Текст книги "Спиридов был — Нептун"

Автор книги: Иван Фирсов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 30 страниц)

– Нынче, Григорий Андреевич, надобно нам совместно смену готовить, на судах, сам знаешь, нехватка сплошь офицеров и штурманов.

Вечером Харитон рассказывал о своих похождениях на Таймыре, у Ледовитого океана, вспоминал Семена Челюскина.

– Рассказывал мне о тебе Семен, – говорил Спиридов, – да больно не жалуют его по службе, а зря, такое мытарство испытал.

За последние годы не раз Спиридов задумывался об участи моряков-следопытов, с которыми коротко был знаком – Чирикова и Чаплина, Овцына и Челюскина, братьев Лаптевых и Софрона Хитрово. «Великие дела творят ради потомков, новые дороги в океан отыскивают, а судьба у них не всегда завидная».

При очередной встрече Мордвинов протянул ему тонкую книжку:

– Подивитесь на досуге на оду сию о Великом Петре Михайлы Ломоносова, мне довелось весной ее слушать. Хвалу безмерную он возносит создателю флота нашего, чтобы потомки чтили.

Спиридов перелистал страницы и возвратил ее.

– Сия книжица у меня в шкафу другой месяц. Ломоносов и в самом деле в науках, видать, достоин первым числиться среди прочих академиков, а по словесности равных ему нет.

Начитанность Спиридова укрепила у Мордвинова прежнее мнение о любознательности собеседника.

– Слава Богу, у нас с вами совпадают интересы, Григорий Андреевич, давай-ка займемся Сводом сигналов. Никак вскоре понадобится. Запахло порохом в Европе.

Глава 5
СТРАННАЯ ВОЙНА

Полтора десятка лет мирной передышки для России были благом. Но мускулы армии за это время одряхлели. Караулы и парады поддерживали внешний лоск, кое-как снаряжали полки пушками и припасами, офицеры и генералы больше пеклись о своих интересах, надеясь в случае войны, как обычно бывает у русских, на авось. Легкомыслие проистекало от власти – Елизавете почему-то вздумалось возвести в генерал-фельдмаршалы своих прежних фаворитов Алексея Разумовского и Александра Бутурлина. Бывший певчий в военном деле совершенно ничего не смыслил.

К этому времени война за новые земли для Фридриха II, авантюрного, смелого и талантливого полководца, стала необходимостью. Пруссия имела 200 тысяч хорошо обученного войска, склады ломились от запасов оружия.

Россию король Пруссии считал слабым противником и для успеха в войне, кроме прочего, имел скрытые козыри. Голштинец Петр Федорович преклонялся перед ним, с его женой король имел тайную переписку, в русской армии у него был платный агент, генерал Тотлебен, а одним из его полков командовал перебежчик Манштейн... Все они сообщали о подорванном здоровье Елизаветы, ярой противницы Фридриха, и не только сообщали, но и строили планы.

Екатерина Алексеевна знала как действовать и делилась своими соображениями с английским послом Ч. Уильямсом: «Когда я получу известие об агонии, через верного человека извещу преданных офицеров, и они должны привести 250 солдат. Они будут принимать повеления только от великого князя и от меня, я направлюсь в комнату умирающей и велю присягнуть мне». Сэр Уильяме не замедлил передать Екатерине 10 тысяч фунтов стерлингов, английские купцы выгодно торговали с Россией...

Но и на этот раз, в августе 1756 года, Елизавета оправилась, и вскоре она собрала высших сановников. А Екатерина вылила свою досаду в письме тому же Уильямсу: «Ох, эта колода! Она просто выводит нас из терпения! Умерла бы она скорее!»

...В только что отстроенном левом крыле Зимнего дворца состоялось совещание Конференции высочайшего двора. Далекая от дел большой политики Елизавета, обладая врожденной интуицией, видимо, унаследовала толику недюжинного отцовского таланта. По крайней мере, это помогало ей в делах государственных не совершать больших оплошностей. И в то же время, следуя традициям отца, для решения важнейших проблем Российской империи она создала в прошлом году «Конференцию», куда вошли оба канцлера, наследник престола, братья Шуваловы, брат канцлера Михаил Бестужев, фельдмаршал Апраксин, Трубецкой и Бутурлин.

