Текст книги "История штурмана дальнего плавания"

Автор книги: Иосиф Тимченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц)

8. Береговая работа и портофлот

За период болезни, где-то к середине января, после долгих колебаний пришёл, наконец, к решению – попробую поработать на берегу, попытаюсь «завязать» морским узлом свою прежнюю мечту. Возможно Валентина была права, продолжительная разлука это не для неё. Теперь, надо полагать, всё изменится к лучшему.

Уволившись из базы Гослова и сдав на склад забродные «мушкетёрские» сапоги, по совету родной матери вышел на работу с дальним родственником, И. Гордула, в забой по выламыванию природного камня для дробилки на дорожно-эксплуатационном участке (ДЭУ-309). Работа тяжёлая – махать кувалдой, разбивая на куски вертикальные каменные пласты толщиной до полуметра, а затем вручную отгружать эту гору битых камней на самосвал для доставки на дробилку. После двух месяцев такой «зарядки» был переведен непосредственно на дробилку для загрузки, камень за камнем из вываленных самосвалами груды камней, в прожорливый рот дробилки, выдающей в итоге строительную щебёнку для ремонтных работ дорожного полотна на союзной трассе Краснодар-Новороссийск.

Несмотря на достаточно тяжёлый труд, в три месяца получил для себя важный результат: сложилась абсолютно чёткая картина взаимоотношений с Валентиной – разлады не прекратились. Более того, за период моего пребывания в море, как выяснилось, у неё были увлечения молодыми парнями – водитель Володя из автоколонны ДЭУ, молодой начальник цеха на цемзаводе «Орел» и т. п. Поэтому моё решение о переходе на береговую работу, оказывается, было явно ошибочным. Об этом выводе вскоре проинформировал Валентину. Изложил ей планы на будущее – свою судьбу полагаю связать только с морем, продолжу готовиться к вступительным экзаменам в мореходку им. Г.Я. Седова. У Валентины, оказывается, в этой связи был свой альтернативный вариант: о море необходимо забыть, продолжить учиться надо в станкостроительном техникуме в городе Краснодаре, а после окончания техникума, т. е. через ближайшие 3 года, оформить нашу свадьбу. Как же нам быть вместе дальше?

Моим будущим детям нужна будет надёжная мать, которая сможет вырастить детей при моей работе на море. Валентина в эту схему, похоже, не вписывалась. Однако она по-прежнему продолжала настаивать на своем варианте: «Если уйдешь учиться в мореходку, то тогда я в ближайшее время выйду замуж за другого…». Наши дороги разошлись. Окончательный разрыв состоялся. Валентина вышла замуж, а я перед самыми майскими праздниками получил, как подарок, наконец, долгожданную записку в отдел кадров порта, за подписью начальника портфлота г. Гуштурова, для приёма меня на работу матросом 2 класса на ледокольный буксир «Краснодарец». Открывалась теперь очередная новая страница в моей жизни.

В тот период в составе Новороссийского портфлота было несколько буксиров-тружеников: красавец, румынской постройки, новый дизельный буксир – спасатель «Очаковец» (1200 л.с.), ледокольный финский паровой буксир «Краснодарец»(600 л.с.) и довоенный паровой буксир «Мангуш» (около 400 л.с.). Буксир – спасатель был своего рода элитным судном, в состав его экипажа попасть было не так просто, например, у моториста Бориса Власенко, с которым позже пришлось встречаться в мореходке, в бухгалтерии порта работала мать. Соответственно работники вблизи пенсионного возраста в основном оказывались на буксире «Мангуш». А весь остальной разношёрстный состав попадал на буксир «Краснодарец». Командовал этим буксиром почтенного возраста бывалый моряк, прошедший в свое время в период НЭП-а стажировку на английских судах, П.С. Шепотиленко. Он носил остроконечные длинные усы, за что между собой моряки незлобно называли его кратко-«усатый», был строгим, особенно в части содержания буксира в чистоте. Швартовные работы в порту судам, приходящим под погрузку или выгрузку, обеспечивал, как правило, «Краснодарец», иногда помогал также «Мангуш».

