Текст книги "Эликсир вечной молодости"

Автор книги: Ирина Арбенина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)

Глава 5

Дверь, как и полагается в таком заведении, с лязгом захлопнулась, в замочной скважине повернулся ключ. И Светлова осталась одна, имея редкую возможность почувствовать, что происходит в душе человека, за которым захлопывается такая дверь.

Правда, комната, в которой Анна оказалась, мало напоминала тюремную. Во всяком случае, стены украшали не плакаты “На свободу с чистой совестью”, их украшали заурядные репродукции, а конкретно – ботанические экзерсисы художника Шишкина.

Светлову согласились тут принять по рекомендации Богула.

Вскоре дверь опять с лязгом отворилась, и на пороге появилась хозяйка здешних мест.

Легенда была такова: Светлова – психолог, собирает данные для своего исследования.

– Я слушаю вас, – молвила хозяйка.

Женщина-майор, начальник колонии, взглянула Анне в лицо с тем особым профессиональным вниманием, от которого даже человеку, не преступившему закон, должно стать неуютно. А каково тем, у кого совесть нечиста? Да, такой взгляд до дна потрошит и вытаскивает наружу даже самые тщательно скрываемые грешки и провинности. Не хочешь, а расколешься и все расскажешь. Впрочем, подумала Светлова, женщины, с которыми начальница колонии общается по долгу службы, вряд ли столь чувствительны. И одного лишь взгляда, даже такого, как у майора, маловато будет, чтобы их пронять.

– Да, убийцы – обычный наш контингент, – спокойно подтвердила хозяйка кабинета. – Вас интересует, склонны ли сами убийцы к суициду?

– Да… Бывают ли случаи, что такого типа люди совершают самоубийства?

– Ну, как вам сказать… Все, конечно, на свете бывает. Но, очевидно, такие, которые убьют, а потом и сами на себя руки наложат, до нас не доходят, вследствие именно этого последнего печального обстоятельства. Я, во всяком случае, таких совестливых и чувствительных убийц не видела. Хотя стаж у меня, надо заметить, немаленький. Работаю тут не первый год.

– То есть самоубийство для них редкость?

– Видите ли, убийцы обычно крайне эгоистичны и сами жадны до жизни. Собственно, все очень просто: для того чтобы раскаяться, убийце надо встать на место своей жертвы. А как раз этого, способности примеривать на себя чужую роль, они начисто и лишены. Потому и совершают такое преступление, как лишение жизни себе подобного. Строго говоря, они не воспринимают своих жертв как “себе подобных”… Оттого и могут убить.

– Значит, вы думаете, что Нина не могла бы покончить с собой?

– Нина?! Семерчук?

– Фофанова…

– Ну, Фофановой она уж потом стала. Для меня она Семерчук. Нинкой Семерчук она ко мне сюда попала, “Семирчучкой отмороженной” для меня и останется. Бестия, каких свет не видывал!

– То есть покончить с собой Нина, вы полагаете, не могла?

– Да что вы! Нина – покончить с собой?! Нет, вы подумайте! – Начальница колонии неожиданно хлопнула себя по бокам на редкость простецким, далеким от официальности жестом – просто как баба у колодца, которой сообщили невероятную деревенскую сплетню.

– А что… Вы считаете, это невозможно?

– Нина и самоубийство? Да эта бестия, конечно, кого хочешь в гроб загонит… Но чтобы сама себя? Вы просто не понимаете, что такое говорите! Это абсолютно исключено. Не тот фрукт, не тот овощ, не на такую напали. Замучитесь дожидаться!

– Однако вот, представьте, дождались и не замучились.

Светлова вкратце изложила начальнице обстоятельства, при которых было обнаружено ею бездыханное тело Нины Семерчук-Фофановой и характерные повреждения на ее теле, приведшие к летальному исходу.

– Ну и дела! – вздохнула женщина-майор. – Но все равно!

– Не верите?

– Не верю. Скорей предположу, что эта имитация суицида. Кто-то поизмывался, убил, а потом инсценировал самоубийство.

– Кстати… Вы разве не знали, что ее нынешняя фамилия Фофанова? Она была замужем. За одним типом… – Светлова замолчала, чтобы заставить себя сдержаться и не давать характеристик известному ей господину.

– Я не в курсе?!