Летняя жара неумолимо сочилась в зашторенные, распахнутые настежь окна. Конференция была в сборе. Ждали императрицу.

Канцлер Алексей Петрович Бестужев изредка вскидывал седые нависшие брови. Проницательный взгляд его на мгновение задержался на великом князе, беспечно вертевшемся в противоположном углу. Как петух, дергался напротив него Петр Федорович. За пятнадцать лет жизни в России этот престолонаследник не бросил привычек вседозволенности. Достоверно знал канцлер, что все с этим свыклись, кроме его жены Екатерины...

Все встали, почтительно склонившись. Шурша нарядным голубым платьем, величественной, но легкой походкой вошла Елизавета.

– Начнем, пожалуй. – Императрица взглянула на Бестужева: – Докладывай, Алексей Петрович.

Привычным движением подвинув к себе лежавшую на столе папку, Бестужев поднялся.

– Известно нам многолетнее притязание короля Фридерика... В Европе отторгнул земли Саксонии, Австрии, Польши. Сие плоды полутора десятка лет действа его. Аппетиты возгораются в нем все более.

Петр подпрыгнул, заерзал, под ним заскрипело кресло. Канцлер продолжал:

– Ныне границы наши в опасности, зарится сей неприятель на земли наши.

Елизавета, опустив ресницы, одобрительно наклонила голову.

Бестужев поправил съехавший парик.

– Доносят друзья наши из иных стран: король Фридерик, завладев Польшей и Австрией, намерен выступить и наступать в земли российские. Для того в союзники взялся с Англией. Однако и наши приверженцы не слабы, известно вам. Неразумно более ждать, пока огонь избы соседней и нашу избу спалит.

Бестужев остановился, глядя на императрицу, та кивнула согласно.

– Высокой Конференции предлагается именем государыни нашей повелеть фельдмаршалу Апраксину вступить в Пруссию.

Петр Федорович вскочил с искаженным лицом но, увидев, как покрасневшая Елизавета властно махнула ему рукой, обмяк и опустился в кресло.

Императрица, обмахнувшись веером, отпила воды из стоявшего перед нею стакана, голубым батистовым платком вытерла полные губы.

– Дозволительно речи держать, господа конференция. – Елизавета, глядя на разомлевших от жары сановников, кивнула Петру Шувалову.

– Немало земель, ваше величество, исконных русских, кои под властью иноземной стоят. Слава Богу, отец ваш, благодетель, не дал Россиюшке забветь. А ныне же Пруссия на земли те наши покушается, а сама-то? Немчуры проклятой, – великий князь, смертельно бледный, совершенно сник, но чувствовалось, внутри у него все клокочет, – на тех землях в помине не было, славяне обитали там и далее на запад...

Довольная Елизавета повеселела, посмотрев в упор на Петра Федоровича, обвела всех взглядом и подытожила:

– Стало быть, господа конференция, согласие полное. Ну, а твоя, племянничек, приохотность к Фридерику нам и без того ведома, потому не в зачет.

Одобренный царский манифест гласил:

«...Король прусский приписывал миролюбивые наши склонности недостатку у нас в матросах и рекрутах. Вдруг захватил наследные его величества короля польского земли и со всей суровостью войны напал на земли Римской императрицы-королевы.

При таком состоянии дел не токмо целость верных наших союзников, свято от нашего слова, и сопряженные с тем честь и достоинство, но и безопасность собственной нашей империи требовала не отлагать действительную нашу против сего нападателя помощь».

Конференция определила дальнейшие задачи армии и флоту в кампании 1757 года, но они были расплывчаты.

