Текст книги "Лабиринт. Книга 2 (СИ)"

Автор книги: Ирма Грушевицкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

Глава 21

Это была безумная гонка. Сначала полтора часа до Мельбурна, потом семь до Токио. Там они едва успели на первый рейс до Сан-Франциско, откуда ещё через девять вылетели в Чикаго. Вместе с ожиданием каждого следующего рейса – почти сутки дороги.

Мэтт был сам не свой от тревоги за отца, а Мэри – от тревоги за Мэтта. Едва самолёт садился, они звонили в Чикаго, чтобы узнать последние новости. На связи всегда были Рут Свонсон – помощница Мэтта, миссис Хоуп – экономка отца и его друзья – Николас и Тейлор. Последние находились непосредственно в больнице, делая всё возможное, чтобы Джозеф Крайтон получал самую квалифицированную помощь и самый лучший уход. Был ещё один друг, Кристофер, который в данный момент путешествовал с женой по Европе, и Мэтту пришлось долго уговаривать парня не прерывать свой медовый месяц.

Зная, что у любимого столько верных друзей, Мэри испытывала гордость за своего мужчину и очередные сомнения по поводу себя, которые Мэтт разметал с той же частотой. Он не закрылся, нет. Наоборот – они много говорили о своей жизни, о друзьях, о родителях. Тот факт, что он тоже почти не знал своей матери, наполнило сердце девушки щемящей тоской. Теперь над Мэттом нависла угроза потерять и отца. Чувство беспомощности перед обстоятельствами, неизбежность их были хорошо Мэри знакомы, и ни за что на свете она не хотела, чтобы любимый человек переживал подобное. Поэтому в те редкие часы, когда Мэтт затихал в соседнем кресле, она истово молилась, чтобы они успели, чтобы при следующем звонке услышали хорошие новости, и он немного успокоился.

В Сан-Франциско они узнали, что Джозефа, помещённого в состояние искусственной комы, перевели в отделение реанимации и интенсивной терапии. Больше никакой информации не было. Снова четыре часа неизвестности, и лишь в Чикаго встречающая их в аэропорту миссис Свонсон смогла рассказать кое-какие подробности случившегося.

– Мистеру Дженсену удалось пообщаться с полицейскими, побывавшими на место аварии. По какой-то причине ваш отец потерял сознание. Его машина врезалась в дерево. Скоростной режим не был нарушен, дорога относительно свободна, пострадавших, кроме него, нет. Очевидцы говорят, что, увидев петляющий автомобиль, водители сбросили скорость. Мэтт, вашему отцу крупно повезло, что в одной из машин оказался практикующий хирург. Он первым пришёл на помощь и до прибытия парамедиков делал Джозефу непрямой массаж сердца.

– Какие конкретно травмы получил отец?

– Сработавшая подушка безопасности сломала ключицу. Во время реанимационных мероприятий добавился перелом пары рёбер, но, как вы понимаете, это наименьшее зло. Правая нога сломана в нескольких местах. Какие именно хирургические манипуляции были сделаны, врачи не говорят, ждут родственников, хотя, признаюсь, мистер Холланд грозился засудить всю больницу, если ему всё немедленно не расскажут. Пришлось вмешаться мистеру Дженсену.

Дальнейший путь до Северо-западного мемориального госпиталя прошёл в тишине, но, как и во время долгого перелёта, Мэтт всё время держал Мэри за руку.

Двое мужчин, поднявшиеся при их появлении в зале ожидания реанимационного отделения, выглядели так, будто вместе с ними пролетели эти тысячи миль. Проплыли, пробежали. Мэри шла за Мэттом и воочию увидела, как при виде друзей у него расслабились плечи. Она тоже впервые за долгие часы свободно выдохнула и тихонько опустилась на ближайший к двери пластиковый стул.

Первым Мэтта заключил в объятия рыжеватый блондин в джинсах и кожаной куртке, надетой поверх не очень свежей футболки. Мэтт подробно описал всех своих друзей, и Мэри узнала Николаса Холланда – гения информационных технологий, любителя покера, хорошего виски и весёлых компаний.

