Текст книги "Женщины души моей (ЛП)"

Автор книги: Исабель Альенде

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

Каким-то образом я заставила его прочитать «Второй пол» Симоны де Бовуар и статьи, которые я забыла у него дома, а он, делая вид, что не обращает на них никакого внимания, тайком перелистывал. Его нервировал мой прозелитизм, но он вытерпел мою вспыльчивую речь о том, как мы, женщины, абсолютно по-разному страдаем от последствий нищеты, нехватки здоровья и образования, от торговли людьми, войны, стихийных бедствий и нарушения прав человека. «Откуда у вас эти факты?» – подозрительно спрашивал он меня. Честно говоря, я не знаю, потому что располагала скудными источниками информации; до изобретения Google оставалось ещё сорок лет.

«Не выводи из себя папу и дядю Рамона, Исабель, – просила меня мама. – Всё можно сделать изящно и без шума». Но, как мы убедимся далее, феминизма без шума не бывает.

В семнадцать лет я начала работать секретарём, делая копии статистики лесного хозяйства. На свою первую зарплату я купила жемчужные серьги своей маме, а после начала откладывать на замужество, потому что вопреки собственным фаталистическим прогнозам мне случайно удалось подцепить молодого человека. Мигель был студентом инженерного факультета, застенчивым парнем высокого роста и наполовину иностранцем; мать – англичанка, а дед – немец. Он с семи лет учился в английской школе, в которой палочными ударами ему прививали любовь к Великобритании и викторианским добродетелям, мало востребованным в Чили.

Я отчаянно зацепилась за Мигеля, потому что он и вправду был порядочным молодым человеком, а я, романтичная натура, к тому же была ещё и влюблена и, в явное противоречие собственным феминистским проповедям, не на шутку боялась остаться старой девой. Мне было двадцать лет, когда мы поженились. Мама вздохнула с облегчением, а дед предупредил жениха, что со мной у него будет много проблем, если прежде не удастся обуздать меня, точно коня. А меня спросил саркастическим тоном, мол, я и вправду думаю, что не нарушу клятву верности, уважения и послушания, пока смерть не разлучит нас.

У нас с Мигелем было двое детей, Паула и Николас. Я прилагала невероятные усилия лишь бы справиться с ролью жены и матери. Я не хотела признавать, что умирала от скуки, вместо мозга в голове плавал какой-то вермишелевый суп. Я брала на себя множество поручений и бегала сломя голову, только бы не думать слишком много. Я любила своего мужа и запомнила первые годы с детьми как поистине счастливое время, хотя где-то внутри меня постоянно точило беспокойство.

Для меня всё изменилось в 1967 году, когда в качестве журналиста я начала сотрудничать в журнале «Паула», женском феминистском печатном издании, недавно появившемся на рынке. Название журнала не имеет ничего общего с моей дочерью. Паула просто одно из женских имён, которое тогда внезапно вошло в моду. Его директором была Делия Вергара, молодая и красивая журналистка, какое-то время прожившая в Европе и имевшая очень чёткое представление о типе желаемых публикаций в периодическом издании, опираясь на которое она сформировала небольшую команду. Этот журнал спас меня, задыхавшуюся от разочарования, от физической и моральной гибели.

Нас было четыре женщины примерно лет двадцати, намеревавшихся встряхнуть непробиваемое лицемерие наших граждан. Мы жили в крайне консервативной в социальном отношении стране и к тому же с провинциальным менталитетом, в которой не сильно изменились обычаи прошлого века. Мы вдохновлялись журналами и книгами из Европы и Северной Америки. Мы читали Сильвию Плат и Бетти Фридан, а затем Жермен Грир, Кейт Миллет и других писательниц, помогавших нам отточить идеи и выразительно их изложить.