Начальница опять хлопнула себя по бокам.

– Да это у нас, в колонии, считай, их помолвка и состоялась!

– То есть? Что же, Фофанова ходила на танцы в соседнюю мужскую колонию и там познакомилась со своим будущим мужем?

Про себя Светлова подумала, что такой вариант отлично бы объяснил, каким образом соединилась эта сладкая парочка.

– А вот и ни за что не угадаете, как это было!

– Не угадаю?

– Нинка объявление в газете дала… Мол, так и так: молодая интересная, хочет начать новую жизнь, а пока отбывает срок в колонии.

И вдруг, что вы думаете? Приезжает знакомиться по этому объявлению молодой человек – и не какой-нибудь, а на “Ауди”… Бизнесмен! Ведь ее муж бизнесмен?

– Ода!

Светлова опять заставила себя воздержаться от комментариев.

Если под бизнесом понимать бизнес в стиле “нью Раша”: ствол к виску – и гони мне твои бабки и твой свечной заводик, поскольку все это мне понравилось и теперь будет мое, то да! Господин Фофанов, безусловно, бизнесмен новой России: гибкое, продвинутое экономическое мышление, мощный финансовый ум… Сила есть, ума не надо. Новая формация, похоже, выросла из парней, которые когда-то трясли своих одноклассников на выходе из школы, отбирая карманные деньги, а теперь с теми же талантами, но действуют уже в государственных масштабах…

– Ну, что тут у нас было! Что творилось! Тут вся колония на ушах стояла. Девушки как с ума посходили!..

– Поверили в свое счастье?

– Не то слово!

– Говорите, на ушах стояли?

– Не то слово!

«Да, это похоже на господина Фофанова. – Аня незаметно вздохнула. – Не то слово…»

– Тут они у нас и сговорились. Этот бизнесмен и Нина. А свадьбу уж, видно, на свободе играли… Они ведь все-таки поженились?

– Они поженились, – опять вздохнула Аня. И опять про себя подумала, что лично для нее это якобы счастливое событие приобрело теперь самое роковое значение. Недоумевала, за каким лешим Фофанову снова понесло в эти края. Замучила ностальгия по местам, где отбывала срок?

– Ну что ж! Спасибо за крайне полезную консультацию. – Аня стала прощаться.

– Чаю на дорожку не хотите?

– Да я…

– Не бойтесь вы! – Начальница колонии проницательно усмехнулась. – Думаете, раз колония, так чифирем вас потчевать будут?.. Чай у нас как чай… Очень даже вкусный.

Чай у начальницы колонии и вправду оказался недурен. С бергамотом.

"На свободу” Светлова вышла в половине пятого. Именно во столько она оказалась наконец по ту сторону ограды, отделяющей волю от неволи.

Причем вышла на свободу Анна, как и полагается, с чистой совестью. С чистой совестью, которую дает человеку прежде всего чувство исполненного долга.

Все-таки Анна оказалась права, что отработала версию самоубийства тщательно и до конца.

Начальница подтвердила то, во что Анна и сама не верила. Надрезы на венах Нина Фофанова сделала, конечно, не сама, и к суициду они никакого отношения не имели.

* * *

– А что… Логично! – Богул оживился, выслушав Анин отчет о поездке в колонию и, главное, очень заинтересовавший его рассказ о романтическом знакомстве бизнесмена Фофанова и заключенной Семерчук.

– Что ж тут логичного?

– Ну, сама, Аня, посуди, если Фофанов бандит.., зачем ему, спрашивается, жена из института благородных девиц? Какая гармония будет в таком браке? А как же “общность интересов”, “родство душ”?! О чем с ней, приличной девушкой, толковать, если она при слове “замочить” будет в обморок падать? Ну, если сообразит, конечно, что речь идет не о белье… Логично? Тогда, спрашивается, где такому отморозку невесту себе искать? Вот и рассудил наш Фофанов, и, считаю, очень здраво – в колонии! А чтобы молодая была, то, соответственно, в колонии для малолетних преступниц… Как раз подрастет к освобождению.

Впрочем, Фофанов, конечно, мог и не рассуждать подобным образом, а, так сказать, интуитивно пришел к такому мудрому решению. Послушался внутреннего голоса. Увидел он Нинино письмо в газете, и на сердце потеплело: вот она суженая-то!.. Срок мотает. И срок этот уже подходит к концу. Скоро можно и за свадебку! Логично?

