Текст книги "Посол без верительных грамот"

Автор книги: Иосиф Флавий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 26 страниц)

Сергей Снегов
ПОСОЛ БЕЗ ВЕРИТЕЛЬНЫХ ГРАМОТ

СТРЕЛА, ЛЕТЯЩАЯ ВО ТЬМЕ

1

– Только вы можете распутать загадку! – Президент Академии наук перевел взгляд с Генриха на Роя. Генрих пожал плечами, Рой посмотрел пристально на губы Боячека, словно его занимало, как те двигаются.

Боячек продолжал с волнением:

– Мы все скорбим о гибели Редлиха, а я особенно: он был мне друг. Рука неведомого преступника…

– Вы все-таки считаете, что Редлих – жертва преступления? – сдержанно спросил Рой. – Но Альтона – покинутая планета, и где теперь ее бывшие жители, неизвестно. А что Редлих перед смертью назвал Аркадия Замойского, недоказательно, раз члены экспедиции обладают абсолютным алиби.

– Их алиби установили профессиональные детективы, обследовавшие Альтону, – возразил президент, – и они пришли к выводу, что преступления не было. Но Редлих погиб, и это факт. Мы считаем, что в созвездие Лиры нужно командировать ученых, а не сыщиков. После того как вы раскрыли тайну великой теоремы Ферма, загадка гибели Редлиха не будет такой уж трудной для вас.

Генриху нравилось, когда вспоминали об этом блистательном успехе его и Роя. Но чтобы президенту не показалось, что он тщеславен, Генрих иронически заметил:

– Два космических детектива, специализирующихся на раскрытии мрачных тайн времени и пространства.

– Два ученых, – сухо повторил Боячек. Было ясно, что он не примет отговорок. Рой, раньше Генриха уяснивший себе ситуацию, больше не спорил. – Два исследователя, свободно ориентирующиеся в проблемах космоса и истории. В этой папке вы прочтете доклад следственной комиссии, возвратившейся с Альтоны. Рейсовый звездолет в созвездие Лиры отбывает завтра в полночь. Вы, кажется, еще не бывали в окрестностях Веги? Уверен, что вам понравится.

2

Генрих с досадой бросил на стол доклад следственной комиссии. Детективы Управления космоса были слишком обстоятельными людьми, чтобы читать их творения. Генрих с гримасой потрогал голову обеими руками.

– Не распухла, – успокоил его Рой. – Между прочим, я внимательно прочитал весь доклад – и, как видишь, жив.

Они сидели в салоне грузового звездолета. На экране разбегались звезды, и созвездие Лиры постепенно заполняло всю полусферу. Сине-белая Вега сверкала так ослепительно, что без защитных очков смотреть на нее было трудно. Альтону, седьмую планету в системе Веги, наблюдать можно было лишь в оптические умножители, но две первые, самые крупные, планеты уже мерцали на экране. Звездолет в триста раз обгонял свет – на заднем экране, затемняя далекое Солнце, разбрасывалась дымка вещественной плазмы, выброшенной аннигиляторами корабля взамен уничтоженного пространства. Рой и Генрих были единственными пассажирами, и капитан предоставил в их распоряжение почти всегда пустой салон: здесь было удобнее работать, чем в тесной каюте.

– Что ты живой, я вижу. Но нормален ли ты?

– Ты в этом сейчас убедишься сам. Я не сторонник древних методов записи буквами на бумагу, но у сыска свои традиции, и с этим приходится считаться. Все существенное мы перенесем на пленку, чтобы больше не возвращаться к докладу.

И Рой стал излагать содержание доклада своими словами. Генрих слушал сначала со скукой, потом заинтересовался. Этого у Роя нельзя было отнять – в любой запутанной проблеме он безошибочно вскрывал самое существенное. Генрих часто выходил из себя, когда брат осаживал его, кричал в запальчивости, что Рой – машина, незнакомая с вдохновением. Но когда совместное исследование подходило к концу, опубликовывать результаты Генрих предоставлял Рою, у того выходило лучше.

