Текст книги "Болевой синдром"
Автор книги: Иван Козлов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)
Макарову он не стал объяснять причину.
– Олег Иванович, не будете возражать? Надо…
– Надо так надо, – только и ответил тот.
Глава 18
– Нет, я сегодня не могу, – сонно ответил Рамазан. – День по минутам расписан. Ты позвони мне завтра с утра, и может быть…
– Думаешь, я хочу встретиться с тобой для того, чтобы рубль выпросить? – зло спросил Макаров. – Ты газеты сегодняшние читал?
Одна из них лежала сейчас перед Олегом. В ней – небольшая заметка о ночном происшествии.
«Кровавыми разборками в Москве уже никого не удивишь, а эта история заслуживает нашего внимания лишь потому, что „героем“ ночной драмы стал телохранитель одного высокопоставленного лица, фамилии которого до уточнения некоторых фактов мы пока не называем.
Патрульная машина вневедомственной охраны проезжала как раз улицей Кубанской, когда там прогрохотал взрыв. На месте происшествия милиционеры увидели окровавленного человека, который скончался на их глазах, – взрыв неустановленного характера буквально опалил его лицо и грудь. Рядом лежал еще один пострадавший, но уже от газового оружия. Органам правопорядка он хорошо знаком как член так называемой восточной группировки. Что связывало телохранителя государственного мужа с бандитом, покажет следствие».
Рамазан даже если и не читал эту заметку, то наверняка уже знал о том, что произошло ночью. Он чуть помолчал, потом ответил:
– Думаю, наши фамилии в прессе не появились, так?
– «Наши» – неверно сказано, – ответил Макаров. – Моя не появится. Твоя – может. Газа нахватался Николай Каширин, сподвижник твоего Шунта. Может, лично вы с Кашириным и незнакомы, но за последние дни он о тебе очень даже много слышал. Ладно, коль нет у тебя времени на разговоры, то отложим их.
– Постой, – Рамазан выговорил это поспешно, словно боясь, что Олег бросит трубку. – Приезжай прямо сейчас. Ты откуда звонишь, чтоб машину подослать?
– В гостинице разговора не получится. Я жду тебя у троллейбусной остановки на проспекте Андропова. Там хорошо – ветрено и просторно.
– Но я действительно спешу, меня ждут в Белом доме, а это не шутка…
– Тогда прощай.
– Хорошо, выезжаю.
* * *
Бетонные плиты и худенькие черные деревца-подростки – невеселый антураж для душевных разговоров. Впрочем, разговор и не намечался быть душевным.
Хмурый Рамазан оглядел ряд мокрых скамеек:
– Здесь даже сесть негде.
– Прогуляемся, это полезно.
Сухой северный ветер кололся редкими снежинками, рваный пластиковый пакет, зацепившись за куст, трещал так, что ныли барабанные перепонки. Рамазан зло сорвал его и бросил в сторону. Пакет тотчас нашел другой куст и продолжил свою ужасающую музыку.
– Уже не торопишься? – спросил Макаров.
Тот неопределенно пожал плечами.
– Что там, в наших верхах, серьезный вопрос решался? Или это секрет?
– Серьезный для меня, – сказал Рамазан.
– Что, коммерсантам разрешат скупать оружие и продавать его на юге?
Рамазан словно не услышал иронии во фразе Макарова.
– Речь идет не о Юге, а о Западе. Как тянуть туда нефтепровод: через Чечню или в обход.
– А тебе не все равно?
– Мне все равно как. Главное – чтоб я был поближе к этой трубе.
– Но у тебя много конкурентов, и они только и ждут, чтоб подсидеть друг друга, так? Компромат копают, грехи чужие ищут…
Рамазан остановился:
– Если ты, Олег Иванович, считаешь грехом мою давнюю коммерческую деятельность, то можешь прямо сейчас собирать пресс-конференцию и трубить о ней на всю Россию. У тебя же нет никаких фактов на руках! С тем же успехом можешь обвинять меня и в убийстве твоей жены. Что ты имеешь на руках? Старые листовки времен Карабаха? А как доказать, что это я их выпускал? Тем более что это действительно не я…
– Мы встретились по поводу задержания Каширина, – напомнил Макаров.
– И что нам Каширин?
– Раз ты ради него приехал сюда, а не в Белый дом, значит, он для тебя что-то да значит.
