Текст книги "Молдавские сказки"

Автор книги: Ион Крянгэ

Соавторы: Михай Эминеску,Трифан Балтэ,Митрофан Опря,Данила Перепеляк
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 25 страниц)

Этим хотел безбородый свой нрав крутой показать и вселить в Белого Арапа еще больше страха.

Когда ударил безбородый Белого Арапа, царские дочери были тут же. Пожалели они слугу и сказали безбородому с упреком:

– Нехорошо ты, милый брат, поступаешь. Ежели поставил нас господь над другими, то жалеть мы должны их; ведь и они, бедняжки, тоже люди!

– Ну, дорогие сестрицы, – с обычным своим коварством отвечал безбородый, – еще вам неведомо, что на свете творится. Если диких зверей не держать в узде, давно бы они человека растерзали. А надо вам знать, что большая часть людей – тоже звери, которых укрощать надобно, если хочешь чего-то от них добиться.

Что тут сказать? Только руками развести! Когда обрастет мамалыга кожей, упаси от нее боже! Как говорится:

 
Дай мне, господи, чего не имел,
Чтоб я сам подивился, до чего обнаглел.
 

Царевны повели речь о другом, но ни слова безбородого, ни родственное чувство не загладили в их сердце жестокого его обращения, ибо добро сторонится зла. Как говорится:

 
Лоза винограда – людям отрада,
А плоды бузины никому не нужны.
 

И стали они с той поры меж собой толковать, что, мол, ни в кого не удался он в ихнем роду, ни лицом, ни нравом; что Белый Арап, слуга его, много приятнее на вид и гораздо душевнее. Видно, сердце подсказывало, что не брат им безбородый, и не терпели они его. До того он им стал немил, что будь их воля, отступились бы от него, как от нечистого. Но нечего было делать, не хотели они царя огорчать.

Однажды, когда пировал безбородый за одним столом с дядей, сестрицами и гостями, поднесли им под конец салат необычайный. Тогда спросил безбородого царь.

– Доводилось ли тебе, племянничек, такой салат пробовать?

– Нет, государь, – отвечал безбородый. – Я как раз собирался спросить, откуда он у вас – уж больно хорош! Кажется, целый воз бы съел – не наелся б.

– Верю, племянничек, верю, но знаешь ли ты, с каким он трудом достается! Ведь только в Медвежьем саду, – слыхал, может? – тот салат растет, и редко кому удается раздобыть его и живым остаться. Из всех моих подданных один лесник только отваживается на такое дело. Да и ему кто знает сколько приходится изворачиваться, чтобы в кои-то веки достать мне самую малость – полакомиться.

Безбородый, решивший любой ценой погубить Белого Арапа, сказал царю:

– Государь мой, дядя, подивлюсь я, если не добудет мой слуга такого салата хоть из голого камня!

– Что ты, что ты, племянничек, – изумился царь. – Где же ему, незнакомому с нашими местами, этакую службу сослужить? Разве что жизнь его тебе в тягость?

– А вы за него, дядюшка, не тревожьтесь! Бьюсь об заклад, что достанет он мне точно такой же салат, и немало притом. Знаю, на что он способен.

Зовет безбородый Белого Арапа и говорит ему:

– Ступай скорее, в лепешку разбейся, а достань мне такого салата из Медвежьего сада. Иди, иди, время не терпит. Но смотри, если приказа не выполнишь, то и в мышиной норке от меня не скроешься.

Опечалился Белый Арап, пошёл на конюшню, стал коня своего по гриве гладить, приговаривать:

– Эх, конёк мой, знал бы ты, в какую беду я попал! Золотые слова отца моего, правильно он меня учил. Не послушался я его, и вот до чего дошёл, стал слугой проходимца и волей-неволей должен повиноваться, ибо голова моя в опасности.

– Господин мой, – отвечал ему конь, – отныне хоть головой о камень, хоть камнем по голове – один конец. Будь же мужчиной, не падай духом. Садись на меня – и в путь! Знаю я, куда тебя вынести; велик господь, вызволит нас из беды!

Белый Арап, приободрившись немного, сел на коня, доверился воле его – куда захочет, пусть вынесет.

Поплёлся конь шагом, пока не удалились они настолько, чтобы никто их не видел. Лишь тогда решился он силу свою показать и молвил:

– Господин мой, хорошенько держись за гриву, ибо

 
Полечу быстрее ветра,
Облетим с тобой полсвета.
 

