Текст книги "Болевой синдром"
Автор книги: Иван Козлов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)
– Я выезжаю.
Лаврентьев обладал легкой походкой, был по-спортивному подтянут, смотрелся в свои, наверное, пятьдесят. Появился он из толпы, покидающей чрево троллейбуса на конечной остановке, но Женька не был уверен, что хозяин кошелька приехал на общественном транспорте. Не так ухоженный Лаврентьев выглядел, чтобы толкаться в салонах троллейбусов.
Женька протянул ему кошелек. Тот не спешил брать его, не сводя настороженных серых глаз с однорукого парня.
– И что вы ждете от меня в порядке вознаграждения?
Женька уже не злился, ему просто стало смешно.
– Не ломай комедию, Игорь Викторович. Бери кошелек и – до свидания. Впрочем, можешь сказать спасибо.
– Так не бывает, – Лаврентьев осторожно провел рукой по своей аккуратной бородке, видимо, рассуждая, с какой стороны следует ждать подвоха. – Кошельки не затем вытаскивают, чтоб потом возвращать их владельцу.
– А вы уверены, что у вас его вытащили?
– Да. В метро. Там с утра была толчея. «Ага, значит, в общественном транспорте он все же путешествует, тут я фраернулся», – подумал Женька.
Лаврентьев словно прочел эту его мысль:
– Я ночью пил водку с друзьями, за руль сесть не рискнул, вот и спустился в вашу подземку.
– А в милицию как попали?
Лаврентьев криво улыбнулся:
– Ну ясненько. Если ты даже это знаешь… – Он расставил ноги пошире, словно готовясь принять удар. – Кончаем базар. Что тебе от меня надо?
Женька шумно вздохнул, бросил кошелек на стоящую рядом скамейку и пошел к переходу, в сторону метро. На зеленый свет дорогу проскочить не успел, стал у обочины. Минуты через две его тронул за плечо Лаврентьев:
– Так не бывает, но все же… Ты уходишь просто так?
– А как мне надо уходить?
– В бумажнике все на месте.
– Я им, видно, очень быстро подвернулся, не успели твои деньги поделить.
– Деньги – ерунда. Но там у меня еще лежали бланки договоров… Им – это кому? Кому ты быстро подвернулся?
Женька не стал уточнять:
– Ничего не пропало – и слава Богу.
Загорелся зеленый, он пошел было через дорогу, но Лаврентьев чуть попридержал его за локоть:
– Погоди, я подвезу тебя, куда надо. У меня машина, – он кивнул за спину. – И потом, мне же еще надо спасибо сказать, я не могу в долгу оставаться. Куда едем? Женька вытащил паспорт, открыл его там, где лежал обрывок конверта с адресом:
– Улица Паромная, в каком-то Братеево. Там у меня командир живет.
– Так ты военный? – повеселел Лаврентьев. – Теперь хоть что-то понятно. Я поначалу думал, или дурак, или бандит. А оказалось, из золотой середины между ними. Не обижаешься, нет?
– На что обижаться-то?
– Где служишь?
– Уже нигде.
Лаврентьев скользнул цепким взглядом по пустому рукаву куртки:
– Прости… Из Чечни, что ли?
– Ага.
Подошли к серой «Ауди», Лаврентьев вытащил ключи:
– Торгаши там – сплошные жулики, с ними дела нельзя проворачивать.
– Я не с торгашами дело имел.
– Да это я так, к слову. Садись. Где ездить предпочитаешь, впереди, сзади?
Женька пожал плечами:
– За баранкой бы предпочел, но теперь… Теперь по телевизору гонки смотреть буду. «Формулу». Если у командира, конечно, телевизор есть. Слушай, Игорь Викторович, а не боишься, что после ночной пьянки милиция опять прицепится, а? Бумажник ведь у тебя менты увели. А я – у них. Свой и твой заодно.
– Ты даешь! А бояться – не боюсь. У меня дома таблеточки такие есть… Я их уже принял… Вот что, заскочим мы по пути в один магазин, если ты не больно торопишься…
Женька остался в салоне машины, Лаврентьев вошел в магазин сам, долго там не задержался, вышел в сопровождении парня, несущего картонную коробку. Она еле уместилась в салоне на заднем сиденье.
