Текст книги "Девять врат. Таинства хасидов"

Автор книги: Иржи Лангер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

Итак, рабби Нусн Адлер из Франкфорта был личностью замечательной. Однако не будем писать о нем слишком подробно, поскольку Нусн Адлер не был королем в нашей хасидской империи. Мы лишь вскользь упомянем о нем: рабби Нусн Адлер знал все свои труднейшие толкования Талмуда наизусть и только по памяти излагал их ученикам. И он, рабби Нусн Адлер – мир праху его! – однажды во Франкфорте заявил следующее.

«Польские евреи в самом деле ужасно настырны. Вы только представьте себе: когда бы моя душа ни вознеслась на Небо, я уже издали всегда вижу, что там перед небесными вратами стоит этот самый Жише. Один Бог знает, как этот человек всегда успевает туда пролезть, но когда бы я ни пришел – он уже там. В самом деле, эти польские евреи невероятно настырны!» – повторял рабби Нусн Адлер.

За эти свои слова рабби Нусн Адлер все же заслуживает того, чтобы я кое-что рассказал о нем.

Видите ли, милые франкфортчане не были в большом восторге от своего раввина Нусна Адлера. Более того, они даже предали его анафеме – конечно, только малойанафеме, можно сказать – анафемке. И реб Нусн Адлер вынужден был неожиданно бежать из Франкфорта. Некоторое время затем он был у нас раввином в Моравии, в Босковицах. Там он совершил много чудачеств, в результате чего ему снова пришлось удалиться во Франкфорт. Но во Франкфорте его опять предали анафеме. И к тому же суровой. А все потому, что он очень любил нас, хасидов. Жаль только, что он никогда не принадлежал нам целиком! Мы бы этим франкфортским господам задали перцу! Когда он умер (в 1800 году), над его могилой прощальное слово произнес наш святой ребе реб Пинхесл, о котором я вскоре буду рассказывать.

И что удивительно – рабби Нусн Адлер не говорил на нашем святом древнееврейском языке, как мы и наши предки с незапамятных времен. Он произносил слова как какой-нибудь френк [26]26
  Френками мы называем евреев из восточных, средиземноморских и балканских стран. В большинстве случаев это потомки эмигрантов из Испании. ( Примеч. автора.)


[Закрыть], хотя им и не был. Он, например, произносил не гу-ойлом(то есть мир), как мы, а га-олам– точно так, как произносят френки. Однако, вспоминая мертвых, мы говорим или хорошо, или ничего! А рабби Нусн Адлер – мир его памяти! – должно быть, знал, что делает и почему делает, даже если нашей голове постичь этого не дано.

А теперь обратим наш взор и на святого брата дорогого нашего Жише – на святого ребе реб Мелеха.

Во времена, когда в Лиженске правил святой ребе реб Мелех, в Вене на престоле сидел император Иосиф II. Отношения между обоими правителями были напряженными. Кире, то есть господин император, хотел, чтобы еврейские юноши служили в армии, а святой ребе реб Мелех не хотел этого. Святому ребе реб Мелеху не составляло бы труда сломить волю венского кире. Конечно, у святого ребе реб Мелеха не было ни армии, ни судебных приставов, ни полицейских, зато он был одарен духом святым и силой праведности. Но ни того, ни другого недоставало императору. А как-никак это те качества, против которых ни одна сила этого мира ничего не может поделать. Однако надо сказать, что на стороне императора были почти все остальные раввины во главе с чрезвычайно ученым пражским раввином Нойде Бигидой (Йехезкель Ландау). Что говорить, даже такой святой, каким был ребе реб Мелех, не мог противостоять такому перевесу сил.

Возможно, вы спросите, почему еврейские юноши не хотели служить в армии и почему наш святой ребе реб Мелех в этом поддерживал их?

