Текст книги "Эликсир вечной молодости"

Автор книги: Ирина Арбенина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

– Разве это не мужчина?

– Представьте – женщина! Как вы могли это запамятовать?

– А при чем тут я? Я вообще этим делом не занимался! Это когда было-то!.. Сто лет назад.

– И не сто вовсе. А два года всего-навсего. Возможно, эта женщина тоже ехала к Осич? Если она тоже имела намерение незаконно получить ребенка и исчезла, то сомнений не остается. За всеми этими исчезновениями стоит Осич. – Чушь! – отрезал Богул.

И Светлова поняла: он врет.

Теперь клятва, которую она дала лейтенанту – не подходить и близко к Осич! – не имела никакого значения.

И Светлова устремилась в приют.

Сейчас она прижмет ее к стенке: отвечайте, Валентина Осич, Айвазян вы тоже обещали ребенка?

– Ничего похожего! – разочаровала Анну Валентина Осич с торжеством в голосе. – И вовсе эта женщина, Айвазян, ехала не ко мне. Я тут ни при чем.

Торжество было искренним.

– А кто тут “при чем”?

– Ну.., открою вам тайну. Она ехала к небезызвестной вам хозяйке нашего городского салона красоты.

– К Амалии? – изумленно воскликнула Аня.

– А что вас так удивляет? Амалия Кудинова у нас личность популярная. Из других городов к ней в салон приезжают. Шагает в ногу со временем – самые современные процедуры. Прогрессивная – так говорят – косметология!

– Насколько прогрессивная? – со стальной ноткой в голосе поинтересовалась Светлова.

– Ну…

– Не скрытничайте.

– Да я не знаю.., насколько… И вообще, имею ли я право об этом распространяться?

– Имеете, имеете! – успокоила собеседницу Светлова.

– Понимаете… – Осич еще молчала, но на ее лице уже появилось то затаенно-радостное выражение, с которым одни люди разоблачают других, выдавая их гнусноватые тайны. – Если бы вы взглянули на эту Айвазян, вы бы сразу поняли, к кому она ехала. Ну явно не ко мне! С такой физиономией у человека может быть только одна забота – как такую физиономию поправить! Тут уж не до приемных детей…

"Хорошо сказано: “если бы взглянули”! Когда точно известно, что взглянуть на эту Айвазян уже никак нельзя, поскольку исчезла она бесследно два года назад”, – подумала Светлова.

– А все-таки, что произошло? – поинтересовалась Аня.

– Ну, Амалечка наша несколько увлеклась личным обогащением. Знаете, обычная нынче вещь: так хотим денег, что забываем обо всем.

"Кто бы говорил…” – подумала, слушая Осич, Светлова.

– Про эти уколы биогелем не слыхали никогда? Просто эпидемия по стране пошла. Представьте, у женщины с возрастом образуются складки.., около губ, например… А ей хочется свежего, подтянутого личика. И вот косметологический укол гелем – и физиономия расправляется, как надувной шарик. Простейшая манипуляция, а стоит минимум тысячу долларов. Притом что сам гель – дешевка.., копеечный. Какой Амалечке доход! И пациентке удобно: быстро, никакого стационара, операций. И все бы хорошо…

– Нет? Не все?

– Да гели-то эти – дрянь. Паршивые. А укол-то – вслепую! Без предварительной эндоскопии. Оборудования такого дорогого нет в наличии. Уколол не туда – и все! Рожу разносит так, что на улицу выйти нельзя.

Аня с некоторым удивлением наблюдала за Осич. Обычно сдержанная в словах и благочинная в разговоре, Валентина Терентьевна совершенно преобразилась – она говорила грубо, зло, совершенно не жалея милую подругу Амалию.

В чем же дело?

А в том дело, что на кону стояла репутация Валентины Терентьевны Осич.

Маленький город – один раз опозорился и пропал! Осич напугана тем, что ее имиджу благородной милосердной директрисы и благочинной патронессы приюта приходит конец! И это приводит ее в такое волнение, что она не щадит даже подругу.

– Укол – вслепую? Это и случилось с Айвазян?

– Да. Укол, который ей сделала Амалия, оказался неудачным. Пациентка скандалить начала. А Амалька ее все успокаивала: мол, подождите еще пару месяцев.., все нормализуется.

