Текст книги "Немир - 2"
Автор книги: Ирина Гоба
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)
НеМир – 2
Мелодрама, фэнтези
Глава 1. Боль...
БОЛЬ... БОЛЬ... БОЛЬ...
ЕЕ НЕ БЫВАЕТ СЛИШКОМ...
ЕСЛИ ОНА ЕСТЬ, ТО В ТЕБЕ, КРОМЕ БОЛИ, НИЧЕГО НЕ ОСТАЕТСЯ...
ОНА СТИРАЕТ ВСЕ...
ОНА СЪЕДАЕТ ВСЕ...
ОНА СМЫВАЕТ ВСЕ...
НЕ МОГУ ТЕРПЕТЬ... НЕ МОГУ ТЕРПЕТЬ...
-Арина, все, я отключаю рецепторы...
-Н-е-е-е-т... Не смей!!!
Никита держит мою голову, и почти умоляет:
-Сестренка, пожалуйста, я не могу смотреть, как ты мучаешься...
-Ники... Ники, не делай этого...
Он почти кричит:
-Почему? Ну, почему ты упрямишься?
-По-то-му... потому что... мой малыш сейчас... страдает больше, чем я...
В комнату вбегают родители, и мой брат приветствует их с явным облегчением:
-Фух, всем привет...
Мама кладет мне на лоб свою ладонь:
-Никита, какой интервал между схватками?
-Н-не знаю, я не засекал... А что, надо было?
-Проехали... Сергей...
БОЛЬ... БОЛЬ... БОЛЬ...
ЕЕ НЕ БЫВАЕТ СЛИШКОМ...
Я часто-часто дышу, боль отступает очень нехотя, не прощаясь...
Папа смотрит на меня расширенными от ужаса глазами:
-Доченька, милая, ты так долго не выдержишь...
-Я должна, я должна... Мама, скажи мне, что с маленьким все хорошо... Мама, с ним все хорошо? Мама, пожалуйста...
-Да, моя девочка, с ним все в порядке, не волнуйся. И... Арина... неужели ты думаешь, что мы позволим, чтобы с тобой, или с ребенком случилось что-то плохое? Ни о чем не переживай... Береги силы... Мы вам обязательно поможем... Все будет хорошо... Ты слышишь меня? С вами все будет хорошо... Обещаю....
Я чувствую приближение... Привет, СУКА-БОЛЬ... скручиваюсь вокруг живота, и снова оказываюсь в ее власти...
ЕСЛИ ОНА ЕСТЬ, ТО В ТЕБЕ, КРОМЕ БОЛИ, НИЧЕГО НЕ ОСТАЕТСЯ...
ОНА СТИРАЕТ ВСЕ...
ОНА СЪЕДАЕТ ВСЕ...
ОНА СМЫВАЕТ ВСЕ...
Терплю, стиснув зубы, не издаю ни звука... потому что боюсь, что эти звуки превратятся, в лучшем случае – в крики, а в худшем – в нецензурные слова...
-Мама, когда приедет Рэд – не впускайте его сюда... Только не впускайте его сюда...
-Хорошо, не волнуйся... Ариночка, послушайся моего совета – в следующий раз кричи... Не сдерживайся, ладно?
-Н-не могу...
-Надо, моя девочка, надо... Арина, у тебя от напряжения... лопнули в глазках капилляры...
Папа взволновано спрашивает:
-Мира, посмотри, у нее... чем я могу помочь?
-Я вижу, Сережа... ничего страшного... у меня тоже во время схваток шла носом кровь... не волнуйся... и... пока ты ничем помочь не можешь... Да где же Ричард?
... А как хорошо начинался этот день...
Я проводила Рэда до Транспорта, и он уехал «на работу» (с тех пор, как по настоянию родителей, мы переехали жить к ним в Мирный город, я, в шутку, называю то время, которое Рэд посвящает выполнению обязанностей Прима в Едином Королевстве «работой»)...
С площадки направилась сразу к дому Никиты.
-Привет.
-Привет, мой свет. Ты почему вчера не пришла?
-Не поверишь... Я как раз собиралась к тебе, но тут заявляется Саша со своим допотопным софт-роллом.
-Ну и что?
-А то, что он протянул мне его со словами «ты же обещала посмотреть». У-у-у... ненавижу это слово. Никита, я уверена, что его придумали специально для меня, и что все знают мое отношение к «обещала», и бессовестно пользуются этой моей слабостью.
