Текст книги "Черная тропа"

Автор книги: Иван Головченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 29 страниц)

Васильев облизнул пересохшие губы. Ему самому вдруг показалось нелепым предположение, что хрупкая, хорошенькая Феня спокойно помогает убивать Конигина, пусть даже когда-то он невольно и оскорбил ее женское самолюбие.

Полковник продолжал сосредоточенно:

– Так вот, о мотивах убийства. Слишком уж демонические страсти! Девушка такого темперамента не сидела бы за буфетной стойкой, а строила бы свою жизнь по-иному. Ваше предположение, что Нестеренко нужно было огнестрельное оружие, а Феня, учтя это, использовала его как слепое орудие, – неубедительно. Для чего Нестеренко мог потребоваться пистолет? Он не деклассированный элемент, а рабочий, и хороший рабочий. Правда, выпивает и нрава непокладистого. Но разве один он этим грешит? Вы сами говорили, что в столовой было много подвыпивших! Что же до таких черт характера, как грубость и самомнение, то они могут быть и плодом плохого воспитания, и результатом каких-то жизненных неудач. Правда, такие люди, оторванные от коллектива индивидуалисты, скорее могут стать орудием в чьих-то руках. На их слабых струнках легче играть.

– Что же я должен делать, товарищ полковник? – спросил капитан удрученно. – Снова собирать доказательства?

– Вы должны осторожно допросить обоих, не прибегая к такой крайней мере, как арест. Придумайте для этого любой предлог. Скажите, что опрашиваете всех, кто знал Конигина, или что-либо другое. Рекомендовал бы сначала поговорить с Феней... кстати, как ее фамилия?

– Чумакова.

– Так вот, рекомендую сначала поговорить с Чумаковой. Женщины зачастую более эмоциональны и поэтому скорее себя выдают. А пока – продолжайте наблюдать за обоими. Коль на них упала тень подозрения, надо либо снять ее, либо доказать их виновность. Завтра же с утра займитесь Феней. Или днем, как будет удобнее. Вызовите ее, когда Нестеренко будет на работе.

– Будет исполнено, товарищ полковник!

– А теперь отдыхайте. Мы с майором тоже сейчас отправимся на покой.

* * *

Хрупкая пышноволосая девушка смотрела на капитана Васильева со смешанным чувством удивления и тревожного ожидания.

Как вести себя с Феней Чумаковой, капитан обдумал заранее, но сейчас ему пришла новая мысль: начинать не с вопросов, а заставить девушку разговориться.

Он не спеша прикурил, потянулся к стоящей на краю стола пепельнице, чтобы бросить в нее обгорелую спичку, и, словно невзначай, отодвинул локтем лежащий на столе листок бумаги.

– Моя приколка! – воскликнула девушка и растерянно взглянула на Васильева. – Но... почему она у вас?

Сердце Васильева учащенно забилось: «Выдала себя!»

– О чем это вы? Ах, об этой штучке! – возможно беспечнее сказал он и, словно рассматривая приколку, завертел ее в руках. – Действительно, милая вещичка! Это что, черепаха?

– Самая настоящая! Гарнитур у меня целый, подарок... – Феня вытащила из своих пышных волос вычурно изогнутый гребень. Ее лицо сияло простодушной гордостью.

– Плохо же вы с подарками обращаетесь! – усмехнулся Васильев. – Тем более что, наверное, поклонник преподнес?

– Это для вас должно быть безразлично. Кто дарил, тому и знать...

– Нестеренко, например? – в упор спросил капитан. Лицо Фени залилось краской, и в голосе прозвучал вызов:

– А если и Нестеренко, так что?

– Ничего особенного. Плохо только, что он из-за вас прогуливать начал! Он с вами был позавчера?

– Может, и со мной.

– Не может, а точно – с вами!

– Похоже, что вы за девушками стали наблюдать? – насмешливо спросила Феня. – Что-то не слышала о такой должности! Или новую завели?..

– Напрасно, гражданка Чумакова, уклоняетесь от прямого ответа. От него многое для вас зависит! – холодно, сразу меняя тон, сказал Васильев.

– Странный разговор вы ведете со мной, начальник! Сказали бы уж прямо, что нужно?

– Я прямо и спрашиваю, только вы уклоняетесь от ответа. Повторяю: где вы были с Нестеренко позавчера вечером и что делали?