– Логично… – вяло согласилась Светлова.

Анна здорово устала от посещения колонии, которая, в общем, находилась не так уж и рядом… И главное, Аня не очень понимала, что, собственно, дает им эта информация о женитьбе Фофанова, кроме новых деталей к уже известному портрету семейной пары Фофанов – Семерчук… Разумеется, они не были законопослушной четой, ячейкой общества. Та еще ячейка!.. Кто бы сомневался, Светлова вот – нисколько. Ну и что?

Важней было другое. То, что Светлова узнала в колонии, не противоречило утверждению самого Фофанова: “Сказок мне про жену не рассказывайте”. Фофанов тоже в самоубийство жены не верил нисколько. Но означало ли это, что он был искренен, поручая Светловой отыскать тех, кто виновен в ее гибели?

Эти надрезы под коленом… Как… Как у… Светлова наконец подобрала сравнение, которое все никак не давалось ей. Что-то это ей все время напоминало… Но что? Теперь Анну наконец осенило. Надрезы эти… Как у охотничьей добычи! Это то, что роднило мертвую Фофанову с жертвой хищника. Неважно, были этим хищником-охотником животное или человек.

Охотничьи племена исстари пользовались этим нехитрым приемом. Заготовленную на охоте добычу не убивали всю сразу. А подрезали сухожилия на ногах, чтобы не убежала, – и оставляли впрок. Так – полуживая – добыча не испортится и без холодильника. То же самое делает и сытый хищник-зверь. Всевозможные питоны и крокодилы придушивают жертву, а окончательно расправляются позже, оставляя добычу свежей для отложенной трапезы. До той поры, когда снова проголодаются.

По повадкам получается убийца – каннибал какой-то… Да еще не имеющий холодильника.

Но самому естественному объяснению гибели Фофановой, которое приходило на ум Анне, эта странная деталь противоречила. Не настолько же Фофанов все-таки зверь, даже если и имел причины сам расправиться с женой?

* * *

– Алло, Петя, милый, это я.

Нет, ну что ты! Со мной все в порядке.

Да, опять весь день дышала воздухом.

Ну что ты, Петр, погода не испортилась.

Не волнуйся! Все отлично. Знаешь, как хорошо, просыпаясь по утрам, чувствовать присутствие моря! Даже когда штиль и до моего окна не долетает шум волн, кажется, до тебя долетает его неслышное дыхание, свежесть его пространства.

Да, а ели мы на ужин…

Конечно, я тебе завтра обязательно позвоню. Да, дорогой, до свидания.

* * *

Однажды в “Ночке” появился Бобочка. Так Аня его про себя окрестила, уменьшительно-ласкательным от Боба.

Бобом звали того орангутанга. Очевидно было, что ему поручили приглядывать за Светловой.

Сам Фофанов славный город Рукомойск, по всей видимости, покинул. Дел у таких людей, понятно, невпроворот.

В разговор с Аней Бобочка не вступал. Просто убеждался, что Светлова на месте, не отчалила.

Ее стерегли, но не слишком, потому что понимали, что бежать для нее было бы бессмысленно. Зная номер машины, они уже узнали о ней все.

Светловой не хотелось ни просить помощи, ни тем более бежать, поскольку все это означало бы привести за собой беду в Москву.

А у Анны было суеверное чувство, что, пока она здесь, в Рукомойске, ее московская жизнь как бы остается в неприкосновенности – такой же свободной от Фофанова, Бобочки и прочих, как и еще несколько дней назад. Ей казалось, что она имеет право вернуться домой, только закончив здесь все свои дела и рассчитавшись подчистую. Это означало, что надо раскрыть загадку смерти Нины Фофановой. И тогда…

Да, тогда Светлова освободится. Правда, при одном важном условии, что виновником смерти Нины не был сам Фофанов.

Именно это и было тем самым “естественным” объяснением гибели Фофановой, которое приходило Анне на ум.

* * *

– Звонила Римма Ивановна, – сообщил Ане Богул.

– Кто это?

– Ну, начальник колонии.

– Да? И что же?

– Они там поговорили с девушками… Провели, так сказать, беседу. И знаешь что…

– Что же?

