Текст книги "Нюренберг предостерегает"

Автор книги: Иосиф Гофман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 25 страниц)

Смирнов: Как следует вас понимать: их бросали в огонь живыми или перед сожжением их убивали другими способами?

Шмаглевская: Детей бросали живыми. Крик этих детей был слышен во всем лагере. Трудно сказать, сколько было этих детей.

Смирнов: Почему же все-таки это делалось?

Шмаглевская: На это трудно ответить. Не знаю, потому ли, что они желали сэкономить газ, или потому, что не было места в газовых камерах.

Мы, заключенные, которые хотели знать количество людей, погибших в газовых камерах, могли ориентироваться только по тому, что мы узнавали о количестве детских смертей по числу колясок, которые были отправлены в магазины. Иногда были сотни колясок, иногда тысячи.

Смирнов: В день?

Шмаглевская: Не всегда одинаково. Были дни, когда газовые камеры работали с ранних часов утра до позднего вечера.

...В то же время в лагерь прибыли дети венгерских евреев, которые работали вместе с детьми, привезенными после варшавского восстания. Эти дети работали на двух возах, на которых они собственной силой перевозили из одного лагеря в другой уголь, железные машины и другие тяжелые предметы. Они работали также при разборке бараков во время ликвидации лагеря. Эти дети оставались в лагере до самого конца. В январе 1945 года они были эвакуированы и должны были идти пешком в Германию в тяжелых условиях, без пищи, проходя около 30 км в день.

Смирнов: Во время этого марша дети умирали от истощения?

Шмаглевская: Я не была в той группе, в которой были дети, я бежала на второй день после того, как начался этот марш. Я хотела бы еще сказать о методах деморализации человека в лагере. Все то, что переживали заключенные, было результатом системы унижения человека. Вагоны, в которых заключенные прибывали в лагерь, были для скота, и на время, когда транспорт двигался, эти вагоны забивались гвоздями. В каждом из вагонов было много людей. Конвой, состоявший из эсэсовцев, не думал о том, что люди имеют физиологические потребности...

Смирнов: Скажите, вы подтверждаете свои показания тем, что иногда количество колясок, оставшихся в лагере после умерщвления детей, доходило до тысячи в день?

Шмаглевская:Да, были такие дни.

Смирнов: Господин председатель, я больше не имею вопросов к свидетелю.

Мертвые обвиняют

Закончивший свою речь о злодеяниях гитлеровцев Л. Н. Смирнов сообщил трибуналу, что сейчас представит советский документальный фильм.

В зале гаснет свет. Освещены только подсудимые, на лица которых направлены снизу скрытые источники света. На экране появляется надпись: «Кинодокументы о зверствах немецко-фашистских захватчиков. Документальный фильм. Представляется главным обвинителем от СССР».

В начале фильма воспроизводится на экране документ, подписанный советскими кинооператорами, снимавшими кинодокумент. Операторы-фронтовики Воронцов, Гиков, Доброницкий, Ешурин, Зеня-кин, Кармен, Кутуб-заде, Левитан, Микоша, Мухин, Панов, Посольский, Сегаль, Соловьев, Сологубов, Трояновский, Штатланд торжественно свидетельствуют, что в период с 1941 по 1945 годы, выполняя свой служебный долг, они работали в частях действующей Красной Армии, снимая на пленку различные эпизоды Отечественной войны. Операторы свидетельствуют, что кинокадры, включенные в настоящий фильм, являются правдивым и точным воспроизведением того, что они обнаруживали, вступая в различные районы после изгнания из них немецко-фашистских войск.

Фильм звуковой. Информационный текст, звучащий с экрана, подробно повествует о том, где, когда и что снято в данном кадре. Об этом фильме рассказывает известный фронтовой кинодокументалист Роман Кармен. Его репортаж был опубликован в «Известиях» в феврале 1946 года.

«Город Ростов. 29 ноября 1941 года. Операторы вместе с передовыми частями ворвались в город. Гитлеровцы, отступая, расстреливали на улицах города мирных жителей.

