Текст книги "Нюренберг предостерегает"

Автор книги: Иосиф Гофман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 25 страниц)

...20 апреля 1945 г. в бункере имперской канцелярии Гитлер встречает 56-ю годовщину своего рождения. Его поздравляют соратники. А через несколько часов поздравители бегут из Берлина, как крысы с тонущего корабля.

Бежит и Геринг в южную Германию. Там после долгих тяжелых раздумий он решает совершить государственный переворот. Г. Гротов, автор книги «Герман Геринг – маршал рейха», пишет: «Геринг по-прежнему испытывал нерешительность, его продолжали терзать сомнения. .Наконец он решил отправить в Берлин телеграмму. Послание гласило:

«Мой фюрер! Ввиду Вашего решения оставаться на Вашем посту в берлинской твердыне согласны ли Вы, чтобы я немедленно принял общее руководство рейхом при полной свободе действий в стране и за ее пределами в качестве Вашего заместителя в соответствии с Вашим указом от 29 июня 1941 года? Если до 22 часов сегодня ответа не последует, я буду считать, что Вы утратили свободу действий и что возникли условия для вступления в силу Вашего указа, чтобы начать действовать в высших интересах нашего народа и фатерлянда. Вы знаете, какие чувства я испытываю к Вам в этот тяжкий час в моей жизни, я просто не способен найти слова, чтобы их выразить. Пусть бог хранит Вас и позволит, несмотря ни на что, прибыть сюда так скоро, как это будет возможно.

Преданный вам Герман Геринг»

Погруженный в апатию Гитлер на послание Геринга никак не отреагировал. Но через короткое время поступила новая телеграмма, на этот раз адресованная Риббентропу. Она имела своей целью разъяснить намерения Геринга и подчеркнуть их законность.

На этот раз Борман добился своего. Гитлер немедленно лишил Геринга права преемственности и обвинил его в предательстве национал-социализма и фюрера – текст соответствующей ответной телеграммы Герингу поторопился подготовить Борман. Послание заканчивалось словами фюрера, что он воздержится от принятия каких-либо дальнейших мер, если Геринг уйдет в отставку со всех постов по состоянию здоровья. «Борману наконец удалось вывести Гитлера из состояния апатии, – пишет Шпеер, который наблюдал эту ситуацию вблизи. – Последовал приступ дикой ярости, в которой нашли выражение горечь поражения, собственное бессилие, жалость к себе и отчаяние.

Когда Гитлер велел Борману послать телеграмму Герингу, тот позаботился отправить два послания. Первое было от имени фюрера и извещало:

«Указ от 29.06.41 аннулирован моим специальным распоряжением. Свобода моих действий не вызывает сомнений. Запрещаю вам предпринимать в этом направлении любые шаги».

Второе послание Борман отправил по собственной инициативе двум старшим командирам частей СС, стоявших в районе Оберзаль-цберга, Франку и фон Бредову с приказом немедленно арестовать Геринга по обвинению в государственной измене. На случай их возможных колебаний Борман добавил: «Вы отвечаете за его исполнение собственными жизнями».

Эсэсовцы арестовали Геринга и его семью. Но вскоре офицеры военно-воздушных сил его освободили. Эсэсовцы знали, что Гитлер уже ничем не управляет, понимали, что «тысячелетнему рейху» пришел конец, и не пытались сопротивляться.

Утром 9 мая через полковника Браухича Геринг сообщает американцам, что считает войну проигранной и готов сдаться на милость победителей.

По просьбе Геринга к нему доставляют его семью, челядь и багаж на 17 грузовых машинах.

В штабе 36-й дивизии 7-й американской армии Геринга дружелюбно принимают. Шампанское льется рекой. Геринг играет на своем аккордеоне. Генерал Эйзенхауэр прекратил это праздное застолье. Геринга на самолете отправляют в Аугсбург, в центр дознания 7-й армии. Ему велели сдать награды и увесистый золотой маршальский жезл, золотые погоны и массивный золотой перстень с бриллиантами (жезл находится в музее армии США в Вашингтоне. Перстень затерялся – Прим. авт.).