– По всей видимости, Фофанова ехала тогда в колонию.

– Да?!

– Одна из ее подружек, еще отбывающая срок, призналась, что ждала ее в гости.

– Точно?

– Больше того, в книге запись… У этой девушки было назначено свидание. И именно – с Фофановой Ниной Викторовной.

– А там какое число, Богул?

– Двадцатое октября.

– Вот как?

– Именно! И рано утром двадцатого вы как раз Фофанову на дороге и обнаружили…

Мяуканье доносилась из-под лопуха.

Светлова была довольно равнодушна к животным, но она была неравнодушна к беспомощности и мучениям.

Очевидно, кто-то оставил здесь, у дорожки, ведущей к мотелю, этого крошечного котенка. И пока стояло осеннее тепло и здоровый лопух скрывал его от ворон, страдалец еще держался.

Но сейчас шел дождь, пожухлый, проеденный до дыр гусеницами лопух пропускал холодные капли, и под котенком уже собралась порядочная лужа. Еще чуть-чуть – и можно пускаться в плавание. А плавать слепой и серый не умел, и вообще он уже порядком окоченел.

– Да, крыша у тебя – того… – посетовала Светлова на дырявый лопух, под которым прятался котенок. И взяла страдальца на ладонь. – С прорехами! И вообще… Какая-то слишком сезонная у тебя крыша… А осенью лопухи вянут, видишь ли, милый друг.

Бобочка отреагировал на слово “крыша”.

По всей видимости, наряду с немногими другими это слово было в его сознании ключевым.

Он оглянулся и больше уже не отворачивался, внимательно наблюдая затем, что Светлова делает с котенком. Уехал он, только когда убедился, что Светлова налила котенку молоко.

* * *

У котенка было что-то не в порядке с желудком. Светлова вымыла крошечное обгадившееся существо, завернула его в сухое махровое, нагретое феном полотенце – феном самого котенка она сушить побоялась – еще сдует такого эфемерного! – и, прижимая его к себе, чтобы не замерз, пока сохнет, загляделась в окно.

Ночь за окном была на удивление звездная. Котенок согрелся у светловского живота и мерно урчал. А Светлова под это урчание, глядя на звезды и кривые черные, с опадающими листьями деревья за окном, почему-то вспомнила Сашу Черного:

Никогда у лукоморья

Не кружись, толстяк, вкруг дуба, —

Эти сказки и баллады

До добра не доведут

Вдруг очнешься глушь и холод,

Цепь на шее все короче,

И вокруг кольцом собаки

Чуть споткнешься – и капут

Это были лучшие стихи про котов, которые она знала…

И про людей – тоже.

Утром на подоконнике она обнаружила банку “Китекет”.

«Вот, оказывается, где наше слабое место! – цинично обрадовалась Светлова, думая про Бобочку. – Вот где она – брешь в жестоком сердце!»

Кстати, довольно распространенный вариант: человек, который запросто придушит себе подобного, бывает крайне сентиментален, когда речь заходит о животных.

«Мозг у Бобочки меньше наперстка, – почти ласково думала про себя Светлова, – а сил для напряженной уголовной жизни требуется очень много…»

Такие, как Бобочка, вырастают из детей, которых с рождения окружает тотальная жестокость, включая в первую очередь и их собственных, не имеющих человеческого облика родителей. Если эти родители вообще имеются, что часто бывает даже хуже, чем их отсутствие. И, в общем, порой единственные живые существа, проявляющие к ним доброе отношение, – это собаки да кошки. Отсюда и ответное чувство.

Светловой вообще казалось, что страстно, маниакально жалеют и любят животных обычно те, кто не любит людей. Очевидно, потому, что не видели от них, в отличие от животных, ничего особенно хорошего.

Подобранного серого котенка Анна, не мудрствуя, так и назвала Серым.

* * *

Через некоторое время у Серого нехорошо вздулся живот.

И, как всегда навестивший “Ночку”, Бобочка пришел в невероятное волнение.

По правде сказать, котенок был совсем плох.

Ветеринар в городе, к которому Аня и Бобочка отвезли Серого, быстро поставил диагноз. И пустые глаза Бобочки вдруг затуманило чуть не самой настоящей слезой.