– Лично он – ничего. – Рамазану, наверное, было зябко в дорогом кашемировом пальто, он нахохлился, как воробей. – Я не из-за него приехал, а из-за тебя. Я так и не смог понять, какие силы стоят за тобой, – времени мало было для этого.
– Большие силы, – сказал Макаров.
Рамазан кивнул:
– Да, вы многое успели сделать. Признаюсь, с Шунтом… – он бросил быстрый взгляд на Олега, – и с прочими у меня не все гладко, тут можете меня подловить, так что давайте торговаться. Я хочу, чтоб Каширин молчал. Что хотите со своей стороны вы?
«Однако! – подумал Макаров. – Кавказец даже допускает, что я как-то могу повлиять на Каширина. Что ж, пусть допускает».
– Тебе уже сказали, как Зырянов вышел на твой след? – спросил он.
– Зырянов – это однорукий?
– Да.
– Сказали. Я как-то имел дело с Лаврентьевым, торгашом из Новокузнецка…
– Ты не тронешь его.
– И Каширин будет молчать?
Пластиковый пакет наконец сорвался с куста, закрутился на ветру и умчался в сторону реки. Стало непривычно тихо, и Рамазан продолжил говорить вполголоса:
– В принципе, он обо мне ведь почти ничего не знает. Надо лишь, чтоб вы ему ничего лишнего не нашептали.
– Что касается меня – даю слово, – сказал Макаров. – А ты не можешь сказать, о чем ты меня хотел попросить в ту последнюю чеченскую встречу?
– А, мелочь. Действительно мелочь. Мне нужно было, чтоб ты на своем транспорте через блокпосты провез кое-какой груз, вот и все. Ты этого не сделал, зато сделал другой человек. Теперь он ездит на хорошей машине.
– Кажется, мы обо всем договорились. – Макаров вынул сигарету, попробовал закурить на ветру, сломал спичку. Рамазан протянул ему тяжелую желтую зажигалку:
– Возьми на память.
– Нет, спасибо. Ты их, знаю, своим людям даришь, так что это вроде как не по чину мне.
– О своих людях, кстати. Если надоест на пенсии сидеть, приходи, дам хорошую должность и хорошие деньги.
– Я воров не обслуживаю, Рамазан.
Рамазан наконец не выдержал, резко повернулся к Макарову, лицо его пошло пятнами:
– Я не все могу простить!
– Я тоже, – ответил Олег, глядя ему в глаза.
– Тебе нечего прощать. Кровь твоей жены – не на мне, который раз говорю.
– Есть газета такая – «Ситуация». – Макаров глубоко затянулся, тоненькой струйкой выпустил дым. – Мы ее там, в Чечне, больше любой другой ждали.
Рамазан недоуменно вскинул голову:
– Это ты к чему?
– К тому. – Новая затяжка, и от сигареты остался только фильтр. – Там списки наших убитых публиковали. Твои деньги в красных пятнах? Нет крови моих ребят на твоих деньгах?
– Ну, знаешь, – Рамазан нервно хохотнул, – если так рассуждать, то тебе многих судить придется.
Кавказец посмотрел через плечо на дорогу, где его ждала машина с водителем:
– Ставим точку. Я не трогаю Лаврентьева, вы оставляете в покое Каширина. Так?
– Каширин никому не скажет, что ты наживался на войне и наживаешься еще.
Рамазан больше не проронил ни слова, широко зашагал к трассе. Водитель вышел и открыл ему дверцу.
Макаров направился в глубь проспекта, в сторону Москвы-реки, где в такую погоду не было ни одной живой души и лишь молчаливые чайки проносились в сторону Кожуховского залива.
* * *
– Ты все слышал?
Водитель убрал телескопическую антенну в коробочку чуть больше сигаретной:
– Да.
– И как тебе наш разговор?
– Не знаю, Рамазан. Держится Макаров, конечно, независимо, но почему бы и не допустить, что блефует? Я же проверял по своим каналам: у него нет контактов… ну буквально ни с кем!
Тот махнул рукой:
– Так вы работаете! Омоновцы навели шорох на рынке только для того, чтобы узнать, когда, каким рейсом я прилетаю.
– Да, эта операция не была запланирована, до сих пор не ясно, кто дал такой приказ.
