Текст книги "После третьего звонка"

Автор книги: Ирина Лобановская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)

– "Товарищ, я вахту не в силах стоять", – сказал как-то вечером Виктор Оксане. – Ты ведь умная баба...

Да, она была куда понятливее Анюты. Они разошлись.

В последнее время Виктор стал с удивлением и настороженностью присматриваться к Тане, изредка посещавшей его в мастерской.

Пятнадцатилетняя Таня за полгода из девочки превратилась в непонятное, загадочное, пугающее своей суровостью и недоступностью существо. Вытянувшись за одно лето, узкокостная, словно иголка, изумляющая уже одной неестественной худобой и поразительным сходством с отцом, Таня несла себя осторожно, как хрустальную, будто постоянно прислушивалась к чему-то в себе и боялась разбить что-то хрупкое и нежное. Она смотрела вокруг с надеждой и тревогой, сама вся воплощенная надежда и трепетное ожидание... Это была новая, тихая Таня. Она бесшумно усаживалась на табуреточку в мастерской и внимательно рассматривала новые работы отца.

– Тебе нравится? – осторожно интересовался Виктор.

Дочка молча кивала и отводила глаза. Ее явно шокировали обнаженные женщины на картинах отца. Она сжималась, втягивала голову в плечи, с пренебрежением отворачивалась, стараясь не смотреть, но ничего не могла с собой поделать: взгляд поневоле словно прилипал к этим голым, спокойно сидящим или лежащим красоткам, и Таня, с ужасом замечая собственную бесконтрольность, продолжала пристально, внимательно, исподлобья разглядывать их прелести.

Виктор наблюдал за ней с улыбкой. Дочка выросла и вот теперь настойчиво, упрямо пыталась осознать окружающее и близких, оценить их характеры, поведение, поступки, постичь мысли и желания, проникнуться их ощущениями и чувствами. Понять отца, которого что-то упорно заставляет писать этих женщин, а их – безмятежно раздеваться перед ним чуть ли не ежедневно. Вон их сколько!

Таня вздрагивала, окидывая взглядом мастерскую, и снова непроизвольно втягивала голову в плечи. Крашенинников незаметно улыбался. Он часто отдавал дочке все деньги, которые имел при себе, чем приводил Аньку в состояние безудержной ярости. Выслушав ее очередную злобную тираду в свой адрес, Виктор односложно флегматично ронял:

– Это диагноз, Анюта! И достаточно точный! Говорят, у нас в поликлинике есть хороший психотерапевт.

13

Облачко тихонько коснулось лица Виктора.

– Тебя по-прежнему одолевают женщины?

Виктор досадливо сморщился.

– Простаивают!.. "Посмотришь с холодным вниманьем вокруг" и увидишь, "как много девушек хороших" у нас не занято, Танюша... Ну и жалко становится! Но теперь они уже только искушают без нужды и ничего не пробуждают... Мрак!

– Разве? – лукаво спросила Таня.

– Это факт. А когда-то, казалось, молния в джинсах не выдержит и полетит ко всем чертям! Но поезд ушел, ручками помахали, – и Виктор опять попробовал обнять ее. – Скажи мне, Танька, – он вдруг осип и глотнул с трудом, – а с тобой... никак нельзя?.. Ну, ты сама понимаешь...

Таня засмеялась.

– Ты же сказал, что никто ничего не пробуждает!

– Ты к этому "никто" не относишься! Так, значит, никак? Невозможно?..

Танька легко вздохнула и отлетела от него.

– Дурачок! – нежно сказала она. – Ты двигай своей бестолковкой, шевели!

Крашенинников размял в пальцах новую сигарету.

– Знаешь, Танюша, что я понял: жена – вовсе не женщина для постели!

Таня фыркнула.

– Ты сделал потрясающее научное открытие! Как в известном анекдоте про лошадь.

– Да нет, ты не въехала! – махнул рукой Виктор. – Просто всякое чувство, если оно даже и было, улетучивается, испаряется очень быстро, моментально, а дальше поем песню: "Что нам остается от любимых? Что нам остается от любви?" Там и ответ имеется: "остается что-то непонятное..." Или ни фига не остается. Поэтому нельзя рассматривать жену как любовницу, заметь! Это товарищ по оружию, соратник в борьбе. А не получилось товарища – не получилось семьи. Неплохо?

– Да, сильно сказано! – согласилась Таня. – Ты молоток!