По плану конференции, главные силы армия должна была направить на Кенигсберг и овладеть Восточной Пруссией. Особый отряд выделялся для занятия Мемеля. Командующий армией генерал-фельдмаршал Степан Апраксин, гурман и барин, не торопясь тронулся к армии, прежде всего заботясь о себе. «Сколько я ни старался уменьшить обоз мой, – писал он Ивану Шувалову, – но никак меньше не мог сделать, как двести пятьдесят лошадей, кроме верховых, которых, по самой крайней мере, до тридцати у меня быть должно, и 120 человек людей, почти все в ливреях...» Только после падения Мемеля он двинул армию в Пруссию, беспечно продвигаясь к Кенигсбергу. У деревни Гросс-Егерсдорф пруссаки неожиданно атаковали армию Апраксина и, потеряв половину людей, русские полки дрогнули и начали отступать.

Положение спасли резервные полки генерала Петра Румянцева. Пять лет назад, после кончины отца, он взялся за ум, увлекся службой, сблизился с полком. Увидев опасность поражения, Румянцев без приказа, стремительной штыковой атакой на пруссаков из леса обратил неприятеля в бегство, и русские одержали победу.

Но далее Апраксин повел себя странно, не преследовал отступающих немцев, а приказал армии отходить. Как выяснилось, он получил письмо от Бестужева и Екатерины о том, что императрица вновь слегла и, видимо, не встанет. «На смену ей придет голштинец, жди беды», – размышлял трусливый от природы Апраксин. Но Елизавета оправилась, Апраксина вызвали в столицу, арестовали и предали суду. Его место занял генерал Фермор, англичанин, весьма недолюбливавший Румянцева. Фермор так же действовал в духе Апраксина, и после сражения у Цорндорфа его заменил энергичный генерал Петр Салтыков. В кампании 1759 года в сражении у Кунерсдорфа русская армия наголову разгромила пруссаков. И в этой схватке решающую роль сыграл генерал-майор Пето Румянцев, его полки, его личная отвага в бою.

Начало войны с Пруссией капитан 2-го ранга Григорий Спиридов встретил командиром на борту 66-пушечного линейного корабля «Астрахань». Назначение состоялось по ходатайству адмирала Мишукова.

В конце мая 1757 года Кронштадтская эскадра под флагом Мишукова направилась к берегам Пруссии для помощи армии и блокады неприятельских берегов. Накануне войны престарелый Мишуков таки дождался вожделенного звания полного адмирала, а Спиридова произвели досрочно в капитаны 2-го ранга. Так уж повелось, что светская власть в преддверии схватки с неприятелем старается ублажать своих военных защитников.

Впервые Аннушка провожала супруга на войну. Она уже пятый месяц ожидала ребенка, а вокруг нее резвились, дергая друг друга, трое малышей. Самый шаловливый, четырехлетний Алексей, то и дело задирал младшего – неуклюжего Матвея, а вокруг них степенно прохаживался, разнимая братьев, старший Андрей. Он то и дело подходил к отцу, прижимался лбом к висевшему на ремне палашу и, задирая голову, солидно спрашивал:

– Никак, тятенька, сызнова в море? Меня-то когда с собой возьмешь?

Отец, приглаживая его торчащие вихры, успокаивал:

– Погоди, Ондрюшенька, еще одну-другую кампанию, и ты паруса свои вздуешь, в Шляхетный корпус пойдешь науки морские постигать.

– Бог с тобой, – испуганно отшатнулась Анна, прижимая к себе Андрея, – не пущу его, хватит, ты на море всю жизнь пропадаешь.

– Каждому своя судьба, Анюта, все полюбовно. Морюшко меня привечает, а я к нему прикипел.

Двое младших перестали шалить, схватили отца за палаш и со слезами завопили:

– И мы на море хаживать желаем!

– Будет вам и море, – Григорий взял на руки младшего, вытирая слезинки, – а ныне маменьку слушайте, она у вас за командира.

Спиридов незаметно вздохнул, опустил малыша, и ребята притихли, прислонившись к широкой юбке матери.

Спиридов трижды поцеловал супругу, та, прижимаясь, осенила его крестом, утирая слезы, прерывисто проговорила:

– Да хранит тебя господь!

Все обошлось. Эскадра полностью блокировала побережье Пруссии, корабли отличились при взятии важной приморской крепости Мемель. Среди других начальство выделило и действия Григория Спиридова производством в капитаны 1-го ранга.