Ну, бедная женщина, видно, подождала-подождала – и снова нашу Амалию решила навестить. Да не доехала, видать… Запропастилась куда-то.

– Не догадываетесь, куда?

– Ни малейшего понятия.

– Может, туда же, куда ваша “партнер по сделке” Кривошеева?

– Может быть… Но я клянусь! Ни малейшего понятия.

* * *

Светлова закрыла за собой дверь кабинета директора приюта Валентины Терентьевны Осич. И очень хотела хоть на несколько секунд возле этой двери задержаться,' поскольку ясно слышала, как в своем кабинете Осич тут же сняла трубку телефона.

Директор приюта явно кому-то торопилась перезвонить!

Хотела предупредить Амалию, которую сама же сгоряча заложила?..

Но тут в коридоре появились приютские дети, и Светлова, пристыженная любопытными и чистыми детскими взорами, удалилась, не подслушивая.

Глава 10

Все-таки… Зачем Осич сама настучала Ане на подружку Амалию? Зачем рассказала Ане про ее манипуляции с гелями, про Айвазян?

Струхнула? Поспешила перевести стрелки? Когда пугаются и торопятся выйти сухими из воды, то делают глупости – топят всех кругом, не разбирая.

"Синдром женской дружбы” и типичное “поведение уличенной женщины”? Нечто похожее на поведение женщины, уличенной супругом в измене. Обычно, как утверждают психологи и очевидцы, это происходит по одному сценарию:

" – Как ты могла, у всех жены – порядочные женщины! – вопит разъяренный супруг. – А у меня, оказывается, такая-сякая… Брала бы пример со своих подруг! Вот приличные женщины!..

– Ах так? У всех приличные? А ты знаешь, что делают эти подруги?!"

И далее следуют иллюстрации из жизни подруг, подтверждающие тезис: “Так знай, идиот, что я у тебя еще не самая плохая”.

Человеку вообще нестерпимо сознавать, что он хуже всех – гораздо легче, когда есть еще хуже.

Женская дружба, во всяком случае, такого испытания не выдерживает. Поэтому лучший способ обнародовать свою тайну – конечно же, рассказать о ней лучшей подруге.

Впрочем, женщине всегда легче, когда ее репутация гибнет не в одиночестве, а в компании с репутацией лучшей подруги…

Стоп! Но тут не какие-то там романчики… Тут бизнес, деньги, жестокие тайны – и использование самых крайних способов для того, чтобы эти тайны сохранить. В таких случаях женщины ведут себя как мужчины. И никакого “типичного поведения уличенной женщины” не может быть и в помине.

* * *

Сестра исчезнувшей женщины по фамилии Айвазян, едва услышав от Светловой по телефону слово “биогель”, принялась кричать не останавливаясь – горячо и по-армянски.

Перед Светловой стояла непростая задача – направить этот кипучий темперамент и справедливый гнев в нужное русло. И Анне это удалось.

В итоге разгневанная сестра Айвазян прибыла в Рукомойск из Москвы уже следующим утром. Разыскала Аню в “Ночке” и передала ей то, что Светлова у нее просила.

И теперь Светлова летела в милицейский теремок, как на крыльях.

Но Богул выслушал информацию более чем равнодушно.

– Да? – рассеянно переспросил он, перебирая бумаги на столе. – Айвазян приезжала к Кудиновой? Что ж… Знаете, говорят, за красотой женщины готовы ехать хоть к черту на кулички…

– Какие кулички, Богул?! Они едут сюда, к вам в город, за который вы отвечаете, а не на какие-то там кулички! И тот, о ком вы только что упомянули, возможно, находится здесь, а не на этих ваших куличках!

– Возможно, – Богул задумчиво глянул в окно. – Знать бы только, как он выглядит – хотя бы фоторобот! – или адресок, где прописан.

– О да, тогда работа милиции заметно бы облегчилась! – заметила Светлова, теперь позволив и себе ехидство в голосе.

– И потом… Откуда вы знаете, что Осич не врет? И что вся история про Айвазян не есть ее выдумка?

– Не есть, не есть…

Аня достала из сумки фотографии.

– Вот это мне дала родственница Айвазян. Они специально ее сфотографировали после того, как Кудинова сделала ей гелевый укол. Готовились к суду.

– Н-да! – мрачно протянул Богул, перебирая снимки. – Личико – не очень. А может, она с рождения такая?