Бобочка достал даже нужное лекарство. Но было уже поздно.

Поездка к ветеринару, а затем и похороны в какой-то мере сплотили Светлову и Бобочку.

Розово-жемчужный закат над полем, на краю которого они хоронили Серого, коньяк из фляжки, красота мира, раздумья о жизни и смерти…

Все это должно было, по Аниному разумению, некоторым образом размягчить железного бандита Бобочку.

И на могилке Серого, понимая, что цинично пользуется моментом, Светлова все-таки решилась задать Бобочке некоторые вопросы. Ибо, вполне искренне жалея беднягу Серого, Анна, прогнозируя свое близкое будущее, не могла не пожалеть и себя.

– А что, Боб, Фофановы дружно жили? Душа в душу?

– А тебе-то что?

– Ну, понимаешь… – Аня не стала крутить, рассчитывая – возможно, совершенно опрометчиво! – на то, что смерть Серого, пусть ненадолго, но сделала их с Бобочкой по-человечески ближе. – Для меня важно знать некоторые детали. Ну, если я хочу понять, что случилось с Ниной…

– А-а.., это тебя волнует…

Бобочка равнодушно отхлебнул из фляжки коньяку. Было видно, что и Нина, и сама Светлова не сильно его волнуют, по сравнению с не пережившим дисбактериоза страдальцем Серым.

– Сначала они с Фофаном жили дружно, последнее время – нет, – тем не менее ответил он словно нехотя.

– А в чем было дело?

– Ну, как сказать…

Бобочка в упор глядел на крошечный бугорок, венчавший могилку Серого на краю огромного поля, и молчал.

– Фофанов Нине изменял? – решила помочь Аня, избрав для примера наиболее распространенный повод для супружеских скандалов.

– Не он.

– Не он?

– Говорю, не он. Она. Гуляла.

– Неужто нашла лучше?

– Не она нашла… Ее нашли. Бобочка глянул куда-то вверх.

– Понятно…

Единственный вариант, при котором такой субъект, как Фофанов, стал бы, хоть и недолго, но терпеть супружескую измену – это если супруга изменяла ему с тем, кто выше, могущественнее и сильнее его. С тем, кто был над ним.

Ну что ж, эта версия вполне вероятна.

В общем, по-видимому, Фофанов хотел супругу наказать, но боялся гнева вышестоящей инстанции – хозяина.

Тогда, значит, он все сделал тайно.

Дождался, когда Нина поедет навестить товарок в колонию.

Догнал, инсценировал самоубийство.

А теперь, когда в самоубийство не поверили, роет землю – организует расследование. Ищет мифического убийцу с помощью Светловой!

Разумеется, он не верит, что Анна в состоянии докопаться до истины, потому и привлек ее к расследованию.

И, разумеется, карта Светловой заранее бита Через некоторое время Фофанов “решит”, что надо наказать детектива за нерадивость и неудачливость, – и все, Анюте конец.

Так что думать Светловой надо не о том, как докопаться до истины. Добиваться тут успеха бесполезно. Стоит Светловой докопаться, и ее тут же саму закопают.

Думать надо о том, что пора сматываться. Поэтому на всякий случай вечером Светлова собрала вещи.

От этой иллюзорной готовности к отъезду ей стало чуть легче. Однако этот детский самообман – иллюзия, что можно закинуть сумку в машину – и адье! – все равно не помогла ей заснуть.

Ну, допустим, она удерет. И что? Фофанов и сотоварищи тут же нагрянут к ней домой – к ничего не подозревающему Петру.

А что делать Пете? Предупредить фирму, что намерен уйти в бессрочный отпуск?! Ни одна фирма, которая платит приличные деньги, не дает своим сотрудникам больше десяти дней отпуска… Хочешь большой отпуск – становись нищим бюджетником и отдыхай до опупения…

«Что жена твоя, Петя, натворила!»

С тем Аня и заснула.

* * *

Телефон разбудил Светлову в три утра. Это был Богул.

– Не хотите прокатиться?

– Далеко?

– Да не очень. Эдак километров с двадцать прогулка.

– Что-то случилось?

– Получается, случилось. Только что позвонил один дальнобойщик знакомый. Там на обочине машина стоит…

– Что, тоже.., такая? – Светлова затаила дыхание.

