Текст книги "Тайны белых роз"

Автор книги: Ирина Захарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)

– Нет-нет, все было великолепно, – поспешил успокоить Винсент, не заинтересованный в том, чтобы раньше времени напугать. – У меня имеется к нему несколько вопросов профессионального толка.

Красавица несколько бесконечных секунд вглядывалась в честное лицо барона, чтобы затем скользнуть за стойку и крикнуть в глубину подсобных помещений:

– Отец, вас хотят видеть, – что-то услышав в ответ, добавила: – Аристократ.

В салоне появился новый клиент, и девушка поспешила принять заказ. Винсент проследил за ней взглядом, любуясь ладной фигуркой, и пропустил момент, когда сзади подошел не старый еще, невысокий мужчина. Учтиво кашлянул, привлекая внимание:

– Вы хотели меня видеть?

– Да, мистер Эллинс, – барон кивнул, не упустив узнавания на лице собеседника. Да. Изгнанник. Но облеченный некоторой властью, так что уделить время придется. – Я барон Винсент Файнс, сыщик на службе Его Величества. Этой ночью был убит один из ваших постоянных посетителей, Адам Крейвен. Я знаю, что накануне у вас произошла ссора. Не могли бы вы посвятить меня в детали?

– Убит? – хозяин паба невольно побледнел, вероятно, вспоминая, как и чем угрожал музыканту. Нервно оглянувшись на зал, что медленно, но верно заполнялся посетителями, предложил пройти в отдельный кабинет. На маленьком столике немедленно оказался эль и дорогая закуска – для особых клиентов. – Понимаете, – медленно начал он, подбирая слова, – я ничего не имею… имел против Крейвена, но терпеть отношения с ним Хейзел намерен не был. Ведь поиграет и бросит, стервец. Да, и изгнанник… Простите… Я с ним и по-хорошему говорил, просил. В тот день тоже, а он уперся, как баран…

Винсент понимающе кивнул. За Крейвеном, несмотря на его нелюдимость, тянулся шлейф интрижек. Как и всякий творческий человек, тот искал музу… Вот только вытерпеть тяжелый характер творца могли немногие. Немногие могли конкурировать с тем образом музы, который музыкант рисовал в своей голове. Помнится, с год назад, Артур также имел с ним неприятный разговор…

– Скажите, в последний визит Крейвена или накануне, вы случайно не заметили, может, за ним кто-то следил? Или в заведение заходили подозрительные незнакомцы?

Выдохнув, почувствовав себя спокойнее и уверенней, Эллинс передернул плечами:

– Мне некогда следить за посетителями, ваша милость.

– Могу я в таком случае опросить вашу дочь? Ведь она работает в зале, – мягко поинтересовался Винсент, и тут же напоролся на настороженный взгляд хозяина паба, но не позволил себе проиграть противостояние, не отведя взгляда.

– Хорошо, – вздохнул Эллинс. – Я позову ее.

С этими словами он вышел, а через пару минут в кабинет скользнула девушка. Чуть склонила голову, смущенно потупившись, оставив браваду и общительность для общего зала.

– Звали, ваша милость?

– Присядьте, – предложил Винсент, не рискнув предполагать реакцию девушки на неприятное известие. И лишь дождавшись, пока та опустится на краешек дивана, продолжил. – Возможно, вам уже известно, что сегодня ночью Адам Крейвен был убит?

Та побледнела, но быстро собралась, утвердительно кивнув. Заправила за ухо выбившуюся из прически медную прядку, скорее чтобы занять руки, чем из-за неудобства.

– Скажите, вы не замечали возле Крейвена подозрительных людей? Возможно, кто-то досаждал ему?