Ники хохочет:
– Спасибо, что сказала, буду иметь это в виду на будущее. Так что, ты вправляла мозги этому дедушке компьютерных технологий до самого приезда Рэда?
-Ну да. Эти софт-роллы изобрели незадолго до моего участия в Проекте, и меня еще тогда терзали смутные сомнения по поводу их работоспособности.
-А меня они, наоборот, привели в дикий восторг – свернул свой планшетник в трубочку, и хоть дуй в нее, хоть в трусы засовывай...
Мое хихиканье перерастает в громкий смех:
-А в трусы-то зачем?
Мой брат делает «взрослое» выражение лица:
-Так, Арина, ты еще маленькая, подрастешь – поймешь.
Делаю вид, что мне требуются усилия, чтобы справиться со своим смехом:
-С тобой не соскучишься...
Никита уже серьезно говорит:
-Эт-точно. Ну что, приступим-с? – но он не выдерживает своей, даже секундной, серьезности, и продолжает зловещим тоном бывалого шантажиста, – Ты же обещала...
....ВсеМир – повсеместный с середины двадцать первого века термин, подразумевающий Мир, объединенный всеобщей информационной сетью...
«На каждого мудреца довольно простоты». Эта цитата приходит в мою голову каждый раз, когда мы занимаемся с Никитой. Каким же самоуверенным было человечество (это я еще мягко выражаюсь – обычно я называю людей второй половины двадцать первого века «непугаными идиотами»), чтобы совершить с собой подобное – не без помощи Всеволода, конечно, но, с другой стороны, «кто им доктор?»
А ведь все, на первый взгляд, выглядело таким удобным и безобидным...
Люди уже к середине двадцать первого века напрочь забыли о понятии «проводной интернет». Они забыли о том, что зачем-то когда-то прокладывали через океаны многокилометровые трубы из специального кабеля, чтобы информационно соединять между собой континенты. Они настолько привыкли к ВсеМирному повсеместному спутниковому Интернету, что на каком-то этапе развития уверили себя в том, что он существовал всегда.
Начало эры бесплатного неограниченного Интернета...
Во ВсеМире закрылись ВСЕ типографии...
Во ВсеМире закрылись ВСЕ библиотеки...
Во ВсеМире все уже давно оцифровано, и помещено в виртуальные хранилища ВсеЗнаний...
В это же время произошли кардинальные изменения во ВсеМирной сфере образования – детям в школах перестали преподавать фундаментальные знания. Зато их учебниками – ручками – тетрадями стали ученические софты (потомки планшетов). Высшие учебные заведения переходили на дистанционное он-лайн обучение, и уже в конце двадцать первого века во ВсеМире не осталось ни одного студенческого городка...
А потом... потом все было, как в сказке – чем дальше, тем страшнее... Постепенно вымерли, как класс, все виды съемных носителей информации. Примерно в то же время, потомки компьютеров «моего времени» перестали комплектоваться жесткой памятью. Вся информация уже спустя два десятилетия хранилась исключительно на удаленных серверах. Причем, компании, предоставляющие услуги по хранению информации, зарабатывали только на рекламе – ни о какой абонентской плате и речи не шло (ум-но-при-ду-ма-но)...
Конец двадцать первого века...
Люди – всесильные и мудрые... благодаря Интернету и своим компьютерам.
Люди – беспомощные и тупые... без того и другого.
Как же ошибались создатели «Терминатора»... Да никакие роботизированные мозги не нужны для того, чтобы спровоцировать Конец Света – для этого достаточно превратить людей в рабов и заложников виртуального Мира. Да ни один искусственный интеллект не справился бы с задачей Армагеддона лучше, чем справились человеческие мозги, отравленные искусственным интеллектом.
Три поколения умственной и духовной деградации...
Если бы я не видела результат этого сегодня, то «вчера», в родном двадцать первом веке, я бы воскликнула: «Так мало?». Мало – не мало, но по прошествии шестидесяти лет, Всеволод приступил ко второму этапу своего плана – созданию Глобального Экономического Союза (ГЭС). В двадцатые годы двадцать второго века все Страны Мира превратились в национальные финансово-экономические компании с четко просчитанными бюджетами, стратегическими планами, миссиями. Их возглавляли все те же, номинальные по названию, президенты – премьеры – короли со своими, де-юре, конституционными обязанностями. Но, де-факто, эти правители являлись топ – менеджерами ГЭСа... Ну, Сева!... Ну, голова!... Интересно, а ты долго это думал прежде, чем придумал?
