Текст книги "Лабиринт. Книга 2 (СИ)"
Автор книги: Ирма Грушевицкая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)
Глава 16
Заснуть в ту ночь Мэри так и не удалось. В голове каруселью вертелись события прошедшего вечера – от первого неясного ощущения близости Мэтта, до его последнего поцелуя, с которым он посадил её в машину. Между этими двумя событиями было ещё очень много всего – и ощущений, и поцелуев. На разбор и смакование каждого из них ушли бы месяцы. Что он сказал, что она сказала, как он посмотрел на неё при этом – любимое занятие влюблённых, а она была влюблена в этого мужчину уже очень давно. Невысказанная, тайная, очень неуверенная в себе её любовь долгое время была задвинута в самые дальние уголки сердца, спрятана за частоколом сомнений. Но стоило Мэтту заговорить о доверии, как она растолкала локтями сдерживающие её чувства и как собачка, высунув язык, села перед ним в радостном ожидании.
Недавно она сравнивала с щенком Алекса, теперь себя. Если и на этот раз ей не удастся стать счастливой, заведёт собаку.
– Если я тебе надоем, скажи об этом прямо.
– Хорошо, – сказано после небольшой паузы. Отсюда вывод – сказано обдуманно. – Могу я в этом случае рассчитывать на взаимность?
Мэри тоже ответила не сразу, потому что еле удалось сдержать смешок – неужели, Мэтт это серьёзно?
Судя по виду, снова да.
Окей!
– Можешь.
– Вот и хорошо. С этим разобрались. Приводи себя в порядок. Я буду в гостиной.
Взяв двумя пальцами за подбородок, Мэтт поднял к себе её лицо и поцеловал в лоб – в лоб! – после чего вышел из ванной, оставив Мэри один на один со своими мыслями. А их в голове было такое множество, что умылась она в рекордные сроки и, даже толком не вытершись, выбежала из ванной.
Мэтт сидел на диване в уютной по-современному обставленной гостиной и при её появлении немедленно встал. Мэри отметила, что он успел переодеться: сменил измятую и залитую слезами рубашку на точно такую же, но чистую и хорошо выглаженную. Правда, на этот раз без галстука. Рукава Мэтт предпочёл закатать, обнажив мускулистые, покрытые тёмными волосами предплечья. Это было небольшое отступление от привычного образа бизнесмена, но Мэри помнила его и более домашним – в низко сидящих мягких спортивных штанах, облегающей футболке – или вовсе без неё, – босым. Сейчас же, несмотря на общую демократичность образа, его волосы снова были в порядке, а носки мягких туфель всё так же блестели. Это сочетание строгости и домашности в конкретном мужчине очень смущало. И будоражило.
– Ты потеряла свои хрустальные туфельки, Золушка. – Улыбнувшись, Мэтт кивком указал на столик перед диваном, на котором стояли её босоножки.
Ох, а она и не заметила, что всё это время бродила босиком. И когда она успела разуться?
– Я снял их, когда ты спала.
– Неужели, у меня всё на лице написано?
– В данный момент, да. Ты позволишь? – Подцепив босоножки за тоненькие ремешки, он направился к Мэри.
Она растеряно смотрела, как Мэтт опускается перед ней на колено, берёт одну ногу, вторую, и на каждую поочерёдно надевает туфельку, ловко справляясь с западнёй из переплетения тоненьких ремешков и слегка туговатой застёжкой.
И вправду, Золушка.
Поднявшись на ноги, Мэтт взял её за руки, переплёл их пальцы и, когда Мэри подняла к нему лицо, оставил на губах несколько лёгких поцелуев.
– Идём. Машина ждёт.
Она снова попыталась возразить, но он не дал.
– Ты обещала, ягодка. Помнишь? – Строго так.
– Да. – Неуверенно. – Но я не хочу вот так уезжать. Это похоже на побег. Мне надо поговорить с Алексом.
Она видела! Видела! Глаза сверкнули лишь на мгновение – но сверкнули же! – а затем она услышала вполне себе будничный ответ:
– Завтра у Роберта и поговоришь. Мне нужно ещё три дня на завершение дел в Сиднее. Думаю, это время тебе лучше провести в его доме.