Приём выброски, подача буксира на отшвартовываемое судно и крепление буксира на кнехтах в мой первый день работы были под пристальным вниманием нашего «усатого». Как позже узнал от рулевого, в разговоре со старшим помощником, капитан отозвался в мой адрес кратко: «Сработаемся…» Дополнительно вскоре произошел незначительный случай, но в пользу нового матроса. Заклинился неожиданно барабан буксирной лебёдки, для ремонта необходимо, прежде всего, разобщить этот барабан с корпусом лебёдки. Второй механик, занимавшийся этой проблемой, приспособил лом, по верхней части которого надо было нанести удар кувалдой. За этой работой наблюдали машинист, два матроса и наш «усатый», но никто не решался взять кувалду в руки. Тогда вызвался помочь будущий штурман. Второй механик с большой осторожностью согласился на такое предложение нового матроса – на всякий случай опустил руки пониже, чтобы не пришёлся удар кувалдой мимо лома по рукам. Работа была успешно закончена в ближайшие минуты – после нескольких приличных ударов кувалдой, «новичку», прошедшему практику в кузнице и в забое каменоломни, обращаться с кувалдой было далеко не впервой. Испытательный срок на должность матроса 2 класса закончил вполне успешно.

Потянулись обычные рабочие дни. Экипаж был разделён на две смены, работавшие по суточному графику. Местные члены экипажа, сдав вахту, уходили домой, а другие, кому некуда было спешить, отдыхали на буксире. Так однажды, проснувшись в кубрике от шума вливаемой воды, увидел, что во весь открытый иллюминатор вливается огромный фонтан забортной воды. Соскочив с койки второго яруса, захлопнул с трудом иллюминатор на задрайку, а через минуту прежний напор воды прекратился. Оказывается, при отшвартовке очередного судна наш буксир по требованию лоцмана изменил резко направление буксировки, сильно накренился и иллюминатор вошел в воду. Потом, пришлось почти половину дня вычерпывать воду из кубрика и сушить подмоченные личные вещи, матрасы, постельное бельё. Позже наш «усатый» строго приказал, чтобы иллюминаторы вблизи ватерлинии открывались только с его разрешения. Безопасность – превыше всего!

Как уже отмечалось, экипаж буксира был сформирован из самых разнообразных лиц морской среды, некоторые, из которых были достаточно яркими личностями. К примеру, машинист Фёдор Романович – волжанин, в произношении заметно усиливал звуки на букву «о». Оказывается, он закончил в свое время в Ленинграде военно-морское училище имени Дзержинского, служил на подводных лодках, занимал должность старшего механика. Однако по причине злоупотребления спиртным был уволен из ВМФ. Сменил позже несколько мест работы на «гражданке», пока не утерял где-то свой диплом об окончании «Дзержинки», конечно, по пьянке. Теперь удалось здесь устроиться с трудом на должность машиниста. Сейчас, после письменного обращения в училище, ожидает оформления дубликата своего диплома. Верит, что ему удастся «подняться на ноги»: «Вот завяжу, наконец, с пьянкой и с получением дубликата диплома всё пойдёт должным образом, как прежде…»

На стоянке буксира вахту несли, находясь в вечернее время в красном уголке в носовой части судна, при появлении кого-либо на борту сразу были слышны шаги, т. к. судно было небольшой длины. В ночное время сходня на берег обычно убиралась, а пришедшие из увольнения вызывали вахтенного матроса для подачи сходни на берег окриком: «Эй! На вахте…»

Фёдор Романович приходил из увольнения нередко под «мухой» (несколько выпивший), засиживался потом со мной в красном уголке за решением задач и алгебраических примеров, которые были приведены в учебнике в виде заданий с математических олимпиад. Готовился я к вступительным экзаменам в мореходку на базе 10-го класса. При возвращении из г. Азова, посетив училище им. Г.Я. Седова, от секретаря начальника училища получил информацию, что планируется ввести на следующий учебный год несколько групп на базе 10-и классов. Такая информация меня вполне устраивала, по всем экзаменационным предметам готовился самостоятельно в свободное от работы время. Последовательно в виде развлечения с Фёдором Романовичем мы перерешали практически весь набор заданий с математических олимпиад.