«Три Пэ Чэ» Период Потребительского Процветания Человечества – коммунизм, да и только.
Период четкого, компьютерами просчитанного, разделения труда и распределения средств производства. Между прочим, эту программку, «по приколу», создали еще в мое время два студента– умника из Берлинского университета. Они взяли «Капитал», и не поленились его проштудировать. Оказалось, что основные принципы построения такой экономики легко укладываются в систему определенных алгоритмов.
ВсеМирные финансово – кредитные и социальные системы были выстроены таким образом, чтобы любой индивидуум любых способностей и возможностей, мог вести вполне соответствующее существование. Да лучшего демотиватора для научного и духовного развития человечества не мог бы придумать даже сам Дьявол (ха, а Сева кто?)...
Каждый человек получал при рождении свой номер.
Способности и потенциал каждого человека определялся компьютерами.
Место в жизнедеятельности ВсеМира каждого жителя ГЭСа определяла специальная прикладная программа (БТ – Биржа Труда).
БТ подбирала каждому человеку работу и начисляла баллы за ее выполнение.
Денежная система ВсеМира уже через десять лет после создания ГЭСа превратилась в балльную.
Те единицы представителей человечества, которые хотели не только потреблять в меру своих, рассчитанных компьютерами, баллов, но и стремиться к большему, попадали в особую касту. Общественность их не понимала, но и не изгоняла из своих рядов. Эта каста пыталась слабо протестовать, но их малочисленные голоса тонули в сытом реве отупевших ВсеМирцев.
Никакой бюрократии...
Никакой коррупции...
Никакого лоббирования...
Человечество и не заметило тот факт, что им, с конца двадцать первого века, не было создано ничего нового, что оно топчется на месте в своем благоденствии...
А ведь отсутствие прогресса – это что? Правильно – регресс, плавно перерастающий в деградацию...
Никаких инноваций, никакого нового производства – у них все было, а то, что выходило из строя, то, после компьютерной диагностики и автоматического он-лайн заказа запчастей и деталей, чинилось по компьютерной же инструкции. И голова ни о чем, ни у кого не болела!!!
То же случилось и с остальными сферами жизнедеятельности. К примеру, медицина – диагностика, рецепты на медикаменты, инструкции по уходу за больными – все делали компьютеры. Даже оперативное вмешательство проводилось при минимальном участии человека...
Никаких войн, никаких армий, никакого производства оружия...
Со временем – никакой полиции, потому что исчезла преступность. ВсеМирное спутниковое Компьютерное видеонаблюдение определяло любого правонарушителя автоматически, исключало его из балльной системы, и он был вынужден самостоятельно сдаваться в руки пенитенциарной службе. Меру его вины и вид наказания выбирали ( а я сразу догадалась) все те же компьютеры...
Начало двадцать третьего века...
Из строя выходят ВСЕ серверные во ВсеМире...
Из строя выходят ВСЕ космические спутники...
Человечество теряет ВСЕ дистанционно хранящиеся знания...
Человечество теряет ВсеМир...
Децентрализация без ГЭСа...
Два столетия хаоса...
Столетие правления Духовников...
Двадцать шестой век...
Что век грядущий нам готовит? ...
...-И эта женщина через три месяца станет мамой?!
Мое деланно гневное движение, направленное на то, чтобы призвать к порядку брата, который смеется, наблюдая за моими быстрыми передвижениями от одного компьютера к другому, заканчивается судорожным захватом низа живота:
-Никита...
Он тут же берет меня на руки:
-Что с тобой?
-Н-н-н-е знаю...
Эти мои слова сливаются в один стон.
-Сейчас я вызову маму, потерпи, сейчас...
НЕ МОГУ ТЕРПЕТЬ... НЕ МОГУ ТЕРПЕТЬ...
-Арина, доченька, что же ты... ну, что же ты у нас такая упрямая...
Мама вытирает мне влагу под носом, с шеи... с шеи?
-У меня... у меня из ушей пошла кровь?
-Ничего страшного... не переживай... Никита, проверь, что там за шум...
Мой брат открывает дверь, и в комнату врывается... Рэд.
Он спокойно говорит Никите:
-Почини Сашу – я ему, кажется, что-то сломал.