– Предугадала ваш вопрос!

Аня достала другую порцию фотоснимков.

– А это наша Айвазян, жертва прогрессивной косметологии, до того, как Кудинова сделала ей укол!

– Да, баба была как баба, – вздохнул Богул, проглядывая внимательно фотоснимки. – И дернуло ее себя усовершенствовать! Ну что ж… Наличием флюса такие разительные изменения физиономии, конечно, не объяснишь. Похоже, Осич не врет.

– Так!

Лейтенант Богул решительно встал из-за стола:

– Сейчас мы поедем в салон Кудиновой! Аня с удивлением глядела на решительного лейтенанта. Впервые за все последние дни странного, с увертками и недомолвками поведения Богула он напоминал ей Богула первых дней их знакомства.

Было ясно, что он что-то решил. Сбросил с себя какие-то путы.

– Богул! – собралась с духом Светлова. – Скажите честно… Вы были “крышей” для Амалии и Осич?

Богул чуточку окаменел.

– Точно, Богул? Лейтенант молчал.

– Ведь ничего особенно криминального, да? – продолжала тепло и участливо Светлова. – Так, некоторый заработок? Разумеется, вы ничего не знали о том, чем они занимаются. Просто брали деньги за профилактику – на тот гипотетический случай, если кто-нибудь да наедет на ваших подопечных? Вы бы их тогда взялись защищать… Вы даже скорее всего были уверены, что ничего такого никогда не случится. Так зачем отказываться от денег, от мзды за “крышу”, если так принято? И вдруг оказалось, что дамы, возможно, причастны к криминалу… Поэтому-то вы и препятствовали мне, когда дело дошло до Осич и Амалии?

– Ну, в общем… Да, – нехотя согласился лейтенант. – В чем-то вы правы. Но, заметьте, когда я понял, что все очень серьезно… Я перешел на вашу сторону, Аня. Я, в общем-то, всегда был на вашей стороне. Исключение – некоторые мои действия, которые я предпринимал поначалу для того, чтобы не вовлекать Кудинову и Осич в это дело.., оградить их… Все-таки понимаете…

– Понимаю. Деньги-то вы с них брали.

* * *

Салон “Молодость” был на замке. Дома Амалии Кудиновой тоже не оказалось.

– Уехала. Куда – не знаю. Она мне ничего не говорит.

Хозяин дома и супруг многомудрой Амалии, Алексей Борисович Кудинов, как всегда, едва держался на ногах. Даже говорил на этот раз с большим трудом.

Но фразы эти повторял с редкими для пьяного человека последовательностью и упорством.

– Уехала, уехала Амалия… Куда – не знаю. Она мне ничего не говорит, – повторял он как заведенный…

И Светлова с Вогулом, сделав плавный разворот, отправились куда глаза глядят.

Чтобы хоть по крайней мере не маячить подозрительно рядом с салоном.

– Может быть, вечерком, поближе к ночи в салон заявиться?

– Может быть…

– А что, если поговорить пока еще раз с Осич?

– Интересно, как?

– Очень просто…

– Не вижу тут ничего простого. Она может отказаться явиться в милицию. Какие у меня основания ее вызывать на допрос?

– При чем тут допрос? Не знаете, как назначают встречи? Позвоните – и предложите увидеться…

– Как – просто так и предложить?!

– Не “просто”! Скажите, что все знаете. И если не приедет, то.., в общем, припугните, вы же все-таки из милиции!

– А если мы ошибаемся? Представляете, каким я буду выглядеть дураком?

– А вот это не самое страшное! Выглядеть дураком лучше, чем мертвецом!

– Знаете, я все-таки как-то не уверен…

– Отказываетесь?

– Пока да, отказываюсь от этой авантюры.

– О'кей.., хорошо! Поедем тогда в “Ночку” выпьем кофе. При свете дня, мне кажется, многомудрая Амалия все равно вряд ли появится. А я вам пока кое-что еще расскажу.

* * *

Чтобы скоротать время, Аня еще раз, в деталях, пересказала Вогулу свои разговоры с Кривошеевым и с Осич – насчет гелей.

– Не может этого все-таки быть, – удивлялся Вогул. – Чтобы Кудинова порешила эту свою клиентку, а Валя Осич – Галину Кривошееву.

