Текст книги "Единственная для эшра (СИ)"
Автор книги: Ираида Волконская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 33 страниц)
Глава 18
Так в тихих радостях и мелких бытовых трудностях прошло пять лет. Институт я закончила с красным дипломом (всё благодаря улучшившейся памяти, не иначе) и устроилась в небольшую частную фирму. Первый год была помощником дизайнера, а потом меня оценили, и я стала полноправным дизайнером с довольно хорошей зарплатой, которую я полностью тратила на себя, так как в деньгах мы в принципе не нуждались, и работать, я пошла скорее ради удовольствия и самореализации. Алану, конечно, не нравилось, что мне приходилось добираться до работы на общественном транспорте, но учиться водить машину я категорически отказалась, и у него просто не было выбора.
К нашему молчаливому удивлению, Аарон больше ни разу не напоминал о себе и никаких козней не строил. Выходит, зря мы тогда испугались и плохо про него думали. Так что постепенно мы расслабились и просто выкинули его из головы. За эти годы я приучила себя быть более женственной, – стала посещать салоны красоты и парикмахерские, более вдумчиво стала относиться к имиджу и больше не напоминаю существо неопределённого пола, какой была раньше.
К тому же, лишний вес ко мне так и не вернулся, что несказанно меня радует. Но, до «леди» мне ещё расти и расти. В этом плане Марта меня уже давно опередила и теперь даже на приёме у Повелителя она выглядела бы достойно, – это на неё так мама Тимофея повлияла. Марта старается во всём ей подражать и довольно много времени проводит с Миленой. Наша дружба сохранилась, но уже не занимает центральное место в наших жизнях.
Кстати, в отличие от меня, после окончания института Марта решила получить ещё одно образование и стать дизайнером одежды. Видимо осознание, что жизнь и молодость её ещё долго не покинут, придало ей сил и вдохновения жить в полном соответствии со своими мечтами и желаниями. Несмотря на мои опасения, жизнь наша и вправду ничем не отличалась от жизни обычных людей, за исключением осеннего гона, конечно. И я перестала, как раньше доставать Алана своими вопросами. Какой смысл в информации, если на практике в ней нет никакого толка? Правда, был ещё один момент – раз в три месяца необходимо посещать гинеколога и проходить полное обследование. Естественно, врач из эшров, о посещении человеческих специалистов, особенно в этой области можно забыть навсегда.
С тех пор, как Марта познакомилась со своими соседями, у которых растёт маленький эшрик она просто «заболела» мечтами о скором материнстве и подходит к этому вопросу с особым пиететом. А для меня же посещение врача стало неприятной рутинной обязанностью, которую я с удовольствием бы проигнорировала, но у эшров с этим строго, так что пропустить ещё ни разу не получилось. Пока ни у меня, ни у Марты никаких отклонений не выявлено, но когда мы сможем стать мамами, врачи сказать не могут, так что остаётся только ждать, что подругу сильно нервирует. Никакие наши общие заверения, что всё случится в своё время, и ей надо просто дождаться не помогают, и она часто ходит в подавленном состоянии. Какие же мы с ней разные люди всё-таки.
Вопреки моим опасениям, в отношениях с Аланом никакого сильного охлаждения не произошло. Сейчас у меня уже нет того смущения и трепета в том, что касается наших интимных отношений. Но взамен пришло ощущение комфорта и гармонии, о которой я даже мечтать не могла. Нам очень хорошо вместе, по сути, за всё это время мы практически не расставались (кроме его изоляции в дни гона) и сейчас я так вросла в него, что даже думать не хочу о возможной разлуке. Счастливо живя с ним все эти годы, я совершенно не могу понять, почему в человеческих парах такое редко случается и любовь быстро исчезает. Может, если бы и люди могли проходить проверку на генетическую совместимость, какую прошли мы, то тоже обретали бы счастье? Сложный вопрос, конечно, но я рада, что в моей жизни случилась такая любовь.