При виде Рэда, я сворачиваюсь калачиком и проливаю свои первые за сегодня слезы.... Ну зачем он пришел сюда? Разве он не понимает, что я не хочу, чтобы он видел меня... такую... так...
Мой папа не пускает Рэда ко мне:
-Чел, выйди... По-хорошему выйди, ладно?
-Не ладно... Сергей, уйди с дороги.... По-хорошему уйди, ладно?
Мама тихо говорит:
-Сережа...
Этого слова папе хватает для того, чтобы сделать шаг в сторону от кровати.
Мой любимый опускается на колени, целует мои заплаканные глаза и аккуратно журит:
-Я тебя завтра поругаю за твое «не пускайте ко мне Рэда», Окей?
Мои эмоции благодаря той краткой передышке, которую дала им Боль, пускаются в пляс. Мне хочется одновременно: ругаться, плакать, признаваться в любви, смеяться, бояться, требовать, умолять...Мои эмоции появляются в безумном танце, но пляшут они исключительно через мои слезы...
Рэд молча берет из маминых рук чистое полотенце, и нежно вытирает мне лицо. Его руки дергаются, когда доходят до мочек ушей...
Мама решила объяснить:
-Арина... у нее очень болезненные схватки, но она терпит... беззвучно... Я думаю, что капилляры просто не выдерживают давления...
Рэд садится на кровать, и укладывает меня так, чтобы моя поясница упиралась ему в бедро, при этом мой затылок безвольно прислоняется к его плечу. Он ровно смотрит мне в глаза:
-Бэмби, как приходит боль – сразу или постепенно?
-Второе...
-Как только почувствуешь ее приближение, то начнешь глубоко дышать. Ты меня поняла?
-Да.
-Ты будешь дышать через рот. Слышишь меня?
-Д-а-а...
...БОЛЬ-БОЛЬ-БОЛЬ...
Я перекатываюсь на бок и зажимаю зубами первое попавшееся. Рэд сильно сдавливает мне нижнюю челюсть, и я... выпускаю его предплечье.
Он крепко держит мое лицо в своих ладонях:
-Завтра искусаешь мне любую часть тела – обещаю, а сейчас – дыши... не закрывай рот... дыши...
Я подчиняюсь, и... кричу на выдохе...
КОГДА БОЛЬ ЕСТЬ... вдох... крик... вдох... крик... ЭТО НЕ ЗАКОНЧИТСЯ...вдох... крик... ЭТО НИКОГДА НЕ ЗАКОНЧИТСЯ... вдох... крик... КОГДА ЭТО ЗАКОНЧИТСЯ?... вдох... крик... вдох... выдох... вдох...выдох... пока, Боль, надолго не прощаюсь...
У меня во рту сильно пересохло, но я не могу пошевелить своими стресканными губами, чтобы попросить воды.
Но, если мой рот сейчас находится в пустыне Сахара, то мое тело погружено в Мировой Океан. Почему?
Я пытаюсь опустить лицо, чтобы определить причину ощущения лужи под собой... и надо мной...
Рэд поздно улавливает мое движение, и не успевает предотвратить его.
-О, Боже... Кровь... Почему так много крови?... Почему я вся в крови? Это так должно быть? Скажите, что так должно быть...
Последние свои вопросы я ору во все горло. В комнату вбегает запыхавшийся Никита, смотрит на меня, и столбенеет в дверях:
-Ричард приехал...
Рэд гладит меня по голове, и тихо убаюкивает своими Ш-Ш-Ш...
-Кто такой Ричард? Мама, кто это?
-Врач.
-Нет, пусть катится... нет... мужчина не будет принимать у меня роды...
Сначала я услышала голос, и лишь потом увидела его обладателя:
-Здравствуйте.
Его руки уже светятся возле моего живота:
-Так, кесарево делать поздно – мы уже в узком месте. Мира, в сумке сверху лежит станция для прямого переливания крови. Какая у девочки группа крови?
Папа сразу отвечает:
-Первая отрицательная.
-Что?
-Что слышал. Я буду донором. Мира – нет, и не думай даже.
Моя мама, наверное, мысленно что-то сказала отцу. Ричард переспрашивает вслух:
– Сергей, ты уверен, что у тебя первая отрицательная?
-Да.
-Хорошо. Никита, держи девочке руку, чтобы она во время схватки не вырвала иглу.
Я спрашиваю подошедшего ко мне брата:
-На какой мамин вопрос папа ответил «нет»?