Так вот к вашему сведению: они не хотели служить в армии вовсе не потому, что армейская веселая жизнь им не нравилась. Например, некий Эдлман, по прозвищу Якл Презент, был в неменьшем восторге от военной службы господину императору, чем сосед Потапенко, прозванный Иваном. Только ведь Якл Презент хорошо знает, что в армии ему придется осквернять свой шабес, есть запрещенные кушанья и что он, упаси Бог, даже не сможет молиться, а уж денно и нощно углубляться в Закон Божий – об этом и говорить нечего. А для Ивана Потапенка – это все трын-трава. Вот почему святой ребе реб Мелех так бился за то, чтобы еврейские рекруты предпочитали смерть, принося в жертву свои молодые жизни, чем шли в армию служить императору. Он знал, что таким образом императорские планы рухнули бы, кире, то есть император, в итоге должен был бы уступить, и Якл Презент, он же Эдлман, освободился бы от армии на вечные времена.

Однако другие раввины утверждали, что дыне де-малхисе-дыне, что закон страны действителен для всех без исключения, что он не противоречит нашей вере, ибо война оборонительная дозволена Талмудом и даже является нашей святой обязанностью. Что благодетельный кире, то есть император, захватнических войн никогда не начнет, какие бы споры ни возникли. Короче, святой ребе реб Мелех был забаллотирован учеными коллегами, и с тех пор милый Якл Презент – он же Эдлман – волей-неволей должен был служить в армии, даже если вынужденное нарушение святых заветов Божьих разорвало бы ему сердце. Зато когда придет Мессия, он станет генералом.

Но святой, каким был ребе реб Мелех, так просто не сдался. Еще долго пришлось венскому кире воевать из-за этого еврейского солдатика.

Однажды побывал в Лиженске святой рабби Менделе из Риманова, да хранит нас Свет его заслуг! А когда святой навещает святого, они едят суп из одной миски, как братья. В тот святой шабес за лиженским столом в полдень собралось много уважаемых гостей. Все они были настоящими хасидами. И все любовались, как славно эти почитаемые святые едят суп. Святой ребе реб Мелех ждет, покамест гость наберет себе ложку супа, и только тогда, когда полную ложку супа он поднесет к своему святому рту, наш святой ребе реб Мелех осторожно, чтобы и капля не капнула, потихоньку погружает свою ложку в суп, а уж тогда его святой гость дожидается, когда ребе реб Мелех наберет себе ложку… – и так все идет по порядку. Одним словом – святые! От них глаз оторвать невозможно! Но что касается нас, обыкновенных хасидов, мы так дружно этот милый суп не едим. А наши святые едят, едят серьезно и молча. Семь полных ложек уже съел святой Менделе Римановский, и семь полных ложек съел святой ребе реб Мелех. А сейчас святому рабби Менделе хочется набрать восьмую ложку, ибо как раз пришел его черед. Он уже было снова опустил свою ложку в миску, да тут вдруг, ни с того ни с сего, святой ребе реб Мелех хватает скатерть, дергает ее и миску враз опрокидывает. Весь суп на столе. Был бы пирим(пурим), иными словами мясопуст, мы бы решили, что святой ребе реб Мелех шутит. Однако святой ребе реб Мелех не шутит – это так же очевидно, как и то, что нынче не пирим.

Святой рабби Менделе Римановский побледнел от испуга, и ложка выпала у него из руки.

– В чем дело? – кричит он на святого ребе реб Мелеха. – Вы хотите, чтобы нас в сумасшедший дом посадили?

– Ша, ша, – то есть «тихо, тихо», успокаивает ребе реб Мелех гостя, – только не теряйте веру во Всемогущего!

Испугался святой рабби Менделе Римановский, испугались и хасиды. Что видели – никак в толк не возьмут и что слышали – тоже понять не могут.

