Текст книги "Осторожно, женское фэнтези. Книга 2 (СИ)"
Автор книги: Ирина Шевченко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
– Простуда, – заверила я с сомнением поглядывающую на меня целительницу. – Ну, знаешь, ломота во всем теле, жар, голова закружилась. Но я не упала, скорее… прилегла. И меня уже вылечили. Совсем. И вот, глядите-ка, какой у меня теперь есть оберег. Бусинки – стекляшки, но нанизаны на настоящий волос единорога. Приносит удачу.
Об удаче Грин ничего не говорил, но, опять же, вспоминая Оливера, я этого не исключала.
– Миленький, – заметила Сибил. – Подходит к тебе под цвет глаз. Если раздобудешь еще пару волос и такие же бусины, можно сделать ожерелье для комплекта.
– Хорошая идея, – кивнула я. – Ожерелье и серьги, да?
– Может, это лекарство? – смерила меня озадаченным взглядом Маргарита. Некоторые обезболивающие дают такой эффект.
– У меня просто хорошее настроение. Есть причины.
Например, миссис Кингслей. Чем не прекрасная новость?
Прекрасная, – согласились подруги. Но Мэг хотела знать, как именно лечили Еву, и какое средство в итоге возымело эффект. А Сибил искренне порадовалась за преподавательницу, но после взгрустнула и сообщила, что если декан вернется к работе до конца семестра, экзамен по ментальному моделированию придется сдавать ей, а не «милашке Хигс» и это будет полная… к-хм… честно сказать, не ожидала, что наша маленькая предсказательница употребляет такие слова.
– Еще у меня есть пригласительные на «Крылатый»! – сообщила я.
Это известие вызвало больше воодушевления. Правда, Мэг, как и предполагалось, тут же заявила, что на пятницу у нее уже есть планы, а провидица на полет согласилась с радостью.
– Кстати, об эльфах, – вспомнила Маргарита, спешно меняя неприятную для себя тему. – Грайнвилль о тебе спрашивал.
– Да-да, – поддержала подругу Сибил. – Он приходил в лечебницу, а в обед в столовой нас подкараулил. Волнуется. О нас с Мэг он так не волнуется, никогда.
– О вас не нужно волноваться – вы не наделаете глупостей, – вздохнула я. – А от меня всего можно ожидать, вот он и переживает, что я снова что-то учудила.
– Мне кажется, он не так волнуется, – лукаво улыбнулась провидица. – И не только он. Твой бывший куратор – просто прелесть. Без усов он еще симпатичнее, даже не скажешь, что преподаватель, – такой милый мальчик. Да, Мэг?
М-да… Видела бы Сибил Саймона на ринге, у ее некроманта не осталось бы ни единого шанса. Хотя и у подружки со Стальным Волком шансов нет. Саймон слишком правильный, чтобы крутить романы со студентками.
– Милый, – пожала плечами Маргарита. – Ему повезло, что не удался в мать. Но дети могут пойти в бабушку. Наследственность – это серьезно.
– Это – да, – согласно закивала Сибил. Мэг была для нее непререкаемым авторитетом, как я успела понять. – Наследственность. Мать у него… страшненькая. И странная. Так придирается на зачетах, словно эти ее реликтовые чудища – основа основ. А Ян сказал, она часто гуляет по кладбищу.
– Там красиво, – вставила я, вспомнив, как сама прохаживалась среди памятников и надгробий.
– Красиво, – согласилась, подумав, провидица. – Атмосферно, завораживающе даже. Но с тем, что она жутко дотошная, ты согласна?
С этим никто из имевших счастье учиться у мисс Милс не поспорил бы…
Стоп. А кто такой Ян?
Слава белобрысому богу, мне хватило ума не задать этот вопрос вслух. По ходу разговора само собой разъяснилось, что Яном звали некроманта Сибил. Наверняка она не раз говорила это раньше, но я и правда была ужаснейшей из подруг и умудрилась этого не запомнить.