Ехать пришлось довольно долго. Уже затормозив у нужного дома, Лаврентьев сказал:
– Послушай, офицерство – народ гордый, и я унижать тебя не хочу, но возьми «баксы», которые у меня в кошельке. Ты спас бумаги, цена которым… В общем, ты меня здорово выручил, честное слово.
– Но раз выручил – то при чем тут деньги?
Лаврентьев даже повернулся, посмотрел на Женьку повнимательней, покачал головой и сказал тихо, словно самому себе:
– Туго тебе, парень, будет. Хорошо, хоть молодой, приспособишься еще, – потом уже добавил погромче: – А почему с пустыми руками идешь? Где коньяк, цветы?
– Фляжка тут, – Женька хлопнул рукой по карману куртки. – Плоская, из нержавейки. Комбата моего. А цветы не нужны, некому их дарить. Жена у командира моего погибла, на машине разбилась. Ладно, брат, спасибо.
– Визитку с московским телефоном оставь себе, авось еще понадобится. Я в столице еще проторчу.
– Бывай.
Женька вылез из машины, поискал глазами нужный подъезд. Лаврентьев выволок на асфальт купленную картонную коробку, поставил ее у ног Зырянова:
– Может, у командира действительно телека нет, так что смотри свои автогонки по этому «ящику».
Он досказывал эту фразу, уже садясь за руль. «Ауди» резво рванула с места, и Женьке просто не оставалось ничего иного как попросить бегающих у дома пацанов подтащить упакованный «Панасоник» к лифту.
С ним он поднялся на пятый этаж, там еще раз сверился по обрывку конверта с адресом, вздохнул и нажал на звонок у нужной двери.
Дверь открылась почти тотчас.
– Ачхой Мартан, товарищ полковник! – выкрикнул Женька.
– Воистину Мартан! – протянул навстречу ему руки улыбающийся Макаров.
Глава 3
У Чехотного были другие версии.
За два дня до гибели, странной, непонятной, Тамара Алексеевна Макарова встречалась с подполковником Ляшенко, сослуживцем и товарищем ее мужа, Олега. Ляшенко приезжал в Москву из Чечни всего на неделю. Самолет из Чкаловского увез его обратно на войну на следующее утро после того, как сгорела в машине Макарова. Жена и две дочери Ляшенко лето проводили на Дону, у тещи, так что в квартире он жил один. В роковую ночь дома его никто не видел, свет в окнах не горел. Летевшие одним самолетом с ним показали, что выглядел Ляшенко необычно: был хмур, неразговорчив.
Все эти факты, впрочем, – послесловие. А предисловие выглядело так.
Волчкова Валентина Сидоровна, тетка покойницы, показала, что племянница в последнее время неоднократно жаловалась ей на угрозы со стороны мужа. Так, четыре месяца назад, когда Олег Макаров был в Москве, он якобы заявил Тамаре, что та испортила ему жизнь, что он чувствует, что она ему изменяет, и готов убить ее, если это подтвердится.
Перед отъездом в Москву подполковника Ляшенко Макаровым был устроен маленький сабантуйчик, в нем участвовало несколько офицеров, и один из них слышал, как полковник говорил другу: «Если все подтвердится, ты знаешь, что делать, да?»
Чехотный не любил наушничество, Чехотный презирал тех, кто закладывает друзей, но никогда не пренебрегал полученной информацией.
Тот же самолет, который доставил в Чечню Ляшенко, обратным курсом взял на борт тяжелораненого Макарова. Друзья не встретились и уже не встретятся. Ляшенко в бою оторвало ногу, он умер от потери крови. По дороге, пока «вертушка» везла его в госпиталь, неоднократно просил передать Макарову, что все подтвердилось и он поступил, как договаривались.
Так-то вот: умирал, а говорил черт-те о чем. Впрочем, это часто бывает: в последнюю свою минуту не обязательно жизнь и родных вспоминают. Бывает, начинают разбирать всего один какой-то эпизод, не проходной, кончено. Вот и тут. Убить человека – событие далеко не рядовое даже для боевого «чеченца». О нем и вспоминал Ляшенко.
Такая вот версия была у следователя. Стройная, логичная, почти без изъянов.
В принципе, изъян был один: Чехотному импонировал полковник Макаров, наитие подсказывало ему, что все в данном раскладе не так просто, а своему наитию он верил.