– Наконец-то, дружище. Рад тебя видеть.

– Спасибо, Ник! Какие новости?

– Всё без изменений. И как ты понимаешь, это очень и очень неплохо.

– Лучшие специалисты Центра кардиологии Блума присматривают за твоим отцом, Мэтт. Он в надёжных руках.

Это сказал второй мужчина, обнявший Мэтта – брюнет в темно-графитовой тройке. Тейлор Дженсен, помощник окружного прокурора, хотя с такой внешностью ему прямая дорога на театральные подмостки или в Голливуд. Одного роста с Мэттом, он выглядел худощавее в своём идеально сидящем костюме от "Брук Бразерс". Точно такой же костюм Глория недавно приобрела Уильяму на Мэдисон-авеню, и еле уговорила его приехать на обязательную примерку…

Пока он разговаривал с Тейлором, Ник сходил за лечащим врачом отца. Мэтт очень удивился, когда коренастый седовласый доктор сказал, что возможно у него это не первый случай нарушения сердечного ритма. Было сделано коронарное шунтирование, восстановившее кровоток в артериях с помощью сосудистых протезов, и сейчас Джозеф находился в реанимации на аппарате искусственной вентиляции лёгких.

– Прогноз у вашего отца хороший, мистер Крайтон. Он стабилен, основные показатели в норме. Понаблюдаем ещё пару часов и возьмёмся за ногу. Сломана голень, придётся ставить штифт. Ключицу так же зафиксируем с помощью титановой пластины на шурупах, после снимем. Рёбра заживут, здесь никаких опасений. Повторюсь, прогноз хороший, но, учитывая почтенный возраст, мистеру Крайтону понадобится долгая реабилитация.

Напряжение, сковавшее его сутки назад, постепенно спадало. Он всё ещё боялся не успеть, боялся, что что-то упускает, что-то не до конца понял, поэтому ещё долго не отпускал доктора, закидывая его кучей вопросов. Всё это время парни стояли рядом и с не меньшим волнением участвовали в беседе.

Они уже проходили через это три года назад, когда в аварии с участием мотоциклов разбился младший брат Николаса Лиам. Тогда они втроём – он, Крис и Тейлор дежурили в больнице вместе с его родителями, пока Ник летел из Ирландии, где гостил у дальних родственников. Лиам умер, не приходя в сознание, всего за полчаса до приезда брата, и Мэтт знал, что эта боль навсегда останется с Ником. Он очень боялся не успеть. Но успел. Они успели – он и его Мэри.

Мэтт резко обернулся, поняв, что давно не видел свою девушку и с облегчением выдохнул, найдя её мирно спящей в одном из неудобных пластиковых кресел. Только сейчас он осознал, через что он заставил её пройти. Этот нескончаемый перелёт, эти мелькающие терминалы. Он несколько раз проваливался в сон, а просыпаясь, видел перед собой её любящие глаза. В отличие от него, Мэри не спала. Вообще не спала. Его Мэри была рядом, поддерживая и оберегая, выслушивая и отвлекая его от тягостных мыслей, и уснула только когда убедилась, что передала в руки близких людей.

Николас вышел вперёд, с любопытством разглядывая спящую девушку.

– Это что ещё за чудо? Откуда она взялась?

– Вероятно, пришла навестить кого-то, – с сомнением проговорил Тейлор. – Странно, я не заметил как она вошла.

– Потому что она вошла со мной, – сказал Мэтт. – Это моя Мэри.

– Что значит, твоя Мэри. Твоя, кто? Дочь?

Странно было услышать этот вопрос от Тейлора, и странно, что, услышав его, Мэтту не захотелось выбить тому зубы. Хотя, если бы это был Николас…

– Я нашёл её – девушку, о которой я вам рассказывал.

 – Которую ты "возможно ещё любишь"?

– Да. Это она. Моя Мэри. Я нашёл её.

– В Австралии?

– Да.

