Текст книги "За милых дам"

Автор книги: Ирина Арбенина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)

Но самой идиотки не было и в помине. Ясновская объяснила Зине, что будет в очках, норковой шубе и норковой шапке, а в руках у нее – решила, видно, поиздеваться! – будет журнал «Город». Норок на «Театральной» было больше, чем в сибирской тайге. И Зина то и дело дергалась, заприметив очередную норковую шубу. Хорошо, что хоть не все эти женщины были в очках… А вот журнал «Город» и вовсе никто из них в руках не держал.

Подходил очередной поезд – толпа на перроне на минуту-другую редела… И снова перрон заполнялся до самого края. Люди стояли стеной, надеясь угадать, где откроются двери, чтобы первыми ворваться в вагон. Зину, хоть и прижавшуюся к самой стене, толкали немилосердно. «И надо же еще и время такое было назначить – самый час пик!» – опять ругнула она про себя идиотку Ясновскую.

В семнадцать тридцать Зина решила, что ждать нет больше ни сил, ни смысла… Ясновская явно на сей раз не придет. Может быть, она вообще тронутая… Недаром же она сказала тогда Зине по телефону, что ей явился во сне Аркадий Самуилович и смотрел на нее долго и укоризненно… После чего она и решила выкупить фотографию у Зины…

Ну может, он снова ей приснился и велел все отменить? С такими чокнутыми бабами все бывает. А может, этот звонок вообще был с подвохом? С чего она, Зина, вообще решила, что это звонила Ясновская? Это могла быть вовсе и не она… Но кто? И что это все тогда означает?

Зина стала себя успокаивать тем, что Ясновская, возможно, по каким-то уважительным причинам не смогла явиться… И позвонит ей, когда Зина вернется домой… Но успокоиться не получалось.

Она вдруг почувствовала страшную тревогу… Страх, похожий на холодный скользкий пот, медленно начал обволакивать ее с головы до ног… Может быть, это и был самый настоящий пот – в метро было жарко и душно, а Зина – в пальто на двойном, еще социалистическом, ватине (пожарче всех этих норок будет!) и торчит тут уже невесть сколько времени…

Страх становился все сильнее – Зина начала чуять… Пора ей сматываться отсюда. Если все в порядке, то Ясновская позвонит ей еще раз… А если нет… То история, в которую она влипла, не сулит ей ничего хорошего.

Зина протиснулась к самому краю платформы, чтобы с первым поездом уехать к себе на «Пражскую». И вот уже в туннеле загудело, показались огни… Поезд стремительно приближался. Толпа напряженно сжалась перед рывком, готовая к штурму… Кто-то толкался сзади, пытаясь продвинуться в первый ряд. «Ну куда вы лезете?! – слышался возмущенный ропот. – Самая умная, что ли? Одной тебе надо, да?»

Зина, поглощенная своими мыслями и предстоящим штурмом дверей, чуть полуобернулась на шум и вдруг заметила рядом такое знакомое лицо…

«А вы-то что тут делаете?» – хотела спросить она. Но ничего уже спросить не успела – от резкого толчка она опрокинулась вниз, на блестящие рельсы. Не было даже слышно крика. Поезд, в ту же секунду надвинувшийся на Зину Барышникову, смял и протащил вперед то, что раньше было ее телом.

Женщина закрыла дверь и перевела наконец дух. Ну и замотали они ее, эти искатели приключений… Эти соискатели удачи, требующие своего места под солнцем… Но кто же мог думать, что эта ленивая Зина вдруг проявит такую активность? Когда Женщина прочитала эту дурацкую статью в поганом журнальчике «Город», то просто обомлела… Если бы она Зину не остановила, всем планам – конец… А этот дурачок Пантюхин, как он легко купился… Может, ей стоило стать актрисой?.. Когда-то в юности она мечтала… Просто цирк какой-то, что ей приходится вытворять… Но без Пантюхина она никогда бы не узнала про Зину… А каким другим способом можно было заставить его все выложить как на духу?