Глава 4
– Так, значит, она не погибла, Олег Иванович? Ее, значит, убили?
Женька разлил из фляги по фужерам коньяк и переспросил:
– Даже стреляли в нее, говорите? А экспертиза хотя бы установила, из чего?
– Калибр «девятка», «макаров», скорее всего. Может, завяжем на сегодня питье, а?
Женька выпил коньяк как воду, даже не скривился, бросил в рот две виноградины:
– Ты не думай, командир, я алкашом не стал. Но сегодня столько поводов, что грех не надраться. Когда убивают любимую жену…
– Я не любил ее, – сказал Макаров. – Да и она меня тоже. Последних лет пять-шесть мы жили каждый по себе. Но это ничего не значит. Убили близкого мне человека, и убили из-за меня, вот что самое страшное.
– Рамазан… Он что, чеченец?
– Не знаю. Я-то их по внешнему виду уже научился распознавать, но этого… Поначалу думал, он азербайджанец, там в первый раз с ним встретился.
– В Карабахе, что ли?
– Да, в Ханларе. Мы на окраине города размещались, в здании школы. Окна ее прямо на горы выходили, а там, по разведданным, проходили подготовку боевики и были склады с оружием…
* * *
Посетителя звали Рамазан. Одет он был в дорогое пальто, в костюм при галстуке, вел себя по-хозяйски, даже нагловато. Макаров хотел было поставить его сразу на место, но передумал: пусть порисуется, выговорится. Лишняя информация никогда не помешает.
Рамазан уже с порога, едва оглядев кабинет, заявил, что мебель тут надо поменять, освещение переделать, навесить новую дверь:
– Я так понимаю, что вы надолго сюда поселились, да? Тут действительно неспокойно, без русских братьев не обойтись.
С этими словами он подошел к столу, протянул руку для приветствия, представился:
– Рамазан. Просто Рамазан.
– Просто Назаров, – сказал Олег.
– Я, по-вашему, тыловик. В политику не лезу, занимаюсь вопросами снабжения. Если есть просьба – пожалуйста. Можем помочь с питанием, с баней.
Эти вопросы Макаров накануне обговаривал с городскими властями, чиновников этих было около десятка, но Рамазана среди них он не приметил. Об этом и сказал сейчас снабженцу.
– Город более ограничен в возможностях, чем мы, товарищ Назаров. Скажу так: я один в состоянии дать вам то, что не сможет дать вся администрация Ханлара. Яблоки, апельсины, виноград – сегодня договоримся, завтра уже будут на ваших столах.
– Договоримся – это как? – спросил Макаров.
– Хороший вопрос. – Рамазан положил на свободный от бумаг угол стола кейс, открыл крышку. – Сейчас время обеда, да? Ставь чайник, у меня есть кофе, бутерброды, хороший коньяк. Десять граммов никогда здоровью и беседе не помешают, правильно?
Рамазан извлек банку черной икры, нарезанную, уложенную в вакуумную упаковку ветчину, коробку шоколадных конфет. Появился и коньяк.
– Командир, у нас на Кавказе любой разговор издалека начинают, но я с прямого вопроса начну: в чем нуждаешься, что тебе надо?
– А тебе?
Гость поднял рюмку:
– Кажется, мы уже начинаем понимать друг друга.
Выпили. Макаров сразу же показал на бутылку:
– Убери. Коньяк хороший, но пить больше не буду.
Рамазан быстро согласился:
– Да, не за этим встретились. Сначала – о деле. Я тебе продовольствие, любое, ты мне – камуфляж: легкий, зимний – любой.
Макаров посмотрел в окно. Редкий ватный снег оседал и таял на еще теплой, неостывшей земле, но горы уже начали белеть от него. Конечно, неплохо бы угостить ребят виноградом.
– Какой размер нужен?
Рамазан тихо засмеялся:
– Шутник! Возьму все, что предложишь. И сколько предложишь. Сто – сто, двести – двести. Заплачу нормально. Кроме того – он начал насыпать в чашки кофе, замолчал, будто не зная, продолжать дальше разговор или нет.
Теперь уже захотелось рассмеяться Олегу.
– Можешь не продолжать. За коньяк и кофе спасибо, а без винограда как-нибудь обойдемся.