– Это ж надо так достать человека, чтобы он уехал от тебя на другой конец земли! – присвистнул Тей. – И чем таким ты заманил её обратно?

– Булыжником размером с твой мозг. Посмотри на её  руку.  – Вступил до этого хранящий молчание Николас.

Взгляд Тейлора скользнул по Мэри и остановился на блестящем колечке.

На этот раз молчание нарушил Мэтт.

– Знакомьтесь, парни. Это моя Мэри. Возможно вскорости она совершит самую большую глупость в своей жизни и согласится стать моей женой.

На пятый день нахождения в госпитале Джозеф Крайтон пришёл в себя. Он был ещё очень слаб, но уже дышал самостоятельно. На седьмой его перевели из реанимационного в отделение кардиологии, где под присмотром врачей он должен был находиться ещё минимум недели три. Через два дня Джозеф запросился домой, и только Мэри смогла убедить его остаться.

Поначалу он принял её за волонтёра, коих всегда хватало в отделениях подобного типа. Эта девушка была рядом с его сыном, когда Джозеф впервые открыл глаза, потом навещала его в палате и с Мэттом, и без него. Помогала ему во всём, выслушивала, следила, чтобы он вовремя принимал лекарства, приносила и читала его любимую "Чикаго Трибьюн".

Только в последний день пребывания в госпитале, перед тем, как отправиться в реабилитационную клинику, Джозеф узнал, кто она на самом деле.

– Жаль, не удалось попрощаться с Мэри, – сказал он сыну, когда тот вывозил его на коляске из палаты.  – Хорошая девушка.

– Тебе она правда понравилась?

– Понравилась. Не такая свистушка, как остальные медсёстры. Серьёзная, внимательная. Хороший врач из неё получится, когда выучится.

– Не думаю, что получение врачебной степени входит в её планы.

– Тоже кольцо заметил? Жених, похоже, проныра. Специально такое подобрал, чтобы других отпугивало.

Мэтт засмеялся.

– Проныра – это ещё мягко сказано!

– Да уж. Только всё равно, рано ей замуж. Девчонка совсем. Родители ,небось, недовольны.

– Мэрилин сирота, пап. И ей двадцать восемь.

– Двадцать восемь? Подумать только. И почему Мэрилин? Она Мэри.

Они только вышли из дверей больницы, и Мэтту пришлось отвезти отца в сторону, чтобы не мешать проходу. Он остановился, обошёл коляску и встал так, чтобы Джозеф мог его видеть.

– Её зовут Мэрилин Рейнольдс. Родилась и выросла в Чикаго. Отец был полицейским, погиб в автокатастрофе, когда Мэри было восемь. Воспитывалась в приюте при Католической церкви в районе Соганаш. Окончила университет Лойолы. Юрист по образованию, но занимается аналитикой.

 – Умненькая значит. А в больнице работает по зову сердца, так?

– Не совсем. Точнее, наверняка по зову сердца, но это вовсе не работа.

– В любом случае, девушка она достойная.

– Да, я тоже так считаю. Потому и подарил ей то кольцо.

Джозеф нахмурился.

– Не понял.

– Врачи говорят, тебя нельзя волновать, но, раз тебе нравится Мэри, более волнительным будет узнать, что я её упустил.

– Хочешь сказать, что ты и есть тот проныра?

– Ага. Ты рад?

– Пока не знаю. Ты сбил меня с толку.

– Давай сосредоточимся на том, что Мэри тебе нравится.

– Хорошо. Неужели мне надо было попасть в больницу, чтобы ты сделал предложение достойной девушке?

– Технически, я ещё его не сделал. Просто подарил кольцо.

– В моё время, когда парень дарил девушке кольцо, это означало, что он просит её руки.

– Да всё как-то случая не было.

– А заставить девушку, которой толком и предложение не сделал, ухаживать за мной, случай был?

– Попробовал бы я ей запретить, – буркнул Мэтт. – Нет, пап, ты всё не так понял.

– Я понял, что мой сын клинический идиот. Где сейчас Мэри? Давай я сам с ней поговорю.