– А кто ворвался к Шунту, ясно? Там уже не менты работали, а те, кто хотел бы себя выдать за них. Да менты бы не сунулись… Вот и доказывай после этого, что нет у Макарова контактов ни с МВД, ни с какой-то бандитской группировкой.
– Рамазан, но ты же не думаешь, что мы напрасно едим твой хлеб? Дай еще немного времени…
– Где я вам его возьму, это время? Вопрос, буду ли я на коне, решается сейчас, и, если не решится в мою пользу… На паперть пойдете деньги просить – ни копейки не заплачу, слово даю! Разве я много прошу? Узнать, через кого Макаров может передать на меня информацию.
– Но ты же пять минут назад говорил, что эта информация не страшна для тебя.
– Ему я иного и не мог сказать. Но посуди сам: если оппозиция зацепится за тот же Карабах и начнет копать…
– Дело может кончиться отставкой, да?
Рамазан с усмешкой взглянул на водителя:
– Отставка? Милый, я бы и сейчас уже ушел в отставку, средства на хлеб есть, да обстоятельства не пускают. Если под меня начать копать, то в первую очередь станет страшно даже не мне, а тем, о ком я могу кое-что сказать. Меня просто уберут, вот и все. За то, что я был в юности немного болтлив. – Рамазан посмотрел в сторону уходящего Макарова.
– А зачем же ты ему открылся?
– А как бы я решил свои вопросы? Но дело в другом. В нелепой случайности дело. Если бы у него не погибла жена и если бы он не заподозрил меня, наши пути просто никогда бы не пересеклись. Теперь же…
Немного помолчали, и водитель озвучил мысль, которую недосказал кавказец:
– Теперь он может шантажировать тебя до скончания веков, так?
– И чем выше я буду подниматься, тем он будет опасней. Я знаю такую породу: они воюют до конца.
– Мертвые не воюют, шеф.
Рамазан опять взглянул в сторону, куда ушел полковник, но уже не увидел его. Видно, он спустился с обрывчика к воде.
– Я поехал, – сказал Рамазан. Взглянул на часы. – Сейчас шестнадцать, в семнадцать у меня встреча. Так что ты не спеши.
– Да на тебя бы никто и не подумал. – Водитель вытащил пистолет, стал накручивать глушитель. – Мне после всего этого позвонить?
– Нет. Ни звонить, ни приходить, ни напоминать о себе через кого бы то ни было. Если все-таки у Макарова есть контакты, то намечается опасная игра, и я ее очень хочу выиграть.
– Вопросов нет, шеф. И у меня, как ты понимаешь, та же кровная заинтересованность.
Водитель вышел из машины, мягко, по-кошачьему, ступая, пошел по бетонным плитам.
Рамазан сел за руль. Прежде чем тронуться, сказал тихо самому себе:
– Не та же. Ты деньги у другого хозяина найдешь, а где мне другую жизнь взять?
Он рванул с места и продолжал думать, правильно ли поступает. Как ни крути, правильно. Демонстрация силы не помешает. Если Макаров и завязан с какими-то серьезными структурами, пытающимися навредить ему, Рамазану, то теперь пусть эти структуры задумаются, стоит ли игра свеч. Все, конечно, упирается в огромные деньги на Чечню и в нефтепровод. Все хотят иметь кусок при разделе пирога. И Рамазан своего не отдаст. Но на полюбовное соглашение может пойти.
* * *
Человек, отправившийся вслед за Макаровым, был если не профессионалом, то во всяком случае неплохим специалистом. Жертву свою он увидел издали и до поры до времени решил не форсировать событий и не идти на сближение. Ну гуляет себе человек берегом реки – и пусть гуляет. Тем более что идет безлюдным маршрутом, углубляясь все дальше от шоссе, жилых застроек. Рамазан тоже просил выждать некоторое время, так что…
На некоторое время Макаров потерялся, но виной тому был лишь ландшафт: русло поворачивало, берег был обрывистым, а он шел у кромки воды. Ему некуда было деться, бывшему вояке Макарову.
Человек взглянул на часы. Так, уже можно действовать. Правда, если следовать просьбе кавказца, хорошо бы выдержать еще минут пятнадцать, но собачий холод вносит свои коррективы. И потом, время мало что значит в данной ситуации. Вечереет, людей нет, труп обнаружат только завтра…
Осторожный он, шеф. Даже сейчас не сказал: пойди и шлепни. И так – во всем. Кто его не знает, тот запросто примет за чистоплюя. А он коварен, кавказец, горло кому угодно перегрызет.