Велик господь и хитёр бес! Ничего, найдем и на безбородого управу. Не поздно ещё.

Вознесся конь с Белым Арапом до облаков и помчался поперек земли:

 
Над лесными чащами,
Над хребтами горными,
Над морскими волнами.
 

А потом опустился плавно на прекрасный остров, что посреди моря, и встал у одинокой избушки, обросшей кудрявым мхом, в ладонь толщиной, зеленым, как лягушка, мягким, как шелк.

Слез Белый Арап с коня и к великому своему изумлению увидел на пороге старуху нищую, которой он перед отъездом милостыню подал.

– Ну, Белый Арап, верно ведь, – сбылись мои слова? Что гора с горой сходятся, а человек с человеком и подавно? Узнай же, что я святая Пятница и что известно мне, какая беда тебя сюда привела. Во что бы то ни стало хочет тебя безбородый погубить, потому и послал за салатом в Медвежий сад. Только выйдет ему это когда-нибудь боком. Оставайся здесь эту ночь, а я обдумаю, как быть.

Обрадовался Белый Арап, поблагодарил святую Пятницу за радушие и заботу.

– Не я, а твое милосердие и доброта помогают тебе, Белый Арап, – сказала святая Пятница и вышла, велев ему отдохнуть и успокоиться.

А сама пустилась, босая, по росе, в лесную чащобу. Нарвала сонной травы полон подол, отварила дома с ведром молока и ведром меда и поспешила в Медвежий сад. Там вылила она отвар в колодец, до самого верха полный воды. И видит Святая Пятница – со страшным ревом бежит без оглядки к колодцу медведь. Добежал, воду жадно хлебает, губы облизывает – вкусная вода, сладкая. Перестанет пить – снова рычит, опять хлебнет и опять зарычит, пока, наконец, не оставили его силы, и упал он, и заснул таким мертвым сном, что хоть дрова на нем коли!

Увидев это, поспешила святая Пятница к Белому Арапу, разбудила его среди ночи и сказала:

– Скорее надень на себя медвежью шкуру, что досталась тебе от отца, я прямо ступай к развилке, там тебе и будет Медвежий сад. Смело входи туда, рви салата отборного, сколько душе угодно, потому что с Медведем я уже разделалась. А если увидишь, что дело худо, что проснулся Медведь и на тебя бросается, кинь ему шкуру медвежью и беги что есть мочи ко мне.

Так и сделал Белый Арап, как велела святая Пятница. Лишь только забрался в сад – начал салат рвать, да с отбором, и такую охапку нарвал, что едва-едва взвалил ее на спину. Только собрался идти, а Медведь проснулся – и за ним! Белый Арап, видя, что плохо приходится, швырнул ему медвежью шкуру – а сам, с ношей на спине, наутек, прямо к святой Пятнице.

Поблагодарил Белый Арап святую Пятницу за всё добро, ему сделанное, поцеловал у ней руку, забрал салат, сел на коня -

 
И отправился в дорогу,
Мы ж положимся на бога,
Потому что путь у сказки
Не короткий до развязки…
 

Ехал он сколько ехал и вот, наконец, прибыл в то царство и отдал салат безбородому.

Царь и его дочери очень удивились, а безбородый, задрав нос, спрашивает:

– Ну, что теперь скажете, дядюшка?

– Что и сказать, племянничек? Имей я такого слугу, вперед себя бы его пропускал.

– Потому и дал его мне отец в дорогу, – сказал безбородый. – Только из-за его смышлености. Разве иначе взял бы я его с собой, чтоб он у меня в ногах путался.

Несколько дней спустя показал царь безбородому дорогие каменья в сказал:

– Случалось ли тебе, племянничек, когда-нибудь такие большие и красивые самоцветы видеть?

– Видал я, дядя, всякие каменья, а таких, по правде сказать, не видел. И где только чудо такое водится?