– Простите, милорд, но мистер Крейвен не посвящал меня в свои дела. Даже выпив, он не становился словоохотен, тем более… с прислугой, – последнее слово девушка буквально выплюнула и вновь раздраженно поправила прическу. Взяла себя в руки. – Когда… Я оставалась у него только пару раз, но видела, как к нему в дом заходили хорошо одетые мужчины. Передавали конверты. Возможно, то были заказчики. Да… Придворный капельмейстер заходил, они так разругались, что Адам даже отослал меня домой. Как только до рукоприкладства не дошло…

Винсент кивнул, отпуская девушку, которой больше нечего было сказать, кроме дурного о покойнике. Наедине с самим собой, позволил себе усталый вздох. Придется наведаться в консерваторию. Но это завтра. Вечерние сумерки сменились почти чернильной темнотой, и пусть, обычно, в это время Винсент только начинал активную деятельность – сегодня темнота буквально прибивала к месту, делая любую активность невыносимой. Необходимость выспаться становилась первостепенной задачей и, ввалившись в особняк, он отмахнулся от дворецкого, попытавшегося вручить хозяину корреспонденцию и о чем-то сообщить, поднимаясь. Раздеваясь на ходу, вошел в темную спальню, чтобы рухнуть на широкую постель, способную вместить троих.

Дворецкий мгновенно обратился в мягколапую грациозную кошку, кружащую вокруг хозяина, подбирая одежду и едва слышно вздыхая, что его милость совсем себя не бережет. И с одной стороны, барон был искренне благодарен Генри за заботу, с другой просто хотел тишины, но не смог выразить ни того, ни другого. Едва его накрыли одеялом, барон мгновенно уснул.

Но всего через пару часов верный дворецкий вновь подступился к его постели, разбудив мягким прикосновением к плечу.

– Ваша милость, срочная записка от графа Беррингтона.

Тихо застонав, Винсент с сожалением оторвал голову от подушки. Несколько бесконечно долгих секунд он восстанавливал в памяти события вчерашнего, или все же еще сегодняшнего, дня, после чего приказал подать крепкий кофе в малую гостиную. Увы, долгие неспешные завтраки в приятной компании откладывались до завершения дела. Приведя себя в порядок, спустился. Лишь сделав глоток благословенного напитка, развернул свернутый вчетверо листок бумаги с монограммой семейного герба в углу. Изящная “Б” была увита розовыми стеблями с острыми загнутыми шипами, о которые, казалось, можно уколоться взглядом. А нежные бутоны покоились там, где начинались изгибы, словно бы розы устало сложили там головы.

Быстрый острый почерк Чарльза Берринтона иглами своих пиков впивался в мозг. Информация воспринималась не сразу и, болезненно поморщившись, барон сделал еще глоток кофе, прежде чем вновь перечитать записку.

Дорогой Винсент!

Предоставленные Артуром образцы крови А.К. повергли меня в недоумение. Содержание в крови серебра, как вы и упоминали в своих записях, зашкаливает. Совершенно точно сделано это специально.

Зачем? Не берусь даже предположить. 

Однако, серебро и отрубленная голова наталкивают на определенные мысли… Возможно, казнь. Быть может, пытка. Вы не упоминали оккультной символики. Такое, я полагаю, вы бы не упустили. 

В любом случае, любовь к серебру и отрубанию голов, прослеживается у многих наших врагов. На вашем месте я бы опросил аптекарей города: возможно, они изготавливали на заказ нечто подобное, либо что-то знают.

Впрочем, вы и без меня все знаете.

С уважением,

Ваш несостоявшийся тесть

Чарльз Беррингтон.

Ну конечно, как же без камня в его огород…

Поставив пустую чашку на стол, Винсент откинулся на спинку дивана и провел ладонями по лицу, смывая остатки сна. Теперь все равно не уснет… Не хотел он рассматривать предложенную Беррингтоном версию, однако ничего не попишешь. Карманные часы с гравировкой на крышке говорили, что ехать в консерваторию слишком рано, но это и к лучшему, будет время прочитать материалы дела, которые оставил для него Барретт. Кстати, надо поручить ему аптекарей. Юноша смышленый, да ноги быстрые. А он пока побеседует с капельмейстером. Версии версиями, а его тоже сбрасывать со счетов рано.

Слухи об Антуане Унгаретти ходили самые разные, порожденные как желчной завистью, так и искренним восхищением. Винсент не мог судить об их правдивости – он капельмейстера лично не знал, однако его отношения с Крейвеном то и дело будоражили высший свет. Им приписывали то взаимную ненависть, то страстный роман… Впрочем, на то он и высший свет – от безделья и скуки его представители выдумывали такие небылицы, что Элизабет Беррингтон, промышляющей графоманством, и не снилось.