Вот уверял Макарова, что не убивал его жену. Сам, конечно, нет. Но приказ такой мог отдать запросто. Он умеет наказывать непослушных чужими руками.
Так, как сейчас.
Ладно, хватит стынуть на этом чертовом ветру, пора делать дело, потом бежать домой, принять горячую ванну и выпить такого же горячего глинтвейна.
Он ускорил шаг, вышел по верху обрывчика к повороту реки. Похвалил себя: все правильно рассчитал.
Макаров сидел спиной к нему, а лицом – к воде, на камне, прислонясь к росшей на песчаном берегу ветле. Уже вечерело, видимость была неважная, но в стрельбе человек Рамазана чувствовал себя королем. Было время – брал призы на соревнованиях. Что сейчас надо? Никаких разговоров, никаких лишних телодвижений. Требуется лишь вскинуть руку, прицелиться под нижнее поле кепчонки…
Вот так! Он даже не почувствовал боли, наверное. Чуть дрогнул – и все. Теперь подойти, сделать контрольный выстрел в голову…
– Стоять!
Человек замер. Краем глаза он уже заметил Макарова, одетого в один свитер, увидел и ствол в его руках… Да, лучше не дергаться, раз лопухнулся.
– Брось оружие.
И это надо сделать. Все надо делать, лишь бы не получить пулю в дурную башку. Макаров заметил слежку, сбросил с себя одежду… Будет сейчас и глинтвейн, и ванна, и премия от Рамазана.
– Шагай вперед, к воде!
Неужели пристрелит и столкнет по течению? Не надо ждать выстрела.
– Погоди, Макаров, я все скажу!
– А что ты скажешь? Я лично не знаю только одного: кто убил мою жену. Это сделали люди Рамазана?
– Не знаю, я о твоей жене ничего не знаю.
Так, Макаров нагнулся и поднял с песка его пистолет с глушителем. Ясно, из него он и выпустит пулю.
– Я другое знаю. Рамазан – подлец. Если хочешь, я прямо сейчас напишу все, что нужно. Все, что нужно!
– Как тебя зовут? – спросил Макаров.
– Гена. Геннадий Пузанов.
– Помолись, Геннадий Пузанов.
– Ну, не убивай! В конце концов, мы же коллеги, я тоже служил…
– Да? Впрочем, чему удивляться, иуды есть везде. Помолись, Геннадий Пузанов, и шагай вперед, как я тебе и сказал.
– Там же… Там же вода.
– Все правильно. В нее и лезь. Выплывешь на тот берег – радуйся. Нет – значит, не судьба.
– Макаров, это же почти убийство… Я не умею плавать.
– А ты, когда стрелял, хотел меня пулей по головке погладить, так?
– Макаров, давай договоримся…
– Я фронтовик, коллега, «чеченец», а они такие нервные и невыдержанные, что могут и с двух стволов сразу башку тебе разнести, не дать и минимального шанса на спасение, которого ты, тварь, не заслуживаешь. Топай вперед: дерьмо ведь не тонет.
Макаров не смотрел, как плывет Пузанов, и плывет ли. Он оделся, сунул было в карман плаща пистолет, но тотчас вытащил тот, который с глушителем, не глядя швырнул его через плечо далеко в воду. Постоял немного и отправил вслед за ним и второй ствол.
* * *
Поздно вечером того же дня он набрал уже знакомый ему номер телефона. Трубку поднял Рамазан:
– Да.
Макаров молчал.
Рамазан выдержал паузу, потом сказал недовольно:
– Я же тебя просил не звонить. Все нормально?
– Нормально, – сказал Макаров. – Твой водитель, между прочим, хорошие мемуары написал, посвященные твоей персоне. Так что все нормально.
– Ты врешь! – заорал кавказец. Макаров отметил, что на его памяти нервы изменили этому расчетливому подлецу впервые. – Врешь! Как фамилия водителя?
– Фамилия его Пузанов, зовут Геннадий. Почерк разборчивый, слог прямой, какой и свойственен бывшему офицеру. Вот так.
– Зачем ты мне звонишь? – спросил кавказец.
– Ну, ты же мне все время хотел добро делать, вот и я тебе той же монетой решил отплатить. Добро за добро. Спокойной ночи.