– А где же и быть ему, племянничек, как не в Оленьей роще? Сам Олень-то усыпан каменьями драгоценными, что намного крупнее и краше этих. А во лбу у него самоцвет – будто солнце горит. Но никто подойти к Оленю не может, ибо заколдован он, никакое ружье его не берет, а уж он-то кого приметит, живым не отпустит. Стоит ему только глянуть на человека, на зверя ли, как тот сразу же мертвым на месте падает. И множество людей и хищных зверей всяких бездыханно лежат в Оленьей роще по этой только причине; видать, и впрямь заколдован он, холощен до отлучения или бес его знает что, раз уж такой опасный. А все-таки знай, племянничек, что находятся люди сатаны сатанее: не смиряются, хоть ты их убей. Сколько от него натерпелись, а всё их к той роще тянет; присматриваются, нельзя ли Оленем завладеть. И у кого храбрости много, а счастья и того больше, находит в роще камень-другой из тех, что Олень роняет, когда отряхается каждые семь лет, и лучшего промысла такому счастливцу и не надо. Несет тогда камешек ко мне, а уж я за него ничего не жалею; еще и радуюсь, что заполучил. Знай, племянничек, что камни эти драгоценные служат украшением моего царства. Ни в одном другом государстве нет таких больших и чудесных каменьев, и слава о них облетела весь мир. Немало царей и королей наезжает ко мне для того лишь, чтоб на них полюбоваться, и никто не может понять, откуда они мне достались.

– Государь мой, дядя, – сказал тогда безбородый, – ты уж прости меня, но до чего же люди у вас тут робкие… Бьюсь об заклад на что угодно – доставит мне мой слуга шкуру того Оленя с головой и всеми его драгоценностями.

Тут же зовет он Белого Арапа и говорит ему:

– Ступай в Оленью рощу, делай что хочешь, только достань мне шкуру Оленя и голову со всеми его драгоценностями. И не вздумай хоть камешек с места сдвинуть, а главное большой самоцвет, что во лбу у него, ибо тогда не жилец ты на белом свете. Ступай же, и времени не теряй.

Видит Белый Арап, куда безбородый гнет, но делать-то что? Грустный поплелся он на конюшню, потрепал коня своего по гриве и молвил:

– Конек ты мой милый! Снова хочет меня погубить безбородый. Уж если на этот раз живым останусь, значит так на роду мне написано. Только, право, не знаю, вывезет ли меня теперь мое счастье.

– Не горюй, господин мой, – отвечает конь. – Была бы голова здорова, а забот на нее не оберешься. Может, велено тебе жернов на мельнице ободрать и шкуру его на царство отдать?

– Нет, конек мой милый, еще того пострашнее.

– Только вели, господин мой, – говорит конь, – за мною дело не станет. Не робей. Известны мне козни безбородого. Захоти я только, давно бы его проучил, но пускай еще попрыгает. Ты как думаешь? Ведь и такие еще нужны иногда, чтобы люди уму разуму набирались. Ты себе так представь, будто дедовский грех искупать приходится. Как говорится, отец с матерью крыжовник едят, а у сыновей оскомина. Ну, довольно думать; садись на меня с надеждой на бога, ибо велика его сила, не даст он нам долго страдать. Ничего не поделаешь! Что суждено, то на лбу написано. Однако придет конец и твоим страданиям!

Сел Белый Арап на коня, и шагом пошел конь, пока не удалились они настолько, что никто их приметить не мог. А потом понатужился, отряхнулся по-богатырски и сказал:

– Держись крепко, господин мой, сейчас опять полечу

 
По путям заоблачным,
Над лесными чащами
И хребтами горными,
Сквозь поля туманные
Прямо к морю синему,
Там, где диво дивное,
Где живет волшебница
Фея милосердная
На цветущем острове!
 

Сказал – и помчался с Белым Арапом

 
По путям заоблачным,
Над лесными чащами;
 

и дальше наперерез

 
От небесных туч до солнца,
Мимо месяца златого,
Мимо ярких звезд лучистых;
 

а потом опустился плавно, как ветер

 
На цветущем острове,
Где живет волшебница,
Фея милосердная.
 

А когда ветер утих, очутились они снова у святой Пятницы. Как увидела святая Пятница Белого Арапа у своей двери, вышла ему навстречу, говорит приветливо:

– Что, Белый Арап, верно, снова нужда ко мне привела?

– Правда твоя, бабуся, – отвечает Белый Арап, задумчивый и бледный, краше в гроб кладут. – Хочет меня безбородый во что бы то ни стало погубить. Хоть бы уж смерть поскорее, сразу бы от страданий избавился: чем такая жизнь, во сто крат лучше умереть.