– Может! Теперь понимаете, что к чему?

– Все равно как-то не верится.

– Хватит предаваться сомнениям, – решительно сказала Светлова. – Теперь настала очередь действовать. Теперь пришла пора встреч.

* * *

Наконец и Богул решительно поднялся с кресла, где сидел уютно с чашкой кофе.

– Надо ехать.

– Один даже и не думайте, – предупредила Аня лейтенанта. – Я, видите ли.., никак не могу это пропустить.

– Ну хорошо… Только подождете меня в машине, если я буду с Амалией разговаривать. Я, в общем-то, разумеется, не думаю, что это займет много времени. Но если мы появимся вдвоем – все испортим. Эта женщина вряд ли станет откровенничать в вашем присутствии. Другое дело со мной. Мне, думаю, удастся ее разговорить.

«Неужели? – постаралась скрыть свое изумление Светлова. – Отчего Богул так уверен, что Амалия станет откровенничать именно с ним.., и наедине?»

– Богул! Надеюсь, вы понимаете, что это опасно?

– Это совсем не опасно.., пока подозреваемый Не догадывается, что мы его подозреваем.

– А вы думаете, Осич Амалию еще не предупредила?

– Думаю, Валентина не посмела признаться милой подруге, что выдала ее со всеми потрохами.

– Ну что ж, будем рассчитывать именно на это.

Поплутав по переулкам, они наконец выехали к салону красоты “Молодость”.

Машину остановили невдалеке, так, чтобы ее не было видно из окон. Зато всех входящих и выходящих из салона видно было отлично.

Было около одиннадцати вечера, и улицы города уже совершенно обезлюдели.

Ждать пришлось долго.

* * *

– Не боитесь, Богул? – с некоторым, явно проглядывающим ехидством поинтересовалась Светлова.

– Ну, эта-то встреча, полагаю, все-таки не опасна, – натянуто рассмеялся Богул.

– А вот мне кажется, – твердо сказала Светлова, – что эта встреча как раз очень и очень опасна.

– Да ну? – Богул усмехнулся ее серьезному виду. – А, впрочем… Что ж… Тогда… Стрелять-то умеете? – Лейтенант достал из кармана небольшой “браунинг”.

– Нет, Богул, не умею.

– Эх, вы.., а еще детектив!

Он протянул Анне показавшийся Светловой очень тяжелым пистолет.

Тем не менее Аня постаралась как можно увереннее взять его в руку.

– Ну, если что.., нажмете вот это… – Богул передернул затвор.

– Вот это?

– Ну, вы пока-то не нажимайте! Он все-таки заряжен.

– Значит, нажимать вот здесь? – как старательная ученица, постаралась запомнить Аня.

– А-а! – Богул отмахнулся. – Просто держите в руках. Попугаете, если что… Надеюсь, пистолет нам не понадобится…

Он вполне поверил в притворство Светловой, – в ее неумение стрелять. Но по-прежнему, Светлова это чувствовала, не верил в виновность Осич и Кудиновой.

Анна и сама себе уже не верила, но никакой другой вариант не объяснял сцепления фактов и произошедших событий. Только на этих женщинах сходилось столь многое – как ни немыслимо было это предположить.

– Надо попробовать блефовать, – вздохнула Аня. – Нам ничего не остается, как блефовать и утверждать, что мы все раскрыли. И тогда, если мы правы, подозреваемый тоже раскроет себя. Испугается, начнет защищаться. Защищаться для него – значит нападать. А нападать – значит выдать себя.

– А если мы не правы?

– Если мы ошибаемся.., то сразу увидим по ответной реакции, по поведению человека. Мы ничего не теряем. А вот если будем бездействовать, потеряем все.

Анна вспомнила свой страх перед Питоном.

– Нет, лучше бояться, но действовать, чем дрожать от страха, ничего не предпринимая.

* * *

Они прождали почти до трех часов ночи.

– Ну вот! – вздохнула Аня, завидев машину Кудиновой.

– На ловца и зверь бежит, – заметил Богул.

– Амалия собственной персоной! – Анна уже хотела было выскочить из машины и устремиться навстречу.

– Погодите! – удержал ее Богул.

У Кудиновой был “Форд-Дивизион”, огромный, пять метров в длину – высокому мужику не надо наклоняться, чтобы сесть за руль такого автомобиля. С тонированными стеклами. Не узнать такую дорогую и огромную машину было невозможно. Из такой машины – вполне для этой цели подходящая! – могла бы высыпать И стая братвы.