Так, верно, до смерти и не поняли бы, если бы случайно в тот день в Вене не оказался по торговым делам Арн-Шийе. Не прошло и недели, как форейтор привез в Лиженск письмо, в котором Арн-Шийе пишет, что, слава Богу, здоров и с помощью Божьей дела его идут как нельзя лучше. И еще он пишет, что в Вене все дорого, пишет и почем там яйца, и почем перо, и какая красота в Вене, и что он, Арн-Шийе, ходил к самому императорскому дворцу, но что он, Арн-Шийе, не дал бы за этот венский замок и сломанной ножки от лавки из лиженской комнаты ребе реб Мелеховой – пусть он будет жив и здоров! И еще пишет Арн-Шийе, как он рад, что, наверное, на следующий святой шабес будет уже дома, в Лиженске. Пишет он еще о многих других удивительных и важных вещах, ибо письмо очень длинное и обстоятельное, каким обычно бывает письмо от Арна-Шийе. А в конце этого письма была еще кратенькая приписка: «Я чуть было не забыл про самое главное. Как я узнал из надежных источников, император вчера на святой шабес в полдень хотел подписать указ, по которому все наши сынки должны были бы идти в армию, от чего милостивый Господь изволил оберечь нас. Император хотел было этот указ подписать и уж обмакнул перо в золотую чернильницу. Но как только погрузил перо в эту золотую чернильницу, чернильница вдруг, ни с того ни с сего, перевернулась, и милый указ утонул в чернилах. Император сразу сказал, что это, как видно, плохое предзнаменование и что, мол, этот указ подписывать он не станет, хвала Господу! Обо всем этом вас извещает ваш недостойный Арн-Шийе».

Да, именно так все и было! Когда святой ребе реб Мелех сидел со святым рабби Менделе за субботним супом в Лиженске, как раз тогда император со своими министрами сидел за письменным столом в Вене. И потому святой ребе реб Мелех – он все постигал своим Духом святым – нарочно перевернул лиженский суп и тем самым одновременно опрокинул в Вене императорскую чернильницу. Император, конечно, знать не знал, чьи это проделки, но что чьи-то таинственные руки разрушали все его замыслы, это он уже понял.

Милый Арн-Шийе писал, что на следующий шабес он с помощью Божией будет дома, в Лиженске. Но протекали недели и месяцы, как вода в Дунае, а Арн-Шийе все еще торчал в Вене.

Однажды святой ребе реб Мелех сидит с хасидами за столом в Лиженске. Сидит, размышляет и вдруг, опустив свою святую голову, закрывает лицо ладонями, точно от кого-то прячется. Обеими руками все лицо закрывает. Ни бороды, ни пейсов – кроме рук, ничего не видать. От кого же он так прячется? Ведь в комнате никого нет, одни они, одни хорошие хасиды. И прежде чем святой ребе реб Мелех свое лицо вновь открыл, прошло немало времени. В то же время у императора в венском дворце гостил один волшебник, наделенный особой чудодейственной силой. И он упорно просил императора позволить ему применить эту силу на деле. Надо заметить, что император не испытывал симпатии к волшебству. Но маг был столь настойчив, что император сдался и сказал: «Что ж, будь по-твоему! Если ты так настаиваешь, то покажи хотя бы то, что постоянно мешает мне осуществить свои замыслы!»

Император сказал это только ради того, чтобы избавиться от волшебника. Но тот и вправду взялся за дело, да так, что у императора аж зарябило в глазах. И вдруг он увидел… Что же узрел он? Где-то вдалеке – две незнакомые руки.

Все это выведал наш Арн-Шийе, у которого было много знакомых среди конторщиков, министров и лакеев.

Как вам уже известно, в нашем древнееврейском письме не пишутся гласные. Если бы мы украсили гласными текст нашей святой Торы, мы не могли бы читать ее вслух в синагоге. Гласные буквы вы найдете, например, в молитвенных книгах, предназначенных не так для ученых, как для детей и для амрацим, то есть для людей необразованных. Кто знает древнееврейский, тому гласные не нужны. Он читает и без них. Если мы пишем гласные, они выглядят так.

Если мы хотим, например, указать, что на определенном месте должно читаться а, мы пишем под предшествующей согласной маленькую горизонтальную черточку «_». Краткое эмы обозначаем тремя точками под согласной [27]27


[Закрыть]. Если под согласной только две обычные точки рядом «..», мы читаем ей, и так далее.