-Я не знаю, но думаю, что мама тоже хочет быть донором.
-Мам, у тебя первая отрицательная?
-Да, доченька.
Ричард стоит с иглой в руке, и крутит головой, как герой диснеевской мультяшки:
-Эта девочка – Ваша дочь?
Папа – грубиян по натуре, или по обстоятельствам?
-Рич, я счас иглу засуну тебе в одно место.... Делай свое дело...
Н-е-е-е-т, Боль, ну зачем ты идешь, я же еще не успела по тебе соскучиться:
-Рэд...
-Бэмби, ты помнишь, что надо дышать?
-Да.
И растягиваю звук "а" до тех пор, пока в моих легких не остается воздуха. При этом мое тело пытается завязать себя в узел. И, если бы не Рэд с Никитой, то ему бы это, думаю, удалось...
...После этой схватки меня захватывает чувство стыда за поведение и моего тела, и моих голосовых связок. Это чувство принуждает мой язык выдавать бессвязные «простите... простите...» Мне хочется облечь эти «простите» в какую-то удобоваримую форму, но вместо этого, я начинаю молоть чепуху (понимаю же, что чепуху, но вот сделать с собой ничего не могу):
-Никита, прости – тебе теперь придется выкинуть эту кровать – я же ее всю испачкала. Рэд, прости, но тебе придется раскошелиться и купить моему брату новую кровать. Папа, прости за кровь – обещаю вернуть ее тебе завтра же... Мама, прости, но ты мне обещала, что с маленьким все будет хорошо, ну скажи мне, что с ним все хорошо...
Никто мне не отвечает... а и правильно, чего вдруг они должны реагировать на мой бред? Только вот, почему молчит мама?
-Ма-ам...
-Арина, с ним все хорошо.
Ричард встает и говорит:
-Мира, сейчас начнутся потуги.
Я резко ему выговариваю:
-У кого они начнутся? Наверное, у меня они начнутся, а не у моей мамы – так что же Вы не объясните мне, что это такое...
Мама присаживается рядом с Рэдом:
-Арина, сейчас начнутся роды.
Мой врач еще раз исследует своим свечением мой живот и предупреждает (на этот раз меня):
-Ждать нельзя – мне придется тебя разрезать, и помогать ребенку...
Разрезать – не страшно, а вот чем он собирается помочь моему сыну...
Я не успеваю задать этот вопрос, как Ричард уже начинает раздвигать мои ноги.
-Рэд, Никита, пожалуйста, уйдите, если вы меня любите, если вы меня хоть капельку любите, то подождите пока в соседней комнате. Вы мне уже ничем не поможете...
Мама молча берет у Никиты мою руку, в которую все еще поступает папина кровь:
-Ребята, на выход... Рэд – на этот раз никаких «нет», ясно? Ты будешь только мешать, поверь мне.
Мой любимый еще раз целует мои щеки, и выходит вслед за Никитой...
Глава 2. Страх
Саша устало смотрит на свои руки:
-О чем задумался, чел?
Моя девочка сейчас там одна, без меня, и она сейчас испытывает невыносимую боль... из-за меня...
А, ведь, если разобраться, то причиной ее Боли всегда был я...
Если бы не я, то она бы не приняла участие в Проекте, и не испытала бы боль при Восстановлении, в крепости Никлэд, во время отравления...
Блин, я еще забыл упомянуть себе о той боли, которую причинил ей, лишая ее девственности...
-О том, что больше не хочу иметь детей.
Саша с Никитой самозабвенно ржут, как кони (ха, да будь они сейчас на ипподроме, им бы позавидовала любая лошадь).
-Что смешного?
Саша успокаивается первым, и отвечает на полном серьезе:
-Рэд, ты не поверишь, но мы с Никитой как раз мысленно обсуждали способ отрезать тебе яйца.
-Если с Бэмби...
Он меня перебивает:
-Никаких «если», или ты забыл, кто мы? Что касается ребенка...
Теперь я перебиваю его:
-Меня это сейчас не интересует. Главное – Бэмби.
Я ЕЕ ТЕРЯЮ... Я ЕЕ ТЕРЯЮ... Я ЕЕ ТЕРЯЮ...
Мрачные предчувствия...
Страх потерять Бэмби...
Пожирающая внутренности ревность...
Беспомощность...
Вот краткий список моих постоянных спутников.