На экране – Ростовский вокзал в таком виде, как покинули его фашисты. Одной этой жуткой картины достаточно, чтобы уличить гитлеровскую Германию в зверской расправе с военнопленными красноармейцами. На привокзальной площади – штабеля трупов замученных и расстрелянных раненых пленных красноармейцев. Что расправа была произведена с ранеными, видно из того, что все убитые в перевязках. Забинтованы руки, ноги, головы. Но их не просто расстреляли. Их долго перед этим мучили. На трупах военнопленных – следы изощренных пыток, У многих изуродованы лица, отрезаны носы и уши, видны следы ударов прикладами, некоторые лица превращены в кровавое месиво. И вслед за этими кадрами на экране появляется документ – приказ, захваченный советскими войсками при разгроме 11-го полка 9-й немецкой танковой дивизии. В этом приказе говорится: «...согласно распоряжению командира полка я еще раз устанавливаю, что каждый офицер вправе по своему усмотрению приказать расстреливать военнопленных».

Мертвые не лгут. Этих молчаливых свидетелей не опровергнет никто. Напрасно склоняет голову бывший фельдмаршал Кейтель. Его приказы и директивы пунктуально выполнялись чинами его бандитской армии, не считавшейся ни с какими нормами международного права и человеческой морали.

...Освобожденный Харьков. На каждом углу, на улицах, площадях – трупы расстрелянных мирных жителей. Мы видим на экране следы ужасного злодеяния, учиненного гитлеровцами перед тем, как они покинули город. Они сожгли госпиталь, переполненный тяжело раненными красноармейцами. Здесь обнаружены были сотни трупов. Комиссия военных экспертов установила, что многие калеки, безногие были сожжены заживо.

Красная Армия освобождает Донбасс. С особой жестокостью расправлялись фашисты с шахтерами Донбасса, не желавшими работать на оккупантов, с молодежью, отказавшейся ехать в гитлеровское рабство. На экране – семья макеевского рабочего Любина, состоявшая из девяти человек. Зверски зарезанный ребенок Ольги Мединской, убитая ударом в голову девочка Мария Шепелина. На протяжении всего фильма, пожалуй, самое страшное зрелище – это убитые дети. Их множество, всех возрастов, начиная с грудных младенцев, заколотых штыками, растерзанных, застреленных, детишки дошкольного возраста, подростки. Рука фашистского палача не знала разбора. Гитлеровских убийц не могли остановить испуганный плач младенца, седина старца, цветущая молодость юной жертвы. «Убивай всякого русского, советского, не останавливайся, если перед тобою старик или женщина, девочка или мальчик, – убивай, этим ты спасешь себя от гибели, обеспечишь будущее своей семьи и прославишься навеки», – такова была мораль и программа Гитлера и его банды.

Оркестр музыкантов из заключенных в Яновском лагере.

По приказанию гитлеровцев оркестр исполнял специально сочиненную мелодию, названную «Танго смерти». Пытки, истязания и казни гитлеровцы проводили под эту музыку. Музыкантов заставили играть, когда вешали фотографа. Весь состав оркестра был расстрелян гитлеровцами.

После того как Р. Лей повесился в тюрьме, наблюдение за подсудимыми было круглосуточным.

Американский сержант Джон Вудд, приведший в исполнение приговор о смертной казни через повешение 10 главарям фашистской Германии.

Сотрудница аппарата бургомистра г. Ляйденфельд-Ехтердинген (Германия) Алёна Тренина случайно обнаружила два альбома фотографий Герберта Келера, который в оккупированной фашистами Полтаве (1941-1943 годы) возглавлял строительно-ремонтное подразделение местного железнодорожного хозяйства.

Госпожа Тренина любезно подарила фотографии преподователю Полтавского военного института связи подполковнику Олегу Без-верхнему, который серьезно занимается изучением истории войны и увлекается историей Полтавы. По приезду домой он организовал выставку подаренных фотографий в Полтавской художественной галерее.

Кроме фотографий, найденных в Штуттгарте, на выставке были показаны также оккупационные фотографии Полтавы из коллекции, собранной немецким историком Рейнхардом Олтманом, фотографии из фондов Государственного архива Полтавской области и Полтавского музея истории авиации и космонавтики. Большую помощь в организации выставки оказал директор Полтавской обласной дирекции ОАО «Райффайзен Банк Аваль» Владимир Шиян. Копии всех найденных фотографий были переданы в Государственный архив Полтавской области и областной краеведческий музей.