Рамазан, конечно, ничего не понял из этого объяснения, и от этого у него на душе стало еще тревожней. Пузанов знал побольше, чем Каширин… Рвутся те нити, которые вроде никогда не должны порваться!
Он посмотрел на чемодан, стоящий у прикроватной тумбочки.
А Макаров в это время посмотрел на часы. До поезда на Калугу оставалось еще два часа. Можно было не торопясь попить чаю и сделать еще один звонок.
Но телефон на даче молчал.
Макаров звонил, звонил, звонил – но в ответ были слышны лишь длинные гудки. И он понял, что поезд уйдет с вокзала и на этот раз без него.
Глава 19
Алла проснулась от холода. Морозный ветер за ночь выстудил дом, заслонку в печи они не закрыли, обогреватель не включали.
И еще она проснулась от необыкновенной тишины. В московской ее квартире такой тишины никогда не было. Там через стены, через этажи ревели машины и выли собаки, ругались соседи сверху и плакали дети снизу. Здесь мир был, кажется, необитаем.
– Эй, есть кто-нибудь живой?
Открылась дверь, в проеме ее показался Зырянов.
– Я не хотел тебя тревожить. Вот сижу и жарю ветчину с луком.
– А разве ветчину жарят?
– Я жарю. Ты лежи, я тебе прямо в постель все подам.
– Дожила! – Она рассмеялась. – Мне никогда ничего не подавали, ну разве что пальто в гардеробе. Я вскакивала и кормила своих постояльцев завтраком.
– Давай не будем о постояльцах, – попросил Женька.
– А почему? – Алла сделала удивленные глаза. – Ты можешь сказать почему?
– Не могу. – Женька исчез из дверного проема, наверное, отошел к электроплитке.
– Эгоист, – весело крикнула Алла. – Сам со мной так переспал, но не можешь простить, что я это делала с другими мужиками. Скажи, не мо…
Она смолкла на полуслове. Побледневший Зырянов переступил порог спальни, держа в руке поднос с дымящейся тарелкой. Он не подхватил ее тон, не разделил ее игривости. Она закусила губу:
– Жень, ну перестань, мы же не дети, так?
Он присел на край кровати:
– Я включил электрочайник. Тебе чай или кофе?
– В холодильнике, я видела, была бутылка коньяка. Значит, будем пить кофе.
Он кивнул:
– Хорошо, только я от коньяка воздержусь. Алла, ты сможешь здесь побыть одна?
– То есть? – Она оторвалась от подушки, приподнялась, закутавшись в одеяло.
– Понимаешь, я как-то сразу не сообразил вчера – не до соображений было. В общем, получается, что я командира бросил.
– В каком плане? – Алла взяла из его рук поднос. – Ты ведь, по большему счету, и меня сейчас собираешься бросать, так?
Зырянов положил под спину женщины подушку, чтоб ей удобней было сидеть.
– Макаров там с Рамазаном. Но они – не один на один, я просто уверен в этом. Я нагляделся на кавказцев, знаю их тактику. У Рамазана, как у Шивы, наверняка много рук, а командир после госпиталя не очухается никак…
– Женя, ты так говоришь… Москва – это же не Чечня, что в столице Макарову твоему грозит?
Зырянов пошел к закипающему чайнику и уже из другой комнаты сказал:
– Не Чечня, это точно. В Чечне мы бы отбились как пить дать. В Чечне спину командиру всегда прикрывали. А тут Макаров остался без прикрытия.
Он вернулся с двумя чашками кофе, одну поставил на поднос Алле, из второй принялся пить, спросил:
– Так что, коньяку налить?
Она не притрагивалась ни к еде, ни к напитку, сидела на кровати и смотрела на Зырянова.
– Молчание знак согласия, да? Добавить в кофе или из рюмки будешь?
– Я поеду с тобой, – сказала она. Откинула одеяло, потянулась за одеждой, висящей на спинке стула. Взяла юбку, недоуменно взглянула на пол, за спинку кровати, потом на Женьку:
– А где блузка, свитер?
– Что, нигде нет? – ответил он вопросом на вопрос. – Ну вот видишь, не отправишься же ты в таком виде в город. Придется все-таки тебе посидеть здесь. Продукты есть, телевизор есть…
– Не шути так со мной, Женя. Я тебе что, неразумная девочка?
– Да, ты неразумная. Иначе бы ты поняла, что можешь помешать мне.