21 мая 1945 года Геринга переправили в Мондорф (Люксембург)

– главный центр допроса руководителей Третьего рейха. Здесь он провел четыре месяца.

Когда Геринг был доставлен в Нюрнбергскую тюрьму в сентябре 1945 года, он избавился от тридцати семи килограммов и весил только девяносто.

Ежедневные шестичасовые допросы, армейская еда и избавление от наркотиков способствовали улучшению здоровья Геринга.

...За месяц до начала процесса обвиняемые были размещены по камерам тюремного крыла здания нюрнбергского Дворца юстиции. Им были разрешены только получасовая ежедневная прогулка и дважды в неделю душ, но любое общение между собой строжайше запрещено.

Геринг находился в камере № 5. Как и все остальные, она была размером два метра на четыре и чуть больше двух метров в высоту. В каждой камере имелись умывальная раковина, унитаз со смывом, стандартная тюремная койка с волосяным матрацем, стул и стол. Чтобы уменьшить возможность самоубийства, камеры были переделаны: со стен сняты все выступающие железяки, удалена вся электропроводка, а стекло в единственном окне заменено на прозрачный пластик.

Время от времени неожиданно проводились выборочные проверки и обыски в дополнение к регулярным. Дверь распахивалась, в камеру врывались рослые солдаты 1-й американской дивизии и приказывали пленнику все с себя снять и стоять полностью раздетым, пока его камеру, одежду, личные вещи и тело тщательно осматривали. В такие моменты в камеру Геринга имел обыкновение заходить полковник Эндрюс и следить, чтобы голому рейхсмаршалу было оказано особо пристальное внимание.

Помимо этих нежеланных визитеров и дежурных офицеров в камеру к Герингу приходили только медики.

За месяц до начала процесса Геринг получил копию обвинительного акта против себя, который содержал 24 тысячи слов подробного перечисления вменяемых ему преступлений.

Вот часть преамбулы обвинительного акта:

«Обвиняемый Геринг в период 1932—1945 годов являлся: членом нацистской партии, верховным лидером СА, генералом СС (это он зачеркнул), членом и председателем рейхстага, министром внутренних дел Пруссии, начальником прусской полиции и прусской тайной государственной полиции, руководителем прусского государственного совета, доверенным по четырехлетнему плану, рейхсминистром авиации, главнокомандующим военно-воздушными силами, председателем Совета министров по обороне рейха, членом совета внутреннего кабинета, главой индустриального концерна Германа Геринга и преемником, назначенным Гитлером. Обвиняемый Геринг использовал вышеупомянутые посты, свое личное влияние и свою близкую связь с фюрером таким образом, что: способствовал военным и экономическим приготовлениям к войне, изложенным в пункте первом этого обвинительного заключения; принимал участие в планировании и развязывании нацистскими участниками преступного сговора агрессивных войн в нарушение международных договоров, соглашений и гарантий, что изложено в пунктах первом и втором этого обвинительного заключения; также санкционировал совершение, отдавал распоряжения на осуществление и был соучастником военных преступлений, изложенных в пункте третьем этого обвинительного заключения, и преступлений против человечности, изложенных в пункте четвертом этого обвинительного заключения, включая разнообразные преступления против личности и собственности».

Геринг прочитал обвинительный акт одним махом. Это было почти то, что он ожидал.

Чуть не до самого последнего дня процесса Геринг последовательно выставлял напоказ свою верность Гитлеру – верность до гробовой доски. Он клеймил каждого, кто осмеливался критиковать фюрера. О себе же говорил, что прах его будет помещен в мраморной урне в какую-нибудь усыпальницу национальных героев.

«Кто знает, не рождается ли в эту минуту где-нибудь в Германии человек, который отомстит за наше унижение».