Впрочем, не думайте, что эти малозаметные точечки и черточки, которые чаще всего мы вообще не пишем, ничего не значащая ерунда! Напротив. В них скрывается ключ к величайшим таинствам. Однажды мы уже говорили об этом. Ибо тот, кто во время молитвы пропускает гласные или, читая их, ошибается, того эти небрежно прочитанные точки и черточки будут пугать после смерти и жаловаться на него Господу Богу. Из этого следует, что при молитве вы должны с таким же вниманием относиться к знакам, обозначающим гласные, как и к знакам, передающим согласные звуки. Тогда вам будет гарантировано спасение от нестерпимых страданий.

Святая книга Тикунимобъясняет нам значение точек и черточек так: «Они кажутся незаметными и маленькими. Но и звезды на Небе издали кажутся нам незаметными и маленькими, а на самом деле это огромные миры».

В святых книгах нашей каббалы в совершенстве объяснены таинства девяти знаков для гласных. Маленькая горизонтальная черточка под согласной, то есть а, означает порогпред вратами Мудрости Божьей. Две точки рядом, то есть ей, означают началои цель, величественный престол Господень, из которого все души выходят и в который возвращаются, и пред ним своими двумя крылами трепещут ангелы. Три точки в форме трех оконечностей сердца, то есть э, означают Любовь. И подобными смыслами наполнены все драгоценные знаки. Однако это отступление не имеет прямого отношения к самому повествованию, а дано лишь для того, чтобы продолжить наш рассказ.

Святой ребе реб Мелех не написал ни одной книги. Но как-то раз зашел к нему один литератор, который – как уж повелось с людьми такого сорта – ни о чем другом не мог говорить, кроме как о своих сочинениях. А когда решил, что поразвлек святого вдосталь, спросил его, но разве что из вежливости:

– А вы как? Неужто не работаете над какой-нибудь книгой?

– Работаю, – ответил святой ребе реб Мелех.

– А как будет называться ваша книга?

– На древнееврейском она будет называться Некидес галев, или Ды пинтелах финм гарецна идише. То есть «Точки сердца». Две точки (ими мы обозначаем ей) у меня уже сделаны, так что первая часть окончена. Она называется Еймес галев, «Страх сердца». Сейчас мне остается добавить к этому еще одну точку, и получится Эмес галев, «Чистота сердца» (ибо э мы обозначаем тремя точками [27]27


[Закрыть]). Надеюсь, что с помощью Божьей я докончу свой труд прежде, чем умру.

Однажды к святому ребе реб Мелеху пришел человек, который очень много постился, молился и изучал слово Божие, и это все совершал втайне от всех. И считал себя, конечно, святым. Однако когда он вошел в горницу Мелехову, святой ребе реб Мелех произнес одну известную фразу из Священного Писания, при этом даже не взглянув на вошедшего: «Может ли человек скрыться в тайное место, и Я не видел бы его?» [28]28
  Иер. 23, 24 (текст слегка изменен по сравнению с синодальным переводом).


[Закрыть]

Но святой ребе реб Мелех произнес эту фразу несколько иначе, то есть не с тем ударением, к которому мы привыкли, читая ее в Священном Писании. Святой ребе реб Мелех чуть задержал паузу, и тем самым стих приобрел совсем иной смысл: «Может ли человек скрыться в тайное место и (также его) Я – (Я) не видел бы его» [29]29
  Слова в скобках даны переводчиком в целях пояснения цитаты: скрывшийся вместе со своим «я» не интересен для Бога.


[Закрыть].

Это значит, что сколько бы ни было у человека тайных заслуг, но если он осознает свое «я» или даже воображает себя святым – тогда все его посты и молитвы впустую. Это самонадеянный человек, и такому человеку Бог не выказывает благосклонности.

Пришедший гость понял намек. Он пожалел, что всю жизнь потратил только на свое «я» и что все его посты не имели никакого смысла. И он попросил ребе реб Мелеха посоветовать ему, как все исправить.