– Что ты, Белый Арап, – сказала святая Пятница, – никогда не думала, что такой ты малодушный, а теперь вижу, что ты трусливее женщины. Да не стой, как мокрая курица. Оставайся у меня эту ночь, и я помогу тебе. Велик господь, не станет он потакать безбородому. Но только ты потерпи, сынок, ибо немало бед у тебя позади, немного уже впереди. До сих пор трудно тебе было, но и впредь будет не легче, пока не избавишься от безбородого, с которым хлебнешь еще горя; но из всех испытаний выйдешь невредимым, и будет тебе удача.

– Может, оно и так, бабуся, – отвечал Белый Арап, – но только слишком уж много напастей на мою голову валится.

– Сколько бог пошлет, Белый Арап, – сказала святая Пятница. – Видать, так уж тебе суждено, и не на кого сетовать, ибо не все так, как человек думает, а как бог хочет. Зато когда станешь всесильным, – будешь в суть вещей вникать и верить угнетенным и несчастным, ибо сам теперь знаешь, почем фунт лиха. А до той поры терпи, Белый Арап, только терпеньем ты его доконаешь…

Что было сказать Белому Арапу? Возблагодарил он господа бога за все – за доброе и дурное, а также святую Пятницу за гостеприимство и помощь.

– Вот теперь разумно говоришь, сынок. Кто бы что ни толковал, а уж когда суждено с бедой повстречаться, догоняй, коли она впереди, а если позади, то дожидайся. Да что говорить? Таков мир, и как ты ни крути, таким он и останется. Плечом не повернешь его, хоть разорвись. Но подумаем лучше, как нам быть с Оленем; поди, безбородый ждет тебя, не дождется. А разве он не господин? Ты его слушать обязан. Как говорится: там коня привязывай, где хозяин велит.

И вот достает невесть откуда святая Пятница маску и меч Стату-Палма-Барба-Кота[15]15
  Стату-Палма-Барба-Кот – легендарный персонаж молдавских народных сказок, о внешности которого говорит само его имя (Рост в Ладонь, Борода с Локоть).


[Закрыть] вручает Белому Арапу и говорит:

– Бери, Белый Арап, очень тебе это пригодится там, куда мы пойдем. А теперь – за мной. С божьей помощью справимся и с этим делом.

Когда запели петухи, отправились святая Пятница и Белый Арап в Оленью рощу, выкопали яму в рост человека у источника, к которому всегда в полдень приходил Олень воду, пить; напившись, ложился тут же и спал непробудно до заката солнца. Потом вставал, уходил восвояси и не показывался больше у источника до следующего полудня.

– Вот и готова яма, – сказала святая Пятница. – Ты, Белый Арап, оставайся в ней весь день. Вот что тебе делать надо. Надень маску и не выпускай меча из рук. В полдень придет Олень к источнику воду пить. Когда ляжет он и заснет по своему обыкновению, с открытыми глазами, ты из ямы тихонько вылезешь и так изловчишься, чтобы одним взмахом меча голову ему снять. Потом обратно бросайся в яму и не выходи оттуда, пока не зайдет солнце. Будет тебя Оленья голова по имени звать, будет просить, чтобы показался ты, но не вздумай этого делать: как уставится она на тебя смертоносным взглядом – прощайся с жизнью. Когда же закатится солнце, знай, что умер Олень. Смело тогда выходи, шкуру с него сдери, голову бери целиком, как есть, и приходи ко мне.

Святая Пятница вернулась домой, а Белый Арап засел в своей яме. К самому полудню слышит Белый Арап приглушенный рев – Олень приближается. Подошел Олень к источнику, жадно потянул студеную воду; опять взревел и снова воду пьет, и снова ревет, и снова пьет, пока мочи не стало. Принялся он тогда, словно бык, через голову землю бросать, а потом, трижды землю копытом взрыв, тут же на лужайке растянулся; пожевал жвачку, пожевал, да так захрапел, что только держись.

Услыхал Белый Арап, вышел тихонько из ямы и как рубанет мечом по оленьей шее – далеко откатилась голова от туловища. А сам, себя не помня, бросился обратно в яму, как научила его святая Пятница. Брызнула оленья кровь, забулькала, растеклась во все стороны, хлынула в яму, где Белый Арап стоял, едва не захлестнула его; забилась голова Оленья в предсмертных судорогах, жалобно застонала:

– Белый Арап, Белый Арап! Много я о тебе наслышан, а самого не видал. Выйди, Белый Арап, покажись хоть раз, только бы увидеть тебя, узнать, что достоин ты тех сокровищ, что тебе оставляю. Увижу тебя – с радостью умру.