– Если ты не понял, я совершенно не против остаться здесь.
– Если ты не поняла, я хочу этого больше всего на свете.
И он опять припал к ней губами. На этот раз с такой страстью, что у неё едва не подогнулись ноги. Нестерпимо захотелось, чтобы Мэтт её обнял, но по тому, как пальцы едва не расплющились в его руках, Мэри поняла, что ему этого хочется не меньше. Но вот так, держась за руки, плавить друг друга поцелуем, посчитал для себя более безопасным.
А она второй раз за вечер поймала себя на мысли, что, сосредоточившись на своих бедах, вовсе не задумывается над чувствами Мэтта. Ни тогда не думала, ни сейчас. Но третий раз рыдать – это слишком. Ни один мужчина этого не выдержит. Поэтому она решила не возражать, а сделать, как просит Мэтт. Не для своего, так хотя бы для его успокоения. Тем более что возвращаться в номер Алекса у неё больше не было морального права. Вот только…
Выйдя из лифта на первом этаже, Мэри попросила подождать и решительно зашагала к стойке администрации. Мэтт по инерции пошёл за девушкой и, остановившись чуть поодаль, с удивлением наблюдал, как Мэри снимает с себя ожерелье, весь вечер украшавшее её шею, берёт у администратора конверт, затем кладёт туда ожерелье, запечатывает его и отдаёт назад.
– Гость из номера шестьдесят двадцать пять ещё не вернулся?
– Одну минуту, мэм. Нет. Номер на сигнализации.
– Как вернётся, передайте ему, пожалуйста, это.
– Хорошо, мэм. Приятного вечера.
Конечно, разговора с Алексом не избежать. Он не заслуживает быть брошенным вот так, постфактум. Всё-таки долгое время они были связаны и, более того, в начале сегодняшнего вечера она почти убедила себя, что сможет ответить на его чувства. Возможно, она была бы с ним счастлива – уж, по крайней мере, точно постаралась бы. Но хватило одного намёка на возвращение в её жизнь Мэтта, и стала понятна вся беспочвенность этих надежд. Заслуживал ли Алекс жизни с женщиной, любящей другого? Вряд ли. В любом случае, это будет не она.
Вот и всё. Пути назад нет. Она больше не с Алексом. Но с Мэттом ли?
Обернувшись, Мэри встретилась с пронзительным взглядом серых глаз. Тем самым взглядом, который решил для неё всё ещё пять лет назад. И назад пути для неё точно не стало.
К тому, что она собиралась сказать, надо было подготовиться. Такие простые и одновременно сложные слова вот-вот должны были сорваться с её губ. После них – Мэри очень надеялась – пути назад не будет и для него. По крайней мере, если она ошибается, то увидит это сразу. В прошлом она уже раз огорошила Мэтта неожиданным признанием, так что знает, какой реакции ждать. Сначала он отстранится, отчего ей станет довольно неуютно, а потом окружит заботой так, что она почувствует себя самой важной в его жизни. Собственно, за это ощущение она его и полюбила. В объятиях Мэтта Мэри чувствовала свою уникальность, и эта пауза между её признанием и её же счастьем станет его предвкушением.
Подойдя к Мэтту, девушка взяла в ладони его лицо, заставив смотреть прямо в глаза. Секундная задержка, в течение которой она скопировала в свой давно не пополняемый файлик воспоминаний о Мэтте это выражение – ожидание на грани настороженности. Он снова ждал, что она выкинет что-нибудь этакое, и Мэри не разочаровала.
– Я ушла, потому что была в тебя влюблена. Очень и очень сильно. Забыть об этой любви никак не получалось, хотя я честно старалась. Сейчас рядом с тобой я понимаю, насколько тщетны были мои усилия. Ничего не ушло, Мэтт. Возможно даже стало сильнее. Ты слишком благороден, чтобы не брать в расчёт мои чувства. Если уверен, что справишься с влюблённой в тебя женщиной, я сделаю, как скажешь – сяду в машину, поеду к Роберту и буду ждать тебя там. Если сомневаешься, я вернусь в… Впрочем, тебе должно быть всё равно, что я собираюсь делать дальше. Вот такая правда, Мэтт. К сожалению, времени на подумать у тебя нет. Ответ надо дать прямо сейчас.