И святой ребе реб Мелех дал ему наставление. Однако такое наставление, какое может дать лишь святой, столь одаренный Духом святым, сколь и он, ребе реб Мелех.

Он велел ему: «С нынешнего дня ты вообще не должен молиться, даже самое короткое благодарение не должен высказывать, пока совсем не забудешь о своем „я“. Пусть тебе даже целый год придется прожить без молитвы».

Настоящий святой не сознает своего «я». Его душа неразрывно связана с Бесконечностью и постоянно сливается с ней.

Однажды приехал ребе реб Мелех в одно маленькое местечко погостить. Когда он уезжал, его провожала вся община.

– Куда идут все эти люди за нашей повозкой? – спросил ребе реб Мелех кучера.

– Они провожают вас, – ответил кучер.

– Но почему?

– А как же? Выражая такое почтение вашей учености, они, верно, хотят заслужить милость Божью.

– В самом деле? – удивился святой ребе реб Мелех.

И тотчас решил: «Если так, я последую их примеру. Я тоже хочу заслужить милость Божью».

И тотчас, сойдя с повозки, вместе со всеми пошел за ней пешком…

Сатана стал заклинать святого ребе реб Мелеха: пусть, мол, перестанет притеснять его. А если святой не перестанет, он, Сатана, всех людей превратит в хасидов. А уж тогда ребе реб Мелеху нечего будет делать на этом свете!

Однако ребе реб Мелех мановением руки отверг угрозу Сатаны. И Сатана приступил к делу.

Ряды хасидов неожиданно стали заметно умножаться. Кто только не становился хасидом. Сотнями и сотнями душ прибавлялось их каждый день, пока наконец ребе реб Мелеха и вправду охватило беспокойство. Он взял палку и пошел в дом учения, чтобы выгнать всех непризванных.

Но на пороге дома Божиего он застыл – а не лучше ли быть хасидами чертовыми, чем не быть хасидами вовсе?

Впрочем, непривычная работа вскоре надоела дьяволу. И прежде всего потому, что хасиды чертовы со временем стали хасидами настоящими.

Да, воззвала к ним святая правда Талмуда. «Даже тот, кто изучает Закон лишь из побуждений материальных, в конечном счете может стать настоящим идеалистом. Ибо свет Божий, скрытый в Законе, в конце концов каждого человека наставляет на путь истины».

Из любви к ближнему святой ребе реб Мелех однажды признал неправым и самого Бога. Случилось это так.

В Лиженске проживал гражданин по имени Мойше-Вольф. У Вольфа была дочь, страстно желавшая выйти замуж, но отец не мог найти необходимых четырех сотен талеров, которые в те времена требовал император от своих милых подданных евреев за разрешение жениться. Мойше-Вольф, не зная, что делать, обратился к святому ребе реб Мелеху. Он был уверен, что его несчастье исходит от самого Всемогущего, и предполагал, что только праведный суд святого ребе реб Мелеха может помочь ему. Он пришел к святому и сказал: «Я пришел к тебе с жалобой согласно Закону».

Вынести праведный приговор – неизмеримая заслуга. Судья, который выносит праведный приговор, становится «сподвижником Божиим в строительстве мира».

Так говорит Талмуд.

И потому святой ребе реб Мелех, не долго думая, пригласил к себе двух лиженских судейских заседателей. Их звали реб Якл-Майр и реб Дувид-Шийе. Затем велел Мойше-Вольфу подать свою жалобу и назвать обвиняемого.

Мойше-Вольф стал пространно рассказывать о своей возлюбленной дочери и об ученом зяте, которого нашел для нее, о тех проклятых четырех сотнях талеров и еще кое о чем.

– Но к чему здесь суд? – удивились судейские. – Ты на кого подаешь жалобу?

– Я обвиняю, – заикаясь, объяснил Мойше-Вольф, – я обвиняю Господа Бога.

Заседатели пришли в ужас. Нет, такой дерзости они еще отроду не слыхивали. Но святой ребе реб Мелех молчал.