В комнату вошел полковник Снежко и присел у одного из столов, делая вид, будто углубился в изучение каких-то бумаг. Феня окинула его лишь мимолетным невидящим взглядом. Взмахнув ресницами, чтобы согнать навернувшиеся слезы, она зло ответила:

– Коли не стесняетесь про такое спрашивать, отвечу: спал у меня Василий.

– Значит, вы признаетесь, что были с ним вдвоем?

– Известно, вдвоем, третий тут, небось знаете, лишний!

– А приколку где потеряли?

Лицо девушки быстро менялось – в светло-карих глазах все ярче разгорались злые огоньки.

– Вы же нашли пропажу, вам и знать! – отрезала она.

– Я-то знаю, а вот вы припомните.

– И голову ломать не стану! Не одинаково, где обронила? Коли такое стряслось, так и голову потерять было можно!

– Что же, собственно, стряслось? – насторожился Васильев.

Девушка ответила не сразу. Она смотрела на Васильева широко раскрытыми глазами. Ее переплетенные пальцы хрустнули.

– Ой, не могу я об этом и вспомнить! – внезапно всхлипнула она.

Поднявшись из-за стола, полковник сделал капитану Васильеву предостерегающий знак и подошел к Фене со стаканом воды.

– Выпейте, – мягко сказал он, – расскажете, когда немного успокоитесь.

– Да нет, уж лучше сразу... все равно перед глазами стоит. Так страшно получилось, что люди и не поверят, если им рассказать... Ведь о Конигине мы говорили, когда на него наткнулись!

– Попробуйте, Феня, рассказать все по порядку, – попросил полковник.

– Ну, переночевал у меня Василий, а утром, только светать стало, я выпустила его, чтобы соседи не видели, и пошла немного проводить. Думала, проведу до конца поселка и вернусь. Только Вася разговор один затеял... – девушка замялась.

– Не стесняйтесь, все, что вы расскажете, останется между нами, – успокоил ее Снежко.

– Чтобы понятно вам было, я про себя, товарищ полковник, скажу: дурной какой-то характер у меня получился. Наверное, это через жизнь мою неустроенную. Отец и мать умерли, когда я маленькой была, без присмотра и слова доброго у тетки я воспитывалась. Вот и тянет меня на людскую ласку, прилепиться сердцем к кому-нибудь хочется. И так, чтобы всю душу отдать, чтобы никакой неправды не было. Теперь-то я знаю, что мечты эти к жизни не подходящие! Вот рассказала я Василию, как долго страдала за Конигиным, а ему в сердце будто заноза вошла. Все допытывается про него, все думает, что я от него что-то скрыла... В этот раз тоже так получилось. Сказала я ему, что неаккуратно он ходит, что лучше бы, чем пить, на приличный костюм деньги отложить, а он и взбеленился: «Жалеешь, что с рабочим человеком связалась? По тому офицеру своему до сих пор страдаешь?» Ну, и всякие прочие слова. Так с разговором этим до перекрестка дошли. Василий первый заметил, что у дороги кто-то лежит. Мы еще посмеялись с ним, думали, пьяный. Даже мимо хотели пройти. Но только что-то будто в сердце кольнуло, словно за руку кто взял и повел к месту этому страшному... Не помню уж, как потом бежали, как в аптеку вскочили, чтобы в милицию позвонить. У Васи так зубы стучали, что провизорша вместо него в трубку говорила. Вот и все. Что же вам еще сказать?

Тяжело переводя дыхание, девушка умолкла.

– А не припомните ли, Феня, в котором часу вы с Нестеренко шли к себе домой? – спросил полковник.

– Темнеть уже начало, а в каком часу – точно не знаю.

– Какая-нибудь машина вас обогнала?

– Снигирева, экспедиторша, капусту к себе везла.

– А когда мимо перекрестка проходили, там кто-нибудь стоял?

– Мужчина в военном и женщина одна.

– Вы их знаете?

– Мужчина стоял спиной, а женщина отвернулась...

– Почему же вы сказали: «и женщина одна»? Это слово «одна» указывает, что вы ее узнали, даже несмотря на то что она отвернулась?

– Я ее в лицо только знаю, с другого поселка она.

– Почему же вам запомнилось ее лицо? Вы с нею сталкивались раньше? Припомните, Феня, это для нас очень важно!

– Она с гитлеровцами во время оккупации хороводилась. Шиковала больно – вот и запомнилась.

– А может, вы слышали где-нибудь ее фамилию? – допытывался полковник.

Феня наморщила лоб, стараясь припомнить.