Все гениальное просто. Она знала, что ее хорошая приятельница Лида Головинская никогда с утра в редакции не появляется. Назначила Пантюхину встречу. Приехала в редакцию. «Ой, как жаль, что Лидочки нет… Я тут была рядом, захотела ее повидать…» Потрепалась с секретаршей, которая прекрасно ее знает. Отпустила несчастную, прикованную неотлучно к телефонам даму пробежаться по магазинам… «Я пока сделаю несколько звонков… может, и Лидочка как раз подъедет». А уж Пантюхин не задержался, явился ровно к одиннадцати. И она, очень удачно изображая главного редактора, разыграла сцену приема на работу…

Некоторое время Женщина сидела неподвижно, не раздеваясь: в шубе, сапогах, с которых стекала уличная грязь… Горел только нижний свет, и в полутьме эти темные лужи стали казаться ей темно-багровыми, похожими на кровь. Женщина потрясла головой, чтобы избавиться от наваждения. Грязь, всего лишь грязь! Да и кровь этих людей – всего лишь грязь – они не заслуживают ни жалости, ни прощения.

Надо признать, однако, что из-за этой фотографии и Зининой выходки все было на грани срыва. Нет, Женщина не боялась разоблачения. Она слишком хитра. Но искать, возможно, стали бы слишком близко от нее. А это значит, что пришлось бы остановить план. «Дерьмо! Все дерьмо!» – Женщина в ярости сжала кулаки. Пантюхин, Зина… эта учительница английского Анна Светлова… все время мешают, все время препоны, задержки, все время приходится отвлекаться. И до негодяя, чья жизнь для нее как бельмо на глазу, ей дотянуться все никак не удается… Он преспокойно наслаждается жизнью, на которую не имеет права…

Как же ей теперь мешает эта Анюта… Тоже мне мисс Марпл из Теплого Стана. Вздумала подозревать… получала бы зарплату, ни о чем не задумываясь. Сорвавшееся покушение – Женщине не удалось Анну отравить! – привело ее в настоящую ярость. Теперь она стояла на ее пути, а желанная цель, к которой она пытается приблизиться с маниакальным упорством, ускользает все дальше. И пока она не уберет Анну Светлову, она не может двигаться вперед. Слишком опасно. Девица чересчур переполнена подозрениями, догадками, совсем некстати увлеклась игрой в детектива. Ну что ж, не захотела жить спокойно, сама виновата.

Женщина опять уставилась невидящим стеклянным взором маньячки на темные пятна на ковре. Кровь, которая стекла с сапог, уже впиталась в ворс… Не кровь! Грязь… Она не видела никакой крови там, в метро. Только слышала крики людей, когда торопилась ускользнуть, затеряться в потрясенной, бурлящей толпе. Женщина заткнула уши.

А Зину ей не жаль. Слишком та плохо убиралась…

Анина жизнь протекала столь однообразно, что казалось, будто все замерло «на этой картинке»… На самом-то деле, конечно, все двигалось. Но это было похоже на один и тот же пейзаж, который ежедневно проскальзывает за окном одного и того же автобуса в одно и то же время. Так, что кажется застывшим, мертвым…

Она благополучно сдала сессию и приступила ко второму семестру, регулярно давала уроки Марине Вячеславовне… И если не считать могильного бугорка, который она воздвигла в Теплостановском перелеске для кота Машки, невинно убиенного при странных обстоятельствах, а также бесследного, таинственного исчезновения – будто камень ухнул и исчез в темной воде – домработницы Зины, все было нормально.

Вот это собственное ее отношение к абсурду как к нормальности и беспокоило больше всего Аню. Ей стоило постоянных усилий напоминать себе, что на нее было совершено покушение, и ничего особенно нормального в этом нет.

Но люди вокруг нее, и в первую очередь Марина Вячеславовна, были непроницаемы. Ничто не давало Анне ни малейших зацепок, ни единой ниточки, которая помогла бы размотать клубок загадок.

Аня чувствовала себя усыпленной. Она осознавала, что ленится беспокоиться, волноваться… Ей хотелось ущипнуть себя побольнее, чтобы выйти из этого сна. Если бы можно было громко проорать самой себе в ухо, что эта жизнь вокруг нее только прикидывается нормальной! Что есть бугорок в Теплостановском перелеске… И надо ей срочно что-то делать, что-то предпринимать, чтобы во всем этом разобраться.