Светлова в который раз удивлялась такому выбору Кудиновой. Впрочем, о вкусах – особенно когда речь идет о выборе машины – не спорят.

Сейчас огромный автомобиль остановился у дверей салона “Молодость”.

Дверца отворилась.

Ей не хватило длины ног, чтобы достать до земли, и она грузно спрыгнула на землю.

Именно из-за ее невысокого роста и полноты ей было бы бессмысленно надевать маску, гримироваться: не узнать ее было невозможно.

Как попала к ней машина Амалии?

Вот она спрыгнула на землю… Как тяжелая старая жаба…

Потопталась… Подождала чего-то… Посмотрела на закрытую дверь салона “Молодость”.

И опять погрузилась в машину.

– А вы спрашиваете, как назначить встречу, – усмехнулась Светлова.

– Ну кто бы мог подумать… – прошептал Богул.

– Чего она тут, интересно, выведывала? – удивилась Светлова.

Этот грузный сутуловатый силуэт был хорошо им обоим знаком.

Тяжелую полную фигуру Валентины Осич спутать с кем-нибудь другим было чрезвычайно затруднительно.

* * *

На следующий день Валентина Терентьевна Осич как ни в чем не бывало отвечала на телефонные звонки в своем директорском кабинете. Уж Богул и Светлова не замедлили с тем, чтобы в этом убедиться.

Зато Амалия так нигде и не появлялась.

Итак, Амалия, кажется, сбежала.

Осич, правда, никуда не сбежала…

А зачем? Валентина Осич, напротив, держалась уверенно и даже вызывающе. У нее было стопроцентное алиби. Оно, это алиби, было настоящим. Его ей, как оказалось, вовсе не Богул организовал. Все ее сотрудники в один голос подтверждали, что Осич на момент исчезновения Кривошеевой была в приюте. Осич находилась там целые сутки: “от и до”.

И видно было, что никто не подучивал этих людей из приюта это говорить.

Это было правдой.

"Что ж.., могло быть и так”, – рассуждала Светлова. Впрочем, это не означало, что кто-то, кто работал на Осич, не убрал в это время Кривошееву. Например, Немая, для которой Осич, как “вторая мама”…

А что же наша хрупкая многомудрая Амалия? Ну что ж, у нее в отличие от подружки Осич – алиби нет. Уже за одни эти манипуляции с гелем ее можно отдать под суд… Вот Кудинова и сбежала.

Другое дело – бизнес с передачей детей, которым занималась Осич. Тут какие доказательства? Разоблачений тут Валентина Осич не боялась.

Кривошеев ясно предупредил Аню, что никогда и нигде не подтвердит то, что рассказал только ей лично.

* * *

"Я тычусь, как слепой серый котенок, во что-то, о чем не имею ни малейшего представления, – с безнадежностью думала Светлова, стоя у окна в своем номере. – Потому что все они прожили тут всю жизнь и знают друг о друге всю подноготную, а я свалилась сюда, как с облака! И такова эта их рукомойская жизнь, что за кого бы я ни принялась – тут же будут вскрываться какие-то нечистые истории, выплывать какие-то грехи, каждого из которых вполне достаточно, чтобы один человек попробовал избавиться от другого. Осич – от Кривошеевой. Амалия – от Айвазян. Фофанов – от Фофановой. У каждого свой скелет в буфете. И этому нет конца.

Осич.

Амалия.

Немая.

Кикалишвили.

Туровские.

Фофанов.

Богул, в конце концов…

Все они вызывают подозрения, и при этом, что бы поодиночке или в сговоре ни натворили, они не оправдывают этих подозрений. Одному человеку или двум – это не по силам… И нет ответа на вопрос: каким образом в течение нескольких лет, как в черной дыре, как в Бермудском треугольнике, возле города Рукомойска исчезают бесследно – абсолютно бесследно! – один за другим люди? Много людей…

Нет, не оправдывают подозреваемые моих подозрений. Ибо то, что происходит, бросает тень даже не на человека… А на что-то сверхъестественное и неодолимое – треугольник ли, вроде Бермудского, саму ли дорогу.

Дорога виновата? Дорога-убийца?..