– Он не знает. Не останавливался. Видел только, что стоит на обочине.

– Что же его насторожило?

– Да ничего особенного, в общем. Только время… Ночью машина на пустынной дороге с выключенными фарами… Ведь люди уже, как бы это сказать…

– Напуганы?

– Ну взволнованы, что ли…

– Слухами земля полнится?

– Кроме того… Мы просили тех, кто постоянно тут ездит, о таких вещах сигнализировать.

– Но, может, там просто кто-то спит или отошел по надобности? Или парочка влюбленная?

– Все может быть. Так вы поедете?

– Разумеется!

* * *

Дорога в этот час совершенно пустынна. И хотя было довольно темно, они заметили иномарку еще метров за сто.

Больше всего им хотелось обнаружить там недовольную их вторжением влюбленную парочку или хмурого, меняющего свечи водителя…

Но машина была пуста.

"Фольксваген-Гольф”. Новенькая. Ключи на месте. Не ограблена.

Богул достал, пошарив в бардачке, документы.

– Свиридова Лидия Федоровна.

В машине был термос.

Лейтенант отвинтил пробку – и над горлышком заклубился теплый пар.

– Кофе, – прокомментировал Богул. – Очень горячий. Нисколько не остыл!

Только человека в машине не было. Исчезла Свиридова Лидия Федоровна.

– Пятая?

– Пятая.

– Ну и ну! – покачала головой Светлова.

– Да, так наша область скоро точно Бермудский треугольник переплюнет!

– Итак, вопрос! Смерть Фофановой связана с этими пустыми автомобилями или нет?

– Нет.

– А я думаю, да.

– Ну и думайте себе на здоровье!

– А вы даже допустить такой вариант не желаете?

– Хорошо, пусть. Не желаю, но… Только ради пробной версии.

– Тогда что их, эти автомобили, объединяет?

– Ничего…

– Совсем ничего?

– Совсем. Разве только бесследно исчезнувшие владельцы этих машин, совершенно разные люди.

– Вы добавите все-таки к ним и Нину Фофанову?

– Ну, хорошо – добавляю… Так вот, все они, включая и Фофанову, повторяю, совершенно разные люди. Разные по возрасту, положение в обществе, роду занятий, комплекции, росту, цвету волос, полу, семейному положению и т.д. Если это работа маньяка, остается предположить только одно: его чем-то сильно раздражают владельцы личных автомобилей! Конкретно – иномарок. Так как ничто иное, абсолютно ничто иное их не объединяет.

– Нет, не правда. А загадочность появления? Много ли столь чудных происшествий насчитывает история вашей тихой глубинки? Сами говорили: лет эдак двести ничего похожего не было. А тут за несколько лет пять явных случаев.

– Ну, если только это…

– Итак, их объединяет единый временной отрезок. Время.

– Да… Последние несколько лет. Точнее, три с половиной года…

– Место?

– В общем, да.., место. Все тот же “треугольник”.

– Что еще?

– И… Все. Больше ничего!

– Все-таки кое-что их еще объединяет… – Светлова наклонилась и пилкой для ногтей отколупнула с колеса засохший кусочек белой глины. – Вот! Полюбуйтесь!

– Чем же тут любоваться?

– Забыли? Точно такая, как на машине Фофановой, и на кроссовках у этой Немой…

– И еще, наверное, в ста двадцати пяти местах нашего города, района и области! Впрочем, я действительно забыл, что белая глина – это ваш, Светлова, пунктик!

– Что касается области – не знаю. А вот города… Я, надо признаться, все время эту глину ищу. С того самого дня, как увидела ее на машине Фофановой. Да что-то больше нигде не видела. Представьте, именно такой – больше нигде нет!

– Ну, так уж и нигде! Где-то же она все-таки есть, эта глина? Надо только хорошенько поискать.

– Вот и поищите! – усмехнулась Светлова. – Я лично могу вас только поздравить: теперь вам будет чем заняться, скучать не придется. Особенно если речь идет действительно о масштабах области… Сколько там Дании, Норвегии и Люксембургов может уместиться на территории вашей орденоносной губернии?