– Есть такое дело! – с удовольствием подтвердил Виктор. – У Ксении я давно засветился, но она, повторяю, умела молчать. Анюта не умеет. А чувихи – они прелесть! Самое оно! У них налицо главное – естественность, непринужденность. Они свободны и раскованны. Чего еще желать? И вообще шлюхой нужно родиться, это не профессия, а призвание. Надо ли закрывать глаза на природу? Несколько лет назад там, где мы снимали дачу, перегородили плотиной речушку. Воду, конечно, загрязнили, рыбу отравили, кругом – мрак, запустение. Думали, видать, речку похерили. Ан нет, фига! Смотрела на эту хреновину речка, смотрела и плюнула. "А пошли бы вы все!.." – сказала речушка и потекла себе в обход плотины метров эдак за пять. Теперь сухая плотина идиотически торчит посреди старого русла сама по себе, а речка преспокойно течет сама по себе. Улет! "Умница, речка, сударыня речка!" Это к вопросу о норме поведения. А вот еще послушай:

Шейх блудницу стыдил: "Ты, беспутная, пьешь,

Всем желающим тело свое продаешь!"

"Я, – сказала блудница, – и вправду такая,

Тот ли ты, за кого мне себя выдаешь?"

– Ты полюбил Хайяма? – спросила Таня.

– Не то слово, – протянул Виктор. – Не полюбил, а просто не мыслю себе ни дня без его строчки... "По образу и духу своему!" Вот еще:

Тот, кто следует разуму, – доит быка,

Умник будет в убытке наверняка!

В наше время доходней валять дурака,

Ибо разум сегодня в цене чеснока.

Чтоб мудро жизнь прожить,

Знать надобно немало.

Два важных правила запомни для начала:

Ты лучше голодай, чем что попало есть,

И лучше будь один, чем вместе с кем попало.

Это обо мне. И всех касается... Могу продолжить:

Луноликая! Чашу вина и греха

Пей сегодня – на завтра надежда плоха,

Завтра, глядя на землю, луна молодая

Не отыщет ни славы моей, ни стиха.

– Ищешь себе оправдания? – резковато поинтересовалась Таня. – Неплохо устроился!

– С этим не поспоришь! – согласился Крашенинников. – А что? Дело хорошее! Все ищут, и я тоже. Не вижу в том греха... Все путем! Знаешь, Танюша, когда я сделал предложение Оксане? Я ведь тогда по-настоящему спивался, сейчас это просто лютики-цветочки, детские забавы, Анька не понимает... Я напивался до того, что Оксане приходилось водить меня в сортир... Атас! Сам я не справлялся. Да-да, ни со штанами, ни со своей штукой. Не гримасничай и не морщи нос... В один такой вечер я и сказал ей: "Выходи..." Выходи – это от слова "выход". Выход из положения.

– Значит, ты просто искал человека, который бы тебя водил в сортир? – жестко спросила Таня. – И нашел, наконец! Красавицу Оксану с сиреневыми глазами. Неплохой вариант, заметь! Беспроигрышный!

– Да, я мужик не промах! – подтвердил Виктор. – Только не нужно делать из меня скотину! Я сам прекрасно знаю, что представляю из себя – дуб дубом! – но не более того! Ты куда это намылилась? – с тревогой крикнул он.

– Мне пора, Витя, – отозвалась Таня. – К тебе собирался сегодня зайти Алеша...

– Да, Алексей, божий человек, – пробормотал Виктор. – Как же я виноват перед ним... Иногда мне кажется, Танюша, что на свете больше не осталось людей, перед которыми я бы оказался не виноват! "В чем был и не был..." Ты, Алеша Попович, Гера, Татка, Оксана, дети, Анна, в конце концов... Когда ты придешь?

– Завтра, как всегда, – ответила Таня.

Облачко медленно таяло, исчезая в воздухе.

– Покорми Алешу, он голодный, – шепнула Таня, уходя. – И не пейте слишком много... Пожалуйста.

Алексей почему-то явился вместе с Анькой. Виктор выразительно крякнул.

– "Визит дамы"! – прокомментировал он. – Чему обязан вашему посещению? Ты зачем из дома замелась?

Аня молча кивнула на Алексея.

– "Но разведка доложила точно", – заверил Виктор. – А кому ты подкинула татаро-монгольское иго, ласточка?

– Что это тебя вдруг взволновали дети? – мгновенно вспылила Анна. – Неужели ты еще помнишь об их существовании?