Балтийский флот в первых двух кампаниях войны успешно подпирал фланги русской армии при продвижении ее в глубь Пруссии, а затем и Померании. Снабжение армии шло морским путем, и малейшая задержка приводила к неудаче. В жестокие осенние штормы 1758 года погибло 11 транспортов с вооружением и продовольствием, и наши войска потому сняли осаду сильной крепости Кольберг. В том же году русская эскадра заняла позиции вблизи Копенгагена, чтобы воспрепятствовать прорыву в Балтийское море Флота Англии.

Командир флагманского корабля «Святой Николай» капитан 1-го ранга Григорий Спиридов неделями не сходил с мостика. В любую непогоду вышагивал на шканцах с подзорной трубой. Со стороны Штральзунда на помощь пруссакам ожидался английский флот. Командующий эскадрой престарелый адмирал Захарий Мишуков сладко подремывал в салоне флагмана. На корабле, где командовал Спиридов, он уже третью кампанию держал свой флаг и не ведал забот. Знал, что в любой обстановке командир флагманского корабля примет наиболее разумное решение и своевременно отдаст приказ кораблям эскадры от его имени. В четвертую кампанию флагману уже не пришлась по душе самостоятельность Спиридова.

В том, 1760 году был предпринят дерзкий рейд русской армии под командованием генерала Чернышева, который закончился успешным штурмом Берлина. Взятие Берлина деморализовало Пруссию. В Петербурге были бы вполне довольны исходом событий, если бы не странные действия командира одного из штурмовых отрядов генерала Тотлебена. Вначале он, вопреки плану командующего генерала Чернышева, первым вошел в Берлин, покинутый неприятелем, потом самовольно принял капитуляцию от магистрата, получив с города мизерную контрибуцию...

А вот в ставке Фридриха II, оказывается, этим были не очень огорчены. Король только что дочитал пересланное со шпионом очередное донесение Тотлебена и вызвал полковника разведывательной полиции Шица.

– Сегодня же, полковник, отправьте почту нашему другу Тотлебену. Выскажите ему признательность за действия в Берлине, разумеется, подкрепив ее суммой... в тысячу талеров, они стоят трех миллионов уменьшенной контрибуции за Берлин.

Шиц внимательно слушал короля.

– Добавьте в конце письма, что я прошу его продолжать оказывать нам добрые услуги еще одну кампанию... А сейчас вызовите ко мне генерала Веделя.

Генералу Веделю король сообщил, что он получил достоверное известие об осаде Кольберга, и добавил:

– Я не могу терять эту крепость, это будет для меня величайшим несчастьем. Напишите полковнику Гейделю – крепость не сдавать ни при каких обстоятельствах. Мы постараемся оказать ему всяческую помощь.

Два года тому назад, после сражения при Цорндорфе, русские пытались овладеть Кольбергом, но безуспешно. После двух месяцев пассивных боев русская армия, испытывая недостаток в оружии и продовольствии, сняла осаду и ушла на зимние квартиры. Нынче, одновременно с наступлением на Берлин, русские войска предприняли новую попытку взять Кольберг. Существенная роль на этот раз отводилась флоту. В середине августа к Кольбергу подошел Балтийский флот – 21 линейный корабль, 3 фрегата, 3 бомбардирских корабля. На транспортах находилось три тысячи десантных войск. Но время было упущено, флот слишком поздно включился в осаду. Чересчур осторожный Мишуков, невзирая на предписание Адмиралтейств-коллегии, в море не выходил, уповая, что войска у Кольберга создадут перелом, а флот лишь довершит осаду крепости.

В салоне флагмана, на линейном корабле «Святой Дмитрий Ростовский», адмирал Мишуков держал консилиум командиров кораблей. По установленному порядку, при всех сколь-нибудь важных обстоятельствах командующий эскадрой обязан был созывать совет командиров и действовать по его решению. Такой порядок с некоторых пор не столько приносил пользы, сколько вреда. Подобные советы зачастую прикрывали щитом устава нудную вялость и рутину многих командиров иноземных и нерешительность, а иногда и вредное бездействие, командующего эскадрой.