Несколько фотографий с выставки Олег Безверхний разрешил опубликовать.

...Город Киев в ноябре 1943 года. Его улицы покрыты трупами людей, наспех убитых при отступлении. Но вот на экране возникает поистине ужасное зрелище: предместье Киева – Дарница. Общее количество убитых в Дарнице киевлян превышает 68 тысяч человек. Мы видим трупы, извлеченные только из одного котлована в районе печально известного лагеря военнопленных. Трудно охватить одним взглядом бесконечные штабеля убитых на огромной площади пустыря. Бабий Яр – место массовых казней населения. Здесь истреблено свыше 100 тысяч мужчин, женщин, детей и стариков.

...Фильм заканчивается кадрами, показывающими двор Зоннен-бургской тюрьмы. Отступая, гитлеровцы расстреляли здесь за несколько часов до прихода частей Красной Армии 4 тысячи человек. Груды трупов достигают уровня человеческого роста, из-под них струятся ручьи дымящейся теплой крови. Эти последние кадры документального фильма, предъявленного Международному военному трибуналу советским обвинением, символизируют то, что хотел сделать с миром фашизм».

Красная Армия в своем неудержимом победоносном наступлении освободила порабощенные народы, обреченные на мучительную смерть. Воины нашей страны выполнили свою великую освободительную миссию. Но нет такой силы, которая вернула бы жизнь миллионам замученных людей. Их призраки на мгновение возникли сегодня в зале суда, чтобы произнести суровый приговор над своими убийцами. Они проходили долгой чередой мимо судейской трибуны, и могильным холодом веяло от них в сторону скамьи, где двадцать человекоподобных сидели не шевелясь, скованные смертельным страхом. Мертвые произнесли сегодня над ними свой короткий суровый приговор:

– Смерть.

Свидетели

Свидетельские показания – один из древних видов судебных доказательств. Хотя Нюрнбергский процесс по праву называют процессом документов, однако показания свидетелей – устные и письменные – занимали довольно серьезное место в системе доказательств.

Статья 17 устава предоставляла право трибуналу:

а) вызывать свидетелей на суд, требовать их присутствия, показаний и задавать им вопросы;

б) допрашивать подсудимых (согласно англо-американскому делопроизводству подсудимый мог быть свидетелем по своему делу – Прим. авт.);

в) требовать предъявления документов и других материалов, используемых как доказательства;

г) приводить к присяге свидетелей.

Допрос свидетелей состоял из следующих этапов:

1) главный или прямой допрос. Этот допрос производила сторона, вызывающая свидетеля в суд;

2) перекрестный допрос, который проводился противной стороной.

Трибунал установил правило, по которому свидетель может быть

вызван для допроса только один раз.

В целях экономии времени трибунал практиковал замену главного допроса свидетеля оглашением его записанных показаний. Письменные доказательства, соответственно оформленные, «принимаются в качестве доказательств».

Регламент также предусматривал, что «свидетели, пока они не дают показания, не должны присутствовать в зале суда» (правило 6-е, пункт «b»).

Был установлен порядок допроса свидетелей: сперва допрашиваются свидетели обвинения, а потом свидетели защиты (пункт «е» статьи 24 устава).

Свидетели делились на две категории: вызванные обвинителем и вызванные защитой.

Обычно свидетели защиты были соучастниками преступлений главных военных преступников. Они лезли из кожи вон, чтобы оправдать выродков, возомнивших себя сверхчеловеками, которым позволено переступать человеческие понятия о добре и зле.

О свидетелях защиты в своей заключительной речи главный обвинитель от СССР говорил: «О какой объективности и достоверности показаний таких свидетелей защиты можно говорить, если невиновность подсудимого Функа должен был подтвердить его заместитель и соучастник, член СС с 1931 года Хойлер, имеющий чин груп-пенфюрера СС, если в пользу Зейсс-Инкварта был призван преступник Рейнер – член фашистской партии с 1930 года, гауляйтер Зальцбурга? Эти так называемые «свидетели» приходили сюда для того, чтобы, совершив клятвопреступление, попытаться выгородить своих бывших хозяев и сохранить свою собственную жизнь».