В мире, где правят бал единороги, над ними должна была немедленно расцвести радуга, запеть птички и заскакать в весёлом танце мелкая лесная живность. Мэтт должен был отступить на шаг, встать на одно колено, как давеча с босоножками, и достать из кармана заветную бархатную коробочку. Она сложила бы ладошки на груди, прикусила губу и со слезами на глазах кивнула бы в ответ на невысказанный вопрос, который он задаст одними глазами.
К сожалению – или к счастью, – фешенебельные отели не располагали портативной радугой. А конкретно в этом даже действует запрет на размещение с домашними животными – она подсмотрела это в рекламном проспекте.
Её "прямо сейчас" от его "прямо сейчас" отличалось разительно. Мэтт открывал перед ней перспективы. Мэри открывала ему сердце. По большому счёту, оба оставались в выигрыше: она любит, он позволяет себя любить – так, кажется, обычно бывает в парах. Мэри слышала это выражение "моей любви хватит на двоих", вот и пришла её пора признать, что такое возможно. Тем более что вид у Мэтта после её признания, помимо обалделого, был чуточку довольным. Как-то по-другому засветились его глаза, хоть он изо всех сил старался сохранить лицо.
Первые секунды прошли, а он ничего не делал. Всё смотрел на неё, покорно снося то, что руки Мэри до сих пор держали его лицо. Ну, здравствуй, неуверенность. Давно не виделись. Виртуальные зверушки попрятались в норки, радуга потускнела, а кольцо в бархатной коробочке оказалось из пакета с попкорном. Ну, Мэтт, давай. Давай! Действуй. За тобой ход.
Ход-то за ним, но вот каким он должен быть – Мэтт не знал. Путался в показаниях перед своей совестью. Вообще-то, после того, что сказала Мэри, ему немедленно следовало обнять её, поцеловать и сделать ответное признание. Вот только в чём? В том, что рядом с ней мир кажется ему ярче? Что она вносит в его жизнь радость перспективы. Что в её глазах он кажется себе лучше, чем есть на самом деле, и это ощущение даёт ему стимул двигаться дальше – к тем горизонтам, которые давно казались утерянными. Он это должен сказать? Вот здесь – в лобби отеля на краю света, в тот момент, когда должен её отпустить?
Боги, нет! Не здесь и не так. Но Мэри ждёт. Фиалковые глаза мечутся по его лицу в ожидании, и Мэтт видит, как постепенно оно переходит от предвкушения к тревоге. Ему это очень не нравится, поэтому он делает единственное, на что способен в данную минуту: берёт руки Мэри, отнимает от своего лица, затем крепко её обнимает и целует с такой страстью, после которой отцы дочерей обычно достают ружьё.
Они с упоением целовались посреди залитого светом гостиничного лобби. Как подростки, впервые открывшие для себя подобный способ времяпрепровождения. Идея отправить Мэри к Роберту с каждой секундой становилась менее привлекательной, а мысль, зачем он вообще согласился на это, так же стремительно ускользала. Ещё немного, и Мэтт как первобытный человек потащит свою женщину в пещеру, и там даст волю своим чувствам, которые и без всяких слов доходчиво объяснят Мэри, как именно он собирается справляться с её влюблённостью.
Последним усилием воли Мэтт оторвался от девушки, всё ещё продолжая крепко прижимать к себе. Как и Мэри минуту назад, он не мог оторвать взгляд от её лица – разгорячённого, пылающего, полного неги и счастливой расслабленности. Она не сразу открыла глаза, а когда его взгляд встретился с тёмными фиолетовыми омутами, Мэтт понял, что всё равно должен что-то сказать. Женщины любят ушами, знаете ли. А его Мэри заслуживает только самого лучшего.
– Я хочу тебя в своей жизни, Мэрилин Рейнольдс. Сегодня, завтра, всегда. И я постараюсь быть достойным твоей любви. Ты веришь мне, ягодка?