К трапу флагмана подошла шлюпка с командиром «Иоанна Златоуста». Не успел Алексей Сенявин ступить на палубу, как попал в крепкие объятия товарища – Спиридов дружески приветствовал Алексея, Увлек его на шкафут. Разговорились. Спиридов горячо отстаивал необходимость немедленного десанта и штурма крепости, и Сенявин полностью поддержал друга. Но так думали немногие.

В салоне флагмана сгорбленный адмирал Захарий Мишуков, которому уже перевалило за 75 лет больше всего радел о своем спокойствии. Тяжело поднявшись с кресла, хриплым голосом проговорил:

– Тому три года викторию знатную под Мемелем взяли токмо нашими бомбардирами корабельными. Регламент предписывает перво бомбардировать крепость... Ныне нет пока надобности десантом рисковать...

Взяв слово, Спиридов с горячностью сказал:

– Сие токмо неприятелю радость. Время драгоценное ему на пользу, не нам... Отец наш, создатель великий, Петр завещал – атаковать неприятеля решительно... Стало быть, не мешкать надобно, а действом неприятеля ошеломить.

Большинство командиров, состоявших в основном из иноземцев, не поддержало Спиридова и Сенявина. Огорченный Сенявин зашел вместе со Спиридовым в его каюту. Навстречу им, чуть не сбив с ног, выбежали два мальчугана в форме кадетов. Сенявин знал, что его товарищ взял сыновей из корпуса в кампанию на свой корабль, и одобрял этот поступок.

– Сколь можно терпеть дряхлого Мишукова? Где он, там и пятимся назад, – с досадой сказал он Спиридову. – Нынче опять мельтешит. – И вдруг перевел разговор: – Твои-то как дома?

У Спиридова разгладились недовольные морщинки.

– Слава Богу, вчерась с оказией письмо Анютка переслала. Мальцы-то при мне, видимо, и сама Анюта довольна. Ей-то с двумя и так хлопот не оберешься.

Спиридов помолчал, потер переносицу, о чем-то думал.

– Грешным делом задумку таю, опять взять своих малолеток в будущую кампанию на корабль. Пускай пороху понюхают.

– Не рановато ли? – усомнился Сенявин.

– Я в их лета службу начинал, как зришь, на пользу сие, не обижаюсь...

Как и предполагал Спиридов, осада не удалась, и даже хуже того... Пока начали бомбардировать крепость с кораблей, высаживать десант, неспешно вели осаду, на помощь Кольбергу подошел отряд пруссаков, более 5 тысяч человек. Десантные войска, не зная, сколько пруссаков, в панике бросились к шлюпкам, забыв о пушках. Мишуков приказал уничтожить артиллерию и припасы, но было уже поздно. В плен попало около 600 человек, 22 орудия, припасы... Флот вернулся в Кронштадт, не выполнив задачу. Мишукову выразили высочайшее неудовольствие и отстранили от командования, ряд офицеров, руководивших осадой, был отдан под суд.

Зимой в командование флотом вступил грамотный и деятельный моряк, вице-адмирал Полянский, который умел прислушиваться к мнению и деловым советам подчиненных. Еще будучи командиром Ревельской эскадры, он ввел на кораблях пушки-единороги, которые стреляли и гранатами, и бомбами, и брандскугелями. Наконец-то приняли предложение Спиридова о поддержке войскового десанта командами корабельных матросов. Корабли еще стояли вмерзшие в лед, а Кронштадтская эскадра уже готовилась к предстоящему походу на штурм Кольберга...

В кампанию 1761 года русская армия главной целью имела взятие крепости Кольберг. Заняв ее, русские войска прикрывали свой фланг и могли вновь наступать на Берлин.

Потому-то Фридрих II усилил 4-тысячный гарнизон крепости еще 12 тысячами и старался активными действиями затруднить наступление русских войск. Кроме того, Кольберг окружали болота – фактор, немаловажный в обороне.

В середине июня русский корпус под командованием генерал-поручика Румянцева выступил из района зимних квартир. В составе корпуса, медленно, но неуклонно продвигавшегося к Кольбергу, успешно действовала легкая кавалерия подполковника Александра Суворова...

