Текст книги "Екатерина Медичи"

Автор книги: Иван Клулас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 28 страниц)

Екатерина была очень признательна Карафа за то, что они примкнули к французской партии итальянских изгнанников. Она сообщила им, что французская корона не держала на них зла из-за договора, который они были вынуждены заключить с Испанией. Вернувшись к менее значительным заботам, чем завоевание государств, она снова начала требовать свое личное имущество. Она попросила папу вынести в ее пользу приговор против Маргариты Австрийской, внебрачной дочери Карла V, супруги изменника Октавио Фарнезе, которая удерживала имущество, принадлежавшее ее первому мужу, Алессандро Медичи, и ее кузену, кардиналу Ипполиту. Потребованное ею возмещение было весьма жалким реваншем по отношению к герцогу Пармскому и императору – двум главным врагам в итальянской политике, которую по ее наущению вел ее муж.

Но в личном плане уже десять лет она преследовала одну и ту же цель: ни в чем не отрекаться от своих прав, сохранять наследие своих детей. Такое постоянное участие в государственных делах развило в ней властность и стремление к ответственности, впоследствии развившееся еще больше.

27 июля 1548 года, когда Генрих II был в Пьемонте, она возглавила совет, в состав которого вошли кардинал Лотарингский и герцог де Гиз, канцлер Оливье, сеньор де Сент Андре и Филипп де Коссе-Бриссак, епископ Кутанса.

Позже, 25 марта 1552 года, Генрих II доверил ей регентство, перед тем как в апреле вместе с Монморанси начать военную кампанию на Рейне, давшую возможность оккупировать три франкоговорящих епископства, присоединенных[87] к империи: Мец, Тулон и Верден. Удостоившись такой чести, Екатерина смогла избежать второстепенной роли, навязанной ей альянсом Дианы де Пуатье и коннетабля. В конце марта она вдруг заболела скарлатиной в Жуанвиль-ан-Шампань и чуть было не упустила этот случай. К счастью и благодаря преданности Дианы, ставшей ее сиделкой, королева вовремя выздоровела, для того чтобы сыграть роль регентши. Каково же было ее разочарование! Она приказала зачитать ей ее полномочия и с изумлением обнаружила, что она не одна руководила этим советом. Ей в помощь был придан Бертран, хранитель печатей, доверенное лицо Дианы. Вместе с Клодом д'Аннебо, французским адмиралом, она имела право поднять войска, если того требовала защита королевства. В остальном решения принимались большинством голосов совета. Она пожаловалась по этому поводу и заметила, что когда Луиза Савойская была назначена регентшей, в этой должности у нее не было никакого «компаньона». Поэтому она отказалась от объявления в парламенте и счетной палате о своем регентстве, «которое, скорее, уменьшит, чем увеличит тот авторитет, который у нее есть, тем более, что она имеет честь быть той, кем она доводится королю».

Коннетабль ответил, что без этого объявления обойтись нельзя. Она вернулась к своим обязанностям и получила некоторые успокаивающие уточнения от мужа, потому что затем она ограничивалась тем, что просила коннетабля и короля как можно чаще инструктировать ее. Она попыталась «узнать должность интенданта». Но вместо благодарности неприветливый коннетабль попросил ее умерить свою инициативу: «Вы не должны входить ни в какие растраты, не должны отдавать приказы о налогах, не сообщив мне об этом и не получив моего одобрения». Тогда Екатерина с головой окунулась в заботы управления Шалоном, Ретелем, Седаном, Ла Фером. Она занималась не только военными операциями, но и дипломатией.