– Я все-таки продолжу, – сказал Рамазан. – Понимаю: ты такой же Назаров, как я Рамазан, но все же кое-что скажу тебе честно, как на духу. Хочешь получить наводку на склад оружия? Там не охотничьи дробовики, а автоматы, пистолеты, цинк с патронами. Орден получишь, подполковник. Так неужели игра не стоит свеч?
– Да у меня склады пустые, нет обмундирования!
Рамазан ответил так, что Макарову вмиг расхотелось смеяться:
– К Кюрдамиру для вас эшелон идет, с техникой и одеждой. Думаю, там он и остановится, местные жители пути блокируют, и вам придется доставлять все сюда иными способами. Но так или иначе, склады заполните.
Макаров знал, что доставка груза предвидится, только в общих чертах. Он недоуменно взглянул на Рамазана.
– Я знаю, где что будет и к кому когда обратиться, – сказал тот. – Информацию о Кюрдамире, считай, я подарил тебе бесплатно. Что же касается всего прочего… Договоримся, думаю?
– Нет, – ответил Макаров.
* * *
– И что следователь?
– Не знаю, Женя, не знаю. Я думаю, он тоже остановился на кавказском следе. Хотя оговорился, что не исключает и другие версии. А какие другие? Грабеж? Так с нее даже колечко не сняли.
Была уже полночь. Они стояли на балконе, курили. По асфальту, гоняемые ветром, шелестели сухие листья. С верхних этажей кто-то выбросил окурок, он трассером пролетел вниз.
– А сколько за вашу голову давали, Олег Иванович?
– Так цены, Женя, менялись. Наши, когда из Карабаха уходили, почти все оружие там оставили. А я сказал: хрен вам, хоть под трибунал отдавайте! Ни ствола не отдал.
– Ну и?..
– Ну и ничего. Не попал под трибунал, как видишь. А цена на меня возросла, если по нынешним деньгам, то это порядка двадцати миллионов.
– Вы тогда, говорят, опять с Рамазаном виделись?
– Виделся. Но это в двух словах не расскажешь, потом как-нибудь…
– Но он грозил расправиться с вами, с семьей?
– Потом, Женя, потом…
– И менты, конечно же, на него не выйдут.
– Давай спать, Женя.
– И ты, командир, палец о палец не ударишь?
– Это мое дело, я не хочу сюда никого впутывать.
– А сам доберешься до Рамазана?
– Ты докурил? Отбой. Дрыхнуть пора. Что кривишься, рука болит?
– Мне с рукой повезло, командир. Правую отстрелили, не знали, что я врожденный левша. Но, так думаю, еще не поздно, еще узнают. Ты меня столько раз спасал, командир, и теперь моя очередь…
– Нарезался ты, однако, Женя. Ладно, сегодня повод был, но с завтрашнего дня мы с тобой объявили сухой закон.
– Да что я, алкаш, что ли? Я же на войне вообще не пил, ты же знаешь, Олег Иванович. Сейчас расслабился малость. Но скажешь завязать – завяжу!.. Говоришь, торгаш он, твой Рамазан?
– Говорю.
Женька тоже трассернул вниз окурок и поежился от ночной прохлады.
– Есть у меня один ходик…
Макаров сказал недовольно:
– Забудь. Протезом занимайся, другими своими делами. Ходы за мной оставь.
– Молчу, командир, молчу.
Глава 5
Обычная утренняя неразбериха на рынке.
– Томаз, почему мое место заняли? Почему я должна теперь стоять на задворках? Что я там выручу?
– Томаз, машина с баклажанами пришла. Куда ее загонять и что просить?
– Шеф, муниципалы в десять приедут с проверкой, Галину с ее товаром пока в тень надо загнать, там документация хилая…
Томаз, он же шеф, по документам всего-навсего подсобный рабочий рынка, подобно римскому императору Цезарю, решает одновременно по несколько вопросов, прохаживаясь вдоль торговых рядов. Веса в нем пудов десять, рост под два метра, и славную эту фигуру портит лишь лысина, обрамленная редким венчиком седеющих волос.
– Томаз, тобой тут интересуются. В черном свитере, у стойки, где корейцы торгуют.
Мужик, толкающий впереди себя тележку с персиками, сказал это сквозь зубы, даже не глядя на десятипудового гиганта, и тот вроде бы не услышал этих слов, продолжал идти, куда шел, обогнул очередной ряд, пошептался о чем-то с женщиной, торгующей парфюмерией, и только потом направился к тому месту, где корейцы предлагали покупателям острую капусту и маринованный чеснок.