Убедившись, что ничего интересного в свой визит на место преступления не упустил, Винсент распорядился о завтраке и об экипаже. Усидеть дома, когда мысли так и рвались за пределы родных стен, было невозможно.

 Надев шляпу и плащ, он вышел в бесконечный дождь. Экипаж, запряженный четверкой вороных, подали к самым ступеням и, как бы не спешил Винсент, он не мог не поприветствовать улыбчивого юношу.

– Тебе удалось отдохнуть хоть немного, Томас? – поинтересовался он, ответив улыбкой на улыбку.

Мальчик быстро закивал и начал бурно изъясняться на языке жестов. Благо барон уже давно привык к подобной эмоциональности кучера и легко улавливал движения.

Являясь сыном прежней горничной, Томас вырос в доме Файнсов, и потому Винсент не смог бы поступить иначе, чем нанять мальчика на работу. Более того, он выплачивал тому повышенное жалование и заботился о нем, как о самом доверенном лице. Впрочем, Томас именно таковым и являлся, полностью заслуживая привилегии.

Нырнув в экипаж, барон прикрыл глаза – у него было немного времени наверстать упущенное. Томас не гнал лошадей, а потому экипаж мерно плыл по брусчатым мостовым. Перестук копыт усыплял, и даже звуки просыпающегося города не могли ничего ему противопоставить. Совсем скоро Винсента затянуло в пучину сновидений. Слишком темных, тяжелых… Он увязал в них, подобно бабочке в паутине. Даже если вырвешься, все равно либо липкий, либо израненный. Такие сны обычно порождали по пробуждении головную боль, подобную той, что преследовала барона после особо бурных увеселений. Посему он с облегчением вынырнул в реальность, стоило экипажу остановиться.

Громадина консерватории, построенная в лучших традициях готического стиля, нависала над соборной площадью подобно самому кафедральному собору, стоящему напротив оной. Оба здания являлись единым комплексом старинных сооружений, которые, несмотря на все политические потрясения последних лет, ровно как и сотни лет до этого, горожане берегли как зеницу ока. У Винсента они не вызывали ни восхищенного трепета, ни гордости, свойственной старшему поколению, он не считал их чем-то сверхценным, отмечая, как те обветшали. Хотя сейчас, поднимаясь по ступеням величественного и мрачного строения, он вспомнил, как в глубоком детстве приходил сюда с матушкой. Теплые воспоминания? Отчасти. Но больше, непоседливое желание оказаться там, куда доступ маленькому мальчику запрещен.

Найти в огромном здании интересующую персону, как ни странно, оказалось не трудно. Унгаретти в консерватории знали все, включая самых маленьких учеников, некоторые из которых терялись за собственными инструментами. Он оказался статным мужчиной средних лет с серебристой проседью в чернильных волосах. Увидев печать на предоставленном для ознакомления документе, отпустил ученика, отчаянно мучающего скрипку, и жестом предложил занять одно из двух кожаных кресел. Налив воды из графина, сделал несколько глотков, и не пытаясь скрыть напряжения.

– Вы пришли из-за смерти Адама, не так ли? – догадался он, тяжело опускаясь визави гостя. – Ужасная потеря для искусства. Для нас всех…

– Да, к сожалению, я вынужден потревожить ваш покой сим неприятным разговором, – отозвался Винсент, чуть склонив голову, изучая собеседника взглядом. – Мне стало известно, что за несколько недель до трагедии у вас с Крейвеном произошел некий конфликт. Не могли бы вы посвятить меня в детали сего происшествия?

Унгаретти чуть поджал губы, выдавая, как ему неприятна тема, но смотрел на визитера спокойно и уверенно. Казалось, данное место держится только на стати этого человека, и он никогда не позволит себе опустить плечи. Это внушало уважение.