Еще два раза после краткой военной кампании на Рейне (апрель-июль 1552 года) король отправлялся воевать – в 1553 и 1554 годах. Екатерина снова занимала место регентши, [88] окружив свою деятельность театральной пышностью: она одевалась в черное и заставляла придворных «горячо молить Господа Бога Нашего о счастье и благоденствии отсутствующего короля». Она поручила коннетаблю охранять жизнь Генриха в бою: «Я с вами говорю как женщина», – писала она ему. По первому зову она всегда была готова отправиться к королю. Во время своего регентства она занималась второстепенными делами. Но после разгрома в Сен-Кентене все изменилось. Двор спасся бегством в Сен-Жермен и, несмотря на спокойствие королевы, опасность была действительно велика. После этого поражения были необходимы огромные денежные средства, чтобы собрать новую армию. Король поручил Екатерине попросить у горожан немедленной и значительной помощи. 13 августа королева отправилась в Городскую ратушу в сопровождении сестры Генриха II Маргариты и еще нескольких дам, «одетых в черное, как если бы они были в трауре». Екатерина «взволновала и воодушевила хозяев Парижа», как рассказывает Брантом, а в протоколе чрезвычайной генеральной ассамблеи горожан добавляется, что она смиренно попросила «помочь королю деньгами, чтобы как можно быстрее собрать армию в десять тысяч пеших солдат». Эта просьба, выраженная в самых трогательных словах, была принята после краткого обсуждения в отсутствие королевы: «Все жители вышеупомянутого города и пригородов без всякого исключения должны будут заплатить сумму в 300000 турских ливров». Это голосование стало первым ораторским успехом королевы.

И действительно, нужно было подготовиться к защите до возвращения итальянской армии. Генрих II предложил контратаковать противника, как только это станет возможным, на севере королевства. Был один город, заполучить который очень хотели французы – Кале. Как только в ноябре 1557 года в Компьене была собрана новая армия, король решил отправить герцога де Гиза воевать с этим городом, который еще со времен Столетней войны принадлежал Англии. А королем-консортом Англии, супругом Марии Тюдор, был не кто иной, как Филипп II, король[89] Испанский. Всю Европу потрясла скорость завоевания, закончившегося 13 января 1558 года – ведь город считался неприступным.

Эта победа подоспела как раз вовремя. В Париже с 5 января 1558 года заседали Генеральные штаты королевства. Одним из предметов обсуждения был брак дофина Франциска, помолвленного с юной королевой Шотландии, Марией Стюарт, племянницей герцога де Гиза, воспитывавшейся при дворе Франции. Чтобы облегчить заключение мира с Филиппом Испанским, в результате переговоров, начатых коннетаблем де Монморанси, находившемся в плену в Генте, было предложено заключить брак Елизаветы, дочери Генриха II и Екатерины Медичи, и испанского инфанта, дона Карлоса, а также брак дофина с сестрой Филиппа II. Взятие Кале положило конец колебаниям: помолвка наследника трона с королевой Шотландии была окончательно решена, заключена 19 апреля, а 24 апреля 1558 года состоялась свадьба. С этого момента стали говорить о браке Клод, дочери короля, с герцогом Карлом III Лотарингским. Эти брачные союзы тесно связывали семью Гизов с правящей династией. Для них это было одновременно результатом больших усилий и наградой за славные деяния герцога де Гиза.

В Италии герцог Феррарский примкнул к испанской партии. 21 апреля 1558 года он подписал договор с Филиппом II через посредничество Козимо Медичи, которому в качестве награды пообещал маленькую республику Монталчино.

Наследник Феррары, Альфонсо д'Эсте, женился на Лукреции, дочери герцога Баланса. После измены Феррары в Италии оставался единственный союзник Франции – граф ла Мирандоле.