Однажды, по случаю Фёдор Романович выловил из-за борта в бухте морскую фуражку, вероятно свирепый наш норд-ост сорвал с какого-то зазевавшегося торгового моряка. Высушив и очистив от пятен, он гордился своим приобретением: «Материал касторовый[24]24
  Материал касторовый – плотное сукно с густым ворсом.


[Закрыть], дорогой…». Эту фуражку Фёдор Романович носил с удовольствием, надо полагать она напоминала ему прошлую службу в ВМФ. К сожалению, несмотря на неоднократные попытки «подняться на ноги», оторваться от зависимости к спиртному, его заверения регулярно через 3 месяца, каждый раз срывались и Федор Романович впадал в глубокий запой, продолжающийся до недели. Однажды увидел, как ребята из машинной команды доставляли его на буксир почти на руках, едва перебирающего ногами, полураздетого и без любимой морской фуражки.

Позже, когда я уже поступил в мореходку и прибыл в Управление порта за расчётом, у матросов последнего своего буксира «Джарылгач» поинтересовался судьбой Фёдора Романовича. Оказывается в конечном итоге после целого ряда повторений тех же недельных запоев (с регулярностью в 3 месяца) он был переведен с должности машиниста на должность кочегара, несмотря на то, что дубликат диплома о высшем образовании у него был уже на руках. В город выходил редко, используя фуфайку, которая была общей собственностью в кочегарке. По-прежнему надеялся Фёдор Романович «завязать» со спиртным, интересовался береговой работой на заводе «Молот» – обещали якобы принять на инженерную должность. Как сложилась у него судьба дальше, я уже не мог знать – свои заботы и своя судьба надолго оторвали меня от любимого города Новороссийска.

Запомнился также своим необычным поведением, рослый, сухощавый матрос Карл Сибар по национальности финн, сирота. При несении стояночной вахты он обычно заваривал из одной или двух пачек чая своеобразный напиток «чифирь»[25]25
  «Чифирь» – очень крепкий настой чая.


[Закрыть], чтобы не очень на вахтах хотелось спать. Причащался таким чаем сам и угощал желающих, хотя напиток этот прескверный.

Как-то однажды после вахты он предложил свободным матросам пойти поужинать вместе с ним в ресторан на морском вокзале. В связи с отсутствием наличных денег трое из приглашенных стали отказываться. Тогда Карл заявил, что деньги наличные у него есть, поэтому счёт из ресторана он оплатит сам, а потраченную сумму разделит потом на четверых, при получении зарплаты они рассчитаются. Рабочий вариант – почему не согласиться? Ужин в ресторане сдобрили спиртным, без особого злоупотребления. Возвращались на буксир весьма довольные, с предложениями, что можно было бы и в дальнейшем использовать такие выходы на деликатный ужин. Однако по прибытии на судно Карл, вдруг до неузнаваемости захмелел, стал ругаться, выкрикивая:

– Шаровики, за чужой счёт готовы есть и пить – обманщики!

С трудом его угомонили. Сложилось впечатление, что ему не ужин с друзьями нужен был, а эта скандальная разрядка. Конечно, при первой же зарплате все приглашённые на «званый» ужин с ним рассчитались, а на будущее ни о каких подобных посиделках в кругу своих матросов, уже не могло быть и речи. Вероятно, что это нам было поделом.