Перед тем как давать показания, свидетель должен быть приведен к присяге по той форме, которая существовала в его стране. Свидетели, признававшие религиозную присягу, обычно принимали ее в такой форме: «Клянусь Богом всемогущим и всеведущим, что я буду говорить правду, только правду и ничего кроме правды. Да поможет мне Бог».

Казус произошел, когда собирался давать свидетельские показания священнослужитель, которого представило обвинение Советского Союза – протоиерей Николай Ломакин. Лорд-судья Лоуренс говорит свидетелю, чтобы он повторял за ним слова присяги. Свидетель молчит. Лоуренс обращается к Р. А. Руденко с вопросом: «Почему он молчит?!»

– Ваша честь, а вы его спросите!

– Почему вы не повторяете за мной слова присяги? – спрашивает председатель трибунала.

На что священник ему отвечает:

– Много лет тому назад, когда меня посвящали в служение Всевышнему, я поклялся ему говорить правду и только правду. И он мне до сих пор верит. Поэтому мне нет необходимости клясться еще раз.

Суд, посовещавшись на месте, разрешил священнослужителю давать свидетельские показания без присяги.

Граждане СССР, вызванные в качестве свидетелей, перед дачей показаний торжественно сообщали: «Я, гражданин Советского Союза, вызванный в качестве свидетеля по настоящему делу, торжественно обещаю и клянусь перед лицом высокого суда говорить все, что мне известно по данному делу, и ничего не прибавить и не утаить».

Бесспорно, что на Нюрнбергском процессе многие свидетельские показания представляли ценность непосредственного и живого слова о событиях большого политического масштаба и конкретных фактах военных преступлений и преступлений против человечества. Именно такими были показания академика Орбели и протоиерея Ломакина о зверствах гитлеровцев в Ленинграде и Ленинградской области; Ройзмана и Шмаглевской – о чудовищных злодеяниях в лагерях истребления – в Треблинке и Освенциме; Мари Клод Ва-йян Кутюрье – об истреблении тысяч людей в Равенсбрюке. Об этом говорили и другие свидетели обвинения.

***

Из допроса свидетеля С. Ройзмана

Стенограмма заседания Международного военного трибунала от 27 февраля 1946 г.

Смирнов: ...Я прошу суд о вызове одного из свидетелей. Этот свидетель представляет интерес уже потому, что это, собственно, человек «с того света», ибо дорога в Треблинку называлась немецкими палачами «дорогой на небо». Я говорю о свидетеле Ройзмане, польском гражданине, и прошу разрешения вызвать его в качестве свидетеля и допросить ... (Вводят свидетеля, он повторяет за председателем слова присяги).

Смирнов: Я прошу вас описать трибуналу, что представляет собой этот лагерь.

Ройзман: Ежедневно туда приходили транспорты, по 3, 4, 5 поездов, наполненных исключительно евреями из Чехословакии, Германии, Греции и Польши. Немедленно после прибытия все люди в течение пяти минут выводились из поездов и должны были стоя ждать. Все те, кто покидал поезда, немедленно разделялись на группы: мужчины отдельно, женщины и дети тоже отдельно. Все должны были немедленно раздеваться донага, причем эта процедура проходила под нагайками немцев. Рабочие, которые там прислуживали, немедленно брали всю одежду и несли ее в бараки. Таким образом, люди голыми должны были проходить через улицу до газовых камер.

Смирнов: Я прошу вас сообщить суду, как называлась немцами эта дорога до газовых камер.

Ройзман: Эта улица называлась «дорога на небо».

Смирнов: Скажите мне, пожалуйста, сколько времени жил человек, попадавший в Треблинский лагерь?

Ройзман: Вся процедура – раздевание и путь в газовую камеру

– продолжалась для мужчин 8-10 минут, для женщин – 15 минут. Для женщин 15 минут потому, что до того, как они шли в газовую камеру, им стригли волосы.

Смирнов: Зачем им стригли волосы?

Ройзман: По идее «господ», эти волосы должны были служить для изготовления матрацев.

Смирнов: Скажите, пожалуйста, какой вид имела станция Треб-линка?