– Видите ли, – вздохнул он, пытаясь пристроить руки, сцепив их в замок и устроив на остром колене. – Без ложной скромности скажу, что Адам был самым талантливым из музыкантов и композиторов, вверенных мне, и я многое сделал для его продвижения. И в тот раз… То был уникальный шанс для музыканта его уровня, и я сделал все, чтобы он достался именно ему. Сказать честно – более достойного кандидата и быть не могло. Написать оперу для короля. Но… – мужчина досадливо поморщился, – Крейвен отказался. Накричал, когда я попытался настоять. В последнее время он сильно изменился, стал дерганным, несдержанным. Стремился к мнимой свободе, что могла погубить карьеру… Впрочем, я также не смог сдержаться. Уязвленное самолюбие, негодование… И Адам выставил меня прочь, захлопнув за спиной дверь.

Похоже, Унгаретти действительно было трудно смириться с прискорбным и необратимым фактом. Да и не стал бы человек вроде него убивать из-за такого, в сущности, пустяка.

– Как вы считаете, а что могло так повлиять на характер Адама Крейвена?

Мужчина чуть пожал плечами, а затем отошел к огромному окну, выходящему на шумную площадь, вновь сцепив пальцы в замок.

– В последнее время Адам считал, будто его творчество ограничено, что он не может работать, ибо его душат рамки правил и традиций. И невозможность… Эта “несвобода” угнетала его. Он все чаще искал спасения у девиц и алкоголя.

– Вот оно как. Что ж, спасибо за уделенное время, – Винсент поднялся. – Если вдруг вспомните новые детали, сообщите мне, пожалуйста.

Только это вряд ли, насколько барон успел заметить, люди искусства жили в некой параллельной вселенной со всем остальным миром и часто не замечали, что происходит вокруг. Особенно, если в этот момент у них в голове звучала не написанная музыка или слова.

Одно он мог сказать точно: Унгаретти сожалел о смерти Крейвена. Да и вряд ли бы испачкал руки в крови бунтаря, тем более так грубо. Уж скорее отравил бы. Конечно, учитывая дозу аммиака и серебра в крови Адама, можно было подумать и об этом, но опыт работы с людьми подсказывал барону, что капельмейстер предпочел бы пирожные с цианидом…

Винсент успел спуститься по широкой пологой лестнице, застеленной красной ковровой дорожкой, когда в просторном холле с высоким, словно в храме, сводом и огромными свисающими с потолка многоярусными люстрами, его нагнал слегка запыхавшийся Унгаретти.

– Не могу знать, пригодится ли вам… Незадолго до нашей ссоры, Адам жаловался на горничную. Сказал, она без спроса впустила в дом церковников, и те истрепали ему все нервы.

– Церковников? – удивился барон, развернувшись к капельмейстеру и вопросительно изогнув бровь. – Сомневаюсь, чтобы Адам писал для них музыку. Он упомянул, что от него хотели?

Унгаретти печально развел руками:

– Увы, его больше беспокоило поведение горничной… Так что, я, вероятно, зря побеспокоил вас, это не существенно.

– Кто знает… – задумчиво отозвался барон, кивнув то ли себе, то ли собеседнику и, поблагодарив, поспешил прочь.

Нырнув в экипаж, услужливо ожидавший аристократа на улице, взял позабытую на сиденье кожаную папку, принимаясь перебирать бумаги. Кажется, Уилл передавал ему информацию о горничной… Едва необходимый листок оказался в руках, Винсент сообщил кучеру адрес. Бросив взгляд в окно, успел заметить, как проплыла мимо облаченная в сутану фигура, и задернул шторку.

Проповеди церковников утомляли, вызывая головную боль и стойкое неприятие. Впрочем, неприязнь у них с церковью была взаимная, уходящая корнями в те времена, когда старая аристократия еще находилась у власти, а потому была неискоренима, как неискоренима и фальшь людей в черных одеяниях.

Нет, он не говорил решительно за всех. Были среди старой аристократии любопытные экземпляры, нашедшие себя в лоне церкви. Молодой граф Энчфолд, представитель одной из побочных ветвей Бейли, например. И это с жуткой наследственной аллергией на ладан… Впрочем, Винсент был наслышан, что жизнь в их доме далеко не сахар.