– Улетела в Нью-Йорк. У неё дом, работа. Я полечу к ней в конце недели, и… – Мэтт осёкся, по взгляду отца поняв, что ему лучше сейчас заткнуться.

– Домов в Чикаго полно, – начал Джозеф. – Работы тоже на всех хватит. Не знаю, чем ты тут с ней занимался, но девочка уехала, потому что не услышала от тебя ничего конкретного. Ну, помотаетесь вы так год-два, потом надоест. Не захочет возвращаться в Чикаго, значит, тебе придётся все дела перевести на Восток. Но не смей упускать её, Мэтт. Поезжай сегодня и сделай предложение, как подобает мужчине. И на этот раз давай без Вегаса – перед соседями стыдно.

Глава 22

Мэри никогда не бывала в горах. Иллинойс по большей части равнинный штат. Самая высокая его точка, Чарлз Маунд, представляет собой холм. Горы Мэри видела лишь на картинке, ну, и по телевизору, конечно, в передачах на канале «Дискавери» или «Энимал Плэнет». А ещё из окна самолёта. В смысле, иллюминатора.

 Как равнинного человека горы её немного пугали. Особенно пугали всякие безбашенные виды спорта, коими люди там занимались. Лыжи, сноуборд, фристайл, могул, скелетон – одни названия чего стоят! А ещё штука под названием зорбинг. Это когда тебя помещают внутрь прозрачного шара и пускают с горы. Шар крутится во все стороны, ты крутишься вместе с ним. Он амортизирует, мелких неровностей поверхности не ощущается, но на кочках довольно ощутимо потряхивает.

В последние недели Мэри ощущала себя помещённой в этот самый зорб. Она куда-то катилась и всё никак не могла остановиться. Шар пружинил, отскакивал от неприятностей, сложностей, недоверчивости и колебаний. Внутри было хорошо, стабильно и уютно, но понимание, что когда-то движение должно прекратиться, не давало покоя. Где она остановится, что будет дальше – сомнения, сомнения… Только Мэтт мог их разрушить, и он, как владелец шара, делал это с завидным упорством.

На этот раз всё было по-другому. Мэри чувствовала, что ею дорожат. Вообще-то, чувство пренебрежения никогда не было ей знакомо, на интуитивном уровне она понимала свой человек рядом или чужой и всегда могла свести на нет общение с последним, но вот центром вселенной пока ещё ни для кого не была. Теперь мир вертелся вокруг ради неё. Шар нёсся, и Мэри летела в нём, радуясь и одновременно боясь за своё счастье.

В тот первый день в Чикаго они уехали из больницы только под вечер. Операция на ноге прошла успешно, и врачи пообещали, что непременно дадут знать, как только Джозеф придёт в себя. Для них с Мэттом пошли вторые сутки без сна, и как бы он не пытался отправить её отдохнуть, Мэри была непреклонна, и из больницы они уехали вместе.

Это был другой пентхаус, но то же Золотой Берег и тот же потрясающий вид на озеро. Последним Мэри насладилась позже, потому как они с Мэттом были настолько уставшими, что уснули, едва их головы коснулись подушек. Целительный сон вдвоём – как панацея от всех бед.

Проснулась она от поцелуя. Мэтт, хорошо выбритый и полностью одетый, с улыбкой на лице склонился над ней.

– Прости, не хотел тебя будить. Но уйти, не поцеловав, не мог. Отдыхай.

– Ты куда?

– Сначала заеду к отцу, потом в офис.

Одеяло решительно полетело в сторону.

– Я с тобой!

Мэтт остановил её одним взглядом.

– Нет, ягодка. Пожалуйста.

Даже затуманенным ото сна разумом Мэри сообразила, что сейчас надо отступить. Почему-то для Мэтта это было важно, чтобы сейчас она его послушалась – не бежала никуда, не летела, а просто осталась в его кровати. Как ни в чём не бывало, да.

Мэтт был рад увидеть, что его понимают – Мэри прочла это по его лицу. Она потянулась к нему и, положив руку на гладко выбритую щёку, прошептала:

– Возвращайся ко мне. Я буду ждать.

