Текст книги "Немир - 2"
Автор книги: Ирина Гоба
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)
-Значит, тебе со мной комфортно?
-Да.
-А что с Адамом?
Что за резкие переходы с одной темы на другую? Согласна, что все эти темы находятся в одной плоскости, но все равно манера Влада вести диалог, слегка выводит меня из равновесия. С Родичами нельзя лукавить... Так что, Арина, выбирай – или ты промолчишь, но Шента уже и так все видит, или ты ему это все-таки озвучишь. Второе:
-Адам... он меня волнует.
-То есть, ты считаешь его сексуально привлекательным?
-Да. И еще – властным. Мне это тоже нравится.
-Резюмируем. Если соединить меня, близкого тебе по интеллекту и темпераменту, с властно-сексуальным Адамом, то получаем идеального Рэда.
-Нет. Для того, чтобы получить Рэда, вам двоим не хватает заботы и объективности Севы.
-Слушай, так чего ты паришься? Дружи со мной, спи с Адамом, живи с Всеволодом – и все путем. И задача со многими неизвестными решена.
Мне претит та легкость, с которой он «решает» мою проблему:
-Да, психоаналитик из тебя так себе... Кто разглагольствовал о том, что можно изменить не только другому человеку, но и самому себе? Или ты это все относишь только к людям? А мы, Родичи, что, в этом плане – особенные? Неужели ты не видишь, что я люблю Рэда! Как ты считаешь, я смогла бы изменить себе?
-Альфа, какой же ты еще, в сущности, ребенок...
-Очень легко списывать все на мой возраст.
-Арина, стоп, при чем здесь возраст? Ты что, не в курсе?
-Ты о чем?
-Что Родичи не меняются...
-Ну да, после Предназначения возможность саморегенерироваться не дает нам стареть.
-Я не только о физических изменениях сейчас говорю. Мы навсегда остаемся теми же в своих желаниях и восприятиях, кем были в момент Рождения Силы. Если бы это было не так, то ты бы сейчас общалась с пятисот сорокалетним стариком, заключенном в молодом теле.
-Ты хочешь сказать, что все Родичи наряду с остановкой своего биологического возраста, останавливают и свое эмоциональное развитие?
-Да. Ты знаешь, какой первый признак у старости? Потеря способности удивляться чему – или кому-либо. Мы же все сохраняем в молодом теле молодой дух. Все наши предпочтения, симпатии, причины радости не меняются, так же как и не меняемся мы сами. Арина, пока ты – Носитель, у тебя еще есть шанс изменять и накапливать свои эмоциональные активы. Не забывай об этом.
-Но ведь я могу принять решение не использовать свою Силу для регенерации.
-Ты серьезно рассматриваешь возможность прожить лишь человеческие годы жизни?
-Да.
-Фух, хорошо, что у тебя есть несколько лет до твоего Предназначения, и что-то мне подсказывает, что за эти годы ты можешь кардинально изменить свое мнение по этому вопросу. Что ж, на сегодня – все... Теперь предлагаю нам с тобой отправиться к Адаму.
-С какой стати?
-Он ждет нас... Не вредничай, и прояви свое понимание. Парню ведь действительно не по себе из-за того, что он тогда воспользовался запрещенным приемом. Дай ему шанс загладить свою вину.
Я почти бегу по коридору за Шентой, едва успевая за его размашистыми шагами:
-Куда ты меня ведешь?
Влад делает вид, что не слышит меня, первый подходит к двери, которой заканчивается коридор, прикладывает руку к идентификационной панели, и створки дверей мягко распахиваются, представляя моему взору огромный роскошный зал.
В его центре расположен большой круглый стол, за которым сидят двенадцать соРодичей, с тринадцатым Адамом – во главе. Наши с ним глаза встречаются. Его взгляд резко меняет свое выражение с властно-высокомерного на удивленное.
Удивленное? Ой, Шента меня обманул – Адам нас не ждал.
Хм, мы же не просто заявились в его дом непрошенными гостями, но еще и прервали своим неожиданным появлением заседание его Круга.
Иерархия Рода моего брата имеет четкую вертикальную структуру. Ее верх в качестве Главы Рода венчает Всеволод, затем идут пятеро его ближайших «кружников», у каждого из которых есть свой Круг, который состоит из двенадцати соРодичей, у каждого из которых...