***
Ещё через два года Марта наконец-то забеременела. Сколько радости было, вы себе даже представить не можете. Она парила как на крыльях, а Тим просто светился от гордости и счастья. Беременность у неё протекала не очень гладко, и порой мне было её невыносимо жаль. Её мучил сильный токсикоз, и она плохо питалась но, несмотря на все эти испытания, её глаза неизменно светились счастьем. Казалось, что ради ребёнка она готова вытерпеть всё что угодно.
Оказалось, что беременность будет длиться семь месяцев вместо девяти, что подругу очень обрадовало, и меня тоже, так как смотреть на неё день ото дня было всё страшнее. Но, по словам врачей всё происходило так, как и должно. И если Марту их вердикт радовал, то меня напротив – ужасал, а я-то думала, что это у Мары такая реакция, а у меня всё будет по другому.
Алан видел, что я очень болезненно переносила беременность подруги, и впервые за семь лет брака не знал как меня успокоить. К тому же после известия, что Тим скоро станет отцом, он и сам стал немного напряжён. Заглядывая ему в глаза, я всё чаще видела немой вопрос: «Почему она забеременела раньше тебя? Ведь – это у нас идеальная совместимость».
«Вот у нас и наступил сложный период в отношениях» – не оставляла меня тогда мысль. Я знала, почему он так смотрит на меня, я помнила, что он, когда-то сказал, что женщина должна хотеть стать матерью иначе ничего не выйдет. А я за все годы так и не проявила никаких признаков желания стать матерью, хоть и никогда не акцентировала на этом ничьё внимание, но Алан-то знал. Не знаю в чём дело, я очень люблю мужа, но почему-то совсем не хочу детей. А увидев, какой ценой они достаются, ко всему прочему ещё стала испытывать страх. Но я понимала, что просто обязана переступить через себя и побороть своё нежелание и страх стать матерью, иначе у наших отношений нет будущего. А от одной этой мысли мне становилось так невыразимо жутко, что я готова пойти на всё, чтобы сохранить нашу любовь.
Когда Марта, наконец, родила, я стала много времени проводить с подругой и её малышом, пытаясь разбудить в себе накрепко заснувший материнский инстинкт. Про роды я специально не стала её расспрашивать, понимая, что ничего обнадёживающего не услышу, и Марта не стала делиться со мной пережитыми ужасами, зная о моей проблеме и о возникшем напряжении в моих с Аланом отношениях.
Малыш Тео был очарователен и я с удовольствием с ним нянчилась. Он покорял всех с первого взгляда. Я называла его маленьким львёнком, потому что глаза у него янтарные в папу, а пока ещё жиденькие волосики рыжие в маму – просто непередаваемое сочетание! А ещё эти маленькие остренькие ушки, – просто прелесть!
Удивительно было то, что на руках у Марты или Тима он часто капризничал и плакал, а вот на моих всегда успокаивался и забавно гулил. Настолько близкое и приятное общение с ребёнком благотворно отразилось на моём настрое, и я впервые ощутила желание стать матерью и нянчить уже своего малыша. Алан, ощутив изменения в течении моих душевных токов, незамедлительно отреагировал возросшим влечением, и мы вспомнили начало нашей совместной жизни. Я расслабилась и отдалась на волю судьбы, и вскоре это принесло свои плоды, точнее плод. Но радовались мы рано.
О своей беременности я узнала, когда меня обследовали после обморока, который случился со мной на работе. По результатам обследования срок был две недели. Не думала, что это известие произведёт на меня настолько ошеломляющий эффект – радость переполняла меня до краёв. Алан просто сиял и буквально носил меня на руках. Его родители были безмерно рады за нас. В этот период мне казалось, что всё счастье мира снизошло на мою семью. По настоянию Алана я даже уволилась с работы, чтобы максимально оградить себя от всевозможных перегрузок. Но это не помогло.
На сроке пять недель развитие плода остановилось. По словам врачей, такое бывает только у эшари, а у человеческих женщин беременность всегда проходит нормально. На Алана было страшно смотреть, он просто не мог поверить, что это произошло. Я же находилась в какой-то прострации, так как на таком маленьком сроке ещё не успела осознать себя матерью, но потеряв ребенка, ощутила пустоту и какую-то отчуждённость, словно я потеряла частицу своей души.