– Когда ты нас познакомишь? – спросила я провидицу. В свете случившегося с Норвудом некроманты меня особенно интересовали. Нет, друга нашей «мертвой девочки» я в непосредственной причастности не подозревала, студент-пятикурсник – неподходящая кандидатура на роль библиотекаря, но вдруг удалось бы узнать у него что-нибудь интересное о поводках или о самом оборотне, тот ведь заходил на факультет мастеров смерти, этот Ян мог его видеть, как и того, с кем он встречался. В компетенции полиции и лично инспектора Крейга я не сомневалась, выведают все, что можно, но некоторые нюансы всплывут скорее в разговоре с ровесниками, в дружеской компании, а не на допросе.
– Однажды познакомлю, – пожала плечиками Сибил. – Ян не очень общительный… с живыми.
Мы с Мэг переглянулись и хором ответили, что прощаться с жизнью ради возможности пообщаться с некромантом в ближайшее время не планируем.
– Не хотите – как хотите, – философски вывела Сибил и показала нам язык.
У меня мелькнула мысль попросить ее снова мне погадать, но настроение было чудесное, и я побоялась испортить его неблагоприятным предсказанием: в счастливый конец истории Элси я искренне верила, но на пути к эпилогу могло случиться все что угодно, и я решила, что для собственного спокойствия лучше об этом не знать.
Кто бы сказал, что уже на следующий день я пожалею об этом решении. Но менять что-либо будет уже поздно…
Глава 8
Если не брать в расчет того, что я проспала, не успела на завтрак и на пятнадцать минут опоздала в лечебницу, начинался новый день неплохо. Во-первых, не было дождя и вернулось солнце. Во-вторых, леди Пенелопа накормила меня вкуснейшим яблочным пирогом, который, сходи я перед этим в столовую, в меня просто не влез бы, и я тут же увидела в этом добрый знак, заключив, что все, что ни делается – к лучшему. А в-третьих, доктор Грин, ввергнув в шок подчиненных, взял внеплановый выходной. Весть об этом невероятном событии переходила из уст в уста, врачи, медсестры, медбратья, санитары и санитарки, ломали головы и строили всевозможные версии причин, по которым заведующий, и плановых выходных-то не жаловавший, внезапно не вышел на работу в понедельник. Особо впечатлительные усматривали в этом предвестие ужасных катаклизмов, а если и дальше так пойдет, и Грин, не приведите боги, начнет вовремя уходить с дежурств, – конца света.
Меня же все более чем устраивало. И доктор отдохнет, он в этом действительно нуждался, и мне не придется с ним встречаться – после вчерашнего как-то неловко. Вроде бы ничего особенного не произошло, но… Нет, видеться с ним мне, определенно, не хотелось, так что в отличие от волнующегося сообщества, я была совершенно спокойна.
Леди Райс, впрочем, тоже не нервничала: она-то знала о связи между Грином и Евой Кингслей и, думаю, представляла самочувствие заведующего. Ну и доктор Кленси беспокойства не проявлял – тот был откровенно рад, ведь в отсутствие главного целителя у него появлялась возможность примерить корону: без самодурства и высокомерных выступлений, без придирок к персоналу и спешного пересмотра ранее поставленных диагнозов – Кленси все же был хорошим целителем и настоящим профессионалом, но не заметить вдруг проявившихся у него прямо-таки царских повадок наряду с талантами врожденного лидера было сложно. Он обошел всю лечебницу, волоча за собой по коридору шлейф собственной важности, и раздавал советы, несомненно, правильные, но таким тоном, что получавший их должен был уверовать, что без помощи мистера Кленси скончался бы на месте в страшных корчах. Он и к нам зашел, чем немало порадовал леди Пенелопу. Наставница несколько минут с благосклонной улыбкой внимала разглагольствованиям о необходимости обязательных периодических осмотров для женщин, а потом с такой же милой улыбкой послала доктора непосредственно в место проведения этих самых осмотров. Или в осматриваемое место? Кленси не стал уточнять, куда именно его направили, но куда-то ушел.
Выступление негласного гриновского зама было во всех смыслах показательным. И лично мне многое показало. Грин, который рвался быть, что говорится, в каждой бочке затычкой, делал это просто и ненавязчиво. Он контролировал, страховал, поддерживал, но это не создавало ощущения тотального контроля и давления. Если вдруг он уйдет, персонал за неделю взвоет под «бдительным» руководством Кленси. Но вполне вероятно, что еще через неделю тот пресытится не всегда сладкими плодами власти, утратит всякий интерес к делам лечебницы и вернется к набиванию чучелок.