При виде нас, все тринадцать Родичей поднимаются со своих мест, причем двенадцать из них – для того, чтобы преклонить перед Владом колени, а тринадцатый – для того, чтобы подойти к нам.
Я слегка внутренне сжимаюсь, ожидая со стороны Адама, проявления его, вполне обоснованного, гнева. Сжимаю руки в кулачки, чтобы не наброситься при всех на Шенту.
Да, на этот раз ему удалось меня не просто подловить, а подставить.
Вот гадька...
Адам с Владом обмениваются рукопожатием. А где же его «что вы здесь делаете?» и «какого вы сюда приперлись?». Шента тихо говорит соРодичу:
-Арина злится на меня за то, что я ввел ее в заблуждение.
Адам облегченно (явно облегченно!!!) переводит дух, и говорит мне: «Привет».
Я слегка заторможено киваю. Какой же он здоровый... лось. Мой (уже не твой!) Рэд совсем ненамного его выше. Э-э-э... хватит смотреть на Адама, как кролик на удава. Поворачиваюсь к Шенте, чтобы разорвать этот магнетизм:
-Скажи им встать – у них же колени не казенные!
Говорю почти шепотом, Влад отвечает мне с той же «громкостью»:
-Сама скажи – они же не передо мной их преклонили.
А что, передо мной? И с какой стати? Может, Шента опять хочет меня подставить? Вот будет хохма, если я, вся из себя такая Арина свет Сергеевна, скажу: «Встаньте, други мои», а они все заржут мне в ответ...
Ага, теперь они прекрасно видят во мне удивление и нерешительность. Я живу среди соРодичей уже несколько месяцев, но все еще мысленно фиксирую каждое свое чувство, которое может быть ими прочитано. Никак не приучу себя не обращать на это свое внимание.
Все присутствующие явно чего-то ждут, и, сдается мне, что ждут они чего-то именно от меня. Значит так, Шента, если это – твой очередной прикол, то ты мне больше и не друг, и не товарищ...
Перехожу на ПраРодительский, обращаясь к дюжине:
-Благодарю вас за столь уважительное проявление вашего почтения.
Эва-на как загнула! Ну, чем не Царица!
Не-е-е, куда там до тебя какой-то там царице...
Цельная Королевна – ни дать ни взять!
В подтверждение своих ехидных мыслей, еще киваю им с каменным выражением лица, и... все они встают...
Нет, Шента, рано я тебя вычеркнула из своего маленького списка моих доверенных лиц.
Адам ловит мой взгляд:
-Я скоро закончу, подождите меня в Салоне. Только не уходите...
Ладно, подождем, чай не сахарные – не растаем.
Я уже поворачиваюсь к двери, как вижу... Солидола и Второго. Мгновенно закипаю бессильной яростью на тех, которые были исполнителями моего заказного похищения. Они отводят от меня свой взгляд, и я сдерживаюсь, чтобы не заорать им свой, готовый сорваться с языка, обвиняющий вопрос: «Вам, случайно, „кровавые мальчики“ по ночам не снятся? Ах, что за глупый вопрос! Конечно, нет, вы же – не какой-то там, Борька Годунов, вы же нечистой совестью не страдаете... потому что пропили ее в первом классе... у-у-у...»
Арина, дыши, они – не виноваты, они – выполняли приказ...
Налево, раз-два...
Шагом, из зала заседаний, марш... раз-два...раз-два...
Салон.... И это он называет салоном?
Пока я перехожу от одной картины к другой, мой мозг проводит сравнительный анализ жилищ Влада и Адама.
Если у первого – демонстративная простота, то у второго – крикливая роскошь.
Б-р-р... так и хочется либо разуться, либо попросить выдать мне бахилы. Да на этот паркет смотреть страшно, не говоря уже о том, чтобы по нему ходить.
У меня такое ощущение, что я... оскорбляю эту высокомерную обстановку своим простецким присутствием.
Слышу за моей спиной немного разочарованный голос Адама:
-Тебе не нравится...