Самое странное заключалось в том, что с моим организмом всё было в полном порядке, и назвать причину нам так и не смогли. Я очень боялась, что Алан обвинит меня в произошедшем, – скажет, что я не хотела этого ребенка и поэтому он умер. Не представляю, как бы я перенесла всё это, если бы он отвернулся от меня. Но нет, он не отрёкся от меня, ведь он видел, что я, наконец, созрела и с радостью готовилась к появлению ребёнка. Так что это время мы пережили вместе. Самым страшным было то, что возможность того, что я смогу забеременеть во второй раз была минимальной, и все надеялись на чудо нашей идеальной совместимости, которая почему-то дала сбой. Мне назначили восстанавливающий курс и просили не отчаиваться.
***
Что ж, мы не отчаивались на протяжении всех последующих четырёх лет. За это время у меня случилось ещё шесть выкидышей и все на ранних сроках. Наш случай был беспрецедентным. Такого не было за всю историю нахождения эшров в нашем мире. Ни одна человеческая женщина не могла зачать и родить более одного ребёнка. Ни одна. Я же не родила ни одного, но могла бы уже быть многодетной матерью. Но не стала.
Все годы я была под неусыпным контролем врачей, меня наблюдали с самых ранних сроков. Меня пичкали лекарствами и заставляли лежать, чтобы исключить любую физическую нагрузку. Но ничего не помогало. С каждым потерянным ребёнком я всё больше погружалась в чёрную бездну отчаяния. Я была измотана и физически и морально. Общаться с Мартой у меня не было сил, и я буквально заперлась в своей мастерской и писала картины. Живопись стала для меня спасением, отдушиной, что позволяла мне сохранить здравый рассудок.
Но Марта всё же прорывалась ко мне, несмотря на мою изолированную жизнь, – ей нужен был островок спокойствия. И я, молча, выслушивала красочные описания её повседневной жизни. Быть матерью, оказалось, ох, как нелегко. В редких случаях ей удавалось вытащить меня на прогулку с малышом Тео, который рос не по дням, а по часам. Не смотря на то, что я буквально испытывала физическую боль, смотря на резвящегося мальчугана, который с детской непосредственностью дарил мне сорванные с клумб цветы и улыбался своей лучезарной улыбкой, я улыбалась ему в ответ. Он всегда так мне радовался, что не ответить ему взаимностью было просто невозможно. Тео был тем лучиком света, что не давал мне окончательно погрузиться во мрак.
Алан… всегда был рядом и ни разу ни в чём меня не упрекнул. Он был нечеловечески терпелив и заботлив. Он не верил, что у нас не будет детей. Из нашей близости ушла страсть и одержимость друг другом, в единении тел, теперь, мы находили спасение и обретали покой. Его ласки стали безумно нежными и вдумчивыми, мне казалось, что он боится навредить мне, словно я стала хрустальной, и рассыплюсь на миллион осколков, прояви он хоть немного напора былой страсти. Моя душа была так истерзана, что я отдавалась на волю его нежных рук, и каждый раз молила, чтобы свершилось чудо и мы с ним, наконец, обрели счастье.
***
В конце сентября, когда до гона осталась всего неделя, Алан получил письмо в странном крафтовом конверте, который, как в старину был скреплён сургучной печатью. Я не стала спрашивать от кого оно. Знаю, если будет необходимость, он мне сам всё расскажет. В задумчивом состоянии Алан удалился с конвертом в свой кабинет и не появлялся от туда около получаса. Я слышала, как он нервно и довольно импульсивно говорит с кем-то по телефону на своём языке, который я так и не удосужилась выучить.
Отчего-то с каждой минутой чувство тревоги нарастает, и я уже не могу усидеть на месте или заняться живописью – единственным занятием, которому я самозабвенно отдавалась все эти годы. Несколько раз я подходила к запертой двери его кабинета, и, не решившись постучать, сбегала в гостиную, словно нашкодивший ребёнок, как будто, если он меня застанет около двери, – устроит взбучку. Наконец, я не выдержала и тихонько поскреблась, попросив войти. Из-за двери раздался его напряжённый и грустный голос разрешающий мне попасть на его территорию. Обычно, мы не часто нарушаем границы своих маленьких миров, предпочитая общаться на нейтральных территориях нашей квартиры. Робко открыв дверь, и зайдя внутрь, я застала его сидящим за рабочим столом: его руки напряжены и сцеплены в замок, а выражение лица какое-то потерянное, если не сказать больше – обречённое.