Моя девочка с каждым днем отдаляется от меня, хотя ведь дальше некуда...
Я уже три месяца не ощущаю даже тонкую ниточку нашей с ней незримой связи.
Я схожу с ума от бессилия, от ощущения безысходности, от осознания своей никчемности...
Я не знаю, как вести себя, что говорить, что делать...
Я не знаю, кого мне в этом винить...
...Все это многократно циркулирует в моей голове по пути с площадки к дому.
В холле нет свободных мест – на диване сидит смеющаяся Бэмби, рядом с ней тихо посапывает наш сын, четыре кресла заняты Никитой и его соРодичами.
Моя девочка явно напрягается при виде меня, ожидая, что я выкину на этот раз. Что ж, любимая, не престало мне тебя разочаровывать:
-Бэмби, уже поздно, попроси своих гостей на выход.
И, не оглядываясь назад, направляюсь в столовую, чтобы распорядиться накрывать на стол. Следом за мной влетает разъяренный Никита, и тихо шипит:
-Да как ты смеешь так обращаться с моей сестрой?
И что тебе сказать на это, чувак? Как тебе объяснить, что у меня сердце кровью обливается при виде искаженного болью и обидой любимого лица?
-Легко, как видишь...
-Рэд, чего ты добиваешься подобным поведением?
Она – ангел, она – бессмертная, она – единственное чудо на всем Свете.
А я – Рэд, просто Рэд. И она, рано или поздно, это обязательно поймет, если уже не поняла.
Здесь, в Мирном городе, она постоянно находится в окружении (будем называть вещи своими именами) ангелов. Да любой из них подходит ей больше, чем я. Они же все, как на подбор, и умные, и красивые, и образованные, и...
А своим поведением, Никита, я медленно, но уверенно добиваюсь того, чего смертельно боюсь...
-Отвали.
...В первый месяц после рождения ребенка, все внимание моей жены было сконцентрировано только на малыше. Я это и понимал, и принимал. Никаких тревожных звонков в мою голову не поступало...
Бэмби все делала сама, никого не подпускала к маленькому, и, естественно, довела себя до нервно-физического истощения. На второй месяц у ее мамы лопнуло терпение, и она, в жесткой форме, «вправила» своей дочери мозги. Мира уговорила мою девочку выбрать для Харда подходящую няню, и не отказываться от помощи родителей по уходу за их внуком.
Бэмби стала постепенно выходить из своего невротического состояния. У нее уже было свободное время на отдых, на общение с родными, а затем, и на посильную помощь Роду, которую она оказывала ему до рождения ребенка.
Наш сын... Хард родился таким малюсеньким, что я боялся дышать в его сторону, не говоря уже о том чтобы взять его на руки. К концу первого месяца наш недоношенный малыш уже выглядел так, как рожденные в срок дети. Мирослава сказала, что Арина тоже родилась раньше положенного, и что она, как и Хард, догнала своих доношенных сверстников меньше, чем за тридцать дней...
Тревожные первые звоночки...
«Рэд, Никита сегодня приходил со своими друзьями»...
«Рэд, я не хочу кушать, потому что мы обедали с теми-то и теми-то в кафешке»...
«Я ходила в гости к тому-то»...
«Мы с папой и Сашей сегодня столько всего успели сделать, но тебе же об этом знать не положено, сам понимаешь – твой поведенческий код и все такое»...
«Рэд, я очень устала и хочу спать»...
Тревожные звонки...
Вечером, когда мы оставались в доме одни, я оставался один – моя девочка опять полностью посвящала себя Харду.
Мы перестали разговаривать, точнее, общаться, потому что какие-то бытовые, ничего незначащие, мелочи мы все-таки обсуждали...
Тревожный звон...
Я замкнулся в себе...
Отвечал на все вопросы односложно...
Не задавал никаких вопросов...
Единственным, что все еще говорило нам о том, что мы муж и жена, был наш интим. Я слишком поздно понял, что и это «единственное», уже не было нашим связующим звеном. Бэмби стала вести себя в постели... не так. Она не обнимала меня, а цеплялась за меня... Бэмби получала наслаждение, но оно не насыщало ее, а, наоборот – опустошало...
Тревожный набат...
Я превратился в нашем доме в гостя...
Я потерялся и растерялся, когда, наконец, понял это, и стал... грубить своей девочке без малейшего повода с ее стороны, стал провоцировать ее на то, чтобы она признала и мне, и себе самой тот факт, что я уже – не ее половина...