Генрих, слушая, рассматривал брата. Невозмутимость была главным свойством Роя. О чем бы он ни говорил, какие бы чувства ни полонили его, лицо Роя не менялось. Белокурый, с массивной головой, крупноносый, крупногубый, он медленно, почти бесстрастно диктовал хорошо подобранными словами. И Генрих с уважением отметил, что, сокращая раз в двадцать перенасыщенный фразами следственный доклад, Рой не упустил ничего важного.

– Будем пользоваться этим конспектом. – Рой пододвинул Генриху диктофон. – А доклад останется для справок.

Генрих прокрутил пленку. Прибор говорил голосом Роя, но вплетал свои интонации. Бесстрастность, свойственная Рою, превратилась в безличность. В таком изложении, отжатом от подробностей, трагедия на Альтоне становилась ясной. Ясной во всей своей загадочности, невесело подумал Генрих. Задание им досталось необычное.

Альтону, седьмую планету Веги, некогда населяли разумные существа, говорил прибор. Какого облика были альтонцы, каков уровень их культуры, куда они делись – тайна. Когда экспедиция Карпентера и Сидорова высадилась на планете, она обнаружила пустыни, лишенные воды и жизни, остатки городов и непонятные металлические сооружения. Жители покинули планету по крайней мере миллион земных лет назад, но и к этому времени она была совершенно безжизненной в земном смысле – ни животных, ни растений, ни бактерий… Карпентер предположил, что разумная цивилизация на Альтоне была не биологической, а какой-то иной природы. Он указывал, что в руинах городов, к тому же мало похожих на человеческие, не обнаружено ни плантаций, ни заводов, изготовляющих пищу, ни хозяйственной утвари. «Альтонцы не знали, что такое еда» – таков был вывод Карпентера. От них не осталось также ни библиотек, ни фильмотек, ни картин, ни статуй, ни иных свидетельств духовной деятельности. Вместе с тем загадочные металлические сооружения, прекрасно сохранившиеся на лишенной атмосферы планете, равно и развалины городов свидетельствуют о разумности исчезнувших обитателей. Заместитель Карпентера Василий Сидоров не согласился с его выводами. Спор их доныне не разрешен.

Сейчас на Альтоне работает вторая экспедиция, возглавляемая тем же Василием Сидоровым. В составе ее – научные работники Анна Паркер, Аркадий Замойский, Анри Шарлюс, Фред Редлих. Год назад, по земному счету, Редлих вышел наружу, одетый для дальней прогулки. Связь с ним поддерживалась по радио. Приборы дистанционно записывали его жизненные параметры – дыхание, температуру, запасы биоэнергии, потенциалы мозга и сердца. Минут через двадцать все регистрируемые параметры испытали неожиданный излом. Одновременно Редлих закричал в микрофон: «Аркадий, что ты?» Крик завершился воплем: «Меня убивает Замойский! Меня убивает…»

Все остальные члены экспедиции, включая и Замойского, находились в это время в операционном зале. Сидоров отдал приказ выходить наружу. Впереди бежали Замойский и Паркер. Редлих лежал километрах в двух от станции. Он был уже мертв – скафандр пробит чем-то острым… Никого возле трупа не было, ничьих следов в окрестностях не обнаружили, что и естественно, ибо планета необитаема, а все члены экспедиции, кроме самого Редлиха, находились на станции.

Следственная комиссия считала, что повреждения на скафандре, вызвавшие гибель Редлиха, могли произойти от случайного удара о скалу или от метеорита, а предсмертный крик ученого порожден бредовым видением гаснущего мозга. Метеорное вещество в районе гибели найдено, но давнее. Острых скал, падение на которые могло бы вызвать такое катастрофическое повреждение прочной ткани скафандра, комиссии обнаружить не удалось, а бесспорное алиби всех членов экспедиции доказывает отсутствие преступления.

– Заключение честное, – заметил Генрих, когда прибор умолк. – Искали, не нашли – и успокоились на том. Даже на след не напали, как говорили в старину.

На экране тускло засветились малые планеты Веги – самой слабой была точка, изображавшая Альтону. Когда Рой задумывался, его глаза теряли свою яркую голубизну. Сейчас они были водянисто-тусклыми.