Дорога-убийца, а водители – призраки?.. Кажется, Богул произнес эти слова – “водители-призраки” – при их первом знакомстве возле машины с мертвой Фофановой?

Ну, разве что так… А то больше и объяснений других нет”.

За окном посигналила машина.

Бобочка! Почитай, уже почти как лучший друг! Приехал Светлову проверять. По парню можно сверять часы. Ответственный товарищ, ничего не скажешь. Что ни день, обязательно заедет, проведает. Светлову это даже перестало раздражать. Еще немного, и наступит полная гармония в их отношениях. Говорят, террорист и заложник, проведя вместе энное количество времени, начинают неизбежно испытывать друг к другу симпатию, психологи даже находят этому объяснение.

Интересно, пристрелил бы ее Бобочка, если бы она попробовала из Рукомойска удрать?

Очевидно, не имеет смысла это проверять… Светлова приветливо помахала из окна ручкой.

А Бобочкина машина в ответ помигала фарами, развернулась и уехала.

До завтра. Боб, добросовестный тюремщик!

Светлова прижалась лбом к прохладному, запотевшему от дождя оконному стеклу.

Вот такие вот дела…

Вдруг очнешься: глушь и холод,

Цепь на шее все короче,

И вокруг кольцом собаки…

Чуть споткнешься – и капут.

Между тем Анины переговоры с хозяйкой дома в районе Заводи и Чермянки подошли к завершению.

Точкой отсчета в сложных и долгих переговорах стали фофановские деньги: компенсация, потребованная хозяйкой дома за моральные страдания, которые ей предстояло пережить.

– Знаете, может, мне после того, что вы затеваете, вообще придется отсюда уехать, – резонно заявила женщина Светловой. – Сбежать от позора на Северный полюс придется. Так вот – дайте на переезд!

Судя по сумме, которую бедная женщина запросила, переезжать она собиралась действительно на Северный полюс.

Окрыленная хотя бы такой невеликой удачей, Светлова направилась к лейтенанту…

– Богул, хотите войти в историю криминалистики?

– Не хочу.

– Почему?

– Потому что не хочу вообще ничего! Ни в какую “историю” и никаких историй! Хочу жить спокойно и без происшествий. Я устал, закопался в мелочовке, суете. Мне все надоело…

Аня с сочувствием смотрела на Богула, которого явно выбило из колеи то, что Кудинова, так же, как “друг Отарик”, тоже ускользнула из-под самого носа… И, главное, то, что он до сих пор не может разыскать никого из них. И было это, без всяких оправданий, результатом грубейших промахов, допущенных лейтенантом.

– Душераздирающая исповедь, Богул! Сочувствую. Но такое состояние, знаете ли, пагубно для личности… Вам надо взбодриться. Хотите раскрыть преступление века в вашем городе? Уж-ж-жасную тайну?

– Не хочу!

– Не сопротивляйтесь, Богул.

– Говорят вам, не хочу, – уже менее напористо возразил лейтенант.

– Неужели самому не интересно? Может, вы и детективы читать не любите?

– Ну, люблю.

– Я так и думала. А знаете, как в старину называли детективы? “Роман тайн”, “новелла тайн”…

– Ну…

– Не спешите отказываться!

– А в чем подвох?

– Да, в общем, сущие пустяки..

– А именно?

– Надо разрешение на эксгумацию.

– Ну, какова! – Богул даже задохнулся от светловской наглости.

– Шучу! Какая там эксгумация! Эксгумация – это когда хоронили. А когда просто закопали, то просто надо немного покопать…

* * *

Луна светила так ярко, что можно было обойтись и без фонарей.

Хозяев попросили остаться в доме. Но видно было, что они не спали, и в темных окнах то и дело приподнимаются занавески.

– Хорошо, хоть соседи не в курсе и спят, – пробормотал Богул. – А то бы тут уже на наше ночное представление столько народу сбежалось! Представляете, если мы ошибемся, каким станем всеобщим посмешищем?

– Не ошибемся, – уверила его Светлова. – Это тот самый сад.

Горенштейн с немой девушкой сидели в стороне на скамейке.

Немая с любопытством озиралась по сторонам…

– Спросите у нее, Соломон Григорьевич… Ну, вы ведь умеете с ней “разговаривать”… Знакомо ли ей это место? Знает ли она этот дом, этот сад?