– Ну, с рюкзаком я бродить, конечно, не буду. Не надейтесь! – хитро усмехнулся Богул. – У меня и другие зацепочки есть. Не то что ваша глина. Есть и кое-что еще, кроме этой глины! Я вот, например, уже вызывал для беседы нашего кавказского друга Отарика…

– Ну и как? – насторожилась Светлова, уже зная, как Богул любит сюрпризы.

– Да так… – нарочито лениво не торопился Богул. – Договорились встретиться еще раз. Хотите поприсутствовать на этой следующей встрече?

– Хочу.

– Значит, что-то в этом все-таки есть, чтобы взять кого надо за шкирку – и потолковать?! Полезно? Признаете?

– Ну ладно, Богул… Я, в общем, никогда не сомневалась в полезности ваших приемов. Меня смущает, так сказать, этическая сторона.

– А меня лично уже ни хрена в этой жизни не смущает, – признался Богул. – Если ниточки от этих “бермудских” автомобилей тянутся к Кикалишвили, то это все объясняет.

– Ну, так уж и все?

– Многое!

– Но ведь это не ограбления!

– Как сказать… Все-таки, возможно, кое-что исчезло. Вместе с хозяевами машин. Драгоценности, которые могли быть на женщинах, путешествующих на таких машинах, часы… Мы не знаем, кроме того, в точности, были ли у них при себе крупные суммы денег? Возможно, грабители просто не имели возможности воспользоваться их дорогими машинами. Все-таки для этого надо иметь налаженную цепочку сбыта. А преступники, возможно, в автомобильном деле дилетанты. Но это не значит, что, оставляя дорогие машины, они не грабили по мелочи: часы, бумажники, золотые украшения. Наверняка у многих из пропавших были хорошие часы… А дорогие часы в стране, где и за сто рублей могут замочить, не мелочь.

– У меня ощущение, что все это, Богул, вы говорите не просто так.

– Конечно, не просто. Я вообще непростой… Обратите внимание во время предстоящего разговора на руки нашего друга – наперсника мадемуазель Немой, господина Кикалишвили!

– Кольцо?

– Точнее, вглядитесь, по мере возможности, хоть это и не просто, в его волосатые запястья…

– Часы?

– Именно. Мы точно знаем, что у одного из исчезнувших были именно такие. Родственница оставила описание.

– Совпадение?

– А мы проведем опознание! Вызовем эту родственницу. Съездим к ней сами, в конце концов, если не захочет приехать!

– А Немая? Что с ней делать? Как к ней подобраться? Поговорить бы с кем…

– Неплохо бы.

– Может, с ее хозяевами?

– Ага… Что, думаете, Туровские скрывать от нее станут, что их расспрашивали? А девушка узнает, что ею интересуются, – и тут же все, кто стоит за ней – если стоит, конечно! – будут в курсе и переполошатся. —Еще исчезнет, того и гляди, наша Немая! Нет, никого из тех, кто рядом с ней, информировать о том, что она вызывает у нас интерес, мы не будем… Хозяев мотеля ставить в известность не стоит.

– Но вы же уже “тронули” Кикалишвили!

– Что, я похож на дурака?! Я и виду не подал, что знаю о его отношениях с Немой. Вызвал так – как бы для профилактики, потолковать о делах наших скорбных, о старых проблемах… Поверьте, у таких, как он, кожа не тонкая. Отарик – это вам не законопослушная библиотекарша! Для него такие вызовы в милицию – не сенсация.

– А что же делать? У Немой ведь ни родственников, ни родителей…

– Ну, почему же…

– Приют?

– Вот именно.

* * *

Все-таки Светловой впервые за все время пребывания в этом городе стало чуточку полегче. Впервые за последнее время впереди чуть посветлело.

Эта глина на колесах обнаруженной только что машины некоей Лидии Федоровны Свиридовой воскрешала для Анны надежду…

То есть если то, что случилось с Фофановой, – только одно из звеньев всей цепочки происшествий с автомобилями, – то, возможно, это и не Фофанов убрал свою жену…

Если бы ему надо было наказать жену, при чем тут все остальные?

Зачем ему эта Свиридова Лидия Федоровна, не успевшая выпить свой кофе из термоса?

И если это не Фофанов виновен в смерти Нины… Тогда у Светловой все-таки есть шанс.

Тогда, если Анна докопается до истины, Фофанов ее отпустит подобру-поздорову.

Надо просто докопаться.

Ничего себе – просто…