По его мнению, у государственных деятелей были одно право и одна обязанность: «Использовать каждый благоприятный случай и каждое обстоятельство к выгоде собственного народа и страны. С помощью любых методов и любыми средствами. Все остальное – болтовня».

Самые звездные дни для Геринга настали, когда собственный защитник вызвал его в качестве свидетеля. Такой вариант разрешался регламентом трибунала.

Герман Геринг начал выступать 13 марта 1946 года.

«Я по-прежнему не признаю правомерность этого суда, – сказал он тюремному психологу Джильберту перед началом заседания. – Я мог бы сказать, как Мария Стюарт, что могу быть судим только судом пэров. Отдавать руководителей чужого государства под иностранный суд – случай в истории уникальный по своей бесцеремонности».

Четыре дня он подробно излагал историю национал-социалистической партии, отношения с Гитлером, свою деятельность на протяжении почти четверти века. Причем придавал каждому эпизоду, каждой беседе, о которой рассказывал, особую выразительность.

Альберт Шпеер, бывший министр вооружения и боеприпасов, а теперь тоже подсудимый, вспоминал:

«Видеть его (Геринга. – Прим. авт.) . лишенным всех регалий и драгоценных побрякушек, ведущим свою последнюю защиту перед трибуналом, после всего его могущества, блеска и напыщенности было захватывающим».

Все дни выступлений он пытался оправдать фашистское государство, немецкий народ и, конечно, себя. Он признал свою роль в создании гестапо, но отверг обвинение в том, что смотрел сквозь пальцы на злодеяния гестаповцев и эсэсовцев. Свои действия он оправдывал патриотизмом и верностью Гитлеру.

Английский член трибунала Биркетт после выступления Геринга заметил в своих записях: «Совершенно очевидно, что на скамье подсудимых оказалась личность выдающаяся, хотя и направленная на зло.»

Никому не хотелось, чтобы Геринг покинул зал суда героем. Все считали, что главный обвинитель от США Джексон снимет с него ореол мученика и поставит Геринга на место, которое этот злодей заслуживает. (В скобках замечу, что Джексон, будучи членом Верховного суда США, не имел высшего юридического образования, но был талантливым юристом.) Однако этого не произошло. Все, кто следил за поединком между Джексоном и главным из оставшихся в живых лидеров германского рейха, пришли к выводу, что Джексон с задачей не справился. Он слабо знал факты, которыми оперировал, а его вопросы были составлены так, что Геринг устроил настоящее шоу. Он пускался в долгие рассуждения и его трудно было остановить. Драматическое сокрушение Геринга не состоялось. Джексон в гневе швырнул свои наушники, а лорд-судья Лоуренс вынужден был объявить перерыв.

Нокаутировал Геринга главный обвинитель от Советского Союза генерал Р. А. Руденко. Главную роль наряду с блестящей техникой ведения допроса сыграла содержательная, обширная документация о масштабах и характере чудовищных злодеяний национал-социалистической системы, в которой Геринг был «наци-2».

Для подтверждения вышесказанного приведу выдержку из стенограммы заседания трибунала от 21-22 марта 1946 года:

Руденко: Еще в ноябре 1940 года, то есть более чем за полгода до нападения Германии на Советский Союз, уже был разработан план этого нападения при вашем участии. Я прошу коротко ответить на вопрос: да или нет?

Геринг: Да, но не в том смысле, в каком вы хотите это представить.

Руденко: Мне кажется, я вам совершенно ясно поставил вопрос, и никакого двойного смысла в нем нет. Сколько времени разрабатывался план «Барбаросса»?

Геринг: О какой области вы говорите: области авиации, флота или сухопутных сил?

Руденко: Если Геринг осведомлен во всех областях, то пусть отвечает по всем областям.

Геринг: В общем и целом я могу сказать о ВВС, где дело шло относительно быстро.

Руденко: Пожалуйста. Сколько времени разрабатывался план «Барбаросса»?