Но Белый Арап словно воды в рот набрал, сидит себе в яме, еле ногами шевелит в запекшейся крови, что яму почти до краев заполнила.

Кричала голова, кричала, а Белый Арап знай молчит, не показывается. Вот, наконец, наступила тишина. А когда закатилось солнце, вышел Белый Арап из ямы, шкуру с Оленя осторожно снял, чтобы камушка с места не сдвинуть, голову взял целиком, как была, и отправился к святой Пятнице.

– Ну, Белый Арап, – сказала святая Пятница, – выходит, что и с этим делом мы тоже управились.

– Да, – отвечал Белый Арап, – с помощью божьей и твоей удалось нам, бабуся, послужить безбородому, сроду бы мне его не знать, видеть бы мне его как свои уши, да и того не надо, потому что в глазах у меня и так темно.

– Бог с ним, Белый Арап, не горюй, найдётся и на него управа, ибо какова заслуга, такова и награда, – сказала святая Пятница. – Ступай, отнеси ему все, рано или поздно выйдет оно ему боком.

Поблагодарил Белый Арап святую Пятницу, поцеловал у нее руку, вскочил на коня -

 
И отправился в дорогу,
Мы ж положимся на бога,
Потому что путь у сказки
Не короткий до развязки…
 

И где только он ни проезжал, со всех сторон народ сбегался, ибо камень большой во лбу Оленя так сверкал, что, казалось, Белый Арап солнце с неба достал и в дорогу с собою взял…

Короли и цари выходили Белому Арапу навстречу, наперебой умоляли отдать им сокровища, предлагая взамен: кто – денег без счета, кто – дочь свою и полцарства, а кто – дочь и все свое царство, но Белый Арап бежал от них, как от огня, продолжая путь к своему господину.

Однажды вечером, когда сидел безбородый вместе с дядей и сестрицами в высокой башне, увидели они вдалеке сверкающий сноп лучей – чем больше он приближался, тем сиял ярче и ослепительнее. И внезапно все живое пришло в движение, толпы за толпами сбегались, недоумевая, что за диво приключилось. А это Белый Арап шагом ехал на своем коне со шкурой и головой Оленя. А когда приехал, все безбородому и отдал.

При виде таких сокровищ все словно окаменели, не зная, что и сказать. И было чему подивиться!

Но безбородый не растерялся. С обычным своим коварством обратился он к царю:

– Ну, дядя, что теперь скажешь? Сбылись мои слова или нет?

– Что сказать, племянничек? – развел руками царь. – Скажу, что будь у меня столь добрый и верный слуга, усадил бы я его за стол рядом с собою, ибо дорогого он стоит.

– Не дождется, – злобно сказал безбородый. – Этого не сделаю хоть бы он выше себя подскочил. Кто он – брат моей мамы, что ли, чтоб ему почести воздавать? Я так думаю, дядя, что слуга есть слуга, а хозяин – хозяин, и все тут. Потому и приставил его ко мне отец, что смышленый он, а иначе на кой он мне дался? Эге-ге, не знаете вы, что за чертово семя этот Белый Арап. Пока уломал я его, душу он из меня вымотал. Только меня и боится. Как говорят: страх огороды бережет. Другой господин на моем месте каши не сварил бы с Белым Арапом во веки веков. Зря ты всем потакаешь, дядя. Ты, я вижу, слишком к людям доверчив. Потому и не дают тебе олени драгоценных каменьев и медведи – салата. Зато мне никто на борщ дуть не станет. Увижу, что кошка балуется, так хвост прищемлю, что траву будет грызть и не пикнет. Ежели, дядя, с божьей помощью меня поскорее на свое место посадишь, увидишь тогда, как переменится царство: не будет застоя в делах, как теперь. Знаешь ведь, как говорится: человек место красит… Может, и был ты в молодости резв, да на старости изъездился. Немудрено, что и в делах порядка нет…

Под конец замолол у безбородого язык, словно жернов, так что голова у царя кругом пошла; позабыл он и Белого Арапа, и Оленя, и все на свете.

А царевны смотрели на братца, как собака на кошку, и был он им люб, как соль в глазу. Чуяло их сердце, что человек он без чести и совести. Но как было наперекор отцу идти? Что ж, гуляй безбородый… Как говорится: нашел село без собак и гуляет без палки. Иначе не скажешь.