Ей почти удалось скрыть разочарование во взгляде. Почти. Мэтт был готов, что у него ёкнет сердце, когда он увидит это в её глазах. Но он принял решение, и отступать не намерен: не здесь и не сейчас он скажет Мэри о своих чувствах. Потому что и для него в чём-то они стали сильнее. И если Мэри давно разобралась со своими, то на него понимание, что без этой девушки он больше не мыслит своей жизни, обрушилось горной лавиной. Его главной целью было найти Мэри, а вот что потом с ней делать – об этом Мэтт не думал. Теперь решение нужно принимать быстро. Похоже, выражение "прямо сейчас" придётся вышить на суровом полотне, заключить в рамочку и повесить над камином в их гостиной.
Необходимо всё обдумать. Самому. Без отвлекающего фактора в виде тающей в его объятиях любимой женщины. Когда-то он думал о том, что у Мэри всё должно быть правильно: большой дом, дети, штакетник, собака. Получается, что и ему это тоже подходит, потому что для него правильно – быть с его Мэри. Именно поэтому сейчас он должен её отпустить – чтобы с самого начала в их жизнях всё шло по порядку. И неважно, что это их второе начало. Многие ли получают второй шанс на счастье? Своим Мэтт Крайтон всерьёз собирался воспользоваться.
Глава 17
Да, ответного признания не последовало, и это неожиданно ранило Мэри. Но Мэтт сказал «сегодня, завтра, всегда». «Всегда» в этой конструкции ей нравилось больше всего. Это обещанное «всегда» будоражило и одновременно пугало, потому что непонятно, как жить с ощущением чего-то непреходящего.
Та просьба была неслучайной – сработало подсознание. Конечно, она будет стараться, будет работать над собой, чтобы интерес Мэтта не пропал, но, если не получится, он пообещал сказать об этом прямо. Ради того, кого любишь, меняться приятнее всего, и ей точно есть над чем работать. Но вот вопрос, а надо ли? Ведь Мэтт сказал, что хочет её – вот эту самую Мэри, какой она есть сейчас. Может, и не надо ни над чем работать. Следует просто быть собой, однако просто в её жизни никогда не было. Какой-то подвох обязательно должен присутствовать, и Мэри голову сломала, пока его выявила. Но выявила же: за всей радостью, что обуяла её после слов Мэтта, она не обратила внимания на главное – а в качестве кого он "хочет её в своей жизни".
Впрочем, так ли важна суть кем она для него станет и долго ли продлится его "всегда". Один день, ещё одну неделю, месяц, год – она проживёт их рядом с любимым и будет счастлива. Снова отравлять себя мыслью о конечности своего счастья Мэри не могла, да и не хотела. Делай, что должно, и будь, что будет. Для неё должно находиться рядом с Мэттом, остальное не суть важно. Хотя, нет. Кое-что важное ещё следовало сделать, и сделать немедленно.
Уезжая с приёма, Мэри поставила телефон в беззвучный режим и снова взяла его в руки, когда ехала к Роберту. Алекс не давал о себе знать. Вероятно, думает, что она мирно спит в их номере и не желает будить звонком. Но она не спит. Она только что от него ушла. Конечно, лучше бы отложить объяснение на утро и точно сделать это не по звонку, но выхода не было – в противном случае её отъезд походил бы на бегство.
Выведя на экран имя Алекса, Мэри посмотрела на фотографию человека, с которым ещё двенадцать часов назад занималась любовью. Вот так всё и происходит: мгновение – и тот, кого ты считал близким, уходит. На этот раз снова ушла она и, памятуя свой опыт с Мэттом, не собиралась делать это молчком и решительно провела пальцем по экрану, посылая вызов.
Спустя два гудка её перекинуло на голосовую почту. Иметь дело с бездушной машиной хотелось ещё меньше, чем с голосом Алекса, поэтому надиктовав нейтральное "Я уехала к Роберту. Поговорим утром", Мэри нажала "отбой" и выключила аппарат.
Роберт встретил её у парадного входа, помог выйти из машины и сразу повёл на второй этаж – в гостевое крыло большого двухэтажного дома в западном пригороде Сиднея. Он не задал ни единого вопроса, хотя, она знала, что их у него скопилась целая масса, но, показав Мэри её комнату и убедившись, что она ни в чём не нуждается, оставил одну. С большим наслаждением Мэри наконец вылезла из измятого платья и, оставив душ на утро, забралась в кровать. Но сон так и не пришёл.