Геринг: В ВВС план был разработан значительно быстрее.

Руденко: Таким образом, вы признаете, что нападение на Советский Союз было предрешено за несколько месяцев до его осуществления и что вы как командующий германской авиацией и рейхсмаршал принимали непосредственное участие в подготовке этого нападения?

Геринг: Я позволю себе разделить то обилие вопросов, которое вы мне задали. Во-первых, не за несколько месяцев...

Руденко: Здесь нет обилия вопросов. Здесь один вопрос. Вы признали, что в ноябре вы разработали вариант «Барбаросса» по ВВС. В связи с этим я ставлю вопрос: вы признали тот факт, что это нападение было предрешено за несколько месяцев до осуществления?

Геринг приперт к стенке и вынужден сказать: «Это правильно».

Руденко: Признаете ли вы, что целями войны против Советского Союза был захват советских территорий до Урала, присоединение к империи Прибалтики, Крыма, Кавказа, Волжских районов, подчинение Германии Украины, Белоруссии и других областей. Признаете вы это?

Геринг: Я это ни в какой степени не признаю.

Руденко: Разве вы не помните, что на совещании у Гитлера 16 июля 1941 года, на котором присутствовали вы, Борман, Кейтель, Розенберг и другие, Гитлер так определил цели войны против СССР, как я изложил в предыдущем вопросе?

Геринг виляет, уходит от ответа. Говорит, что был на этом совещании, но Борман неправильно записал суть высказываний Гитлера.

Руденко парирует Геринга вопросом: «Какой смысл Борману искажать протокол? Он же не мог знать, что этот протокол будет представлен на трибунале?»

Геринг просит копию протокола.

Руденко: Пожалуйста. На второй странице этого документа относительно Крыма говорится, что «Крым должен быть освобожден от всех чужаков и населен немцами. Точно так же австрийская Галиция должна стать областью Германии. Вы находите это место?

Геринг впервые не раскладывает морскую карту для переезда через лужу и отвечает: «Да».

Если коротко подытожить поведение Геринга во время допроса, то можно с уверенностью утверждать, что оно напоминало повадки хищного зверя, пытавшегося уйти от погони. Геринг не выпускал из рук куска картона, на котором он для себя написал команды: с одной стороны – «говорить медленнее, делать паузы», с другой – «спокойно, держаться на уровне». Но «уровень» катастрофически падал с каждым вопросом Руденко. Это был уровень лжеца, провокатора, убийцы невинных, безоружных жертв.

...Выступления Геринга со своими показаниями и его перекрестный допрос окончились 22 марта 1946 года, а заключительные речи обвинителей прозвучали только через четыре месяца, 26 июля. За это время его «геройский» ореол постепенно потускнел из-за последующих свидетельств нацистских злодеяний. Заключительная речь его адвоката доктора Штамера, в которой все сотворенное Герингом зло было списано за счет его преданности фюреру, «этой преданности, которая стала его несчастьем», уже никак не помогла.

Джексон выступил с речью по итогам результатов судебного следствия и на этот раз красноречием частично компенсировал свою неуклюжесть при допросе Геринга, о котором он сказал:

– Он являлся наполовину милитаристом, наполовину гангстером. Он приложил свою толстую руку почти ко всему... Он в равной степени является специалистом и по резне политических соперников, и по скандалам с целью устранения упрямых генералов. Он создал «люфтваффе» и обрушил их на своих беззащитных соседей. Он принадлежал к числу главных инициаторов депортации евреев из страны.

Выбросив указующую руку в сторону всех обвиняемых, Джексон провозгласил:

– Если вы собираетесь сказать об этих людях, что они невиновны, то это будет все равно что заявить, будто не было войны, не было убийств, не было преступлений.

