Текст книги "Ненависть (СИ)"

Автор книги: Иван Белов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)

Боится, – злорадно отметил про себя Руди, взваливая тяжелые багры на плечо. Не хочет чтобы в спину пырнул.

– Направо. – приказал Стрелок, едва они отошли со двора. Руди свернул на неприметную тропку. Интересно, зачем багры, утопленников на завтрак ловить?

Деревня безмятежно спала, только временами орали горластые петухи. За деревьями коротко забрехала собака, и вновь установилась безмятежная тишина. Тропа привела к завалу в человеческий рост, заросшему колючим малинником. Завал и завал, ничего примечательного, таких тысячи в этом страшном лесу. Пройдешь мимо и не подумаешь, что за ним спряталась настоящая база террористов, откуда они выходят на своё кровавое дело. Руди не удержался и прервал томительное молчание:

– Много труда пришлось потратить на такую защиту.

– Лес навалить дело дурацкое, – неожиданно легко пошел на контакт Стрелок. – Поддерживать в порядке намного труднее. Этой черте уже лет пятьдесят, обновлять приходится постоянно, дерево гниет, зато ни одна паскуда не подберется. С одной стороны бурелом, с другой болото, несколько постов, да ты сам вчера видел. Главный вход и несколько тайных, где они, даже в деревне не каждый знает.

– И вы так легко об этом рассказываете? – удивился Рудольф.

– Так это не тайна, – Стрелок пошел рядом. – Кому надо, все знают, мы не одни такие умные. Местным каждый кустик знаком, а немцам сверху отлично видно, от них не укроешься. Вся эта защита создана с одной целью, не позволить застать нас врасплох.

– А кто может напасть ?– удивился Руди. Кругом глухомань и медведи срут. – Ведь не от немцев этот примитивный завал?

– Естественно нет. Твои благодетели сровняют нас с землей за десять минут с помощью единственного штурмовика или легкого фронтового бомбардировщика.

– Тогда от кого спасаетесь? Здоровая паранойя?

– Тайга не так малонаселена, как ты думаешь, – хмыкнул Стрелок. – Нас, подлых унтерменшей, великое множество, и каждый хочет другого непременно убить.

– Понятно, – важно кивнул Руди, и переложил тяжелые багры на другое плечо. – Дикие нравы, кровная месть, первобытные инстинкты.

– Людоедство, некрофилия, сатанизм, – на полном серьезе поддержал террорист. – Любим, практикуем, ничем не гнушаемся. Знаешь, ты не так уж далек от истины, времена нынче страшные, но так было не всегда.

За разговором они вышли на дорогу, хитро петляющую среди завала. После очередного поворота Руди даже место узнал, здесь вчера заходили в деревню. Где-то вон в тех зарослях наблюдательный пост, а может и в тех, или тех, черт, все одинаковое, как под копирку.

– Они нас видят? – Рудольф понизил голос.

– Обижаешь, у нас в карауле eblom мух не ловят, – Стрелок указал в сторону зарослей по правую руку. – Нам туда.

О каких мухах речь Руди не понял. Какой-то местный, насквозь специфический юмор или дебильная унтерменшевская присказка, на все случаи жизни. Напоследок обернулся. Никого. Самое поганое, когда за тобой наблюдают, ты на виду, но ничего поделать не можешь, шкурой чувствуя чужой, пристальный взгляд.

Да и время было месту под стать. Лесом еще владели зыбкие, бледные сумерки, меж вековечных стволов клочьями стелился синий туман, запуская ледяные щупальца под одежду, превращая елки в сказочных великанов, замшелые пни в затаившихся троллей, а сучковатые ветки, в когтистые лапы кровожадных чудовищ. Настоящий готический триллер, пронизанный скрытой опасностью и настороженной тишиной.

– А смысл вот так жить? – не выдержал Руди, пусть бандит даже не отвечает, хочется услышать человеческий голос, пусть, даже, свой. – Прятаться от всего мира, резать друг друга, упиваться злобой и ненавистью. Зачем?