Самое-то скверное заключалось в том, что разобраться она ни в чем не могла, и отчетливо это понимала, до тех пор пока преступник – или преступники? – снова не даст о себе знать… А сделать это они могли столь решительным образом, что ее расследование оборвется для нее раз и навсегда. Просто следующее покушение может оказаться удачным… Вот в чем дело. И выступать в роли детектива потом можно будет только в качестве призрака.

Впрочем, был и сейчас все-таки шанс продвинуться дальше в этой кромешной тьме загадок… И она его еще не использовала, поскольку никак не выпадала удобная возможность. Чтобы получить этот шанс, ей следовало продолжать уроки с Мариной Вячеславовной.

Шанс представился очень скоро – ее опять попросили посидеть с Лордом.

Защита компьютера была в биусе, и Аня не стала ломать голову над кодами. Она просто вытащила батарейку, и обесточенный биус больше не мог защищать тайны компьютера. «Девушки, прячьте свои дневники под перинку, как в прошлом веке, – это надежнее», – подумала она про себя. Неприкосновенность личной жизни в компьютерный век – миф, иллюзия.

В списке файлов разобраться было еще легче. Ее привлек – нетрудно понять почему! – тот, что назывался «Murderer» – «Убийца».

Подзаголовок предупреждал, что это фантастический роман. Глава первая, с которой начала свое чтение Аня, как и полагается прилежному книголюбу, называлась «Археологи».

«В каждой профессии есть свой жаргон. Милиционеры называют трупы, вытаявшие по весне, – подснежники. Археологи именуют косточки в хорошем захоронении – жмуриками». Вместо эпиграфа.

Это был обычный курортный день на склоне лета. Приближался бархатный сезон. С моря, плескавшегося далеко внизу под скалистым обрывом, доносились веселые крики блаженствующих отдыхающих. Там, внизу, были нормальные люди… А наверху пятеро ненормальных, пропотевших на жарком солнце, покрытых белой едкой южной пылью чудаков стояли на коленях на почтительном расстоянии от темно-серого кусочка лобной кости, проступавшей из белой ракушечной пыли. Непостижимо и таинственно, как на фотобумаге, погруженной в проявитель, из ничего возникало изображение человеческого лица… Расчищали очень осторожно – кистью. Так больному обмахивают пот со лба. Продвигалась работа очень медленно, но торопиться в таком деле никак нельзя. Это было открытие века. Греческие предания о существовании мифического племени амазонок, обитавших на берегах Понта Эвксинского – Черного моря, получили веское подтверждение…

Аня посмотрела на часы: времени у нее в запасе было немного. Нажала клавишу «page down» и проскочила на несколько страниц вперед…

Постепенно собирая детали воедино, они реконструировали картину захоронения. Женщина двадцати с небольшим лет. Рост метр шестьдесят – четыре тысячи лет назад про такую сказали бы: высокая. Сложена пропорционально, тип лица европейский… Что отрицает ее принадлежность к скифским наездницам, населявшим бескрайние равнины здешних краев… Она была похоронена нагой. Ее украшал только золотой, соединенный из квадратных пластин, пояс. Короткий меч, колчан, стрелы. Щит с изображением золотого сокола. Рядом останки коня. Из всей конской сбруи только золотые части наборной узды.

Истинные амазонки не принадлежали к кочевым скифским племенам, с которыми их позднее всегда связывали потомки. Они не были народностью, этнической группой. Скорее это была общность духовная и профессиональная. Девы священной богини Артемиды, покинувшие когда-то покоренную дорийцами Ионию. Они ушли от рабства на север, к Понту Эвксинскому. Они были сильны, обучены боевому искусству, вольнолюбивы. Наконец, они служили Артемиде, прародительнице самого агрессивного феминизма. За один только нескромный взгляд, который позволил себе мужчина, она предала его сверхмучительной смерти… Как известно даже школьникам, беднягу Актеона, превращенного в оленя, загрызли собственные псы.

Слабые остались в рабстве, сильные ушли. Случилось так, что это были женщины.