– Поневоле, – объяснил Крашенинников. – Хотя бы по тем "кускам", что я тебе ежемесячно отстегиваю. И немалые, заметь!

– Трогательно! – сказала Аня, села и закурила, закинув ножку на ножку. – Деньги – это единственное, о чем ты не забываешь! И то счастье.

Виктор внимательно осмотрел ее. Надо признать, вполне прилично выглядит, запросто может произвести впечатление. В общем, у него довольно интересная на вид молодая жена, а что глуповата – так это сразу не заметно. Только если откроет рот.

– "Лишь бы ты была довольна", – нежно промурлыкал Виктор и глазами показал Алексею на укромный уголок: там пряталась заветная бутылка.

Алексей развел руками и моргнул в сторону Анны. Ну и дурак! Зачем привел? Далась ему эта дурында!

Крашенинников подошел к чистому холсту и неторопливо стал его догрунтовывать. Не терять же с Анютой время зря!

– Что-то новое? – спросил Алексей.

– Собираюсь, – неопределенно ответил Виктор. – Все-таки попробуй сосредоточиться и ответить на мой вопрос, Нюся. Что тебя привело ко мне? Ты здесь нечастый гость.

– Ты сам в этом виноват! – заявила Аня.

– Не обольщайся! – охладил ее пыл Виктор. – У тебя просто странная манера обращать мои прекрасные поступки и благие намерения в страшные преступления перед тобой, а также перед лицом моей собственной совести.

– Благими намерениями ад был вымощен! – выпалила Анька.

Виктор хмыкнул и взглянул на нее, довольно талантливо изобразив уважение. Начитанная! Понахваталась где-то. Алексей сидел у стола и улыбался. Блаженненький! Чего он там наболтал про Виктора Аньке, что она сразу же сюда прилетела, как оглашенная? Дура серая!

– Ну, ребята, – сказал Крашенинников, – мне эта игра в прятки или в жмурки надоела! В третий раз спрашиваю, чего примчались? Я вроде в порядке, и баб здесь, Анюта, как ни странно, нет. Так что никаких очевидных поводов для ревизии не усматривается...

Анна беспокойно завозилась на стуле и переглянулась с Алексеем явно в поисках помощи и поддержки.

– По-моему, ты устал, – неуверенно начала она. – Выставка отняла у тебя много сил. Нервное и физическое перенапряжение. Тебе нужно отдохнуть, Витя...

Виктор посмотрел на нее с искренним изумлением. Что за необычная забота о человеке? Подозрительно... Ох, этот Алексис! Чего он ей там только наплел?

– Так недолго и заболеть, – настойчиво продолжала Аня. – Тебе нужно взять отпуск и куда-нибудь уехать...

И вовсе неожиданно! Что происходит?

– А как же девки? – задумчиво спросил Виктор. – Окстись, Нюся! Можно ли спокойно и равнодушно отправлять мужа прямо в объятия разных вертихвосток? Вот уж не предполагал, что ты способна искушать судьбу! Это рисковое дело, Анюта, игра с огнем! Я могу в момент сорваться с катушек долой и загулять в хвост и в гриву! А тогда все – с концами! Смекаешь, мать?

Аня посмотрела на мужа как-то непривычно грустно и даже с некоторой лаской. Алексей молчал.

– Ты уже давно с катушек долой, – прошептала Анна. – С кем ты тут один разговариваешь по вечерам, Витя?

Ах, вот оно что! Дело прояснилось! Крашенинников с досадой оттолкнул мольберт, едва не свалив его, и с ненавистью взглянул на Алексея. Хитрый, черт, и как здорово притворяется! Просто мастерски! Недаром в цирковом училище обучался!

– Что ты несешь, Анюта? Офонарела? – взвился Виктор. – Бестолковкой-то хоть немного шевели! Сама знаешь, запойный я, а с пьяного какой спрос!

– Почему ты отказался ехать в Италию? – спросила Анна. – Два раза такие предложения не делают!

– "Не нужно мне солнце чужое", – пооткровенничал Виктор и снова придвинул к себе мольберт. – А насчет предложений тебе виднее. У тебя в данной области очень богатый опыт.

Это был удар ниже пояса, запрещенный прием. Алексей перестал улыбаться и провел ладонью по краю стола. Крашенинников искренне проклял себя в душе и пожелал самому себе поскорее сдохнуть. Но его опять заносило, теперь никак не остановиться.