– Ну, обычаи такие у нас, далеких от чистоты расы, – ухмыльнулся в бороду Стрелок. – Иначе не умеем и не хотим. Я, к примеру, перед выходом хлопнул стаканчик крови младенца. Так-то я немецкую предпочитаю,  да не нашлось, пришлось местной побаловаться, тошнит уже от нее.

Лицо серьезное, даже не улыбнулся. Пугает или правду говорит? Кто его знает…

– А когда-то все было иначе, – продолжил Стрелок. – Но это уже совсем другая история.

Ага, как же, – злорадно подумал Рудольф. – Кому другому расскажешь, а я навидался теперь. Небо на востоке позолотилось, над вершинами поднялся солнечный диск, волны тепла разрезали туман, как мокрую тряпку, загоняя остатки в сырые ложбины. Лес потихонечку ожил, заиграл нехитрыми красками, защебетали мелкие птахи, в болоте зачавкало, выдав порцию тяжелого, смрадного испарения. На ветке уселась и гневно зачирикала наглая, рыжая белка с пушистым хвостом, и смешными кисточками на острых ушах. Тропа ощутимо пошла под уклон, и за поворотом заблестела водная гладь. Изгиб широкой реки прорезал таежное одеяло, блистая мелкой рябью в солнечном свете. Обрывистые каменные откосы сбегали к воде, подмытые деревья склонили подсохшие кроны. На другом берегу хищно замер еловый бор. Река спокойна, величава и необычайно красива. Над водой кружили белоперые, крикливые чайки, таская мелкую рыбешку, и устраивая между собой грязные свары. Где это мы? К собственному стыду, географией Рудольф увлекался слабо и над картами корпеть не любил. С другой стороны, чего здесь разглядывать, лес, болота и скалы, ничего примечательного, это не Европа с ее древними городами, храмами и дорогами, по которым маршировали римские легионы. Тоска. Зато зная название, можно потом привязать себя к местности.

– Что за река? – как можно более бесстрастно поинтересовался Рудольф.

– Обычная, где широкая, где узкая, – пожал плечами Стрелок. – И очень, очень мокрая.

Издевается унтерменш, – догадался Рудольф, но виду не подал, решив строить из себя дурачка до конца.

– Называется как?

– Так и называется – Речка, – не моргнув глазом, соврал бандит и указал на поваленное дерево. – Садись Ваня, позавтракаем.

Речка, – прошипел про себя Рудольф. – За дурака меня держит. Ничего, название я непременно узнаю, дай только время.

Стрелок развернул на старом, высохшем пне белую тряпицу, и принялся выкладывать из рюкзака белый хлеб, вареную картошку и яйца, головки красного лука, бутыль молока, металлические кружки. Кивнул Рудольфу:

– Прошу к столу.

Штольке хоть и зверски голодный, виду не подал, чинно присел и принялся за еду. Глядя на Стрелка густо посыпал желтую, ароматную картофелину крупной, кристаллической солью и захрустел сладкой луковицей. Пикник выходного дня, не хватало гриля, с шипящими в собственном жире колбасками, пары ящиков холодного пива, и общества смешливых, легкодоступных официанток из солдатской столовой.

Река не выходила из головы. Вот он, шанс вырваться на свободу. Если идти вниз по течению, рано или поздно выйдешь к местам с немецкой администрацией. Возможно, придется идти не одну неделю, предприятие крайне суицидальное. Надо придумать, как сбежать из деревни, запасти достаточное количество еды, понадобится оружие. Руди задержался взглядом на винтовке бандита, прислоненной к дереву. Может сейчас? Дать жующему хлеб Стрелку багром по башке и бежать. Пока спохватятся, пока организуют погоню, можно уйти далеко. Плавать Штольке умел преотлично, ширина реки метров сто-пустяки. Переплыть и навсегда затеряться в лесу. Тайга большая, попробуй поймай, все дороги открыты. И тут же осадил сам себя. Нет, рано, кто знает куда течет эта река. Если на север, то там ничего нет, кроме редких поселков недочеловеков, непроходимых дебрей и болотистой тундры, до самого Ледовитого океана. Бежать сейчас авантюра чистой воды, надо подождать, вызнать, собрать информацию, а там видно будет. Тем более, а что если хитрый унтерменш проверяет тебя? Смотрит, как поступишь в такой ситуации. Ждёт. Скорее всего дружки наблюдают из леса. Нет, Рудольф кто угодно, но не дурак.