Парень в черном свитере, высокий, сбитый, с зелеными нахальными глазами, ему не понравился. Чисто бандитская рожа. К тому же где-то потерял руку. Такие или деньги клянчат, или на понт брать пробуют, дурачки. Но с Томазом у них ни первое, ни второе не пройдет, Томаз не ребенок, он прошел хорошую школу. Надо этому мальчику сразу показать, кто есть кто.
– У меня нет времени на длинный разговор. В двух словах: что надо?
– Надо найти время на длинный разговор, Томаз.
Наглый мальчик, однако. Можно, конечно, мигнуть своим, они в пять минут ему другую руку оторвут, но можно наглость и уважить, это тоже иногда дивиденды приносит. В мире дураков много: у них мозгов нет, но зато есть стволы. Зачем этот в карман куртки полез?
– Я так понимаю, ты хочешь предложить какой-то товар? Или торговое место получить?
Парень вытащил пачку «Явы», неловко встряхнул ее так, что две сигареты выскочили и упали под ноги. Ясно, калекой он стал недавно, еще не привык к этому.
Томаз откинул крышку своей тяжелой желтой зажигалки, крутнул колесико, поднес горящий фитиль к губам незнакомца, ухитрившимся уже выудить сигарету из пачки. Зазвучала мелодия, зажегся огонь.
– «Князь Игорь», – сказал парень и глубоко затянулся, прикрыв глаза.
– Кто? – не понял Томаз.
– Мелодия, говорю, Бородина. Композитор такой в России был. Зажигалки бог знает где делают, а музыку нашу вставляют.
Нет, подумал Томаз, такой не деньги пришел просить. Тут что-то другое.
– Пойдем к машине? Она у меня рядом стоит, на стоянке.
Уселись в синий «Опель», не новый, но богатый, даже роскошный внутри.
– Музыкант? – спросил Томаз. И открыл зажигалку. Вновь зазвучал «Князь Игорь».
– Нет, это у меня один сержант вздумал походную под эту мелодию разучивать. «В пещере каменной нашли рюмашку водки, цыпленок жареный лежал на сковородке. Мало водки, и закуски мало…» Не слышал?
– Так ты военный? – Томаз сразу же прикинул, с какой бы это стати им могли заинтересоваться люди в погонах, но не нашел ответа.
– Хорошая у тебя зажигалка, – вроде невпопад сказал парень. Не Рамазан подарил?
Зажигалка сразу же исчезла в огромном кулаке:
– Рамазанов на земле много.
– Мне один нужен. Тот, кто тебя тут держит.
Томаз закрутил головой:
– Чувствую, ты ошибся, парень. Я на рынке подсобный рабочий, понимаешь?
– Понимаю. Ты селедку в лотки раскладываешь и дорожки по вечерам подметаешь, мусор носишь. За все это получаешь копейки, так?
У Томаза, до этого говорившего по-русски на удивление чисто, зазвучали кавказские акценты:
– Давай не будем считать чужие деньги, слушай. Тебе нужен Рамазан – ищи. Я в этом деле не помощник. Если у тебя к нему рыночные вопросы – давай сами решим, слушай. Не обижу, был бы хорошим товар.
– Мне Рамазан нужен, и ты скажешь, где он. Не сейчас, так после. Мы встретимся еще, и ты поймешь, что молчание – не всегда золото.
Томаз улыбнулся:
– Пугать не надо, ладно? Я знаю, что если заговор, то вот тогда мне хуже уже не будет, это точно. А встречаться с тобой я больше не хочу. Мог бы не предупреждать, но предупреждаю: на рынке больше не появляйся. Иначе тебя просто…
Просторный салон «Опеля» позволил Женьке нанести два коротких удара левой. Здоровяк уронил руки с колен и ударился мордой о рулевое колесо, жутко, со стоном, стал втягивать в себя воздух. К ногам его упала золотая зажигалка. Зырянов поднял ее, открыл дверцу, но, прежде чем выйти, сказал:
– Это ты мне собираешься диктовать, где в Москве можно ходить, а где – нет? Я за нее руку отдал, а ты мне… Ты не персики продавай, ты к себе езжай и там порядки устанавливай. На твои деньги пацанов моих погробили, и ты же еще хозяина Москвы из себя корчишь! Ладно, зажигалочку я тебе верну, но разговор уже в ином ключе пойдет. Так что вспоминай, по какому адресу Рамазана найти можно. От души рекомендую вспомнить.