Рой медленно заговорил:

– Детективы Управления космоса исследовали происшествие по нормам земного бытия. И в этом их ошибка. Земные нормы поведения могут оказаться неприменимыми в условиях иных планет и иных цивилизаций. Они искали наиболее вероятное земное объяснение катастрофы, а событие совершилось на Альтоне.

– Ты предлагаешь, сколько понимаю, поискать самое невероятное объяснение?

– Раз вероятное бессильно, поищем невероятное, другого не остается.

– Самое невероятное – Редлих не погибал, на Землю привезли вовсе не его труп.

Рой игнорировал насмешку. Размышляя, он не возбуждался, как Генрих, а становился сдержанным.

– Самое невероятное в том, что Редлих прав и его убил Аркадий, который в момент убийства находился совсем в другом месте, в окружении своих товарищей. Вот эту гипотезу я и предлагаю в качестве отправной версии. Теперь слушаю возражения.

– А против чего возражать? Нормальное раздвоение личности! Одна ипостась Замойского мирно трудится у пульта, другая разбойничает на каменистых плоскогорьях Альтоны. – Генрих засмеялся. – Рой, в этой мысли что-то есть! Если принять твою версию, нам остается только дознаться, как физически возможно подобное раздвоение личности. Это значительно суживает круг поисков.

– Скорее, значительно его расширяет, – задумчиво отозвался Рой.

3

– Нет, – сказал Сидоров, – причин, объясняющих гибель Фреда, мы не открыли. Смерть его по-прежнему загадочна.

– Я говорю о метеоритах, выбросе газа из кислородного баллона… – уточнил Рой.

– И о многом прочем той же природы, – сухо закончил начальник экспедиции. – Повторяю – нет! Опасных факторов на Альтоне не существует. А если бы они и появились, их немедленно бы зафиксировали наши автоматы.

Аркадий Замойский, энергетик станции, пояснил:

– Аппараты записывают даже космическую пыль. И крохотный метеорит не остался бы необнаруженным.

Сидоров, сухонький старичок с выцветшими глазами под густыми жесткими бровями, держался агрессивно – отвечал резко, подавал язвительные реплики: появление новой следственной комиссии для него было равнозначно оскорблению – он не верил, что люди с Земли сумеют разгадать то, чего не разгадал он с помощниками. Замойский, красивый парень с умным лицом, нервными, тонкими руками, беспокойно вглядывался то в Роя, то в Генриха, голос его поминутно менялся: из спокойного становился напряженным, временами в нем слышалось смущение. Анри Шарлюс, астроном и физик, толстый, громко сопящий мужчина, не стесняясь, показывал, что ему до смерти надоели выспрашивания: он чуть ли не зевал, отвечая. А всех настороженней была Анна Паркер, историк. Некрасивая, она сразу чем-то поражала. «В такую можно влюбиться», – подумал Генрих, с интересом наблюдая, как она то вспыхивает, то бледнеет. С трудом сдерживаемой порывистостью она напоминала Альбину, его невесту, погибшую пять лет назад.

Рой хмуро возразил Замойскому:

– Смерть без причин не бывает. Если внешние случайности отпадают, остается одно: Редлих не лгал и убийца вы.

Замойский развел руками. Он все же не сдержал дрожи в голосе:

– Логично. Но тогда объясните: как я мог убить Фреда, если я находился здесь, а он – в двух километрах от меня?

– То есть одна загадка разъясняется путем создания второй загадки, не менее таинственной. – Сидоров раздраженно пожал плечами. – Между собой мы обсуждали и эту гипотезу: Аркадий – убийца. Он сам попросил проанализировать ее.

– К какому же выводу вы пришли?

– К такому же, к какому вскоре придете и вы: чепуха! Между прочим, за месяц до гибели Фред спас Аркадия. Спасителей не убивают.

– Все же я ставлю гипотезу на обсуждение, – сказал Рой. – И прошу отнестись к ней не как к оскорблению, а как к исходному пункту, вероятность которого надо оценить. Подойдем к проблеме смерти Редлиха как к научной, а не криминалистической загадке.