Размышления об уходе Грина с занимаемой должности были несколько преждевременными, но для меня это был хороший способ отвлечься от других – волнительных, мечтательных… пугающих…
Но, как говорят, глаза боятся, а ноги… Ноги привели меня в назначенный час в главный корпус. Правда, руки долго возились с пуговицами пальто, а после так же долго теребили волосы, притворяясь, что поправляют прическу. Потом предательские руки начали мелко подрагивать, и в груди что-то сжималось, затрудняя дыхание, отчего кровь ударила в лицо, а в животе поселилось что-то странное и щекочущее – то ли пресловутые бабочки, то ли реакция на съеденную за обедом фасоль.
Ценой титанических усилий я все же взяла себя в трясущиеся руки, выровняла дыхание, привела-таки в порядок прическу, отрепетировала перед зеркалом улыбку и поднялась в приемную.
– Добрый день, мистер Адамс, – поздоровалась с секретарем.
Тот глянул на меня с привычным недовольством, молча выдвинул ящик стола, взял что-то…
…а в следующий миг оказался за моей спиной.
Перед глазами мелькнуло широкое лезвие ножа, крепкие пальцы впились в плечо, и волосы у меня на затылке зашевелились от страха и чужого горячего дыхания.
– Думаете, добрый, мисс Аштон?
Я вскрикнула – единственная реакция, которой ожидала от себя в такой ситуации. Но дальше началось неожиданное. Включились выработанные на тренировках инстинкты, и, извернувшись, я с силой отвела от себя руку с ножом и ударила секретаря локтем в живот. Потом, резко откинувшись, головой… не знаю, куда… Безрезультатно. Мужчина был сильнее и, не исключено, что использовал какие-то чары, так как движения давались мне с огромным трудом, но, видимо, в мыслях у него засело во что бы то ни стало перерезать мне глотку, и оттого предпринять что-либо другое он даже не пытался: держал меня одной рукой, а ножом старался дотянуться до моей шеи. Упорно так старался, и, предприняв в первую секунду попытку вырваться, во вторую я уже вынуждена была сконцентрироваться только на оружии. Отталкивала руку с ножом, чувствуя, как постепенно слабею, словно прижавший меня спиной к своей груди секретарь вытягивает из меня силы. Все-таки магия…
– Джерри!
Голос Оливера раздался в тот момент, когда лезвие оцарапало мне подбородок.
– Джерри, отпусти ее…
– Ты не понимаешь, – прошипел мне в ухо Адамс. Джерри Адамс – идиотское имечко.
– Я все понимаю, – выставив вперед открытые, ладони ректор приближался к нам. Негромкий голос завораживал лаской. – Понимаю, поверь. Ты же не хочешь навредить Элизабет? Тебе ведь это не нужно. Не нужно, Джерри…
– Нужно! – выцедил со злостью секретарь, и нож, который я отталкивала уже двумя руками, вжался мне в кожу на шее. – Нужно. Я должен… тогда она вернется…
– Не должен, Джерри, – продолжал уверять Оливер. Он остановился в паре ярдов от нас, не рискуя подойти ближе. Взглянул на меня мельком, а после смотрел лишь на Адамса, и в глазах ректора не было ни злости, ни угрозы – только страх и непонятная мне боль. – Это не твое желание, Джерри. Тобой управляют. Ты же никогда не позволял никому управлять тобой. Вспомни, никому…
– Никому, – эхом повторил Адамс.
– Никому и никогда, – отчеканил милорд Райхон, не сводя с него взгляда. – И сейчас не позволишь.
– Не поз-з-з… – слова сменились скрежетом зубов.
– Отпусти нож, Джерри. Просто разожми пальцы, ты сможешь.
– Нет, – секретарь не говорил уже – шептал еле слышно. – Не смогу.
– Сможешь, я знаю.
– Что знаешь? – выдавил тяжело Адамс. Казалось, каждое осмысленное слово причиняет ему боль. – Что… со мной?
– Тобой пытаются управлять. Не позволяй этого. Ты сильнее, Джерри, я знаю. И ты знаешь: я никогда в тебе не сомневался. И сейчас не сомневаюсь.
А вот я уже очень сомневалась, что мне-таки не распорют горло.
– Думаешь… ошейник? – прохрипел секретарь. – Как на… том мальчишке?