Женька вылез из машины и не спеша отправился по грязному тротуарчику к автобусной остановке. А к «Опелю» тотчас подскочил худощавый, желтый то ли от Боткина, то ли от наркотиков мужичонка лет тридцати:
– Шеф, муниципалы вот-вот приедут, а ты тут рассиживаешься.
Томаз наконец отдышался, вытер обильный пот, покрывший лысину:
– У нас все чисто?
– Вроде бы. Как ты говорил, все сделали, комар носа не подточит.
– Этого видишь? – показал он глазами на Женькину спину. – Скажи Борису, Рублю, пусть ведут его. Надо узнать, где живет. И если получится, отобрать зажигалку.
– Как это – если получится? У однорукого-то? Да Борис его пальцем раздавит!
– Крови не надо…
* * *
Автобус пришлось ждать минут десять. Рабочий люд был уже у станков и за столами, а для праздношатающихся график движения общественного транспорта и предусматривал такие паузы.
– Мразь! Во мразь! – Женька ходил по остановке и никак не мог успокоиться. – Ладно, еще пообщаемся! Обменяемся мнениями и по национальному вопросу.
Минут двадцать автобус тащился к ближайшей станции метро. На другой стороне улицы стояли киоски, столики: там можно было купить и выпить водку в пластмассовых стаканчиках и закусить горячими сосисками. Женька немного поколебался, потом, решив, что выпить ему просто необходимо за вредность общения с мразью, нырнул в переход и вынырнул возле окошка, за которым восседала красивая девочка.
– Красавица, согрей.
Та заулыбалась:
– Прямо тут, что ли?
– Так некуда мне тебя пригласить.
– Ха! Были бы деньги…
Зырянов вытащил тугой кошелек, пристально посмотрел на чистенькое личико блондинки:
– Это есть, что дальше?
Щечки продавщицы тотчас вспыхнули:
– Хам!
Она рассерженно поставила на прилавок водку и тарелку с закуской. Такому обороту дела Женька обрадовался и с удовольствием извинился:
– Прости. Ну вправду, прости, одичал я без вас.
– На зоне дичал, что ли? – опасливо поинтересовалась блондинка.
– Есть и другие мужские компании.
– А-а, – сказала она, будто что-нибудь поняла.
Зырянов отошел к дальнему столику, повернулся так, чтобы продавщица, даже если бы захотела, не увидела его правую руку. Повернулся и отметил знакомую морду. Фраер весь на «ша»: в кожанке, модных очках, тяжелых шикарных штиблетах. Он видел его на рынке, когда искал Томаза, потом в автобусе. Так, и еще один из автобуса.
То ли им тоже приспичило выпить, то ли…
Женька пил водку медленно, по глотку. Дуэт то и дело бросал на него взгляды, пытался это делать украдкой, но что есть попытки профанов перед профессионалом? У Женьки светленько заработала голова, так, как работала, когда он ползал с бойцами по Чечне и знал, что если, не дай бог, сделает одно неточное движение… То был не страх – то был азарт рискового игрока. Проигравшего, что случалось довольно часто, убивали. Ну что тут сказать? Не можешь – не играй.
Зырянов, как на занятиях по тактике, сориентировался на местности. За киоском – хоздворик, уставленный грудой пустых ящиков. Отхожего места лучше не придумать. Сейчас он пойдет туда, и если эта пара сунется следом, – пусть это будут ее проблемы!
Он дожевал сосиску, выбросил в урну бумажную тарелку, стаканчик, словно желая подчеркнуть, что уйдет сейчас отсюда и уже не вернется. Две пары глаз ловили все его движения. Нет, не две – три. Блондиночка тоже разглядывала его через стекла витрины.
Женька завел за спину искалеченную руку, тут же ругнул себя: «А чего это я, собственно?» И зашагал к тарным ящикам.
Зашел за первый их блок, замер. В тяжелых штиблетах на цыпочках не походишь. И потом, кругом – павшая сухая листва, как по заказу. Вот она, трещит. Двое идут – спешат. Сладкая парочка.