Шарлюс опять зевнул и с тоской посмотрел на стену. Беседа происходила в салоне, заставленном приборами и обзорным экраном.

– Через час мой выход на планету, прошу первым допросить меня…

– Допросов не будет. Будем совместно рассуждать. Начнем с того, что в каждом преступлении нужно различать мотивы и способ осуществления. Убийство в какой-то мере обоснованно, если убийца недолюбливал убитого. Убивают все же врагов, а не друзей.

– Убивали, – быстро поправила Анна. – Этот древний способ сведения счетов…

– Мы расследуем возможность рецидива древнего явления и будем описывать его в древних терминах. Итак, враждовали ли вы с Фредом, Аркадий?

– Я не испытывал к нему приязни… Во всяком случае, пока он, рискуя собой, не выручил меня из беды.

– Вы с ним ссорились?

– Вообще – нет.

– Что значит «вообще»? А в частности?

– В частности один раз поссорились.

– Расскажите подробней.

– Мне не хотелось бы вдаваться в подробности.

– Для анализа происшествия это важно.

– Это сугубо личное дело. И оно касается третьего человека…

– Третий человек – я! – вмешалась в допрос Анна. – И что неудобно говорить Аркадию, я могу рассказать спокойно. Фреду вздумалось поухаживать за мной. Я предупредила, что допущу лишь товарищеские отношения. Но, Фред был настойчив, чтобы не сказать сильнее…

– Нахален?

– Да. Как-то вечером он особенно бесцеремонно… мы были с ним одни в этом салоне…

– Вам трудно рассказывать?

– Нет, почему же? Я расскажу. Я позвала на помощь Аркадия. Аркадий вбежал и накричал на Фреда. Аркадий в гневе часто говорит лишнее… А Фред слушал и усмехался. Меня всегда бесила его усмешка – он усмехался так, словно давал пощечину… Потом Фред сказал: «Рыцарь приходит на помощь своей возлюбленной. Это естественно. Но у рыцаря должны быть два качества…» Впрочем, неважно, что он сказал дальше. Я объясняла – Фред порой бывал бесцеремонен.

– Анна не хочет меня обижать, – сказал Аркадий. Он побледнел, но говорил спокойно. – «Два качества эти, – сказал Фред, – бесстрашие и физическая сила». После этого он вытолкнул меня из салона и предупредил, что, если я войду, измочалит меня. Он так и выразился: «измочалю»… Надо вам сказать, Фред был очень силен, а в гневе – необуздан. Я постоял у салона, Анна больше не звала… А вскоре вышел Фред и бросил: «Подслушиваешь? Вполне рыцарское занятие!»

– Больше у вас с Фредом недоразумений не было? – после короткого молчания спросил Рой у Анны.

– Встречались мы ежедневно. Он держался так, словно ничего и не произошло.

Рой обернулся к Аркадию:

– Что делали вы после ссоры?

– Возвратился к себе на энергостанцию, где шла проверка генераторов.

– Вы стали работать?

– Я не мог работать. Я задал генераторам программу малой мощности и размышлял о Фреде. На другой день внешне было все, как обычно. На людях мы разговаривали, даже шутили.

– Больше ссор не было?

– Нет.

– Он не извинился перед вами за грубость?

– Нет, конечно.

– И вы не просили прощения за резкие слова в салоне?

– Разумеется, нет.

– Расскажите, как Фред выручил вас?

– Мы вышли вместе наружу. Я свалился в глубокую расщелину, а на меня обрушилась глыба. Фред сбежал вниз и среди скал, которые могли свалиться на него, схватил меня и потащил наверх. Когда я очнулся, он лежал рядом и еле дышал от усталости. Один из камней ударил его по плечу, он недели две ходил с повязкой.

Рой закончил расспросы. Сидоров предложил гостям осмотреть планету. Знакомство с ней начать с общего обзора на экране. Шарлюс удалился, за Шарлюсом ушли Анна и Аркадий. В салоне погас свет и озарился обзорный экран.

4

Сперва были одни звезды, среди них далекое Солнце, крохотная звездочка, едва воспринимаемая взглядом. Вега закатилась. В темноте неясным пятном обрисовывалась Альтона, безжизненный каменный шар в космосе… Экран светлел, Альтона расширялась за пределы экрана. Сидоров сказал, что стереоизображения планеты получены со спутников, запущенных над Альтоной.