-Отнюдь, всегда мечтала попасть в Лувр. Но, что-то меня наталкивает на мысль о том, что он, с Версалем вместе взятый, и в подметки бы не годился твоему дому-музею.
Хозяин этого «музея» уже входит в роль его экскурсовода:
-Эти картины действительно были доставлены сюда из Лувра. Мы, в свое время, проследили за тем, чтобы сохранить все культурное наследие Цивилизации. Я лично руководил строительством специальных хранилищ, в которые были свезены ВсеМирные произведения искусств накануне Хаоса.
Не было бы Хаоса, и нечем бы тебе было сейчас расхваливать свое трепетное отношение к искусству. Прикусываем язычок. Ну, пожалуйста, я сейчас скажу что-то аккуратное и не обидное. Прикусываем, я сказала. Да я уже его сегодня такое количество раз держала за зубами, что он к вечеру распухнет.
Спокойно, прячем издевку в голосе. Все, не могу:
-Адам, а у тебя здесь все попадает под определение «шикарно», или как?
-Хм... что ты имеешь в виду?
-Ну, твои комнаты с удобствами тоже оснащены музейными экспонатами?
Шента тихонько хихикает, потому что моментально улавливает и мой настрой, и то, к чему я клоню. Что ж, продолжим для эстетически, но не умственно, развитых доносить свою простую мысль:
-Я к чему веду.... У тебя здесь унитазы из чистого золота, или с примесями?
Адам гордо отвечает:
-Конечно, из чистого.
-Вот незадача – придется мне терпеть до возвращения домой.
-Что терпеть?
-Адам, я же – не способная на кощунство девушка, так неужели ты считаешь, что я позволю себе делать свое неблагородное дело на твой благородный металл?
Все... Шента сражен наповал! Ой, он сейчас лопнет от смеха...
Адам раскрывает рот, как рыба, не зная, что мне ответить на это мое заявление...
Б-бас-сейн? Бассейн... Бассейн!!!
это – невероятно... это – немыслимо...
как? откуда? почему мне об этом никто не говорил?
Ребята видят мой неприкрытый восторг, и Адам тут же предлагает:
-Хочешь окунуться?
-Очень хочу, но уже в следующий раз.
-Почему?
-Потому что мне не в чем плавать.
-Сейчас я что-нибудь придумаю. Влад, проводи Арину в комнату.
-ОК.
Нас не догонят!!! Адам с Шентой уже далеко позади меня. Они поначалу пытались настигнуть меня, не прилагая для этого особых усилий, но, убедившись в том, что я способна развивать высокую скорость, уже вовсю молотят по воде своими руками и ногами. Ну, точно дети малые! И стала бы я так напрягаться? Ну, плавает кто-то быстрее меня, ну и пусть себе... Так нет же, этим самцам-шовинистам не даст сегодня спокойно заснуть мысль о том, что их вплавь обошло существо без мужских половых признаков!!!
Ого! А ведь они решили объединиться против меня. Адам правильно рассудил, что бортик бассейна уже близко, и мне не останется ничего другого, как оттолкнуться от него, чтобы поплыть обратно. Доплываю, и спокойно жду приближения Адама.
Если мое дыхание после заплыва легко приходит в норму, то ему требуется некоторое время на то, чтобы отдышаться. Я оглашаю условия перемирия:
-Адам, или мы соревнуемся, но по-честному, или плаваем каждый сам по себе.
Вот зараза... Он меня даже не дослушал.... Быстро ныряет, хватает меня за ноги, и тянет за собой под воду...
А я принимаю совершенно иррациональное решение – расслабляюсь и подчиняюсь его действиям.... Брыкаться и вырываться же все равно бесполезно, потому что он намного сильнее меня, а не дышать под водой я могу неимоверно долго... Что, съел? Ах да, так ведь – неинтересно... одно дело играть в такие игры с девушкой, которая оказывает тебе сопротивление, и совсем другое – с той, которая терпеливо выжидает тот момент, когда тебе надоест держать в своем захвате ее расслабленное тело...