Вот чего ей не хватало все эти годы – якоря. Любые потрясения легко переживаются, когда у тебя есть якорь. Основа и фундамент. Три слона на черепахе. Мэри почувствовала это в Уильяме Стенхоупе, потому и полетела за ним в Нью-Йорк. И, в общем-то, ошибкой это не стало.  Вряд ли без этой семьи ей удалось пережить потерю Вайолетт и Мэтта. Без их внимательности. Без домашних семейных ужинов. Без тепла их гостеприимного дома. Без участия. Мэри решила стать таким якорем для Мэтта, потому что поняла, что у него с этим временная проблема. Якорем для него был отец, каким бы независимым и сильным не пытался казаться её мужчина.

Потому она осталась к его квартире. Разобрала свой багаж. Позвонила в больницу, где представившись невесткой Джозефа Крайтона, узнала, что в его состоянии не произошло никаких изменений.

Она приготовила обед – салат и хорошо прожаренные говяжьи стейки. С доставкой продуктов помогла Элис.

Узнав, что Мэри вновь с Мэттом, подруга обрадовалась.

– Я знала, что так и будет ещё в тот день, когда он за тобой приехал, хотя ты и говорила после, что между вами мало общего.

– Думаешь, сейчас его стало больше?

– Да. Общее прошлое, пусть и недолгое – на этом можно попытаться что-то построить. При условии, что вы всё выяснили до конца.

– Похоже на то.

– Не слышу уверенности в голосе, дорогая.

– Трудно признаваться в глупости, знаешь ли.

– Мне можно, – хохотнула Элис. – Но неужели всё так однозначно?

– Конечно, нет. Я, по крайней мере, не была замужем.

– Это ты про его женитьбу? Вы ещё об этом не говорили?

– Неа.

– Это тебя беспокоит?

– Неа.

– Уверена?

– Неа.

– Тогда лучше выяснить всё сразу.

Мэри тоже так думала. Но подталкивать Мэтта не собиралась.

Он сам об этом заговорил несколько дней спустя, когда она сказала, что ей нравится картина, что висит в прихожей. Закат над морем. Мягкие, спокойные краски.

– Это кто-то из известных? Художников, я имею в виду.

– Понятия не имею. Джессика подарила.

Бултых прямо в это самое закатное море. Которое оказалось холодным и полным противных водорослей. Джессика – это бывшая жена Мэтта. Мэри видела заголовки в газетах – сначала об их скоропалительном браке, потом о таком же разводе. О том, что пережила, читая эти статьи, она предпочитала не вспоминать.

– Ясно.

Уже четыре дня она была его якорем, потому, наверное, Мэтт и почувствовал, как он заскользил по дну, теряя точку опоры.

– Что такое, малыш?

– Ничего.

– Нет. Чего. Говори. Мы пообещали ничего друг от друга не скрывать.

Ага. Ровно на второй день якорной стоянки, когда он целый день не звонил, а вечером постфактум сообщил, что у Джозефа резко упало давление, и врачам пришлось проводить реанимационные мероприятия. Тогда они и договорились, что будут говорить друг другу правду и искать поддержки. Потому что если не у друг друга, то с кем?

– Ты её любил?

– Я её понимал. Это был договор. Контракт.

– Брак, как контракт? Зачем?

– Так я пытался тебя забыть.

Холодная вода превратилась в северно-ледовитую. До этого момента Мэтт даже косвенно не давал понять, что винит её в их расставании. Мэри сама так считала, но уж очень придавливал груз ответственности за теперь уже три судьбы. Потому она замолчала, угнетённая непомерным чувством вины.

Которое он снял с неё поцелуем.

– Прости, ягодка. Я не должен был так говорить.

– Но сказал.

– Потому что сейчас я реально смотрю на вещи. Этот брак был ошибкой, но мы оба знали, на что шли. И по-своему старались. Джессика вынесла из него больше, чем я.

– Про Джессику мне совсем не интересно, уж извини, но что вынес ты?