– Хороший человек, Алексис, – это не профессия! – заявил он. – И напрасно ты на нее рассчитывал! На дивиденты Сонечки Мармеладовой в наше время не проживешь. И ни в какое другое тоже.

– Виктор, прекрати! – крикнула Аня. – Я напрасно к тебе пришла! Но я очень беспокоилась!

Далось ей проклятое беспокойство!

– Ты лучше озадачивайся детьми, – порекомендовал Виктор. – Чем они там у тебя целый день занимаются?

– Ползают по-пластунски! – заявила Анюта. – Их Алеша научил, и они теперь в восторге от нового занятия. А тебе их даже научить нечему! Разве что водку жрать!

– Ну, этому и Алексей научит запросто, в два счета, не боись! – обнадежил ее Виктор. – Только чуточку позже. У вас еще есть время для других мероприятий!

Анька встала и выпрямилась. В глазах у нее мерцали прозрачные слезинки, которые делали ее краше и привлекательнее. Виктор снова с удовлетворением осмотрел ее.

– А ты молоток, мать! – сообщил он. – Можно сказать, отбойный! Не в том смысле, что отбоя нет, а в том, что любой выпад свободно отобьешь одной левой. Впрочем, – он еще раз внимательно оглядел Анну, – я, кажется, немного не в ту степь... Ты еще и в том самом смысле вполне ничего. Самое оно! Раздевайся, я чего-нибудь с тебя быстренько набросаю. Дело хорошее! На Алексиса внимания не обращай, кроме того, он давно уже все это видел и хорошо знает!

– Клоун! – крикнула Аня.

– Не по адресу! – холодно ответил Крашенинников. – Клоун вон сидит! – и он кивнул в сторону Алексея, который даже не изменился в лице и по-прежнему добродушно улыбался. – Не дрейфь, я еще не сошел с ума! И детей пока могу обеспечивать, малюя свои бесконечные картинки, которые так впечатляют толпу и идут нарасхват. Я там опять загнал кое-что... Деньги на кухне, можешь взять.

– Неужели ты так никогда и не научишься разговаривать со мной по-человечески, Витя? – тоскливо спросила Анна.

На мгновение ее даже стало жалко. Виктор вовремя поймал себя на этом опасном чувстве и пресек его на корню.

– Чтобы разговаривать по-человечески, нужно по-человечески жить, – объяснил он. – А я живу как попало. И с кем попало!

Этого Анька не вынесла. Всхлипнув в голос, она рванулась к дверям, наспех накинула роскошную дубленку – между прочим, подарок Виктора! А что, он шубенку бабенке купить не может? – и хлопнула дверью.

Наступила тишина. Виктор спокойно, меланхолично догрунтовывал холст. Алексей все так же неподвижно тихо сидел у стола.

– Выпьем? – предложил ему Крашенинников, не глядя в его сторону.

– Давай, – согласился Алексей.

Они молча сели напротив друг друга.

– Тебе что, больше всех надо? – спросил Виктор. – Объясни, Алеша Попович, зачем ты сеешь панику в женских ранимых сердцах? Или ты и впрямь решил, что я сдвинулся?

– Я ничего не решил, Витя, – осторожно сказал Алексей. – Но мне вас обоих очень жалко...

– Да ты лучше себя пожалей! – заорал, срываясь, Виктор. – Ты посмотри на себя, Алексис! Ни кола, ни двора, вечно гастроли дурацкие, какие-то фокусы! Пьянки бесконечные! И не улыбайся задумчиво, я прекрасно понимаю, что не мне бы такое говорить, да ведь больше сказать это некому. Кто, кроме меня, выскажет тебе правду-матку в глаза?

– А зачем мне правда-матка, Витя? – удивленно пожал плечами Алеша. – Да и тебе она тоже как-то ни к чему.

– "Все говорят, нет правды на Земле, но правды нет и выше", – прокомментировал Виктор, залпом отхватывая полстакана. – Ты веришь в привидения, Алексис?

Алексей пристально посмотрел на приятеля.

– Нет, Витя, – честно сказал он. – Я вообще мало во что верю.

– А я так вообще ни во что, – хмыкнул Крашенинников. – И уже довольно давно. Слушай, Алексис, давай я тебя женю! Тебя и Веньку Туманова заодно. Ему тоже пора. Сыграем сразу две свадьбы! У меня кадров – навалом!

– Ну, какая жена выдержит мои бесконечные гастроли? – резонно возразил Алексей.

– Да, твои гастроли даже я не выдерживаю, – согласился Виктор и допил стакан до конца. – Тебе нужно с ними завязывать. Ты бы подумал на досуге!