– Ладно, верни мне одежду, я оденусь, уеду отсюда и не буду никому мешать.
Она натянула колготки, надела юбку, поправила бретельки бюстгальтера.
– И куда же ты уедешь? – спросил он. – Твой дом наверняка под присмотром, машина тоже на заметке. Нет, пока не решим вопрос с Рамазаном, будешь сидеть тут. – Он слабо улыбнулся. – Весной петрушки посадишь, летом огурцы засолишь…
Алла не приняла его шутку:
– Дай блузку и свитер! Какое тебе дело до того, что будет со мной? Я ведь тебе не командир, меня прикрывать не надо.
Зырянов выпил кофе, кивнул на чашку Аллы:
– Остынет ведь.
Встал, снял с вешалки куртку:
– Я не знаю, когда вернусь, но постараюсь хотя бы дозвониться.
– Я хочу отсюда уехать, слышишь? – разъяренно крикнула женщина. – И ты не вправе…
– Да вправе я, вправе! Одежда твоя лежит во второй комнате, но ты сейчас останешься одна, подумаешь и поймешь, что надо пересидеть здесь.
Он был уже на пороге, когда она спросила:
– Зырянов, какое тебе дело до меня, а? Уеду или останусь, поймают меня, не поймают? Тебе что от этого? Или за себя боишься, а не за меня? Боишься, что подставить и предать могу, да?
Женька даже не оглянулся, только уронил голову, будто рассматривал ботинки:
– Женщины меня уже предавали. И ты, наверное, предать можешь. Для проверки этого и хочу, чтоб ты живой осталась.
Он аккуратно закрыл за собой дверь, пошел через двор к калитке, мурлыча под нос:
В пещере каменной нашли рюмашку водки…
Походная песня была весьма кстати. Он чувствовал, что сегодня ему придется походить. Он уже знал, что будет делать. Надо отследить командира, «прицепиться» к нему, если тот решит договориться с кавказцем не по телефону, а при личной встрече. Тут самое главное – чтоб Макаров не узнал своего разведчика. Есть дурные деньги от Лаврентьева – надо купить плащ, шляпу, зонт. Все это сделать в темпе и быстренько подкатить к дому командира, проверить, на месте ли он еще. Хорошо, если бы был на месте…
Из телефона-автомата, стоящего через подъезд от нужной двери, Зырянов набрал номер Макарова. Последовало три длинных гудка, потом хозяин поднял трубку:
– Слушаю.
Женька ничего не ответил и только довольно улыбнулся: никуда не ушел еще командир, и это главное. Остальное – дело техники.
С техникой у разведчика было все в ажуре: несмотря на безлюдье, он сумел сопроводить Макарова до проспекта Андропова, дождаться там его встречи с Рамазаном, увидеть заплыв «моржа» Пузанова…
* * *
Во второй половине осени, да еще в пасмурную погоду, темнеет просто стремительно. Макаров не прошел и полсотни шагов, а уже растворился в густом мрачном воздухе. Пловец тоже долго не был виден. Женька решил уже, что тот или добрался до противоположного берега, или пополнил собой слой грязного ядовитого ила Москвы-реки, как услышал плеск воды. Видно, Пузанов не потерял благоразумия, не поплыл через реку. Но шел он по воде пьяно пошатываясь, ноги еле держали его.
Женька, как недавно командир, повторил ту же команду и тем же тоном:
– Стоять!
Пузанов застыл на миг, повернул голову, увидел Зырянова, и тут силы изменили ему: не сгибаясь, как ствол дерева, он рухнул, так и не дойдя до берега. Женьке пришлось мочить ноги, чтоб вытащить крупное тело помощника Рамазана на сухое место. Тот открыл наконец мутные глаза, перевернулся со спины на живот, сделал судорожное движение… Началась рвота.
Зырянов переждал ее, потом спросил:
– Все? Полегчало?
Пузанов лишь дернул головой.
– Вот и хорошо. Тогда хватит отдыхать: продолжай свой заплыв. Тебе же было сказано держать курс на тот берег, так?
Лежащий чуть отжался на дрожащих руках, поднял голову:
– Не надо, я прошу тебя!
– Это командир у меня жалостливый, его просить еще можно, но не меня.
Пузанов сделал, казалось бы, невозможное: он вскочил на ноги, растопырил пальцы, кинулся на Женьку. Но тот ударом ноги вернул его в первоначальное положение.