Я отвечала за юмор, потому что быстро догадалась, что легко воспринимать и самые смелые идеи, если они заставляют улыбаться. Так родилась моя колонка под названием «Образовывай своего пещерного человека», высмеивающая мужской шовинизм и по иронии судьбы ставшая чрезвычайно популярной именно среди мужчин. «У меня есть друг точь-в-точь как твой пещерный человек», – говорили мне. Какой-нибудь друг находился всегда. Некоторые читательницы, напротив, чувствовали угрозу в свой адрес, потому что упомянутая колонка основательно переворачивала основы их житейского мира.

Я впервые почувствовала себя на своём месте. Я не была помешанной одиночкой – миллионы женщин разделяли схожую обеспокоенность; по другую сторону гор Анд уже существовало движение за освобождение женщин, и наш журнал стремился распространить его и в Чили.

От живущих за рубежом умных людей, чьи книги мы читали, я узнала, что бесцельный гнев бесполезен и даже вреден, и, если я хочу изменить ситуацию, то должна действовать. Журнал «Паула» как раз и дал мне возможность воплотить в жизнь огромное беспокойство, преследовавшее меня с самого детства.

Я могла писать! На страницах журнала освещались множество табу. Они напрямую приписывались женщинам: секс, деньги, дискриминирующие законы, наркотики, девственность, менопауза, противозачаточные средства, алкоголизм, аборт, проституция, ревность и т. д. Мы обсуждали священные понятия, например, материнство, требующее от одного члена семьи и жертв, и полного самоотречения, и раскрывали тайны домашнего насилия и женских измен. Об этом никогда не говорилось, считая подобное исключительно чертами мужчин, хотя хватало элементарного подсчёта, в результате которого можно было увидеть, что, оказывается, и мужчины, и женщины неверны одинаково – если это не так, с кем они, мужчины, спали? Ведь не может их постоянно обслуживать одна и та же группа женщин-добровольцев.

Мы с моими тремя подружками писали так, будто шагали по лезвию бритвы, мы были устрашающей бандой. Что именно мы хотели изменить? Ни больше, ни меньше – мир в целом и высокомерие молодёжи, мы думали сделать это за какие-то десять-пятнадцать лет. Я говорю о том, что имело место более полувека назад, и посмотрите, где мы находимся до сих пор, но я всё же верю, что можно этого достичь, и мои тогдашние коллеги, которые теперь, как и я, естественно, состарились, верят вместе со мной. Прошу прощения, что пишу «состарились», что в наше время считается уничижительным. Я поступаю так намеренно, поскольку горжусь быть именно такой, «состарившейся».

Каждый прожитый год вместе с каждой новой морщинкой рассказывает мою историю.

Активистка и поэт Сильвия Плат говорила, что величайшая трагедия её жизни заключается в том, что она родилась женщиной. В моём случае это, наоборот, благословение. Мне пришлось участвовать в феминистской революции, которая, сплачивая народ, меняет цивилизацию, хотя и медленным рачьим шагом. Чем долее я живу, тем всё более довольна своим полом, именно тем, что я – женщина, и особенно потому, что родила на свет Паулу и Николаса, заодно приобретя важный опыт, которого до сих пор лишены мужчины и который определил мою жизнь. Самые счастливые моменты моей жизни – те, когда я прижимала к груди своих новорождённых малышей. А самый болезненный момент, несомненно, Паула, умирающая на моих руках.

Мне не всегда нравилось быть женщиной, в детстве я хотела быть мужчиной, потому что моих братьев, очевидно, впереди ждало куда более интересное будущее, нежели представлялось мне. Меня предали гормоны, и уже в двенадцать лет у меня обозначилась талия, а над рёбрами появились две сливы; тогда я стала думать, что, мол, если я не могу быть мужчиной, то, по меньшей мере, всё равно буду жить так, словно бы я мужчина. И в этом, безусловно, помогли мои настойчивость, усилия и удача.