– Витя, – вдруг решившись, сказал Алексей. – Я бы хотел поговорить с тобой об Ане...

О, какие повороты! Об Ане! Мало он, видно, Алексея расчихвостил! Крашенинников постарался взять себя в руки и разлил остатки водки.

– Я весь внимание, – сдержанно сказал он. – Говори. Совсем достал! Или ты как раз на ней хочешь жениться? Оптимальный вариант. Детей можете забрать себе. И вам больше стараться не нужно!

– Витя, – повторил Алексей, не обращая внимания на его тон. – Ане тяжело с тобой, но она тебя любит...

Юродивый! Алексей – божий человек...

– А мне с ней легко? – начал закипать Виктор. – Конечно, я не подарок, но ведь и Анна – девушка с характером! Живет по принципу: "Тот, кто громче скажет "Гав", тот всегда и будет прав!" Попробовал бы ты сам!

– Я пробовал, – тихо отозвался Алексей. – Ничего страшного...

Крашенинников покраснел и опустил голову. И в кого он только уродился... Нет, у него действительно чересчур опасные для людей закидоны... Может, прогуляться к психиатру?..

– Быть буфером – самое неблагодарное занятие, Алексис. И лучше не берись за него. Долго не продержишься. Тем более между мной и Анькой. "Боливар не вынесет двоих..." Я кругом виноват, я знаю, но мое знание ни хрена не меняет, а наоборот, завязывает узлы круче и круче. Раз пошла такая пьянка... Я тебе расскажу. Чтобы ты больше никогда впредь не возникал с подобными глупостями. Я с Анькой не сплю уже столько времени... сам давно забыл, когда в последний раз это было. По-моему, со дня зачатия Ваньки. Я окончательно схожу с круга, Алексис, совсем спиваюсь и как мужик давно ни на что не гожусь. Хана мне, каюк! Выпал в осадок! Анюта думает, что у меня тут содержится небольшой гаремчик... Бред! Мне уже девки не нужны, если так что-нибудь, по хозяйству... С женой-то вон не справляюсь! Ну, не могу же я, в самом деле, посоветовать ей найти себе нормального мужика! Что же девушке зря простаивать: молодая баба, в конце концов! Не получается у меня больше ничего, Алексис! Пить надо меньше! А у тебя как с этим делом?

Виктор с интересом взглянул на приятеля и прочитал:

– Брось молиться, неси нам вина, богомол,

Разобьем свою добрую славу об пол.

Все равно ты судьбу за подол не ухватишь -

Ухвати хоть красавицу за подол!

А может, ты меня выручишь? На предмет Аньки?.. Глядишь, она малость подуспокоится...

Алексей пристально рассматривал клеенку на столе.

– Ей не нужен никто другой, Витя, – тихо сказал он.

– Тьфу! – плюнул Крашенинников. – А ты у нее об этом спрашивал? Спрашивал?! Нет?! Тогда что же лепишь свои заключения? Нужен, не нужен! Она сама не знает, кто ей нужен! Уж во всяком случае, она мне не нужна! Ни в каких отношениях!

Он опять не рассчитал силу своего удара. Приятель понурил лысоватую голову с унылым носом.

– Не привык к несовпаденьям? – спросил Виктор. – А давно уже пора!

– А Тата? – вдруг спросил Алексей, не поднимая головы. – Как же ты с Татой?

Виктор дернулся, как от пощечины, и снова покраснел.

– Ну что Тата?! Что Тата? – заорал он, бабахнув кулаком по столу. Пустые стаканы испуганно вздрогнули. – Ты лучше этой темы никогда не касайся, Алешка! Тата – это совсем другое, и не нужно ее ни с кем путать! И вообще это была чистая случайность, понимаешь, урод, абсолютная неожиданность, не имеющая ни малейшего отношения ко всему остальному в моей, в ее и в твоей биографии! И в Анькиной тоже! Чернобыльский взрыв!

– Он как раз имел самые страшные последствия для всех, – отозвался Алексей.

Ох, и умен! И рассуждать умеет! Сколько их, таких, выискалось на голову Крашенинникова!

– Ну ладно, ты хоть закуси чем-нибудь! – остывая, поторопился он сменить тему. – Ты совсем ничего не ел!