– Лузгина... Лузговская... Помню, что-то на «Лу». Ах да, кажется, Лузинская! А может, и не Лузинская, а что-то похожее, – снова заколебалась она и извиняющимся тоном добавила: – Уж вы простите, устала я сильно, может, потом вспомню...

– Очень вас прошу, если вспомните, сейчас же позвоните. – Полковник взял клочок бумаги и записал на нем номер телефона. – А теперь, я думаю, пора вам и отдохнуть. Есть у вас, капитан, вопросы к товарищу Чумаковой?

– Как будто бы все, – смущенно ответил Васильев, обескураженный тем, что дело повернулось совсем иначе, чем он ожидал.

– Тогда поблагодарим Феню и извинимся за то, что потревожили ее. И не забудьте вернуть ей приколку, капитан! – усмехнулся Снежко. – Как-никак, а именно эта штучка нам помогла...

Уже поднявшаяся с места девушка удивленно взглянула на полковника.

– Потом, потом, Феня, я вам все объясню! Пока это мой секрет!

Когда Чумакова вышла, полковник, веселый и довольный, повернулся к Васильеву:

– Ну-с, капитан, вы не в претензии на меня за то, что я лишил вас вашего «вещественного доказательства»?

– Приходится подчиняться начальству! – притворно вздохнул Васильев и серьезно добавил: – А знаете, товарищ полковник, какое это приятное чувство, когда с человека снимается подозрение!

– В нашей работе, капитан, – самое приятное! Чем больше честных, хороших людей, тем и работать легче... А теперь давайте пройдем к майору Лысенко. Нужно сегодня же заняться этой Лузинской или как там ее!

* * *

В кабинете полковника Снежко не умолкали телефонные звонки.

В разработанной операции время исчислялось не днями, а часами и даже минутами. На выполнение срочных заданий были мобилизованы почти все оперативные работники отдела. Сейчас сведения начали поступать отовсюду.

Как и ожидали Снежко и Лысенко, нити от скрывшегося вражеского агента вели к Лузинской.

Разысканные в оставленных гитлеровцами архивах документы, показания соседей, наблюдения так или иначе сталкивающихся с Лузинской людей рисовали ее отталкивающий облик.

Разбираясь во всех этих данных, что потоком текли по телефонным проводам и ложились на стол телеграфными бланками, выслушивая устные информации сотрудников, Снежко и Лысенко отсеивали ненужное, сопоставляли даты, заполняли еще имеющиеся «белые пятна» логическими построениями. И постепенно разрозненные мозаичные кусочки начали складываться в одну цельную картину сначала жалкой, а затем темной и преступной жизни.

– Во время оккупации Таисия Лузинская сожительствовала с неким Ложниковым, не занимавшим никакого официального поста, но имевшим явных покровителей в гестапо. С гестаповцами он и отступил. Вот его фотокарточка, найденная в архивах, и устные описания наружности Ложникова, записанные лейтенантом Островым со слов помнивших его людей. – Лысенко передал полковнику фото и исписанный листок бумаги с отчеркнутыми красным карандашом строчками.

– Да, кажется, совпадает с приметами, которые дал задержанный диверсант. Только странно, что этот «Зубр» рискнул появиться в местах, где его несомненно помнили по прошлой его «деятельности».

– А с другой стороны, ему ведь и некуда было податься без денег и без средств связи, когда он убедился, что явки провалены. Только к женщине, в чувствах которой он был уверен. Да и появление его у Лузинской было замечено чисто случайно. Не родись в эту ночь у соседа до дому, Назаренко, дочь, и не возвращайся он поздно ночью из родилки, никто бы не узнал о госте Лузинской, и ей не пришлось бы потом объяснять соседям, что приехал двоюродный брат. Как он «уехал» от нее, никто не видел, и вообще, во время его официального, так сказать, визита к двоюродной сестрице с ним никто не встречался. Очевидно, запрятала она его надежно. В собственном доме сделать это было нетрудно. Объявив соседям и немногим знакомым, знавшим о госте, что брат неожиданно уехал, Лузинская не вернулась к прежней рассеянной жизни, а стала вести себя более замкнуто. Характерно, что она перестала покупать продукты в ближайшем гастрономе, как делала это раньше, а ходила за покупками в наиболее отдаленные от своей квартиры магазины, чаще всего в разные. Но в сравнительно небольшом населенном пункте нелегко что-либо скрыть. Слишком часто стала она покупать спиртные напитки и папиросы, и это не могло не привлечь внимания продавщиц...

– В день убийства Лузинскую видели в обществе какого-нибудь военного?