С рациональной точки зрения, немногие женщины могут быть довольны принадлежностью к своему полу, как довольна ею я, поскольку они терпят бесконечную несправедливость, словно бы она какое-то божественное проклятие, но, оказывается, большинству из нас, несмотря ни на что, нравится быть женщиной. Альтернатива представляется нам в разы хуже. К счастью, всё растёт и продолжает расти количество тех женщин, которым удаётся преодолеть наложенные на них ограничения. От них требуется чёткое представление ситуации, пылкое сердце и героическая сила воли, чтобы преодолевать усталость и идти вперёд по дороге, полной неудач и поражений. Вот что мы твердим нашим дочерям и внучкам.

Я спросила нескольких своих подруг и знакомых, довольны ли они тем, что являются женщинами, и почему. В наше время это непростой вопрос, ведь понятие «пола» изменчиво, но чтобы не усложнять, я буду пользоваться терминами «женщина» и «мужчина». Тут могут возникнуть очень интересные диалоги, но я уточню, что речь идёт о крайне ограниченной модели.

Опрошенные мои знакомые высказались, что им нравится быть женщиной, поскольку у нас, женщин, есть способность к сочувствию, мы чаще мужчин отвечаем взаимностью и более устойчивы. Когда мы рожаем детей – это жизнь, а не её истребление. Мы – единственно возможное спасение для другой половины человечества. Наша задача – просвещать и воспитывать, за разрушение несут ответственность мужчины.

Нет необходимости опровергать это утверждение аргументом, что бывают такие женщины, которые в разы хуже мужчин. Это справедливо, но люди – это хищники из хищников. 90% преступлений на почве насилия совершено мужчинами. При любых обстоятельствах, будь то война, мирное время, в семье или на работе, такое поведение навязывается силой, на мужчинах лежит ответственность за проявление жадности и насилия, создающих окружающую обстановку, в которой мы живём.

Женщина около сорока лет прибегла к тестостерону, неизбежно вызывающему агрессию, конкуренцию и превосходство. И сказала, что гинеколог прописала ей этот гормон в виде крема, которым она натирала живот, чтобы повысить либидо, но ей пришлось отказаться от средства, поскольку у неё начала расти борода. Как-то раз она даже поехала на автомобиле с намерением налететь на первого попавшегося пешехода. Женщина пришла к выводу, что предпочла бы жить дальше с меньшим либидо, нежели то и дело бриться и раздражаться.

Уже сказано, что женственность тесно переплетена с распущенностью. Мужчин учат подавлять эмоции, те ограничены рамками мужского начала.

Одна из участниц мини-опроса сказала, что у мужчин есть матери, которые могли бы воспитать их более добрыми людьми. Я напомнила ей, что только мы, феминистки с современными взглядами, можем попытаться воспитать в наших детях определённый менталитет. Так сложилось исторически, что матери не могли противостоять патриархату. В настоящее время, в разгар XXI века, женщина изолирована – без образования, ставшего жертвой тысячелетних секситских традиций, у женщины нет ни силы, ни знаний, чтобы изменить обычаи.

Я бы смогла это сделать. Я не увековечивала мужской шовинизм, когда воспитала из сыновей властных личностей, а дочерей подготовила к рождению детей. Так я поступила с Паулой и честно применила эту методику в воспитании Николаса. Что именно я хотела для своей дочери? Чтобы у неё было несколько вариантов дальнейшей жизни, лишённой страха и опаски.

Что я хотела для своего сына? Чтобы женщинам он стал добрым товарищем, а не врагом. Я не подчиняла детей преобладающим в Чили нормам, согласно которым в рамках одной семьи дочери прислуживают мужчинам. Даже и по сей день я вижу девочек, убирающих за своими братьями кровати и стирающих их одежду, – такие, разумеется, впоследствии становятся служанками своих молодых людей или супругов.