– Что без тебя мне нет счастья.

Она ткнула его кулачком в плечо.

– Прекрати!

Мэтт засмеялся.

– Но это правда, Мэри. Жизнь это доказала.

– От этого мне легче не стало.

– Может, станет легче от того, что моя бывшая жена нашла своё счастье с достойным мужчиной. Кстати, полгода назад она родила девочку. Я послал ей цветы. В ответ Джессика прислала картину. Мне она показалась талантливой, потому и оставил.

– Она и впрямь талантлива. А я, оказывается, ревнива.

– В этом я дам тебе сто очков вперёд. Потому что твоя ревность ничто по сравнении с моей.

– Ты меня ревнуешь? – Мэри не удалось скрыть радости в голосе.

– Да. К каждому дню, что ты прожила без меня.

– Какой-то чёртов айс бакет челлендж, а не разговор. Пожалуйста, Мэтт, давай его прекратим.

– Нет, родная. Мы должны договориться именно сейчас, что перестанем думать о прошлом. О том, как могло бы быть. Давай сосредоточимся на том, как это будет сейчас.

– И как же это будет, Мэтт?

– А будет вот так, – сказал он и подтянул Мэри к себе на колени.

Расхожее мнение, что женщины любят ушами, она сама для себя опровергла. Мэри любила всем, что было в её арсенале – руками, глазами, телом, душой, памятью, мечтами – но их новая жизнь казалась ей чуточку иллюзорна, возможно потому, что началась с того момента, на котором остановилась: Мэтт ушёл на работу, а она осталась ждать.

Нью-Йорк, работа в "Блэкрок", новые знакомства, любимый тренажёрный зал на Бликер стрит – всё это оказалось далеко, словно на другой планете. Отказалась бы она от всего этого ради Мэтта? С радостью. Правильно ли это будет? А вот здесь уверенности не было. Мэтт сказал, что она – его будущее, но жили-то они в настоящем. А в этом настоящем её отпуск заканчивался через неделю. Чтобы остаться в Чикаго до того, как отец Мэтта поправится, Мэри отправила по электронной почте запрос с просьбой предоставить ещё две за свой счет, тем самым, в очередной раз отложив разговор об обещанном будущем.

Эти три недели пролетели быстро. Дни были наполнены событиями так, что иной раз Мэри казалось, что она за ними не успевает. Отсюда и возникала ассоциация с несущимся с горы зорбом.

Первые дни Мэтт уезжал рано утром, пока она спала, и возвращался после полудня. Сколько трудов ему составляло ограничить свой рабочий день этими короткими утренними часами, можно лишь догадываться. Они вместе съедали лёгкий ленч, после чего отправлялись в больницу к Джозефу.

Через несколько дней он пришёл в себя, и им разрешили посещения. Сначала полчаса в день, потом больше. Их с Мэттом график поменялся. Он так же уезжал рано утром, но теперь они встречались больнице, куда Мэри отправлялась после завтрака.

Ей очень понравился этот пожилой мужчина – назвать стариком Джозефа Крайтона язык не поворачивался. Даже на больничной койке он не производил впечатления слабого и беспомощного человека, не любил суеты вокруг себя и больше всего переживал за вызванный им переполох.

– Ну что за панику вы тут развели? Сам виноват: чувствовал себя неважно с самого утра, а сел за руль. Слава богу, ни в кого не въехал. Всё со мной в порядке, нечего приезжать сюда каждый день. Уход здесь хороший. Медсёстры во всём помогают. Вон, даже газеты приносят, и телевизор в палате есть.

Мэри веселил факт, что отец Мэтта принял её за одну из медсестёр, и она совершенно не желала разубеждать в этом последнего. В отличие от Мэтта, который постоянно твердил, что она не обязана это делать.

– Мне не сложно, а тебе станет спокойнее. Я права?

– Права. Но всё-таки не обязана.

– Помощь близким не обязанность. Это твой близкий человек, а ты – мой. Значит, твой отец важен для меня так же, как и для тебя.