Несколько дней спустя устроил царь в честь племянника большой пир, на который созвал самых знатных гостей: царей, королей, воевод, правителей городов и других именитых людей.

Незадолго до пира стали царевны безбородого упрашивать, чтобы позволил он Белому Арапу за столом служить. Не посмел безбородый отказать им, позвал Белого Арапа и в присутствии царевен дал согласие, но с уговором: пусть все время за спиной своего господина стоит, а на других чтоб и глаза поднять не смел; а не то он ему на месте голову снесет.

– Слышал, слуга недостойный, что я сказал? – закричал безбородый, показывая клинок, на котором Белый Арап поклялся ему когда-то в верности и послушании.

– Да, господин, – со смирением отвечал Белый Арап. – Как твоей милости будет угодно.

А царевны и на этом сказали безбородому спасибо.

В самый разгар пира, когда гости, отведав доброго вина, порядком уже захмелели, постучалась вдруг вещая птица в окно; постучалась и говорит женским голосом:

– Кушаете вы, пьете и веселитесь, а о дочери Рыжего царя и думать не думаете!

И тут же вылетел хмель из всех голов, пропало у гостей веселье, и каждый понес, что только на ум пришло: одни говорили, будто Рыжий царь, у которого лютое сердце, льет кровь человеческую, как воду; другие – что дочь его ведьма и что это по ее вине столько людей погибает, третьи поддакивали, уверяя, что она-то и прилетела в облике птицы и стучится теперь в окно, чтобы и тут людям покоя не давать. Еще другие говорили, что как бы то ни было, а уж птица-то не к добру и что, видать, кем-то она подослана выследить, что в домах у людей делается. Кто потрусливее, тот себе за пазуху плевал, заклиная птицу обернуться на голову того, кто ее подослал. Словом, одни твердили одно, другие другое, и немало было сказано про дочь Рыжего царя, но никто толком не знал, где правда и где ложь.

Безбородый, внимательно выслушав всех, покачал головой и сказал:

– Упаси, боже, от людей, которые даже тени своей боятся, Видать, вы честные гости, утят пасете, если не знаете, чьих это рук дело.

И внезапно, устремив взгляд на Белого Арапа, безбородый подметил – или только показалось так – на лице его улыбку.

– Ах ты, слуга коварный и лживый! Значит, известно тебе обо всем, а от меня утаил! Иди же немедля, что хочешь делай, разорвись, а доставь мне сюда дочь Рыжего царя! Ступай и не вздумай ослушаться, а не то в порошок сотру!

Повесил голову Белый Арап, пошел на конюшню, потрепал по гриве коня, поцеловал и сказал так:

– Дорогой друг, снова ввергнул меня в беду безбородый. Новое теперь выдумал: вынь да положь ему дочь Рыжего царя. Совсем как говорится:

 
Прошу покорно за стол,
Коль со своим угощеньем пришел…
 

Видать, конец мне приходит. Кто знает, что еще со мной приключится. С безбородым худо-плохо, но как-то тянул лямку. А от Рыжего, ей-богу, не знаю, унесу ли голову. И бес его ведает, где этот Рыжий царь находится с дочкой своей, что к тому же и лютая ведьма, каких больше нет! Будто черт наколдовал – не успеешь из одной беды выкарабкаться, попадаешь в другую. Видать, родила меня матушка в недобрый час, или как уж сказать, чтобы перед господом богом не согрешить. Знаю я хорошо, что мне сделать надо, чтобы раз навсегда от всего избавиться… Но привык я влачить жалкую жизнь мою. Как говорится: не дай человеку, боже, сколько он вытерпеть может.

– Господин мой, – сказал конь, нетерпеливо заржав. – Полно тебе сетовать. Настанет после непогоды и вёдро. Если бы вздумал каждый по всякому случаю себя жизни решать, на всех бы дорогах только трупы валялись. Имей же терпенье! Почем знать, может и обернется к тебе счастье лицом. Человек, пока сил хватает, с волнами жизни бороться должен, ибо знаешь ведь поговорку: не приносит год, что приносит час. Кому жить суждено и удача назначена, тот сквозь огонь и воду пройдет, невредимым останется. Как в песне поется:

 
Был бы я счастливым сроду,
А уж там – в огонь и воду.
 