Николас изучал концепцию равенства полов с пелёнок, потому что упусти я какую-то деталь, её привила бы мальчику его сестра. В настоящее время Николас активно помогает управлять моим фондом, ежедневно сталкивается на практике с проявлениями мужского шовинизма, над смягчением которых он должен работать.

Очень откровенное мнение высказала Елена, женщина-гондураска, убиравшая мой дом раз в неделю. Она живёт со своими детьми в Соединённых Штатах уже двадцать два года, без документов, по-английски едва разговаривает и боится могущей нагрянуть в любой момент депортации, какая уже случилась с её супругом, но им удалось сохранить семью. У Елены много работы, она – самый честный и ответственный человек, которого я знаю. Когда я спросила, нравится ли ей быть женщиной, она странно на меня посмотрела. «Кем же я тогда буду, деточка Исабель? Такой меня создал Бог, и мне не на что жаловаться».

Этот небольшой опрос моих знакомых навёл меня на мысль задать тот же вопрос моим друзьям. Нравится ли им быть мужчиной, или они предпочли бы принадлежать к противоположному полу? Да? Нет? Почему? Но это растянется ещё страниц на пятьдесят, поэтому мне придётся подождать.

Большинство стран мира живёт в культуре, сосредоточенной на молодости, красоте и успехе. Любой женщине очень сложно разобраться во всём этом; для большинства это явное фиаско. В молодости красота касается практически всех женщин. На протяжении пятидесяти лет я едва выдерживала этот вызов, считая себя крайне непривлекательным человеком. С кем я себя сравнивала? Работая в журнале «Паула», я сравнивала себя со своими коллегами, всеми сплошь девушками-красавицами, с окружавшими нас моделями, с участницами конкурса Мисс Чили, организуемого ежегодно, и т. д. О чём я тогда думала, чёрт побери? Затем мне пришлось пожить в Венесуэле, в стране сладострастных и красивых женщин, выигрывающих практически все международные конкурсы красоты. Чтобы покончить с непреодолимым комплексом неполноценности, было достаточно просто показаться на пляже.

Невозможно соответствовать шаблону, навязываемому нам рекламой, рынком, искусством, средствами массовой информации и общественной нравственностью. Поддерживая нашу низкую самооценку, нам продают продукцию и нас контролируют. Объективизация женщины настолько господствует в обществе, что мы её уже не ощущаем, она поработила нас в годы нашей молодости. Феминизм не спас нас от этого рабства. Мы избавляемся от него лишь с возрастом, когда становимся невидимыми существами и перестаём быть объектом желаний, или когда какая-то трагедия слишком сильно сказывается на людях, попутно сталкивая нас с основными принципами существования. Именно это случилось со мной в пятьдесят лет, когда умерла моя дочь Паула. Вот почему я аплодирую молодому феминизму, который очень старается разрушить стереотипы.

Я отказываюсь уступать евроцентристской модели идеала женщины – молодая, белокожая, высокая, стройная и т.д. —, но я воспеваю человеческий инстинкт, заключающийся в окружении себя красотой. Мы украшаем наши тела и стараемся украсить нашу среду обитания. Нам нужна гармония, мы придумываем разноцветные ткани, расписываем стены глиняных хижин, занимаемся керамикой, шитьём, плетём кружево, и т. д. Это женское творчество называется рукоделием и продаётся дёшево; подобная деятельность мужчин считается искусством, за которое люди готовы дорого платить, как, например, тот банан Маурицио Каттелана, приклеенный скотчем к стене в галерее в Майами и стоящий 120 тысяч долларов. Стремясь стать красивее, мы позволяем себе соблазняться безделицами или тешить себя иллюзией, что губная помада способна улучшить нашу судьбу.

И среди людей, и среди других видов живых организмов представители мужского пола, в основном, тщеславные; те стараются стать красивее, шумно себя ведут и распушают перья, чтобы привлечь лучших самок и с их помощью распространить своё семя. Такова неумолимая биологическая потребность в размножении. И в этом плане у красоты основная, фундаментальная роль.