Большая часть 4-го причала в порту была отведена под грузообработку транспортных судов. Здесь однажды стоял большой иностранный теплоход какой-то индийской компании. На носовом флагштоке развевался флаг компании с голубой свастикой. Как позже выяснилось, Карл Сибар, пробравшись поздно вечером нелегально на это судно, сорвал этот флаг с голубой свастикой, а при попытке сойти на берег был задержан пограничниками. Позже наш капитан «усатый» побывал по вызову у начальника погранзаставы, подписал акт о задержании и опознании матроса с буксира «Краснодарец» г-на Карла Сибара. На вопрос пограничников – зачем ему нужен был тот несчастный флаг, Карл ответил:

– Мои родители были расстреляны немцами, в отместку за это хотел из свастики сделать себе портянки…

Тем не менее, по рекомендации пограничников Карл Сибар позже был уволен из портфлота, лишившись дальнейшего пропуска на территорию порта. Причина была однозначно всем понятна – мало ли что взбредёт в голову такому парню.

Замечательными специалистами на буксире, конечно, были многие другие, к примеру, боцман Иван Городецкий и старший матрос Иван Рослик, под их руководством расширялись мои познания в матросской профессии. По рекомендации нашего «усатого» они оба вскоре окончили курсы судоводителей до 200 регистровых тонн[26]26
  Регистровая тонна – 2, 83 м³ (100 куб. фут.) для измерения регистровой вместимости морских судов.


[Закрыть], затем перешли на работу старшинами на пассажирские катера, осуществляя перевозки внутри Цемесской бухты и к пляжу на Суджукскую косу.

Из машинной команды заслуживал особого внимания некий машинист г-н Питько, всегда аккуратный, в отглаженном костюмчике, словоохотливый в беседах, единственный член КПСС на судне. Поближе познакомившись со мной, удивился: «А почему ты до сих пор не член комсомола? Это положение необходимо исправить…» Вскоре по его единственной рекомендации был принят в состав комсомола. Бескорыстный, внимательный к окружающим, казалось, такому можно было только подражать. Более близкое знакомство с ним продолжилось позже – после перехода на новый буксир «Джарылгач» с лучшей частью экипажа с буксира «Краснодарец». Вероятно в мой адрес внёс свою лепту и г-н Питько, когда формировался состав нового экипажа. Всё это прояснилось только потом, на м/б «Джарылгач»[27]27
  Общепринятые сокращения: м/б – морской буксир, л/б – ледокольный буксир, т/х – теплоход, п/х – пароход, тб/х – турбоход.


[Закрыть].

За время работы на л/б «Краснодарец» произошли изменения в личной жизни. После разрыва с Валентиной в свободные от работы дни неоднократно посещал танцы в заводском клубе цементного завода «Первомайский» – провожал домой то одну, то другую девушку из нашего посёлка. Теперь я – свободный человек, как хочу, так и поступаю. Практически выбирал себе новую подругу. Однажды, провожая домой после танцев знакомую девушку Наташу Лукаш, по-доброму от неё услышал совет: «Не теряй времени зря, Люся Савина в тебе души не чает…» Позже, задумавшись об этом, решил поближе познакомиться с этой Люсей. Оказывается, она – двоюродная сестра Валентины. Ну и что? Ведь я теперь – свободный человек… Так в очередной вечер танцев провожал домой уже Люсю. Оказалось она – прекрасный собеседник. Рассказала, как в день вручения аттестата сидела в актовом зале вместе со своей мамой и представила ей, влетевшего в зал за аттестатом, ухажёра сестры Валентины. Будущая моя тёща, конечно, не мало удивилась этому заочному знакомству, проговорила: «Пусть бог милует нас от такого родственника…». Но судьба распорядилась иначе. Дружба с Люсей продолжилась и весьма надолго.

Она после окончания школы поступила в медицинское училище, проживала на съемной квартире в городе Новороссийске, а там же была и моя работа. Поэтому нашим встречам ничто не мешало. Иногда приходил к городской больнице, ожидая окончания её занятий. Сокурсницы нередко подшучивали над ней: «Люся, тебя снова ожидает твой боцман…». Они однако не знали, что в незримом ранце этого «боцмана» лежит «жезл» будущего штурмана, а это было прекрасно известно самой Люсе ещё со школьных лет. Ведь она училась в параллельном классе, была старостой класса и не раз, оказывается, вступалась за «вредного мальчишку» из соседнего класса – как отзывалась в мой адрес тогда Анна Ивановна, преподаватель немецкого языка.