Триумф флорентийского тирана был полным. Он проявился еще более ярко, когда волею судьбы 20 июня 1558 года Пьеро Строцци погиб при осаде Тионвиля. Королева Екатерина и король с великой печалью восприняли эту новость. Они подчеркнули свою привязанность к семье покойного тем, что оставили при дворе вдову Пьеро Лаудомину, [90] дав ей содержание в тысячу экю и в собственность – владение с шестью тысячами ливров дохода. Генрих II дал Филиппу, сыну маршала, титул смотрителя королевских покоев, содержание в четыре тысячи ливров и земли, приносящие десять тысяч ливров дохода – бывшее владение его отца. Во Франции ширилось движение Реформы, и поэтому необходимо было заключить мир с Испанией. 5 сентября 1558 года полиция арестовала большое количество людей, участвовавших в проповеди на улице Сен-Жак. Папа направил кардинала Тривульцио для того, чтобы одновременно облегчить мирные переговоры и борьбу против ереси. 3 января 1558 года легата торжественно встретили в Париже. Но протестанты продолжали устраивать свои собрания. С 13 по 19 мая они организовали молебны и пение псалмов на Пре-о-Клер, по соседству с Сен-Жермен-де-Пре, а также и за стенами города, в полях, примыкающих к заставам Сент-Антуан и Сен-Виктор. В них участвовали четыре или пять тысяч человек и несколько дворян, прибывших верхом, среди них был король Наваррский, Антуан де Бурбон, гугенотский пыл которого был всего лишь слабым отражением веры его супруги Жанны д'Альбре – троюродной сестры Генриха II. В связи с проведением мирных переговоров испанцы выдали французам людей, подозревавшихся в ереси, – в частности, племянников Монморанси. Франсуа д'Андело, брат адмирала Гаспара де Колиньи, временно исполнявший должность своего брата, находившегося в заключении, направил письмо протестантам Германии. В нем он говорил о неизбежном разделе королевства. Послание было перехвачено. Его использовали, чтобы предупредить кардинала Лотарингского, а через него – и короля. Проблема становилась международной. И правда – сначала 19 марта, потом 8 мая граф Пфальца, герцог Саксонский, маркграф Магдебургский, герцоги Цвайбрюкена и Вюртенбергский направили Генриху II прошение, в котором поддержали Парижскую реформаторскую церковь. 21 мая король дал быстрый и категоричный ответ: «Я желал бы, чтобы вы поняли, что большинство этих людей… являются возмутителями общественного порядка и врагами спокойствия [91] и единения христиан. Поэтому можно думать, что их намерения обратятся во зло».

Опубликованный 18 мая в Париже ордонанс запрещает «петь многочисленными группами в неурочный час и с оружием». Никакого действия он не возымел. 19 мая в Монсо-ан-Бри король приказал арестовать Франсуа д'Андело, считавшегося виновником событий в Пре-о-Клер. Арест доблестного воина, члена одной из самых знатных семей королевства – семьи коннетабля, любимого советника короля, демонстрировал решительность Французской короны преследовать ересь повсюду, где она проявлялась. Но эта мера, предложенная, как говорили, кардиналом Лотарингским, способствовала лишь возникновению пропасти между двумя дворянскими фракциями и спровоцировала ожесточенную борьбу между сторонниками де Гизов и Колиньи, несмотря на то, что пока еще удавалось сохранять видимость мира.

Уже начиналось противостояние двух партий. Во главе одной из них стоял сам король. Тот факт, что он хотел развязать себе руки и стремился освободить пленников Сен-Кентена, в частности, своего дорогого Монморанси, весьма упрощал мирные переговоры, начатые 8 октября 1558 года в аббатстве Серкам.

14 ноября переговоры чуть было не сорвались из-за непомерных запросов испанцев, требовавших полного возвращения всех французских завоеваний. И тогда Монморанси, боявшийся, что ему придется вернуться в тюрьму, посоветовал заключить договор любой ценой. Диана помогла ему убедить короля. Он заручился поддержкой фаворитки, согласившись женить своего сына Анри де Монморанси-Дамвиля на внучке Дианы – мадемуазель де Буйон. Вмешательство герцогини де Валантинуа стало решающим. 15 ноября Генрих II объявил, что для заключения мира он решил вернуть все захваченные территории, кроме Кале.

Таким образом, чтобы удовлетворить исключительно личные интересы Дианы и коннетабля, Генрих II пожертвовал мечтами о величии трех королей и видимыми достижениями, полученными в ходе полувековой настойчивой[92] деятельности монархов. Гизы были активными действующими лицами этой политики. Они были среди недовольных, сгруппировавшихся вокруг Екатерины: она сблизилась с ними после брака дофина с их племянницей Марией Стюарт. 14 ноября герцог поклялся королю, что никогда не вернет Пьемонт. Едва узнав о решении короля, повинуясь дерзкому чувству противоречия, королева бросилась к ногам своего супруга. Она умоляла его отказаться от такого унизительного решения. Разозлившись на коннетабля, она воскликнула, что от него всегда исходило одно только зло. Ее муж возразил ей, что напротив, Монморанси всегда действовал во благо, а те, кто поступал действительно дурно, были виновниками разрыва Восельского перемирия. Сказав это, он оставил ее и вскоре отправил де Сен-Сюльписа в Серкам, чтобы отменить данные 14 ноября Себастьяну д'Обепину, епископу Лиможа, инструкции о прекращении переговоров.