Одна подруга часто присылает мне на мобильный телефон картинки с экзотическими птицами. Воображение природы, заметное в сочетании цветов и форм оперения, поистине поражает. В тропических лесах Центральной Америки крошечная птичка щеголяет всеми цветами радуги лишь бы привлечь невзрачную на вид самку. Чем более смешанные и более яркие краски самца конкретного вида, тем уродливее выглядит его самка. Какая ирония эволюции! Когда эта птичка полагает, что где-то там, возможно, находится невеста, то выбирает хорошо освещённое место, которое начинает тщательно приводить в порядок, убирая с земли листья, ветки и всё лишнее, что более чем он сам может привлечь самочку. Когда территория расчищена и готова, он устраивается в центре, начинает петь и волшебным образом создавать вокруг себя светящийся веер из зелёных перьев. Тропический лес отходит на второй план, уважая красоту этого чванливого трубадура.

Мы – существа чувственные, мы ощущаем вибрацию звука, цвета, ароматов, текстур разных материй, вкусовых ощущений – ощущаем вибрацию всего, что приносит удовольствие нашим чувствам. Нас трогает не только красота нашей планеты, которую олицетворяет эта птица с зелёным оперением в виде веера, но и всё то, что способен создать Человек. Много лет назад, когда моим внукам было соответственно пять, три и два года, из своего путешествия в Азию я привезла внушительных размеров деревянный ящик. Мы его открыли в гостиной, и внутри на соломенной подстилке покоилась метровая алебастровая статуя. Это был безмятежный Будда; молодой и стройный, он медитировал с закрытыми глазами. Трое детей побросали свои игрушки и, безмолвные и очарованные, они долго стояли и смотрели на статую, словно бы ясно понимали, что сейчас они наяву столкнулись с чем-то необычным. Уже прошло много лет, а мои внуки до сих пор приветствуют Будду, каждый раз входя в дом.

После смерти моих родителей мне выпала печальная участь, состоящая в перевозке вещей из их дома. Моей маме удалось купить качественную мебель, украшения и предметы в каждом дипломатическом центре, в котором она была. Это было нелегко, поскольку дяде Рамону приходилось содержать четырёх собственных детей и трёх от моей матери – денег никогда не хватало. Аргумент Панчиты гласил, что утончённость – не нечто спонтанное и дёшево не обходится. Каждое приобретение – очередной повод для драки. Утварь этого дома так много путешествовала по миру, что, имей она добавленную стоимость, точно являла бы собой целое состояние.

Я завороженно смотрела на маму на сцене, которую она сама для себя создавала, как та птичка с зелёной грудкой. От неё я переняла желание обустраивать дом, хотя я осознаю, что ничто не вечно¸ всё меняется, разлагается, распадается или умирает, отчего я ни за что особенно не цепляюсь.

Разбирая родительские вещи, я узнала, что многое из этого накопленного добра уже бесполезно, поскольку в нашей современной жизни уже нет времени вытряхивать персидские ковры, натирать до блеска столовое серебро или мыть хрусталь вручную, нет и пространства для картин, кабинетного рояля или антикварной мебели. Из всего того, что старательно берегла мама, мне остались лишь несколько фотографий, её портрет, написанный в Лиме, когда она была молодой и очень несчастной женщиной, и старый русский самовар, чтобы подавать чай моим Сёстрам Вечного Беспорядка – кружку подружек этой моей так называемой, довольно неудачно, кстати, молитвенной группы, потому как молитвами там и не пахло.

Двадцатипятилетняя девушка, которую члены семьи и друзья признавали красавицей, своим поведением и уверенностью в себе полностью оправдывавшая этот титул, как-то мне сказала: «У меня есть некоторое преимущество, я высокого роста и нахожусь в лучшей форме, чем обычные девушки, и вдобавок я привлекательная. И, тем не менее, из-за этого меня преследуют. Когда я была подростком, мной воспользовался мужчина. Сексуальное насилие и унижение длились более года, я этого страшно боялась. К счастью, моя семья безоговорочно мне помогла, поэтому я смогла прекратить эти отравляющие отношения. Я ослабла, была неопытна и уязвима, меня обвиняли в кокетстве и в том, что я не оценила риск».