 А винтовка у терра интересная, старинная, такими воевали в Великой войне. Длинная, поцарапанная, призывно манящая отполированной до блеска деревянной ложей. Современный оптический прицел смотрится чужеродной нашлепкой, нарушая плавные, безупречные грани. В ней нет опасной красоты современных снайперских винтовок, все просто, рационально, добротно. Оружие, созданное убивать, а не красоваться на выставках.

– Интересная винтовочка, – поделился наблюдением Рудольф.

– Неплохая, – Стрелок любовно погладил цевье. – Сейчас такую уже не найти. Снайперская винтовка Мосина.

– А чего в ней снайперского? – удивился Руди. – Метровый штык убрали и прицел кое-как привинтили?

– Разбираешься? – одобрительно прищурился бандит.

– Немного. Приходилось стрелять из современных высокоточек. А этому раритету пора на пенсию. Какого года?

– Образца 1891. Моя производства 1937 года.

– Антиквариат, – фыркнул Рудольф. – Пережиток прошлого.

– Не спорю,– согласился Стрелок, допил молоко и вытер усы. – Зато проста как вилы, безотказна и некапризна. Мороз, жара, дождь, полный затвор песка, ей нипочем. На пятьсот метров уверенно бьет в голову, а больше мне и не нужно. Кончаться патроны, можно прикладом…, – он замялся подбирая слова. – Как по вашему yebat? Башку проломить короче, и даже прицел не собьется. Для наших условий самое то.

– Вы застрелили солдата на головном бэтээре? – напрягся Рудольф.

– Я, – ответил Стрелок, глядя прямо в глаза. Вот оно, истинное лицо зверя, в нём нет ничего человеческого.

– Он был моим другом, – Руди внезапно охрип.

–З начит ему не повезло, – филосовски обмолвился террорист. – Все вокруг умирают, это нормально.

– Ненормально, – ощерился Штольке. – Это подло, войны сейчас нет.

– Война есть всегда, – возразил Стрелок и незаметно переместил руку на кобуру. – Война остается внутри нас. Войну можно только начать, конца она не имеет.

– И многих вы убили?

– Давно не считал, – Стрелок на секунду задумался. – Знаешь, когда в книжках пишут, как тяжело убивать на войне они лгут. Ты жмешь на спуск и человек падает вдалеке, может споткнулся, или прилег отдохнуть. Не раздумываешь, не задаешь глупых вопросов. Ты или он, кто-то из вас сегодня умрет. Жалость, угрызения совести? Нет, охотничий азарт, дразнящий запах горячей крови, власть. Твой враг кусок бесполезного, мертвого мяса и тебе плевать на его чувства, мечты и на то, кто ждет его дома.

Фанатик, – Руди решил не продолжать разговор. – Что толку, он слеп в своей злобе, ему ничего не докажешь. Пытается казаться добреньким, но вот она суть, – и поспешил сменить тему:

– Так зачем мы сюда пришли, любоваться природой?

– Не нравится вид?

– Он великолепен, – признался Рудольф. Дух захватывало: кристальное зеркало воды, причудливые, серые скалы, заросшие мхом, в величественном обрамлении тяжелой зелени хвойного леса. Необычайная, оглушающая, непривычная городскому обитателю тишина. И над всем этим бескрайнее, нежно-голубое небо. Раньше, отчего-то, не придавал значения мрачной красоте этого сурового края.

– Идем, багры не забудь, – Стрелок легко поднялся и пошел к реке. Руди пристроился следом. Под ногами зашуршала каменная осыпь, тропа спустилась в промытую весенними ручьями ложбину, и вывела на берег, заваленный круглой, обкатанной волнами галькой. Сверху раздался пронзительный, отрывистый крик. Штольке задрал голову. В небе парила большая птица, какая, отсюда не разглядеть, коршун или сокол-сапсан. Чайки над водой забеспокоились, загалдели, почуяв опасность.