От этой трагической картины у меня всё внутри как-то разом заледенело и ухнуло в пропасть. Чувство страха сковало меня, и я не могу выдавить из себя ни единого слова. Но, я должна узнать что случилось, если не узнаю – умру от страха и неизвестности. Наконец прочистив горло, я задала мучающий меня вопрос:
– Алан, что случилось? Что в этом письме? – а сама до чёртиков боюсь услышать его ответ.
Но Алан не спешит отвечать. Он встал из-за стола и медленно (что для него совсем не свойственно) подошёл к окну. Я вижу, что он отводит взгляд и не знает, куда деть руки. Наконец, глубоко, вздохнув и вцепившись правой рукой в подоконник, встав ко мне в пол оборота, но продолжая отводить от меня взгляд, он ответил:
– Нам дают последний шанс.
–Что? – не поняла я.
– Мы в браке одиннадцать лет, у нас уже давно должен был родиться ребёнок, – глухо проговорил Алан и, не выдержав, отвернулся к окну. – Если бы у нас изначально не была зафиксирована идеальная совместимость, то после потери первого ребёнка, наш брак должны были аннулировать, а тебе стереть память. Так как человеческие женщины могут дать нам лишь одного ребёнка, и обычно его потеря означает последующее бесплодие. Подобное случается очень редко, но всё же случается. Но, мы с тобой особый случай и нам дали четыре года, чтобы выполнить долг перед кланом. Но… время вышло. Несмотря на то, что количество твоих беременностей повергло наших медиков и старейшин в шок, они разочарованы тем, что ты не можешь выносить дитя. Поэтому, мы должны пройти ритуал «Дарования потомства» вместе с ещё несколькими парами в первый день гона, что должно обеспечить стопроцентное зачатие и вынашивание плода. Если мы не явимся или не пройдём его с благополучным исходом – наш брак аннулируют.
«Брак аннулируют, аннулируют, аннули…»
Я оглушена, я ничего не понимаю. Последние слова мужа всё крутятся и крутятся в моей голове, но я не хочу вникать в их смысл. Не хочу! Несмотря на то, что Алан говорил достаточно громко, аккуратно проговаривая каждое слово, я не могу сейчас вспомнить и половины. В ушах стоит звон, звон такой силы, что я прижимаю руки к ушам в попытке заглушить его. Перед глазами всё плывёт и будто рассыпается на пиксели. Я вижу, что Алан повернулся, наконец, ко мне и что-то кричит с расширенными от страха глазами. Его лицо полное боли и раскаяния, – последнее, что я вижу перед тем, как отключится.
***
Открываю глаза – белый потолок больничной палаты, пищат датчики, в помещении холодно и я ёжусь под тонким одеялом. Повернув голову вправо, вижу Алана спрятавшего своё лицо в больших ладонях, кажется, что он превратился в статую и останется в этой позе скорби навечно. Но он почувствовал, что я проснулась и, отняв руки от своего лица, с тревогой вглядывается в мои глаза, словно ищет прощения. Сначала я не понимаю, что я здесь делаю, и почему он так смотрит на меня. Но проходит минута, и память вновь оглушает меня. Писк датчика усилился и в палату вбегает врач, за доли секунды мне была введена какая-то инъекция и сменена капельница, датчик, наконец, успокаивается, а я проваливаюсь в сон без сновидений.
Очнувшись в следующий раз, вижу, что сквозь белые жалюзи проникают солнечные лучи, Алан по прежнему сидит на стуле возле моей кровати и что-то пишет на своём айфоне. Он осунулся, волосы всклокочены, движения рук нервные и порывистые. Волна жалости и любви заполняет меня изнутри, я хочу защитить его от беды, подарить ему свою любовь и поддержку. Он поднимает свои уставшие глаза от телефона, и я понимаю, что он не примет сейчас моей помощи, он закрылся. Неожиданно для себя я понимаю, что не хочу сдаваться. Он сказал, что нам дают последний шанс. Отлично, значит, ещё не всё потеряно, и мы можем ещё побороться.