– Возможно, – осторожно ответил ректор. – Если так, я его сниму. Это не сложно…
– Не сложно, – прошептал Адамс, медленно отводя руку с ножом. – Я сниму.
Я не шевелилась. Инстинкты, уже спасшие сегодня, подсказывали, что опасность еще не миновала. Не нужно рисковать и провоцировать человека, находящегося под действием темных чар. Разве что сделать все быстро, но на это у меня не хватило бы сил.
– Я сниму, – повторил секретарь. Потом вдруг резко толкнул меня в спину, и я полетела вперед, видя перед собой перекошенное от боли и ужаса лицо Оливера Райхона.
Прежде, чем я упала на колени, позади меня рухнул и забился в судорогах Адамс.
Ректор с утробным рыком рванул к нему. Когда я смогла подняться на ноги, он уже стоял на коленях рядом с секретарем, зажимая рану на шее молодого человека платком.
Платок был слишком мал, и кровь сочилась между пальцев Оливера и впитывалась в темный ворсистый ковер, становившийся еще темнее.
– Вот, – я схватила висевший на стуле Адамса шарф и протянула мужчине.
Шансов не было, но я чувствовала, что должна что-то сделать.
Оливер рванул шарф с такой силой, что я, не успев разжать пальцев, оказалась на полу рядом с ректором.
– Держи, – приказал он мне сквозь зубы, прижав мою ладонь к быстро напитавшейся кровью ткани. – Держи и не вздумай отпустить его.
Вцепился одной рукой в мое плечо, второй в уже не вздрагивающего секретаря, и всех нас втянуло в темную дыру портала, чтобы через долю секунды выкинуть в холле лечебницы, откуда я не так давно вышла в самом прекрасном расположении духа.
– Врача сюда! – зверем проревел Оливер. – Быстро! Грина!
– Его сегодня нет, – прошептала я тихо.
– Найдут, – зло припечатал ректор. – Убью тварь. Глотку вырву собственными руками.
Последняя реплика относилась уже не к доктору, и глядя на искаженное ненавистью лицо ректора, истинному ее адресату я не завидовала.
В маленькой комнатке, где мы сидели, не было часов, но и без них понятно было, что операция идет уже очень долго. И это вселяло надежду: значит, мистер Адамс все еще жив – с трупом Грин бы не возился.
Не знаю, как его вызвали так быстро – порталами, видимо, – но к тому моменту, как секретаря перенесли из холла в операционную, доктор был уже там. Чуть заметно мотнул головой, глядя на Оливера, словно ответил отказом на не озвученную ректором просьбу остаться рядом с раненым, и дверь захлопнулась. Ректор почти минуту сверлил ее взглядом, а после присел все-таки на одну из стоявших вдоль стен скамеек. Я могла бы уйти, но вместо этого села рядом с ним, и Оливер, ничего не говоря, не оборачиваясь даже, нащупал мою ладонь и сжал дрожащими от напряжения пальцами так сильно, что пришлось закусить губу, чтобы не вскрикнуть.
Так мы и сидели, молча, сцепившись перепачканными в чужой крови руками…
По-хорошему, мне тоже не помешала бы помощь целителя. Порезы на шее и подбородке, синяки (мистер Адамс оказался неожиданно силен для своей далеко не богатырской комплекции), нервы опять же и непонятные чары, почти лишившие меня сил сопротивляться, – я не сомневалась, что попала под магическое воздействие, а не потеряла контроль над телом вследствие испуга. Но чтобы обратиться за помощью, пришлось бы оставить Оливера. Оставить одного, потому что даже леди Пенелопа, заглянувшая в приоткрывшуюся со стороны коридора дверь, не рискнула подойти к нам или хотя бы окликнуть. И я осталась. Порезы – это мелочи. Синяки сами сойдут со временем. И силы, я чувствовала, возвращались постепенно.
Потом пришел инспектор Крейг. Сел с другой стороны от ректора. Кивнул на закрытую дверь.
– Как? – спросил коротко.
– Не рассмотрел, – с трудом шевеля губами, ответил Оливер. – Похоже, но другое. Крючки на ментальном уровне.
– Нашел, значит, гад, как за живое зацепить. Ладно, поищем…
Ректор снова сдавил с силой мою руку, но ничего не сказал.