Ройзман: Вначале не было никаких надписей на станции. Но через несколько месяцев заместитель начальника лагеря Франц Курт устроил первоклассную железнодорожную станцию с надписями. На бараках, где находилась одежда, были надписи: «буфет», «касса», «телеграф», «телефон» и т. д. Было даже печатное расписание прихода и ухода поездов на Гродно, Сувалки, Вену, Берлин.

Смирнов: Правильно ли я вас понял, что на станции Треблинка был устроен бутафорский вокзал с объявлениями о расписании поездов, с указаниями отправления поездов с платформы якобы на станцию Сувалки?

Ройзман: Когда люди выходили из поездов, у них действительно создавалось впечатление, что они находятся на хорошей станции, от которой путь идет в Сувалки, Гродно, Вену и т. д.

Смирнов: А что дальше происходило с людьми?

Ройзман: Этих людей прямо вели в газовые камеры.

Смирнов. Скажите, пожалуйста, как вели себя немцы при умерщвлении людей в Треблинке?

Ройзман: Если дело идет об убийстве, то всякий из немецких надсмотрщиков имел свою специальность. Я вспоминаю только один пример. У нас был один шарфюрер Менц. Его обязанность заключалась в надзоре над так называемым «лазаретом». В этом «лазарете» были убиты все слабые женщины и маленькие дети, у которых не хватало сил дойти до газовой камеры.

Смирнов: Может быть, свидетель, вы опишите трибуналу, как выглядел этот «лазарет»?

Ройзман: Эго была часть площади, загороженная деревянной изгородью. Туда уводили всех женщин, стариков и детей. При входе в этот «лазарет» висел большой флаг Красного Креста. Менц, чьей специальностью было умерщвление всех людей, которых привозили в этот «лазарет», никому не уступал этой работы. Могли быть сотни людей, которые хотели знать и видеть, что с ними будет, но он никому не поручал этой работы, он хотел это делать только собственноручно.

Вот пример того, что случалось там с детьми. Привели из вагона десятилетнюю девочку с двухлетней сестрой. Когда старшая девочка увидела, что Менц взял револьвер, чтобы убить ее двухлетнюю сестру, она бросилась к немцу с плачем, спрашивая, почему он хочет убить ее сестру, и он не убил ее, а живую бросил в огонь, а потом немедленно убил старшую сестру.

Был еще один пример. Привели одну пожилую женщину с дочерью. Она была на последней стадии беременности. Их привели в «лазарет», положили на траву и привели нескольких немцев, чтобы они присутствовали при рождении этого ребенка в лагере. Спектакль продолжался два часа. Когда ребенок родился, Менц спросил бабушку, то есть мать той женщины, которая родила, кого она предпочитает, чтобы убили раньше. Она сказала, что просит, чтобы убили её. Но ясно, что сделали как раз наоборот: сначала убили только что рожденное дитя, потом мать ребенка, а потом бабушку.

Смирнов: Я прошу вас, свидетель, если помните, рассказать о том, как Франц Курт убил женщину, которая называла себя сестрой Зигмунда Фрейда?

Ройзман: Прибыл поезд из Вены. Я стоял на платформе, когда люди выходили из вагонов. Одна пожилая дама подошла к Курту, вынула какой-то документ и сказала, что она является родственницей или сестрой Зигмунда Фрейда. Она попросила, чтобы ей дали легкую работу в бюро. Франц очень серьезно просмотрел ее документы, сказал, что здесь, вероятно, какая-то ошибка, подвел ее к расписанию поездов и сказал, что через два часа будет поезд на Вену. Она может все свои драгоценности и документы оставить и должна пойти в баню, а после бани для нее будут приготовлены бумаги и билет в Вену. Ясно, что женщина в «баню» пошла, но оттуда уже не вернулась.

...Смирнов: Скажите, свидетель, сколько человек ежедневно привозилось в Треблинский лагерь?

Ройзман: От июля до декабря 1942 года в среднем ежедневно прибывали три транспорта по 60 вагонов каждый. В 1943 году транспорты приходили реже.

Смирнов: Скажите, сколько в среднем человек в день уничтожалось в Треблинском лагере?