Подошло время для выезда на вступительные экзамены в мореходку. Оформив отпуск, выехал поездом в г. Ростов-на-Дону. В дороге продолжал повторять оставшиеся параграфы по тригонометрии согласно программе 10-го класса. Каково же было моё удивление по прибытии в училище, когда увидел, что все абитуриенты готовятся по предметам 7-го класса – русский язык, математика, Конституция СССР. Обратившись в учебную часть, попросил в связи с изменением условий приёма, которые не были доведены до моего сведения в своё время, если возможно, разрешить сдать сейчас вступительные экзамены по программе 10-го класса. На свой запрос, заведующий учебной частью И.И. Чумаченко, ответил отрицательно:

– Если готов сдавать вступительные экзамены за 10-й класс, то за 7-й класс тем более сможешь сдать успешно…

Экзамены на базе 7-го класса, конечно, я сдал и так называемую «мандатную» комиссию, которая занималась зачислением в курсанты училища, состоявшая из педагогов во главе с Н.А. Юрковым – начальником училища, прошёл. А далее, как и все остальные, возвратился домой, ожидая официального вызова на учёбу.

В период прохождения медицинской комиссии, которая назначалась перед вступительными экзаменами, обратил внимание, как много абитуриентов было отклонено врачом ухо-горло-нос. Удивительно, как мои миндалины, «хронический тонзиллит», не попали под отрицательное заключение. Позже, когда уже был курсантом, практически все мои однокашники из нашей группы, попали, согласно требованиям этого врача, под нож хирурга для удаления миндалин. Обычно он говорил:

– На ходовом мостике, где постоянно сквозняки и ветры, особенно при взятии пеленгов, невозможно нормально работать с больными миндалинами…

Вскоре получил из училища пухлый конверт, это были мои документы – значит, по своим результатам вступительных экзаменов конкурс я не прошёл. Второй год остался вне мореходки.

Разочарование было крайне велико. В таком настроении обратился в военкомат, чтобы меня призвали в армию. Однако и здесь был получен отрицательный ответ: «Когда надо будет, тогда и вызовем, ожидайте…». Пришлось возвращаться на свой буксир «Джарылгач» и продолжить работать до очередной попытки сдачи вступительных экзаменов, в третий раз.

9. Снова год до мороходки

Для получения приписного свидетельства, выдаваемого в военкомате будущим призывникам, их предварительно вызывали на медицинскую комиссию. У будущего штурмана при этой процедуре было обнаружено повышенное кровяное давление, поэтому было выдано направление на дополнительное обследование и наблюдение в стационаре больницы водников, по улице имени Сакко-Ванцетти.

Никаких отклонений в здоровье врачи не обнаружили, но несколько дней пришлось провести в больнице. На мой вопрос о причине скачка давления, на комиссии в военкомате, наблюдающий врач предположил, что это было проявление так называемой «юношеской гипертонии», сейчас всё в норме. Со своей стороны возникла иная мысль, не исключено, что это – результат неровных отношений с бывшей зазнобой Валентиной. Но теперь все споры и переживания позади. С новой подругой Люсей совершенно другие, всегда ровные, спокойные взаимоотношения. Она – действительно настоящая поддержка и опора, тем более как будущий медик и для моих будущих детей. Выбор достойный, с каждой встречей таковое только подтверждалось.

После стационарного обследования в больнице водников военкомат выдал приписное свидетельство, а военком вскоре сообщил, что призыв этого года уже завершён и что мне представлена годичная отсрочка от призыва в армию. Следовательно, чтобы мне попасть в мореходку теперь остаётся только одна возможность – третья попытка сдачи вступительных экзаменов. А это означает, что потребуется особая, крайне напряжённая подготовка к экзаменам по всем статьям, включая и повышенные требования училищной медицинской комиссии.