Положись на меня, хозяин, знаю я, как тебя к Рыжему царю доставить. Уж носила меня нелегкая в те края, вместе с отцом твоим, когда молод он был. Садись же на меня и хорошенько держись, ибо теперь сразу покажу я чудесную силу мою, безбородому назло, чтобы сердце у него ядом облилось.

Вскочил на коня Белый Арап, громко заржал конь и взвился вместе с ним.

 
Над лесными чащами
До высот заоблачных;
 

а после прямиком

 
От небесных туч до солнца.
Мимо месяца златого,
Мимо ярких звезд лучистых.
 

И вот уже начал опускаться плавно, как песнь, и, опустившись,

 
Дальше двинулись в дорогу,
Мы ж положимся на бога,
Потому что путь у сказки
Не короткий до развязки…
 

А покамест посмотрим, что произошло за столом у царя, когда умчался Белый Арап.

«Ах, так! – подумал безбородый, дрожа от злости. – Не знал я, кто ты таков, а то давно бы тебя порешил!.. Но если жив буду и не умру, отплачу тебе, голубчик!.. Достанет тебя мой меч!»

– Смотрите же, дядя, и вы, честные гости, как черта выкармливают, не зная, с кем дело имеют! Уж на что я, кажись, малый не промах, а одурачил меня Белый Арап! Хорошо сказал, кто сказал: где крепость сильнее, там и черт злее воюет.

Царь, дочери его и гости так и обомлели от этих слов. Безбородый продолжал браниться, не в силах сдержать свою ярость, а в это время Белый Арап, тревожась о том, что ожидает его впереди, ехал да ехал по пустынным и трудно проходимым местам.

Только собрался он по мосту через широкую реку переправиться – ан, муравьиная свадьба через мост спешит. Что было делать Белому Арапу? Остановил он коня, сам с собою совет держит: пройду по мосту – кучу мурашек растопчу; в воду кинусь – на дно вместе с конем пойду. А всё-таки лучше уж в воду, чем столько неповинных тварей загубить. Сказав «господи, помоги», бросился он в воду с конем, вплавь перебрался на тот берег и невредимым продолжал свой путь. Едет он, едет, как вдруг догоняет его летающий муравей, говорит ему:

– Белый Арап, коли уж ты добрый такой, на мосту над нами сжалился и веселья нашего не омрачил, то и я хочу сослужить тебе службу. Возьми это крылышко, и если понадобится тебе моя помощь, подпали его. Я тогда со всем своим племенем к тебе на выручку поспешу.

Взял Белый Арап крылышко, за пазуху спрятал, муравью спасибо сказал за обещанную помощь и поехал дальше.

Едет он, едет, вдруг слышит жужжание. Смотрит вправо – ничего не видит, влево – и того меньше. После вверх посмотрел – что такое? Над головой пчелиный рой кружится, мечется как ошалелый, не знает, куда опуститься. Сжалился Белый Арап над пчелами, снял с головы шляпу, положил на землю, а сам отошел в сторонку. До чего же обрадовались пчелы!

Вмиг слетелись они и всем роем собрались в шляпе. Белый Арап, очень довольный, кинулся туда-сюда, не успокоился, пока не отыскал гнилую колоду, выскоблил в ней для летка отверстие, как сумел; колышков потом понатыкал, протер изнутри мятой, желтым донником, мелиссой, вьюнком и другими пахучими травами, приятными для пчел, взвалил колоду на плечи, высыпал осторожно пчел из шляпы в колоду, опрокинул улей отверстием вниз, лопуха настлал на него от дождя и солнца и, оставив его посреди поля, меж цветов, поехал дальше.

Едет он, едет, радуясь, что доброе дело сделал, как вдруг прилетает царица пчел и говорит:

– Белый Арап, раз уж ты добрый такой, ради нас потрудился, нам жилье построил, то хочу и я услугу тебе оказать. Возьми это крылышко. Если понадобится тебе моя помощь, подожги его и я тотчас же к тебе на выручку поспешу.

С радостью взял Белый Арап крылышко, спрятал за пазуху, поблагодарил царицу пчел за обещанную помощь и поехал дальше.