И тут Мойше-Вольф, вдохновленный молчанием святого, набрался смелости и обосновал свою жалобу со всеми подробностями.

Да, он, Мойше-Вольф, гражданин лиженский, обвиняет Господа всех миров. Он обвиняет Всевышнего, что Он не выполняет то, что обещал рукою Моисея и пророков, что Он не бережет Свой народ израильский в его горьком изгнании, что позволяет императорам и сильным мира сего сочинять законы, которые превращают нас в рабов и которые способствуют тому, что он, Мойше-Вольф, не может выдать замуж свою дочь.

Святой ребе реб Мелех встал и подошел к шкафу, в котором стояли огромные фолианты Талмуда. Он вынул один том и открыл его. Это был трактат, называемый Хагига. Он подошел к заседателям и пальцем указал место на второй странице трактата. Все трое судей склонили головы над святыми строчками.

Там было: Бог создал землю не для того, чтобы она пустовала, а для того, чтобы была населена. И еще было там: тот, кто закабален настолько, что не может взять женщину себе в жены, силой суда должен быть высвобожден из рук господина своего.

Этой точки зрения, изложенной в Талмуде, придерживается знаменитый Маймонид, и точно таким образом она закодифицирована в святом Шульхан арухе, том II, глава 267, параграф 2. Все это святой ребе реб Мелех указал своим достопочтенным заседателям.

Таким образом, не оставалось сомнения, что иск Мойше-Вольфа, как и мотивы, обусловившие его, отнюдь не являются необоснованными.

«В обязанности суда входит, – заявил святой ребе реб Мелех, – рассмотрение всех исков, ему предъявленных, независимо от того, против кого они направлены, и каждый, кто не хочет быть объявлен неправедным, должен подчиниться нашему. приговору. Мойше-Вольф, гражданин лиженский, ты настаиваешь на своем исковом заявлении?»

Мойше-Вольф ответил, что настаивает.

«Ну хорошо! – сказал святой ребе реб Мелех, председатель лиженского суда. – Сторону истца мы выслушали. Сторону ответчика, то есть Всевышнего, Господа всех миров, выслушивать нам не требуется, ибо все Его слова и все Его возражения суду известны из книг Моисеевых и пророков. В соответствии со святым правовым кодексом талмудическим мы призываем обе стороны, как истца, так и ответчика, покинуть зал суда до вынесения приговора».

Сторона обвиняющая отвесила глубокий поклон перед благородным судом и вышла из зала суда во двор. Однако сторона обвиняемая выйти никак не могла. Бог Всемогущий не могв Своей вездесущности покинуть зал суда. Это, конечно, явилось слишком отягощающим Его вину обстоятельством.

Раввинский суд – суд весьма обстоятельный. Все аргументы «за» и «против» были тщательно изучены, в то время как Мойше-Вольф нетерпеливо переминался с ноги на ногу во дворе.

Наконец истца пригласили, и святой ребе реб Мелех – Свет его да хранит нас! – ознакомил его со знаменитым решением лиженского суда, кое обжалованию не подлежит.

Поскольку ответчик, Бог – да пребудет вовек хвала Ему! – несмотря на правила судопроизводства не покинул зала суда до вынесения приговора и поскольку, согласно параграфу 2, главы 267, второго тома Шульхан аруха, истец несомненно прав, суд после тщательного рассмотрения всех отягчающих обстоятельств единодушно и неопровержимо выносит приговор, полностью осуждающий ответчика по всей строгости закона. Все возражения стороны обвиняющей, то есть истца Мойше-Вольфа, гражданина лиженского, против стороны обвиняемой, то есть Бога, Господа всех миров, суд признает обоснованными и обязывает самого высокого ответчика милостиво соизволить почтить эти скромнейшие требования.

Мойше-Вольфу четырех сотен талеров уже не пришлось искать. Спустя три дня после памятного приговора суда лиженского император Иосиф II либеральным указом отменил бесчеловечные антиеврейские законы. Заря свободы начала восходить для всех угнетенных, среди которых были и горемычные евреи.