А я ни слова не поняла из их разговора.
Инспектор ушел, но спустя время вернулся. Может, через десять минут. Может, через час.
– Нашли что-нибудь? – спросил Оливер, когда полицейский опять присел рядом с ним.
– Тебе не понравится.
– Я догадывался.
– Знал? – уточнил Крейг.
– Догадывался, – повторил ректор мрачно и стиснул зубы так, что желваки заходили на скулах.
– А кто-то, выходит, знал, – растянул инспектор задумчиво. Я не видела его за Оливером, услышала только, как он кряхтит и ворочается на скамейке, словно ищет что-то в карманах, потом – негромкое бульканье. – Глотни вот, не помешает.
Ректор взял обтянутую кожей флягу и долго-долго смотрел на нее. А когда решился наконец пригубить, открылась дверь в операционную.
– Лучше не надо, – покачал головой Грин, опершись, а вернее – почти рухнув на дверной косяк. Каких усилий стоила ему эта операция, можно было представить по тому, как у меня потемнело в глазах, а рот наполнился горькой слюной. Причем стоял целитель на относительном отдалении.
Фляга вылетела из руки милорда Райхона и оказалась у доктора. Тот сделал большой глоток и шумно выдохнул.
– Жить будет.
Пальцы Оливера, сомкнувшиеся на моем запястье, задрожали еще сильнее.
– Он потерял много крови, – добавил Грин. – Нужно делать переливание и чем скорее, тем лучше. Кровь близкого родственника, думаю, подойдет лучше всего, поэтому – да, пить не стоит.
– Я… – ректор вскочил со скамьи и буквально подлетел к целителю. – Я до гроба ваш должник…
– Я не ростовщик, – раздраженно перебил взволнованную речь целитель. – Должники мне не нужны.
– Понимаю, но если что-то могу…
– Хотите кофе? – спросила я, прежде чем сама смогла понять, зачем. Он выглядел таким изнеможенным, что в голове само собой всплыло: кофе, крепкий, три кусочка сахара.
– Вы идиотка? – со смесью злости и удивления выцедил доктор.
– Нет.
– Да! – он скрылся в операционной, дверь захлопнулась. Но в следующую секунду открылась снова. – Да, я хочу кофе. Оставьте на столе… через пятнадцать минут, я еще не… Вы почему еще здесь? – переключился Грин на ректора. – Я разве не сказал… Демоны! Не сказал, простите…
Я вышла в коридор. Дошла до уборной и долго и тщательно отмывала руки, стараясь не смотреть ни в висящее над раковиной зеркало, ни на стекающую с пальцев алую пену.
По пути к кабинету Грина размышляла о том, остались ли у него еще чашки, или он все уже разгрохал.
– Ты?! – возопила рассевшаяся за столом заведующего Белинда Лемон. – Что ты тут делаешь?
«А ты?» – могла бы спросить я. Вряд ли патрон поручил ей рыться в своем столе.
– Доктор закончил операцию, – ответила я ровно. – Попросил сварить ему кофе.
– Я сама все сделаю! – заявила рыжая.
– Ему не нужно все, Белинда. Только кофе.
Просто кофе. Без слащавого сюсюканья и томных взглядов, иначе чашки и правда закончатся.
– А ты, выходит, знаешь, что ему нужно, да? – девушка вскочила из-за стола и медленно пошла в мою сторону, угрожающе сжав кулачки. – Думаешь, я не понимаю, чего ты добиваешься, Элизабет? Решила облегчить себе жизнь? Он ведь тебе даже не интересен, я помню, как ты кривилась, когда я о нем заговаривала… Но протекция – это другое, да? Сколько тебе еще учиться? Четыре года? Хочешь провести их под крылышком у Грина? Обхаживаешь его, вертишь тут своим тощим задом… Думаешь, никто не знает, ради чего? Я видела твои экзаменационные листы, Элизабет. Подписанные, между прочим. И я должна поверить, что это – всего лишь за чашечку кофе? Он такого не заслуживает! Не заслуживает такого отношения! Он… Он жизни спасает!
– Угу. А ты тем временем копаешься в его вещах, – угрюмо закончила я воодушевленное выступление мисс Лемон.
– Дрянь! – взвизгнула она.