Едет он, едет, видит – сидит у лесной опушки великан, греется у костра из двадцати четырех саженей дров и, знай, кричит во всю глотку, что погибает от стужи. Выглядел он страшилищем: лопоухий, губы толстые, отвислые. Когда дул он, то верхняя губа выворачивалась за макушку, а нижняя накрывала брюхо. Все, к чему прикасалось его дыхание, вмиг покрывалось инеем толщиной в ладонь. Невозможно было к нему подойти, ибо дрожал он так сильно, что, казалось, сам черт его тряс. И хоть бы дрожал он один, а то ведь вся природа, все твари окрест тряслись ему в лад: ветер стонал, как безумный, охали деревья в лесу, вопили камни, выл хворост, и даже дрова на костре трещали вовсю от мороза. В дуплах деревьев прижимались друг к дружке белки, дули себе в когти, рыдали в кулак, проклиная час своего рождения. Словом, мороз на весь мир – и все тут. Постоял Белый Арап чуток, поглядел – уже на губах у него сосульки выступили. И не в силах удержаться от смеха, изумленно сказал:

– Чего только не увидит человек, пока живет! Ну-ка, адово семя, сознавайся, не Жерила[16]16
  Жерила – герой молдавских народных сказок, терпящий ужасные муки от мороза (жер по-молд. – мороз).


[Закрыть] ли ты? Молчишь? Видать, так оно и есть, коли сам огонь вблизи тебя замерзает, до того ты тепленький!

– Смейся, Белый Арап, смейся, – отвечал Жерила, весь дрожа. – Но только там, куда едешь, все равно без меня не обойдешься.

– Так ступай со мной, – сказал Белый Арап. – Еще и согреешься в пути, вредно тебе на одном месте стоять.

Увязался Жерила за Белым Арапом. Вместе кусок пути отмахали, видит Белый Арап новое диво, еще большее: пожирает великанище борозды за двадцатью четырьмя плугами и вовсю кричит, что с голоду подыхает.

– И смех, и грех, – говорит Белый Арап. – Чего только не бывает на свете! Наверное, это Флэмынзила[17]17
  Флэмынзила – герой молдавских народных сказок, ненасытный обжора (флэмынд по-молд. – голодный).


[Закрыть], обжора, бездонный мешок, ненасытная утроба, которую вся земля прокормить не в силах.

– Смейся, Белый Арап, смейся, – говорит Флэмынзила. – Только там, куда идешь, без меня дела не сделаешь.

– Если так, ступай и ты с нами, – сказал Белый Арап, – не на спине же тебя таскать.

Увязался Флэмынзила за Белым Арапом, втроем дальше отправились. Прошли немного – видит Белый Арап новое диво, еще большее: стоит чудище воду выхлебал из двадцати четырех прудов и одной речки, на которых полтыщи мельниц вертелись, и во все горло кричит, что сохнет от жажды.

– Вот чертова образина, – говорит Белый Арап. – Лютое брюхо, бездонная бочка, которых не могут напоить все источники земли! Экое болото, верно, в желудке у него! Видать, это и есть знаменитый Сетила[18]18
  Сетила – герой молдавских сказок, мучимый неутолимой жаждой (сете по-молд. – жажда).


[Закрыть], пожиратель вод, сын засухи, под зодиаком Водолея рожденный, знаком жажды безмерной отмеченный.

– Смейся, Белый Арап, смейся, – сказал Сетила, пуская воду из ноздрей и ушей, как из мельничного желоба. – Но только без меня все равно зря едешь!

– Так ступай же и ты с нами, – отвечает Белый Арап. – Перестанешь в воде плесневеть, от лягушечьей пакости избавишься, мельницам дашь вертеться, хватит дурака валять! Господи, боже мой, от этакой сырости лягушки в животе разведутся!

Увязался Сетила за Белым Арапом, дальше отправились вчетвером. Еще кусок пути отмахали, видит Белый Арап новое чудо, еще чудесней: стоит уродина, с одним только глазом во лбу, а глаз – с решето. Откроет уродина глаз – ничего не видит, тычется сослепу, а закроет – все видит, хоть днем, хоть ночью землю до самых недр проглядывает.

– Все на свете, – заорал он как полоумный, – вижу я продырявленным, что твое решето, и прозрачным, как вода; над головой тьму-тьмущую вижу видимого и невидимого; видно мне, как трава из земли растет; как солнце за гору катится; как месяц и звезды в море тонут. Вижу деревья вершинами вниз, скотину – ногами вверх и людей – с головой меж плеч; и еще вижу, чего видеть никому не желаю – рты вижу, на меня разинутые, и невдомек мне, чему вы дивитесь – своей красоте, что ли?