Аня видела, как Горенштейн взял Немую за руку и стал ей что-то вполголоса говорить. Видела, как девушка в ответ отрицательно закачала головой.

Наконец Соломон Григорьевич очень решительно попросил всех отойти как можно дальше.

Аня слышала, как изменился его голос, когда он стал говорить с Немой.

Очевидно было, что его воздействие на пациентку от сеанса к сеансу стало очень сильным и все более уверенным. Потому что уже через несколько минут свершилось в очередной раз чудо… Немая заговорила! И Аня снова услышала, как из уст девушки вырывается тот прежний детский лепечущий голос:

– Мама, я никому не скажу! Мама, не бей меня, я никому не скажу! Нет, нет, я только подружке сказала, где папа лежит. Когда мы с Танечкой играли, я ей сказала;.. Но я, мамочка, ей больше ничего не скажу!

Мама, ну, мама, можно мне пойти погулять?! Мамочка, ну разреши мне пойти погулять хоть немножко!

Мама, а папа под землей лежит в саду? Там трава и цветы.., там хорошо… Мама, а папа никогда не встанет?.. Мама, ведь земля тяжелая, как же папа встанет? Я пойду к нему… Пойду…

Неожиданно девушка встала со скамейки и сделала несколько шагов…

На считанные секунды она приостановилась, а потом уверенно пошла между деревьями. Наконец снова остановилась… Обхватив вдруг голову руками, забилась в рыданиях.

– Я обещала мамочке, что никому не расскажу! – всхлипывала девушка. – Я обещала… Истерика становилась все сильней… И Горенштейн поспешил вывести свою пациентку из гипноза.

– Все в порядке, Мариночка! – он успокаивающим жестом приобнял ее за плечи. – Все закончилось! Вам не надо ничего бояться! Здесь мамы нет. Никто вас не обидит. Успокойтесь!

Скворцова как будто очнулась, изумленно озираясь по сторонам. Теперь у нее снова был вид человека, который попал в совершенно новое, незнакомое для него место.

И вдруг она судорожно схватилась за локоть Соломона Григорьевича, боясь оступиться, в темноте.

– А ведь только что она двигалась здесь так, будто знает здесь каждую ямку, каждую впадинку, скрытую густой травой! – заметил Богул.

– Детские впечатления самые четкие. Самые яркие и долговечные. Это называется импринтинг. То, что узнал, увидел в детстве маленький ребенок, впечатывается в его сознание навсегда. Но последующие потрясения, внушенный ей страх, внутренний запрет на определенные действия не дают Немой возможности, когда она в сознании, воспользоваться этими воспоминаниями. Они будто закрыты от нее же самой на крепкий замок… Закрыты запретами и страхом.

Но в гипноидном состояния запрет снимается и девушка как бы возвращается в то время и тот возраст, когда еще “умела” разговаривать. Вы были свидетелями того, как она сразу узнала и этот сад, и это место, где когда-то увидела то, о чем ей, по-видимому, строжайше запрещено было рассказывать посторонним.

Это ее сад, ее дом.

– Да… Как она уверенно двигалась между деревьями, несмотря на то что сейчас ночь! – Тем более, я полагаю, тогда тоже была ночь.

– Когда?

– Ну, когда случилось то, что она видела. Да, тогда, конечно, тоже была ночь. Такие вещи при свете дня не делаются.

– Какие – такие?

– Сейчас увидим…

Два молодых крепких милиционера, которых привел с собой Богул, взялись за лопаты.

Трава, дерн, мягкая черная земля сада… Лопата входила в нее, словно нож в масло.

Тишина, и без того полная на этой тихой окраине провинциального города, стала почти абсолютной. Даже собаки вдалеке, словно почувствовав важность момента, перестали брехать.

Все, кто был в это время в саду, затаили дыхание. И в этой звенящей тишине наконец раздался долгожданный звук: лопата чиркнула обо что-то твердое.

– Теперь осторожнее!

Что-то забелело среди поблескивающего под луной развороченного чернозема.

– Кость?

Богул наклонился над ямой, смахивая резиновой перчаткой с припорошенного предмета землю.

– Кости, – кратко прокомментировал лейтенант.

– Вы думаете?

– Поверьте менту! Это не захороненное животное. Это человек.

Ирина Арбенина —CSO-00Скелет с осторожностью переместили на полиэтилен.