Они уже было проскочили его, и Женьке пришлось свистнуть, чтобы обратить на себя внимание.
– Соколики, вы не меня ищете?
Один из соколиков, который в кожанке, оказался настолько дурным, что сразу полез в кулачный бой: от неожиданности, наверное. У дурака были какие-то спортивные задатки, и Женьке пришлось подставить под его удар правую руку, а потом уже своей любимой левой вмять модные очки в переносицу. Получилось все нормально, но шумновато. Фраер проделал коридор в тарном хаосе, и ящики, как рассерженные Помпеи, обрушились на него. Второй противник был бойцом более слабым: он тотчас закрыл лицо руками и начал пятиться.
Женька подсечкой бросил его на землю.
– Что надо? Быстро!
– За… зажигалку.
– Обойдетесь.
О зажигалке знал только Томаз, значит, это он послал вдогонку своих гвардейцев. Жидковаты они у него. Впрочем, и сам господин базарник птица отнюдь не высочайшего полета. Так себе – ворона мокрая.
Женька уже выходил из лабиринта ящиков, когда спиной почувствовал опасность. Чувствовать спиной не учат ни в училищах, ни даже в академиях. Этому война учит. Он резко обернулся. Кавказец был уже рядом, уже заносил руку с ножом. Женька ударил его ногой, когда нож резанул воздух, а кавказец пошатнулся, потеряв опору. Удар был на пятерку: противник ушел в пространство, до горизонта бы долетел, если бы не ящики…
Так, выкрики со стороны метро. Шум услышан, кажется, приближается доблестная милиция. В принципе, ничего страшного, пусть бы приближалась, но это – то самое метро, где несут службу старший лейтенант Алексей Алексеевич и сержант Вася. Старые знакомые – не всегда добрые знакомые. А делать нечего. На одно лишь надо уповать: другая смена несет дежурство. Слабенькое, конечно, упование. Но не бегать же от них по городским улицам?!
Отворилась дверь киоска, блондинка высунула голову, хочет, видно, понять, что тут за шум происходит в ее владениях.
– Пусти, девочка!
Она чуть шире распахивает дверь.
Женька запрыгивает в киоск, и почти сразу же за тонкой пластиковой стеной раздается знакомый голос сержанта Васи:
– Что тут произошло?
– Не знаю. Пьянь, наверное. Вон один побежал!
– Ага, убежит он, как же!
«Черт, – подумал Женька, вслушиваясь в удаляющиеся шаги милиционера, – а мог бы влипнуть ни за что! Не случись драки, спустился бы в метро и угодил в кутузку. Мышей ловить перестал! Расслабон устроил, салага!»
Девочка захлопнула дверь, накинула крючок, потом повернулась к нему, глаза ее стали испуганными:
– Господи, свитер в крови!
Он перевел взгляд на руки и только теперь заметил, что правый рукав свитера действительно набух от крови. Еще неприятнее стало оттого, что симпатичная блондинка узрела отсутствие кисти. Как бы еще истерику не закатила.
Но она метнулась к своей сумочке.
– Сейчас, у меня кое-что есть.
– Шов разошелся, – зачем-то пояснил Женька.
– Сейчас, сейчас. Только не обращай внимания.
– На что?
Но она уже подняла рукав свитера, положила на рану мягкую прокладку и начала бинтовать руку.
– Здорово у тебя получается.
– Я медучилище заканчивала.
– А чего же тут торчишь?
– Хочется не только хлеба, но и кофе… Вот и все. Кровь не выступит, не бойся. Спокойно доедешь домой. Там – прокладка, с которой женщина чувствует себя уверенной всегда и везде. Рекламу по телевизору смотришь?
Зырянов поежился, глядя на бинт:
– Ты даешь!
– Ничего больше под рукой не было.
– Спасибо. Я посижу у тебя пару минут, пусть сержант уйдет.
– А ты почему его боишься? Мне кажется, ты не должен бояться милиции.
Женька не стал пускаться в объяснения:
– Не должен, но и говорить с ним не хочется.
– Кофе тебе дать?
– Если можно, с телефоном.
– С домашним? – насмешливо взглянула она на него.
– Это само собой. Должен же я тебя найти и отблагодарить за то, что спасла от смерти. Ну пока – мне сейчас позвонить надо.
– Держи, – протянула она ему трубку.