Женщина была захоронена в классической позе амазонской всадницы – ноги согнуты в коленях. Так, прижав высоко поднятые пятки к телу коня, амазонки скакали по равнинам Термискиры. На их лошадях не было даже потников. Всадницы, если не считать доспехов, тоже были нагими.

Амазонки отличались совершенными формами тела. Упругая полная небольшая грудь, округлые подтянутые ягодицы, стройные длинные ноги… Они были сильны, но изящны и идеально пропорциональны.

Анна попыталась представить себя на равнинах этой самой Термискиры, где скачут на лошадях обнаженные женщины – и какие женщины… Причем посадка, к которой их приучали с младенчества, гарантировала, что среди них не было ни одной кривоногой. В этом вся женская натура: смерть в бою – пожалуйста… Кривые ноги – ни за что. Лучше всю жизнь ездить, высоко подняв пятки.

На краснофигурных греческих вазах амазонок изображали верхом, в окружении пеших бородатых конюхов и собак. Мужчины прислуживали и использовались для продолжения рода.

Да, у мужиков выбор был, однако, небогатый… Только конюхом, да еще и с бородой – других шансов появиться в этом приятном женском обществе они не имели. Аня сразу охладела к идее перемещения во времени: значит, там не будет Пети Старикова… Она знала, что бороду он отращивать не собирался ни при каких обстоятельствах. Она снова нажала кнопку «page down»…

Так было всегда: для науки – удача, но тому, кто обнаружил захоронение, жмурик приносил несчастье. Эта давняя примета археологов пока еще никем и ничем не была опровергнута. Древние кости не любят, когда их тревожат. Четыре тысячелетия вставали дыбом, протестуя против святотатства, оправданного наукой и называющегося теперь «раскопки». Бывалые археологи знали: вскрытие захоронения обычно сопровождалось каким-то природным катаклизмом. Гроза, сухие молнии, ураган, иногда даже смерч… Особенно скверно все оборачивалось для того, кому выпадала удача обнаружить священное захоронение жрицы или царственной особы. Заклинания, табу, наговоры, весь рой проклятий, которые защищали такую могилу, восставали против ученого…

Аня, увлекшаяся в пустом Маринином доме чтением романа своей хозяйки, не заметила, как сгустились сумерки. В комнате светился только голубой квадрат монитора…

В тот день, когда Она, – бегло пролистывая на мониторе роман, Анна уже поняла, что Она – это главная героиня, молодая женщина-археолог – обнаружила захоронение царицы (о социальном статусе свидетельствовали золотые очень тонкой работы доспехи), не случилось ни грозы, ни бури. И посреди голубого неба не засверкала молния. Но последовавшая ночь была необычной: невероятный для черноморского августа холод, почти арктический, от которого не спасали ни спальники, ни шерстяные свитера, опустился на землю и пробирал ее в палатке до костей. Ночь была такой ясной, что, казалось, можно увидеть без всякого телескопа самую далекую звезду. Стояла такая ледяная звенящая звездная тишина, что даже шорох палаточного полога казался громоподобным.

Именно поэтому Она сразу услышала этот звук – звук легкого женского дыхания. Открыла глаза, все еще уверенная, что это продолжение сна. Перед ней стояла невысокая обнаженная женщина, идеальная, как скульптура Лисиппа.

«Отныне ты – это я».

Женщина исчезла почти мгновенно, не произнеся больше ни слова.

Время неумолимо приближалось к девяти. У Марины заканчивались занятия в клубе. И Анна приналегла на чтение, пробегая глазами абзацы и страницы с описанием арктического холода, заклинаний, деталей раскопок и диалоги. Суть была незамысловатой, но справедливой: «Нечего трогать мертвецов». Потревоженный дух царицы с трудом смог успокоиться. Для этого ему пришлось переселиться в молодую современную женщину. Но, увы, в комплекте со всеми своими темными амазонскими страстями: в частности, с большой нелюбовью к представителям мужского пола.