Никита зло рычит:
-Рэд, не будь придурком, она не заслуживает такого.
-Такого мужа? Ты это хотел сказать?
Не знаю, чем бы закончилась наша перепалка, если бы не вошедшая в столовую Бэмби:
-Никита, тебе не следует вмешиваться.
-Прости.
-Твое приглашение в силе?
-Да.
Моя девочка спокойно смотрит на меня:
-Рэд, у Никиты завтра Днюха, и он приглашает нас...
-Нет.
-Но...
-Да.
-Хорошо.
Вот так и живем...
Бэмби дает последние указания няне, прощается с ней, нежно целует Харда, и мы с ней выходим на улицу.
Уже на подходе к дому Никиты, моя девочка прерывает молчание:
-Я нормально выгляжу?
Нормально? Да как ты можешь выглядеть нормально? Ты – ослепительно прекрасная и безумно сексуальная...
Вслух нехотя цежу:
-Как всегда.
Моя (или уже не моя?) красавица – в центре внимания. Она зажигает всех присутствующих своим позитивом, искренним весельем, остроумием. Все смотрят на нее с восхищением и... обожанием. Я вижу морды друзей Никиты и забавляю себя тем, что рисую в голове картинки о том, как могут хрустеть кости этих морд под моими кулаками. Ну и что, что они – Родичи, ну и что, что одного их взгляда достаточно для того, чтобы вырубить меня или на время, или навсегда...
Никита включает на всю громкость музыку, и начинаются танцы. Я не раз наблюдал за тем, как танцует моя (плевать – пусть не для нее, но для меня она всегда будет моя) девочка. Каждый ее танец – это воплощение музыки в ее движениях. У нее – абсолютный слух и прекрасное чувство ритма, и все это, в комплексе с ее природной грацией, создает неповторимое ощущение ожившей в ее теле мелодии. «Морды» уже подтянулись, и пытаются перетанцевать друг друга «кто кого». Ну, точь-в-точь, как самцы во время брачного гона...Ага, значит, моя пытка до этого момента носила, так сказать, ознакомительный характер....
Одна из девушек несмело присаживается рядом:
-Э-э, Рэд, если не ошибаюсь.
-Не ошибаетесь.
-Ваша жена прекрасно танцует. А Вы, почему не присоединяетесь к ней?
-Потому что, в отличие от моей жены, танцую плохо.
Это я уже говорю, глядя ей в глаза. Немного отстраненно оцениваю ее внешность – вполне, но не...
Девушка, опять же несмело, улыбается мне:
-Может, выпьем что-нибудь?
-Может.
-Я не кажусь Вам настырной?
Блин, да она же переходит к открытому заигрыванию.
-Нисколько. Что Вам принести?
-Вино. Только давайте выйдем в сад – здесь слишком шумно и душно.
-Давайте.
Мы сидим с моей новой знакомой в беседке. Я пью воду – Бэмби еще кормит нашего малыша, и поэтому алкоголь не употребляет, а мне не хочется добавлять к списку раздражающих ее во мне факторов, еще и запах спиртного.
Девушка что-то щебечет, и мне так кажется, что мое невнимание к ее болтовне, ее нисколько не обескураживает.
Мы пробыли здесь с ней не больше получаса, а все мое естество уже рвется назад, к моей любимой.
Встаю, вежливо благодарю девушку за компанию, и выхожу из беседки.
Уже возле двери дома сталкиваюсь с Бэмби... оп-па... и автоматически прижимаю ее к себе. Она спрашивает, не высвобождаясь из моих рук:
-Где ты был?
Мне кажется, или в моем любимом голосе проскользнули первые за прошедшие месяцы эмоции, направленные в мой адрес?
-Гулял.
-Нагулялся?
Это еще что значит? Она что, ревнует? Кого? Меня?
-А ты?
-Что я?
-Готова вернуться домой?
-Да.
Все... или пан – или пропал, потому что другой попытки я себе больше не дам:
-Хорошо, завтрашнее утро тебя устраивает?
-Что-то я не очень...
-Когда я спрашивал про дом, то имел в виду наш дом в Запредельном городе.
-А-а-а...
Она изучает мое лицо, и тихо говорит:
-Устраивает.
Что? Мне не послышалось? Может, не все еще потеряно? Может, все не так уж плохо? Так и хочется ее расцеловать за это «устраивает»...