И тогда Пузанов тихонько, обреченно завыл, и слезы поползли по его щекам:
– Дай пожить! Ну хочешь – дерьмо твое сожру! Все сделаю, только – не в воду.
– Мне надо достать Рамазана, – сказал Зырянов и ковырнул носком ботинка смерзающийся песок. – Так что у тебя небольшой выбор: или поможешь мне в этом, или отправляешься «моржевать».
– Дай подумать, дай подумать…
– Думай. – Женька отошел метра на четыре в сторону и присел на поваленное дерево. – А если туго сейчас соображаешь, то я тебе даже помогу кое в чем. Ты не выполнил распоряжение шефа, не убрал Макарова, он тебя за это по головке не погладит. Значит, и тебе выгодно, чтоб Рамазан слинял отсюда, так?
Пузанов начал понемногу приходить в себя, почувствовал холод, тело его стала сотрясать дрожь.
– Раздевайся, – приказал Зырянов.
– Нет! Погоди еще немного, я придумаю что-нибудь!
– Да я не к тому. – Женька положил на колени пакет, вытащил оттуда джинсовый костюм, который снял еще в магазине в примерочной. – Сухое.
Пузанов завозился с брюками, потом поднял глаза на Женьку:
– Мне их самому не снять. Петли намокли, а пальцы не слушаются.
Зырянов достал перочинный нож и распорол брюки в поясе:
– Ширинку я тебе расстегивать не буду, ясное дело. Теперь стаскивай их.
Костюм Пузанову пришелся впору.
– Плыть в нем удобно будет? – спросил Женька.
– Мне нужен телефон, – сказал Пузанов.
– Пойдем поищем. Но предупреждаю: любой твой фокус боком выйдет.
На фокусы Пузанова явно не хватало. Он пережил такое потрясение, что даже шел как на автопилоте, Женьке приходилось корректировать его походку, чтоб избежать столкновений с бордюрными камнями и фонарными столбами.
У троллейбусной остановки нашли телефон-автомат.
– Жетоны у меня есть. – Женька протянул Пузанову пару пластмассовых кругляшек. – Кому звонить собираешься и что говорить?
– Валентинову. – Пузанов спиной привалился к стенке телефонной будки, по мутноватым глазам Женька определил, что тот еще не пришел в себя, а значит, не играет, на самом деле держится на ногах из последних сил. Знать бы, кто такой Валентинов…
Кто такой Валентинов на самом деле, знали лишь единицы. Даже Пузанов, как и многие его сослуживцы, сокращенные из службы безопасности после осени девяносто третьего, работающие ныне на двух-трех хозяев одновременно, не раскусил до конца того, по чьему заданию он втерся в доверие к кавказцу. Валентинов лишь однажды чуть проговорился: «Нам нужны деньги и связи этих толстосумов: на одни выборы столько надо… За это их и к политике, как в прихожую на коврик, подпустить можно. Но не дальше, естественно».
Валентинов был невысоким, сухоньким, с холодными зелеными глазами. «Да, – говорил он, – нашими руками делается политика, они у нас грязные, руки, в дерьме, по вышесказанной причине, но за это и деньги платят соответствующие».
Вот ему и звонил сейчас Пузанов.
Гудков не было, ни длинных, ни коротких, но трубку на другом конце провода подняли:
– Слушаю.
Ни здравствуйте, ни как дела, ни до свиданья. Весь разговор вместился в одну фразу:
– Встреча состоялась, он может сдать всех, на него есть компромат.
Вышли из будки.
– Что дальше? – спросил Пузанов.
– В какой гостинице остановился Рамазан?
У того вытянулось лицо:
– Этого не знаете? Или меня проверяете?
– А если так?
Он ответил и задал вновь тот же вопрос:
– Что дальше?
– Тебе дать денег на такси?
Опять удивление на лице:
– Я что, свободен?
Женька ничего не ответил, вскочил в подошедший к остановке троллейбус, встал у заднего стекла. Он увидел, как Пузанов слепо подошел к грязной скамейке, сел на нее, уронив плетями руки.
Троллейбус тронулся, и «пловец» тут же стал невиден в темной ночи.