Пахло тиной и рыбой. Берег завален плавуном, мелкими косточками и свернувшейся в трубочку берестой. Места вроде дикие, а сразу заметно присутствие человека, грязными лохмотьями валялся кусок рыболовной сети с самодельными поплавками, рядом старое, прибитое дождями кострище. Под нависшей скалой лениво плескались мокрые бревна, воды было не видно, столько их набралось. Часть стволов вытащена на гальку и сложена неаккуратными штабелями. Так вот зачем багры. – догадался Рудольф.

– Придется поработать, – подтвердил мысль бандит, снимая рюкзак и винтовку. – Все просто, чем больше дров ты поймаешь, тем теплее мне будет зимой.

– Рядом с деревней не проще рубить? – поинтересовался Руди. Не то чтобы он был против физического труда, но быть рабом унтерменша, это нонсенс. Дрова это пошло. Будто и правда изобрел машину времени и отправился на сто лет назад, к печам, телегам и золотой лихорадке.

– Лес мы не рубим, – наставительно сообщил Стрелок. – Если лес рубить, негде будет партизанить. А любая вырубка главная примета населенного пункта. Чужого внимания мы не ищем. Зимой валим в верховьях, селений там нет. Пилим по размеру и сваливаем на лед. Весной речка вскрывается, дрова идут вниз. Доставка на дом, здесь изгиб и течение хитрое, весь плывун прибивает к берегу, остается только поймать. Работа для настоящих мужиков. Давай багор.

Руди с жаром принялся за дело. Получалось не очень, Стрелок хмурился и покрикивал, а Штольке поначалу молчавший, стал огрызаться. Потихоньку приноровился. Надо воткнуть багор и тащить бревно на берег. Вроде просто, но багор отскакивал, норовя вонзиться в ногу, отсыревшие бревна тяжелы, как бетонные плиты, ледяная, весенняя водичка доходит до колен, грозя перехлестнуть за голенища сапог, пот градом. Бревна в воде блестели как спины крокодилов. Гора дров на берегу расла и расла.

– Хватит на сегодня, – выдохнул Стрелок, когда солнце встало в зенит, и вытер блестящий от пота лоб. – Устал?

– Есть немного, – признался Рудольф, руки отваливались, плечи ныли, багор весил, теперь, килограмм пятьдесят.

– Ничего, пообвыкнешь. У нас по-другому нельзя-пропадешь. С дровами закончим, сенокос пойдет, потом рыбачить будем, грядки полоть и так до глубокой осени. Тайга она и накормит и обогреет и спрячет, знай не ленись, работай, да лишнего не бери.

Руди согласно покивал и без сил обрушился в траву. Бред какой-то, к чему эта тяжелая работа, если можно спокойно жить в городе с газом, электричеством, водой в доме и любыми продуктами в магазине. Все у унтерменшей не по-человечески, через задницу, сами создают проблемы и потом гордятся, героически их преодолевая.

– Не одобряешь? – уловил настроение Стрелок.

– Нет, что вы, все чудесненько, – бодро соврал Руди. – Поработать на свежем воздухе приятно и полезно. У вас прямо заповедник натурального хозяйства, первобытно-общинный строй.

– Зато ни от кого независим, живем как привыкли, – пожал плечами бандит. – Даром ничего не дается, не на тропическом острове, где жопу листочком прикрыл, банан скушал, и завалился на пляже до самого вечера. Потому и народ другой: независимый, вольный и сильный, к труду с раннего детства приученный. Ребенок под стол пешком ходит, а уже к работе приставлен, вчера в люльке сиську требовал, а сегодня топориком тюкает, отцу помогает. Ни на кого не надеемся, помощи не ищем, оттого и выживали всегда и при любой власти. Идем домой, на сегодня достаточно.

Руди взвалил багры на нестерпимо ноющее плечо, и обернулся напоследок, впитывая необычайную красоту величавой реки и причудливо выветренных скал. В голову закралась крамольная мысль: поставить на берегу домик и жить в одиночестве, подальше от людей, крови и суеты. Жить простым хозяйством, ловить рыбу, овощей насажать, вечером сидеть в кресле качалке покуривая ароматный табак. Изловить в лесу унтерменшесвкую бабенку, приручить, вывести вшей, обучить человеческой речи, отмыть. Завести корову или оленей, кого они тут заводят? Вот бред в башку лезет…

– Догоняй! – окликнул Стрелок, успевший взобраться по косогору. Обратно шли молча, на подходе к посту обменялись сигналами, и по уже знакомой дороге вошли в село.