Я оценила воинственный настрой и растопыренные пальцы с острыми отполированными ноготками и покачала головой:
– Пока ты не сделала какую-нибудь глупость, Белинда, например, не попыталась вцепиться мне в волосы или расцарапать лицо, напомню: я два с половиной года проучилась на боевом и еще помню приемы. А Грин не будет сидеть у твоей постели и держать за руку. Ему некогда. Он жизни спасает, да.
Рыжая оказалась не такой дурой, как можно было заподозрить. Прошипела что-то злобно и вылетела в коридор, по пути чуть не сбив с ног инспектора Крейга.
Тот посторонился, пропуская девицу, после вошел неспешно в кабинет и плотно прикрыл дверь.
– Вы не берите в голову, мисс, – сказал мне с отеческой лаской. – Не ей вам о протекции говорить… Услыхал случайно, не обессудьте. А красавицу эту Грину миссис Ридли подсунула, та, что старшей сестрой здесь. Она – дама толковая, дела ведет справно. Эду ей отказать неудобно было, да и Анабель, как назло, уехала… Вот та большая умница была и с доктором нашим школу прошла хорошую. Он ить не только заради кофе девчонок берет, учит потихоньку… И парней бы брал, так у тех же гонор, и у Эда гонор, вот и не держатся они при нем. А с девчонок, говорит, будет толк… С девушек, в смысле. Только не с рыжей этой. Потерпит ее Грин еще немного и спровадит по-хорошему…
– Простите, инспектор, мне это не интересно.
– Понимаю, – закивал он. – Болтаю много. Сплетничаю как будто. Но оно – для кого сплетни, а для кого и ценная информация. Никогда не знаешь, что в жизни пригодится… А чашки новые Эд вон в том шкафчике держит, – подсказал полицейский, когда я зажгла спиртовку. – Беда у него с ними, бьются часто. Так я за обычай взял чашками с ним расплачиваться. Приду ногу подчинить – несу чашку. И сладостей каких. Доктор наш до сладостей падкий, особенно, как полечит кого…
– Я спрошу у леди Пенелопы, – пообещала я, поняв намек. – Утром у нее был пирог и пастила. Возможно, еще что-то осталось.
– Возможно-возможно, – пробормотал себе под нос Крейг. – Спросите, обязательно.
– Можно я и вас спрошу? – решилась я. – Кем мистер Адамс приходится милорду Райхону? Если это не тайна, конечно.
– Да какие тайны, – отмахнулся инспектор. – Все знают. Разве что кроме студентов – тем-то семейные дела преподавателей не интересны. Да и ни к чему. А то станут, как девица давешняя, болтать, что милорд ректор племянничка на теплое место пристроил.
– Он – его племянник?
– Сын старшей сестры. Покойной.
– Понятно.
– Да в том-то и дело, что непонятно, мисс, – нахмурился Крейг. – Непонятно, чего библиотекарь добивался. Только вас устранить или еще чего. К примеру, Оливера дестабилизировать.
– В каком смысле? – встрепенулась я, когда в нарочито-простоватой речи инспектора появились четкие научные термины.
– В том смысле, что если малефик уровня Оливера Райхона потеряет контроль, нам уже не до стертой реальности станет – будем думать, как бы эту сохранить. А тут уж больно много совпадений получается. Если бы Джерри приказали просто вас убрать, мы бы сейчас не разговаривали. Он бы вас на месте смертельным проклятием припечатал. Да-да, малефик он, как и дядюшка, и неслабый. А матушка у него общую теорию с горем пополам осилила. Совсем они с братцем разные были, даже внешне. Оливер отцовскую кровь взял, южную. А Вирджиния в мать-северянку пошла. На вас чем-то похожа была: такая же светленькая, тоненькая, росточком только пониже. Но как он ее в последний раз видел… совсем похоже получилось бы. Убили ее. В Ньюсби, в гостиничном номере. Горло перерезали. А тело Оливер и нашел. Понимаете теперь, к чему я, мисс?
Я представила себя… нет, не себя, просто девушку с распоротым горлом, лежащую на ковре в приемной ректора. Представила, как он увидел бы ее, выглянув на шум. Тут уж точно не станешь сверять рост, да и забрызганного кровью лица не разглядишь – только светлые волосы, тонкую фигурку и кровь, много-много крови.