Что за? Нет, я так не играю, я не это имела в виду.... Он пытается прижать меня собой к стенке бассейна, и я начинаю отталкивать его от себя руками и ногами. Адам тут же выпускает меня, и я встречаю его над водой с готовыми сорваться с языка ругательствами.... Он поднимает руки «сдаюсь», и громко смеется:
-Прости, обещаю больше так не делать. Согласен с тем, что это – неудачная попытка выбить тебя из состояния покорного подчинения.
-Прости? Прости? Да я тебе сейчас такое устрою.
Жаль, что у меня под рукой нет ничего такого, чем бы я могла запустить в его ухмыляющуюся физиономию.
Как это нет? А вода? Чем не предмет для наказания не любителя покорности? И со всей силы обрушиваю на него, созданные моими руками, волны и брызги. Адам, не прекращая, хохочет, и пытается уйти от моего гнева вплавь, а я вхожу в раж – легко его настигаю, и хватаю за шею, чтобы подтопить наглеца. К его чести, на этот раз он меня и пальцем не тронул, терпеливо выжидая, пока стихнет «буря» моего гнева.
Когда я решила сжалиться над Адамом, и отпустить его, он тут же громко предлагает:
-Мир?
Что ж, почти пай-мальчик. Искренне ему за это отвечаю:
-Мир.
Адам подает мне полотенце со словами:
-Арина, у меня есть солнцезащитный крем.
Благодаря ВсеЗнаниям, мне уже известно о том, что на каждом уровне Священного города, есть свое искусственное «солнце», мне известно то, как они созданы, и то, что они абсолютно точно воспроизводят все свойства лучей настоящего Светила.
-Нет, спасибо.
-Да я же не навязываю себя в качестве того, кто будет наносить тебе его на спинку, а беспокоюсь о том, чтобы ты не сгорела.
-Спасибо за беспокойство, но... моя кожа... она – другая.
Ненавижу свою отличительность. Но, с другой стороны, эти физиологические особенности являются моей неотъемлемой частью, так что пора мне повзрослеть, и начать относиться к ним без неуместного смущения.
Адам явно ждет моих уточнений.
-У нее, помимо прочего, отсутствует пигментация, то есть моя кожа не меняет свой цвет не только под воздействием ультрафиолета и температуры, но также и при... трении.
Я с усилием натираю свое предплечье полотенцем, и демонстрирую Адаму и подошедшему к нам Шенте, результат:
-Вот видите – никаких следов. Но это только до тех пор, пока не страдают мои внутренние ткани, тогда на ней могут проступать синяки и гематомы.
Влад заинтересовано спрашивает:
-А что значит «помимо прочего»?
-Э-э-э.... Вот, сам посмотри.
И вручаю ему свою руку. Шента крутит ее, двигает под разными углами, аккуратно прикасается пальцами, рассматривает ее по всей длине так внимательно, что почти касается моей кожи носом.
-Альфа, прости, а можно я еще ногу посмотрю.
Любопытство – не порок:
-Смотри, но там ты не увидишь ничего другого.
Присаживаюсь на шезлонг, и поднимаю ногу ровно настолько, чтобы опустившемуся передо мной на колени Владу было удобно ухватить ее за лодыжку. Чувствую себя слегка сконфуженной из-за того, какие чувства отображаются на его лице во время изучения моего эпидермиса.
Шента, наконец, отпускает ее:
-Я такого никогда раньше не видел. А живу я неприлично долго, и навидаться должен был всякого. У тебя – кожа младенца?!
-Да, но со своими нюансами, связанными с пигментацией и статичностью состояния.
-Что-то может повлиять на ее тактильные свойства или текстуру?
-Нет, она никогда не отклоняется от своей нормы. Моя кожа всегда и везде одинаковая. Ее не стянет и не высушит даже многочасовое пребывание в мыльной воде. Она никогда не жирнеет и не потеет, и... на ней никогда не бывает никаких высыпаний или шелушений.
-Альфа, она такая гладкая, что к ней хочется прикасаться снова и снова.
Все, хватит быть объектом пристального изучения:
-Так, уважаемый, бесплатное шоу «монстры в городе» закрывается.
Он видит мое чувство стыда, и переспрашивает:
-Монстры?
-А кто же я, по-твоему? Пугало огородное? Безобразная убогая?
Он в недоумении прерывает мой список:
-Самое поразительное, что ты сейчас не шутишь, а говоришь совершенно серьезно. Ты что, действительно, видишь в этой своей отличительности что-то отталкивающее?