– Этого установить не удалось. Вернее, пока не удалось. Ведь времени-то прошло так мало!

– И все же бежит оно катастрофически быстро! Вас не тревожит, что от капитана Васильева до сих пор ни слуху ни духу?

– Отчасти меня это радует. Если бы Лузинская исчезла, как мы опасались, он снял бы наблюдение за ее домом.

– Все же, – заметил полковник, – кого-нибудь из своей группы он мог бы прислать с донесением!

Лысенко порывисто вздохнул. Его самого терзали тысячи опасений. Невероятно, чтобы преступники так медлили! Обеспечив себя оружием, они несомненно должны были скорее скрыться. Не для коллекции же они его добыли ценой тягчайшего преступления, а для осуществления каких-то своих планов!.. Что, если эти планы мог выполнить в одиночку таинственный постоялец Лузинской? И вдруг он уже на пути к тому, чтобы их осуществить?

Чем дольше длилось ожидание, тем заметнее нервничал Лысенко, тем чаще и глубже затягивался дымом сигареты Снежко, тем придирчивее проверяли оба каждое свое распоряжение.

В шестом часу вечера от Васильева поступило первое донесение. Он сообщал, что Лузинская дважды выходила из дому и вела себя очень нервозно. Ни с кем из посторонних не разговаривала, и было заметно, что она избегает встреч со знакомыми людьми. Во время первой своей прогулки она зашла в сберегательную кассу и, не закрывая личного счета, взяла с книжки почти весь свой вклад – пять с лишним тысяч рублей. Затем Лузинская отправилась на вокзал, но с полпути вернулась, вышла на главную улицу и остановилась у справочного киоска. Проверкой установлено, что она справлялась о времени отправки поезда на Ригу и стоимости проездного билета. Во время второй прогулки Лузинская купила в универмаге среднего размера чемодан, однако вернулась и заменила его вместительной женской хозяйственной сумкой новейшего фасона. Наблюдения за домом не давали основания предполагать, чтобы в квартире Лузинской находился кто-либо посторонний...

– Кажется, дело близится к развязке, майор, – удовлетворенно сказал Снежко, прочитав сообщение Васильева.

– Меня тревожат последние строки в донесении капитана. Неужели мнимый двоюродный братец успел ускользнуть?

– Я считаю, что после убийства он не возвращался домой. Это было бы слишком неосторожно.

– Вы думаете, она встретится с ним в пути?

– Где-нибудь на промежуточной станции или на месте назначения. Так или иначе теперь мы их не упустим из виду. Пошлите в помощь Васильеву еще двух человек. Чтобы сбить со следа возможную погоню, преступники могут прибегнуть в дороге к неожиданному трюку, и одному Васильеву трудно будет за ними уследить.

– Разрешите приготовиться в дорогу и мне? – спросил майор. – Организовать, так сказать, встречу!

– Как только получим сообщение Васильева о том, что Лузинская выехала именно в предполагаемом направлении, – вылетайте. Вам надо их опередить. Думаю, что преступники не рискнут воспользоваться самолетом – среди огромного количества пассажиров железнодорожного транспорта легче затеряться. Но на всякий случай обеспечьте, чтобы во всех аэропортах, где они могут пересесть с поезда на самолет, знали приметы обоих. И вот еще что...

Телефонный звонок не дал полковнику окончить фразу. Он выслушал информацию, роняя лишь отрывистые слова:

– Так... хорошо... одобряю... Хорошо.

– Васильев? – нетерпеливо спросил Лысенко, как только Снежко положил трубку.

– Не лично, но от него. Капитан просил передать, что Лузинская взяла два билета до Риги, но в поезд села одна. Билета никому не передавала. Для облегчения наблюдения Васильев взял двух оперативных работников своей группы.

– Значит, товарищ полковник?.. – поднимаясь, спросил Лысенко.

– Значит, в путь, товарищ майор. Ни пуха вам, ни пера!

* * *

Самолет уже был готов к вылету, до старта остались считанные минуты, но трапа не убирали: ожидали двух опоздавших пассажиров.

Радио аэропорта непрерывно объявляло: «Пассажиры Рогов и Гусакова займите свои места в самолете! Пассажиры Рогов и Гусакова...»

Вслушиваясь в эти слова, Лысенко нервничал все больше. Раздражала и слишком большая для его головы фуражка с «крабом» работника Гражданского воздушного флота, и жавшая под мышками, с чужого плеча, форма, и чуть хрипловатый голос диктора, бесстрастно повторяющий одну и ту же фразу. А главное, с каждой минутой исчезала уверенность в успехе операции.