Печальная Екатерина вернулась в свои апартаменты. Чтобы отвлечься, она взяла почитать историю королевства. Ее пришла навестить Великая сенешальша. «Она спросила королеву, чем она занимается, а та ответила, что читает историю королевства, из которой выяснила, что во все времена шлюхи управляли делами королей», и повернулась к ней спиной.

6 февраля 1559 полномочные представители собрались в Като-Камбрези для заключения мира. Итальянские изгнанники, сыгравшие такую важную роль в политике Франции, в последний раз попытались получить хоть какое-нибудь вознаграждение за прошлые страдания. Но все было напрасно: Генрих II трусливо оставил сиенцев, борцов за свободу, и граждан Монтальчино на милость Козимо Медичи. Другие изгнанники – неаполитанцы, миланцы и тосканцы, не смогли воспользоваться преимуществами мира. Один из друзей Пьеро Строцци – Массимо дель Бене предложил Филиппу II, в случае его согласия, восстановить Флорентийскую республику и сумму в два миллиона золотых экю с передачей Пизы и Ливорно. Купцы fuorusciti в качестве компенсации предлагали отдать Козимо Медичи [93] замки и земли, расположенные в королевстве Неаполитанском и приносящие ежегодно от 50 до 100 тыс. золотых экю. Но каким бы лакомым куском ни была эта приманка, было уже поздно: все союзы были заключены – теперь король Испании не мог уже этим воспользоваться.

2 апреля 1559 года Като-Камбрезийский договор был подписан с Елизаветой Английской, а 3 апреля 1559 года – с Филиппом II и Эммануилом-Филибером Савойским.

Екатерина Медичи, приложившая столько усилий, страдала от сознания того, что Италия была для Франции потеряна. Кале – прекрасная компенсация после неудачи по ту сторону Альп, не являлась окончательной собственностью Франции: город будет принадлежать Французской короне в течение восьми лет, по истечении которых он должен быть возвращен Англии, которая в случае отказа от этого обязательства получит 1250000 ливров. Город станет французской собственностью только в том случае, если Англия предпримет враждебные действия против Франции или против суверенов Шотландии – Франциска и Марии Стюарт.

Заключение мира привело к передаче городов на севере королевства. В обмен на Сен-Кентен, Гам, Ле Катле, Теруан Филипп II забрал Мариенбург, Тионвиль, Ивой, Дамвиль, Монмеди и сохранил за собой Эден. Епископ Льежский возвратил Бовинь и Буйон.

Но по ту сторону Альп Франция вернула все, что было завоевано в ходе Итальянских войн. Герцог Мантуанский возвратил Монферратские земли, кроме Казаля и нескольких фортов; Филиппу II был возвращен город Валенца в Миланском герцогстве, захваченный герцогом де Гизом; Генуэзская Республика получила корсиканские крепости; власть в Сиене получил Козимо Медичи, ставший скоро великим герцогом Тосканским. Бывшее герцогство Савойское, важное завоевание Франциска I, Пьемонт, Ницца, Барселоннетта, Савойя, Бресс и Бюжей переданы генералу – победителю при Сен-Кентене Эммануилу-Филиберу. Он не только стал полноправным герцогом Савойским, но и женился на Маргарите, герцогине Беррийской. Это была [94] романтичная старая дева, принадлежавшая к французскому королевскому дому. Ей было тридцать шесть лет, и она была близкой подругой королевы Екатерины, которую, возможно, несколько утешил этот брак после разгрома Франции. Франция временно сохранила только несколько верных городов: Турин, Пинероло, Кьере, Кивассо и Вилланова в Астии до тех пор, пока в судебном порядке не будет назначен наследник Луизы Савойской. Генрих II также сохранил за собой по ту сторону Альп графство Салучи.