С началом встреч с Люсей отпала потребность в частых поездках в наш посёлок. Дома приходилось бывать редко, все свои проблемы решал самостоятельно. Отцовский костюм, в котором ушёл из дома, давно возвратил. Расходы на одежду и все поездки в г. Ростов-на-Дону в училище осуществлялись только из своего бюджета. Поэтому работа на новом принятом буксире «Джарылгач» была и остаётся неотъемлемой потребностью. На портовских маневренных работах этот буксир использовали редко, как субститут, когда «Краснодарец» становился на ремонт. Основной нашей задачей были это – транспортные перевозки в каботаже с помощью морских барж из нашего порта в Одессу, Феодосию, Сочи и другие пункты по побережью.

В одном из рейсов с баржей на Туапсе наш буксир проходил достаточно близко к берегу у одного из мысов, когда вдруг на вахте старшего помощника утром, когда уже рассвело, произошёл сильный рывок буксирного троса. Вероятно, своей провисающей частью он за что-то зацепился на грунте. Баржа приблизилась к нам, оставаясь на небольшом расстоянии от нашей кормы. Буксир выбирался с трудом, а вскоре буксирная лебёдка остановилась – не в силах подтягивать буксирный трос, который провисал прямо под нашу корму. Вероятно, далее необходимо было предпринять какие-то действия для освобождения буксирного троса. Поднявшийся на ходовой мостик капитан и вахтенный штурман, старший помощник, пока никаких вариантов по этому поводу не высказали. Поэтому будущий штурман, как вахтенный матрос, предложил свою идею: нужно нырнуть под корму и, перебираясь по тросу, выяснить где и как буксир смог зацепиться. Намотки на гребной винт ведь не должно быть, ведь ход застопорили непосредственно сразу после указанного необычного рывка.

В морском обиходе бытует неплохое изречение: «не согласен – возражай, возражаешь – предлагай, предлагаешь – делай…» В результате вахтенный матрос, с разрешения капитана, приступил к реализации своего предложения. Раздевшись, с кормового кранца тут же нырнул за борт. Вода оказалась достаточно прохладной, было раннее утро. Перебираясь по буксирному тросу, достаточно быстро добрался до места зацепления. Оказалось, что после кратковременного зацепления на грунте буксир, обвиснув, дополнительно зацепился за небольшой выступ от штыря на рудерпосте[28]28
  Рудерпост – вертикальная часть конструкции ахтерштевня, за гребным винтом, служит для крепления пера руля.


[Закрыть]. Казалось, достаточно было бы небольшого рывка, чтобы трос соскочил, и можно подобрать, наконец, зацепившийся буксир. Попытался самостоятельно подтянуть этот трос, но моего натяжения в воде, как тут же выяснилось, было абсолютно недостаточно, толщина буксирного троса около 50 мм. В результате сам себя подтянул к буксиру и только. Пришлось вынырнуть на поверхность моря, т. к. нырять пришлось без какого-либо акваланга. Но причина зацепления троса теперь уже была установлена точно:

– Потравите резко метров пять, а потом снова нормально выбирайте, должно быть всё чисто!

Действительно, повторно нырять не пришлось, буксирный трос освободился, и мы благополучно продолжили свой рейс на Туапсе.

У мыса Тарханкут полуострова Крым нередко встречаются необычные погодные явления. При умеренном ветре на подходах к полуострову непосредственно у самого полуострова оказывается штормовая погода. В период нашего перехода на Одессу, как обычно с баржой на буксире, случился здесь несколько иной казус.