-Отталкивающее? Это – мягко сказано. Обычно я использую прилагательное «отвратительное».
-Арина, ты – чудовище от слова «чудо».
-Эй, сеанс психоанализа закончился несколько часов назад. Не пытайся меня переубедить в этом вопросе. Если даже мой бывший муж в этом не преуспел, то тебе это и подавно не удастся. К тому же, меня это уже не трогает так, как раньше. Я уже привыкла к своему отклонению от нормы, и стараюсь на этом не зацикливаться.
Хорошо-то как, Настенька! Я не Настенька.... Все равно хорошо...
Мое сонное состояние уже взяло верх над моим, не сопротивляющимся ему, телом. Вот только мозг еще немного ворчит по поводу того, что не пристало великовозрастной девице спать после обеда, как ребенку малому, да еще не в собственной кровати, а в гостевой у Адама. Да не бурчи ты. Я сильно перегружала твои серые клетки в последние дни, а сегодняшняя, непривычная для моего тела физическая нагрузка, добавило ту каплю здоровой усталости, которую может утолить лишь здоровый (хоть и дневной) сон...
Несколько часов активного купания в бассейне и загорания под «солнышком», закончились плотным обедом. Вспоминать страшно то помещение, которое Адам именует «будничной столовой». Когда я переступила ее порог, то готова была развернуться, и уйти со словами «я не голодна, спасибо». Адам пресек мою попытку к бегству, и усадил меня за стол, сервировка которого не снилась самой Королеве Англии. Мне потребовалось время на то, чтобы привыкнуть к этой пугающей меня обстановке, и заставить свои руки отцепиться от халата, и вцепиться в позолоченные (или золотые?) нож с вилкой. Мои мокрые волосы непослушно выбились из своего пучка, и все время норовили присоединиться к моей еде. Мне пришлось отложить в сторону приборы, чтобы восстановить прическу на голове. После этого, я мысленно попросила у стен столовой прощение за то, что смущаю их великолепие своим ему несоответствием, и, горько вздохнув, продолжила трапезничать.
Я даже не стала язвить по поводу того, как же, в таком случае, выглядит столовая «праздничная», испугавшись, что Адам захочет мне ее продемонстрировать.
После обеда, Влад сообщил нам, что у него через пятнадцать минут Заседание его Круга, но, что день на этом не заканчивается: «Вы тут поскучайте без меня пару часиков, а я вернусь к ужину, и мы еще что-нибудь замутим, чтобы назавтра нам с вами не было мучительно больно за бесцельно прожитый сегодняшний день». Я попыталась возразить, что мне пора домой, но мои попытки, из-за накатившей усталости, были вялыми и неубедительными.
После того, как Влад «ушел, но обещал вернуться», мы с Адамом еще какое-то время молча смотрели каждый в свою тарелку. Точнее, я уже в нее не смотрела, а клевала носом, борясь со своей сонливостью изо всех сил.
Когда «хозяин музея» предложил мне отдохнуть в его гостевой комнате, у меня не возникло ни малейшего желания сформировать ему свой отказ. Я в полудреме дошла до комнаты, и легла на кровать, предварительно взяв с Адама обещание разбудить меня сразу, как только вернется Влад.
-Арина, просыпайся.
Что? Уже? Я же, кажется, только заснула! М-м-м....Переворачиваюсь с тихим недовольным мычанием на живот. Сквозь сон слышу хихиканье Адама:
-Кто-то любит понежиться подольше перед тем, как окончательно проснуться?
Мои слова уже больше похожи на мяуканье:
-Две минутки...
-Две минутки, и я выйду, чтобы дать тебе возможность переодеться, да?
-Ага... две минутки.
Повторяю эти слова, как раненный попугай. Через мгновение, чувствую, как под весом Адама прогибается кровать, и... не чувствую эмоциональную волну, соответствующую моему мысленному «какого...?». Не успеваю продолжить эту мысль, как мою щиколотку аккуратно обхватывают пальцы Адама, только вот не ее удерживанием они собираются заняться, а мягким поглаживанием моей пяточки и подушечек моих пальчиков. М-м-м... мои, не до конца проснувшиеся, нервные окончания дают волнообразные ощущения приятности, расходящейся по всему телу от точек, к которым нежно прикасается Адам.