– Большинство их – двигающиеся. Но над некоторыми местами мы повесили неподвижные датчики. Цель – зафиксировать изменения, если они появятся в объектах. Сейчас я покажу ближайший из городов планеты. Все они, в общем, одинаковы.

Груды мрачных камней, появившиеся на экране, сохранили лишь подобие формы – полустертые параллелепипеды, полуразрушенные пирамиды, что-то напоминающее шары… Атмосферы на планете не было, предметы сохраняли первозданную угловатость, вечную свежесть изломов. Обширное нагромождение руин могло свидетельствовать о совершившейся некогда неведомой катастрофе или о непонятных коррозионных процессах. Рой поинтересовался, не потому ли Сидоров считает городами эти глыбы, что угадывает их прежнюю правильную геометрическую форму? Начальник экспедиции возразил, что всякий город – обиталище живых существ, а внутри странных камней имеются пустоты столь совершенных пропорций, что иначе, чем жилыми комнатами, их не назвать.

– Вы нашли там мебель или предметы обихода?

– Я сказал – пустоты! – ответил Сидоров, нахмурясь. – Это означает, что, кроме пустоты, там ничего не обнаружено. Никаких следов изделий. Что до атмосферы, то если она на Альтоне и была, то растеряна в космосе миллионы лет назад.

– И после этого вы утверждаете, что Альтону населяли живые и притом разумные существа?

– Да, утверждаю. И в этом суть моих расхождений с Карпентером. Карпентер – величайший из звездопроходцев, его призвание – наносить на карту планеты. Колумб звездных миров – вот что это за человек. Но такие мелкие объекты, как живые существа, его уже не интересовали. Если он сталкивался с жизнью на планетах, он добросовестно отмечал ее, и только. Можете мне поверить, я десять лет работал главным помощником этого великого астронавта. Мыслителем он, к сожалению, не был.

– Я все-таки не усматриваю доказательства…

– Подождите. Я не кончил о Карпентере. Он признавал жизнью лишь те ее формы, которые распространены в звездных окрестностях Солнца, мышление, только схожее с нашим. Я же допускаю жизнь, отнюдь не аналогичную нашей, и разум, отличный от человеческого.

– Вы не отвечаете на мой…

Когда начальник экспедиции раздражался, его глаза уже нельзя было считать бесцветными. А он раздражался при малейшем несогласии с ним.

– Я сказал: подождите! То, что я назвал на Альтоне городами, носит явные черты искусственности. Даже эта размытость очертаний… Ведь все остальное на планете выпирает острыми гранями и углами! Города необычны для местного пейзажа, а жизнь, между прочим, везде творец необычайности. Посмотрите сами на эти сооружения, и если вы не признаете в них искусственные механизмы, то я объявлю вас слепыми.

На экране теперь громоздились сооружения, похожие на старинные машины, наполнявшие земные музеи. И их было много, гигантское кладбище машин, расставленных в каком-то своем порядке, – покинутый творцами, омертвевший завод…

– Металлический сплав, – ответил Сидоров на вопрос Роя, каков материал агрегатов. – Никель и еще восемнадцать элементов. Вот вам новое доказательство искусственности: Альтона – каменная, механизмы – металлические. И компоненты сплава нигде не варьируют даже на миллионную долю процента. Земной металлургии такая точность плавки и поныне не снилась.

– По-моему, я вижу приемные антенны, – сказал Генрих, всматриваясь в экран. – А неподалеку – отражатель радиоволн…

Начальник экспедиции усмехнулся:

– А когда пошатаетесь среди этих агрегатов, то обнаружите колеса, рычаги, емкости, сопротивления, токопроводы и еще тысячи известных вам элементов машин, а заодно и десятки тысяч неизвестных. И назначение их нам непонятно, и мертвые агрегаты не могут продемонстрировать работу. Нам остается добросовестно все фотографировать и описывать и отсылать на Землю для размышления…

Генрих задумчиво сказал:

– Гипотезы строить можно. Допустим, механизмы созданы исчезнувшими разумными существами. Но для чего они могли служить на планете, лишенной воздуха и воды?