Сэр Хартли Шоукросс, главный обвинитель от Великобритании, высказался так:

– ...Более века назад Гёте сказал о немцах, что судьба покарает их, «покарает, ибо они обманывают себя и не желают быть теми, кем они являются. Грустно, что они не ведают притягательности правды, отвратительно, что мгла, дым, неистовство и бесстрашие так милы их сердцу, печально, что они простодушно подчиняются любому безумному негодяю, который обращается к их самым низменным инстинктам, который поддерживает их пороки и учит их понимать национализм как исключительность и жестокость».

Сэр Хартли сделал паузу, перевел строгий взгляд на обвиняемых и, остановив его на Геринге, продолжил:

– Это был глас провидца, ибо вот они – эти безумные негодяи, которые творили те самые дела.

В заключительной речи Р. А. Руденко на конкретных документах, фактах, показаниях свидетелей развенчал спесь Геринга и показал, что каинова печать провокатора и убийцы, грабителя и вора ни на ком из подсудимых не горела так ярко, как на Геринге:

– Нет ни одного мероприятия нацистской партии, ни одного шага гитлеровского правительства, в котором не участвовал бы Геринг. Он активно участвовал во всех преступлениях фашистской банды, и за все свои действия он должен понести должное наказание.

Обвиняемым было предоставлено право произнести последнюю речь, прежде чем судебное разбирательство завершится, и 31 августа 1946 года Герман Геринг отклонил все выдвинутые против него обвинения.

– Я никогда не отдавал распоряжений об убийстве хотя бы одного человека, не приказывал совершать какие-либо иные злодеяния и не мирился с ними, если имел власть и информацию, чтобы им противодействовать, – сказал он. – Я не хотел войны и не способствовал ее началу. Я делал все, чтобы предотвратить ее при помощи переговоров. После начала войны я делал все, чтобы одержать победу... Единственным мотивом, который мною двигал, была горячая любовь к моему народу и желание ему счастья и свободы. И в этом я призываю в свидетели всемогущего бога и моих немцев.

Прошел целый месяц, прежде чем судьи вынесли свои вердикты.

Суд приговорил Германа Геринга к смертной казни через повешение.

...Обязанностью тюремного психолога доктора Джильберта было поговорить с каждым заключенным после того, как тот услышит свой приговор, и он встретил вернувшегося в свою камеру Геринга.

«Его лицо было бледным и неподвижным, глаза широко раскрыты, – записал Джильберт позднее в дневнике. – «Смерть!» – выдохнул он, падая на койку и протягивая руку к книге. Его рука дрожала, несмотря на все усилия казаться спокойным. Глаза были влажными, и он часто и тяжело дышал, пытаясь справиться с эмоциональным потрясением. Дрогнувшим голосом он попросил меня оставить его на некоторое время одного».

На следующий день Герман Геринг написал в Международный военный трибунал официальную просьбу, чтобы как офицера германских вооруженных сил его казнили не через повешение, а через расстрел.

– По крайней мере, я был бы избавлен от позора петли, – сказал он Джильберту. – Я солдат. Я был солдатом всю свою жизнь, всегда был готов умереть от пули другого солдата. Почему бы расстрельной команде неприятельских солдат не покончить со мной теперь? Неужели я прошу так много?

Оказалось, что много. Его просьба была отклонена.

Теперь оставалось только одно: ждать палача...

Все нацистские лидеры в последние дни войны имели при себе стандартные ампулы с цианистым калием. Геринг тоже припас себе яд. Как только он был доставлен в центр дознания, его тщательно обыскали и обнаружили латунную гильзу с ампулой яда. Когда ее забрали, Геринг был очень обеспокоен, и американцы решили, что яда у него больше не осталось. В Нюрнбергской тюрьме подсудимых ежедневно обыскивали, но яда не обнаружили.

Казнь была назначена на два часа ночи 16 октября. Эту дату предполагалось держать в тайне от приговоренных и от журналистов. Однако слух о том, что готовится казнь, дошел до прессы и обитателей тюрьмы. Доктор Джильберт нашел Геринга «нервным и подавленным». Причиной этому был отказ контрольного совета союзников заменить виселицу расстрелом.