В первый раз это случилось с Ней дня через два после приснившегося сна… Темным южным вечером все, как обычно, собрались у костра. Пили кисловатое, скверное сухое вино, купленное в соседней деревне… Трехлитровые банки быстро пустели… Травили байки из археологической жизни… В огне потрескивал сухой хворост. Искры, взвиваясь вверх, исчезали в черной бархатной темноте, окружавшей огонь. Она пристально смотрела в огонь, в его извивающуюся изменчивую багровую глубину… И вдруг привычный фон: чьи-то дочерна загорелые ноги в драных кедах, освещенные костром, взрывы смеха после очередного анекдота – все исчезло. Лишь огонь остался. Но возле него теперь стояла, выпрямившись во весь свой рост, мощная, огромная женщина. Она была так высока, что костер освещал только ее ноги и ниспадающую до земли леопардовую шкуру, а лицо, запрокинутое к звездному небу, терялось во тьме. Она смотрела на жрицу и знала, что это – Аэлла, воспитывавшая ее с детства. И голос Аэллы, грозный и низкий, нисколько не пугал ее, потому что это был знакомый ей с младенчества, родной для нее голос.

«Мужчина должен принять наказание».

Это сказала Аэлла.

– Что с тобой?! Очнись сейчас же!.. Воды! Принесите скорее кто-нибудь холодной воды и… Нашатырь есть у кого-нибудь?!

Она открыла глаза и увидела, что ее по-прежнему окружают хорошо знакомые люди. Только лица их были встревожены. Они склонялись над ней, потому что Она лежала на земле возле костра.

– Как ты нас напугала!

Ей сменили смоченное водой полотенце на лбу, и Она ощутила его влажный холод…

– Мы думали, ты не очнешься!

– Ты же была в полной отключке!.. Минут восемь.

– Никогда не видела такого глубокого обморока.

– С тобой это случалось когда-нибудь раньше?

– Никогда… Раньше никогда, – произнесла Она еле слышно.

Она чувствовала себя такой слабой, что едва могла говорить.

Через некоторое время это произошло с ней снова… И еще раз… Постепенно Она привыкла уходить из одной своей жизни и переходить в другую. Возвращаться и снова уходить.

… На этот раз Она присутствовала при жестокой казни. Амазонки обязаны были продолжать свой род, но они не смели любить и их не смел любить никто: после брачной ночи мужчину убивали коротким и страшным амазонским мечом – удар под лопатку – возле ритуального огня.

Жрица Аэлла была неумолима: «Мужчина должен принять наказание».

Аня услышала, как возле ворот остановилась машина.

Взглянула на часы… Вышла из Windows. Не торопясь, аккуратно поставила на место батарейку… Биус мог снова хранить тайны. И пошла встречать Марину Вячеславовну.

Марина Вячеславовна пригласила ее покататься в воскресенье верхом. «Хочешь пакетик леденцов и покататься на лошадке?» Когда бы еще Анна смогла попасть в столь экзотическую обстановку… «Будут хорошие люди… Мои знакомые… Кого-то ты знаешь, кого-то, возможно, нет. Познакомлю. И вообще… променад на лошадках – шикарный отдых! Соглашайся. И какого-нибудь мальчика своего пригласи, – сказала она. – Ведь есть же у тебя мальчик?»

Аня подумала и кивнула.

Подумала она, разумеется, о Старикове.

…Лошадь скосила на Петра бархатный с фиолетовым отблеском глаз… «Замечательная…» – Он потрепал ее осторожно по блестящей холеной шерсти… Лошадь благодарно, «с симпатией», так Пете показалось, вздохнула…

– Как ее зовут? – поинтересовался он.

– Аэлла.

– Как? Никогда не слышал!

– Да, редкое имя… – кивнул конюх. – Древнегреческое, что ли… Не знаю. Так хозяева назвали… Главное, попадайте в ее ритм… И – раз, два, три… И – раз, два, три… Рысь, сэр. – Конюх, стараясь скрыть усмешку профессионала, наблюдал, как по-дилетантски Петр пытается устроиться в седле. – А то растрясет, как мешок с картошкой.