Оливер сильный, а в жизни случаются трагические совпадения…
Но потом он увидел бы убийцу. Или еще одно тело на полу.
– Понимаю.
Мой ответ прозвучал неожиданно спокойно, и руки, когда я сняла вспенившийся кофе с огня и перелила в чашку, не задрожали. В конце концов, мне всего лишь оцарапали шею. Я даже испугаться толком не успела. Я не истекала кровью на хирургическом столе, и не сходила с ума под дверью операционной в страхе за жизнь родного человека… не в этот раз…
– Продолжим разговор попозже, мисс, – сказал инспектор. – Схожу, посмотрю, как там…
– Хорошо.
Хорошо – продолжим. И «там» тоже все хорошо.
Я положила в кофе сахар, размешала и поставила чашку на стол. Сходила в кабинет леди Пенелопы. Она куда-то отлучилась, но в шкафу обнаружился кусочек утреннего пирога и плитка горького шоколада, презентованная, очевидно, кем-то из пациенток. Подумав, что наставница не будет возражать, взяла и то, и другое и отнесла к Грину, оставила рядом с кофе.
Самого доктора я увидела, когда уже выходила из его кабинета. Вернее, сначала почувствовала, несильно, издали… Оливер говорил, что маг не ощущает откат от своих чар настолько болезненно, как попавший под возвратную волну посторонний. Говорил, что поскольку негативная энергия так же несет частицу силы создававшего плетение человека, его организм реагирует на нее не так остро… Хотелось бы верить. Потому что в противном случае вернувшийся из операционной Эдвард Грин должен был чувствовать себя хуже некуда.
Заметив меня, он остановился в конце коридора, не рискуя приблизиться. Стоял, заложив руки за спину, склонив к плечу голову. За окнами уже сгустились сумерки, а освещение в служебных помещениях лечебницы не очень хорошее, но я и так знала, что доктор сейчас мертвецки бледен, темная щетина лежит пыльным налетом на впалых щеках, покрасневшие глаза блестят от усталых слез, и еще сильнее обозначилась горбинка на тонком, хищно изогнутом носу…
«Ваш кофе готов», – мысленно сказала я ему, кивнув на открытую дверь кабинета.
«Все-таки вы идиотка», – наверное, подумал он.
К прерванному разговору, как и обещал инспектор, мы вернулись. Но сначала пришла от своих рожениц леди Пенелопа, заварила мне большую чашку чая на травах и поставила на стол чудом не найденное мною, а потому не доставшееся Грину печенье. Пока остывал чай, достала салфетку и пузырек с какой-то маслянистой жидкостью и в прямом смысле стерла с моего лица и шеи саднящие полоски порезов.
– Хорошенькой девушке ни к чему хранить такие воспоминания, – сказала она.
Никаких ахов и вздохов, ненужных причитаний, даже жалость во взгляде, которую я то и дело отмечала в последнее время, ей удалось спрятать. Впрочем, я в любом случае не устроила бы истерику.
Потом подошел Крейг. Наставница сварила ему и себе кофе. Себе налила со сливками, инспектору щедро плеснула в чашку бренди.
Так, под видом милого чаепития, мы и обсуждали сегодняшнее происшествие и дела давно минувших дней. Вернее, одно давнее дело, имевшее прямое отношение к случившемуся. Тайной, как было мне сказано ранее, это не было. Просто забылось с годами, хоть сразу и наделало немало шума.