Виктор вспомнил, что Таня просила накормить Алешу. В кастрюльке, заботливо укутанной кем-то из девок в полотенце, что-то оставалось со вчерашнего дня. Виктор распеленал кастрюлю и задумчиво поковырял вилкой в макаронах: вдруг там притаилась котлета? Котлеты не было. Пустые макароны приятель жрать не станет. Придется ему остаться голодным, не судьба...

Виктор вернулся в комнату. Алексей встал, собираясь уходить.

– Куда ты? – попробовал удержать его Крашенинников. – Посиди еще, может, я какую жратву еще обнаружу...

– Нет, мне пора, – отказался Алексей. – Извини меня, Витя, за дурацкий разговор. Не нужно было... Что-нибудь передать Ане?

– "А жене скажи, что в степи замерз", – машинально порекомендовал Виктор. – Я в полном порядке, приятель, не бери в голову! Проехали! Когда придешь?

– Через два месяца, – ответил Алексей. – Я завтра уезжаю на Волгу: Ярославль, Нижний Новгород, Самара, Саратов, Волгоград...

Знать бы тогда, что Виктор видит Алешку последний раз в жизни...

14

Вечером заявилась одна из очередных шалашовок Виктора, и следом за ней – возник Венька Туманов с бутылкой.

– Вы сговорились? – с интересом спросил Виктор, любовно и нежно оглядывая Веньку. – Что-то ты давно не заглядывал, дружище! Тебя, как всегда, непросто отнять от женской груди. Как продвигается роман с Наташей?

Шалашовка по имени Нелька села и закурила, с любопытством приготовившись слушать о романе. Кажется, именно она вчера варила здесь макароны и жарила котлетки.

Странно, что их привлекает, этих потаскушек, в Викторе? Как с мужика с него теперь фиг поимеешь, насчет монет – то же самое: все-таки трое детей, не шибко разбежишься. А вот подишь ты: шляются и шляются без конца, падают с неба, словно снежинки. Или листья осенние. И что только ему с ними делать, разве гербарий собирать?

Венька открыл бутылку и сполоснул под краном стаканы. Нелька положила на стол коробку шоколадных конфет.

– Смотри-ка! – восхитился Крашенинников. – Хочешь устроить мне сладкую жизнь? Венька, налетай на халяву, иначе я мигом все слопаю!

Он очень любил сладкое, и его знакомые девушки моментально узнавали об этом необычном для мужчины пристрастии и начинали таскать ему шоколадки и карамельки.

– И так уже зубов нет, – заявил прямолинейный и бестактный Венька. – А туда же: конфеты! Смотри, диабет наживешь! С Наташей, к сожалению, кранты.

– Как кранты? Опять не в кайф? – поразился Виктор. – У вас все столь чудненько разворачивалось! Ты, видимо, "любви ее не понял" и, не разобравшись в тонкой и ранимой женской душе, нажал не на ту струну.

– На ту самую! – заверил Венька и закусил водку конфетой. – Но насильно мил не будешь и сердцу не прикажешь.

Чувствовалась крепкая школа Крашенинникова.

– Понимаешь, старик, она у тебя какая-то чокнутая, и чего ты мне ее подсунул, не понимаю! В театр желает ходить на премьеры и в Киноцентр! Ну, я сходил пару раз – тоска смертная! А цены в буфете такие, что на полбутерброда девушке не хватает. Уж я не говорю о пиве для самого себя. И показывают одну сексуху!

– Ну, ты даешь! – воскликнул Виктор. – Да тебя просто где-то сглазили! Бедный мальчик! С каких это пор тебе стала невыносима сексуха, несчастный?

Нелька хихикнула и тоже, не теряясь, слопала сразу две конфеты.

– С каких, с каких, – проворчал Венька. – С тех самых... Она ведь у тебя только смотреть ее здорова, а как до дела – так в кусты!

– Наташка?! Улет! – изумился Виктор. – Да ты что?! Это рыжая Наташка в кусты?!

– Да никакая она давно не рыжая, сто раз тебе уже объяснял! – с досадой воскликнул Венька. – Ты абсолютно все перепутал! Я ее рыжей и не видал! Это тебе, может, повезло! В общем, она твердит про женскую гордость, как заведенная.

Виктор поставил стакан на стол. Нелька веселилась вовсю.

– А ты, часом, ничего не перепутал, Венечка? – осторожно спросил Крашенинников. – Конечно, девушки не должны так просто сдаваться... Это верно. Но ведь вы с ней знакомы уже полгода, а дело не продвинулось ни на миллиметр вперед. Гордость! Слово-то какое выдумала! Откуда только взяла? В словаре, что ли, долго рылась? А чего ж ты тогда вопил тут мне недавно в телефон, что она прелесть?