Молодой барон качнул головой. Их семьи приглядывали друг за другом, связанные общей тайной, но все же, происходящее за закрытыми дверями, за ними и оставалось.

Лишь спустя час с лишним, экипаж, наконец, остановился у небольшого скромного особняка, в котором горничная снимала комнату. Во время подобных поездок Винсента спасала только профессия, благодаря которой всегда было о чем подумать и чем занять себя. И то, иногда, мелочная суета Старой Столицы утомляла его. Будто не было войны… Впрочем, тут, в глубоком тылу, работающем на фронт, сие бедствие почти не чувствовалось, докатываясь лишь отголосками сухих сводок и слухами. Только налоги выросли вдвое. Даже на фронт отсюда не забирали почти никого – слишком рискованно было отправлять воевать тех, кто непрерывно находился под пагубным воздействием изгнанников. Наверное, как-то так размышляли военные чиновники, приближенные ко двору? Впрочем, рабочих рук тоже не хватало, так что дела могли обстоять куда прозаичнее…

Покинув салон, барон поднялся по видавшим виды ступенькам и постучал в дверь. Когда-то, дом на окраине являлся местом проведения лучших приемов в городе, о которых ходили не просто слухи – настоящие легенды. Но судьба дама капризная, и вот разорившийся хозяин оказался вынужден перестроить фамильное гнездо под нужды доходного дома, вложив в это последние сбережения.

Винсент давно не слышал о нем…

Консьерж удивленно воззрился на аристократа, однако, отлично вышколенный, немедленно стер с лица сие выражение, вежливо поинтересовавшись, к кому направляется его милость. Услышав имя, объяснил, как пройти в искомую комнату, и даже предупредил о поврежденной доске на пятой ступени.

По лицу горничной, судя по закатанным рукавам и забрызганному переднику, посвятившей неожиданный выходной стирке, скользнул легкий испуг. Она послушно отступила в сторону, обронив приветствие и пропуская гостя внутрь.

– Простите за вторжение, мисс Лид, но вскрылись факты, которые требуют вашего разъяснения, – начал Винсент без предисловий, заперев за собой дверь, и девушка чуть вздрогнула, когда щелкнул замок.

Теперь они оказались наедине в весьма бедной, но чистой комнате. Такой же скромной, как ее хозяйка. Из украшений был разве что маленький букет сухоцветов, стоящих на столе, да и тот надо было еще разглядеть за развешанным посреди комнаты бельем, источавшим запахи мыла и ромашки.

– Какие же? – проблеяла девушка испуганно, нервно сжимая пальцами передник.

– До меня дошла информация, будто вы впустили в дом Крейвена представителей церкви и стали свидетельницей их конфликта. Вы можете рассказать мне, что произошло?

– Ах это… – горничная облегченно выдохнула, явно ожидая чего-то более ужасного. У нее имелся личный конфликт с Крейвеном? Заправив за ухо выбившуюся из простенькой прически прядь, виновато потупилась. – Видите ли, милорд, они просто несли слово божье и собирали деньги на храм. Я пустила их на порог, сказала, что позову хозяина. Отвернулась только на миг, руки вытереть, а они уже поднимались по лестнице. Сэр Адам так кричал… Назвал их ворами и велел убираться.

– Церковники прошли в дом? – изогнул бровь барон. – Что они хотели?

Сбор денег на храм казался чем-то маловероятным.

Горничная виновато потупилась:

– У меня нет привычки подслушивать, милорд… Но сэр Адам кричал так громко… Насколько я могу судить, он застал их в одной из личных комнат. Они требовали у него какие-то бумаги или списки?.. – нахмурилась она, усомнившись в собственной памяти. – Тогда он заявил, что позовет полицию.

Кивнув, барон поблагодарил девушку и, настоятельно попросив сообщить ему, если она вспомнит еще подробности, направился прочь, бросив прощание через плечо. Шел быстро, но стараясь сохранить достоинство и не сорваться на бег, лишь сжимал пальцы в кармане в кулак. У Крейвена могли искать лишь одни бумаги…

– К Беррингтонам, – отдал он распоряжение, забираясь в экипаж. Дело, настораживающее на первый взгляд, принимало еще более серьезный оборот.