Разница во времени между Нью-Йорком и Сиднеем составляет четырнадцать часов. Утро в Австралии – это конец рабочего дня в Америке накануне. Постичь это тяжело, а вот перестроится на Сиднейское время – запросто. Около семи утра Мэри перестала себя мучить, встала с постели и приняла душ. Мытьё головы помогло, и ещё около получаса она с увлечением сушила волосы. Так что, когда, закутавшись в большой банный халат, она, наконец, спустилась на первый этаж, было уже около восьми, и Роберт встречал её с кружкой горячего кофе.
– Чёрный. Без сахара, – заметила Мэри, принимая из его рук большую керамическую кружку. – Ты явно намекаешь на серьёзный разговор, потому что точно знаешь, какой именно кофе я предпочитаю.
– Верно.
– Ни единой поблажки?
– Ни малейшей.
– Хорошо. Спрашивай.
– Нет, детка. Сегодня задачу я тебе не облегчу. Придётся говорить самой.
Мэри обречённо покачала головой. Однако с кем же ещё ей проходить через эмоциональное аутодафе как не с Робертом.
– Прямо так прямо, но рассказывать особо нечего. Я сказала Мэтту о своих чувствах. Он сказал, что хочет меня в своей жизни. После чего отправил к тебе, попросив три дня на то, чтобы завершить здесь дела. И вот я стою на твоей кухне в твоём халате, потому что из одежды у меня только одно вечернее платье, и думаю, а не поменяла ли плохое на худшее с той только разницей, что это конкретное худшее я очень люблю.
– Это из-за Мэтта Крайтона ты уехала из Чикаго? – мягко спросил Роберт.
– Отчасти.
– Он тебя обидел?
– Наоборот. Это я обидела его тем, что ушла.
– А почему же ты ушла, Мэри-джелли?
Мэри вздрогнула, чуть не выронив кружку с горячим кофе, и во все глаза уставилась на мужчину.
"Мэри-джелли". Так звал её Пит. Странным образом мысли, в которых она сравнивала Роберта Стенхоупа с человеком, который хотел её удочерить, вышли из подсознания наружу. Это оказалось болезненным. Полный понимания и сочувствия взгляд Роберта боль эту не облегчал. В который раз за последние двенадцать часов Мэри боролась со слезами. В который раз её логически обоснованные фразы и поступки теряли всю свою логику и обоснованность. Они просто становились несущественными под напором одного единственного неоспоримого факта. Его-то она и озвучила:
– Потому что состояние счастья для меня нетипично. Оно пугает. Я не умею быть счастливой, Роберт. Пыталась несколько раз, но всё без толку. Моё счастье имеет свойство быстро заканчиваться. Так случалось ни раз, и никто не даст гарантий, что не повторится вновь.
– Любое счастье конечно, девочка. Пожалуй, только в детстве мы не видим его границ. К сожалению, твои границы возникли именно в тот период, отсюда же все твои беды. Однако я никогда не думал, что ты такая ленивая, Мэрилин Рейнольдс.
Последняя фраза вызвала искреннее удивление.
– Ленивая? Поясни.
– Охотно! – согласился Роберт. – Несчастным быть легко. Вернее, не несчастным, а не счастливым. Большая часть людей несчастлива, потому что счастье – это каждодневный труд. Тяжёлая работа, за которую многие даже не отважатся браться.
– Вдобавок ты назвал меня трусихой. Незавидный я человек. Может, не зря так о себе думаю?
– Может, и не зря. Но ты не хочешь попробовать доказать обратное?
– Кому? Себе?
– В твоём случае это не стимул. Тебе ещё надо научиться любить себя, Мэри, чтобы принимать себя же за авторитет. Давай лучше мне. Чем ты рискуешь, в конце концов?
– В данном случае, отношениями с твоим племянником.
– Аргумент, – согласился Роберт. – С ним ты могла бы прожить вполне уютную жизнь. Пусть не счастливую, но и не совсем несчастную. Возможно, этого хочет и Алекс. Но, судя по искрам, которые летают между тобой и Крайтоном, я очень рад, что до этого не дошло. Всё-таки, это сын моего брата. Было бы горько видеть его несчастным.
– Алекс всё равно будет уязвлён.