– Да она ничего, – неохотно подтвердил Венька. – Но не в этом смысле... А так, внешние данные...

– Ты мне мозги не компостируй, недоделанный! – заорал Виктор. – Чего теперь, прикажешь тебе новую потаскушку искать?

– Я найду, – вдруг спокойно сказала Нелька. – Эта беда поправима.

– Голубушка моя, Нелечка! – запричитал вне себя от радости Виктор. – Ты просто спасла меня от страшного несчастья! Понимаешь, отказать этому оболтусу я не в силах – люблю дурака! Чем он всячески и пользуется. А девки теперь не по моей части. В тираж вышел!

Нелька ласково положила Виктору в рот конфету.

– Нарисуй на листочке свой телефончик, Венечка! – попросила спасительница. – И вечером – в крайнем случае, завтра – она тебе позвонит.

– А она ничего? – спросил придирчивый Венька. – В смысле внешности? И всего остального...

– Останешься доволен, – коротко заявила Нелька. – А теперь мне пора приготовить гению ужин и обед на завтра. Ты ведь наверняка уже все уплел, Витюша?

С Венькой Виктора познакомила Оксана. Из школы, где она преподавала литературу и русский, Оксана как-то привела длинного патлатого мальчика в рваных джинсах и сказала мужу свое обычное:

– Надо помочь, Крашенинников! Очень талантливый ребенок.

Талантливый ребенок смотрел нагловато и вызывающе. Рисунки у него оказались действительно на редкость хорошими. С той поры Виктор, необъяснимо плененный и очарованный юным дарованием, опекал его, везде и всюду буквально водил за руку, советовал, учил, помогал, подсовывал темы, а позже, после окончания Тумановым института, – устроил на работу к Гере.

Неля удалилась на кухню. Венька проводил девушку задумчивым, затуманенным взором.

– Слушай, а с этой... нельзя? – шепотом спросил он. – У нее очень веселенький носик!

– Ты что, сексуальный маньяк? – не выдержал Виктор. – Неужели тебе все равно с кем? Давно пора образумиться, Вениамин, и прийти в себя!

Приходить в себя Венька не желал.

– У меня сложный переходный возраст, – заявил он. – Когда спрос превышает предложение!

– Любой возраст сложен по-своему, – отпарировал Виктор. – И не дури, предложений сейчас навалом! Любая согласна, только выбирай! Ты просто капризен, как девушка.

– Я – брезглив, – разоткровенничался Веня. – И напрасно ты думаешь, что мне все равно с кем. Трудность как раз в том, что мне далеко не все равно. А где твоя машина, Витюша? Я что-то давно ее не вижу.

– Гниет под домом, – пожал плечами Виктор. – Я же всегда в дымину пьяный, куда мне за руль! Напрасно и покупал! Да еще и чини ее без конца, "к равнодушной отчизне прижимаясь щекой". Хочу загнать, да все руки никак не доходят. Может, купишь? Я дешево отдам. Будешь потрясать нестойкое девичье воображение, предлагая "поедем, красотка, кататься"! А на Наталью нажимай: что она у тебя как северное сияние? Мерцает вдалеке... Мы ее приспособим импортные гигиенические тампоны на ТВ рекламировать. Вполне по параметрам сгодится! И денег, глядишь, кучу заработает. На них тогда себе требуемого прихехешника и наймет.

Из кухни появилась Неля и поинтересовалась, что больше любит великий художник: гуляш или котлеты?

– Котлеты! И гуляш! А макароны можно совсем не варить! – объявил Крашенинников.

– У тебя как в ресторане! – восхитился Венька. – Нет, я тебе жутко завидую, мазила, тебя бабы любят! За что они тебя любят, Витюша?

Нелька не стала дожидаться ответа и снова ушла на кухню к котлетам.

– Это сложный вопрос, – заломался Виктор. – В двух словах не расскажешь.

– Можно в трех, – великодушно разрешил Венька. – Страшно интересно узнать, чем ты их так припаиваешь раз и навсегда? Только не начинай с банальностей типа "чем меньше женщину мы любим". Это уже всем давно известно и смертельно надоело!