* * *
Возле гостиницы было много света и мало людей. Зырянов толком и сам не знал, зачем он приехал сюда. Прошелся по тротуару мимо массивных, из светлого дерева, дверей, перешел на другую сторону дороги, посмотрел на вычурное здание издали. Конечно, туда не зайти. Ну а если и зайдешь, что дальше? Если даже среди сотен дверей найдешь нужную, зайдешь к кавказцу, дальше-то что? Пальчиком ему грозить и говорить, чтоб он ничего не предпринимал против Аллы?
На даче Макарова были московские телефонные номера, и Женька, так и не спуская глаз с гостиницы, набрал нужный номер.
Алла тотчас взяла трубку.
– А знаешь, действительно, это самое разумное, что я осталась тут. Ты свои дела уже сделал? К которому часу тебя ждать?
– Думаю, что я скоро вернусь, вот только на пару минут заскочу к Олегу Ивановичу.
– Буду ждать. Ой, у меня… Погоди…
И дальше произошло непонятное. Сначала Женька отчетливо услышал шум шагов, потом то ли негромкий взрыв, то ли хлопок двери – и все замерло.
– Алло, Алла, Алла!..
Он вновь закрутил диск, но пошли обычные длинные сигналы, будто Алла положила трубку на аппарат и не хотела поднимать ее. Что-то там произошло, страшное, совершенно непонятное.
– Алла!
Длинные гудки.
Зырянов выскочил из кабинки телефона-автомата, поднял руку, чуть не угодил под колеса проезжающего «Форда».
– За город надо, подбрось!
Молодой сытый парень сказал сквозь зубы:
– Твое счастье – спешу! Отбивную бы из тебя сейчас сделал, идиот. Сойди с трассы.
Женька даже не понял, о чем его предупредили, кинулся к вишневой «девятке», но тут кто-то схватил его за спину и чуть ли не выволок на тротуар. Зырянов хотел уже было пнуть напавшего сзади ногой, но вовремя заметил, что это милиционер. Мужчине в чине капитана было за тридцать, он чуть брезгливо оглядел Женьку, потом сказал:
– Вроде не пьяный, не обкуренный. Чего на бамперы бросаешься?
– Мне надо срочно на Ярославку, – Женька назвал деревню. – Плачу сколько надо.
– К жене, что ли, торопишься?
– К жене. – Он не солгал, это было действительно так.
Капитан хмыкнул:
– Ну, во-первых, ты неудачную улицу выбрал: тут ездят в основном те, которых твои деньги не интересуют. Погрязней и потемней трассы для этого выбирай. А во-вторых, пойдем-ка со мной, разберемся, что ты за гусь, и не вздумай брыкаться.
– Мне некогда, капитан, честное слово, некогда!
Удивленный офицер сдавил ему плечо.
Зырянову ничего бы не стоило уйти от этой хватки, с одной рукой провести болевой против капитана, но, даже находясь в горячке, он понимал, что тогда уж точно не попадет сегодня к Алле.
– Послушайте, мне надо, там с ней что-то случилось, будьте человеком, товарищ капитан!
Офицер смягчился, ему уже не тыкали, говорили так, как положено говорить с блюстителем порядка, да и большого греха за парнем вроде не просматривалось, можно было его и отпустить…
– Документы покажи.
Женька полез во внутренний карман плаща и застыл. Он увидел, как открылась дверь гостиницы и из нее вышел Рамазан, неся объемистый чемодан. Подошел к машине, той самой, на которой уехал после встречи с Макаровым, бросил чемодан на заднее сиденье, сам сел за руль. Иномарка плавно тронулась с места.
– Я говорю, документы покажи, чего остекленел-то? Странный какой-то. Придется все-таки с тобой пройти куда следует.
– Да нет, все нормально…
Машина вырулила со стоянки, набирая скорость, пошла по трассе. Вот уже только сигнальные красные огни ее видны, ничем не отличающиеся от других…
Знакомый до омерзения звук – так рвется мина. Клуб темного дыма с отсветом желтого огня – и нет уже сигнальных лампочек. Глухие стуки сталкивающихся машин, скрежет тормозов, крики людей…
– Е… – Капитан отпустил Женьку, по тротуару побежал туда, где раздался взрыв.
Зырянов вспомнил звонок Пузанова, вспомнил и фамилию человека, которому тот звонил.
– Валентинов, – сказал он вслух. – Дай Бог, чтоб это была хорошая работа.
«Скорая» прибыла к месту происшествия очень быстро, будто специально стояла за углом и ждала, когда тут что-то случится.