В своих воспоминаниях тюремный капеллан писал: «Он выглядел хуже, чем обычно. Стал критиковать метод казни и назвал его наиболее позорной для себя, учитывая свое прежнее положение. Я предложил ему передать свое сердце и душу Спасителю. Он заявил, что он христианин, но не может принять учения Христа». После ухода капеллана в камеру для ежедневного осмотра и обыска зашел лейтенант американской охраны Джон Уэтс. Он доложил начальству, что ничего запрещенного найдено не было. Геринг выглядел «веселым и очень много говорил».

Рядовой 1-го класса Гарольд Джонсон из роты С 26-го пехотного полка заступил на дежурство в 22.30. Он и не подозревал, что ему оставалось охранять заключенного только шестнадцать минут.

«Я заступил на дежурство как караульный второй смены у камеры Геринга в 22.30, – докладывал потом Джонсон. – В это время он лежал на своей койке на спине с вытянутыми вдоль туловища руками поверх одеяла. Он оставался в таком положении без движений минут пять. Потом он поднял руку со сжатым кулаком, как будто закрывая глаза от света, затем опять положил ее сбоку поверх одеяла. Так он лежал совершенно неподвижно примерно до 22.40, когда сложил руки на груди, переплетя пальцы, и повернул голову к стене».

«Он лежал так минуты две-три, – продолжает рядовой Джонсон,

– а потом опять вытянул руки по бокам. Было ровно 22.44, так как я посмотрел в этот момент на часы. Примерно через две-три минуты он как будто оцепенел и с его губ сорвался сдавленный вздох».

Джонсон вызвал разводящего сержанта.

«Я сказал ему, что с Герингом что-то не так, – сообщал Джонсон, – и он полетел в кабинет администрации. Через несколько секунд он вернулся в сопровождении лейтенанта Крамера (ответственного офицера) и капеллана Гереке. Лейтенант Крамер заглянул в камеру, затем я отпер дверь и он вместе с капелланом зашел внутрь. Я вошел следом за ними и осветил камеру».

Правая рука Германа Геринга свешивалась с кровати, и капеллан Гереке, взяв ее, прощупал пульс.

– Боже правый! – прошептал он. – Этот человек мертв.

До сих пор люди продолжают гадать: как же ему это удалось? Кто передал ему яд?

На самом же деле ответ весьма прост. Он принес яд в Нюрнбергскую тюрьму сам.

Будучи так уверен, что яд не найдут, Герман Геринг еще за четыре дня до своей предполагаемой смерти написал письмо полковнику Эндрюсу с разъяснениями. Это было одно из трех писем, вложенных в единый конверт, который нашли у него под одеялом.

Первое письмо содержало длинное обращение к германскому народу с оправданием его действий и отрицанием обвинений союзников. Второе было коротким и являлось нежным прощанием с женой и дочерью.

Обращение союзники забрали себе и с тех пор так и не представили его для публикации. Прощальное письмо передали Эмме. Третье было таким:

«Нюрнберг, 11 октября 1946 г.

Коменданту.

Я всегда имел при себе капсулу с ядом с того самого момента, когда меня взяли под арест. Когда меня привезли в Мондорф, я имел три капсулы. Первую я оставил в одежде, так чтобы ее нашли при обыске. Вторую клал под вешалкой, когда раздевался, и забирал, одеваясь. Я делал это и в Мондорфе, и здесь, в камере, так удачно, что, несмотря на частые и тщательные обыски, ее не нашли. Во время заседаний суда я прятал ее в своих сапогах. Третья капсула все еще находится в моем чемоданчике, спрятанная в круглой баночке с кремом для кожи. Я мог дважды взять ее с собой в Мондор-фе, если бы возникла необходимость. Нельзя винить за это тех, кто меня обыскивал, так как найти капсулу было практически невозможно. Так уж получилось.