– Очевидно, как-то обеспечивали жизнедеятельность альтонцев.

Сидоров погасил экран. Рой спросил, каковы взаимоотношения внутри экспедиции. Сидоров считал их нормальными. Когда пять человек ежедневно видятся, они порядком приедаются один другому. Но ссора Фреда и Аркадия была единственной за все годы изучения Альтоны. К тому же каждый сотрудник представляет собой особую отрасль науки – соперничество исключено. И, естественно, любой в своей области талантлив: людей, лишенных дарования, не послали бы в такую экспедицию.

5

Генрих, просматривавший альбом снимков Редлиха, сказал, что, будь он женщиной, он бы влюбился в такого мужчину. Редлих был красив своеобразно: на худощавом, энергичном, почти суровом лице смеялись добрые глаза. Мужественность сочеталась в Редлихе с детскостью.

Рой диктовал в прибор сводку фактов и серию предположений. Перед этим братья посетили и города и завод на планете. Городов было много, завод один. Непонятные машины казались новенькими, хотя они, несомненно, были созданы миллионы лет назад. Города, наоборот, выглядели полуразрушенными – если это и вправду были города.

– Скажи что-нибудь, – попросил Рой, окончив диктовку. – Сейчас на Альтоне самая большая загадка – ты. В салоне ты всю беседу промолчал. Ослепи новой идеей. Я истосковался по несуразностям.

– Несуразность – в твоей сводке событий, – отозвался Генрих. – И в ней – разгадка тайны.

– А яснее?

– Аркадий мог желать беды Фреду сразу после ссоры – гнев, туманящий голову, ощущение своего унижения… Но в это время он не причинил никакого зла Фреду. Потом тот спас ему жизнь, враждебные действия против спасителя немыслимы, тут я согласен с Сидоровым. А погибает Редлих во время улучшения их отношений. Здесь парадокс, и я ломаю над ним голову.

– А если Аркадий такой человек, у которого обида лишь усилилась, после того как соперник продемонстрировал превосходство, спасая его?

– Ерунда, Рой. Посмотри на Аркадия – это же очаровательный парень, мнительный, вспыльчивый, самолюбивый и душевный. И права Анна – он живет не в древние времена, когда люди сводили счеты при помощи личной мести.

– У тебя есть другой вариант гибели Редлиха?

– Нет. И потому занимаюсь твоим вариантом – беру за исходный пункт самое невероятное. Ты сказал: надо различать в преступлении мотивы и способ. Способ – загадка. Но если Аркадий и вправду убийца, то не меньшая загадка – мотивы. Почему он убил Фреда в момент, когда испытывал к нему благодарность и дружба их вновь стала налаживаться? Фред ежедневно выходил на планету, и то, что совершилось через три месяца после ссоры, могло совершиться в любой день раньше. Если бы убийство произошло до спасения Аркадия, то мотивы преступления были бы естественней.

– Очевидно, имеются причины, почему смерть Редлиха не могла совершиться раньше.

– Именно. Иначе говоря, появляется новая загадка: слишком, так сказать, поздней расправы с Редлихом.

– И получится по Сидорову: одна загадка разъясняется путем создания другой загадки.

– Даже двух других загадок, – хладнокровно заметил Генрих. – Я имею в виду, что убийцей был Аркадий, а это физически невозможно. И что он свел счеты с Фредом в тот миг, когда уже не мог желать ему вреда, ибо был ему обязан собственным спасением.

В дверь постучали. В комнату вошла Анна. Рой, поднявшись, предложил ей сесть. Она села, положив руки на колени. Бледное лицо и неровное дыхание показывали, что она волнуется. В салоне во время общего обсуждения она держалась гораздо спокойней. Она смотрела на одного Роя. Рой учтиво ждал.

– Я не помешала? Вы, вероятно…

Она говорила с таким смущением, что Рой пришел ей на помощь:

– Вы хотите сказать нам что-то важное, друг Анна? Она справилась с голосом, но говорила медленней, чем в салоне:

– Не знаю, важное ли. Для меня, конечно, важно. Я не сказала вам о моем отношении к Фреду… Я не хотела при всех говорить о своих чувствах.