Ранней весной в военной гавани Кронштадта, еще не освободившейся ото льда, корабли приводили себя в порядок после зимней стоянки, готовились к походу на Кольберг. На борт «Андрея Первозванного» поднялся капитан 1-го ранга Сенявин и прошел на шканцы. Навстречу ему, предупрежденный вахтой, спешил Спиридов. Друзья обнялись, прошли в каюту командира. Сенявин был чем-то взволнован.

– Слыхал, Григорий Андреевич, Тотлебен-то, сукин сын, изменником оказался, в прямых отношениях с Фридериком состоял.

Спиридов ошеломленно смотрел на него.

– Как так вдруг?

– Э нет, братец, он не вдруг. Не один год прислуживал королю прусскому, все планы ему выдавал... Контрибуцию уменьшил, наложенную на Берлин, крупные сделки с немцами проворачивал...

– Как же обнаружилось сие?

– Не так просто. – Сенявин понизил голос. – Долгое время окружал себя немчурой, да наши офицеры все ж выследили и поймали лазутчика, которого он отправил с письмом к Фридерику... Молодцы полковые командиры, не дожидаясь санкции Военного совета, тут же и арестовали изменника...

Спиридов возбужденно вышагивал из угла в угол.

– И у нас ведь на кораблях, Алексей Наумыч, иноземцев немало...

– И я о том же говорю... Однако многие доброхотно служат России, хотя и они перво-наперво денежный интерес имеют, а сие непрочно...

Спиридов велел принести чаю. Вскоре вошел вестовой, осторожно неся на подносе два стакана в серебряных подстаканниках.

– Днесь Полянский призывал, – Спиридов отхлебнул из стакана, – указал мне к десантированию сотни две матрозов готовить, штоб умеючи на приступ крепости шли.

– Значит, готовится, видимо, диверсия под Кольбергом. Мне то же самое указано, вдобавок пушки снаряжать для своза на берег...

В конце июня соединенный флот под командованием вице-адмирала Полянского в составе более 30 боевых вымпелов вышел из Финского залива и направился к Кольбергу. На Данцигском рейде, после штормового перехода, был поправлен рангоут и такелаж, принята на борт осадная артиллерия. Кроме того, на корабли был погружен сухопутный десант в составе 7 тысяч солдат и офицеров, с обозами. Тем временем к Кольбергу в разведку поочередно ходили фрегаты. Непогода несколько задерживала выход эскадры. Полянский созвал совет командиров на флагманском корабле «Андрей Первозванный».

Меряя широкими шагами от борта к борту салон, Полянский подошел к плану крепости Кольберг, приколотого к бимсу. Капитану фрегатов доносили худое. Пруссаки соорудили пять новых батарей, четыре на взморье, берегах Персантеречки... Неприятель не дурак, прошлого года промашки не простит. В этой диспозиции крепким орешком была Вуншева батарея, которая простреливала все подступы с моря.

Командиры кораблей, в основном иноземцы, после прошлогодней неудачи не особо рьяно ратовали за активные действия...

Командир флагманского корабля высказался поздним:

– Наипервое, убежден в том, что неприятель до последней крайности обороняться и крепость защищать будет, однако, – Спиридов сверкнул глазами на иностранных командиров, – россияне не пруссаки, о том забывать не следует.

Полянский, с любопытством слушая своего лучшего капитана, утвердился лишний раз, что не зря держал свой флаг на его корабле. Спиридов продолжал:

– Петр Великий принудил шведа капитулировать десантою на берега шведские; однако мнится, не токмо десантою солдатскою, но и матрозкою викторию добывать надобно. – Спиридов на мгновение передохнул в наступившей тишине. – Ежели с кажинного корабля понемногу верхней команды взять, отряд охотников добрый составить можно. Да и матрозики наши, чай, соскучились по лихим делам!

Спиридов коротко кивнул флагману и сел. Через минуту в салоне шел жаркий спор. Предложение Спиридова горячо поддерживали Сенявин, командиры «Варахаила», «Астрахани». Командующий остался доволен советом. Было решено: по приходе к Кольбергу снестись с Румянцевым и действовать решительно и напористо.