– Сейчас обедать будем, – Стрелок блаженно зажмурился. – Галина щей наварила, только по пути в одно место заскочим, Ромка тебя дожидается.

Вот оно, – Руди внутренне сжался, давно готовясь к предстоящим допросам и пыткам. – Ведь только дурак поверит, что тебя притащили сюда вылавливать дрова из реки, и любоваться рассветом. Этот Ромка местный дознаватель, угрюмый, страшный мужик со зверской харей, огромными ручищами, одетый в измызганный кровью передник.

Штольке поплелся за Стрелком, как агнец на бойню, сознательно плетясь еле-еле, и по возможности оттягивая момент радостной встречи. А бандит и сам не очень торопился, здороваясь с каждым встречным, чинно раскланиваясь со стариками, пересмеиваясь с молодыми и останавливаясь перекинуться парочкой слов. Жизнь в деревне кипела, стучали топоры, орола скотина, женщины толпились у колодца наполняя ведра кристально чистой водой, и делясь последними новостями, бегала детвора. Появление Рудольфа вызвало осторожный, ненавящевый интерес. Ещё бы, человек из другого мира, пялились унтерменши без зазрения совести. Слава Богу фотографироваться никто не лез, как с обезьяной на ярмарке.

Свернули к большому, неприметному дому с высоким крыльцом, дерновой крышей, и резными, светлыми окнами.

– Наша школа, – не без гордости пояснил Стрелок. – По совместительству библиотека. Досугово–развлекательный центр.

– Школа? – удивился Руди. Вот уж никогда бы не думал. Унтерменш, по своей лени и складу животного интеллекта, обязан быть неграмотным, объясняться с помощью жестов и ставить крестик в документах, передавая арийцам богатые полезные ископаемыми территории, где имел наглость поселиться, настроить убогих домишек, разбить огородики и наплодить кучу биологического мусора. С другой стороны, Стрелок совсем непохож на клинического идиота, чужой язык знает великолепно, достаточно эрудирован и за словом в карман не лезет.

– Школа, школа, – подтвердил бандит. – Учим детишек всему понемногу: грамоте, математике, истории, географии, – и добавил ехидно. – Немецкому, вдруг пригодится, чем черт не шутит.

Руди промолчал, входя в гостеприимно открытую дверь. История, вот насмешил. Какая может быть история у местных аборигенов? Как косматые предки бежали в этот Богом проклятый край, вырыли норы в земле, перетрахались с медведями и стали жить долго и счастливо? Достойно, чего уж там говорить. А потом еще, наверное, изобрели плуг и колесо, пока развитые народы летали в космос, делали компьютеры и строили небоскребы. А вот немецкий учить необходимо, тут бандит прав. Рано или поздно, дети, познакомившиеся с великой немецкой культурой, ужаснутся своему существованию и захотят стать настоящими людьми – немцами, а не кучкой грязных, запуганных дикарей. И тогда Рейх примет их.

Слева от входа открытая дверь. Руди на секундочку задержался. Большая, светлая комната, ряды странных, непривычных глазу парт со скамейками, на стене коричневая школьная доска с размазанными подтеками мела, под потолком портреты незнакомых, бородатых мужиков, одетых в не подобающие унтерменшам костюмы. Надо будет потом выяснить насчет них. Скорее всего, захудалые европейские политики и ученые, купленные на барахолке, и торжественно преподносимые лучшими из унтерменшей. Вон тот кудрявый, как негр, полукровка поди, фу. А может легендарные «комиссары», эти по слухам возглавляли местное быдло, поэтому и одеты хорошо, рожи не пропитые, не удивительно если дети каждое утро молятся на эти портреты.