Ироническое «сэр» показалось Пете как нельзя более кстати. Видно было, что у конюха, молодого парня с хитро поблескивающими глазами, есть ощущение стиля… Впереди на белоснежном пространстве, окаймленном густым лесом, мелькали всадники в ярких блейзерах и жокейских шапочках. Выглядело все это живописно, как-то очень по-английски, по-книжному… Это были новые, яркие, неожиданные для Петра впечатления. И у него сперло дыхание, как в детстве, когда открываешь красивую коробку с новой игрушкой.

Петр согласился на Анино приглашение. Но опоздал. Он приехал, когда компания (в том числе и Анна) уже резвилась на просторе. Конюх помог Старикову выбрать лошадь. Объяснил, что к чему, и отправил вдогонку за остальными всадниками…

Аэлла, ведя себя в высшей степени деликатно, не спеша трусила по перелеску. Снежинки, искрясь, таяли на ее блестящей темно-рыжей гриве… «Кажется, она интеллигентная», – подумал Петя, вспоминая ее первый лошадиный приветственный вздох.

Солнце уже довольно горячо ласкало кожу… Ветра не было. «Грибной снег», – усмехнулся Стариков. Солнце и редкие снежинки… Было так здорово, что, хотя Петру и не всегда удавалось попадать в такт (и – раз, два, три!) – и тогда его довольно жестко встряхивало, – он подумал: «Наверное, так жить – это и есть счастье».

– Ауауауиии!

С воинственным кличем навстречу ему пронеслась всадница в малиновом бархатном блейзере. Раскрасневшееся лицо… Выбившийся из-под длинного жокейского козырька светлый локон… Она неслась галопом. Но Петя успел ее разглядеть… «Вот те на! – Он даже присвистнул от удивления. – Нелли Всеволодовна!»

Ясновская! Собственной персоной. И сколько же жизни оказалось в этой засушенной кикиморе – его преподавательнице!

Он уже почувствовал, что сюрпризы начались… Интересно, где же Анна?

Местность, поросшая леском, перешла в довольно пологий склон, который, однако, становился все круче и круче… Внизу поблескивал подо льдом ручей… С высоты Стариков видел, как всадники подтягиваются к поляне, в центре которой стояла высокая сосна. Там вился дымок над мангалом и был накрыт под полосатым навесом стол… Очевидно, в программу входил и пикник…

Он решил направить Аэллу туда… Но «интеллигентная» кобыла вдруг сумела дать ему ясно понять, что совершенно не нуждается в руководстве… Во всяком случае, Петины манипуляции с поводьями не произвели на нее никакого впечатления. Лошадиная реакция могла означать только одно: «Скажи спасибо, что такому «чайнику», как ты, вообще позволили сесть на лошадь, да еще на такую, как я… Так что сиди и не рыпайся, не пытайся руководить вращением Земли!»

Именно в этот момент Петя ощутил первые симптомы тревоги и как-то усомнился в интеллигентности этой кобылы. Однако он отчего-то не придал этому должного значения. Вектор движения Аэллы не был обратно противоположен высокой сосне, и Петя надеялся, что, подъехав поближе, сумеет в нужный момент «подрулить» к участникам пикника.

От свежего воздуха и этого бесконечного, очень здорово напрягающего мышцы «и – раз, два, три» (понятно, почему в прошлом веке женщины-аристократки без всякой аэробики были в такой хорошей форме – верховые прогулки! Плюс балы.) Петя испытывал приятное легкое чувство голода. Ему казалось, что он даже на расстоянии улавливает запах дыма, смешанный с дивным запахом жареного мяса…

Отвлеченный этими ощущениями, он как-то совершенно не заметил, что уже здорово подрастерявшая свою интеллигентность Аэлла все ускоряет и ускоряет темп движения… И вдруг он со всей очевидностью ощутил свою абсолютную и жалкую зависимость от своенравного животного (черт дери ее вместе с ее почти человеческими вздохами!). Он уже совершено не попадал в такт, и его мотало и подбрасывало… ну да, точно, как мешок с картошкой… А когда Аэлла вдруг резко и внезапно перешла на галоп, он окончательно понял, что пропал.