Я не позволила ей отклониться с проторенной дорожки, когда в действиях грабителя вечно обвиняют жертву. Это произошло с девушкой не потому, что она красивая, а просто из-за того, что она – женщина.

Согласно популярному мифу, женщины тщеславнее мужчин, поскольку мы, женщины, заботимся о своей внешности, зато самонадеянность мужчин куда глубже и дороже. Они смотрят на их военную форму с орденами и знаками отличия, на пышность и торжественность, с которыми рисуются представители сильного пола, на крайности, на которые идут мужчины лишь бы произвести впечатление на женщин. Одновременно они вызывают зависть друзей/коллег, демонстрируют свои роскошные атрибуты, например, автомобили и игрушки, характеризирующие их мужское превосходство, как, например, оружие. Я думаю, вывод напрашивается сам собой, заключающийся в том, что все – и мужчины, и женщины – в равной степени грешат самонадеянностью и тщеславием.

Панчита, моя мама, всегда была красивой женщиной, и – мы не можем не признать – это всё же чаще было преимуществом. Сохранились её фотографии девочкой трёх лет, по которым уже было понятно, какой красавицей она станет, и другие снимки, сделанные в девяносто с хвостиком лет, на которых её, несомненно, запечатлели, хотя в её семье никогда не говорили о внешнем виде в физическом плане, поскольку это считалось безвкусицей. Детей не хвалили, чтобы они не зазнавались, и это принималось за норму; если ребёнок лучше успевал в учёбе, он просто выполнял свой долг. Если выигрывал чемпионат по плаванию, ему приходилось лезть из кожи вон, чтобы побить свой рекорд; если девочка рождалась миловидной красавицей, хвастаться ей было нечем, поскольку своим внешним видом она была обязана родительским генам. Всего было мало. Таковым было моё детство, и правда в том, что именно оно в большей степени подготовило меня к жизни, в которой сполна и грубости, и суровости. Когда мои внуки были маленькими, я пыталась применить чилийский метод воспитания, но в этом мне помешали их родители; они боялись, что бессердечная бабушка нанесёт детям психологическую травму.

Панчита жила до зрелого возраста, не ценя дара красоты, но, когда слишком часто слышала об этом от других, то, в конце концов, сама поверила. Когда я привезла в Чили Роджера, моего нынешнего молодого человека, чтобы познакомится с родителями, он, увидев маму, сильно впечатлился и сказал ей, что она очень красивая. Она указала на мужа и, вздохнув, ответила: «А вот он никогда мне об этом не говорил». Дядя Рамон сухо вмешался: «Так и есть, но я первым её увидел».

В последние месяцы её жизни, когда ей уже требовалась помощь буквально во всём, мама заметила мне, что уже смирилась с необходимостью принимать помощь, за которую всегда благодарна. «Если человек от кого-то зависим, он становится смиренным», – призналась она. И после паузы, в которую сказанное всё крутилось в её голове, добавила: «Но скромность не отменяет тщеславия». Насколько позволяла обездвиженность, она всегда одевалась элегантно. Когда вставала утром и ложилась спать, её целиком натирали увлажняющим кремом, дважды в неделю приходил парикмахер, чтобы вымыть и уложить волосы. Мама ежедневно делала макияж, хотя и осторожно, «потому что нет ничего смешнее аляповатой старухи», – как говорила она сама. В девяносто с лишним лет отражение в зеркале её устраивало. «Я неплохо выгляжу, несмотря на возрастные изменения не в лучшую сторону. Те мои немногие подруги, которые ещё живы, выглядят как игуаны».