Он тогда долго и пристально смотрел на неё, но спорить больше не стал. Просто заезжал за ней во второй половине дня и увозил на обед.

Они много бывали на людях. Несколько раз ужинали с его друзьями. Сначала с Тейлором и Ником, потом к ним присоединился вернувшийся из свадебного путешествия Крис. Его жена Тэмзин очень Мэри понравилась. Она была яркая, весёлая и обладала потрясающей улыбкой. Её ощущение внутренней свободы было таким заразительным, что Мэри немного жалела, что никогда не сможет стать такой.

Спустя пару дней после ужина Тэмзин пригласила её на ленч. Поначалу Мэри смущалась, но новая знакомая не пыталась вывести её на откровения, и темы, которые они обсуждали, были вполне традиционными. Сама же Мэри не считала нужным выспрашивать о Мэтте.

Только под конец Тэмми позволила себе небольшое замечание.

– Разница между мной и мужем видна невооружённым глазом. Между тобой и Мэттом – нет. Его чувства для меня как на ладони, но не твои. Уверена, ты его любишь, и если сомневаешься, так только в себе. Когда-то именно Мэтт помог мне понять, что эти сомнения могу всё испортить. Теперь я могу оплатить ему тем же, сказав женщине, которую он любит, что её избранник – достойный мужчина. Они все тюфяки в плане выражения своих чувств, но именно за это мы их и любим, не правда ли?

Мэри была согласна с последним высказыванием лишь отчасти, но спорить не стала. Да, Мэтт не произнёс заветного слова на букву "л", и возможно для какого-то магического ритуала оно было важным, но здесь в реальной жизни любовь свою её мужчина выражал иными способами.

Например, пошёл вместе с ней на ужин к Манфреди, где познакомился со всем дорогим её сердцу семейством, и пока Мэри сгорала от стыда, мужественно выдержал допрос, который устроила ему вся его мужская половина. Сеньора София пыталась осадить своих мужчин, а Элис откровенно веселилась.

– Если он после этого не выпишет судебный запрет на приближение кого-либо из этих олухов ближе, чем на сотню футов, я расстроюсь.

Их отпустили с полными пакетами вкусной домашней еды и обещанием, что именно сеньор Манфреди в качестве посажённого отца отведёт Мэри к алтарю.

Или же, когда она захотела встретиться с Надин, Мэтт сам предложил пригласить её семью к ним на ужин, и для Мэри отпала необходимость рассказывать подруге, что она спит с её боссом. Вечер прошёл замечательно. Два рьяных спортивных болельщика Мэтт и Берт, муж Надин, получились друг от друга большое удовольствие, да такое, что следующие выходные они провели вместе на бейсбольном матче.

Мэтт вместе с ней съездил на кладбище сначала к родителям Мэри и Питу, а потом и к миссис Стенхоуп и крепко обнимал её, когда она не могла сдержать слёз. Он проехал вместе с ней по всем знаковым местам её жизни, а после показал свои. Они много разговаривали, много рассказывали о себе – делали то, что не успели сделать при первой встрече. Марафон "Корнетто" был повторён, как и партия в монополию.  И она не стала единственной. Мэтт получал удовольствие, делая ей приятное – заваливая цветами и подарками, устраивая внезапные поездки на яхте или ужины в роскошных ресторанах.

Секс с ним с каждым разом становился всё чувственнее, и Мэри всё труднее становилось сдерживать слёзы на самом пике, потому что ни во что другое не получалось облечь свои чувства. Не было таких слов, чтобы описать правильность происходящего. Не было таких эмоций, звуков, тактильных ощущений – только слёзы облегчения от того, что она, наконец, цельная. Вернувшаяся половинка сердца заняла своё законное место в груди любимого – Мэри её узнала, хотя Мэтт ни о чём таком не говорил.

Нет, слова были не нужны. Она парила внутри огромного шара, наполненного любовью Мэтта, и чем дольше оставалась в Чикаго, тем всё больше понимала, что здесь – её сердце. Но в Нью-Йорке осталась её жизнь – и с этим тоже приходилось считаться.