Флот в начале августа вышел в море. Корабли, к досаде, встретили сильный встречный ветер, штормовую погоду. По согласованию с Румянцевым, сухопутный десант с артиллерией высадили, не доходя Кольберга, и он двинулся к крепости по берегу. Эскадра с ходу направилась к Кольбергу, а прибыв туда, немедленно атаковала крепость корабельной артиллерией. Сотни трех-пяти пудовых бомб посыпались на нее. Но и неприятель огрызался яростно, не давая кораблям приблизиться для решительной атаки.

«Святой Павел» под командованием Сенявина вместе с кораблями «Варахаил» и «Астрахань» прошел под жесточайшим огнем противника вдоль крепостных укреплений, подавляя метким огнем своих пушек одну прусскую батарею за другой. На корабле взрывом неприятельской бомбы была перебита фок-мачта, начался пожар. Контуженный Сенявин не покинул мостик и до конца боя принудил к молчанию еще одну батарею неприятеля. Целую неделю с небольшими перерывами бомбил русский флот пруссаков, однако действия эти цели не достигали, враг не давал возможности вести прицельный огонь.

Через четыре дня после прибытия под Кольберг, вечером, Полянский вызвал Спиридова и приказал готовить десант, отобрать матросов побойчее.

Скрытно от неприятеля вице-адмирал побывал в лагере сухопутных войск и договорился обо всем с командиром корпуса Румянцевым. По возвращении командующего, ночью 21 августа, на борт флагмана прибыли командиры кораблей. Полянский объявил, что генерал Румянцев одобрил план моряков. Этой же ночью решено высадить десант, чтобы внезапно ошеломить неприятеля.

В заключение адмирал неожиданно высказал свое восхищение от встречи с генерал-поручиком Румянцевым:

– Весьма неординарный генерал, смею вам доложить. Успех его предрешают решительные атаки пруссаков там, где они их не ждут. Главное же, войска свои располагает не как прежде, а собирает их в крепкие батальоны и бригады и громит неприятеля крепким боем по частям. Прежде такого я у армейцев не примечал...

Без ущерба для кораблей можно было отрядить в десант 2000 человек, 51 мортирку, 19 пушек. Командующий флотом зачитал приказ:

«Командующим кораблей и фрегатов, когда будет поведено чинить десант... сажать служителей на палубные бота... патронов чтоб на каждого матроса было отпущено по 50... провианту каждому командующему на свою команду отпустить на две недели. Над оным же морским войском главная команда поручается господину флота капитану Григорию Спиридову, который при оных будет состоять за полковника...»

Под утро десант в 2012 человек, 51 мортирку, 19 пушек со всеми припасами скрытно от неприятеля был полностью высажен и приступил к подготовке штурма Вуншевой батареи – ключа от внешней обороны крепости. Здесь-то и пригодился Спиридову опыт абордажных боев в Азовскую кампанию. Две недели готовил Спиридов отряд к штурму – рыли траншеи, расставляли пушки и мортиры, а затем начали обстрел укреплений неприятеля. По ночам матросы обучались сноровисто взбираться по лестницам и доскам на валы, прыгали в глубокие ямы и тут же выбирались из них по согнутым спинам и плечам товарищей.

Вечером, накануне штурма, Спиридов построил отряд:

– Братцы, ведомо вам, прошлым годом не одолели мы Кольберг, а без него ходу нам далее нет... Нынче впервой отряд матрозкий с солдатами на штурм идет, не посрамим флага нашего морского... Пруссаки хороши за пушками да крепкими стенами, потому, – Спиридов повысил голос, – атаку надобно проделать лихо, по-матрозки; ошеломить пруссака, оседлать его и бросить наземь...