Герман Геринг.

P. S. Доктор Джильберт сообщил мне, что контрольная коллегия отказала в замене способа казни на расстрел».

Г. Гротов пишет: «История, вне сомнения, признает, что Герман Геринг был человеком выдающихся дарований и добился значительных успехов... Германия могла выиграть вторую мировую войну, если бы люфтваффе использовали, как предлагал Геринг».

Да, Геринг действительно добился «значительных успехов». Но Г. Гротов «забыл», в чем именно преуспел Геринг. Народы мира никогда не забудут «хрустальной ночи», пепел Освенцима и тысяч других фабрик смерти, миллионы угнанных в неволю рабов. Кровь миллионов жертв фашизма навсегда останется на его расшитом золотом маршальском мундире.

Напрасно автор сожалеет, что Гитлер не послушал Геринга о том, как использовать авиацию. Вердикт суда истории был определен в день нападения фашистской Германии на Советский Союз. Рейху и его главарям осталось жить менее четырех лет.

Господину Гротову и многим другим адвокатам Геринга никогда не отбелить черного кобеля добела.

В 1937 г. Герман Геринг говорил, что немцы будут воевать «по расписанию и достигнут мирового господства к 1945 году». В дате он не ошибся, ошибся в итогах войны. Советские Вооруженные силы изменили кровавые планы Геринга и главарей фашистской банды.

Рудольф Гесс

Рудольфа Гесса называли «совестью партии». Многие мероприятия, проведенные правительством, особенно в сфере военной экономии и в партии, проводились полностью по инициативе заместителя фюрера.

Газета «Национал цейтунг», апрель 1941 г.

В обвинительном заключении Рудольфа Гесса указывалось:

«Обвиняемый Гесс в период с 1921 по 1941 годы был членом нацистской партии, заместителем фюрера, имперским министром без портфеля, членом рейхстага, членом совета министров по обороне государства, членом тайного совета, назначенным преемником фюрера после обвиняемого Геринга, генералом войск СС и генералом войск СА. Обвиняемый Гесс использовал вышеуказанные посты, свое личное влияние и тесную связь с фюрером таким образом: он способствовал приходу к власти нацистских заговорщиков и укреплению их власти над Германией, он содействовал военной, экономической и психологической подготовке к войне, он участвовал в политическом планировании и подготовке к агрессивным войнам и войнам, нарушающим международные договоры, соглашения и заверения, он участвовал в подготовке и составлении планов нацистских заговорщиков по вопросам внешней политики, он санкционировал, руководил и принимал участие в военных преступлениях и в преступлениях против человечности, включая многочисленные преступления против отдельных лиц и их собственности».

Гесс с самого начала процесса симулировал потерю памяти, надеясь, что его признают невменяемым. В Нюрнбергскую тюрьму его привезли в состоянии, которое консилиум психиатров определил как полную амнезию (потерю памяти). Во время очных ставок Гесс не узнавал многих подсудимых, в том числе Геринга, вместе с которым он принимал участие в создании гитлеровской партии еще в двадцатые годы. Он совсем не реагировал на фильмы, где и сам фигурировал. Он демонстративно прикладывал наушники к носу или засовывал их в подмышки, сидел на скамье подсудимых апатичный, безучастный ко всему, что происходило вокруг, с бессмысленным, отсутствующим взглядом. Он не надевал наушников, не следил за ходом судебного разбирательства, читая по большей части... детективные романы даже во время заседаний. Геринг как-то заметил ему, что такое поведение «нарушает серьезность процесса». Гесс и на это никак не отозвался. На все вопросы он отвечал, что ничего не помнит.

В Нюрнберг съехалась из разных стран на консилиум профессура для того, чтобы ответить на вопрос: вменяем подсудимый Гесс или нет? А если нет, то можно ли его судить?