Что за? Как по мне, так массаж в исполнении пальцев рук – это еще куда не шло, но вот что рядом с ними делают его губы? Мы так не договаривались! Я резко тяну на себя ногу, и сажусь в кровати, подтянув к себе колени.
-Адам...
Он спокойно встречает мой взгляд:
-Обещаю, что ни сейчас, ни когда-либо в будущем не буду влиять на твои эмоции. Поверь, что мне того урока хватило на всю оставшуюся жизнь.
Я стягиваю полы халата, и прошу:
-Ладно, спасибо, что разбудил. А теперь иди, мне надо переодеться.
Вместо того, чтобы встать, он плавно передвигается ко мне:
-Ты дала мне две минуты, и они еще не истекли.
Я смотрю в глаза явно голодного от возбуждения мужчины, и, вот блин, не ощущаю при этом никакого страха. Вообще ничего не ощущаю, кроме интереса а-ля «и что же дальше?». Скорее инстинктивно, чем осознанно упираюсь ему в грудь кулачками:
-Адам, береги руку.
-На этот раз – всенепременно. Обещаю подставлять под твои кулаки только свои мягкие части тела.
И зажимает мои согнутые в локтях руки нашими телами. Ладонь Адама так крепко давит мою спину, что мои попытки оттолкнуть от себя его грудь, не приводят ни к чему хорошему. Его слова уже обжигают мне ухо: «Любимая моя упрямица, две минутки – о большем не прошу». Мои губы говорят ему в шею: «Не проси».
Ну почему я это сказала? Почему я не сказала простое и понятное «нет»? В толковом словаре Адама мой ответ явно значится, как поощрительный, а не отказной. Свидетельством тому является то, что он не дает мне больше издать ни одного звука, зажимая своей другой ладонью мой затылок, и прижимаясь своими губами к моим...
Его поцелуй – легкий как бабочка, он порхает по моим губам очень нежно и очень уверенно, но при этом не пытается разомкнуть их, чтобы получить доступ к тому, что закрыто за ними.
Я же боюсь пошевелиться, боюсь открыть рот, чтобы что-то сказать, потому что понимаю, как только я это сделаю, так сразу он воспользуется этим, расценив движение моих губ, как поощрение к продолжению «знакомства». Он чувствует мою инертность, и «переходит в наступление». У моего затылка уже другая опора – его ладонь сменяет плечо той руки, которая продолжает удерживать меня за спину. Пальцы его другой руки нежно поглаживают мне кожу на шее... ниже вдоль ключицы... потом резко вниз к тому месту на моем бедре, где заканчивается мой халат... от ощущения его пальцев, ласкающих мое бедро, я невольно вздрагиваю, и невольно открываю рот, чтобы высказать свое возражение вслух. Адам понимает это, как согласие на взаимность, и пользуется моментом, чтобы-таки овладеть моим ртом...
И... мне уже не хочется ничего говорить. Мне уже хочется ответить на его поцелуй, и мои губы начинают действовать, не дожидаясь формулировки моего мысленного согласия. Меня охватывает легкая приятная дрожь, которая отзывается по телу Адама... и он сам прерывает это мое безумие...
Когда его губы выпускают мои, мое горло издает то ли томительный, то ли недовольный остановкой стон. Адам слегка отстраняется от меня со словами:
-Вот таким должен был стать наш первый поцелуй.
Чмокает меня в щеку, и встает:
-Как жаль, что две минутки пробежали так быстро, – и направляется к двери.
Опять, я опять наступила на те же грабли!!! Как можно быть настолько самоуверенной, чтобы допустить повторения этого. Если мужчина действует на тебя, как твой личный возбудитель, то, как ты допускаешь себе оставаться с ним наедине? как можно быть уверенной в том, что ты сможешь устоять перед продолжением, позволив ему начать свои невинные прикосновения? Как? Дура! Дура! Ненавижу!
Адам оборачивается, внимательно смотрит на то, в каком смятении я нахожусь, и резко возвращается к кровати:
-Арина...
