал, кому можно поручить проектирование того или иного узла. И порой ошибался. Но за годы совместной работы он прекрасно изучил возможности, способности и характеры подчиненных, мог сразу же назвать состав группы, в которой не будет конфликтов, где все станут дополнять друг друга.

ЗИС-2 рождалась не в муках, как Ф-22. Она проектировалась в деловой, спокойной обстановке, в точном соответствии с графиком. Грабин даже боялся, что такая размеренность снизит творческий подъем, но опасения его были напрасны. Люди трудились с интересом, инициативно, много спорили, часто задерживались в КБ. И к назначенному сроку ЗИС-2 была готова.

Пушка получилась красивой и изящной. Грабин не раз ловил себя на том, что ему просто приятно стоять рядом и любоваться ею. Она не только отвечала всем техническим требованиям, указанным в задании, но по многим параметрам была лучше, чем предполагалось. Василия Гавриловича особенно радовало, что вес ее был на сто килограммов меньше веса, указанного в документах заказчика.

Удачно прошли и заводские испытания. Доложив о результатах, Грабин вместе с группой конструкторов и специалистов выехал на полигон Главного артиллерийского управления. Началось испытание. Выстрел уменьшенным зарядом. Все идет отлично. Нормальный заряд. Никаких отклонений. Усиленный заряд. Ствол цел, откат в допустимых пределах. Вполне хорошей была и скорострельность.

Немного побаивался Грабин ходовых испытаний. Полигонные специалисты умели ломать пушки. Где только находили они такие тряские дороги, на которых не выдерживали рессоры и разлетались колеса. Но ЗИС-2 выдержала и этот экзамен.

За несколько дней постоянного напряжения у Грабина притупилось чувство страха. Он уже не вздрагивал при каждом выстреле, не ждал с замиранием сердца, что вдруг разорвется ствол или погнется станина. И когда ЗИС-2 вышла на огневой рубеж, чтобы пройти проверку на кучность стрельбы, Грабин оставался спокойным.

Первый выстрел с расстояния пятьсот метров. Снаряд лег с большим отклонением от центра мишени. Второй отклонился еще больше. И третий. И четвертый. «Что за наваждение?» – Грабин не столько огорчился, сколько растерялся. Такое в его практике случилось впервые. Пушка разбрасывала снаряды, будто стреляли из нее, не целясь, с закрытыми глазами.

– Случайность какая-то, – недоумевал конструктор Мещанинов, занимавшийся компоновкой.

Орудие внимательно осмотрели, проверили крепление узлов, ощупали чуть ли не каждую деталь и только после этого продолжили испытания. Новая серия выстрелов дала результаты хуже первой. Стало ясно, что пушка не дает необходимой кучности стрельбы. С таким дефектом ее не могли принять на вооружение.

К Грабину подошел начальник полигона Оглоблин:

– Срыв, Василий Гаврилович?

– Не просто срыв, – вздохнул Грабин. – Тут, Иван Николаевич, дело сложнее. Если бы что-нибудь обломилось, сварили бы, склепали. А здесь ошибка в расчетах.

– Как решим? Будем продолжать или снимем пушку с испытаний?

Василий Гаврилович не ответил. Он стоял, отрешенно глядя вдаль, и казалось, что его уже не волнует неудача. Но это впечатление было обманчивым. Главный конструктор сумел в считанные минуты подавить в себе огорчение и сейчас почти спокойно анализировал все возможные варианты ошибок. Он уже не сомневался, что истоки их надо искать не в цехах, где отливали и штамповали части орудия, а в цифрах, оставшихся на чертежах и в таблицах, подготовленных конструкторами. И в расчетах не колеса, не лафета, а ствола пушки. Где-то там надо искать причину.

– Мне все понятно, – Грабим резко повернулся к Оглоблину. – Мы неправильно определили крутизну нарезки ствола. Мощность у пушки большая. Снаряд по каналу ствола идет с большой скоростью, закручивается сильнее, и это сказывается на кучности стрельбы, увеличивая деривацию.

– Вполне может быть, – согласился Оглоблин, – но как это проверить?

– Проверять будем в КБ. А вы, Иван Николаевич, продолжайте испытывать пушку по всем показателям, кроме кучности стрельбы.

Только по дороге в Москву Грабин дал волю переживаниям. Как докладывать о неудаче в Наркомат? О чем говорить маршалу Кулику, который твердо уверен, что новая пушка будет сделана в срок? Чем объяснить свое распоряжение продолжать испытания, хотя обнаруженный дефект дает полные основания забраковать орудие? А вдруг он не прав, и причина неудачи не в крутизне нарезки ствола? Не хотелось никого видеть, никому ничего объяснять. Но судьба пушки была не только его заботой, она была делом всего завода, и он не мог поддаться сиюминутному настроению.

Наркому оборонной промышленности Ванникову ничего объяснять не пришлось. К удивлению Грабина, он уже все знал. Это огорчило конструктора: уж очень быстро кто-то доложил о неудаче. Но правильно говорят, что нет худа без добра. Услышав неприятную весть, Ванников до прихода главного конструктора успел взвесить все обстоятельства и был настроен почти благодушно.

– Может быть, низкая кучность – результат высокой начальной скорости снаряда? – спросил он, когда Грабин обстоятельно доложил о результатах испытаний.

– Наоборот, – ответил убежденно Василий Гаврилович, – при высокой скорости точность стрельбы должна быть выше.

– Выходит, ошибка в расчетах?

– Уверен.

– А если причина все-таки не в крутизне нарезки ствола?