Едва прибыв на место, без стука влетел в кабинет Чарльза. Старший Беррингтон только и сделал, что вопросительно изогнул бровь, отрываясь от собственных записей. Винсента с головы до ног окатило волной насмешливого презрения, заставившего охладить пыл.

Да-да, манеры, конечно.

Чарльз Беррингтон был статным человеком пятидесяти лет. Его платиновые волосы, в молодости собранные в хвост, сейчас были коротко подстрижены и отливали серебром. Глаза цвета голубого льда смотрели на визитера с благосклонной насмешкой.

Барон перевел дыхание, прежде чем опуститься в кресло визави хозяина дома и озвучить цель своего визита:

– Простите за внезапное вторжение, Чарльз. Боюсь, нам необходимо созвать Совет.

Беррингтон удовлетворенно кивнул, доставая черные листы для записей.

– Узнали что-то важное относительно Адама, барон?

– Верно. Открылись новые обстоятельства, указывающие на возможную связь между убийством и старой аристократией. Незадолго до смерти, к Крейвену приходили церковники и настойчиво интересовались некими бумагами. Учитывая, что помимо семейного архива у Адама водились лишь ноты и счета, я смею предположить, искали архитектурные чертежи старого города.

Чарльз нахмурился, заметив, что после смерти родителей Адам передал все документы в архив Беррингтонов и даже близко не приближался к тем обязанностям, которые возложили на него кровные связи.

В чем-то Винсент Крейвену даже завидовал. Ему-то самому с юных лет пришлось вникать в нюансы обязанностей семьи Файнс, и он сделал это. Сделал настолько хорошо, что обратного пути уже не существовало.

– Ввиду открывшихся обстоятельств, я готов предположить, серебром Адама пытали, не найдя в доме искомое. Боюсь, на нас и секреты предков снова открыли охоту.

– Думаете? – нахмурился Беррингтон-старший, отдавая записки подоспевшему мальчишке-посыльному. В ответ на кивок и вовсе потемнел лицом, заметив, однако, что обвинения серьезные и бросаться ими бездоказательно как минимум неразумно.

И был, несомненно, прав: доказательства формируют гипотезы, не наоборот.

– Согласен. И тем не менее, я уверен, подобная вероятность достойна внимания старейшин Совета. Проблемы легче решать на начальных стадиях, – заметил Винсент.

– Боюсь, как бы мы не упустили момент… – отозвался Чарльз и, скользнув к мини-бару, наполнил два бокала янтарной жидкостью, прежде чем вручить один из них молодому барону.

Винсент передернул плечами и сделал щедрый глоток, смочив пересохшее горло. Он не застал времен последних гонений, зная о тех тяжелых, трагических событиях лишь по рассказам, но отцу они до самой смерти являлись во снах.

– Потому я и предлагаю не откладывать встречу.

Пока фанатики шныряют где-то рядом, выслеживая очередную жертву, никто не мог чувствовать себя в безопасности, ни взрослые, ни дети. Спокойно спать по ночам, не зная, досчитаются ли всех поутру.

Беррингтон-старший кивнул. Запечатав два письма, отправил с ними второго посыльного. Время потекло в напряженном молчании. Изредка они перекидывались ничего не значащими репликами, но обстановку разрядить не получалось. Следовало все обдумать. И Винсент так глубоко погрузился в мысли, что едва не подпрыгнул, когда дверь в кабинет неожиданно распахнулась.

Замерев на пороге, Элизабет сообщила, что члены Совета прибыли и ждут в малой гостиной.

Благодарно кивнув дочери, Чарльз направился прочь. На пару мгновений оставшись наедине с бывшей невестой, Винсент хотел было поинтересоваться, как у нее дела, но не успел и рта открыть. Девушка выскользнула из кабинета, не удостоив гостя даже взглядом. Что ж, заслуженно. Но разбираться с этим было некогда, и барон поспешил в малую гостиную, опасаясь по пути растерять все мысли.