-Стой, где стоишь! Стой там!
Я почти срываюсь в крик. Он подчиняется моему «стой», и мягко уговаривает:
-Арина, прекрати раскаиваться, не надо себя ненавидеть за это...
-Это – мое дело, что я должна чувствовать за это, не правда ли?
Он отходит в сторону кресла, и присаживается на его краешек:
-Арина, я тебя люблю, и это уже на грани моего сознания, понимаешь? Я не знаю, как донести до тебя то, что ты значишь для меня. Не представляю, как дать тебе понять то, на что я готов пойти ради того, чтобы ты согласилась стать моей, чтобы ты согласилась принадлежать мне.
Я грустно хмыкаю:
-А ведь ключевым словом в твоем признании является «принадлежать».
-Глупенькая, это слово...
Глупенькая? Да это мягко сказано! Только вот не касательно его намерений по отношению ко мне:
-Адам, прости, что перебиваю, но... Это заложено в твоей природе, в самой твоей сущности. И это не от тебя зависит. Я не настолько глупа, чтобы не понимать фундамента твоей любви ко мне.
Вот ведь незадача, с него такой же воспитанный собеседник, как и с меня. Адам прерывает мои суждения:
-Фундамент любви? А что, такой бывает? Арина, да я, когда впервые увидел твою неземную красоту...
Не дам я тебе закончить твою тираду, и все тут:
-Ты хотел сказать подземную?
-Твоя манера переворачивать все фразы...
-Выводит тебя из себя?
-Ставит в тупик.
-И тем самым выводит тебя из себя, потому что тупик, это – не то место, в котором ты привык оказываться. Адам, ты сжился с тем, что окружающие ласкают твое эго. Причем не только окружающие тебя люди и соРодичи, но и окружающие тебя вещи.
-Ты хочешь сказать, что я страдаю манией величия?
-Нет, я хочу сказать, что ты ей наслаждаешься. Так вот, я для тебя всего лишь очередная игрушка, которой ни у кого нет, и которой ни у кого не будет.
Он сам себя слышит?
-Ты – не игрушка, ты – шедевр!
-Вот ты и подтвердил мои слова. Если я, в твоем понимании – шедевр, то я всенепременно должна принадлежать твоей коллекции. Тебе, и никому больше. Познакомьтесь... моя... ах, вы знакомы? Да, это правда – она единственный Носитель – девушка, да она вообще единственный Носитель на сегодняшний день. Моя исключительность манит тебя, и первопричиной твоей любви ко мне была именно она.
Он улыбается:
-Твоя исключительность заключается не в том, что ты – Носитель...
-Да неважно в чем она заключается, а важно то, что ты хочешь, чтобы она – не я, а именно она принадлежала тебе, и только тебе!
-Хорошо, предположим, что ты разобралась с причиной моего чувства к тебе, но что это меняет? Я тебя люблю, люблю всем своим существом, и я.... Застыл к тебе. Да ты хоть понимаешь, что такое Застывание?
-Не понимаю. Но, по какому праву ты говоришь мне это в таком обвиняющем тоне? Я что, виновата в том, что ты ко мне, как ты выразился, Застыл?
Он устало смотрит на меня, и горько (горько?) вздыхает:
-Нет, конечно. Только я не думал, что когда-то смогу полюбить, никогда не хотел испытать это чувство, боялся его, видя то, как другие страдают из-за безответности. Так что уж тут говорить о том, чтобы, единожды познав это чувство, стать обреченным на то, чтобы нести его через всю свою жизнь?
-Любовь и обреченность. Как-то странно у тебя два этих чувства выстроились в один ряд. Может, объяснишь мне, чтобы я поняла причину.
-Арина, тебе что, родители ничего не рассказывали об этом?
-Нет.
-Застывание – это не связь, а вечная зависимость...
Вау! Что ж, должна признаться, что это многое определяет. Адам, который весь из себя сам по себе и в себе, и вдруг – влюбился. И не просто испытал это чувство на собственной шкуре, но и осознал, что его эмоциональная сетка навсегда зафиксировала это чувство. Воистину, неисповедимы пути...