Будущий штурман по-прежнему нёс ходовую вахту со старшим помощником. Перед побудкой экипажа, как обычно, отправился «выпускать голубей». В те времена еще не было строгих экологических правил по предотвращению загрязнения моря, поэтому «выпустить голубей» означало очистить от бумажек корзинки из туалетов, прямо за борт на корме, где бумажки при наличии хода разлетались словно голуби. Находясь на корме, обратил внимание на направление буксирного троса, который стал перемещаться вправо по ходу. Оказывается, буксируемая баржа стала уклоняться вправо, набирая ход больше скорости нашего буксира, – вероятно, сказалась необычная ветровая нагрузка и наличие течений в районе мыса. Естественно, далеко баржа уйти не могла, натянувшийся трос в итоге её задержал. Однако, находясь в сильном натяжении вдоль борта баржи, наш буксирный трос захватил за лапу левого якоря баржи. Возвращаясь в нормальное положение буксировки, наш буксирный трос последовательно натягивался, как тетива лука, на которой вместо стрелы оказался левый якорь баржи. Натяжение последовательно возрастало и, наконец, цепь лопнула, а якорь, как стрела, отлетел в сторону на несколько, около десятка, метров и, разумеется, утонул. На барже никакой ходовой вахты не было, все ещё спали, а наш старший помощник, подменив меня на руле, воткнулся глазами в картушку компаса. Поэтому будущий штурман оказался единственным свидетелем потери якоря с баржи на переходе.

Утром наш капитан «усатый» потребовал письменно изложить в рапорте всю картину обрыва якоря с баржи. Позже, по прибытии на рейд Одессы, при постановке баржи на якорь, он не замедлил подшутить над старшиной баржи, дав ему команду: «Подготовить левый якорь к отдаче!» Далее, как говорится, можно было писать картину маслом с небольшого экипажа баржи: с разведенными руками и открытыми ртами – куда же делся наш якорь? А ответ простой: «Крабы отъели, пока все спали…» Наука, поделом – надо было вахту не прерывать!

В период отпуска нашего штатного капитана на подмену ему направляли обычно более молодого капитана, Г, Масалитинова, который стремился во всех отношениях доказать своё превосходство над старой школой, над нашим строгим, но всегда справедливым капитаном П. Шепотиленко.

Под управлением подменного капитана, наш буксир доставил баржу с цементом в порт Сочи. Торговый причал в этом порту был предназначен исключительно для грузов, идущих для потребления только в данном регионе. Это – прежде всего строительные материалы под грейфер: песок, галька, щебёнка и т. п. Иногда обрабатывались в небольшом количестве ящичные грузы и в бочкотаре, где требовалась нетрудоёмкая работа автопогрузчика, для подачи груза под застропку на гак портального крана. А вот для выгрузки цемента в мешках, уложенных в баржу без поддонов, вариант с поддонами стал применяться значительно позже, с разработкой пакетных перевозок, возникла у нас существенная проблема. В этом порту не было бригады грузчиков для работы с мешками, тем более, достаточно тяжёлыми, с цементом. Образовать временную бригаду, для выгрузки нашей баржи, из местного населения в таком курортном районе, как Сочи, было бесперспективным делом. Порт был готов выплачивать аккордные ставки[29]29
  Аккордные ставки – сдельные, оплачиваемые по договору.


[Закрыть], но найти для этого рабочую силу ему не удавалось. Буксир простаивал, баржа не выгружалась. А администрация нашего Новороссийского порта неоднократно обращалась к капитану Г. Масалитинову с требованием ускорить возврат буксира с баржей в наш порт под очередную перевозку. В этой связи подменный капитан решил задействовать несколько бригад, составленных из нашего экипажа, для укладки мешков с цементом на брезентовые стропы, а далее – перевалка их в кузовы грузовых автомашин. Несмотря на выплату приличных денег по окончанию смены большинство членов экипажа больше одной смены не выдерживали, спина после работы не разгибалась. Отдохнув сутки, как минимум, под нажимом подменного капитана снова опускались в трюм нашей баржи. Потные, с прилипшим цементом на волосах, измотанные от непосильного напряжения наши моряки, конечно, не смогли бы тягаться с профессиональными грузчиками, например, из бригад Новороссийского цемпирса, где постоянно загружаются океанские пароходы. Смотришь, бывало, на мускулистых мужчин и невольно любуешься, как они легко управляются с этими тяжёлыми мешками. Вот бы такую бригаду к нам на баржу! Но нет чудес и мечтать о них нечего. Больше недели длилась наша сдельная работа на барже. Деньги были не лишними, но и не радовали, экипаж измотался под конец основательно. Зато подменный капитан от руководства Новороссийского порта получил по этому случаю благодарность. Заработал, по-другому не скажешь, но авторитета почему-то у него не прибавилось. Видно, использовал он слишком упрощённый вариант.