От мамы я унаследовала самонадеянность, но многие годы прятала её глубоко в себе, пока не смогла избавиться от живущего во мне голоса деда, который насмехался над людьми, притворяющимися теми, кем на самом деле они не являются. Туда же входили и помада с лаком для ногтей, ведь никто не рождается с накрашенными ртом и ногтями.

В двадцать три года у меня были светлые пряди – этот вошедший в моду знаменитый стиль балаяж. Дедушка спросил меня, а не помочился ли случайно кот мне на голову. Пристыженная, я несколько дней его не навещала, пока он не позвонил, чтобы узнать, что со мной случилось. Он больше не говорил о моих волосах, и я поняла, что на эту ситуацию вообще не нужно обращать внимания. Возможно, после этого случая я начала рассматривать самонадеянность не как грех, чем она, несомненно, была для дедушки, а как безобидное удовольствие, которое может быть таким, если не воспринимать его всерьёз. Я не жалею, что тогда мне позволили так поступить, но признаю, что стремление к идеалу стоило мне энергии, времени и денег, пока я, наконец, не поняла, что единственно разумный вариант – выгодно пользоваться тем, что мне дала сама природа. А дала мне она не так уж и много.

Мне не хватает физических характеристик Панчиты, поэтому моей самонадеянности требуется дисциплина в больших дозах. Я вскакиваю с кровати за час до подъёма остальных домочадцев, чтобы успеть принять душ и привести лицо в порядок, потому что спросонья я выгляжу как отметеленный боксёр. Макияж – мой лучший друг, а правильно подобранная одежда помогает скрыть недостатки тела, которые, кажется, в ней исчезают сами собой. Я избегаю гнаться за модой, поскольку это рискованно. На некоторых старых фотографиях я стою беременная на седьмом месяце в мини-юбке и взлохмаченными волосами, словно бы на мне сразу два парика. Быть модной мне не идёт.

Такой чванливой женщине, как я, стареть непросто. Внутри я по-прежнему соблазнительница, но никто этого не замечает. Признаюсь, что меня несколько обижает оставаться в стороне, я предпочитаю быть в центре внимания. Я хочу и далее быть чувственной женщиной – в конкретных пределах – и ради этого очень важно ощущать себя желанной, хотя в моём возрасте это даётся нелегко. Вообще говоря, за чувственность отвечают гормоны и воображение. Я пью таблетки и ими заменяю первое, а второе меня пока не подводит.

Почему же столько странностей с моей внешностью? Куда спрятался феминизм? А он доставляет мне такое удовольствие. Мне нравятся ткани, цвета, макияж и приводить себя в порядок каждое утро, хотя значительную часть времени я провожу на чердаке и пишу письма. «Тебя никто не видит, но тебя вижу я», – философски заметила моя мать, и это касалось не только внешности, но и глубинных особенностей моего характера и поведения. Это мой личный способ противостоять дряхлости. Меня очень поддерживает то, что я могу рассчитывать на возлюбленного, который видит меня сердцем, для Роджера я – супермодель, правда, супермодель-коротышка.

Шли годы, и менялось моё представление о чувственности. В 1998 году я написала книгу об афродизиаках, иными словами, о средствах, помогающих вспомнить о чувствах, которую было естественно назвать Афродита. Афродизиак – средство, усиливающее половое влечение и сексуальные способности. До того как стали популярны препараты наподобие Виагры, считалось, что для достижения нужного эффекта в половой жизни стоит употреблять в пищу определённые продукты. Хороший пример – баклажаны; турецкие невесты были обязаны выучить десятки рецептов блюд из баклажана, чтобы заручиться энтузиазмом будущего мужа в озорных любовных играх. Полагаю, в наши дни мужья предпочитают гамбургеры.