Мне жаль его, но вот только моя жалость никогда не станет первопричиной моей Любви к нему. Ровно, как и:
-Адам. Давай с тобой расставим точки над i. Меня к тебе тянет в физическом плане. Точка. Но ты с сегодняшнего дня прекратишь пытаться навязать мне свою физическую связь, запятая, потому что для того, чтобы я получила полное удовлетворение от близости с тобой, запятая, одной этой тяги мало. Точка.
-Ты сопротивляешься нашему взаимному желанию из-за своего упрямства, да?
-Что за нелепое предположение? Да ты же меня совсем не знаешь, и самое страшное, что ты не пытаешься меня узнать и понять. Притом, что ты меня любишь, тебя выводят из себя многие черты моего характера и поведения. Держу пари, что ты успокаиваешь себя тем, что они обязательно притрутся к тебе со временем, и что я захочу ради тебя что-то в себе поменять. Держу второе пари на то, что ты даже не задумываешься над тем, что притираться, в случае моего согласия, придется не мне, а тебе.
-Ответь мне на мой вопрос. Почему нет?
-Адам, ты – неуступчивый... ты прешь, как танк... ты видишь цель, и не видишь препятствий. Так нельзя.... Вот ты слышал, что я тебе только что говорила? Нет? Мало любить... точнее – это уже что-то... и я искренне рада, что ты познал это чувство, хоть и к такому неудобному для тебя, во всех отношениях объекту, как я. Но Любовь не всегда приходит к нам в удобной упаковке. Так вот, свое чувство надо еще научиться проявлять, надо делать это так, чтобы его не навязывать, а привязывать. Отвечая на твой вопрос, почти повторюсь. Ты надеешься на то, что физическая связь привяжет меня к тебе эмоционально? Да? Если так, то зря, потому что это на мне не сработает, потому что, в моем случае, это работает от обратного – от близости эмоциональной к близости физической.
Его лицо немного просветлело:
-То есть, ты хочешь сказать, что мне надо научиться тебя понимать, найти с тобой что-то общее, завоевать твою симпатию, и только после этого...
-Да. Теперь – бегом на выход, потому что Влад уже наверняка потерял терпение, ожидая нашей компании.
Глава 10. Ненависть
-Сева, давай погуляем в парке.
-Давай.
... Она грустит, и не скрывает это чувство.
-Арина, я же так стараюсь, чтобы тебе было здесь хорошо.
-Я знаю.
Теперь я вижу жалость.
-И кого ты жалеешь?
-Тебя.
-Чего?
-Севочка, почему так получилось?
-Что?
-Почему тебя никто не любит?
-Да меня любят миллионы.
-Ты делаешь вид, или действительно не понимаешь меня? Я же говорю не о суеверном поклонении тебе людей, а о нашей семье.
-Мама меня любит.
Может, я обманываю себя? Может, это уже давно не так? Когда я видел ее в последний раз? Когда я в последний раз видел проявления ее материнской любви?
-Сев, я же на собственной шкуре испытала ощущения одиночества и неприкаянности. Я прекрасно помню, как они давили на меня, но это происходило у меня на подсознательном уровне, потому что я не помнила других ощущений, и мне было не с чем сравнивать. Но ты... ты же вырос в такой любви. Ты же не просто чувствуешь, но и знаешь разницу между любовью и ее отсутствием...
-Арина, я знал, на что и ради чего иду. И я все еще верю, что наша семья когда-то поймет меня. Я поставил человечество на его место, и создал ему на этом месте те условия, на которые оно заслуживает.
Сестра очень спокойно парирует мне:
-И почему ты взял на себя ответственность решать, чего заслуживает, или нет человечество.
-Потому что я родился с осознанием того факта, что люди – недостойные своего Создателя творения, и что они не заслуживают на то, чтобы быть любимыми Богом, и на то, чтобы прийти к осознанию своей божественной сущности.
-Ты, наверное, так часто повторял это самому себе, что сам поверил в это.
– А ты со мной не согласна?
-Нет, но соглашусь, если ты признаешь тот факт, что Родичи, в свою очередь – недостойные своего Отца дети, потому что мы, вместо того, чтобы принять свое изгнание, как урок, который должен был научить нас любить и понимать людей, приняли его, как Цель не допустить Апокалипсис.