Из СССР прибыли профессоры Краснушкин, Сепп и Курашов. Было проведено несколько экспертиз. Одна з них состоялась в одном из залов нацистских заседаний. Это был черный, мрачный зал. Сиденья располагались амфитеатром. В середине – выдвинутая вперед центральная прямоугольная ложа. Напротив, на сцене – экран. Всех попросили ничем не выдавать своего присутствия, не кашлять, не чихать. Затем потушили свет и на экране нескончаемой чередой пошли нацистские фильмы. Парады, костры, на которых сжигались книги, гигантские митинги, исступленные крики «Хайль!» в честь одержанных побед... Везде в полном блеске своей былой карьеры фигурировал Гесс.

Когда в зале было темно и шли фильмы, Гесса впустили в ложу. Через некоторое время, дав ему возможность увлечься воспоминаниями и погрузиться в былое, на него был неожиданно направлен яркий луч света. Идея заключалась в том, чтобы застать его врасплох. На лице Гесса, однако, не было никакого выражения. Эксперимент закончился неудачей.

Защита выступила с пространно мотивированным обоснованием того, что Гесс не в состоянии защищаться из-за амнезии, что он не может ни дать инструкций, ни сообщить каких-либо сведений адвокатам и что в таких условиях его нельзя судить.

Обвинители обратились к помощи экспертов. Гесса детально обследовали известные на весь мир психиатры и невропатологи, которые после долгих споров выработали общее заключение. Оно заняло несколько машинописных страниц и сводилось к тому, что Гесс действительно страдает частичной потерей памяти, вызванной истерией, что это поддается лечению, но пациент не соглашается пройти курс. Что с юридической точки зрения нет оснований признать его неспособным нести ответственность за свои поступки.

В зале заседаний вспыхнула оживленная медико-правовая дискуссия, с обеих сторон сыпались аргументы и контраргументы, и продолжалось это около полутора часов.

Дело Гесса, одного из самых близких и старых друзей фюрера, представляло собой не только уголовно-судебный, но и клинический случай. Однако разве и другие из гитлеровской верхушки, начиная с Гитлера и Гиммлера и кончая каким-нибудь Штрейхером или тезкой Гесса Рудольфом Гессом, комендантом Освенцима, – разве не были они психопатами и преступниками одновременно?

После заявления защитника о том, что Гесс болен и не может быть судим, так как у него провал памяти, слово берет американский обвинитель.

Джексон: Господа судьи, разрешите мне сделать одно замечание.

Председатель: Пожалуйста.

Джексон: Эта полемика говорит о странном характере этой потери памяти. Видимо, Гесс мог сообщить своему защитнику об этой своей точке зрения на медицину, которая относится к периоду национал-социализма. Зато когда мы его спрашиваем о тех преступных деяниях, в которых он участвовал, то ему память изменяет. Я прошу трибунал отметить заявления по тем вопросам, которые сохранились в его памяти.

Роршейдт: Разрешите мне, господин председатель, сделать еще одно заявление.

Председатель: Обычно не полагается, чтобы защитник второй раз выступал, но ввиду того, что г-н Джексон второй раз выступил, мы вас заслушаем.

Роршейдт: Господин председатель, я хотел бы заметить, что меня неправильно поняли. Не подсудимый Гесс говорил мне, что он был сторонником этого естественного лечения, так как он не может помнить таких подробностей, а я сам вспомнил, знал это обстоятельство и привел его в качестве собственного наблюдения. Вот поэтому я говорил, что у него инстинктивное противодействие против подобного рода лечения. Поэтому то, что я говорил, не имеет никакого отношения к Гессу, а является только результатом моих собственных наблюдений.

Председатель: Д-р Роршейдт, трибунал хотел бы, если вы считаете это возможным, чтобы подсудимый Гесс высказал свою точку зрения по этому вопросу.

Роршейдт: Да, я думаю, что это вполне соответствует желаниям самого обвиняемого, и только после этого суд может вообще решить этот вопрос. Я думаю, что суд должен это сделать.