По условиям договора Филипп должен был жениться на старшей дочери Генриха и Екатерины, Елизавете де Валуа. Этот брак дублировал союз Маргариты Французской и герцога Савойского. Париж готовился к двойному торжеству, но это не помешало королю преследовать еретиков. 2 июня в Экуэне король издал указы, которые стали объявлением войны протестантам: «Мы приказали отправить во все провинции нашего королевства добрых и достойных людей, чтобы изгнать, наказать и исправить еретиков». 10 июня, раздраженный тем, что парламент сопротивлялся выработке принудительных мер против реформистов, Генрих II при дворе собрал все палаты на «заседание судейских». Возмущенный предложениями некоторых советников, он приказал арестовать шестерых, среди которых был Анн Дюбур.

В Париж уже прибывали гости на королевские свадьбы, и поэтому наказание советников было перенесено.

Испанский король остался в Брюсселе. Он сообщил, что короли Испании никогда не ездили за их женами и что их привозили в их страну и в их дом. 15 июня в Париж прибыли три знатных сеньора, которым было поручено по доверенности жениться на Елизавете де Валуа: герцог Альба, принц Оранский и граф д'Эгмон. Герцог Эммануил-Филибер Савойский прибыл 21 июня. С 22 июня начались торжества по случаю брака Елизаветы с церемонии в Соборе Парижской Богоматери, на которых присутствовали Колиньи и его брат д'Андело. Им пообещали, что советников-еретиков отпустят из Парижского парламента. 28 июня был подписан брачный контракт герцога Савойского. Свадебная церемония должна была затем состояться в Соборе Парижской [95] Богоматери. Со дня подписания контракта, среды, 28 июня, и до следующего воскресенья должен был состояться большой турнир на ристалищах, устроенных на улице Сент-Антуан около королевского дворца Турнель. Там сражался и Генрих II, носивший белый и черный цвета Дианы. Главными участниками турнира были также дофин Франциск, герцог Карл III Лотарингский, женившийся на Клод, второй дочери короля, 22 января прошлого года, герцог Франсуа де Гиз, князь Альфонсо Феррарский и Жак Савойский, герцог Немурский, красавец, известный своими бесчисленными любовными похождениями. Эта блестящая компания проехала мимо трибун, где блистая драгоценностями, сидели придворные дамы, окружавшие королеву и герцогиню де Валантинуа.

В среду 30 июня в 5 часов пополудни, король, уже сломавший несколько копий, захотел закончить бой ярким ударом. Он приказал своему капитану шотландских гвардейцев Габриэлю де Монтгомери, сыну сеньора Лоржа, выйти против него.

Говорили, что прошлой ночью Екатерине снился ужасный сон, в котором она видела своего мужа раненым, с окровавленной головой. Уже давно она боялась, что с ее супругом случится несчастье на турнире или он погибнет страшной смертью в поединке. В марте 1555 года лионский печатник Масё Боном опубликовал Центурии Нострадамуса, пророка и «ясновидца» из Прованса, ставшего медиком-астрологом и штатным советником короля. Один из катренов мог иметь отношение к Генриху II:

 
Молодой лев победит старого
На поле битвы, в одиночной дуэли,
В золотой клетке выколет ему глаз,
И умрет тот жестокой смертью.
 

За три года до появления Центурий, Люк Горик – астролог и итальянский епископ, с которым советовались все папы, начиная с Юлия II и заканчивая Павлом IV, дал Генриху II совет избегать любого одиночного боя, когда ему исполнится сорок лет, потому что в этом возрасте он [96] может получить рану в голову, от которой он или ослепнет, или умрет.

Эти советы были даны на основе звездных сочетаний, чему придавалось самое большое значение. Екатерина обезумела после своего сна, который она расценила как предзнаменование. Он приснился ей как раз накануне поединка на улице Сент-Антуан. Поэтому ее сердце забилось, когда она снова увидела готовых к бою всадников.

Столкновение было внезапным. Копье Монтгомери пробило забрало короля и раскололось. Обломок, оставшийся в руках капитана, прошел сквозь шлем, а его осколки вонзились в лоб над правой бровью и в оказавшийся пробитым левый глаз. Король, едва держась в седле, шатаясь, доехал до края ристалища, потом наткнулся на ограду. Зрители подбежали, чтобы остановить его лошадь. С короля сняли шлем: кровь хлынула потоком и залила его лицо. На трибуне дофин и все королевы – Екатерина, Мария Стюарт и Елизавета, упали в обморок на руки испуганно кричавших дам.