Она опять замолчала, нервно сжав руки. Рой, немного подождав, заговорил сам:

– Мы с братом, кажется, догадываемся. Вы были влюблены в Редлиха?

Она молча кивнула.

– А Аркадий влюблен в вас? И он ревновал вас к Фреду?

– Он жалел меня, – сказала она глухо.

Рой переглянулся с Генрихом. Генрих, не вмешиваясь в разговор брата с Анной, наблюдал за ней. Рой стал задавать Анне вопросы. Он не собирается вторгаться в душу, его служебная обязанность – исследовать действия, а не чувства, но в непостижимом происшествии на Альтоне чувства, вероятно, диктовали действия…

– Я не хочу ничего скрывать, – прервала Анна. – Для того я и пришла сюда. Дело в том, что я – невеста Аркадия. И уже давно, еще до командировки на Альтону.

Теперь она говорила свободней. Был какой-то барьер, препятствовавший признанию, она его преодолела. Она рассказывала, как познакомилась с Аркадием за месяц до отлета на Альтону, как он понравился ей, а она ему, как они колебались, объявить ли о своем решении пожениться и отказаться от интереснейшей командировки, так как на дальние планеты супружеские пары не берут, или воздержаться от близости на три года, до возвращения с Альтоны. Аркадий упрашивал остаться на Земле, решение лететь принадлежало ей. Они дали друг другу слово не переступать на Альтоне порога дружбы. Они держались этого слова. Никто бы не мог упрекнуть их, что они нарушают законы, установленные для дальних экспедиций.

А на второй год на Альтоне появился Фред Редлих, заменивший заболевшего пятого члена экспедиции…

Голос Анны снова стал глухим, она опять нервно сжимала руки. У нее попеременно вспыхивало и бледнело лицо. Фред Редлих был человеком с трудным характером. Репутация блестящего исследователя внеземных цивилизаций, вдумчивого и смелого ученого, к тому же – красивый, сильный… На Земле его избаловали, надо прямо сказать. Легкие победы над женщинами он рассматривал как что-то естественное. И, появившись на Альтоне, он дал понять, что далеко не со всеми экспедиционными запретами будет считаться. Просто дружеские отношения с Анной его не устраивали. Трудно даже назвать ухаживанием его поведение, правильней другое слово – наступление. Она как-то пригрозила, что пожалуется Сидорову. Фред язвительно расхохотался; «Как вы думаете, это меня остановит, Анна?» Она ничего не ответила и вышла. Он догнал ее в коридоре, с силой схватил за руку и прошептал: «Идите к Сидорову, прошу вас. Надо же вам знать, насколько вы для меня важней всех Сидоровых на Альтоне и в мире!» В эту ночь Анна не спала. Она поняла, что события идут к беде.

Рой мягко сказал:

– Значит, он по-серьезному влюбился в вас, Анна, если так повел себя?

Она покачала головой:

– Он не влюбился, он увлекся. Фред был неспособен на серьезные чувства, он мог увлекаться. По-настоящему он был влюблен только в археологию. Каменным богиням, найденным на Зее-2, он отдал больше страсти и времени, чем всем своим возлюбленным, вместе взятым. Открытые им изделия древних цивилизаций навсегда сохранялись в его памяти, он мог часами с восторгом говорить о них. Женщины же в его жизни появлялись и исчезали, он часто не мог правильно назвать имени той, в которую был когда-то влюблен, он смотрел на фотографии своих подруг и путал их имена. Любовь, накатывавшая на него временами, была стремительна, бурна, настойчива, но оскорбительна. Она мучила, ей было трудно противиться – радости в ней не было.

– Все это было до вас, – вдруг сказал Генрих. – Вы не допускаете мысли, что Фред переменился, встретив вас? Что чувство к вам было впервые в его жизни серьезным?