Вирджиния Райхон – сестра Оливера – никак особо не проявила себя во время учебы, и сейчас о ней никто в академии не помнил бы, если бы не брат и не трагическая история ее смерти, которой предшествовала в общем-то банальная история жизни. Джинни, как называл ее инспектор, была на одиннадцать лет старше брата, но, несмотря на такую разницу в возрасте, по словам того же Крейга, они были очень близки. Неудивительно, учитывая, что их мать умерла вскоре после рождения Оливера, а отец занимал в те времена ответственный пост в министерстве и не мог уделять достаточно внимания сыну, оставив это нянькам и не по годам умной и серьезной дочери. Даже во время учебы в академии она срывалась домой при каждой возможности, чтобы повидаться с братом. А в последний год умненькая и рассудительная Джинни, от которой никто не ожидал подобного, влюбилась в сокурсника и скоропалительно вышла за него замуж. Отца она поставила в известность об этом постфактум, так как понимала, что согласия на брак с выходцем из низов, к тому же не лучшим образом зарекомендовавшим себя в академии, родитель не дал бы. По воспоминаниям Крейга, который, казалось, знал и помнил каждого на его веку учившегося или работавшего в академии, Лесли Адамс отнюдь не был воплощением людских пороков и коварным соблазнителем, он был рвачом. Слабенький маг-теоретик, с горем пополам набиравший необходимый для получения стипендии балл, не мог рассчитывать на сколь-нибудь удачную карьеру после окончания учебы, а потому, когда судьба в лице Джинни Райхон улыбнулась ему, он ухватился за шанс на безбедное будущее обеими руками. Отец новоиспеченной миссис Адамс, хоть и не был счастлив такому зятю, лишать дочь обещанного приданного не стал и от дома не отказывал, лишь предупредил, что всегда рад ей, но не ее супругу. Вирджиния отреагировала предсказуемо: разругалась с родителем и уехала с мужем в его родную глухомань. Несколько лет они, как говорят, даже были счастливы: денег хватало, родился сын. А после начались проблемы. Какие – никто тогда доподлинно не знал. Вирджиния не жаловалась даже брату, с которым продолжала поддерживать теплые отношения и активную переписку, и приезжала неоднократно в академию, чтобы, по словам инспектора, «вправить братцу мозги». А когда Оливер, твердо ставший на путь истинный, окончив аспирантуру, уже преподавал в академии, Джинни после долгих лет ссоры вдруг решилась обратиться к отцу. Попросила того принять их с сыном на время. Объяснила это тем, что у маленького Джереми обнаружился дар, а в провинции нелегко найти учителей. Лорд Райхон, уставший от затянувшейся размолвки, с радостью согласился и принял внука. Вирджиния должна была приехать вслед за сыном, только хотела сначала встретиться с братом, якобы тоже по вопросам обучения начинающего мага. Но все оказалось намного серьезнее.
Инспектор не вдавался в подробности, но, если коротко, Лесли Адамс ввязался в какую-то сомнительную аферу и мало того, что задолжал большую сумму «серьезным» людям, так еще решил их обмануть. Кинуть, как говорят в моем мире. А методы у «серьезных» людей во всех мирах одинаковы. И дело было уже не в возвращении долга, а в том, чтобы утвердить свою власть, наказать показательно обманщика и его близких, чтобы другим неповадно было. Лесли Адамса повесили на крыльце его дома. Вирджинию нагнали уже в Ньюсби, городке в десяти милях от академии. Оливер не успел на встречу с сестрой всего на несколько часов.
– Тех, кто это сделал, нашли? – спросила я, когда инспектор закончил короткий и бесстрастный как полицейский рапорт рассказ.
– Официально – нет, – ответил он, посмотрев на меня обоими глазами одновременно.
Затянувшуюся паузу нельзя было назвать ни неловкой, ни напряженной: просто молчание, когда все уже сказано, и нет нужды что-либо добавлять.
– Ну, что вы такое говорите, мистер Крейг, – всплеснула руками леди Пенелопа. – Так Элизабет еще подумает невесть что.
Почему – невесть? Элизабет подумала вполне конкретные вещи, и что-то подсказывало, что в выводах она не ошиблась. И они, эти выводы, совсем ее не испугали и не оттолкнули.
– Милорда Райхона… Оливера вообще не было тогда ни в Ньюсби, ни даже в академии, – продолжала меж тем наставница. – Он уехал сразу же в столицу, к отцу. Взял бессрочный отпуск. Нужно было организовать похороны, позаботиться о племяннике. Мальчик остался один в неполные тринадцать – опасный возраст, переломный период для формирования личности и дара. Нельзя было оставлять Джереми без присмотра. И старый лорд Райхон сильно сдал после того, что случилось с дочерью. Оливер был при нем практически неотлучно, пригласил опытных целителей, но – увы… А то, что писали в газетах о тех жутких случаях, о каких-то странных смертях, вроде как не совсем естественных, – так это все передел власти, обычный в бандитских кругах. Такие люди ничем не гнушаются, хоть бомбами, хоть запрещенными артефактами. Полиция даже влезать в это не стала: меньше грязи на улицах. Верно, инспектор?