Стрелок прошел по коридору, открыл следующую дверь и пропустил Руди вперед. Штольке чуть успокоился, вряд ли будут пытать прямо в школе. Хотя кто его знает, чему тут обучают…

Он переступил порог, пахло старыми книгами. Комната была заставлена стеллажами с десятками потертых, истрепанных корешков. В глаза бросилось отсутствие новых изданий, настоящее собрание антиквариата, как, впрочем, и другое в этом заповеднике народного быта. Однажды, в детстве, им показывали старый документальный фильм где на площади сжигали целую гору книг, написанных врагами немецкого народа, против самого существования немецкого народа. Значит сожгли не все, предприимчивые унтерменши утащили их в свои потайные норы, почитывают тайком, и разносят бредовые мысли по свету. Из-за подобных библиотек, в городах немецкой Сибири, время от времени появляются листовки с крамольным содержанием, заставляющие недочеловеков поднимать волнения и бунтовать.

– Наша библиотека, – подтвердил догадку Стрелок. – То немногое, что удалось сохранить. Книги для нас величайшая ценность.

В углу скромно притулился небольшой письменный столик. За ним человек. Руди оторопело замер, отказываясь верить. Сердце бешено заколотилось, ноги ослабли. Очень уж внешность у библиотекаря примечательная. Худощавый, нескладный, глаза круглые, выпуклые, череп вытянутый, большой нос, жесткие, кудрявые, сальные волосы, мерзостная, добренькая улыбка, покатые плечики. Ошибки быть не может, слишком много раз в школе показывали фото и документальные фильмы, вбивая в детский разум образ врага.

Человек поднялся навстречу и тут Руди сорвался с места, намереваясь вцепиться исчадию ада в лицо. Тот не моргнул и глазом, только наглая улыбочка сползла с уродливого, лошадиного рыла.

Рудольф не добежал пару шагов. Стрелок сграбастал за шкирку, тряхнул как котенка и удивленно спросил:

– Ополоумел?

– Это не человек! – завизжал Руди силясь вырваться из железной хватки и брызжа горячей слюной. – Пусти меня, ты не понимаешь! Это еврей!

– И что? – неподдельно изумился бандит. – У нас здесь ноев зверинец, каждой твари по паре.

– Я убью его! – завыл Рудольф.

– Никого ты не убьешь, убивалка не выросла, – рявкнул Стрелок и вывернул Руди руку до хруста. – Успокойся и сядь.

Рудольф застонал от резкой боли, опустился на стул, сотрясаясь в беззвучных рыданиях и повторил:

– Это еврей! Ты разве не видишь? Его надо убить, пока не поздно…

– Какой воспитанный молодой человек, – на чистейшем немецком произнес чуть побледневший еврей и протянул узкую, сухую ладонь. – Давайте знакомиться, меня зовут Роман Кац и да, я определенно еврей, известный так же как жид и просто дьявольское отродье.

Руди едва не задохнулся от ярости. Как смеет эта мразь совать ему, практически гражданину Германии, свою грязную руку? Эх, если бы не Стрелок. Почему он слеп и не видит, какую гадину пригрел на груди?

Рудольф рывком унесся на десять лет назад. Полутьма, размеренные щелчки диапроектора. Класс притих и внимает каждому слову. Вещает герр Клюбер, преподаватель «Расовой чистоты», подкрепляя каждую фразу слайдом: «Еврей – это враг рода человеческого, античеловек, существо далекое от природы и враждебное природе. Куда не ступит его нога, там народ, до сих пор живший своим трудом, рано или поздно начнет вымирать. Евреи живут ненавистью к белой расе, потому что сами они паразиты, неспособные на созидание. Главное их оружие – это античеловеческие идеи: демократия, либерализм, кровосмешение, терпимость. Евреи толкают другие народы на путь разрушения и деградации, а сами надуваются как клещи и богатеют, упиваясь смертями и кровью. Поэтому уничтожение евреев дело Божие, священная обязанность каждого немца и всякого человека.»

Именно так Германия избавилась в середине прошлого века от власти евреев и принесла Европе мир, процветание и покой. Выродки были зачищенны на всей территории Рейха, последнего еврея выявили, предали суду и прилюдно повесили в тысяча девятсот шестьдесят четвертом году где-то на территории Вятки. Жаль до этого часа не дожил отец нации, Адольф Гитлер, человек навсегда решивший пресловутый еврейский вопрос. С тех пор евреи превратились в часть мифологии, олицетворяя собой все самое низменное, что может быть в человеке: подлость, предательство, лютую ненависть ко всему живому. И вот теперь еврей стоял перед Штольке, тянул руку и улыбался словно доброму другу. Но Руди не обмануть, под этой маской скрывался сам Сатана.