– Нет, только в этом. И я, Борис Львович, не сомневаюсь.

– В таком случае, пусть Оглоблин продолжает полигонные испытания, а вы, Василий Гаврилович, поезжайте на завод, ищите ошибку и готовьте новый ствол. Сроки назначать не будем. Вы сами понимаете, что никаких сроков нет. Каждый день работает против вас.

…В конструкторском бюро уже полным ходом шла проверка расчетов нарезки ствола. Грабин сразу же, как только обнаружился недостаток, дал на завод телеграмму, поставив задачу перед подчиненными. К его приезду Мещанинов, вернувшийся с полигона раньше, усилил группу конструкторов, занятых созданием ствола, лично контролируя их работу.

– Это правильно, Владимир Дмитриевич, но у меня возникла мысль создать одновременно еще одну группу из тех, кто не был занят расчетами нарезки ствола. Возглавит ее Дмитрий Иванович Шеффер. Пусть они делают все заново, не сличая свои цифры ни с теми, которые вошли в проект, ни с результатами вашей группы. Только так мы наверняка найдем ошибку.

Конструкторов рассадили по разным кабинетам, где они и работали, и питались, и нередко оставались ночевать. На кратком производственном совещании Грабин сказал:

– Ренне сообщает, что полигонные испытания ЗИС-два проходят без замечаний. Но, если кучность стрельбы не будет повышена, на вооружение ее не примут. Тогда весь наш труд пойдет насмарку.

Для того чтобы ускорить дело, Грабин уговорил директора завода изготовить три новых ствола, чтобы по окончании расчетов можно было сразу же сделать нарезку. Елян согласился.

А к тому времени первая группа конструкторов закончила расчеты. Цифры сошлись с теми, по которым изготавливалось орудие, проходившее испытание на полигоне. Что за наваждение? Грабин не находил себе места. Ведь он сумел убедить всех, от маршала Кулика до рабочего завода, что произошла досадная ошибка. На чем же основана была его уверенность? На интуиции? Или на одном желании любой ценой спасти пушку?

И, как назло, именно в эти дни Ренне сообщил, что испытания заканчиваются, Оглоблин спрашивает, как быть с пушкой? Все чаще звонили из Москвы то от Ванникова, то от Кулика, интересовались ходом расчетов. Грабин всем отвечал, что проверка еще не закончена, хотя одна группа конструкторов уже подвела итоги.

Наконец и Шеффер доложил о завершении работы. Начали сличать результаты. И сразу же бросилось в глаза расхождение в цифрах. Еще не зная причины, Грабин облегченно воскликнул:

– Прекрасно! ЗИС-два будет жить!

Нашли и причину расхождений. Оказалось, в самом начале расчетов один из конструкторов допустил самую примитивную арифметическую ошибку, простительную разве для первоклассника. Ошибку своевременно не заметили, она вошла в цепочку расчетов и в конце концов исказила конечные результаты.

Не дожидаясь, когда нарезка ствола будет произведена по новым расчетам, Грабин доложил Ванникову, что причина найдена.

– Выезжайте в Москву, – распорядился тот. – Будем решать вопрос о постановке ЗИС-два на валовое производство.

Для Василия Гавриловича такой поворот событий был неожиданным, и он задумался. Только вчера стоял вопрос о снятии пушки с испытаний, а сегодня, когда ствола еще нет, ее спешат передать в серийное производство. И теперь уже Грабина начали терзать сомнения: а вдруг кучность не повысится?

Но отступать было некуда. Ведь он сам настойчиво доказывал, что дело в неправильной нарезке, и теперь не мог публично выразить сомнение в своей правоте.

После совещаний в Наркомате оборонной промышленности и в ГАУ вопрос о ЗИС-2 был решен очень быстро. Производство новой противотанковой пушки налаживалось сразу на трех заводах. По настоянию Грабина технологию изготовления всех узлов и деталей два других завода-изготовителя отрабатывали у них, на заводе. Это ускоряло постановку изделия на поток и исключало всякого рода неувязки, связанные с особенностью производственного процесса на разных предприятиях.

– Не слишком ли много берем на себя? – спросил Елян у Грабина после его возвращения из Москвы. – За нас технологию никто не разрабатывал.

– Наши дети, Амо Сергеевич, нам их и до ума доводить.

– Что-то у нас, Василий Гаврилович, завод многодетным стал. Не надорваться бы…

Благодаря старанию конструкторов и производственников, новый ствол к ЗИС-2 был изготовлен в самые сжатые сроки. Грабин с надеждой и тревогой смотрел на длинную металлическую трубу, с виду примитивную и безжизненную, а на деле такую сложную и капризную, что малейшая ошибка в ее расчетах может свести на нет напряженный многодневный труд огромного коллектива.

– С полигона торопят, мы тормозим работу с другими артиллерийскими системами, – сказал в раздумье Елян. – Как бы нам ускорить отправку ствола?

– Может, на автомашине? – предложил Грабин.

Амо Сергеевич нахмурился:

– Орудие секретное. Нелегко будет получить разрешение. И охрану придется самим обеспечивать. И, в случае чего, отвечать придется по всей строгости.

– Это понятно. – Василий Гаврилович был настойчив: – Но, отправляя ствол на машине, мы сэкономим несколько дней. Ради этого стоит рискнуть.

– Хорошо, я попытаюсь, – после долгих колебаний согласился Елян.

Грабин сразу же начал готовить документацию для отправки ствола не по железной дороге, а на грузовике. Он знал, что директор завода обладает огромной пробивной силой. Уж если он взялся за дело, то доведет его до конца.