Афродизиаки разработали в таких странах, как Китай, Персия или Индия, их представителям мужского пола нужно было удовлетворять нескольких женщин. В Китае благосостояние народа измерялось количеством детей, рождённых у императора, у которого для этих целей было множество юных наложниц.

Для этой книги я целый год изучала литературу, читая и ища вдохновения в магазинах, специализирующихся на эротических товарах, пробуя различные кулинарные рецепты с афродизиаками, добавляя их в различные блюда. Афродизиаки подобны чёрной магии. Если их собираются кому-то назначать и спустя какое-то время хотят видимых результатов, я бы посоветовала поставить в известность эту жертву. Это я проверила на друзьях, которые как морские свинки приходили пробовать мои кушанья. Блюда подействовали лишь на тех гостей, которых должным образом проинформировали о содержании в них афродизиака. Полагаю, именно так и было, поскольку гости поспешно стали прощаться. Тогда как остальные ничего не знали. Внушение поистине способно на чудеса.

Раньше я мечтала провести ночь в компании Антонио Бандераса, а теперь даже сама отдалённая возможность кажется мне изнурительной. Долгий душ и покувыркаться с Роджером и собаками на двух хорошо выглаженных простынях под бормотание телевизора для меня гораздо чувственнее. Для этого мне не нужно шёлковое нижнее бельё, скрывающее мой целлюлит.

Когда я писала Афродиту, мне было пятьдесят шесть лет. Сегодня я бы не смогла написать эту книгу, её тема кажется мне фантастической, стоять у плиты мне надоедает, и у меня нет ни малейшего намерения предлагать кому-либо афродизиаки. Раньше я часто говорила, что не могу написать эротическую книгу, потому что моя мама ещё жива. После смерти Панчиты несколько читателей прислали мне письма с просьбой это сделать. Я извиняюсь, но боюсь, что уже поздно, потому что мама долго не оставляла этот мир, и теперь всё связанное с эротизмом меня интересует гораздо меньше, чем нежность и смех. Возможно, мне стоит увеличить дозу эстрогена и начать втирать в живот крем на основе тестостерона.

Мне не хотелось бы повторять эпические глупости, которые я совершила в период с тридцати до пятидесяти лет на почве сексуальной страсти, как и не хотелось бы о них забывать, потому что для меня они как знаки отличия.

Тем не менее, я признаю, что порой моё страстное сердце затуманивает сознание. Если и не по такому поводу, как, например, справедливость, защита нищих людей и животных и, конечно, феминизм, мой разум почти всегда затуманивает молниеносная любовь. Так случилось в 1976 году, в Венесуэле, когда я влюбилась в аргентинского музыканта, избежавшего так называемой «грязной войны» в своей стране. Я оставила своего порядочного мужа и двух детей и последовала за ним в Испанию, испытала большое разочарование и, поджав хвост, вернулась в семью с разбитым сердцем. Должно было пройти лет десять, чтобы дети простили мне это предательство.

Гамельнский крысолов – не единственный мой возлюбленный, из-за которого я совершала безумства. В 1987 году во время книжного турне я познакомилась с Вилли, адвокатом из Калифорнии. Не раздумывая, я оставила дом в Каракасе, попрощалась с детьми, к тому времени выросшими и во мне не сильно нуждавшимися, и переехала жить к нему без вещей и будучи не приглашённой. Некоторое время спустя мне каким-то образом удалось заставить Вилли на мне жениться, потому что мне была нужна виза, позволявшая перевезти детей в Соединённые Штаты.

В своём возрасте я переживаю страсть так же, как и в молодости, но теперь, прежде чем совершить неосторожность, я какое-то время думаю, скажем, дня два-три. Точно так же я позволила себе соблазниться в 2016 году, тогда мне уже было семьдесят с небольшим, и на моём жизненном пути мне встретился правильный мужчина: это было веление сердца. Этот мужчина со временем станет моим третьим мужем, но я не хочу забегать вперёд. Потерпите, и я расскажу вам о Роджере.