Ройзман: В среднем, я думаю, в Треблинке уничтожалось от десяти до двенадцати тысяч человек ежедневно...

Смирнов: У меня нет больше вопросов к свидетелю.

Председатель: Хочет ли кто-либо из других обвинителей допросить свидетеля? Хочет ли кто-либо из защитников задать вопросы свидетелю? (Молчание)

Дает показания свидетельница Мари Клод Вайан-Кутюрье.

Она вела во Франции борьбу с фашизмом. Была арестована, направлена в Освенцим и прошла там все круги дантова ада.

На вопросы обвинителя свидетельница отвечает, что она – депутат Учредительного собрания, награждена орденом Почетного Легиона. Арестована 9 февраля 1942 г. В руки гитлеровских властей передана шесть недель спустя. В тюрьме Сантэ по соседству с ней оказалась камера философа Жоржа Политцера и известного физика Жака Соломона. Путем перестукивания Жорж Политцер сообщил, что нацисты под пытками заставили его писать теоретические брошюры в защиту национал-социализма, а когда он категорически отказался выполнить это гнусное требование, пригрозили включением в первую же группу заложников, которая будет расстреляна...

Она называет имя еще одной несчастной – Аннет Эпо.

– Никогда в жизни я не забуду ее! – восклицает Мари Клод. – Аннет посадили в грузовик, чтобы отправить в газовую камеру. Она бережно поддерживала при этом старуху Кулин Поршэ и когда грузовик тронулся, закричала нам: «Если вы возвратитесь во Францию, вспомните о моем маленьком мальчике!» Потом все начали петь «Марсельезу».

Прибывающие эшелоны встречал оркестр из молодых красивых заключенных, одетых в белые блузки и синие матросские юбки. Оркестрантки играли арии из оперетты «Веселая вдова» и баркароллу из «Сказок Гофмана». Прибывшим говорили, что это трудовой лагерь, и затем тех, кто был отобран для отравления газом, то есть стариков, детей и матерей, направляли в здание из красного кирпича...

Была в лагере девушка по имени Мари. Из девяти членов ее семьи она оставалась в живых одна: мать, все братья и сестры были уже отравлены газом. А Мари заставили раздевать новые партии обреченных перед отправкой в газовую камеру. Когда они входили в это помещение, внешне напоминавшее душевую, туда через отверстие в потолке вбрасывались капсюли с газом. При этом один из эсэсовцев наблюдал через «глазок» за тем, что происходит внутри.

Спустя пять-шесть минут он подавал знак, люди в противогазах (тоже заключенные) открывали двери, проникали в помещение и вытаскивали оттуда мертвые тела, обычно крепко сцепившиеся друг с другом в предсмертных мучениях, и стоило большого труда их разъединить. Затем приходила другая команда, которая срывала у мертвых золотые коронки с зубов и снимала искусственные челюсти. Поиски золота продолжались даже после того, как тела превращались в пепел – его тщательно просеивали.

Когда в Освенцим прибывали евреи из Салоник, им выдавали почтовые открытки и готовый текст, который они должны были переписать собственноручно: «Мы хорошо устроились, у нас есть работа, с нами хорошо обращаются и хорошо кормят. Ждем вашего приезда». Каждый должен был послать такую открытку своим родным. А внизу на ней уже заранее был проставлен адрес отправителя – Валь-дзее (хотя в действительности такого пункта не существовало)».

– Я не знаю,– заявила Мари Клод,– применялся ли этот метод в других местах, но в Греции (как и в Словакии) целые семьи приходили в бюро по вербовке, изъявляя желание присоединиться к своим родным. Помню профессора-филолога из Салоник, который с ужасом узнал о добровольном приезде в Освенцимский лагерь родного отца...

Адвокаты старались подорвать значение ее показаний, но им это не удалось. Мари Клод остроумно парировала их каверзные вопросы.

...Куда мы идем?

– К концу света, девочка. Мы идем к концу света.

– Это далеко?

– Нет, не очень.

– Понимаешь, я очень устала. Это плохо, скажи мне, это плохо, что я так устала?

– Все устали, моя девочка.

– Даже Бог?

– Не знаю. Спросишь у него сама...

Ели Визель