Святой ребе реб Мелех тоже был когда-то молод. В те поры он часто ходил из города в ближнюю деревню. Ходил лесом. Однажды по весне он немного задержался в деревне, и, когда шел домой лесом, уже стояла ночь. Мелех был неробкого десятка. Боялся только всемогущего Бога. Лес шумел таинственно и грустно. Мелех шел вперед и вперед, в темноте то и дело спотыкаясь о пни. Лес казался бесконечным. Нет, Мелеху страх был неведом. И все-таки тобой овладевает странное чувство, когда идешь один, ночью, по густому лесу. Наконец Мелех увидел вдали огонек. И огонь разрастался по мере того, как Мелех приближался к нему. Человеческое жилье! Заблудился он, что ли? До сих пор он никогда не замечал, чтобы в лесу кто-то жил. Мелех сделал еще шаг, другой. Раздвинул ветви, и оказалось, что стоит он посреди лесосеки. А на ней, о диво дивное, – избушка, красиво окрашенная, ни дать ни взять – мухомор. Теперь все было видно как днем. Месяц светил так же ярко, как оконца избушки. Мелех вошел, но на пороге застыл, точно заколдованный. Сперва он подумал, что ему снится сон. Такой красоты он сроду не видел. Посреди горницы стоит молодая девица. Она почти нагая, но ничуть не смущается. Ее золотые волосы ниспадают до самого пола. Боже правый, как же они длинны! А это значит, что она непорочна. Ведь волосы у нее не острижены, как у замужней еврейской женщины.

«Да, – говорит она, – я не замужем и живу здесь одна. Я часто видела, как ты проходишь по лесу. И всегда один-одинешенек, как и я. Я часто думала, когда же ты заглянешь ко мне? Но ты всегда проходишь мимо, ничего не замечая вокруг. Стыдиться тебе не надо! Я, чистая, в лесном колодце выкупалась, мягкую постель давно приготовила. Нет, я не ученая, а все-таки знаю – грех невелик будет. Но угощение будет очень богатое. Поди сюда!»

Ее голос звучал сладко, как серебряные колокольцы на пергаментном свитке Закона Божьего на праздниках в синагоге, но притом так мощно, как удары крови в Мелеховых висках. Лишь мало-помалу доходит до Мелеха смысл слов, которые стекают с алых губок, точно маленькие волны перекатываются в ручейке.

Стоит Мелех и не знает, что с ним творится. Будет ли рад Господь Бог такому слиянию? Когда нет ни благословения раввина, ни кольца обручального, ни свадебного балдахина?!

«Поди сюда! В колодце я выкупалась, мягонькую постель приготовила, богатое будет угощение».

Волосы девицы трепетали, как трава в лесу, когда овеет ее весенний ветерок. На сосках ее грудей ярко краснело что-то, как две земляники в зеленом листке.

«Нет!» – вскричал Мелех. Это был крик утопающего.

«Не-ет!» – отозвался лес глубоким эхом.

И стоит Мелех на лесной поляне один-одинешенек. Девица исчезла, избушка словно сквозь землю провалилась. Только рой светляков в густой траве ведет свой таинственный хоровод.

Это было истинное искушение. Восхитительный мираж, сплетенный Сатаной, как и всякий соблазн в этом мире, заставляющий нас грешить и забывать о Господе Боге.

Святой ребе реб Мелех не забыл. Да хранит нас Свет его заслуг!

Святой ребе реб Мелех оставил по себе бесценную память – проповеди, в которых он толковал Пятикнижие Моисеево в каждый шабес на протяжении всей своей благословенной жизни. Они были точно записаны хасидами и изданы под названием Ноам Элимелех, то есть «Наслаждения Элимелеховы».

Когда записи были предложены ребе реб Мелеху для утверждения, он воскликнул: «Как так? И это я проповедовал?!»

Во время своих проповедей он впадал в состояние такого глубокого экстаза, что не способен был осознать смысл своих слов.