Дом, милый дом.
Бэмби заходит в комнату с малышом на руках, смотрит на меня и произносит с удивлением в голосе:
-Рэд, а ведь я... соскучилась по дому. Сыночка, любимый мой, посмотри, как у нас здесь хорошо. Тебе нравится эта комната, правда?
Хард улыбается и хватает ее за локон. Моя жена продолжает сюсюкать:
-Это значит – да? Конечно, нравится – она же у нас такая красивая, уютная и... родная.
В комнату влетает Вилен – он всем своим видом демонстрирует крайнюю степень своего радостного возбуждения:
-Ну, наконец-то.... Приехали... вернулись.... наконец-то... А ну-ка, дай мне моего племянника быстро.
Бэмби с готовностью выполняет шутливое требование моего брата.
Вилен и Бэмби целый день только и делали, что ворковали над малышом, и разговаривали друг с другом. У них накопилось такое количество тем для обсуждения, что мне не хотелось им мешать...
Пока моя любимая принимает душ, я стою над кроваткой сына, и нежно шепчу ему всякие глупости. Хард лыбится мне своим беззубым ротиком, я подхватываю его ножку, чтобы аккуратно поцеловать малюсенькие пальчики и пяточки...
Я настолько ушел в непривычное для меня состояние умиленного своим ребенком папаши, что пропустил тот момент, когда возле меня появилась Бэмби. Я читаю на ее лице... неверие, и смущаюсь, потому что не знаю, как прокомментировать мое первое проявление отцовских чувств. В замешательстве задаю глупый вопрос:
-Душ свободен?
-Да.
Когда я вернулся в спальню, Хард уже крепко спал.
Бэмби внимательно следит за моим передвижением от двери ванной до выключателя, от выключателя – до кровати. Я укладываюсь, и у меня перехватывает дыхание от прильнувшего ко мне (как в старые добрые времена) тела моей девочки. Мои постоянные спутники-страхи покидают меня, когда я начинаю ласкать любимое лицо, шею, грудь... Боже, когда я делал это в последний раз? Как я жил без этого? Мне не удается заставить себя растянуть удовольствие от прелюдии, и я начинаю медленно входить в нее. У меня в горле застряло слово, и я почти с усилием произношу его впервые за несколько месяцев: «Любимая...».
Бэмби подо мной... начинает тихо плакать...
Что не так? Что я сделал не так? Что я сказал не так?
Я выхожу... и из нее, и из кровати, и из комнаты...
Рэд, тебе надо прекращать валять из себя дурака, оскорбленного в своих лучших чувствах. С этой мыслью, прерываю на полуслове Первого Исполнителя, и заканчиваю аудиенцию.
Пока меня несут к дому, я ругаю себя последними словами.
Так дело не пойдет.... Хватит играть в молчанку.... Чего я этим добился? Где мы с Бэмби, из-за этого, в результате, очутились? Все, что мне нужно – это озвучить ей все мои истинные чувства, включая и страхи, и сомнения. Все, что мне нужно – это уверить ее в неизменности моей безграничной любви к ней...
У меня в голове все проясняется от такого простого незатуманенного хода моих мыслей.
Я не взбежал, а взлетел вверх по лестнице...
Коридор... Дверь...Что за? Где они? Может, у Вила?
Коридор... Лестница... Дверь... Удивленное лицо брата.... И его «я думал, что ты знаешь о том, что Бэмби с Харди куда-то уехали»...
Коридор... Лестница... Защищенный от посторонних участок сада... Транспорта нет...
Лестница... Коридор...Дверь... На нашей кровати дощечка с написанным рукой Бэмби «Рэд, я»... В комнате нет сумки с вещами Харда...
Мне потребовалось несколько минут для того, чтобы выяснить, что моя любимая... ушла от меня.
Эта мысль еще не овладела моим сознанием окончательно, как я начал громить все вокруг...
Я не тронул только кровать...
Я лег на нее и... застыл...
Глава 3. Сева
Конечно, какая же я дура! Надо ехать к родителям...Мама мне ответит на все мои вопросы. Почему я сразу не обратилась к ней за помощью? Мне что, помешала моя глупая уверенность в том, что все само собой рассосется? Или мне было стыдно признаться ей, что мой муж меня разлюбил? А может, это – привычка все и всегда решать самостоятельно, и поэтому мне в голову не пришло попросить у мамы совета?