Лаврентьев был дома.
– Игорь Викторович, ты еще не улетел в свой Новокузнецк?
– Нет, но собираюсь. Как твои розыски, увенчались успехом?
– Спасибо, Игорь Викторович, Томаза нашел, остальное – дело времени.
– Больше я тебе ничем помочь не могу, Женя. Честно скажу: если бы эти кавказцы не были такими паскудами в сделках, не накалывали нас – я бы вообще промолчал. Хотя, где Рамазан – действительно не знаю. Но то, что он зажигалки своим дарил – это точно. Он любил жесты. Если только это вообще тот Рамазан, который тебе нужен.
– Игорь Викторович, всего один вопрос. Не знаешь, что за товар он сейчас доставляет в Москву?
– Турецкие куртки. Не очень дорогие, но вроде хорошая кожа.
– Турецкие куртки и челноки привозят.
– У нашего общего знакомого они от иной фирмы. Она называется… У тебя есть, чем и где записать?
Глава 6
Чехотного заинтересовал подполковник Ляшенко.
Пути их никогда не пересекались. В Чечне Чехотный не был, в Карабахе, правда, случалось им бывать в одних регионах, но это только теперь выясняется: дела ведь у каждого свои были.
Макаров писал на Ляшенко ходатайство о досрочном присвоении тому майора, потом подполковника. Ляшенко был готов идти за командиром куда угодно. Хотя, как выясняется, не один Ляшенко такой…
Но речь идет пока только о нем.
Итак, подполковник на неделю прибывает в Москву, занимается служебными делами, встречается с Тамарой Алексеевной Макаровой и за день до отлета на Кавказ исчезает. Исчезает на своей машине. Будь бы жена и дети поближе, логично бы выглядело предположение, что он махнул к ним, но на Дон и обратно за сутки не домчишься. Чехотный, конечно, и это проверил на всякий случай – нет, не видели родные мужа, отца и зятя.
Хорошо, что есть на свете рыбаки. Один из них, сосед по подъезду, выходил с удочками и рюкзаком к первому автобусу, это, значит, около пяти утра, и видел, как Ляшенко ставил машину в гараж – металлическую «ракушку».
«Все бегом делал, можно сказать, и не поздоровался, только кивнул. Оно понятно: спешил, потому что в то утро на войну улетал».
Спешил и оставил в гараже кавардак. Даже пластмассовую канистру с маслом не закрутил: и канистра, и пробка покоились у переднего колеса на газете. Газета Чехотному очень понравилась. Такой в Москве не купишь. Районная газета, выходит в городке Мещовске Калужской области. Датирована одним из последних дней пребывания Ляшенко в столице.
Не купить такой газеты в московских киосках. А это значит… В общем, значит кое-что. Или гость оттуда приезжал, или подполковник туда мотался.
Будь что-нибудь интересное напечатано в ней для Ляшенко, он бы прибрал ее, а не использовал в качестве подстилки.
Тем не менее Чехотный прочел районку от корки до корки и ничего интересного из материалов не выудил. Надои неважные, сенокос плохо идет, коммунисты и демократы хают друг друга, готовясь к выборам президента…
Гостя у Ляшенко никто не видел. А кого мог подполковник посещать в калужских краях? Родственников? Проверил Чехотный: нет там родственников. Сослуживцев? И об этом добыл справку следователь. Из той воинской части, где служил Ляшенко, в Мещовском районе никто не живет. А вообще из внутренних войск купили дома в деревнях четыре отставника, все уволились еще до начала чеченской заварухи, но были в Карабахе. И еще одна женщина живет под Мещовском, была медработником, в звании прапорщика, пять лет назад не продлила контракт, вернулась к родителям, работает в детском саду, воспитывает сына.
К полковникам-отставникам сломя голову, рискуя опоздать на самолет, Чехотный не помчался бы, даже если бы и были они его хорошими знакомыми. А вот к женщине…
Она была в Карабахе, Леся Котенкова.
* * *
– Олег Иванович, вы готовы к приему гостей, нет?
На пороге стоял Чехотный, усталыми грустными глазами смотрел на Макарова.
– С какими новостями? – спросил хозяин, когда они уселись за журнальным столиком, заваленным грудой газетных, журнальных вырезок. Олег смел все их в папку, туго завязал тесемки на ней, поставил в книжный шкаф.