Тору составляют пятьдесят четыре раздела, рассчитанные на пятьдесят две недели года. В каждый шабес кантор читает в синагоге по одному разделу, иногда по два. Святой ребе реб Мелех в проповедях дает толкование ко всем разделам Торы, кроме одного. К одному разделу не сохранилось ни одной его проповеди. В течение всей своей жизни одну неделю в году он не проповедовал. В эту неделю мы ежегодно читаем предпоследний раздел Второй книги Моисеевой. И как раз в эту неделю – в 21-й день месяца адара 1786 года – святой ребе реб Мелех отошел в вечность.

Из «Наслаждений Элимелеховых»

– Всякий час и в любую минуту, особенно в ту, какую человек проводит в одиночестве и бездействии или, лежа в постели, не может уснуть, он должен представить, что перед ним полыхает огонь, огромный, ужасный, до самого Неба, и он, человек, ломая свой врожденный инстинкт самосохранения, бросается в пламя во славу Божию. Милостивый Бог такую решительную готовность человека считает равной самому поступку. И потому человек должен не лениться, а постоянно выполнять самую святую заповедь Божию: «Я буду освящен в сердцах сынов Израилевых». – Освящен их самоотверженностью хотя бы в мыслях. – Те же мысли не должны покидать человека ни во время еды, ни во время соития. Когда бы он ни испытывал телесное наслаждение, он должен сказать себе сердцем и устами, что гораздо большую сладость и большее наслаждение, чем чувственное, он испытал бы, если бы ему дозволено было принести свою жизнь в жертву Богу. И он сам должен убеждать себя, что ему было бы куда приятнее умирать во славу Божию, чем испытать любое наслаждение чувственное. Он должен говорить себе, что смерть во славу Божию прекраснее, чем удовольствие телесное, и что, если бы стражники оттащили его от еды или совокупления и терзали его самыми разными способами, мученическая смерть была бы ему желаннее любого наслаждения плотского. Но каждый человек должен следить, чтобы мысли его были искренни и правдивы, ибо всезнающего Бога обмануть нельзя.

– Во имя своей безграничной любви к живым существам Бог совершил несказанное чудо. Сотворив их из ничего, он нарушил извечный закон логики и естества. Однако существует еще большее чудо: из любви к одним существам Бог уничтожаетдругие. Ибо если при сотворении мира Бог действовал только против законов природы, при этом не нарушая характера Своей сущности, а именно Своей любви, то в случае уничтоженияСвоих творений он действует против естества Своей собственной божественной самости, то есть против любви. Поэтому чудесный исход израильтян из Египта был б о льшим чудом, чем сотворение мира. Для того чтобы освободить Израиль, Бог Своим прямым вмешательством в миропорядок уничтожил другие Свои творения, египтян, в противовес Своей любви Творца и, значит, действовал против характера Своей собственной самости и естества, а не только против единых законов природы, Им созданных. Поэтому Священное Писание чаще напоминает нам о чудесном исходе из Египта, чем о сотворении мира.

– Души женщин нисходят на землю из более высоких миров, чем души мужчин. Поэтому Закон освобождает женщину от тех заповедей, исполнение которых ограничено определенным периодом, определенным временем дня или года. Ибо мир, в котором происходит рождение души женщины, вознесен над понятием времени.

– Нам кажется, что святые жили на земле среди нас. Но на самом деле это не так! Они походят на солнце, которое светит нам, но постоянно остается на Небесах.

– Если человек хочет, чтобы свет его души после смерти не был поглощен бесконечным светом Божьим и не исчез в нем бесследно, необходимо, чтобы за время своей земной жизни человек по возможности имел много заслуг, ибо каждая заслуга, как говорит Писание, есть источник Света. Света, который никогда не меркнет. И если человек присоединит эти заслуги к искорке души своей, его дух станет Светом столь мощным, что его не поглотит Бесконечность и он никогда не исчезнет в ней.

– Когда мы видим что-то красивое или пробуем что-то хорошее, мы должны знать, что эта усладавкуса или красоты есть сам Бог.