В связи с занятостью на работе и различными неурядицами в самостоятельной жизни увлечение поэзией после окончания школы существенно не развивалось. Только изредка окружающая действительность почти непроизвольно была отражена в некоторых стихах. К примеру, о нелёгком труде рыбаков:

 
Лишь едва заря загорается
Снова:
– «Кляч отдать!» без лишних слов,
Начинается – проклинается
Вплоть до полночи день рыбаков…
 

Или о доставке строительного материала (гравия) в Новороссийский порт:

 
Наш караван спешит домой,
Где прелести Амура,
Где ожидает нас «Морстрой»
И грозный шеф Гуштуров…
 

При заходе в порт Феодосия, конечно, нельзя было не побывать в доме мариниста И.К. Айвазовского:

 
Вечер.
Закат за горой догорает,
Волны в заливе и дым от костров,
А природа
Вновь сама подбирает
Копии с этих чудесных мазков.
 

Различные человеческие коллизии происходили где-то там, в стороне, не задевая непосредственно будущего штурмана – до тех пор, пока судьба не свела его со старшим машинистом Питько.

Проведя предварительную подготовку выбранного «клиента» в моём лице (выдана рекомендация для вступления в комсомол, проявлено содействие при переводе на новый буксир), он учёл также мои возможности – среднее образование, стихи, отсутствие дисциплинарных взысканий. Поэтому в один из дней пригласил меня в свою каюту и, проведя короткую политбеседу на злобу дня, начал рассказывать, как он оформляет свои записи в тетради на всех членов экипажа – кто, что высказал касательно партии, правительства или любые другие антисоветские мысли и высказывания. Задача – выявить неблагонадёжных, чтобы доложить через Питько органам государственной безопасности. Необходимо завести и мне аналогичную тетрадь и приступить к сбору фискальных сведений. А что это – тоже классовая борьба?

В сознании промелькнул, бытующий среди населения, афоризм – «писать оперу»[30]30
  «Писать оперу» – писать донос оперативному дежурному, в органы гос. безопасности, о фактах обнаружения неблагонадёжных лиц.


[Закрыть]. Это далеко не стихи! Необходимо как-то от такого предложения явно отказаться, но как же безобидно это сделать? Сославшись, что вряд ли я смогу осилить такую важную политическую задачу, тем более, в данный момент всё свободное время у меня занято подготовкой к вступительным экзаменам в мореходку в третий раз. А это очень важно для меня, т. к. в случае неудачи надо будет надолго забыть об учёбе в связи с призывом в армию. «Извините, не могу заняться такой работой», – резюмировал я свои доводы.

Фискальная деятельность моториста Питько со временем становилась всё более очевидной, хотя оставалась нелегальной, – опытные моряки догадывались с какой стороны «дует ветер» – у ряда собутыльников Питько обязательно появлялись позже досадные неприятности.

В период отсутствия транспортных работ, когда буксир «Джарылгач» простаивал в порту продолжительное время в ожидании наряда, нередко организовывался общий стол с выпивкой. Деньги на закупку спиртного выделял обычно по своей инициативе машинист Питько, а потом после того, как у собеседников в результате выпивки «развязывались» языки, он, подливая, как говориться, «масла в огонь», выяснял настроения членов экипажа, выискивая неблагонадёжных, а уже затем – сочинял свою «оперу».

Однажды в разговоре авторитетный пожилой кочегар г-н Ивашечкин предостерёг будущего штурмана: «Не вздумай болтать языком в присутствии Питько, плакала тогда горькими слезами твоя будущая виза и учёба в мореходке…» При этом ответно я поделился с ним, что уже имел предложение Питько о совместной работе в таком направлении. Поэтому поправка по этому поводу мной уже сделана. «Вот и правильно!» – подтвердил Ивашечкин.