– Привет, – тихо говорю я и улыбаюсь.
– Привет, – тихим шелестом сухих листьев отзывается Алан.
– Всё будет хорошо, я постараюсь. Обещаю тебе, – решительно говорю я, всматриваясь в любимые глаза, в которых уже поселилась обречённость.
– Рина,.. ты не понимаешь, – начал, было, Алан, но я его перебила:
– Прошу, объясни мне всё, и мы решим, как нам поступить. Только не утаивай от меня ничего, хорошо?
– Хорошо… Этот ритуал обычно проходят только пары, где оба партнёра эшры, ведь именно у наших пар есть проблемы с зачатием. Он проводится в первый день гона, когда мы ещё можем контролировать своё сознание, потому что сейчас далеко не каждая эшари может менять ипостась, и для них контакт с перекинувшимся мужем будет не менее травматичен, чем для человеческих женщин. Подробностей ритуала я не знаю, но уже одно то, что я могу навредить тебе, приводит меня в ужас. Ритуал для нас может обернуться настоящей катастрофой. Я не знаю, какая у меня будет реакция на тебя, смогу ли сдержаться. Я не хочу потерять тебя, – последнюю фразу он буквально прошептал и, стиснув мою руку, уткнулся в неё лбом.
– Но у нас нет другого выбора, любимый. Мы должны попробовать. Иначе, ты всё равно потеряешь меня, – на последней фразе мой голос дрогнул, а горло сдавил спазм.
Моя рука зарылась в его растрёпанные шёлковые волосы и принялась тихонько поглаживать Алана по голове. Я задела кончик его острого уха, и он слегка дёрнул головой в ответ (уши у эшров очень чувствительные и я просто обожаю их массажировать, порой доводя мужа до состояния эйфории). Но сейчас он, похоже, не смог адекватно отреагировать на подобную ласку и быстро поднял голову, немного отстранившись от меня.
– Ты, правда, хочешь на это пойти? Даже зная, чем это может тебе грозить? – ошеломлённо спросил меня муж.
– Конечно, – просто ответила я, смотря в его глаза. – Я верю тебе, ты ведь сказал, что никогда не причинишь мне вред и сможешь себя контролировать. Помнишь? Или с тех пор что-то изменилось и ты в этом не уверен?
– Я лучше убью себя, чем причиню тебе вред, – прошептал муж, решительно, блестя глазами.
– Э-э-э, лучше обойтись без крайностей, – хорошо? Мне кажется, надо настроиться на хороший исход, иначе точно ничего не получится, – бодро сказала я, немного при этом переигрывая. – Правда меня беспокоит несколько вещей: почему старейшины решили, что ваш ритуал может мне помочь, несмотря на то, что я человек и как я смогу зачать, если овуляция у меня только через две недели?
И я вопросительно посмотрела на мужа.
– Насчёт первого вопроса – медики подтвердили, что это должно сработать. Во время гона у мужчин эшров половыми железами начинает вырабатываться особый секрет, который и способствует лучшему принятию женщиной его семени и укреплению плода в матке. И в данном случае не имеет значения, какой расы женщина, так что для нас это наилучшая возможность. А, насчёт твоего биоритма вопрос уже решён, – и Алан, вновь виновато, посмотрел на меня. – Тебе сейчас вводят особый гормональный препарат, который способствует ускорению созревания твоих яйцеклеток, так что в день ритуала твой организм будет готов к зачатию.
– Ясно… Но, почему тогда нам дают последний шанс? Ведь, если не получится в этом году, как минимум можно будет повторить его в следующем, разве нет? – и я с надеждой стала вглядываться в глаза мужа.
– Понимаешь… этот ритуал, его проводят только раз в десять лет. Они просто не дадут нам второго шанса. Несмотря на то, что находясь в постоянном контакте с эшром, человеческие женщины живут гораздо дольше, уже к сорока годам их яйцеклетки перестают созревать, – говоря это, Алан вновь опустил взгляд, не выдержав отчаяния, которое наверняка отразилось в моих.