– Не хочет знакомиться, – еврей сокрушенно вздохнул.

– Он у меня гордый, – похвастался Стрелок и легонько толкнул в плечо. – Ваня, будь вежливым, поздоровайся с дядей.

– Не трогай меня, – демонстративно отвернулся Рудольф, никогда прежде перед ним не стояла такая ясная цель, сама судьба привела его в эту лесную деревню. – Я его все равно убью, не сегодня так завтра, не завтра, так через неделю, лучше прямо сейчас меня пристрелите.

– Какой злобный, – расхохотался еврей, занял свое место за столом и достал толстую тетрадь. – Давай так, ты рассказываешь мне все о чем попрошу, а я, чуть позже, предоставлю тебе возможность убить еврея, только ты и я, один на один. Честная сделка?

– У евреев не бывает честных сделок, – огрызнулся Рудольф. – Ты смог обмануть унтерменшей, с них спроса нет, но меня ты не обманешь.

– К чему отговорки? – еврей смотрел насмешливо. – Боишься, так и скажи.

– Я ничего не боюсь! – вспылил уязвленный Штольке. – Давай прямо сейчас!

– Успокойтесь оба, – оборвал Стрелок. – Никто здесь пускать кровь никому не будет, прыткие больно, – он перешел на свой язык что-то живо обсуждая с евреем, и вновь обратился к Штольке. – Знаешь, мне насрать на твои промытые мозги, но если попробуешь еще раз броситься, как бешенная собака на человека, я тебя удавлю. Ты в гостях, изволь вести себя подобающе, даже с такими недочеловеками, как мы.

– Хорошо, – буркнул Штольке, уже проработав про себя план побега и убийства еврейского недоноска.

– Вот и договорились, – удовлетворенно кивнул Стрелок. – А сейчас Рома задаст пару вопросов, а ты постараешься честно и вежливо отвечать.

Руди сдержался, промолчал и угрюмо кивнул. Ничего, он подождет, его час скоро придет.

– Забудем старые обиды, и приступим к нашим делам! – возвестил Роман, раскрыл тетрадь и взял шариковую ручку. – Поехали

Ожидаемого допроса с пристрастием не последовало. Никто не угрожал, не играл в доброго и злого следователя, не пытался купить, не лупил стопкой журналов по голове, и не пытался подвести электрический ток к Рудиным яйцам. Только вопросы. Дотошная жидовская морда хотела знать все на свете: последние новости из Эккенталя, прилегающих городов, Германии, всего мира. Курсы валют, подробности личной жизни киноактрис, новые марки автомобилей, система охраны, зарплаты, виды на урожай капусты, сорта хорошего пива, имена руководителей медного комбината, подробности работы мусорщика, количество наемных рабочих, возможный доступ в любые районы города. Через двадцать минут голова пошла кругом и Руди с трудом удержался, чтобы не выдать всю правду матку. Хитрющий еврей искусно расставлял ловушки, плел словесные кружева. Вся информация тщательно и скрпулезно заносилась в тетрадь. Стрелок сидел и со скучающим видом смотрел в окно.

– Своей айнзацгруппы в Эккентале нет? – уточнил еврей.

– Никогда не было, – с готовностью подтвердил Руди, намешав до этого добрую толику лжи. Айнзацгруппы действительно в городе нет, эти особые подразделения, составленные из отпетых головорезов, занимаются подавлением бунтов среди местного населения и отличается резкостью нравов и методов. В Эккентале они были только однажды, проездом, вызвав бурю эмоций и восхищение среди мальчишек. Еще бы, сильные, суровые мужчины, разительно отличающиеся от регулярной армии разнообразием экипировки и снаряжения, увешанные оружием с ног до головы. Останавливались на один день, так пока в ресторане на Фолькштрассе гуляли, с девками, драками и морем вина, даже полиция их не трогала. Айнзацгруппа тогда половину заведения разнесла и умудрилась бордель подпалить. Им никто не указ, настоящие псы войны.