Анна повернулась к Генриху, долго всматривалась в него, словно не понимая вопроса. Она колебалась, это было явно. Генрих знал ответ на свой вопрос и не сомневался, что она его тоже знает. Он хотел определить, какова мера искренности в ее ответах, исчерпывающа ли ее честность перед собой. И когда она заговорила, Генрих, удовлетворенный, взглядом показал Рою, что больше вмешиваться в беседу брата с Анной не будет. Она сказала то, чего он ждал.

– Посмотрите на меня, – попросила она с горечью. – Разве я похожа на тех красавиц, которым он дурил голову? В сравнении с ними я дурнушка. У него был альбом – друзья, сотрудники по прежним экспедициям, возлюбленные… Он с охотой показывал его нам, я могла определить свое место в их ряду. Да и не в одной внешности дело. Духовно я тоже проигрывала… Он вращался среди блестящих людей, мужчин и женщин. Я сразу поняла, что лет через пять, показав на мою фотографию, если она займет место в его альбоме, он скажет: «А вот эта – Таня… Нет, кажется, Мэри… Мы с ней провели отличные два года на Альтоне. Просто не могу понять, почему я так скоро охладел к ней!»

Она перевела дух, усмиряя поднявшееся волнение.

– Возвращаюсь к тому вечеру… Ну, когда Фред сказал, что он подождет… Аркадий вбежал в салон. Я рыдала, положив голову на стол, он стал на колени, успокаивал меня. Я была вне себя, не могла совладать с собой. И я наговорила лишнего. Я призналась Аркадию, что люблю Фреда, и что любовь Фреда ко мне ужасает и оскорбляет меня, и что у меня нет сил защищаться, и что, если он не оставит своих настояний, я не смогу устоять. «Недолго ждать ему, недолго!» – прокричала я со слезами. До сих пор не могу простить себе, что впала в истерику… В моей жизни не было человека, столь же великодушного и нежного, как Аркадий. Он мог бы мне простить все проступки, и словом не упрекнуть, он такой, но разве это оправдывает, что я его так мучила? И я все говорила, все говорила, пока вдруг не взглянула на него и не испугалась того, что делаю. У него было ужасное лицо… нет, не ужасное, это не то слово, а какое-то отчаянно-отрешенное. Мне вдруг стало так страшно, что я стала оправдываться, стала умолять Аркадия о прощении. Он погладил мои волосы и сказал очень тихо: «Анна, уедем с Альтоны! Подадим рапорт и уедем. Иначе нас ждет большое горе!» Я ответила: «Подождем, Аркадий. Если ничего не изменится, подадим рапорт». Мы еще поговорили немного, и Аркадий ушел в генераторную, а я – в свою комнату.

– Рапорта вы не подавали? – уточнил Рой.

– Не было нужды. С того вечера и до своей смерти Фред вел себя безукоризненно. Мне кажется, начинались дружеские отношения. Налетевшая на него страсть ко мне оказалась недолговечной.

«Во всяком случае, меньшей, чем твоя страсть к нему», – подумал Генрих, услышав, как дрогнул ее голос от внутренней боли.

Анна встала.

– Не знаю, поможет ли вам мое признание, но я облегчила свою душу. Прошу вас, не рассказывайте Аркадию о моем приходе. Я искренне его люблю, поверьте. Ему было бы очень больно, если бы он узнал, что я призналась вам в своем отношении к Фреду. Но я не хочу огорчать его.

– Аркадий не узнает о нашем разговоре, – заверил Рой, провожая Анну до дверей.

Когда дверь закрылась, Генрих возбужденно воскликнул:

– Рой, немедленно пригласи Аркадия. С ним нужно говорить!

– Нужно ли? – с сомнением переспросил Рой. – Мы дали Анне слово…

Генрих нетерпеливо махнул рукой.

– Все твои обещания будут выполнены! На этот раз я сам буду разговаривать с ним. И речь пойдет только о нем и его поступках, а не о чувствах Анны.

Рой вызвал Аркадия. Энергетик экспедиции явился через минуту.

– Простите, что мы снова отрываем вас от дела, – начал Генрих. – Нужно выяснить одно важное обстоятельство. Можете ли вы самым точным образом вспомнить, что вы делали, когда возвратились в генераторную после ссоры с Фредом?