– Любить за что-то нельзя, приятель, – задумчиво сказал Виктор. – За что-то можно только не любить. Любят потому, что любят – вот и все! А девки до сих пор хвостят, фактик налицо. И вместе с тем полное фуфло. Но ты зря в таком напряге дуешь вслед за мной по той же самой дороге: дорогу нужно выбрать совсем другую, Вениамин! Свою собственную, заметь! Ты похож на меня, за то и держим, и это страшно! Доходит?

– А кого ты так напряженно ждешь? – спросил Венька.

Крашенинников вздрогнул. И этот со своей проклятой интуицией и тонкостью!

– Ты чересчур догадлив. Это вредно для здоровья, – буркнул Виктор. – Развивать тебе дальше теорию моего обаяния или обойдешься?

Он ждал Таню. Но Таня придет не раньше завтрашнего вечера. До него еще нужно дожить. Здесь подойдет любое времяпровождение.

– А действительно, почему ты не поехал в Италию? – спросила, едва появившись, Таня.

И она вроде Анны!

– Только не заявляй мне, пожалуйста, что отпустить тебя "не хочет Родина твоя". Она как раз очень хочет тебя отпустить.

Виктор засмеялся.

– Подаешь надежды, Танюша! Эту песню раньше было неплохо исполнять хором у ворот посольств. Особенно привлекать она должна сексуальные меньшинства и вообще всех не спокойных в сексуальной области господ!

– Почему? – удивилась Таня.

– Ты невнимательна к деталям, Танюша! Там есть великие слова: "а душа ждет не дождется, чтобы ночь пришла!"

Таня улыбнулась.

– Ты все-таки неисправим!

– А в какую сторону ты хотела бы меня исправить?

– Ну, например, в сторону Италии. В данном конкретном случае. Разве тебя не привлекают красоты Рима, Милана, Венеции и творения древних мастеров?

– Не привлекают! – отрезал Крашенинников. – Ни на одно мгновение! Зачем мне, Танюша, чужая земля? Я хочу каждый день видеть тебя и говорить с тобой, а ты ведь не будешь приходить ко мне в Риме!

– Глупый, ну куда же я денусь? – усмехнулась Таня. – В Риме, конечно, не буду, а вот как только ты вернешься сюда...

– Нет! – закричал Виктор, не дав ей закончить фразу. – Я боюсь, Танька, что ты вдруг исчезнешь, снова пропадешь, что я тебя больше никогда не увижу и не могу, не хочу остаться без тебя даже на какое-то время! Хрен с ней, с Италией! Что я там не видал?

– Я думаю, что ничего, – резонно заметила Таня.

– Ну и плевать! Каждому свое! Перебьюсь как-нибудь! И вообще "давно пора понять настала, что слишком призраки люблю!"

– Снова любимая радиостанция? – осведомилась Таня.

– Она самая! – Виктор подошел к картине у стены. – А знаешь, Танюша, я ведь продал ту девушку в автомате-аквариуме... За бешеные "бабки". Тебе жаль?

Таня пожала плечами.

– Ну, почему? Все продается и все покупается. И тебе ведь нужны деньги, у тебя дети...

Виктор недобро посмотрел на нее.

– Мне ничего не нужно, заметь! Монеты нужны Анне, а я кормлюсь тут с помощью сердобольных потаскушек – они всегда очень добры, Танюша! – да варю себе белобрысые сосиски! Жить с Анной – сомнительное наслаждение, осточертело собачиться, но винить мне, кроме себя, некого, так что вопрос исчерпан. Не больно удачная, а все-таки жена. Она постоянно стандартно обвиняет меня в том, что я испортил ей жизнь, что она только сидит, как пуговица, дома с детьми, ни в кино, ни в театр, и голова немытая! Я посоветовал ей голову вымыть – так что было!

Таня засмеялась.

– Но иногда, Танюша, она выдает прямо языковые перлы, такие лексические находки, которых я от нее никогда не ждал! Полный атас! Когда до нее впервые дошло, что я трахаюсь с кем попало направо и налево, она выдала феноменальную, способную потрясти любое воображение фразу! Анна орала, что я обольстительный урод: челюсть, как ковш экскаватора, глаза жидкие, из яичницы! Правда что ль? – И Виктор машинально провел рукой по своему подбородку. – За бородой не слишком заметно ковша! А глаза? Ну, ей виднее! Собака лает – караван идет... Давно бы сделал ноги, да куда и зачем? Недавно читал прекрасного поэта и, видать, очень умного человека, нашел у него верлибр про меня и Анну. Представляешь, всего три слова, но какие: "Осознал. Содрогнулся. Привык". И ничего больше!