Аэлла неслась напролом. Мимо мелькали деревья, ветки хлестали его полипу. И хотя, вцепившись в гриву, он почти лежал на лошади, любой сук потолще мог запросто переломить ему позвоночник. Она явно хотела его сбросить, резко подкидывая круп. Петя чувствовал, как она бесится оттого, что это ей никак не удается. Он держался изо всех сил, и надежда у него была только одна: не может же эта идиотская кобыла скакать бесконечно! Ведь не перпетум же мобиле… Рано или поздно она должна устать! Важно, чтобы с ним это не случилось раньше…

Но Аэлла, судя по всему, рассуждала иначе… Счастливый финал никак не входил в ее планы… Деревья кончились, но впереди был ручей. Так толком и не разобравшись в лошадином коварном замысле, Петя в ужасе успел разглядеть, что вода в ручье полностью не замерзла и во льду зияет темная полынья…

Аэлла оттолкнулась копытами и взмыла в воздух… На секунду зависнув вместе с ней, Петя, подчиняясь неизбежности закона притяжения, выпустил из рук темно-рыжую гриву и полетел прямо в темную ледяную воду…

Какая же она была темная, эта вода… Ничего, ну абсолютно ничего не видно… Однако отчего-то не холодная… скорей ему было горячо. Петр с трудом разомкнул веки… И подумал, что если и побывал в воде, то его, по всей видимости, уже вытащили…

Он лежал на припорошенной снегом ледяной поверхности ручья, и сознание медленно возвращалось к нему… Он попробовал пошевелиться: голова страшно заныла… Рядом, перебирая копытами, пританцовывала Аэлла – вид у нее был недовольный. Она-то явно надеялась, что Стариков угодит в полынью… Да, промахнулась, голубушка…

Все понятно. В полынью он не попал, не утонул, слава богу, а горячо от крови… И лед рядом в крови… Вот об лед-то он и шарахнулся со страшной силой, потеряв, должно быть, на какое-то время сознание.

Петя попробовал приподняться и дотронулся до затылка – на руках осталась кровь… Да уж! Не слабо, однако!

С трудом оглядевшись – голова не поворачивалась, – он увидел, что со всех сторон к нему устремляются яркие точки… Они приближались, и он уже видел, что это всадницы… Одна… две… три… четыре… Его падение заметили и мчались во весь опор…

Крики, реплики… Они соскакивали с лошадей и собирались вокруг него…

«Ну, просто амазонки, – подумал он. – Мать вашу… Артемиду!» И опять потерял сознание.

– Петя, ласточка, очнись…

Он почувствовал на щеке теплую ладонь… «Анна!» Резко пахло нашатырем. Вокруг него суетились, заботливо, но неумело перевязывали голову – бинт наматывали щедро, как Щорсу в одноименном фильме, явно в избытке. Поднесли к губам бутылку с бренди. Петя окончательно приходил в себя.

– Ну как же так можно, молодой человек?! – Нелли Всеволодовна погрозила ему пальцем. – Не зная броду, не суйся в воду… Не умеете ездить, зачем лошадь в галоп пускать? Мы видели, как вы мчались…

– Это да… – послушно согласился Петя, – без галопа мы не можем. Просто хлебом не корми – дай поскакать…

Ему не хотелось тратить силы и объяснять, что случилось на самом деле… Ситуация и так была унизительной. Здоровый мужик и такой беспомощный. А вокруг храбрые, ловко управляющиеся с лошадьми женщины.

– Что делать, дамы… Аэлла со мной не посоветовалась.

– Аэлла?! – Аня, стиравшая ему кровь со щеки, изумленно замерла.

– Аэлла. – Петя уныло и утвердительно кивнул: – Очень редкое имя. Древнегреческое.

Анна смотрела на всадниц, столпившихся вокруг. «Где милосердие во взоре, женский испуг, сострадание?!» Ей казалось, она видела в их глазах только холодное любопытство. Ей даже чудилось, что они усмехаются… Всадницы – и неудачливый, но чудом избежавший смерти конюх… Клуб Термискиры!

Она суетилась, стараясь помочь Петру.

«Притворяются… Все притворяются», – думала Аня.

Всадницы: Марина, Рита, Хоккер, веселая вдова Ясновская… И еще маленькая хорошенькая брюнетка, некая Танечка Самсонова, старая приятельница Марины, приехавшая в Россию погостить ненадолго, оставив мужа-миллионера в Норвегии. С ней Анюту познакомили только сегодня.