– Переживёт. Это менее травмоопасно, чем прожить всю жизнь с женщиной, любящей другого.
Мэри не могла не согласиться с этими словами, потому что тоже об этом думала. Она пыталась быть счастливой с Алексом, и не его вина, что в этом они оба потерпели крах.
– Роб, – тихо позвала она после того, как всё обдумала. – Как думаешь, на этот раз у меня получится?
Вместо ответа Роберт подошёл к холодильнику, взял оттуда упаковку порционных сливок и отломил от неё два блистера. Вместе с кусочком тростникового сахара и чайной ложкой он поставил их перед Мэри. Именно так она и любила пить кофе: две порции сливок и один кусочек сахара.
– Ты стоишь на моей кухне в моём халате, – улыбнулся мужчина, которого она без натяжки могла назвать своим лучшим другом. – И из одежды у тебя только вечернее платье. Думаю, у тебя уже получается, девочка.
Личико Мэри едва начало расплываться в счастливой улыбке, как в кармане её халата привычно требовательной мелодией ожил телефон.
Ещё не посмотрев на экран, она знала, что звонит Алекс.
– Что это ещё за ребячество, Мэри! – Он так громко кричал в трубку, что ей пришлось отодвинуть её от уха. Роберт сделал смущённую гримасу, но остался стоять рядом. Мэри всё-таки улыбнулась, благодаря его за поддержку.
– Привет, Алекс.
– Привет, Алекс? И это всё, что ты можешь сказать? Ко мне с утра стучится горничная с совершенно идиотским заявлением, что ей надо забрать твои вещи. Я подумал, речь о чистке или прочем дерьме, но она достаёт из шкафа твой чемодан и начинает складывать туда всё, до чего дотягивается. Потом она вспоминает, что ей поручено отдать мне какой-то конверт, потому что, видите ли, администратор пропустил моё возвращение в номер. И что я нахожу в том конверте, Мэрилин?
Мэри даже не пыталась его перебить, прекрасно зная, что когда Алекс чем-то возмущён, все попытки дать ему разумные объяснения обречены на провал. По крайней мере, не в этот самый момент. Ехидство в последнем вопросе тоже не требовало ответа, однако, под ободряющим взглядом Роберта, Мэри решила его дать.
– Я вернула то, чем владеть не вправе. Прости, что так долго позволяла тебе надеяться
– Я не пойму: ты от меня уходишь, что ли?
– Да.
– К моему дяде?!
Роберт, поднёсший к губам чашку, поперхнулся едва сделанным глотком. Мэри едва удержалась, чтобы тоже не прыснуть.
– Кто там у тебя? – Взорвался на том конце трубки Алекс. – Я слышу чей-то кашель.
– Это Роберт. Он поперхнулся кофе.
– Ты поставила наш разговор на громкую связь?!
– Нет. Просто он стоит рядом, а ты так кричишь…
Возникла долгая пауза, во время которой Мэри слышала лишь тяжёлое дыхание Алекса, отчётливо представляя, как пульсирует у него на виске жилка. Так всегда бывало, когда он гневался.
Наконец, на том конце раздался медленный выдох. Вероятно, Алекс воспользовался известным способом и досчитал до десяти.
– Сейчас я ничего не соображаю, – сказал он уже не так громко и более спокойно. – Не спал толком. Этим утром у меня несколько важных встреч, затем обед с Найджелом Уотсом из "Тринко". Он пообещал привести Мэтта Крайтона, вчера толком нам не удалось поговорить. Кстати, почему ты не сказала, что вы знакомы?
– Алекс… – начала, было, Мэри, но тот вполне ожидаемо её перебил:
– Всё потом. Я приеду в пять. Поговорим перед приёмом.
– Каким приёмом?
– Который устраивает в нашу честь Роберт. Вообще-то, он должен был стать сюрпризом, но в свете твоего последнего заявления, думаю, тебе лучше обо всём знать. Увидимся вечером. Постарайся к тому моменту прийти в себя.
Алекс отключился, а Мэри опустила руку с телефоном и вопросительно посмотрела на Роберта.
– Ещё один приём? Ты уверен?
– Более чем, – ответил мужчина и положил в её чашку ещё один кусочек сахара.