– Надо закопать эту яму, чтоб не оставалась до утра и не привлекала внимания любопытных! – скомандовал Богул.

Милиционер копнул лопатой землю.

И она опять чиркнула!

– Ну-ка, дайте взглянуть, – снова согнулся над ямой Богул. – Может, фрагмент отделился?

Но через некоторое время среди развороченной земли снова забелели кости.

– Смотрите, еще!

– А ну, давайте-ка еще покопаем!

– Э-э, да тут, кажется, филиал городского кладбища…

– Ужас какой-то!

– Господи, еще! И еще!..

В утренней предрассветной дымке луна побледнела, растворилась и наконец совсем растаяла в небе…

Сонный, срочно разбуженный по телефону и вытащенный из дома и постели патологоанатом собирал рассыпающиеся скелеты “в комплекты” и упаковывал в полиэтилен, чертыхаясь, нумеровал эти мешки, стараясь не сбиться со счета.

Милиционеры копали, сменяя друг друга, и только успевали вытирать со лба пот.

К утру этих черных полиэтиленовых мешков стало восемь. И в каждом находился человеческий скелет.

И это уже были не скелеты из английского буфета, вошедшего в пословицу, а как теперь говорят – скелеты “реальные”.

– Все женщины и один мужчина, – заключил Богул, оглядывая ряд страшноватых на вид мешков.

– Правда?

– По всей видимости… Патологоанатом так считает.

– Вы думаете, этот мужчина и есть Скворцов?

– Повторюсь – по-видимому…

– Не уверены?

– Да нет, конечно! Мы можем только попробовать реконструировать те мрачные события, которые имели место быть здесь лет пятнадцать назад… Реконструировать их на основании того, что нам известно из уголовных дел, открытых в то время.

– И на основании того, что Марина Скворцова говорила доктору Горенштейну во время их сеансов, – добавила Светлова.

– Да, именно так.

– Итак, Богул?

– Жила-была семья… Скворцовых. В частном одноэтажном домике в районе реки Чермянки. Жили замкнуто, тихо. С соседями почти не общались. Мама, папа, дочка.

– Дочка – это Немая?

– Она не Немая. И у нее есть имя. Марина Скворцова.

– Ну, а дальше-то что?

– Глава семьи был тихий, спокойный человек. Примерный семьянин. Заботливый. Ну, во всяком случае, днем. Это мы знаем со слов его дочери, которая называет в беседах с Горенштейном папу “добрым и спокойным”.

– Днем – да, возможно. А ночью?

– А ночью… Ночью он, очевидно, выходил на охоту.

Богул кивнул на ряд черных мешков.

– Вы считаете, что Скворцов и есть тот самый маньяк, из-за которого исчезали женщины в районе Заводи и Чермянки пятнадцать лет назад?

– Как видите… Очевидно, именно их мы и обнаружили!

– То есть… Скворцов и есть автор серии тех нераскрытых преступлений?

– Думаю, что да. Мы знаем из архивов социальных служб, что Скворцов Глеб Степанович, одна тысяча девятьсот сорок шестого года рождения, проживавший по адресу: улица Речная, дом тринадцать – частное владение…

– Вот и не верь после этого в число тринадцать! – не удержалась от вздоха Светлова.

– Итак, мы знаем, что этот Скворцов Глеб Степанович, – повторил Богул, – работал кондуктором на рейсовом автобусе. Удобно, не так ли, Светлова? Конечная остановка – на окраине города. Удобно? Что скажете?

– Для маньяка – удобно, – согласилась Светлова, – хотя я не понимаю, почему вы спрашиваете именно меня. Я что, специалист по конечным остановкам?

– Итак… – продолжил Богул. – Конечная остановка на окраине города. Ночь. Одинокая припозднившаяся девушка-пассажирка. А Скворцов, судя по фотографии, сохранившейся в архиве паспортного стола, приятный на вид мужчина…

– Эка вы все раскопали! Даже фотографию нашли, – подивилась Светлова.

– Итак, приятный мужчина Скворцов… На вид к тому же, как мы уже знаем со слов дочери, “добрый и спокойный”. Что, впрочем, крайне характерно для всякого настоящего маньяка. Знакомился с припозднившейся девушкой-пассажиркой и, очевидно, приглашал к себе домой…