Петру помогли встать. И это ему удалось. Оказалось, что он может, пошатываясь, правда, но довольно сносно передвигаться.

– Ой, – вскрикнула Нелли, – шашлыки-то все, наверное, остыли!

– Ай! Ой! Ах! – Они разом по-бабьи залепетали, зачирикали…

Потихоньку добрели до стола… Пили, ели… Аня молчала, слушала, пыталась улыбаться, но как-то не очень удачно. Шашлыки в горло не лезли. Ане пришло в голову, что она чуть не отправила на тот свет Петра, втянув его в компанию, которую и ей самой давно пора было оставить… если, конечно, она хочет остаться в живых…

– Ну ладно, все хорошо, что хорошо кончается… – Марина достала бутылку скотча. – Давайте еще выпьем. За тех, кто спасся! И за тех, кто в море… Во всяком случае, собирается…

– А кто в море собирается? – поинтересовался Петр, потирая ушибленный бок.

– Да вот! – Марина кивнула в сторону Риты. – Уезжает.

– Как покатались, сэр?

– Отлично. Жалко, что у меня не было пистолета… – Вручая Аэллу конюху, Петя не старался быть любезным.

– Неужели понесла?

– Незаметно?

– Заметно, сэр.

– С ней и раньше это случалось?

– Ну… – Парень замялся.

Петя выгреб из кармана все, что у него было, и сунул ему смятые бумажки.

– Случалось, сэр.

– Отчего же вы ее держите?

– Не мы. Хозяева. Очень ценный экземпляр, сэр, отличные данные… Огромные деньги. Красива. Очень… Но и коварна, тоже очень. Настоящая женщина, сэр… Сначала вздыхает, ластится и делает вид, что она полностью ваша и предана до гроба… А потом закусывает удила и несется, куда ей заблагорассудится! И вы уже ничего не можете поделать. И терпеть не может мужчин. Уж не знаю почему… Такая причуда. Женщин катает. А если мужчина, не успокоится, пока не сбросит.

– Как вы сказали? – переспросил Петя. – До гроба?

– Вот именно, сэр.

– Так почему же вы мне ее подсунули?

Парень не спеша пересчитал бумажки. Вид у него был удовлетворенный.

– Меня очень, очень попросили это сделать, сэр.

– Кто?

Конюх вздохнул:

– У вас не хватит денег, чтобы узнать это, сэр.

Удар, который провел ослабевший от «шикарной» прогулки на лошадях Стариков, тем не менее оказался отличным. Конюх отлетел в сторону.

– Сдачи не надо, сэр, – сказал Петя. И отправился догонять Анну. Дамы уже разбредались по машинам.

Петр был уверен, что одна из них зло над ним подшутила.

Нелли Всеволодовна Ясновская заняла свое место в зрительном зале и теперь рассеянно наблюдала, как поблизости две расфранченные девицы сгоняли какого-то растерянного иностранца, посмевшего занять их место…

Очевидно, разбогатев или найдя свое счастье в виде богатого мужа в области ларечной торговли, они привыкли, что действовать надо всегда очень энергично… Иностранец затравленно озирался, испуганный таким натиском: «Ну, что вы тут чисто конкретно расселись!» Наконец появился распорядитель, заискивающе улыбнулся богатым девицам, взял рассеянного иностранца под руки и увел…

Рассеянный, как выяснилось, оказался итальянцем, известным модельером, приглашенным на показ работ своего русского коллеги… Он, очевидно, не знал, что все места в зрительном зале четко распределены по рангам и чинам: тут звезды эстрады, там жены бандитов, а здесь – остальная шушера… И уж тем более не догадывался, что за такую оплошность, как попытка сесть на чужое место, могут угрожать расправой и пистолетом.

Посмеиваясь над «конфликтом двух культур», Нелли продолжала, изредка кивая знакомым, рассеянно оглядывать ряды вокруг подиума, изредка ужасаясь количеству косметики на известных по телеэкрану женских лицах, вроде бы таких привлекательных, когда они смотрят на тебя с этого самого экрана…