– Марка твоего грузовика? – еврей вполне довольствовался ответом.

– Это так важно? – не удержался Рудольф. – Зачем эти вопросы о количестве мусора, последней моде и фильмах в кино? Чем пригодится  подобная информация в вашей глуши?

– Просто интересно, – пожал плечами еврей. – Простые человеческие радости доступны и нам. Ах да, чуть не забыл, мы же нелюди, верно?

– А разве люди? – вспылил Рудольф. – Посмотрите как вы живете, нищета, грязь, срать ходите в яму, у вас же ничего нет!

Еврей откинулся на спинку стула и глянул оценивающе, вылупив свои проклятые, рыбьи глаза.

– Зато у нас есть то чего нет и никогда не будет у тебя и тебе подобных, – неожиданно жестко ответил Стрелок.

– Ручного медведя? Так его и у тебя нет! – криво улыбнулся Штольке. – Чего например?

– У нас осталась память и немного достоинства, – ладонь бандита, лежащая на столе, сжалась в кулак.

– Достоинства? – Руди едва не расхохотался. – Прозрей уже наконец! Вы жалкие бандиты, живущие в лесу и убивающие людей!

– А мы не всегда были бандитами и жили в лесу, – с затаенной грустью возразил Стрелок и повернулся к еврейскому выродку. – Ром, покажи что-нибудь.

Кудрявый зверь в образе человека, встал и ушел за стеллажи припадая на правую ногу. Вот оно следствие вырождения и кровосмешения – брезгливо отметил Штольке, – Немощный, сведенный наследственными болезнями организм, наказание за свальный грех в котором зачинаются эти животные. Еврей отсутствовал пару минут и вернулся со стопкой книг, обращаясь с ними как с маленькими детьми.  Бережно положил на стол, подвинул к Руди и произнес:

– Посмотри, тебе будет интересно. Вот как мы жили.

Руди с опаской взял верхнюю, большую, тонкую. На обложке замок из красного кирпича, с алыми звездами на зубчатых башнях. На титульном листе незнакомые буквы. На латиницу мало похожи, какой–то мертвый язык. Год издания 1938, настоящая древность черт побери, семьдесят с лишним лет, мечта букиниста. Он зашуршал ветхими, пожелтевшими страницами. Внутри  поблекшие фотографии и немного пояснительного текста на все том же, чужом языке. Огромные города, стройки, заводы, доменные печи, старинные паровозы и корабли, бескрайние поля колосящейся пшеницы, улыбающиеся, сильные и горделивые люди, счастливые дети, солдаты с суровыми лицами в смешных касках. Узкоглазые азиаты и люди нордической внешности вместе. Картинки чьей-то незнакомой, ушедшей навеки жизни.

– Что это? – спросил Руди, перевернув последнюю страницу.

– Советский Союз, – откликнулся еврей. – Была такая страна, где в мире жили сотни народов: унтерменши, недочеловеки, евреи и даже немцы. В это трудно поверить.

– Не слышал о таком, – признался Рудольф. Чего только унтерменши не напридумывают от собственной ущербности – вот ярчайший пример, утопическая страна где все жили долго и счастливо. Идиоты.

– А откуда тебе слышать? – тон еврея стал снисходительным. – У вас повсюду третий Рейх, а все остальные варвары и недочеловеки. Ознакомься, – он раскрыл ветхий, географический атлас, и пододвинул вплотную.

Руди сориентировался достаточно быстро, так, политическая карта, знакомые очертания Евразии, только на огромной территории раскинулась не Германия, а окрашенная красным страна с большими буквами СССР. А вот и фатерлянд, крохотное коричневое пятнышко посередине Европы. Бред какой-то.

Руди пролистал атлас в начало и обнаружил год выпуска, «1940». Все встало на свои места, становление великой империи в самом начале, подошва кованного немецкого сапога занесена над мировым еврейством. Железные дивизии победоносного вермахта добивают подлых англичашек, вышвыривая их с континента, и готовят разящий удар на восток.