«Неужели Ложников и Лузинская что-то заметили?! – с тоской думал он. – Кажется, каждая мелочь была предусмотрена, и силы расставлены так, чтобы комар носа не подточил! Посмотреть на Васильева и Смирнова – заправские грузчики! Ходят этак вразвалочку, как люди, привыкшие таскать тяжести, суетятся вокруг каких-то ящиков и пакетов, укладывая их на багажную тележку... Каждый жест отработан, как у артистов! Разве послать одного из них к начальнику аэропорта и попросить задержать самолет еще на несколько минут? Пожалуй, так и следует сделать!»

Майор уже сделал шаг в сторону своих подчиненных, но оба они стремительно бросились вперед, спеша на помощь двум запыхавшимся пассажирам.

– Эх, гражданин, сейчас же сходни поднимут! – укоризненно крикнул Васильев Ложникову и, берясь за ручку его чемодана, с грубоватой любезностью буркнул: «Давайте уж подсоблю!»

Лузинская значительно отстала от своего дружка, – она сама сунула в руки подбежавшему Смирнову до отказа набитую сумку и умоляюще крикнула:

– Ради бога, скорее! Скажите, пусть не убирают трап.

Освободившись от багажа, пассажиры со всех ног бросились к самолету, но майор Лысенко, словно не видя их, ловко убрал трап. Дверцы самолета сразу же захлопнулись, мотор взревел.

Девушка, производившая эту посадку, вдруг огорченно вскрикнула и повернулась к опоздавшим.

– Как же так, граждане пассажиры... – начала было отчитывать она и вдруг осеклась, заметив, что происходит что-то необычное.

Два грузчика держали за руки мужчину, а неизвестный ей человек в форме работника аэрофлота крепко взял под руку женщину.

– Полет не удался, Ложников! – сказал он с издевкой и уже официальным тоном добавил: – Вы и ваша спутница арестованы!

Пассажир отчаянно рванулся, пытаясь освободиться из крепко державших его рук.

– Вы не имеете права! – завопил он истерически. – Вы будете отвечать...

– А это что за игрушка? – насмешливо спросил один из грузчиков, извлекая из его кармана пистолет ТТ. – Думаете, не знаем, каким путем вы его добыли?..

Арестованный свирепо взглянул на грузчика и больше не сопротивлялся. Из бокового кармана его был изъят и второй пистолет, системы «вальтер».

Обоих задержанных в сопровождении «грузчиков» усадили в подъехавшую машину. Лысенко остался на аэродроме один. Он снял фуражку и, вытирая большим клетчатым платком вспотевший лоб, с улыбкой взглянул на изумленную девушку.

– Украли у вас пассажиров, товарищ разводящий? – пошутил он. – Ничего, по месту своего настоящего назначения они будут доставлены!

* * *

Изобличенному в зверском убийстве Конигина вражескому агенту нечего было терять, и он с циничной откровенностью признался, что хотел купить себе свободу ценой жизни всего экипажа самолета. Обученный своими хозяевами искусству пилотажа, он надеялся, выбрав удобный момент, расправиться с пилотом и бортмехаником и перелететь через границу в западную Европу.

Для подобной операции старенький вальтер, хранившийся у Лузинской еще со времен гитлеровской оккупации, был мало надежен, и преступники решили раздобыть оружие любой ценой.

В ходе следствия была выяснена и картина трагической гибели Конигина. В основном она мало отличалась от той, какую нарисовали себе работники отдела госбезопасности. Правда, Конигин явился лишь случайной жертвой – разрабатывая свой план, преступники избрали перекресток именно потому, что надеялись встретить здесь милиционера-орудовца, контролирующего этот участок дороги. Заметив спрыгнувшего с машины лейтенанта, они решили, что это более удобный случай: навязавшись военному в попутчики, они могли совершить задуманное подальше от шоссе.

– А ведь они, пожалуй, могли бы осуществить свой план, не оброни Феня возле убитого приколки! – невольно воскликнул при разборе операции капитан.

– Вряд ли! – возразил полковник Снежко. – Нет преступления, которое не оставило бы после себя следа, пусть самого неприметного. Разве нам помогла одна Феня? А десятки других людей, при помощи которых мы собрали все нужные сведения в такой кратчайший срок? Именно эти зоркие глаза и толкнули «Зубра» на такой рискованный шаг.

– Полет в никуда! – рассмеялся капитан Васильев.