Короля перенесли в расположенный по соседству Турнельский дворец. Внизу главной лестницы он пришел в себя и захотел подняться сам, ступенька за ступенькой, «демонстрируя», как написал Альфонсо д'Эсте своему отцу, «настоящее мужество и королевскую силу». Ему поддерживали только голову, руки и грудь. За ним несли остававшегося без чувств дофина.

Короля положили на кровать в королевской спальне, и герцог де Гиз и коннетабль омывали ему руки уксусом. Он оставался неподвижен, молясь, до прихода штатных придворных медиков и хирургов, которые извлекли пять осколков, заставив его громко кричать от боли. Одна из деревяшек была длиной в палец. После этой операции короля вырвало. Он не мог принимать лекарства. Хирурги промыли рану белком яйца: больше они ничего не могли сделать. Герцог Савойский срочно отправил одного из своих слуг в Брюссель, чтобы попросить Филиппа II прислать знаменитого анатома Андре Везаля, прибывшего в Париж 3 июля. Жан Шаплен, первый медик короля, пригласил знаменитого Амбруаза Паре. [97]

Первую ночь Екатерина оставалась у постели своего супруга вместе с герцогом Савойским и кардиналом Лотарингским до трех часов утра. Их сменили герцог де Гиз и князь Альфонсо д'Эсте. Герцогиня де Валантинуа не пришла, боясь, что ее прогонит королева. Следующие дни король оставался без чувств. 3 июля наступило слабое улучшение – король послушал музыку и дал обет отправиться к Богоматери в Клери, а также продиктовал письмо послу Рима, в котором сообщал об аресте Анна Дюбура и других подозрительных советников, а также о своем стремлении вырвать ересь с корнем. Внезапно, вечером 4 июля, началась горячка, и король очень страдал от сильных болей в затылке. Вскрытие показало, что в мозгу образовался нарыв. Король был обречен. 9 июля у него едва хватило сил благословить дофина, потерявшего сознание от волнения. Молясь и плача, Екатерина мужественно присутствовала при агонии своего любимого супруга. Она была совершенно разбита: Екатерина слегла и не смогла присутствовать на свадебной мессе герцога Савойского и Маргариты Французской, которая очень поспешно и без всякой пышности состоялась в ночь на 9 июля. 10 июля в час пополудни Генрих II отдал Богу душу. Ему было сорок лет, четыре месяца и десять дней, он процарствовал двенадцать лет.

С этого дня и до самой своей смерти Екатерина не снимет печальных траурных одежд. Только два раза она наденет шелк: во время свадьбы своих сыновей – Карла IX и Генриха III. Она поменяет свои символы. Вместо радуги Ириды появится сломанное копье и девиз «Lacrimae hinc, hinc dolor» – «Вот причина моих слез и моей скорби»; или еще – гора негашеной извести со словами: «Ardorem extincta testantur vivere flamma» [7]7
  «Погасший огонь разжигает погасшее пламя» – лат. (прим. ред.).


[Закрыть]. «Так она заявляла, – комментировал старинный историк, – что пламя истинной и искренней любви, какую она питала к своему супругу королю, все еще бросало свои искры после того, как угасла жизнь разжигавшего его государя». [98]

Королева погружается в воспоминания как раз в тот момент, когда Франция сосредоточивается, возвращая домой свои гарнизоны и увенчанных славой солдат, теперь растерявших идеалы и силы, готовых отдать свое оружие соперничающим группировкам.

Итальянская авантюра развила во многих стремление рисковать всем – честью и положением во имя смелого начинания. И Екатерина не прошла мимо этого опасного эксперимента: она научилась управлять людьми, хитрить и к своей выгоде использовать их интересы и страсти. С этой точки зрения, ее выгода была огромной. Она великолепно знает всех актеров, ее окружающих. Под очень удобной маской послушной пассивности она в действительности вела игру в пользу Франции в регионе, который более всего был дорог ее сердцу – в ее родной Италии. Отныне она готова играть свою собственную роль, с открытым лицом, перед всем миром. [99]