– Я не понимаю. Почему? – не сдавалась я. Эта информация просто не укладывается у меня в голове.
– Если говорить точнее, они погибают ещё в зачаточном состоянии, находясь в яичниках, из-за веществ, которые содержаться в семенной жидкости эшра. Иными словами контакт с эшром имеет серьёзные последствия для организма человеческой женщины. Например, если у женщины в возрасте шестидесяти лет прожившей всю жизнь с эшром по каким-то причинам не будет с ним близости долгое время, то буквально в течение года она резко постареет, и будет выглядеть и ощущать себя на свой реальный возраст. Ваш организм, к сожалению, становится полностью зависимым от нас. Извини, что не говорил про это раньше. Я просто представить не мог, что с нами может случиться такое, – говоря всё это, Алан был чудовищно напряжён, – это выдавали насмерть сцеплённые в замок руки. Я буквально физически ощущаю его боль и чувство вины, которое он испытывает.
– Да-а,… это довольно шокирующая информация, – просипела я, моментально севшим голосом. Но сдаваться я по-прежнему не собиралась. – И всё равно, я не понимаю, зачем нужен какой-то ритуал, если весь секрет в контакте с мужем в первый день гона? Неужели обязательно нужно читать какие-то молитвы или ещё что-то в этом духе?
– Думаешь, пары не пробовали зачать ребёнка в этот период самостоятельно? Ведь гон, по сути, и есть время для зарождения потомства. Но, видимо, нужно что-то ещё.
Алан не выдержал напряжения и, вскочив со стула, отошёл к окну, как тогда в своём кабинете. Я понимаю, что ему больше нечего мне сказать. Всё уже сказано и у нас действительно остался последний шанс. А ведь ещё совсем недавно я думала, что впереди меня ждёт долгая и счастливая жизнь с Аланом, и что ничто (ну кроме Аарона) не сможет этому помешать. Разве, я могла подумать, что есть какие-то временные рамки для того чтобы стать родителями, казалось, что впереди ещё много времени. А теперь всё сжалось до одной недели и неизвестного ритуала, а потом…
Я смотрю на его напряжённую спину, на спутанные шёлковые волосы, которые я так люблю перебирать, когда мы отдыхаем после единения – неужели я смогу забыть всё это? А если нет? Если Шерраску не удастся стереть мне память, как тогда после брачного обряда? Что тогда? Нет! Не буду об этом думать! У нас всё получится! Я буду думать только об этом. Я хочу и должна стать матерью! Я ведь так люблю мужа!
В клинике я пробыла ещё сутки, а потом меня отправили домой. Последние дни перед ритуалом прошли как во сне. Марте я ничего не рассказала. Просто не смогла. Я не хочу видеть её тревожное и жалостливое выражение лица. Она молодая мать ну очень непоседливого и капризного клыкастого малыша, ей нужны только позитивные эмоции.
Меня всё не оставляет мысль, что в потере наших с Аланом детей виновата я. Возможно, в глубине души я до сих пор не хочу становиться матерью. Никак не могу в себе разобраться. Всё думаю и думаю. Но только сильнее завязаю в трясине хаотичных мыслей и путаю сама себя. Чувство вины не отпускает. Сейчас мной овладел страх потерять любовь всей моей жизни. Я просто не смогу без него жить! И это сводит меня с ума. Страх перед, наверняка, не самым приятным ритуалом меркнет, перед страхом потерять любимого навсегда. Сейчас я готова пойти, на всё что угодно только, чтобы остаться с ним.
К моему большому сожалению, нам нельзя заниматься любовью в эти дни, так как есть риск того, что я могу зачать перед ритуалом и опять потеряю ребёнка. Но Алан постоянно рядом со мной – мы подолгу сидим, обнявшись на нашем любимом диване в гостиной, спрятавшись от всего мира под ажурными листьями Монстеры, и молчим. Я смотрю на него будто впервые, и стараюсь запомнить каждую чёрточку его лица, его запах, ощущение его рук на своём теле, его глубокое дыхание и гулкие размеренные удары его сердца. Нет, я не потеряю тебя любимый. Мы будем вместе, и никакие старейшины не смогут нам помешать.