Штурм начался рано, едва рассвело. Молчаливые шеренги матросов и солдат, все убыстряя шаг, с примкнутыми штыками, подбежали к высокой насыпи и начали карабкаться на нее. Тут только пруссаки, не ожидавшие атаки, пришли в себя и открыли беспорядочный огонь. Громкое «ура» покрыло крутые склоны укреплений. Матросы ворвались на гребень бруствера и скатились прямо на плечи орудийной прислуге. Во второй цепи атакующих с обнаженным палашом вместе с матросами ворвался на батарею Спиридов. Увидав поднявших руки пруссаков, крикнул:

– Братцы, пленных не бить!

Атака была настолько ошеломительной, что почти вся орудийная прислуга и офицеры были взяты в плен.

– Канониры, к пушкам! – громко передали по цепи приказ Спиридова.

Пока те подбегали, матросы развернули захваченные орудия в сторону крепости. Через четверть часа в сторону крепости неслись ядра, выпущенные из трофейных пушек. Русские овладели ключом от Кольберга.

Только после боя, разгоряченный, сидя среди утомленных матросов, Спиридов вспомнил о сыновьях, посмотрел на далекий рейд. Вторым в линии, освещенный яркими лучами вышедшего из облаков солнца, красовался «Андрей Первозванный»...

«Как-то Ондрюшка с Олешкой?» Накануне высадки он обнял их и, глядя на вестового, старого матроса Степана, сказал:

– Степушка, поглядывай за ними, а коли корабль пойдет в линию атаки, сидеть им в батарейной палубе, наверх ни-ни. – Поцеловал их. – И сей же час марш в койки почивать.

Когда ребята скрылись за дверью, Григорий Андреевич встал, положил руку на плечо вестового:

– Коли что не так случится, Степушка, вице-адмирал Полянский распорядится обо всем.

Однако все обошлось счастливо, флот салютовал победителям. Оборона крепости наконец была сломлена, и взятие Кольберга теперь было вопросом времени.

Командующий Кронштадтской эскадрой контр-адмирал Мордвинов доносил Адмиралтейств-коллегии:

«...Что же касается до морских войск, высаженных на берег под командой флота капитана Спиридова, порядочным его учреждением во всех сражениях с неприятельскими партиями принимали... а при взятии остовой батареи оный Спиридов со всей морской командой сам был по диспозиции... о чем я довольно и от командующего армией графа Румянцева в бытность мою на берегу неоднократно слышал о храбрых поступках флота капитана Спиридова со всею его командою...»

В сентябре 1761 года командующий корпусом генерал-поручик Румянцев, скупой на похвалы, выдал аттестат Спиридову:

«Я, ниже сего подписавшийся, по справедливости сим засвидетельствую, что от флота г-н капитан и полковник Спиридов, будучи с командою морских солдат и матроз на берегу... при атаке и взятии неприятельской батареи и протчих сражениях... поступал, как надлежит честному и храброму офицеру...»

Наступила штормовая осень, и флот ушел в свои базы, оставив на всякий случай прикрытие с моря. Вскоре Кольберг капитулировал. Путь в Померанию и на Берлин был открыт...

Возвратившись в Кронштадт и Ревель, флот расположился на зимнюю стоянку, начал готовиться к кампании в Пруссии. Предстояло оказать помощь и обеспечение корпусу Румянцева в наступлении на последнюю цитадель Фридриха, Берлин. Как часто бывает: человек предполагает, а Господь Бог располагает, и все опять в земле Русской внезапно перемешалось...

В канун Нового года при дворе и в покоях императрицы царила зловещая тишина, хотя, по календарю, Елизавете исполнилось 52 года. Уже несколько недель она не вставала с постели, и врачи признавали ее положение безнадежным.

В четвертом часу 25 декабря из ее покоев вышел старейший сенатор Никита Трубецкой.

– Ее императорское величество государыня императрица Елизавета Петровна, – в притихшем зале вельможи ловили каждое слово, – изволила в Бозе опочить.

Известие это не было неожиданным для собравшихся сенаторов, генералитета, Синода.

Вокруг дворца выстроилась лейб-гвардия, полки со знаменами.

В придворной церкви зачитали Манифест о провозглашении Петра III императором. Архиепископ Новгородский благословил его. Последовал молебен, присяга и целование руки новому императору. На площади играла музыка, били барабаны, солдаты приветствовали внука Петра Великого.